В одной газете мне даже в случае заочного поступления на филфак место обещали официальное. Но для этого нужно было аттестат, а его не давали в шаражке, где я учился на тот момент. С этими вопросами я часто к журналисту ходил за советом.

Путём он мне ничего подсказать не мог, отчего даже я бегал за помощь в гороно, где на мои заскоки было всем конкретно пох. Впрочем, и на самого журналиста дяденьки и тётеньки из серьёзных организаций плевать хотели.

Дело в том, что он добрые дела решил делать: создал в 90-ые подростковую газету в нашем городе. Искал произведения талантливых детей и подростков. А набирали эту газету вообще в такой спецшколе, где реально обучались выпускники интерната для уо и прочие шалопаи, от которых в нормальных школах тупо избавлялись.

Номеров несколько он выпустил. А потом, как помню, стал строчить жалобы в левых редакциях, что его газету задушили налогами, а местный брехунок наоборот этих налогов лишили. Не знаю, может это борзотой посчитали, но в газете где он работал, его имя стало мелькать реже.

А потом прошёл годок. Сижу я такой в падике на лестнице. Смотрю, заходит этот самый журналист и кидает газеты по почтовым ящикам. Мы ещё так переглянулись с ним, ни слов друг другу не сказали. Он сам такой какой-то, типа замялся, взгляд отводит. Ну я такой: типа всё понятно.

А потом и другие газеты постепенно закрывать начали, в кабинетах редакций офисы появились или кафешки какие-нибудь. А со временем вообще всё это пресса на хер никому не спёрлась. Сейчас что ли кто читает? В киоски союзпечати бегает? Зачем вообще нужна сейчас газета, когда есть телефон и интернет?

Вчера была проблема именно с языком – пещерное ОнО не понимало, что от него хотят, но очень хорошо владело великим и могучим матом, который скрепляет все народы мира в один многоликий и противоречивый этнос. Даже если исчезнет Гиперборея, она же Тартария, или … у неё ещё много названий, то останутся бранные слова, позволяющие выжившим чувствовать себя плоть от плоти неподражаемой и уникальной цивилизации.

Непристойные ругательства пещерное ОнО сдабривало активным размахиванием рук, безудержным дёрганьем ног и истошным визгом на своём наречии. Его половая идентичность была на месте, но пещерные всегда вели себя одинаково непотребно-омерзительно, за что и получили устойчивое местоимение ОнО, которое указывает на предмет.

К пещерному ОнО прилагалась родня – замотанная в чёрное особь женского пола в перманентном положении и бородатый самец с небольшим ковриком, норовивший упасть на прихваченную ни к месту подстилку, чтобы осквернить окружающих. 
Композиция из семейства пещерных источала гнилостное трупное амбре, поэтому Педагог включил промышленный освежитель, как того требовала инструкция для помещений с маленькой кубатурой.

Изначально считалось, пещерные тоже люди, но практика доказала, что это тупиковая ветвь непонятно как выжившей популяции «итреч».

Популяция размножалась с катастрофической скоростью и грозилась заполонить собой каждый уголок неподражаемой и уникальной цивилизации… «Чтобы что?» – спрашивал у них этнос и слышал в ответ: «Уничтожить вас!». Вот так искренне и незамысловато итреч отстаивала своё желание ввергнуть весь мир в небытие, как и полагалось сущностям низшего порядка.

Все понимали, что от них надо избавляться и даже предлагали вполне гуманные методы, но… пока итреч по привычке безнаказанно посещала публичные места и доставляла много хлопот и неприятностей людям, включая Педагога.

Люди надеялись на переход от Яви к Прави, который вот-вот должен случиться. Он-то и очистит мир от итреч и других сущностей Нави – так гласила легенда, согласно официальной трактовке Пятикнижия ведической письменности.

Педагог нутром чувствовал, что сегодня перед ним свой. Своё ОнО созерцать в таком неприглядном виде было тягостно – интеллигентно размышлял Педагог. Своё ОнО уже отделилось от неподражаемой и уникальной, а ты ещё, по привычке, готов с ним делить историю.

– Я могу узнать, кто предо мной стоит? – ещё раз попытался установить контакт с ОнО Педагог.

ОнО не сдавалось и продолжало молча переминаться с ноги на ногу, добавив монотонные раскачивания вперед-назад.

Зайдем с другой стороны: Педагог открыл верхний ящик письменного стола и вытащил ножницы. Подглядывая за Педагогом сквозь кусты волосяного покрова, ОнО смекнуло, к чему всё идёт, и грязно выругалось цветистым оборотам обсценной лексики.

– Ожило, – облегчённо выдохнул Педагог. – Повторяю вопрос, как вас зовут?

Впрочем, рано радовался Педагог обретению сговорчивой версии мутировавшего организма. Вместо ответа, ОнО очень быстро натыкало цифры мобильника и стало громко жаловаться, что к нему применяют насилие.

Вслушиваясь в мерзкие инсинуации негодяя неопределённого пола, Педагог по-прежнему силился понять, кто перед ним – мальчик или девочка. Дело в том, что голос мерзавца тоже не отличался типовым тембром для определённой особи. Унисекс – привычный термин для ОнО, плотно вошёл в обиход, но никак не решал проблему половой идентификации.

– Сейчас ты попляшешь! – громко восклицало ОнО, растягивая в ухмылке растрескавшиеся губы, мелькавшие среди немытых зарослей, и радостно гигикало от предвкушения скорой расправы над Педагогом.

Надоело, уйду – загрустил Педагог, воскрешая ежедневную рутину предстоящей рабочей передряги. Сейчас заявится Яжемать, ненавидящая кровное ОнО и не желающая в этом признаваться даже самой себе. Она всегда прячется за мнимой заботой и хочет заставить окружающих потакать прихотям ОнО.

Глазницы Яжемать привычно выпучены белковым субстратом с тёмными точками булавочных зрачков. Уродливая гримаса заменила лицо на пятно из подвижных ломанных линий, а рот испражнялся дурно пахнущей субстанцией из аммиака с отголосками сероводорода.

Голова этой отвратительной пародии нанизана на палку из туловища с крючковатыми хваталками, стремящимися вцепиться в горло объекту предстоящей манипуляции с понятиями о вседозволенности.

Яжемать свято уверена, что она подарила Вселенной «прелесть» – так в семейном обиходе называлась склизкая, гнусная и тошнотворная игрушка – ОнО. Это только её игрушка – изматывающая и заставляющая выть по ночам из-за несбыточной мечты избавиться от невыносимой прелести.

– И никто! Слышите никто! Не имеет право приставать к моей игрушке! – заезженная мантра вдохновляла Яжемать давать отпор миру, который по глупости задумал покуситься на прелесть.

Яжемать будет целовать свалявшиеся от грязи патлы ОнО в пубертате, складывая непослушные губы куриной гузкой и брезгливо морщась от вони.

– Ты – ничтожество! – задыхалась от ненависти Яжемать, извергая остатки не пережёванных фекалий прямо в лицо Педагогу. – Я посажу тебя! Будешь из унитаза дерьмо жрать! – продолжала надрываться проявившаяся из подворотни Ничто, благодаря сдавливающей горло пуповине с опостылевшим ОнО, которую она никак не могла перегрызть.

Несчастная женщина – неизменно думал Педагог, наблюдая за обязательной трансформацией в Ничто. Сколько боли и страдания ей приносит этот ненужный и нелюбимый ребёнок. Она хотела, чтобы легко и гордиться… А родилось… И отказаться нельзя – не принято, не поймут... Да и нет у неё больше никого, чтобы можно было сказать – моё. Чтобы прижаться всем телом и почувствовать тепло и свежий аромат чуда, когда-то бултыхавшегося в утробе женщины вместе с надеждами на счастливое будущее. Чтобы потом внуки и тоже легко и гордиться…

ОнО жалеть бессмысленно. Мутация «вылюдье» – окончательная форма жизни, не подлежащая изменению даже при вживлении чипа обратимой реакции. Для этноса ОнО потеряно навсегда.

Готовясь к предстоящему стечению обстоятельств, Педагог наполнил стакан прозрачной жидкостью из пластмассового пробника, чтобы плеснуть её в животную сущность Ничто до наступления последней стадии катарсиса. В инструкции было написано, что новый препарат помогает облегчить страдания Ничто и ввести в ступор до приезда спасательной бригады.

Хлёсткие прикосновения ремня касались уже покрасневшей кожи, но приятная волна страсти туманила разум, принося с собой и удовольствие.

— Восемь... последний, — раздаётся голос любимого сверху, который кажется чем-то далёким и нереальным.

Каждое его движение заставляет её тело покрываться мурашками и дрожать. Она хочет этого и полностью доверяет его умелым, неспешным рукам.

Даже когда движения становятся резкими, Макс не сопротивляется, ведь знает: с ним она в безопасности.

Только он может подарить ей это странное смешение удовольствия и боли.

Макс словно парит в пустоте, наполненной терпимой болью и сладкими вздохами внимательного возлюбленного.

Он с трепетом оглаживает чувствительную кожу после удара, стараясь смягчить болезненные ощущения.

Это был последний удар, а значит, наказание подошло к концу.

С протяжным стоном девушка выдыхает и полностью опускается на кровать.

Хрупкие пальцы слегка сжимают простынь, словно пробуют на вкус эйфорию, которая окутала Макс.

Даже окружённая своими вздохами и истощённая, девушка понимает, что её "папочка" сделал всё, чтобы преподнести ей не только страсть, но и бесконечную заботу.

Её возлюбленный с пониманием и наслаждением наблюдает за партнёршей.

Он не видит её лица, но уверен: она поглощает удовольствие, которое он ей дарит.

Его руки неспешно кладут ремень на стол рядом и опускаются на её покрасневшие ягодицы, даря успокаивающие прикосновения.

"Какое нежное и прекрасное создание..." — с теплотой думает Марк, легко касаясь её кожи.

От этого прикосновения Макс слабо стонет, но слабость её голоса больше походит на хныканье.

Девушка уже достаточно извинилась перед партнёром в этой игре, выгибаясь и крича от каждого нового удара кожаным ремнём.

Но и она, и он прекрасно понимают: наказание было заслуженным, и обе стороны осознанно согласились на него.

— Скажи, если будет слишком больно, — час назад шептал мужчина в её губы, пока его горячие руки оглаживали щёку возлюбленной. — Я хочу, чтобы нам обоим было приятно.

И Марк прекрасно справился со своей задачей — подарить максимальное удовольствие своей партнёрше.

Смешать строгость своей роли в этой игре с любовью к той, которую он так оберегал.

"Как же приятно... я люблю его..." — думает Макс, ощущая тепло, разливающееся в её сердце и теле.

Марк хмыкает, с нежностью и теплотой глядя на дрожащее тельце.

Он понимает её без слов.

Он знает — она довольна.

— Ты хорошо справилась, — Макс чувствует поцелуй в макушку и лёгкую улыбку на губах любимого.

— Я доволен тобой...