Брела я домой на слабых ногах. А там, как всегда. Мама вцепилась в меня у порога - «В глаза мне смотри!». Я посмотрела презрительно – как же достали меня эти проверки. «Почему такие зрачки здоровенные?!». «Откуда я знаю, мама». «Сука. Вены покажи. Что, блять, на тебе надето?! Засучи рукава я сказала!!!». Ебаный пиджак. «Вот, на, смотри! Довольна?», - начала повышать я тон. И когда уже думала, что на этом все, из комнаты выбежал отчим с оглушительным ором. «Ну и слоняра здоровенная. Он же даже бежит как слон на пятках, и как пол под ним не проваливается, блять», - мрачно подумала я, а он схватил меня за плечо пиджака и начал трепать в разные стороны, как куклу или обоссаного щенка. «Сколько ты еще будешь терпеть это, Света?!! Ты посмотри на эту суку, во что она одета!!! Она же как шалава дорожная! Ты посмотри, она еще и бухая опять приперлась!!! Каждый день бухает! А рожа?!», - он схватил меня за лицо своей ручищей, с силой сжав щеки, - «Размалеванная вся, как шлюха!», - отчим смачно отшвырнул меня в стену, аж дыхание перехватило. «Иди ты нахуй», - тихо прошептала я. «ЧТО, БЛЯТЬ, ТЫ СКАЗАЛА?!», - завопил он с удвоенной силой. «А чей-то ты всё шлюха да шалава? У тебя желания к ней какие-то больные, я не поняла?! А?! Че примолк?!», - заорала на отчима мама. «Ты ебанутая что ли?! Да у кого встанет на это чмо, в черном вся, как смерть нахуй!». Я мысленно усмехнулась…надо же так откровенно лгать.
Пока они сцепились у меня было время съебаться в комнату, хотя я знала, что мама вернется, чтобы обвинить меня во всем. И да, минут через 20 она внеслась ко мне, как фурия, отогнув запирающий дверь гвоздик одним ударом руки. Я вздохнула. «Я для чего тебя от бабки забирала?! Чтобы ты жизнь мне сломала?! А ты не охуела?! Ты смотри, я все вспять могу перевернуть, взмолишься, прощения просить приползешь! Тварь! Или мало я тебе денег даю?!», - чеканила она фразу за фразой, сопровождая каждую смачным ударом ладони в мое предплечье. Левое плечо мое было отбитым всегда. Когда она, наконец, ушла, я встала прилаживать гвоздик на место, взяла со стола какую-то тряпку из маминого шитья и, свернувшись калачиком и накрывшись, заснула на неразложенном диване.
Утром я вспомнила о телефоне, который, как выяснилось, мирно лежал на столе все то время, пока я выбирала крышу повыше. В школу я плелась, как на каторгу, не смыв вчерашний макияж и мусоля во рту сигарету. «О, новый прикид!», - догнала меня на ходу радостная и цветущая одноклассница. «Нравится?» - злобно ответила я, не поворачивая головы. «Ну...да!», - трусливо улыбалась Наташа. «Подарить тебе, может?», - начала снимать я пиджачок, не выплевывая сигареты. «Да неее, не мой стиль, не надо, спасибо!», - смутилась она. «Ну и беги тогда дальше», - протянула я руку, указывая ей путь. Она обогнала меня и чинно поскакала по тропинке к школе, мотая блондинистым хвостиком.
Продержавшись в школе четыре урока, я решила, что с меня хватит и вышла из пожарного входа покурить вместе с парой пацанов. «Ну че, сиськи то покажешь?», - уссывались они. «Конечно, на вписке покажу, какой вопрос», - заигрывала и улыбалась я. «Че, в натуре?», - ржали они. «В натуре», - улыбалась я. Мимо проходила восьмиклассница – дежурная по школе. «Вы совсем офигели у входа курить? Я все директору расскажу», - развозмущалась она. «Давааааай, милая, иди сюдаааа», - завыли пацаны как стадо гиен и сделали шаг в ее сторону, чтобы напугать. Она быстро забежала внутрь. Мы громко смеялись. Через минуту в дверях показался завуч, за спиной которой пряталась восьмиклашка. «А-НУ БЫСТРО К ДИРЕКТОРУ! Я СКАЗАЛА БРОСАЕМ СИГАРЕТЫ И ИДЕМ К ДИРЕКТОРУ!», - заорала завуч и распахнула перед нами дверь, куда мы и пошли дружным строем. «Смотри-ка, не напиздела», - улыбнулся Санек, проходя мимо дежурной. Директриса рассадила нас за столом и устроила очередную драму. «Ну ладно они-то, учеными не станут! Но ты, Аконит, ты-то куда с ними лезешь?! Ты же золото с олимпиады привезла!», - размахивала она руками, тыча то в пацанов, то в меня. Я с грустью вспомнила, как писала сочинение с дикого бодуна, умудрившись занять первое место по своему городишке, а потом серебро по Москве, куда меня притащили силой. «Всё, с меня хватит, я звоню твоим родителям!», - подытожила она. «Звоните», - спокойно ответила я. «Ты мне не хами давай!». «Я не хамлю», - пожала я плечами. Мне действительно было абсолютно насрать на ее звонки. Она раздосадовано отвернулась к окну и через мгновенье подскочила к столу, схватив стопку листов. «Вот, на, пиши объяснение! И вы тоже пишите!», - раздала она листочки. «А что писать то?», - удивилась я. «Почему ты куришь!». «Потому что хочу», - развела я руками. «НЕ ВЫВОДИ МЕНЯ ИЗ СЕБЯ! ПИШИ, Я СКАЗАЛА! Число, фамилия, класс, вышла на улицу курить! ПИШИ!», - тыкала директриса пальцем в мой лист. Я быстро накидала объяснение, сославшись в нем на никотиновый голод. Придя на химию, мы застали подружку директора – химичку - курящей в окно лаборатории. Она вечно там то курила, то ебалась с физруком. Сашок постоянно с ней флиртовал, потому что она натягивала брюки вверх так сильно, что мы все лицезрели две ее больших половых губы, обтянутые тонкой тканью. И она отвечала ему взаимностью.
И стоило мне мученически положить голову на парту, как завибрировал телефон. «Я выйду, это срочно», - поставила я химичку перед фактом и побежала к двери. «Конечно, на перемене то поговорить времени не было! На перемене мы курили!», - крикнула она мне вслед. «Да, на перемене вы курили», - ответила я и выскочила в коридор. «Это кто?», - спросила я шепотом в трубку. «Это я», - серьезно сказал Элик, - «где ты щас?». «В школе». «Уходи оттуда, и приезжай ***, второй подъезд», - он бросил трубку. Весь урок я просидела как на иголках, не понимания чего ожидать. Будь я нормальным человеком, конечно, никуда бы не поехала, но я уже как-то попривыкла к героиновым нарикам и общие условия жизни оставляли желать лучшего, поэтому глобального страха я была лишена, да и в целом рассуждала фатально. Поэтому вместе со звонком я уже спешно семенила к заднему выходу из школы и поторопилась на остановку, нервно прикуривая на ветру.
«Ох и нихуя себе…», - открыла я рот, стоя у второго подъезда прекрасного высоченного дома, - «сколько тут этажей? 18..20?». Привыкшая к загаженным цыганским пятиэтажкам и посерелым, как моя душонка, девятиэтажкам на фоне дождливого неба, я была очарована, в первую очередь, тем, что дом стоял на границе большого поля, расчерченного асфальтированными прогулочными дорожками. Никаких тебе окон соседних домов, вонючих контейнеров, голубиных стай, орущих детей и прочей привычной тесноты. Только дом, а перед ним чисто поле. Да, это был новый район и, возможно, потом бы его застроили битком, но сейчас это выглядело просто прекрасно.
«Быстрее!», - Элик торопливо шел ко мне из подъезда, постукивая казаками и вытаращив глаза, - «тебе 20 лет». «Ладно…», - смущенно ответила я. Подъезд пах краской и бетонной пылью. В квартире на 12 этаже стояла женщина лет 45 в бордовом плаще. «Так…», - строго начала она, лишь мелком глянув на меня. «Следующая оплата 15-го, собак нельзя, только кошек. Плита бьется током иногда, аккуратно. Курить – кухня, балкон, в комнате потолки побелены. Будут жалобы от соседей – выселю, оплату не верну. Девушка, диктуйте телефон. Паспорт можно посмотреть?». «Эмм…», - замялась я. «Это невеста моя», - так уверенно сказал Элик, что я округлила глаза. «Так, ладно, тогда всё. Еще созвонимся», - женщина убежала с деловым видом, и Элик закрыл за ней дверь. «Ну вот и всё», - выпалил он, похлопав меня по плечу и сунув в руку ключи, - «мне пора, вечером зайду может». Он уже было ломанулся к двери. «Стой, стой!!!», - побежала к нему я, - «у меня нет столько денег, чтобы оплачивать это». «А я что-то говорил про деньги?». «Но…я не смогу вернуть тебе их. У меня столько нет». «Я знаю», - пожал он плечами и захлопнул дверь, оставив меня в полной растерянности.
Я уселась на обувницу расшнуровывать ботинки. На стене висела лопатка для обуви. Просто висела себе на крючке аккуратненько – не валялась в горе одежды и башмаков, ее не надо было искать в куче курток. Висит себе и всё. На стене. Я улыбнулась, глядя на нее, и продолжила тянуть шнурки. Осторожно заглянув в единственную комнату, я оценила, что там есть кровать, кресло, телевизор, ковер, столик и люстра с вентилятором. «Ого, как у Майкла Джексона», - подумала я, глядя на ее темные красивые лопасти. Кухня была в два раза больше моей, которая у мамы. Просто фантастика. На полу линолеум с рисунком плитки, и к нему не липли ноги. Плита жуткого вида – коричнево-красная, с черными переключателями и жирным проводом, уходящим к стене. Я осмотрела ее с разных сторон, словно можно было зрительно понять, почему она бьется током, но оставила эту затею, решив не прикасаться к ней на всякий случай. Холодильник старого образца, из которого достать что-то можно было лишь наклонившись или сев на корточки, был абсолютно пуст. Но чист. Стол квадратный, раскладывающийся, с глянцевой поверхностью, на деревянных ножках. Над ним – большие часы, витая секундная стрелка которых ходила шумно. Рядом с холодильником – балконная дверь. Я жадно распахнула ее и прижала торбой. На кухню ворвался прохладный ветер. Балкон – просто белая коробка из бетона, без каких-либо остеклений. Я наступила на холодную бетонную плиту прямо в колготках и посмотрела вдаль на поле. Было тихо, очень - очень тихо. Ограждение было низким, казалось, всего до пояса, поэтому я с усмешкой подумала, что на таком балконе лучше не бухать, чтобы нахуй не выпасть. На всякий случай я отошла от края и встала ногами на порожек, отделявший балкон от кухни, вцепившись руками в дверной косяк – так тоже было отлично видно.
«Ну чтож», - подбоченилась я, стоя посреди кухни, - «надо что-то делать». Я скинула юбку и кофту, оставшись только в лифчике и колготках, нашла в ванной какой-то порошок, ведро, тряпки, и принялась намывать полы, ползая на коленях под всей меблировкой. Раззадорившись, я поменяла постельное белье, вытерла везде пыль, нашла в глубине шкафа пепельницу и отмыла ее, и даже обнаружила маленькую полку с книжками, среди которых были сплошь какие-то гадания, гороскопы и предсказания вперемешку с посланиями святых и провидцев. Или святых провидцев – хуй их знает. «О, хиромантия и даже подомантия!», - угорела я над смешным словом, глядя на пронумерованные линии стоп в одной из книг.
Когда я наконец заставила себя перестать убираться и сесть на порожек балкона, я пришла в ужас. Они же будут искать меня, они вызовут ментов. И у меня же учебники все дома и тетради. И даже…ТАБЛЕТКИ. Бляяяя. Что делать?! А может все-таки не будут, нахуй я им нужна? Да и ментов они не вызовут, уж точно не к себе домой. А в школе что сказать? Боже, почему так сложно! «Ты должна пойти домой, забрать вещи и сказать, что уходишь», - твердо ответил мне разум. «С ума сошел? Она меня ножом пырнет, вырвет все волосы! Никуда она меня больше не выпустит, если я вернусь!». «Она все равно найдет тебя в школе, потому что в итоге тебе придется туда сходить – нельзя же остаться без аттестата. Экзамены, Аконит. И тогда будет только хуже – тебя отпиздят прилюдно, прямо в школьном коридоре». «Блять…». Я чуть не разревелась от внезапно нахлынувшего потока тяжелых мыслей. С максимально мрачным лицом я снова натянула юбку и кофту и пошла в коридор шнуровать говнодавы. Всю половину пути до остановки меня преследовали кадры орущей матери, отчима, брата, весь этот кумар, моя тесная комнатка и иглы. Шум этих сцен стал настолько явным, что занял все пространство черепной коробки, оглушая до боли. Я остановилась и, твердо сказав себе «Не сегодня», развернулась обратно.
Деньги тоже были дома, большей своей частью, поэтому в магазине я пыталась нагрести со дна торбы несколько завафленных бумажек и мелочь. «Кильку в томате, половинку черного и голубой Кэмел, пожалуйста», - попросила я продавщицу, вываливая всю эту труху в мисочку для денег. «Кильку какую?», - недовольно спросила она, еле передвигаясь по магазину в синем фартуке. Видимо у нее болела спина. «Которая дешевая». Денег хватило впритык. Я отщипнула кусок серого мякиша и закинула его в рот, остальное швырнула в сумку и пошла в свой новый дом.
Открывалки не было. Но у меня был нож, и я довольно успешно расковыряла банку с вонючей рыбкой, залив все вокруг этой жижей. Это сегодня я открываю банки ножом, как профи – в основном, благодаря всем этим голодным смутным временам. Но тогда я еще плохо умела. Килька оказалась конченной, безусловно. Худенькие головастики с измученными глазами плавали в серовато-красной водице. Помидоры? Не знаем мы никаких помидоров и густых томатных паст. Но я была очень голодная, и с хлебом в принципе терпимо. Да и стоил этот деликатес хуй да нихуя, так что грех жаловаться. Телефон молчал – меня никто не искал, на улице активно темнело. Я облегченно вздохнула, отпидорила разлитую по столу кильку, убрала хлеб в холодильник, не будучи точно уверенной нет ли тут тараканов или мышей. Пошла наливать себе ванну.
Ванна была просто прекрасна. Я имею ввиду саму чашу. Всю ебучую жизнь и до сих пор я тусуюсь в потрескавшейся чугунной советской ванне, лишь в поездках порой отрываясь и радостно прикладываясь всем телом к гладким современным ваннам и целуя их борта, о которые не переломаешь ноги. Вот и та ванна была такой – гладкой, белоснежной, на ощупь легкой. Не знаю, возможно, чугун лучше и надежнее, просто нужно его реставрировать, и я говорю дурацкие вещи. Но... как он меня заебал таким убитым, какой он преследует меня по жизни по всем квартирам. Поэтому я была счастлива и тогда, наглаживая гладкое дно с радостью дурака.
Пока наливалась вода, я порылась на полках, но нашла только смыленный кусочек мыла (сорян), шампунь «Крапива» в упаковке, как зубная паста, и бальзам «Роза» в таком же тюбике. Это меня полностью удовлетворило – лучше, чем ничего, а мои длинные рыжие патлы уже очень требовали помывки. Прикурив в ванной, я с удовольствием отмечала, как моя немалая попа скользит по дну без каких-либо препятствий. Процесс катания жопой туда-обратно так увлек меня, что я, не заметив, подрасплескала воды на пол, а потом, с ужасом ойкнув, быстро кинула на лужу полотенце и попыталась это вытереть, свесившись с края. Тут то в двери и зашуршали ключи. По спине побежали мурашки. От страха мне даже в голову не могло прийти, кто бы это мог быть, и я еще в таком уязвимом положении. А этот кто-то молчал. И я молчала. Я услышала один неуверенный шаг, потом он ступил обратно и, видимо, стал снимать обувь.
Когда Элик спокойно и непринужденно зашел в ванну даже без стука, в своем охуенном прикиде, но только без казаков, я уже сидела в углу вся бледная, пытаясь прикрыть сиськи рукой под водой, хотя идея заведомо провальная.
- Ну что? Уже воду льете на соседей, я надеюсь, - улыбнулся он.
- Торговцы людьми, например. Или хозяйка.
- И почем, по-твоему, я тебя продал?
- Вообще я мог бы, идея прибыльная.
- Иди к черту, - неуверенно разулыбалась я и плеснула на Элика маленько воды.
- Вот так не делай, пожалуйста, - вдруг злобно сказал он, вытирая ладонью щеку.
- Да я чуть-чуть. Прости.
- Да не в этом дело, не растаю небось. У меня некоторые отклонения, о которых тебе лучше и не узнать никогда. Поэтому просто не трогай меня. Этого достаточно.
- Да ничего. Ну что красавица моя, ты провоняла собою всю квартиру, не успев заехать! – вдруг подобрел Элик и лениво раскинул руки в стороны.
- В смысле? – искренне удивилась я.
- Ты чем-то так тепло пахнешь, что теперь этим пахнет весь дом. Я еще при первой встрече оценил. Какой-то наркотический запах, хочется им дышать.
- Ааа, так это порошок наверное! Я полы просто помыла! – отмахнулась я, пытаясь закинуть ногу за ногу, не зная, как еще по-человечьи скрыть свою пизду. Впервые обрадовалась, что жирная. Но ему, казалось, не было до моих половых признаков никакого дела.
- Нет, не порошок. Но твое трудолюбие я тоже оценил. Даже не стал топтать тебе тут, - приподнял он ногу в черном носке.
Я не знала, что ответить.
- Ладно, намывай давай свои прелести и выходи. Я нахуяриться приехал, мне через пару дней в больничку.
- Я не покупала, денег нет, - наивно ответила я.
- Ты вообще ела?! – вдруг снова пыхнул гневом Элик.
- Да, да. Нормально. Я кильку ела, хлеб.
И не успела я спросить, а какого хуя, собственно, как он выбежал и, насколько я услышала, вскоре и из квартиры тоже. Я не могла понять, чем обидела его, поэтому просто принялась лить себе на ладонь зеленоватую жижу с надписью «Крапива» и размазывать по голове. Телефон молчал. Бальзам для волос – сука, одно слово от него только. Сколько не наноси – как воду мажешь. Кстати, с тех пор все банные штуки с надписью «Болгарская роза» или просто «Роза» стреляют мне как пули флешбеками в голову, относя меня в тот самый день и то место. Где мне было тихо и по-хорошему одиноко, хоть и на стреме.
Выйдя из ванной в полотенце и босиком, я почувствовала холодный вечерне-ночной дух, льющийся из балкона. И тишину. Прекрасную тишину. На столе стояли две голубых бутылки 0,7 джина вроде Бомбейского сапфира или типа того. Элика нигде не было. Я села за стол и оценила, насколько у меня поистрепался синий лак на ногтях. «Мда. Это если переехать, то сколько всего брать придется», - задумчиво размышляла я. В этот момент снова зашуршали ключи и в коридор зашел Элик с пакетом в руках. У меня перед ним уже было стойкое чувство вины, не совсем определенного происхождения, поэтому я ссутулила плечи и отвернулась.
- Извини меня, что дурой назвал, - сказал он, спешно снимая казаки.
- Я не тебя имел ввиду, а ситуацию. Ты могла бы сказать, что денег на еду нет, тебе нельзя голодать.
- Посмотри на меня, какой голод? - улыбнулась я.
- Не надо этой хуйни. Это я торчу, я худой. Ты и не должна быть, ты красивая. На, - он протянул мне пакет.
Маслины, лимон, КУРИЦА, грейпфрутовый сок, шоколадка, кофе, молоко, черный перец…
- Молоко, - с улыбкой прижала я к груди красную М-ку.
И мы сели пить, смешивая джин с соком и заедая маслинами. Он вообще не клеился ко мне, даже намека на это не было. Это сбивало с толку очень сильно. Не в том смысле, что я охуенная красавица, а в том, что я была в полной растерянности – зачем он все это делает, если ему ничего не надо? Так не бывает. Ни-ху-яшечки не бывает. Но никаких признаков его заинтересованности я не видела. Он хлестал джин как не в себя, раскуривал и только и делал, что философствовал. Мне в том возрасте, конечно, казалось, что он уже староват, поэтому, наверное, мыслит, как Омар Хайям в свои непростительные 40. Я выдавала эмоции, а он в ответ тушил их короткими умными фразами. Я чувствовала себя идиотом, а он был самим собой. Пока вдруг не сказал – я вмажусь?
Да… да. да. Зачем меня спрашивать.
Утром я проснулась с чудовищной головной болью, просто страшнейшей. Все в том же полотенце, но уже на кровати под одеялом. Со стоном векового привидения я побрела на кухню и увидела там Элика, как ни в чем не бывало пьющего растворимый кофеек. «От джина всегда так», - сказал он бегло и прихлебнул из кружки, - «в школу ты, конечно, не поедешь?». «Конечно же нет», - прошептала я. «Тебе в аптеку сходить?», - бодро спросил он. «Откуда у тебя столько сил?», - вяло поразилась я. «Поживи подольше», - двусмысленно ответил Элик и ушел.
Я плеснула кипяток на коричневые гранулы в кружке с убогими цветочками. Распахнула балкон. Проверила телефон – никто не звонил. Ладно. Боль в голове была невыносимой. Я дышала уличный ветер, но и он не мог меня спасти. Минут через 10-15 пришел Элик, кинул мне на стол аспирин, валидол, настойку пиона и две банки пива.
- Ситуация такая. Мне в больничку скоро ложиться. Послезавтра. И ты не приезжай ко мне, мне этого не надо и тебе этого тоже не надо видеть. Это месяца два, я надеюсь. А пока я у тебя тут побуду, и поночую, если можно.
- Ты еще спрашиваешь, - ответила я, раскупоривая банку пива и болезненно щурясь от света.
- Ну так давай пока сготовим тебе что-нибудь. Я, правда так себе повар.
- Я сносный повар, ну… относительно. Но еще сил нет. Ща…подожди.
Элик кинул таблетку в треть стакана воды. Пока аспирин растворялся, он налил четверть пузырька пиона в кружку, предварительно выплеснув в раковину мой кофе под мой немой вопрос, ливанул туда стопку воды. И поставил оба стакана передо мной.
Я выпила. Затем пион. А после он втюхал мне за щеку валидола.
Я сделала три глотка и реальность немного пошатнулась и приняла обостренные очертания.
- Видок у тебя, конечно, тот еще, - попытался рассмеяться он.
- Бе-бе-бе, - тихо и угрюмо передразнила я, как вдруг Элик как заорет
- Ты чего кричишь, - у меня с бодуна от испуга моментом выступили слезы.
- Блин, прости. Прости, прости, - Элик сел мне в ноги, - Ну я говорил же, не трогай меня. Извини, извини, - он поцеловал мне коленки.
- Ты может уже скажешь, в чем дело? Я любое могу услышать, меня сложно удивить.
- В твоем то возрасте да сложно удивить, - вдруг порадовался он, - Ничего то ты еще не видела. Настоящего.
- Больше, чем хотелось бы.
- Я курицу покупал. Приготовим? – ловко перевел он тему.
- Ну я начну. А ты подключайся.
Довольно болезненно мне было смотреть, как он пытается разделать тушку, кромсая ее абы как. Я подошла, забрала нож и разрезала ее скоренько, как мама учила с ее криками и истерикой. Элик обижался и отсылал меня сидеть и не мешать ему в таком «душевном деле». Пока суть да дело, я пошла скинула полотенце, надела юбку свою с кофтой и вернулась. С колготками только заморачиваться не стала – все равно никуда идти не собиралась. Элик что-то там нашаманил с солью и перцем и стал жарить курицу на сковороде. Я открыла вторую банку, покурила. Он рассказывал глубокомысленные шутки. В целом, он был дичайший философ. Вот облокоти голову на руку и слушай, и слушай. Откуда столько мудрости в нем – не понятно совершенно, но на каждую фразу у него находилась точная цитата или высказывание внезапное, от которого только и остается что молчать, да думать. Да я и до сих пор цитирую его иногда, хуле там. Мужчины, большей частью, лишены этого. Все тешат свои комплексы, как ребятки, забывая о главном.
Когда все начало гореть и вонять, и он никак не мог остановить этого процесса, кроме как снимая сковородку с огня и держа ее навесу, чтобы остудилась, я не выдержала и подошла к нему.
- Дай мне, - я стала вынимать ручку сковородки из его руки, но он почему-то не отпускал ее, а держал крепко.
- Дай, пожалуйста, щас я нормально сделаю. Ебанем чеснока, воды и под крышку, и все будет клево, - повторяла я, пытаясь забрать сковородку.
И тут он ударил меня. В грудь – выше сисек, наотмашь. Ударил, и от удара я отлетела к стене. Он швырнул сковородку хаотично на плиту, так, что из нее вылетел кусок курицы, и отвесил мне звонкую пощечину.
- Ты с кем так разговариваешь, сука, а? – Элик держал меня за горло и рвал юбку наверх.
«Пиздец», - думаю. «Вот и все нахуй, ВИЧ, СПИД, или убьет».
- Не надо, пожалуйста, - я пыталась это сказать, но не уверена, что было слышно. Он рванул мой вырез одним движением, и кофта разошлась пополам до пупка.
И вдруг он…отпустил меня.
- СУКА!!! Сука, я же просил! БЛЯТЬ!!! – завопил он и стал метаться по кухне.
Я сползла по стене на пол и села смотреть, закрыв рот руками, как он долбит ногами кухонные шкафы.
- Прости, Элик. Извини меня, — хрипло говорила я, наконец осознавая в чем был прикол.
И да, я оказалась права. Он поведал мне, точнее, проорал, что женское сопротивление любого толка вызывает в нем агрессивное сексуальное возбуждение. И только так он и может удовлетворяться – когда женщина ему перечит, он возбуждается и насилует ее. И бьет. Сильно бьет. Прям вот совсем сильно. Такая у него сексуальная жизнь. Поэтому его нельзя трогать, нельзя говорить ему поперек – он принимает это как вызов жертвы охотнику.
Но я исправила это насколько могла. Он умолял меня простить его и, конечно, не ел. Он вообще никогда ничего не ел, прям как я сейчас.
Когда его положили в больницу, я пошла в школу, но это всё скучная и другая история. И я зашла домой за таблетками и тетрадями, в шарфике, чтобы не было видно синей шеи после недавнего случая. Мама вцепилась в меня, они вдвоем с бабкой чуть меня не порешили, в ход пошел даже нож. Но я все равно сказала, что уйду. И ушла.
Прошло 2-3 месяца, мать моя, кажется, смирилась, что меня нет и искать меня почти перестала. Удивительно, но у школы она тоже меня не пасла. Хотя я каждый раз была готова уебать от нее куда-нибудь в ближайший лес. Я только и думала, как мой брат и что с ним. Перечитав все, что только можно (из гороскопов), я сильно заскучала в одну из суббот и позвала подружку в гости. Ну как подружку... шаболда обычная, доверия никакого, никакой любви. Она охуела от вида квартиры и спросила, как мне удалось ее заполучить, потому что ее отец пил и тоже бил ее постоянно и ее братьев и маму. Она тоже была глубоко грустная. Но шлюха из простейших. Мы напились вина и вдруг пришел Элик. Просто так, будто и не стоило сообщать – зашел и всё тут. Я жутко обрадовалась и уж было побежала к нему навстречу, но вовремя притормозила. Он оценил мое резкое торможение и одарил меня взглядом глубокой симпатии, аж пробежали мурашки. Я познакомила их. «Настя» - «Элик». Всем очень приятно. Долго мы болтали о том, что с ним там было и как он рехабился. Но вдруг кончилось бухло. Он предложил сходить, я ответила – «Да нет, сидите. Мне все равно душно, прогуляюсь схожу». Я купила 4 бутылки вина и одну распила на лавочке, размышляя о том, что теперь будет, когда он вернулся. Это были довольно тяжелые мысли. Я не любила его, но чувствовала большую благодарность, которая, имхо, почти равна любви. Такое со мной потом было не раз.
А когда я вернулась, Элик сидел на краю кровати и смотрел перед собой. А Настя лежала абсолютно голая с полностью кровавым ртом и, слегка, привстав, попросила воды, отхаркивая кровь. У нее был на удивление спокойный голос.
«Элик», - позвала его я робко и безнадежно, словно вопрошая "что же ты натворил, как мог".
Он только поднял на меня глаза. Я пыталась прочитать в них, бегая взглядом от зрачка к зрачку, пытаясь вымолить хоть какое-то его объяснение. Но он просто смотрел, как собака смотрит на приговоренного человека до того, как скажешь ей «Фас».
Так я и ушла, навсегда. Оставив и учебники, и тетрадки.
