Атос, Портос и Арамис – это прозвища. Де ла Фер, д'Эрбле и дю Валлон – титулы. А как же их звали? Что шепнули они заупрямившимся англичанам? Помните: «Мы не знаем, кто вы, и не станем драться с людьми, носящими подобные имена. Это имена каких-то пастухов»...
Жан-Луи-Давид Мейссонье. Мушкетёры
Начнём с прототипов. Романные прозвища мушкетёров образованы от титулов настоящих людей. Вот как их звали: Арман де Силлег д’Атос д’Отвиль, Исаак де Порто и Анри д’Арамиц.
Прототип Арамиса получил своё имя в честь аббатства Арамиц, дарованного его предкам в 14-м веке. Не потому ли он в романе мечтает стать священником?
А книжный Портос недаром сетует в романе на то, что «приходится убивать бедных гугенотов, всё преступление которых состоит в том, что они поют по-французски те самые псалмы, которые мы поём по-латыни». Ведь Исаак де Порто происходил из гугенотской семьи.
Ну и наконец Атос – самый старший из мушкетёров (в романе ему около тридцати лет), самый бледный, самый загадочный… В жизни бедняга не дожил до литературного возраста. Реальный Арман де Силлег д’Атос д’Отвиль был убит на дуэли в двадцать восемь лет.
Итак, Арман (Атос), Исаак (Портос) и Анри (Арамис). Но это прототипы. А какие имена у книжных мушкетёров?
Адольф-Александр Лессрель. Мушкетёры
Имя книжного Арамиса – Рене. А как звали книжного Атоса? Самый романтический из трёх мушкетёров носил самое «русское» из всех французских имён, – ну-ка, угадайте с одного раза… Оливье. Так называет его в написанной Александром Дюма пьесе «Юность мушкетёров» жена Шарлотта, она же Анна де Бейль, она же леди Кларик, она же миледи Винтер (она же Валентина Понеяд, извините). Оливье и Шарлотта («шарлотка», яблочный пирог) – вкусные имена!
Имя книжного Портоса Александр Дюма нигде не упоминает. А вот д’Артаньяна (в жизни Шарль де Батц, который, кстати, никаким д'Артаньяном не был, это титул его матери) в книге должны были звать Натаниэлем. Это имя упоминается в черновиках, но потом Дюма от него отказался – вероятно, чтобы избежать переклички с уже знаменитым в то время Соколиным Глазом Фенимора Купера. Того звали, если помните, Натаниэль Бампо.
Итак, Оливье, Рене, Натаниэль и добродушный здоровяк без имени... Непорядок!
Мы предполагаем, что Портоса – единственного из мушкетёров, у которого нет литературного имени – звали просто-напросто Александром. И вот почему...
Был такой случай в годы второй французской революции: Александр Дюма выступал на митинге. Происходило это на набережной. «Лжец!» – выкрикнул кто-то из слушателей, стоявших неподалёку в толпе.
Зря он не отошёл подальше… Про отца писателя – боевого кавалериста Тома-Александра Дюма – рассказывали, что он мог, зажав лошадь в шенкелях (то есть – между ногами, сидя в седле), подтянуться вместе с ней на потолочной балке... (Ну мы же написали – рассказывали.)
Так вот, здоровяк Дюма схватил наглеца за штаны и, с лёгкостью оторвав от земли, поднял над рекой: «Извиняйся – или швырну в воду». Тот пробормотал извинения. «Ладно, – сказал Дюма. – Я просто хотел показать, что руки человека, написавшего за двадцать лет сорок романов, это руки рабочего».
Поступок, достойный Портоса, как вы считаете? Итак, Оливье, Рене, Александр и Натаниэль!
А в плодовитости Дюма («сорок романов за двадцать лет», точнее, 44 романа и 19 пьес) кроется один секрет. Дело в том, что Дюма использовал наёмный труд безвестных писателей.
Имя главного помощника Дюма историкам литературы хорошо известно. Наиболее популярные у нас романы «Три мушкетёра», «Двадцать лет спустя», «Королева Марго», «Граф Монте-Кристо» (и ещё 14 других!) писались в соавторстве с Огюстом Макэ.
Огюст Макэ
Макэ не только сочинял и прописывал основной сюжет, часто даже замыслы романов принадлежали ему! А что же делал Дюма?
А он «причёсывал материал». Прописывал диалоги (в этом ему как автору многих успешных пьес, равных не было), добавлял в сюжет «любовные линии», которые нравились публике, и следил за стройностью композиции: тут «подогнать» действие, чтобы читатель не заскучал, а тут, наоборот, замедлить и насытить бытовыми подробностями: чтобы «было интереснее»…
Александр Дюма в молодости
Вначале Дюма был не против подписывать совместные произведения двойной фамилией – «Дюма, Маке», но газетчик, зарабатывавший огромные деньги на имени Дюма, публикуя романы по главам с продолжением, поставил условие: автор должен быть указан один.
Газета Le Siècle («Век») с очередной главой «Трёх мушкетёров». 1844 год
Так как Александр был более узнаваем и известен, авторство досталось ему одному...
Александр Дюма, автор «Трёх мушкетёров». Рисунок первого иллюстратора романа Мориса Лелуара. И никакого Макэ рядом!
В конце концов Огюсту Макэ это «разонравилось» и он обратился в суд. В своём заявлении он написал, что первым открыл «Мемуары господина д'Артаньяна», составлявшие историческую основу романа «Три мушкетера», а чтобы подтвердить, что именно он является автором романа, Маке опубликовал свою версию главы о смерти Миледи.
Первое издание «Трёх мушкетёров» отдельной книгой. 1844 год
Эксперты главу прочитали, сравнили с опубликованной и заявили: «Все лучшее в этой сцене, все, что придает ей колорит и жизненность, исходит от Дюма».
Миледи приговаривают к смерти. Рисунок Мориса Лелуара
Суд Макэ проиграл.
Справедливо ли это? Судите сами.Маке пережил Александра Дюма на 18 лет, и ни до встречи с Дюма, ни после его смерти не написал ни одного произведения, по художественной силе равного «Трём мушкетерам» и «Графу Монте-Кристо».
Так кто же настоящий автор? Ну, мы всё рассказали. Решайте сами.
Д’Арьтаньян. Фрагмент памятника Александру Дюма в Париже
Нашим любимым местом для игр было огромное поле на краю микрорайона. Там росла просто замечательная полынь. Она была в рост взрослого человека, нам же казалась непроходимыми джунглями. Мы пробирались индейскими тропами, устраивали засады на бледнолицых, строили вигвамы. Однажды под вечер, уже возвращаясь домой, заметили на холме художника с мольбертом. Поднялись посмотреть. Детишками мы были воспитанными, поэтому лишь молча стояли сзади, воздерживаясь от критики. А поржать то там было над чем. Дядька оказался вовсе не художником: потыкав кисточкой то в одну кучку краски на палитре, то в другую, он ляпал по холсту, прищуривался, и замирал, всматриваясь в лежащее внизу поле. На картине же творилось нечто невообразимое. Зелено-серо-бурый сумбур хаотичных мазков. Постояв какое-то время, и решив, что дядя немного поехавший кукухой, мы двинули вниз. Не помню, что меня подтолкнуло оглянуться и бросить прощальный взгляд на картину. Там было поле. Наше поле. Казалось бы, как можно изобразить ровную площадку поросшую травой, вид сверху, на которой кроме этой травы и нет то ничего? Зеленым квадратом Малевича? Но там были и возвышенности, и понижения. И волны колышущейся под ветром полыни. И над всем этим висело сизое вечернее марево, подсвеченное лучами заходящего солнца. Я вернулся. Видение исчезло - опять мешанина зеленого цвета. Отошел - поле. С тех пор я точно знаю, художники - это чуть-чуть волшебники.
О том, в Афинах «идиотом» называли человека, не участвующего в общественно-политической жизни, знают все. А как потом этот общественно-политический «идиот» превратился в идиота обыкновенного, стал синонимом «дурака»?
Греческое слово ἴδιος («идиос») означает «свой», «собственный». От него происходят разные слова – скажем, в лингвистике есть термин «идиома», то есть «своеобразность», это не переводимая на другие языки фраза – то, что в школе мы называли фразеологизмами. Например: «дойти до ручки», «пороть чушь», «всыпать по первое число» и так далее.
А теперь внимание: сейчас лингвисты называют такие выражения «идиомами», а раньше называли... «идиотизмами». (Некоторые и сегодня щеголяют этим приятно будоражащим слух термином.)
Смотрите, а ведь логично получается! Допустим, мы говорим англичанину: «Заруби это себе на носу». Он мысленно переводит: «Chop it on your nose»... И пожимает плечами: идиотизм какой-то!
Или англичанин нам говорит: «I can't do this, I'm a couch potato». То есть «Я этого делать не могу, я диванная картошка». Что за ерунда? Ну сказал бы «у меня лапки», но картошка-то тут при чём? А при том, что «диванная картошка» – это уже английский идиотизм, означает «ленивый человек»...
Вот и получается, что мы часто (и совершенно научно!.. хотя и неосознанно) называем идиотизмом (ерундой, чушью, бредом) то, смысл чего нам не ясен...
«Идиоты» бывают разные
От слова «идиос» («свой», «собственный») происходит слово «идиотэс» (ἰδιώτης), то есть «свой собственный человек». (Помните дядю Фёдора, да? «Я ничей мальчик, я свой собственный».)
В древней Греции, точнее, в древних Афинах каждый гражданин города имел право голосовать в народном собрании по любым вопросам, выносить на обсуждение народного собрания любые вопросы и избираться на государственные должности. «Идиотами» афиняне называли тех «дядь-Фёдоров», которые, имея все гражданские права, тем не менее их не реализуют. Не ходят на выборы, не голосуют в народном собрании, не обсуждают политических проблем, не желают занимать какие-либо общественные должности или исполнять общественные поручения. Это не то чтобы преступление, но... нехорошо.
"Идём послушаем! А то идиотом вырастешь..."
Из греческого языка слово попало в латинский – и уже там приобрело значение «необразованный», «неграмотный», «невежественный». А как это произошло?
Дело в том, что представители византийского христианского духовенства называли словом «идиотэс» мирян – то есть людей, живущих «в миру», не монахов и не священников. А поскольку центрами официальной культуры и образования были монастыри, то «монах» – синоним человека образованного, сведущего, а «идиотэс» – наоборот...
Кстати...
В Западной Римской империи похожая история произошла со словом «paganus». На латыни «pag» – это сельская община и занимаемая этой общиной терриотрия, в широком смысле – просто сельская местность. Соответственно, «paganus» – «сельский житель» («колхозник»). А поскольку на селе дольше сохраняются любые традиции, древнеримские «паганусы» ещё и в христианские времена почитали старых богов. Так «paganus» превратился в «язычника». А потом – просто в ругательство (и немудрено, ведь христиане в Риме от язычников натерпелись).
Никомидийские мученики. Одна из многочисленных кровавых страниц гонений на христиан при императоре-язычнике Диоклетиане
И ещё кстати...
Как выглядели изнутри языческие (ну, то есть античные) храмы? Вот так примерно:
Это реконструкция интерьера самого знаменитого античного храма – афинского Парфенона со статуей Афины Парфенос («девы»). Почитание девы (девственницы) перешло из древних религий и в христианство. Вот первое в истории (если не ошибаюсь; во всяком случае, одно из первых сохранившихся) изображение Богоматери, Пречистой Девы:
Находится оно в Риме, в катакомбах Присциллы, III–IV век. Поскольку христиане подвергались гонениям, первые христианские храмы устраивались в подземных сооружениях – катакомбах. А отсюда и различие между христианским и античным храмом. Догадались, в чём?..
Античный храм – это прямоугольная коробка: четыре стены и перекрытие. А в христианском мы обычно видим – что? Арочные своды. А почему?
Катакомбы Присциллы
Потому что они когда-то были подземными. Надо было давление грунта выдерживать, плоскими перекрытиями тут не обойдёшься.
Возвращаемся к идиотам
Значение «глупый» это слово получило только в XIV веке. А душевнобольных стали называть «идиотами» не потому что они «глупые», а потому что их трудно понять, они «свои собственные» – их сознание изолировано от других людей, они не способны к адекватной коммуникации с внешним миром...
Потом «идиот» в значении «дурак» перетянул одеяло на себя. Всё-таки дураков в природе больше, чем душевно больных...
Когда в 1874 году французский художник Клод Моне представил на выставке свою картину «Впечатление. Восход солнца», она показалась многим зрителям «возмутительной мазнёй».
Клод Моне. «Впечатление. Восход солнца». 1872 г.
По-французски название картины звучит так: «Импресьóн. Соле́ левáн». И вот один журналист назвал её придуманным словечком «импрессионизм» – то есть «впечатлизм».
Но Клод Моне и его товарищи не обиделись. «Импрессионизм? Отлично! Значит, будем импрессионистами!» Так появилось название этого нового необычного направления живописи.
Кстати, давайте заодно посмотрим на картину англичанина Уильяма Тёрнера, написанную в 1833 году, за сорок лет до Моне. Правда, они похожи?
Уильям Тёрнер. «Город и река на закате». 1833 г.
Почему же тогда первым импрессионистом считают Клода Моне? Потому что Тёрнер был уникумом, одиночкой. (Разве что у его современника Джона Констебла можно найти что-то похожее...) А импрессионисты ворвались в искусство целой группой. Чтобы получилось «направление в искусстве», одного человека мало. Один в поле не воин.
Джон Констебл. «Дом, радуга, мельница». 1837 г.
Кто-то может сказать: «Этиимпрессионисты были просто лентяями. Неохота им было тщательно детали выписывать!» Однако дело совсем в другом...
Почему они так пишут?
В 30-е годы XIXвека была изобретена и начала очень быстро развиваться фотография. К тому времени, когда появились импрессионисты, фотография уже сильно потеснила живопись. Ведь не нужно было тратить время и силы на то, чтобы запечатлеть какой-нибудь дом или улицу – фотограф сделает это быстрее и точнее. И портреты людям хотелось заказывать фотографические. Не надо долго неподвижно сидеть, позируя художнику, – раз и готово!
Так на глазах менялось искусство фотографии
Конечно, художникам было обидно… А теперь – внимание, вопрос. Чего недоставало фотографии по сравнению с живописью? Что у живописи было такое, чего у фотографии пока не было?
Цвет! У фотографии не было цвета! И художники-импрессионисты решили «поднажать на цвет». Не для того, чтобы победить фотографию, – они понимали, что это невозможно: между искусством и техническим прогрессом люди всегда выбирают технический прогресс.
Они решили так: «У нас, художников, глаз более острый, чем у обычных людей. Там, где обычный человек видит один цвет, мы видим огромное множество оттенков и переливов. И мы заставим вас тоже это увидеть! Мы будем это изображать!»
В самом деле, если раньше художник, чтобы добиться нужного оттенка зелёного цвета, смешивал на палитре определённое количество жёлтой и синей краски, то импрессионист брал жёлтую и синюю краски в чистом виде и клал рядом на холст так, чтобы зелёный цвет возникал прямо в глазу зрителя!
Видели старый цветной телевизор? Если посмотреть на его экран с расстояния в несколько сантиметров, можно увидеть, что всё цветное изображение складывается из крошечных точек красного, жёлтого и синего цвета. Точек другого цвета на экране нет! Но, когда смотришь на экран с нормального расстояния, видишь и розовый, и фиолетовый, и коричневый – все цвета, какие нужно. Все они складываются из так называемых «основных цветов» – красного, жёлтого и синего. Причём «сложение» происходит именно в глазу зрителя!
Так выглядит изображение на экране цветного телевизора при сильном увеличении
Кстати, точно так же устроены и экраны современных телевизоров, и экраны смартфонов, просто точек там больше и они мельче – не разглядишь.
Ну вот, а теперь рассмотрим картину художника-постимпрессиониста Жоржа Сёрá «Воскресный день на острове Сен-Жатт». Мы выделили один её фрагмент красным прямоугольником:
Жорж Сёрá «Воскресный день на острове Сен-Жатт»
Какой цвет в прямоугольнике внизу? Тёмно-зелёный? А теперь давайте посмотрим на выделенный нами фрагмент поближе:
Цвет становится зелёным, потому что фиолетовый смешивается у нас в глазу с оранжевыми точками, когда мы смотрим на картину издалека! Вся картина состоит из десятков тысяч нанесённых на холст разноцветных точек!
Фрагмент этой же картины с подписью художника
А хотите ещё фокус? Отойдите от экрана на пару шагов и внимательно посмотрите на следующую картинку… Что видите?
Кружочки? А что ещё? Напишите, пожалуйста, в комментариях! Ждём ваших ответов!
Развиваем воображение
Конечно, не все импрессионисты стали рисовать «точками». Но главный принцип – «изображение должно возникать не на холсте, а в глазу и в воображении зрителя» – соблюдали все. Например, посмотрим на картину Камиля Писсарó«Праздник Марди-Гра на бульваре». Видите прохожих, всадников на лошадях?
Камиль Писсарó. «Праздник Марди-Гра на бульваре»
А на самом деле – мы их не видим – мы их воображаем! Художник ЗАСТАВИЛ нас увидеть прохожих и всадников там, где на самом деле изображены просто пятна и закорючки:
Это наше воображение достраивает их до образов людей и лошадей!
Может, художник просто лошадей рисовать не умел? Нет, просто для него, как и для других импрессионистов, «чтобы было похоже» – не главное. «Похоже» теперь любой фотограф сделает. А для импрессиониста главное – передавать те состояния природы, которые недоступны для фотографии. В первую очередь – передавать так называемую «освещённость» – неуловимую быстро меняющуюся игру света в природе.
Камиль Писсарó. «Белая лошадь на лугу»
Именно поэтому они очень любили рисовать в утренние и вечерние часы, когда освещённость быстро меняется. Разумеется, рисовать надо было не «по памяти», в мастерской, а только с натуры – «на пленэре» (то есть на свежем воздухе), стоя или сидя перед маленьким походным мольбертом или этюдником.
Клод Моне. «Пленэр» (фрагмент)
Моне, например, написал огромную серию «Руанских соборов» – один и тот же фасад собора в городе Руане, но в разное время суток, в разную погоду и в разное время года. То есть – при разном освещении!
А в старости он уже не мог путешествовать, да к тому же заболел артритом и не мог держать в руках кисти (при этой болезни пальцы плохо сгибаются). Он просил, чтобы ему привязывали кисти к рукам, и с утра до вечера писал (в смысле рисовал) пруд с лилиями неподалёку от своего дома…
Серия «Руанских соборов». (Здесь далеко не все!)
Различаем оттенки!
Живопись импрессионистов развивает не только фантазию, но и наблюдательность, чуткость к природе, к её видимым, зримым состояниям. А в конечном итоге – развивает ум!
Можно всех рыб называть словом «рыба», а можно различать карасей, уклеек, сазанов, ёршиков, окуньков, тунцов, барракуд… Чем больше ты различаешь «оттенков рыб», тем больше у тебя знаний, верно? Это правило касается всего. Например, надо уметь различать больше оттенков настроений у себя и у других людей. «Грустный» и «печальный» – уже не совсем одно и то же. А ещё есть «меланхоличный», «тоскливый», «элегичный», «задумчивый», «тревожный», «мятущийся», «смятённый», «депрессивный»… Чем чутче ты определяешь настроение человека (или своё собственное), тем лучше понимаешь, как себя с ним вести, что с собой делать.
Клод Моне. Лилии
Чем, например, отличаются «печальный» и «грустный»? Вопрос на засыпку!
Грусть – состояние более острое, но быстрее может пройти, а печаль мягче, но длится дольше. Грустным человек бывает по какой-то причине и обычно знает, почему ему грустно. А вот печальным можно быть и без причины – непонятно почему. Вот просто накатило такое настроение, и всё!
В природе тоже надо уметь различать оттенки. У многих ведь людей как? Солнышко – жёлтое, трава – зелёная, стволы деревьев – коричневые. Какой карандаш есть в коробке, такого цвета пусть и будут. А природа – не коробка с карандашами! В ней цветов гораздо, гораздо больше!
Клод Моне. Лилии
Может возникнуть вопрос: разве до импрессионистов художники не знали всего этого?
Разумеется, знали. Но они не делали это знание достоянием публики. Это был их секрет. Они смешивали на палитре краски, какие надо, и получалось «похоже». А импрессионистам не надо было делать «похоже» (за них это уже фотографы делали), и они решили показать зрителям, что происходит у художника в голове. Как возникают цвета и формы…
Вовлечь в процесс творчества, а не показать его результат:
В прошлый раз мы говорили о том, что такое классическое искусство, и чем оно отличается от «обычного».
Ни греки, ни римляне вовсе не считали себя «классиками» – то есть «образцовыми». Так их стали называть в Италии XIV века. Именно тогда на древнегреческое и древнеримское искусство стали равняться, как на высший образец мастерства. В истории европейского искусства этот период называется Эпохой Возрождения.
Многие думают, что Эпоха Возрождения – это время, когда «мрачное средневековье» сменилось другой жизнью – более мирной, изящной, красивой, «светлой». Ничуть не бывало!
XIV–XV века в Европе были точно таким же суровым средневековьем. Люди так же воевали, интриговали, страдали от эпидемий, притесняли и обманывали друг друга, как и двести-триста лет назад. Этот период в итальянской истории был таким же жестоким и коварным! (Да вот хоть на сломанный нос Микеланджело посмотрите!)
Джакопино дель Конте. Портрет Микеланджело Буанаротти (1545 г.)
Почему же это время называют Эпохой Возрождения?
А дело вот в чём. В третьем–четвёртом веках нашей эры в Европе существовала высокоразвитая цивилизация. Многоэтажные дома с водопроводом, роскошные дворцы и храмы, а уж искусство было таким, что и сегодня мало кто сравнится с древнегреческими и древнеримскими мастерами!
Римский Форум (центральная площадь)
Древнеримские скульптурные портреты. Хотели бы, чтобы вас так изобразил художник?
Но в пятом, шестом веках эта жизнь стала меняться. Италию заселяли «варвары» (как бы мы сегодня сказали, «мигранты»). В основном, это были северные германские племена. У этих людей были другие привычки и потребности, другой образ жизни.
Шёлковые туники красавиц изорвались и выцвели, поэты переквалифицировались в пастухи. Наступили «тёмные века». Или, как бы мы сказали сегодня, «новый мировой порядок».
Посмотрите, как изменилось искусство раннего средневековья по сравнению с древнеримским, и вы поймёте, как изменились люди, как изменилась жизнь:
Искусство раннего средневековья – так называемый «романский стиль». «Романский» означает римский. Но разве это похоже на искусство Древнего Рима? (3 фото)
Так продолжалось ни много ни мало тысячу лет. И вот вдруг люди в Италии вспомнили, что когда-то у них была великая эпоха, великая империя…
А почему они вдруг вспомнили? Уф-ф, это отдельная история. Постараемся в двух словах…
Дело в том, что в четвёртом веке Древний Рим распался на две половины: Западную Римскую империю и Восточную Римскую империю.
Западная очень быстро распалась (это именно там «туники выцвели»). А Восточная Римская империя под именем Византия просуществовала тысячу лет! Там, в Византии, сохранилась и цивилизация Древнего Рима, хотя за тысячу лет тоже изменилась, конечно, – под воздействием соседних культур: иранской, арабской, армянской и других.
Западная и Восточная Римские империи на карте
Но начиная с XIV века жить в Византии становилось всё труднее и опаснее – ей угрожали турки-османы. (В конце концов они захватили Византию в 1453 году; теперь бывшая византийская столица Константинополь – это турецкий город Стамбул.) Учёные и художники постепенно перебирались из Византии в Италию. Вот под их влиянием итальянцы и «вспомнили», что они наследники великого Рима!
Люди стали думать: «Когда-то у нас было великое государство, и мы были великим народом. Хотим это возродить!»
Но, чтобы воссоздать великое государство, надо было объединиться, а европейские правители объединяться не собирались – каждый хотел сам всем владеть и править (да ещё соседние владения захватить), вот и получилось, что Возрождение состоялось только в искусстве.
Возникла мода не всё античное – то есть древнегреческое и древнеримское. Художники начали старательно подражать античным живописи и скульптуре, поэты – переписывать античные сюжеты, а когда взялись «возрождать» античный театр, произошла прелюбопытная история!
Люди знали, что в античном театре монологи и диалоги актёров чередовались с хоровым пением. Как это звучало и выглядело, они не знали. И когда попытались воссоздать античные спектакли «по воображению», у них получилась… опера! Монологи стали ариями, диалоги – дуэтами.
В общем, как всё это происходило, вы можете сами прочитать в интернете – поищите статьи по запросу «Флорентийская камерата»!
В следующий раз поговорим о великих и малых «голландцах».
Древнеримский поэт Публий Сир как-то написал: «Амикум лэдере не йоко квидем лицет» («amicum laedere ne joco quidem licet»). В переводе с латинского: «Друга обидеть не шутка, даже дозволено если». А стихотворный перевод на русский мог бы выглядеть примерно следующим образом:
Это правило, друзья, Выучить несложно: Обижать друзей нельзя, Даже если можно!
А теперь – к теме. В очень многих книгах эту историю рассказывают примерно так: жил-был великий учёный, астроном и физик Галилео Галилей. Учил, что Земля вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли. За это католическая церковь арестовала учёного, судила и заставила публично отречься от теории вращения Земли. А Галилей был такой принципиальный, что после отречения всё равно гордо сказал: «Э пур си муовэ!» («E pur si muove!»), то есть «А всё таки она вертится».
Галилей перед судом инквизиции
История очень романтичная, яркая, вызывающая благородный гнев. Истинный Учёный, окружённый в тёмном подвале подлыми душителями Науки и Знания... Но... Всё настолько картинно, что невольно возникает сомнение – а было ли всё на самом деле так?
Начнём с астрономии. Систему мира, в которой Земля и другие планеты вращаются вокруг Солнца, создал вовсе не Коперник. Её создал древнегреческий астроном Аристарх Самосский ещё в III веке до нашей эры. Да-да, до нашей эры. Однако древние астрономы в итоге «выбрали» систему мира Птолемея, в которой Солнце и другие планеты вращались вокруг Земли. Почему?
Потому что другой древнегреческий астроном – Клавдий Птолемей – не просто высказал гипотезу и предложил свою систему мира, а создал мощный, точный и гибкий математический аппарат. Формулы, которые позволяли предсказывать положение планет на сотни и тысячи лет вперёд! Формулы, по которым можно было составлять мореходные таблицы и прокладывать торговые пути. Таблицами Птолемея (с исправлениями) астрономы, путешественники и моряки пользовались вплоть до XVII века!
А что же Николай Коперник? Это был выдающийся польский астроном, математик и... священник. Да-да, служитель той самой «мракобесной» католической церкви. Хуже того, Коперник – как знаток астрономии и математики – был одним из многочисленных консультантов, помогавших римской церкви готовить давно назревшую календарную реформу (которую в 1582 году завершил римский папа Григорий XIII).
Именно Коперник сделал из умозрительной теории Аристарха настоящую научную систему – то есть рассчитал все параметры, создал математические формулы и таблицы положения планет. Были ли таблицы Коперника принципиально лучше таблиц Птолемея? Нет, не были. Ошибки (причём существенные!) были, что называется, «и там, и тут».
Первые в мире «безошибочные» астрономические таблицы через 100 лет создаст совершенно другой человек – Иоганн Кеплер, первооткрыватель законов движения планет...
А церковь? В 1533 году римский папа Климент VII в компании двух кардиналов прослушал лекцию немецкого богослова Иоганна Видманнштеттера – лекция была посвящена... теории Коперника! Причём папе она очень понравилась – он щедро одарил лектора и отметил важность работы Коперника для всё той же календарной реформы...
Итак, промежуточные итоги.
1. То, что «Земля вращается вокруг Солнца», придумали ещё древнегреческие астрономы.
2. Система мира Птолемея была для своего времени передовой, а главное – практичной и полезной, в ней нет и не было никакой «реакционности» или «отсталости».
3. Система мира Коперника была интересной, но такой же «не очень точной», как и система Птолемея. То есть с практической точки зрения менять «шило на мыло» никакого смысла не было.
4. Католической церковью теория Коперника (который был прекрасно известен в Риме) была воспринята вполне благожелательно.
Однако продолжим. Теперь чуточку поговорим о самой тогдашней католической церкви. Начнём с того, что XVI век для неё был очень непростым, если не сказать – провальным по всем статьям. Именно в XVI веке по всей Европе началась антикатолическая реформация – собственные церкви создали и Мартин Лютер в Германии, и Жан Кальвин во Франции и Швейцарии, и даже король Генрих VIII в Англии.
Вот они, настоящие "сотрясатели основ": Мартин Лютер, Жак Ковэн (Кальвин), Генрих VIII (а вовсе не Галилей и не Коперник)
От Рима отпадали целые государства, в Европе шли непрерывные и кровавые конфликты – одни только религиозные войны во Франции чего стоили! Долгих 50 лет католики резали кальвинистов-гугенотов (вспомним печально знаменитую Варфоломеевскую ночь), а гугеноты не менее жестоко убивали католиков. А теперь представьте себе – насколько в такой ситуации священников могли интересовать астрономия и физика?
Кстати говоря, во многих книгах – даже учебниках! – иногда пишут о том, что «две тысячи лет церковь своим авторитетом поддерживала реакционную физику Аристотеля». Так вот, это, мягко говоря, неправда. Труды древнегреческого философа Аристотеля были в средневековой Европе на долгое время вообще забыты – вплоть до самого XIII века! А тогдашней церкви Аристотель и вовсе был как бы «не к лицу» – язычник, не христианин, да ещё и утверждает, что Земля имеет форму шара... Какая ерунда, ведь всем известно, что Земля плоская! В общем, только в XIII веке стали появляться переводы Аристотеля – сперва с арабского, а потом и с греческого языков; случилось это прежде всего стараниями доминиканского монаха, знаменитого философа и богослова Фомы Аквинского. А первое полное собрание сочинений Аристотеля в Европе появилось только в 1489 году. Всего лишь за 75 лет до Галилея!
Фома Аквинский (1225–1274). Человек, подаривший Европе Аристотеля
Так что к нашим предыдущим четырём пунктам можем смело добавить:
5. Католическую церковь астрономические теории интересовали только «в разрезе» реформы календаря. Во всём остальном римской церкви было, мягко говоря, не до того.
6. «Физика» Аристотеля для тогдашней Европы была вовсе не какой-то «заскорузлой», «застарелой» и «реакционной» – напротив, вполне себе живой и интересной.
Однако, с другой стороны, факт остаётся фактом: в 1633 году итальянский физик и астроном Галилео Галилей был заключён в тюрьму, а католическая церковь внезапно вмешалась в чисто научный спор (причём на самом высоком уровне), вдруг начала заниматься астрономией и физикой (совершенно зря), запретила книгу Коперника (осрамившись в итоге на весь свет) и начала всячески бороться с теорией «движения Земли» (впрочем, без особого успеха). Что же такое могло произойти?
А произошло на самом деле вот что. Долгое время вопросы строения солнечной системы, движения планет и другие астрономические дела интересовали только людей науки – астрономов, математиков, механиков. Они были глубоко безразличны широкой публике – ну какая разница, что там и вокруг чего у этих философов вращается? Однако тут появляется Галилео Галилей, человек очень разносторонний – вовсе не только физик и математик! Он ещё и «медийная персона», говоря современным языком, «модный блогер», активный популяризатор науки, известнейший человек, слова которого обсуждают буквально все. У Галилея было множество талантов – например, он отлично рисовал и даже преподавал перспективу и светотень в Академии Изобразительных Искусств во Флоренции. Отец Галилея был выдающимся музыкантом и музыкальным теоретиком, и сам Галилей был вовсе не чужд музыке. В общем, это был человек известный, эрудированный, умный, блестящий лектор, оратор и писатель. Но... при этом – крайне самоуверенный, вспыльчивый, ревнивый к чужой славе, несдержанный и злой на язык.
Не стоит думать, что все теории Галилея были верными – он тоже допускал ошибки. Однако своих ошибок не признавал и не замечал, свои теории считал единственно верными, а научных оппонентов не щадил – он не просто критиковал их, он их язвительно высмеивал, обзывал, «размазывал по стенке». Скажем, в 1618 году в небе появилось сразу целых три кометы подряд: первая в начале октября, вторая в середине ноября, а третья, самая яркая – в конце ноября. Галилей комет не наблюдал, поскольку был сильно болен. В то же время в Риме математик, член духовного ордена иезуитов Орацио Грасси прочитал публичную лекцию, посвящённую этим трём кометам. На основании того, что при астрономических наблюдениях не удалось обнаружить параллакс комет, Грасси пришёл к выводу (вполне современному и правильному), что кометы представляют собой «огненные тела», которые летят очень далеко от Земли, гораздо дальше, чем Луна. Лекция имела большой успех.
Комета 1618 года над Гейдельбергом (Германия)
Галилей был в ярости. Как?! Кто-то в Риме читает лекции по астрономии, которые не менее популярны, чем лекции его, Галилея? Он приказывает немедленно доставить ему копию лекции Грасси и читает её. Пометки на полях говорят сами за себя – «слабоумный осёл», «шут гороховый», «злобный идиот», «неуклюжий урод», «тупица». В 1619 году вышла книга «Спор о комете» («Discorso delle Comete»), автором которой был указан Марио Гвидуччи, друг и ученик Галилея. Однако обмануть публику было невозможно – просто по стилю текста сразу же было понятно, кто истинный автор. Галилей называл Грасси «бездарностью», «слепцом» и «невеждой», утверждая, что кометы представляют собой чисто атмосферные явления – такие же, как, например, северное сияние; предположение о том, что кометы летают где-то далеко в космосе, Галилей высмеивал и называл «сущей чепухой». Орацио Грасси вполне вежливо возразил, что сам Галилей обсуждаемые кометы даже не видел– на что Галилей безапелляционно ответил в духе «ну и что, что я не видел, зато я знаю точно, что ты невежда и осёл!». Что называется, оцените характер... А публика обсуждала памфлет и много смеялась над язвительными остротами автора...
Итак, Галилео Галилей – известный на всю Европу учёный, «философ и первый математик Великого Герцога Тосканского» (как он гордо писал сам про себя), автор популярных книг, говоря современным языком – «медийная персона», «звезда», «мегаблогер», человек, чьим мнением публика живо интересуется... Немудрено, что сперва чисто научная тема «что вращается вокруг чего» благодаря книгам и лекциям Галилея (а также его язвительным шуткам и остротам) начала обсуждаться буквально на каждом углу. А вот это церкви уже не понравилось – допустим, рассказывает священник во время проповеди о том, как Иисус Навин остановил Солнце во время Гаваонской битвы (есть такой рассказ в Библии), а слушатели начинают хохотать: «Да этот преподобный даже не знает, что Солнце на самом деле далёкое и огромное! Вы разве не слышали, как маэстро Галилей отделал очередного иезуита после лекции в Риме?». И так далее, и тому подобное.
Короче говоря, Галилей умудрился постепенно поссориться практически со всеми – и с философами, и с астрономами (Грацци, Риччоли, Шейнером, список длинный), и – главное! – с могущественным орденом иезуитов... В инквизицию начали поступать доносы от врагов учёного, с каждым годом их становилось всё больше.
Однако у Галилея, помимо недоброжелателей, было и множество могущественных и влиятельных друзей и поклонников: высокопоставленных священников, кардиналов, вельмож – начиная с того самого герцога Тосканского Козимо II (Галилей был его личным учителем и учителем его детей). А потому учёный был совершенно убеждён в собственной неприкасаемости, что никто никогда его даже пальцем не тронет. А уж когда римским папой стал кардинал Маффео Барберини, один из давних друзей Галилея, учёному, как выражаются современные школьники, совершенно «сорвало башню», то есть вскружило голову.
Маффео Барберини (он стал папой под именем Урбана VIII) разрешил учёному написать книгу, в которой тот мог бы полностью и целиком изложить свои взгляды на астрономию и небесную механику, привести все доводы «за» и «против» вращения Земли вокруг Солнца. Книга, которая называлась «Диалог о двух главнейших системах мира», вышла в 1632 году – с разрешения инквизиции и лично римского папы!
Но тут случилось то, с чего мы начали нашу беседу – возможно, Галилей хотел просто пошутить, но шутка не удалась. Книга написана в виде диалога – длинного спора, разговора между тремя собеседниками: Сальвиати, Сагредо и Симпличио. Причём написана не на латыни (как в те времена было традиционно для научных трудов), а на живом разговорном итальянском языке. Сальвиати (это имя явно намекает на итальянское слово «salvi», то есть «спасать») – это, безусловно, сам Галилей, «спаситель из мрака невежества», ироничный, насмешливый, язвительный. Сагредо (по-испански «святой») – это как бы нейтральный посредник, беспристрастный и мудрый судья (который, однако, в итоге во всём соглашается с Сальвиати, то есть с Галилеем). Наконец, Симпличио – защитник идей Аристотеля и Птолемея, главный «враг» и мишень всех острот. Имя «Симпличио» тоже «говорящее», оно означает «простачок», «придурок». При этом в образе Симпличио Галилей очень узнаваемо вывел... римского папу Урбана, своего давнишнего друга и защитника!
Папа Урбан VIII
Маффео Барберини, он же Урбан VIII, был в шоке. Формально книга Галилея была диалогом, но по факту представляла собой то самое безудержное «размазывание по стенке». Причём саму книгу Галилей сразу же после публикации разослал всем высокопоставленным священникам и лично великому герцогу! В общем, опозоренный на весь свет Урбан VIII счёл такой поступок со стороны Галилея непростительным предательством... Тут-то и подоспели все враги учёного, которые такой уникальный шанс упустить никак не могли.
Вся могущественная поддержка в одночасье рухнула. Не помогли ни просьбы герцога Тосканы Фердинандо II (сына Козимо II и воспитанника Галилея), ни даже французского короля Людовика XIII. Личные оправдания в духе «да я совсем не это имел в виду» и «ты что, обиделся?» услышаны не были. Галилей был отправлен в тюрьму, а затем, после суда и публичного отречения – под домашний арест, под неусыпный надзор инквизиции. Никаких лекций, никаких комментариев, никакой «медийности». «Блогеру» перекрыли «интернет».
До самой смерти в своих бедах Галилей винил недоброжелателей и врагов, прежде всего – орден иезуитов. Себя ни в чём виноватым он не считал. А вот папа Урбан своего бывшего друга так и не простил – обида его была настолько велика, что он даже не позволил ставить Галилею памятник и хоронить учёного в родовой усыпальнице во Флоренции... Историки до сих пор спорят – насколько существенную роль в истории Галилея сыграло его «умение» наживать врагов и ссориться с друзьями. Однако соглашаются в том, что, будь учёный хотя бы капельку потактичнее, всё могло бы быть иначе... «Обижать друзей нельзя, даже если можно» – а ведь прав был Публий Сир... А вы как считаете?