Apfelknacker

Одной из возможностей могут быть квесты. Эти задания проходят через игру красной нитью и гарантируют, что вы будете чувствовать постоянный прогресс. Однако не все квесты являются обязательными. Есть также побочные квесты, которые могут добавить реальной глубины истории. В большинстве случаев они необязательны и не имеют решающее значение для истории. Но через эти миссии мы получаем дополнительную информацию или понимание жизни других персонажей, что позволяет нам еще глубже проникнуть в игровой мир. Конечно, чем больше побочных квестов игроки выполняют, тем больше времени они проводят в игре.

Уровень сложности также играет важную роль. В некоторых играх уровень сложности сладит за тем, чтобы мы находили больше предметов, на карте отмечались точки, а противник выглядел сильнее. Например, в Assassin's Creed есть возможность самостоятельно искать определенные места с помощью описаний или отображать их с помощью маркеров.

В некоторых играх геймплей реализован так, что противники становятся слабее с определенного момента, например, если мы слишком часто умирали, чтобы фактор разочарования не был слишком высоким, и игру можно было отменить. Как только трудный противник побежден, наше тело вырабатывает вещество, которое делает нас счастливыми: дофамин. Ведь дофамин еще называют «посланником счастья». Но не во всех играх есть эта функция. Такие игры, как Dark Souls или Sekiro. Они характеризуются скорее своей беспощадной боевой системой. Здесь нет никаких настроек фона, и, за некоторыми исключениями, противники всегда остаются одинаково трудными для победы.

Следующий пункт кажется довольно банальным. Небольшой баннер появится на экране, как только вы совершите что-то особенное, и парам-пам-пам, это наш новый трофей или достижение. Эти небольшие успехи также помогают нам оставаться в игре.
Просто бегать по уровню, следуя основному сюжету и не оглядываясь налево и направо? Это скучно. Скорее, мы ждем, пока что-то засияет вокруг нас. В конце концов, блестящие предметы всегда ценны, часто это все, что вы можете вспомнить. Да-да, это блеск предметов в разделе трофеев. Мои подростки в интернате знают трофеи некоторых игр наизусть, но не помнят как звали главного героя. Таким образом, это помогает нам лучше запоминать определенные моменты игры. Вам больше не придется выбирать то, что для вас важно. Игра, а точнее, маркетологи, уже решила это за вас.

Закончу своими личными наблюдениями и опытом. Я ещё никогда не покупал что-то в играх и тем более не гонялся за трофеями/лутбоксами/наградами. Для меня игры это в первую очередь сюжет, а не вызов и играю я для того, что бы узнать какую же историю мне хотят рассказать разработчики. Всё остальное меня не интересует. Для большинства же моих знакомых подростов и детей игры - это в первую очередь вызов и соревнование. История почти всегда отходит на последние места по значимости. Тут важно, кто быстрее/лучше/сильнее. Да что там подростки? Даже мои некоторые коллеги «страдают» этим (ФИФА, Destiny). Игра на человеческих слабостях в случае игр, окупает себя во много раз. Не зря мой профессор по психологии говорил, что лучшие специалисты сидят в основном не в больницах, где они бы помогали людям справиться с психологическими проблемами, а в корпорациях, где они помогают вытягивать из людей деньги всеми известными способами.

Известный и, наверное, столь же неоднозначный нейропсихолог Зигмунд Фрейд выдвинул тезис о том, что в играх можно нарушать табу, которые имели бы последствия в реальной жизни. Эти табу обозначают действия, речи, а иногда и мышления в обществе, они служат набором правил для функционирования сосуществования, но они всегда являются искусственными ограничениями. Банан в руке, который становится оружием, неверность, которая симулируется во время занятий любовью с вашим партнером — с концепцией игры социальные запреты могут быть нарушены. Сдерживаемая агрессия может быть уменьшена, а тайные и фактически подавленные желания могут быть удовлетворены. Игра также может помочь в обработке конфликтов. Агрессии и конфликты разрешаются в моделируемом пространстве и не выносятся во «внешний мир».

То ли в контексте решения проблем с целью подавления желаний и агрессии, то ли с более безобидным для себя смыслом: в конце концов, игра — это всегда краткая попытка бегства от реальности. Будь то бушующая пандемия или побег от социальных ограничений. Жан Пиаже, швейцарский пионер когнитивной психологии развития, назвал это «защитой от реальности». Не мы приспосабливаемся к окружающей среде, а наша среда к нам. В некотором смысле мы «сопротивляемся» реальности и социальному давлению. Мы строим свой собственный прекрасный мир, который никто не может разрушить за нас. Не только наше окружение, но и мы сами — то, что мы хотим.

Дети также используют этот игровой механизм побега, будь то из-за ненадежных семейных обстоятельств или других обстоятельств, которые их беспокоят. Однако в то же время в игру вступает еще один аспект. По словам советского психолога Льва Выготского, взрослые все чаще ищут убежища в нереалистичных мечтах или в принятии желаемого за действительное. Дети же очень часто используют игру для подражания, опираясь на чуждый им взрослый мир. Затем они попадают во взрослые роли. Отец, мать, ребенок, приготовление пищи на дровяной печи, катание на машине — наблюдая за взрослыми, дети знакомятся с ролями, в которых они позже вырастут, что приводит к захватывающему совпадению между игрой и фактическим процессом обучения. Этот принцип проходит красной нитью через всю оставшуюся жизнь.

Многие исследователи мозга также согласны с тем, что настольные игры, игры с куклами или даже игры полезны для развития подростка. Даже в пожилом возрасте такие занятия регулярно нагружают мозг. Эти и многие другие аспекты глубоко укоренились в нас. Это не означает, что все становятся игроками, но это показывает, какие мысли были у психологов и исследователей мозга, чтобы объяснить поведение и фактические мотивы игрока.

Когда я понял что его нет, прошло где-то минут 20. Сразу вызвали полицию, потому что человек вообще не понимает что и как и может спокойно шагнуть под ближайший автобус. Плюс ко всему он ушёл в одной пижаме и босиком, на улице -2. Сам же я сел на автобус и поехали к метро, в надежде его перехватить. И вот уже на подходах к метро вижу из окна автобуса картину: двухметровый чувак, в пижамных штанах задом наперёд и полувывалившимся из дырки «причандалами» скачет босиком в сторону метро в стиле «а-ля Рокки Бальбоа». Выхожу из автобуса и иду ему навстречу. Увидев меня он понимает, что его путешествие заканчивается и начинает убегать. Причём делает это как меленький ребёнок: забегает за лавку, становится на колени, и бросив попытки залезть под неё, просто сидит так за ней. Ну типа не видно. Я подхожу и говорю, мол, ну что Мориц, пошли назад, в интернат, замёрзнешь ещё. На что он начинает мотать головой и подвывать, карикатурно гримасничая как и все аутисты.

Проходившие мимо люди явно озадачились такой картиной: один бородатый и лысый чувак пытается вытащить из-за лавки другого большого и лысого, а тот воет, орет и бьется в лавку головой. Соотвественно вызывают полицию. Одна машина приезжает одновременно с той, которую вызвал я. Картина Репина: четверо полицейских и один чувак в зелёном ведут полуголого детину к одной из машин. Тот подтягивает спадающие и порванные штаны, что одеты задом наперёд и орет во всю глотку: макалёооооони эссен! (Макароны хочет поесть) Макалёоооооони!!!! Агуууу!!! и обильно пускает слюну. А так же переодически старается вырваться. Таких лиц у полицейских я ещё не видел😂

Наши социальные и юридические практики отражают другую картину, как писалось в колонке для немецкого Philosophie Magazin в январе 2019 года. Многие дети заботятся о своих престарелых родителях из любви и благодарности, моральных обязательств или общественных ожиданий. К примеру в Австрии есть такой закон, который обязует содержать немощных/больных родственников, и он иногда заставляет взрослых детей платить за своих нуждающихся и обездоленных родителей против своей воли. Но на мой взгляд ошибается всякий, кто думает, что рождение детей — это гарантированное социальное (а то и финансовое) обеспечение в будущем.

Причиной моего такого мнении является естественный дисбаланс в детско-родительских отношениях. Считается, что в детстве нам не нужно много делать для получения родительской любви. Это вроде бы само собой разумеющееся. В свою очередь, быть родителем означает отречение и жертвенность. Но такой взгляд на отношения, подчеркивающий некую вину ребенка, бесполезен. Ведь дети не просили ни жизни, ни образования. Несправедливо привлекать кого-то к ответственности за то, что он получил что-то, чего он не хотел и даже не мог решать. Другими словами у ребёнка не было выбора при рождении. Мама и папа выбрали что ему надо родиться и ставить этот факт как аргумент в свою защиту я считаю неуместным и даже подлым. Это всё равно что стыдить человека что он белый/чёрный/мужчина/женщина/родился в Африке/Китае. Такое невозможно выбрать. Но что-то я увлёкся)

Также всегда остается неясным, в чем именно состоит вознаграждение ребенка за заботу о родителях. Семья — это не бартерные отношения. В отличии от отношений «кредитор-должник», в отношениях «родитель-ребенок» просто нет стандарта для сравнения. Родители не скажут своим детям, что им придется навещать их еще пять раз и заботиться о них в течение года, пока долг ребенка не будет выплачен, и это означало бы конец отношений, а не помощь в их продолжении. Если отношения с родителями перестают быть ценными или даже вредными, у детей есть все основания разорвать контакт.
Но даже если начать развивать эту идею о «бартерных отношениях», то ребёнок тоже имеет право заявить что-то вроде «вы мне что-то должны, потому что я сделал вас родителями и дал вам много любви». Что тоже заучит как бред.

На мой взгляд, отношения между родителями и детьми — одна из самых уязвимых и формирующих связей в жизни. Если даже бы и можно было подать в суд на благодарность, никаких конкретных требований из этого не следует. Какие жесты благодарности должны делать такие дети, как Паамелла? Сколько нужно «заботы» что бы «искупить»? В чём мерять? В годах или в деньгах? Слишком много безумных вопросов.

Я считаю, что в семье надо воспитывать любовь и хорошее отношение. Тогда вопрос о «кто кому и что должен» даже не будет подниматься. Если я говорю о своей маме, то я готов ей помочь во многом. Почти во всём. И не потому что она до сих пор, в мои 35 лет, меня поддерживает как может. Просто потому что я люблю её. Потому что хорошие отношения. Потому что вопрос о «принуждении» даже не ставится в нашей семье. Никто никому и ничего не должен, всё уже давно перешло с уровня «ты мне - я тебе» на уровень «мы все - одно целое». Это достигается годами работы над собой, выходом за рамки своего восприятия и общественных норм и налаживанием коммуникации.