Ужасы faceapp
Оригинал
Оригинал
🔞18+
- Думаешь, он умеет говорить? – усомнился Тёма в корчившемся от злости мертвеце, висящем на корнях.
- Все они умеют говорить, только на своём языке. Тот не хотел делиться со мной, а у этого ещё есть шанс сохранить своё тело целым. - ответил Боря, подойдя ближе. - Ну что, попробуем ещё раз, - сказал друид, а после забормотал на незнакомом мне языке.
В это время я протирал глаза от земли с сапог зомби. И тут нежить начала отвечать, даже завладев моим вниманием. Всё так как и говорил старик. Они общались, вели беседу. Это существо уже не выглядело тупым монстром, желающим только убивать.
- Ну что, что он тебе сказал? – спросил Тёма, после того, как мертвец замолчал.
- Я так и думал. Горумар уже здесь, и с ним много поднятых воинов, - рассказал друид.
- Значит, нам надо спешить, чтобы предупредить Макария и Марусю. А теперь рви и этого, - предложил Артём, глядя на морду скалящегося зомби.
И тут корни опустили пленника, и уползли в землю, будто их и не было. Я напрягся, когда противник оказался рядом, готовый нападать. Но нападения не произошло, и он попятился назад.
- Нет, я обещал ему свободу, и сдержу своё слово, - пояснил друид, - мы строим свой мир на доверии, и если будем нарушать свои же слова...
- Какое доверие? Это же зомби, дед?! – недоумевал призрак. – Я из-за него стал призраком. Надо его уничтожить. И Горумара этого тоже.
А я вот больше придерживался мнения старика, надеясь, что если однажды окажусь в подобном положении, рядом также найдётся честный и справедливый противник...
По пути к хижине охотника мы больше не натыкались на засады. Уже стемнело, а мы ещё были в пути.
- Ты говорил, что меня можете видеть только вы вдвоём, но тот зомби в лесу, он пытался меня ударить, он точно видел меня. Почему такое произошло? – вспомнил Тёма, и тут же спросил волшебника.
- Боюсь, в этом есть моя вина, парень. Там было много способов оживить тебя, я взял тот, что посчитал наиболее безопасным, но что если я ошибся, и выбрал другое заклинание? – ухмыльнулся друид.
- Что значит ошибся? Ты что, мог меня превратить во что-то? – ужаснулся призрак.
- Нет-нет, ритуал был связан с духами, так что просто ошибся парой строк. Такое бывает, когда редко занимаешься подобными делами, - без раздумий ответил Борислав.
- Стас, ты слышал? Этот старик – дилетант, - в шутку сказал Тёма.
Боря состроил задумчивое лицо, ничего не ответив.
- Он не знает такого слова, - заметил я, засмеявшись, заодно повеселив и приятеля.
- А что ты ещё умеешь призывать? Волков, медведей, птиц? Что-то необычное есть? Или ты также можешь ошибиться с выбором, как и со мной? – спросил Тёма старика, а он был не прочь поболтать, выдумывая на ходу всякую всячину, на которую так вёлся мой прозрачный приятель.
- Если надо будет, увидишь. Но знай, все создания не появляются из ниоткуда. Я призываю только тех, кто сейчас находится рядом со мной. Но если ты не видишь никого вокруг, это не значит, что мы одни, - пояснил друид, заставив задуматься собеседника.
Наконец, мы оказались на месте. В доме горел свет.
- Я чувствую большую силу, - показался на крыльце Макарий, растянув довольную улыбку.
- Да, друг, но это могу быть не только я. В наши края вернулся Горумар, и на этот раз он хочет установить тут свои правила. Мы столкнулись уже с его приспешниками, - Боря показал на Тёму.
Увидев призрака, егерь ужаснулся, и даже расстроился. Будь Артём реальным, охотник бы наверняка обнял его.
- А где Маруся, - спросил я, заметив, что её нет рядом.
- Убежала к деревне. Не даёт ей покоя её сестра, всё хочет найти Лесю, - сказал Макарий.
- Сейчас находиться в лесу опаснее, чем раньше, - переживал я.
- Хочешь сходи за ней, не нужны мне оборотни в доме. А ты, Борислав, Боря, друг мой, расскажи лучше, может, знаешь, зачем пришёл наш старый приятель? – спросил егерь.
- Как раз из-за Маруси, - ляпнул Тёма, не подумав, какие последствия могли иметь его слова.
- Что? Она-то тут при чём? – не понимал мужик.
- Помнишь уговор? Оборотни отгоняют нежить, а ты им не мешаешь. Так вот Горумар как-то узнал, что оборотней теперь меньше, а тут ещё появилась вампирша, оставившая после себя трупы, - рассказал Боря.
- Да, чтоб этих упырей, оборотней, демонов, всех их молнией прибило! – разозлился охотник, - А я и забыл об уговоре, и не подумал, что теперь нет бабки, а сёстры рассорились. Прибить бы её тогда теперь, это Марусю!
- Эй, ты обещал нам помочь! – вмешался я, огрызнувшись.
- А ты, парень, аккуратней, ты у меня дома! – разозлился мужик на моё замечание, и подошёл ближе.
- Успокойтесь! – прокричал Тёма.
- Боря, ты же видишь, что это всё из-за них, - указал егерь на меня и Тёму, - они приехали в лес и привезли с собой вампиршу! Развели мне тут нежити!
- Нет, Макарий, это просто так и должно было произойти, они тут не при чём! – успокаивал друид охотника.
- Не хочу я верить в твои приметы! – огрызнулся мужик, кинулся к ружью и наставил на меня, - Пора прекратить этот кошмар!
И в этот момент в дом вошла Маруся...
Автор Владислав Афонин
Продолжение. Послушать с самого начала ⬇️
Первая часть - Богом Забытый Горизонт.часть первая
Вторая часть - Богом Забытый Горизонт. Часть вторая
1793 год. Село Самсоново. Бутаковская волость.
Черный платок так и остался лежать в сенях. Одежда ворохом валялась в комнате на холодных досках пола. Босые ступни замерзли, но у Марии не осталось сил, чтобы дойти до кровати. Сидя в полной темноте возле стены, она вяло подумала, что нужно на ночь подкинуть дрова в печь.
Слез уже не было, лишь изнеможение. Обнаженное тело чесалось от колючей шерстяной ткани платья, и Маша подумала, как было бы хорошо сейчас попариться в бане. Одернула себя, какая баня, у нее муж умер! В это мгновение раздался легкий стук в окно. Кого еще принесло!
Протянув руку за валявшимся платьем, женщина взглянула в сторону окна и замерла. Этого не может быть, она, верно, уснула и видит сон!
Освещенный светом неполной луны, на улице стоял ее муж и легонько постукивал в оконное стекло. Как была обнаженная, Мария выскочила на улицу, не чувствуя мороза и столкнулась с любимым. Его руки, твердые, как камень, обняли женщину. Она почувствовала, как ступни оторвались от стылой земли и прильнула губами к щеке мужа.
- Петенька, миленький, как же…
Больше Мария не успела ничего произнести, резкая боль пронзила ее тело. Последним ощущением стал холод, ледяной и беспощадный. Свет луны угас, будто растворился в этой непроницаемой черной стуже.
Наши дни. Село Самсоново. Омская область.
- Я не хочу идти в садик!
В раздражении застегивая куртку на вертящемся сыне, Ольга слишком сильно дернула за молнию. Бегунок остался у нее в руке.
— Вот же черт! А ну помолчи! – прикрикнула она.
И что теперь делать? Другой теплой одежды у Ваньки нет. На дворе ноябрь, до детского сада идти полчаса, он непременно замерзнет и заболеет. Придется дома оставить, и присмотреть некому.
- Так, Ваня, послушай меня внимательно. Ты сегодня будешь дома один, пока я не вернусь. Я скоро.
- Ура! – ребенок с визгом скинул ботинки и запрыгнул на диван.
Женщина взглянула на часы и заторопилась. Не опоздать бы!
- Не балуйся, к плите не подходи, дверь никому не открывай! – напоследок напомнила она скачущему мальчику.
Ванька хоть и бес, но все же ему уже пять. Мальчик умненький, не должен набедокурить. Этими мыслями Ольга успокаивала себя, усаживаясь в катер. Село Широковское располагалось на другом берегу Иртыша, и там жила Ольгина мать. Сейчас женщина приболела, и Оле приходилось мотаться каждый день в Широковское, чтобы поставить ей укол. Вот ведь вредина, никого к себе с иголкой не подпускает, а Ольге таскайся туда-сюда. И Ванюшка дома один…
Окончательно разозлившись, женщина сошла в Широковском на пристань и обернулась к капитану.
- Ефимыч, через два часа отплываешь? Меня не забудь!
- Конечно, Оль, забудешь про тебя…
Медицинская процедура прошла без последствий, и мать даже не стала читать очередную нотацию Ольге, узнав, что Ваню пришлось оставить одного дома.
- Ты бы позвонила, - виновато оправдывалась женщина, - я бы Вальку-соседку попросила уколоть…
- А ты трубку брала? – сердито ответила Ольга и засобиралась.
Почти бегом дойдя до пристани, она с недоумением обнаружила пустой причал.
- А где Ефимыч? – спросила она у двоих мужиков, возившихся со своей лодкой.
- Мотор у него забарахлил, Ефимыч сказал, сегодня он точно никуда не поплывет. Да вона он!
Действительно, в отдалении виднелся катер, скрюченная фигура ковырялась в машинном отделении. И что теперь делать?
На поиски человека, готового перевезти ее в Самсоново ушло три часа. Вечерело. Ольга уже не находила себе места. Добравшись, наконец, до дома, она скинула сапоги и прошла в комнату.
- Ванечка, я дома!
Тишина. От тревоги схватило горло, и Оля сипло позвала еще раз:
- Ванюша! Где ты? Ты прячешься?
Обежав все комнаты, Ольга с ужасом поняла, что сына нет в доме. На улице уже стояла темень, и женщина в панике никак не могла сообразить, что ей делать в первую очередь. Звонить в полицию? Бежать к соседям? Искать в округе?
Как была, босиком, Оля выскочила на крыльцо и столкнулась с Ваней. Мальчик стоял молча в одной футболке и шортах. Обливаясь слезами облегчения, Ольга схватила сына и почувствовала, какой он холодный. Дрожащими руками она ощупала тело мальчика, он стоял спокойно, словно не чувствуя холода.
На вопросы обычно неумолкающий Ваня не отвечал, от ужина и чая отказался. На теле его не было синяков, лишь пара ссадин. И Оля успокоилась. Наверное, сын устал ее ждать, вышел на улицу, заигрался, замерз, испугался и вернулся. Главное – вернулся. Ничего, поспит ночь, завтра встанет как новенький!
Уложив сына в кровать, Ольга накапала себе валерьянки. Руки все еще подрагивали от пережитого шока. Сон не шел, она чутко прислушивалась к спокойному дыханию мальчика.
Веки начали смыкаться, легкая дремота окутала сознание. Сквозь эту дымку Ольга почувствовала – что-то не так. Она резко открыла глаза, темнота не позволяла рассмотреть практически ничего. Внезапно женщина осознала, что не слышит сопения Ваньки. Резко поднявшись на кровати, она впилась глазами в его постель. Она была пуста!
Бросившись вон из комнаты, Ольга на ходу истошно крикнула:
- Ваня!
В темноте она налетела на что-то, упала, ударившись лбом о дощатый пол. Перед глазами поплыли яркие пятна, Ольга поднялась на локтях и почувствовала прикосновение в своей шее. Резко вскинув голову, она с неимоверным облегчением увидела маленькую фигуру сына.
- Господи, Ванечка, как ты меня испугал! – прижимая к себе мальчика, приговаривала женщина.
Сквозь пижаму она почувствовала, какой он холодный, и она мимолетно удивилась, ведь сын спал под одеялом.
Из рассеченной брови скатилась капля крови, и вдруг Ольга почувствовала, как Ваня напрягся. Он резко вырвался из объятий и вцепился ей в волосы, прижав рот к ране на лбу. Ольга с ужасом почувствовала, как сын слизывает ее кровь. Из глубины его горла раздалось хищное урчание.
Ольгу обуяло странное чувство нереальности. Это не могло происходить на самом деле, ее пятилетний Ванечка… Резкая боль пронзила голову, и Ольга вскрикнула. Сильный толчок опрокинул ее на спину, и женщина закричала изо всех сил. Ваня уже сидел на ней сверху и сосредоточенно смотрел на область шеи. В дверь заколотили, чей-то голос крикнул:
- Что такое? Оля! Что у тебя?
- Помогите! – через силу закричала Ольга, горло сжалось, небольшое тельце сына казалось странно тяжелым.
Новые удары в дверь заставили женщину прийти в себя, она с неимоверным трудом смогла отцепить Ваню и встать.
Соседка Татьяна, седая, взлохмаченная, в халате и галошах стояла на пороге и пораженно щурилась.
- Что произошло, Оль? Что у тебя с лицом? Ванюша, бог ты мой, как вас угораздило?
Крепкий сладкий чай привел Ольгу в чувство. Ваня спокойно лежал в кровати, а соседка в четвертый раз выслушивала сбивчивый рассказ.
- Что, так и напал на тебя? Кровь лизал? Ох, ты боже ж мой! Вот снова эта напасть…
- Тань, что значит – снова? – напряглась Ольга.
Та замялась, болтая ложечкой в бокале. Оглянулась на комнату, где спал мальчик.
- Ты бы в церковь сводила сына, - наконец тихо проговорила она, - может, и отпоют как-нибудь.
Пораженно уставившись на соседку, Ольга попыталась устроить ей допрос в надежде получить хоть какие-нибудь ответы. Но та быстро собралась и ушла со словами:
- Поздно-то как! Завтра побалакаем!
Завтра! До завтра еще дожить нужно, а ложиться спать Ольге теперь было страшно. За свою жизнь она не боялась, но что случилось с Ванюшей? Какое-то помутнение рассудка? Что еще от него ждать?
В конце концов женщина прилегла на край кровати, обняв сына и прижавшись к его волосам лицом. Детский запах, такой родной и знакомый, успокоил Ольгу. Сон на мягких лапах начал подкрадываться к ней, напряжение сегодняшнего дня давало знать о себе, и женщина забылась.
Ей снился пожар, огонь пожирал стены, занавески плавились, с потолка падали горящие доски. А она искала Ваню и не могла найти. Только слышала голос:
- Мама!
Ольга вздрогнула от нового крика:
- Мама!
Это наяву! И Вани нет рядом! И как жжет шею, будто действительно кожу обожгло. Вскакивая с кровати, Ольга машинально провела рукой по шее, откинув волосы и увидела кровь. Не обращая на это внимания, женщина хотела крикнуть, позвать сына, как вдруг ее кто-то схватил за волосы. Она дернулась, вскрикнула от боли и вдруг увидела Ваню. Ребенок спокойно стоял в дверях и смотрел куда-то в сторону. Да что происходит? Кто забрался в дом?
Резкая боль оборвала мысли, Ольге показалось, что плечо горит огнем, она забилась, закричала. Обернуться и посмотреть, кто ее держит, не удавалось. Из глаз брызнули слезы, зрение затуманилось.
В дверь снова заколошматили. Голос соседки и чей-то еще, мужской, выкрикивали ее имя. Хватка нападавшего ослабла, и женщина смогла вырваться. Обернувшись, Ольга наконец увидела пришельца. Темнота не позволяла рассмотреть детали, но то, что удалось разглядеть, заставило ее осесть на пол.
Рядом с кроватью замерла в позе броска человеческая фигура, только лица у нее не было. Точнее, не было глаз, лишь огромная пасть, с которой капала кровь. Ее кровь.
- Ваня, беги, - прохрипела она, отползая от кошмарного существа.
Мгновенным движением фигура накинулась на Ольгу сверху, в эту же секунду входная дверь затрещала и открылась. Трое мужиков вломились в дом. За их спинами маячило бледное испуганное лицо соседки. Дальнейшие события остались для Оли за кадром, краем ускользающего зрения она лишь успела увидеть маленькую фигурку сына, выбегающего из дома в ночную тьму.
***
На поминки пришло так много народа, что Ольга совершенно потерялась. Сорок дней со дня смерти Ванечки прошли для нее в прострации, и сейчас она вяло удивлялась – зачем пришли все эти люди? Разговаривать и просто смотреть на кого-то было выше ее сил. Она молча сидела в углу перед фотографией сына и не сразу обратила внимание, что кто-то трясет ее за плечо.
Соседка Татьяна тихонько села рядом и сочувственно погладила лицо Вани на фото.
- Оль, я поговорить хотела с тобой.
- О чем? – безразлично отозвалась Ольга.
- О Ванечке… Если ты его увидишь… В общем, беги. А лучше тебе вовсе уехать. Точно, переезжать надо. Чем дальше, тем лучше. Чтобы он тебя не нашел.
До сознания Ольги не сразу дошло, о чем говорит соседка.
- Ты что несешь-то? Тань, ты чокнулась? Ванечка умер! Умер, понимаешь? Где я его увижу? Во сне?
Она снова заплакала, тихо и безнадежно.
- Ты послушай меня, - не унималась Татьяна, - я знаю, что говорю. Не впервые это у нас в Самсоново. Очень давно нечистая сила здесь завелась. И уж если выберет кого, изживет.
Перестав плакать, Ольга слушала рассказ соседки и не верила ушам. По словам Татьяны, еще много веков назад недалеко от этих мест было старое кладбище. Самого села тогда еще не существовало, но маленькие поселения уже прорастали, люди выращивали скот, занимались земледелием.
Среди них выделялись Репейниковы, зажиточный род, хоть и из простых. Отец, кудрявый рыжий мужчина в расцвете сил, мать, работящая женщина, не утратившая нежности и красоты. И надо же было случиться несчастью: их единственный сын, первенец, погиб. То ли от заражения, то ли от отравления, сейчас уж не узнать.
Безутешная мать обратилась к местной знахарке, живущей в избушке недалеко от кладбища. Что уж сделала старая ведьма, никому не ведомо, только сын Репейниковых ожил! От счастья родители мальчика чуть не помешались, но остальные жители сторонились его. Стал он молчалив, странен, ночью мог уйти куда глаза глядят. Приезжал из города проверяющий, до которого дошли слухи о волшебном воскрешении, но мать начисто отрицала смерть ребенка. А ведьма, к которой приезжий тоже наведался, рассказала, что мальчик просто был сильно болен. И она его излечила отваром целебных трав.
Проверяющий убыл ни с чем, а вскоре весь поселок потрясло новое происшествие. Дом Репейниковых сгорел, вся семья погибла. При разборе завалов нашли тела, но среди них не оказалось трупа мальчишки. Остальные погибшие, как выяснилось, умерли не из-за пожара. Их головы были практически оторваны от тел.
- Тань, зачем ты мне все это рассказываешь? – спросила Ольга, машинально потирая шею и плечо.
Выпуклые полоски шрамов напомнили ей о последней кошмарной ночи, когда она в последний раз видела Ванечку живым.
- Затем, - строго ответила соседка, - что тебя напрямую это касается. Ты дальше слушай!
Следующей жертвой стали соседи Репейниковых, в живых осталась их дочь. Она же рассказала, что видела ужасное существо без лица, которое убило ее родителей. Они пило их кровь, пока они не умерли. Спастись ей удалось благодаря собаке. Огромный пес ночью долго лаял, и она вышла успокоить его. И увидела, как в окно их дома забралось нечто, похожее на человека. А самое страшное, что она его узнала.
Погибший сын Репейниковых унаследовал от отца рыжие кудри, спутать его с кем-то другим девочка не могла.
Разъяренный народ наведался к ведьме, угрожая спалить ее хибару. Хитро улыбаясь беззубым ртом, старуха обещала снять заклятие. Успокоенные жители вернулись домой и стали жить вроде бы как прежде. А ведьма исчезла из тех мест, больше ее никто не видел.
- Поняла? – закончила Татьяна.
- Нет, - вяло ответила Ольга, - что за бредни?
- Дура! Ты сама его видела! На шее у тебя что?
- Мне, наверное, привиделось, - отбивалась Ольга, - не может этого быть! Вампиров не существует!
Покивав, соседка встала. Одернула платье, потопталась в нерешительности.
- Они с тех пор не раз приходили. Я-то знаю, мне моя бабка рассказывала. Она тоже их видела. Говорила, что человек как-то перерождается, меняется. Это ведьмино колдовство, так бабка считала.
Не ответив, Ольга снова уставилась на фотографию Ванечки. Татьяна махнула рукой и ушла.
- Делай как знаешь, я тебя предупредила. Верить или нет – решай сама.
Ночь незаметно прокралась в дом, Ольга обнаружила себя в той же позе и удивилась, как пролетело время. В голове у нее созрела идея.
Лопата стояла, прислоненная к стене дома. Больше ничего и не нужно! До кладбища было с полчаса неторопливого шага, Ольга добежала за десять минут. Не давая себе времени на размышления, она с остервенением начала раскидывать венки с могилы сына. Деревянный крест полетел в сторону.
Два часа пролетели словно минута, яма углублялась, но женщина обессилела. Она не ожидала, что копать мерзлую, хоть и рыхлую землю окажется так тяжело. Лишь к рассвету Ольга добралась до крышки гроба и дрожащими руками ощупала ее.
По лицу струился пот, несмотря на зимнюю стужу. Вскрыть гроб не составило для женщины труда. Впрочем, теперь для нее ничего не составило бы особого труда.
- Ванюша…
Лицо сына, совершенно не тронутое тлением, открылось перед ней. Ольга ощупала тело мальчика, такое холодное и беззащитное, достала припасенную иглу и сильно уколола палец, не почувствовав боли.
Первая капля упала на лицо покойника, за ней вторая, третья. Женщина ждала, дрожа и молясь про себя. Чего она ожидала? Ольга сама этого не знала. Закрыв глаза, она тихо заплакала, привалившись к ледяной стене могилы.
- Мама…
Тихий голос пронзил ее тело, словно иглой. Голубые Ванины глаза были открыты, взгляд мальчика сосредоточился на Ольгином лице. Женщину вдруг пробрал такой ужас, что она окаменела. В эту секунду чья-то тень заслонила серый утренний свет. Безглазое лицо показалось над краем ямы, и неведомая тварь с урчанием спрыгнула на дно.
Доски гроба дрогнули, немного земли осыпалось вниз. Дикий крик, раздавшийся на пустынном кладбище, спугнул стаю ворон. С потревоженных ветвей слетел пушистый снег. Тишина вновь опустилась на кладбищенскую землю.
***
Поиски Ольги не привели к результатам, и следствие пришло к выводу, что мать, потеряв сына, тронулась умом. Раскопала могилу и похитила тело мальчика.
Соседка Татьяна, убираясь в Ольгином доме кивала, слушая участкового.
- Ужас-то какой! – то и дело приговаривала женщина.
Проводив полицейского, она задумчиво осмотрелась, достала из шкафа канистру с ацетоном. Оглядев улицу, женщина убедилась, что ее никто не видит.
Пламя вспыхнуло так быстро, что Татьяна едва успела выбежать на улицу.
- Помогите! Пожар!
Огонь уничтожит деревянный дом очень быстро, никакие пожарные не успеют потушить.
- Чтоб вам некуда было вернуться, - бормотала она, отбегая подальше.
И не видела, как из ближнего перелеска преследует ее тяжелый взгляд. Шевельнулась еловая ветвь, и чей-то силуэт мгновенно взлетел вверх по стволу огромного дерева.
Больше публикаций автора в Дзен
Надежда Ивановна была из той редкой категории бабушек, которым и в восемьдесят лет не сидится на месте. Она вставала ни свет ни заря, пила крепкий чай, обязательно с малиновым вареньем для вкуса, варила яйцо всмятку и делала гренки, что составляло весь её завтрак. Как считала Надежда Ивановна, в раннем завтраке и скрывался рецепт её долголетия и бодрости. До девяти утра она привычно убиралась в квартире, вытирала пыль и стирала. Затем заплетала седые волосы в косу, закручивала гульку на затылке и, одеваясь понаряднее, собиралась на подработку.
Работала она у частника на рыночной площади, уборщицей в офисных помещениях. А что – работа не сложная, грех жаловаться: полы помыть, мусор вынести да в унитазе ёршиком поскрести. Чего не повозиться – в резиновых-то рукавицах? Зато на обновки да сласти денежка имеется, и внучат да правнуков при случае можно побаловать.
О подработке никто не знал: ни дочка, ни внуки. А зачем им лишний раз волноваться? Ведь всё равно не поймут, что ей, как птице в клетке, в квартире не сидится, что не может спокойно жить без дела.
Внуки и правнуки приезжали не так часто, как хотелось бы. К себе тоже не звали, вот и оставалось Надежде Ивановне самой находить, чем заняться, к тому же к скромной пенсии лишняя копеечка никогда карман не жала.
Надежда Ивановна сильно жалела, когда дачу продали, то есть домик её старый, родительский – довоенный, но крепкий, с хорошим участком в двадцать пять соток и близким расположением к городу. Оттого-то и клумбы дворовые при доме подустроила, цветами засадила, лишь бы руки не скучали. А толку... Всё не то.
Вот и сегодня Надежда Ивановна привычно вышла из дома в девять утра, чтобы пешочком дойти до рынка. До работы неспешно она добиралась, минут за тридцать, только в дождь и зимой позволяла себе кататься на автобусе… Чистенький подъезд дома всегда радовал глаз: Надежда же Ивановна еженедельно по пятницам к тому руку прилагала. Вот только… как ни старайся, ни пересаживай и поливай, хоть тресни – не росли цветы на подоконнике.
Соседки-пенсионерки, Лариска да Маруська, сидя на лавочке, часто шептались: во всём виновата Софья Абрамовна со второго этажа, с окнами на задворок, вечно шторами тёмными занавешенными. Шептались, что у женщины глаз нехороший да язык поганый, злющий: чуть что не так – проклянет. Вон, алконавта Мирона со второго подъезда точно она прокляла: неделю мучился, а потом в больнице коньки отбросил. Говорили между собой, что жизни Софье той, завидущей, не будет, коли рядом с ней кто-то хорошо живёт: вмиг из того человека все силы выпьет! Беречься надо, при ней о хорошем в своей жизни помалкивать... Вот только шептались бабки о соседке, когда Софьи-то дома не было, опасались – услышит и, чего доброго, напакостит в отместку.
Злющей и сварливой была Софья Абрамовна. Смуглая до черноты, тучная, с узкими глазами, да ещё прищуривалась с лисьей хитринкой, причём голос становился приторно-сладким, до одуряющей тошноты: заслушаешься – отказать не сумеешь. Не зря ведь Софья Абрамовна на рынке работала и, как шептались старушки, больше всех там получала.
Сплетни да шушуканья Надежда Ивановна страсть как не любила. Стыдно это, не по-божески за спиной косточки перемывать, от таких дел на душе всегда остаток гаденький. Липкий да тягучий, что тот деготь. Однажды она не выдержала, попрекнула тех соседок-старушек, так обиделись: ишь, сразу перестали приглашать на свои посиделки. Ну их в баню.
Надежде Петровне скучать некогда, она в одиночестве гораздо больше вязала да все дела переделывала, а после и книжку какую историческую могла прочитать. Журнальчик «Пенсионерочка» перед сном пролистать или библиотечным романом женским увлечься.
После хороших книг всегда настроение поднималось. Надежда Ивановна уже восьмой десяток разменяла, но это же ещё не старость!.. Главное – есть, для чего жить.
Сегодня подъездные лавочки оказались пусты. Видно, спят ещё кумушки-старушки или вяжут что себе, что внукам, да на продажу, но то редко, чаще ленятся: сериалы смотрят да чаи с пряниками гоняют.
А вон как цветы распустились на клумбах – загляденье. И небо чистое, голубое, не налюбуешься! Без единой пушистой тучки. Воробышки чирикают. По прогнозу, жарко сегодня будет. Значит, вечерком надо цветы в квартире и на клумбах полить и птицам на балконе в таз воды налить.
День оказался действительно жарким. И после работы Надежда Петровна приняла душ, смыв усталость и пот. Вместо привычного чая, заварила компот из замороженных ягод. И только собиралась замешать творожную массу на запеканку, как в дверь позвонили.
- Здравствуй, Наденька, - за порогом стояла Софья Абрамовна. – Вот, должок принесла, - протянула чашку с сахаром.
Про сахар Надежда Петровна уже и забыла, оттого удивилась: долгов соседка никогда не отдавала. А вот сейчас, хоть убей, но сахар с рук Софьи Абрамовны брать не хотелось.
- Ну, что ты на пороге заснула? - прищурившись, улыбнулась соседка, а взгляд – лисий, недобрый, той улыбкой натянутой и не скрыть.
Пришлось Надежде Ивановне взять чашку с сахаром в руки, и едва от неожиданности не разжала пальцы: чашка-то тёплой оказалась.
- Заработалась, соседушка?
В голосе Софьи Абрамовны патока, аж тошно. И неожиданно загудело в ушах. Надежда Ивановна кивнула, намереваясь попрощаться и дверь поскорее закрыть. Не по себе от рыскающего взгляда Софьи Абрамовны, а та как нарочно переминается с ноги на ногу, точно хочет, но не решается ступить за порог.
- Жарко, - выдавила из себя Надежда Ивановна, чувствуя, как вдруг накатила слабость и бросило в пот.
- Да, жарко, соседушка, - подтвердила Софья Абрамовна и взглядом чёрных глаз своих сверлит и сверлит, как жжет.
И вот Надежда Ивановна видит, как соседка уже ногу заносит, чтобы порог переступить. Вдруг мяуканье слышит: так раньше жалобно мяукала её Рыжуха перед смертью. И сердце сжалось, взгляд удалось отвести в сторону и дверь захлопнуть, выдавливая из себя резкое, писклявое: «До свидания».
После Надежда Ивановна пила ягодный компот, а от озноба зуб на зуб не попадал, и слёзы помимо воли капали – кошку вспоминала. Пять лет Рыжуха у неё прожила – ласковая, мышей ловила в подвале, в квартиру добычу несла – показывала свою работу, а ночами Надежду Ивановну лечила, ложилась на больное место и с урчанием грела. Всё понимала кошка и всем хороша была, а как соседка, Софья Абрамовна, переселилась, чахнуть стала и издохла.
И действительно: нет во всём доме ни у кого кошек; собака, правда, в четвёртом подъезде имелась, да то комнатная, на улицу редко выходила, где всё скулила да к хозяйским ногам жалась.
Что толку подозревать соседку, когда вина не доказана? Оставалось уповать на волю Божью и Николая угодника, что всегда помогал Надежде Ивановне, когда молилась.
Поутру она святую воду пила, свечи церковные по вечерам зажигала – защищалась от нечистой силы. Да так, на всякий случай, булавку на одежду цепляла от сглаза, и вот ведь до сего дня всё помогало.…
На вечернюю улицу Надежда Ивановна вышла с двумя полными лейками, часов в восемь, когда похолодало. Старушек-сплетниц нет, и во дворе тихо, но от той тишины становилось не по себе. Не слышно ни шума машин, ни привычных звуков радио и телевизора из открытых окон.
Во время полива у Надежды Ивановны то и дело чесалось между лопаток, будто кто в спину посматривал. Нехорошо так посматривал.
Полив кусты роз да ландыши с бархатцами, она вздохнула, задрожав от накатившей слабости. Небо темнело на глазах, чёрные тучи стремительно плыли с запада. Пока ещё лёгкий, ветерок шевелил листву деревьев да нёс запах пыли. «Снова прогноз ошибочный в новостях выдали», - поёжилась Надежда Ивановна. Знать бы заранее, не выходила бы поливать. Ведь и так из-за жары, наверное, притомилась сегодня, как давненько не было. Только когда болела в прошлом году, зимой, да со слабостью боролась после болезни, совсем руки опускались, но справилась – с Божьей помощью и бодрым настроем.
Софья Абрамовна в одиночестве сидела на лавочке, со стороны, чёрная и крупная, что та ворона, нахохлившаяся на тротуарной плитке возле куста сирени. Только яркая шаль на широких плечах женщины выделялась при общей смуглости кожи и мрачности, словно веявшей от соседки на расстоянии.
И поздно увидела Надежда Ивановна ту соседку. Ноги-то сами понесли к подъезду, а Софья Абрамовна из самой темноты, как по волшебству, появилась. И поздно уже отступать, не спрячешься от глаз зорких, чёрных, всевидящих…
- Добрый вечер, Наденька, - вежливо и снисходительно поздоровалась Софья Абрамовна, точно ничего не случилось.
- Добрый, Софья Абрамовна, - нахмурилась Надежда Ивановна, с тоской поглядывая в освещённый светом зев подъезда. Совсем стемнело, и тёмные тучи заволокли небо.
- Что вы всё время убегаете от меня, - криво улыбнулась соседка. - А я вас уже заждалась, всё в гости пригласить хочу, чаем с мясным пирогом угостить в благодарность. Вам же развеяться надо, Наденька, всё работаете, как та пчёлка медоносная, золотая…
В ласковых словах чудилась Надежде Ивановне паточная вязкость, ядовитая и сернистая, удушающая.
- Некогда мне по гостям ходить, - честно сказала Надежда Ивановна. - Уж такой суетливой, деятельной уродилась. Извините, Софья Абрамовна, ни в коем разе обидеть вас не хотела, - добавила, разглядев, как от её слов позеленела соседка.
- Как знаете, как знаете, - точно каркнула Софья Абрамовна, и хрипло вслед поддакнула, взлетая от порыва ветра, ворона.
Надежда Ивановна поёжилась и, прибавив ходу, юркнула в спасительный подъезд. И чего соседке не сидится дома в такую ужасную погоду?.. Только зашла в квартиру, как ветер резко хлопнул балконной дверью. От испуга Надежда Ивановна пискнула, а затем, позакрывав все окна и завесив их шторами, включила свет, вымыла руки и занялась ужином.
На сытый желудок и страх, и мысли надуманные – всё куда-то исчезло. Надежда Ивановна, углубившись в небольшой роман Барбары Картленд, слушала, как грохочут по карнизу ливневые потоки дождя, да усмехалась про себя своим мыслям. Ну, чего ей бояться Софьи Абрамовны? Кабы та действительно зла желала, давно бы уже порчу навела, а не приглашала бы в гости да сахар, одолженный, не отдавала. Ну, жадная она, ну – завистливая, да и глаз тёмный, дурной, но кто же сейчас по земле ходит без греха?
Под всполохи молний, видимые даже сквозь тонкую ткань шторы, да под барабанную дробь дождя и зычного гневного рыка грома Надежда Ивановна неожиданно задремала. Проснулась от звонкого удара, как если бы на кухне вдруг тарелка упала. Сердце в груди сжалось. Ситцевый халат прилип к телу. Душно-то как в квартире и отчего-то темно. А ливень всё так же беспощадно гремел по карнизу потоком льющейся с низких небес воды.
Надежда Ивановна слегка запаниковала, растерявшись, что никак не может вспомнить, где это она оказалась. Но, выдохнув, до щелчка повертела замлевшей шеей, вспомнила и встала с кресла, потирая поясницу. Нащупала торшер и, пощёлкав выключателем, убедилась: либо лампочка перегорела, либо просто во всём доме, как не раз при грозе бывало, отключилось электричество. Принюхалась, так и не определив: чем это так попахивает в её квартире едким, протухшим, гнилым, как с болота?
В холодильнике, она знала, ничего скоропортящегося нет, даже остатки сала Надежда Ивановна вчера доела. Но именно на кухне запах усилился. Да ещё тапки нервно похрустывали по чему-то рассыпанному по полу. Порывшись в выдвижных ящиках, она свечей не обнаружила, а потом, сообразила заглянуть в спальню, схватила с прикроватного комода мобильник, благо вспомнила про функцию фонарика. Обрадовавшись собственной сообразительности, включила его и, вернувшись на кухню, замерла на пороге.
Тапки топтали сахар, тот, что Софья Абрамовна принесла, а в перевёрнутой чашке, задержавшейся на самом краешке стола, виднелось что-то коричневое. Размазанное по стенкам, как дерьмо, прости Господи.
Руки задрожали, Надежда Ивановна всхлипнула – ведь именно от чашки пахло болотной едкостью. Вдох, выдох – прислонилась к стене. В горле словно застрял ком, остро сжался мочевой пузырь.
С молитвой к Николаю угоднику она замела сахар и вместе с треклятой чашкой выбросила в мусорный пакет, оставив его за дверью квартиры. Затем выдохнула, заперев дверь на ключ и закрепив цепочку.
После пару раз вымыла руки обжигающе горячей водой с хозяйственным мылом. Гроза бушевала вовсю. Надежда Ивановна запалила свечу, обнаружив пропажу в банке под ванной. И успокоилась, только когда выпила остатки крещенской воды да перекрестившись. Разделась и легла в постель. Было так холодно, что зуб на зуб не попадал.
Проснулась от тяжести на груди и едкого болотного запаха. Хотела повернуться, но руки и ноги точно чужие: не подчинялись, неимоверно тяжёлые, а отёкшие пальцы стали негибкими и толстыми.
В спальне темно и тихо, только этот проклятый запах да тяжесть на груди, холодная, гадливая.
- Боже, помоги, - прошептала про себя Надежда Ивановна, разлипая губы. Язык во рту едва ворочался. От страха, от собственной беспомощности на глазах выступили слёзы.
- Святой Николай угодник, заступись, - прошептала - и чуток полегчало, смогла пошевелить пальцами. В ногах тоненькие и жаркие иголки закололи. И тут же ощутила, как с груди сместилась холодная тяжесть – прямо под горло. Шеи коснулось что-то влажное, слизкое.…
Наверное, Бог придал сил или то от страха, но Надежда Ивановна дёрнулась, кое-как повернулась набок. Со шлепком и глухим уханьем отлепилось слизкое от груди и плюхнулось на пол. Вместо крика изо рта женщины вырвался писк. Громко заверещав, с пола что-то подпрыгнуло, снова приземлившись на кровать. В этот момент Надежда Ивановна поняла, что если сейчас ничего не предпримет, то всё, пиши – пропало... Снова резко то ли заверещало, то ли сипло свистнуло – противно до омерзения. Всё тело снова стало цепенеть, точно свинцом наливаться, кровь леденела.
Пальцы коснулись ночной сорочки, расстегнули пуговки у горла и нащупали голую кожу, без привычного серебряного крестика. ААА! Божечки! Она ведь сама на ночь цепочку в стакан с солёной водой вместе со вставными челюстями положила, для отбеливания. Глупая старая курица, как же теперь крестик в темноте-то отыскать?
Хриплое посвистыванье совсем близко, шлепок – и прямо возле бедра теперь находилось что-то холодное. В панике Надежда Ивановна задёргалась изо всех сил, точно от наваждения запамятовав слова молитвы, и мысленно приговаривала: «Боже, Николай угодник, родимый, помогите, заступитесь за меня… Свят... Свят... Свят!..» Как же жаль, что иконка та единственная – на полке в зале, и свечи все церковные – там же. Непослушные пальцы вновь не желали сгибаться, чтобы перекреститься. Верещанье перешло в булькающий смех. От страха сердце Надежды Ивановны забилось как бешеное. Заболело в груди, потянуло, закололо, точно коснулись сердечка ледяные острые иголки. Дышать стало тяжело, и в пот бросило, а слабость всё сильнее наваливалась, как одеяло ватное, толстенное, всё сдавливая и сдавливая.
Но каким-то чудом рука подчинилась, и пальцы нащупали комод, затем стакан. И, вместо того чтобы подтянуть к себе и схватить стакан, дурные, непослушные пальцы скинули его на пол. Ах… Верещанье стихло. Надежда Ивановна нутром почуяла: сейчас «оно» прыгнет и приземлится точно на грудь – и всё. Намертво придавит, не отпустит.…
Напрягшись и заставив-таки себя взмолиться святым, она заёрзала и буквально в один момент сползла с кровати, грохнувшись на пол, прямиком в разлитую солёную воду. И легче стало на полу-то Надежде Ивановне, во сто крат легче. Тяжко вздохнула полной грудью, пальцы разом схватили и вставные челюсти, и серебряную цепочку. Заплакала беззвучно. Сжала в ладони крепко-накрепко цепочку. Как же яростно засвистело, заверещало на постели. Надежда Ивановна цепочку на шею надела и, кое-как встав на коленки, поползла из спальни прочь.
Свет не работал, сколько она ни щёлкала выключателем. Темно, хоть глаз выколи, а на ощупь в квартире то ли от паники, то ли от темноты Надежде Ивановне ну никак не удавалось сориентироваться. И запах болотный усиливался, а вот точно уверена, что окна в квартире закрыты, оттого леденящий ветерок, то и дело шевелящий волоски на затылке, тоже никак не объяснить. И что делать ей, растерянной и испуганной, Надежда Ивановна совершенно не знала. Кроме того, что нельзя ей в квартире оставаться с этим злобно верещащим существом, желающим одного – извести её.
Боженька, Николай угодник, заступник, дайте сил... С каждым преодолённым (именно преодолённым!) ползком вперёд по квартире слабость грозила придавить к полу. Надежда Ивановна вся вспотела, мучалась отдышкой, то и дело ударяясь локтями об стены, шкаф и двери, ощущая, как путаются в голове мысли. Но до двери прихожей, как ни кряхтела, не удавалось доползти. Морок с бесом на пару, не иначе, запутал.
И вот, стиснув волю в кулак, направив всю свою злость и ярость против телесной слабости, она оказалась на кухне. Липкие от пота пальцы заскользили по шкафчикам, у раковины, упёрлись, потянули, открывая дверцы. Наконец, пошарив изнутри, Надежда Ивановна обнаружила упаковку спичек и только чиркнула спичкой…
Верещанье. Близко. Руки затряслись вместе со светом задрожавшего огонька. Надежда Ивановна разглядела в коридоре, напротив порога, контуры огромной жабы. Она была серая, бугристая, размером с годовалую кошку, вся лоснящаяся, а в вытаращенных чёрных глазах проглядывала ехидная насмешка. Снова пронзительное верещанье. И Надежда Ивановна точно опомнилась от наваждения. Боже... Взгляд заметался по кухне. Остановился на тяжёлой сковородке, но защемившее сердце подсказало: сил не хватит нанести удар.
Жаба прыгнула через порог. Надежда Ивановна в паническом страхе схватила в руки первое, что подвернулось. По ощущениям – в пальцах сухой мелок от тараканов. Едва не выбросила, но вдруг озарило воспоминание! То ли прочитала, то ли услышала: круг из мела защищает от колдовской силы!
С молитвой на устах женщина дрожащими руками начала чертить круг вокруг себя и от страха закрыла глаза, когда жаба снова прыгнула - и неожиданно с недовольным писком плюхнулась на пол, словно во что-то ударившись. Сердце в груди Надежды Ивановны пропустило удар.
Жаба же, прыгая снова и снова, натыкалась на невидимую стену и верещала всё яростнее. Надежда Ивановна нашла в себе силы подняться и вдруг рассмеялась: страх совсем ушёл. Появилась странная уверенность, что теперь всё будет хорошо.
Жаба отступила, сверля Надежду Ивановну чёрными глазами.
Резко хлопнуло, открывшись, окно. Ветер ворвался с потоком дождя, залив подоконник и отбросив в сторону горшки с фиалками. Земля рассыпалась, и горшок проехался, точно нарочно прямо по меловой линии. Жаба торжествующе свистнула, готовясь к прыжку. От очередной волны слабости едва не подкосились колени. Надежда Ивановна стиснула зубы, слегка покачнувшись, но устояла. Вздохнув, положилась на бога, решила, что ни за что не сдастся. От сильной боли в сердце на глазах выступили слёзы.
Взвыл ледяной ветер, наполняя кухню запахами болотной гнили. Дождь унялся, за окном слегка посветлело. Из последних сил Надежда Ивановна резво покинула круг и, разглядев стоящую подле раковины швабру, схватила её. Развернувшись, она крепко ударила прыгнувшую в ослабевший круг жабу. Как же та заверещала, ужом закружилась по кухне! Но Надежда Ивановна не отступала, толкала жабу шваброй, била по пухлым бокам, пусть и голова кружилась, пусть и руки дрожали, а сердце будто бы стягивали железные обручи.
Удар, ещё один. Вот ей удалось вытеснить жабу из кухни. Все мысли Надежды Ивановны свелись к яростному, словно нашёптанному знанию: она должна любым путём самолично изгнать жабу за порог квартиры и только так спасётся…
Жаба верещала, с каждым ударом швабры ревела всё пронзительнее, всё меньше уворачивалась, всё старалась забиться в какую-нибудь щель, хоть под комод, но от Надежды Ивановны, коль она решилась, не уйдёшь.
Замигала, взорвавшись, лампа; рухнуло в прихожей зеркало. Ветер носился по квартире, точно ураган, распахивая дверцы мебели и выворачивая содержимое шкафов наизнанку, так что по всей комнате металась одежда, сорванная с места.
Хоть сердце щемило всё сильнее, хоть Надежда Ивановна задыхалась, и зрение затуманивали чёрные мушки, она стискивала зубы, не уступала, только просила Божьей помощи в борьбе с супостатом.
А за окном прояснилось, тучи развеялись. Назревал рассвет. Всё утихло. Тяжело дышавшая, обессиленная жаба замерла на коврике у порога. Оставалось только открыть дверь и избавиться от твари.
Перекрестившись, обливающаяся потом Надежда Ивановна придушила жабу шваброй, прижав её к ковру, затем открыла двери и, выдохнув, вытолкнула тварь из квартиры. Жаба слабо заверещала, задымившись, скакнула в тень, прочь от солнечного света, разливающегося тёплым золотом по лестничной площадке.
- Благодарю тебя, Господи, - прошептала Надежда Ивановна одними губами и закрыла за собой дверь. Сердце сдавило невыносимо. Она глубоко вздохнула. Силы враз оставили её, и разве что чудом удалось добраться до холодильника и принять лекарства. Надежда Ивановна сжала в руках крестик и, уповая на Бога, заснула в изнеможении прямо на полу.
… Надежду Ивановну разбудили звуки сирены, шум и голоса в подъезде, топот ног.
В теле оставалась лёгкая слабость, хотелось пить, но чудо - сердце отпустило. Она плохо помнила, что произошло - и почему лежит на полу, у холодильника.
Выпила воды, почувствовав неимоверное облегчение. Вышла на балкон. Ветер опрокинул таз и смыл голубиный помёт с перил.
Во дворе широкоплечие санитары погружали кого-то в носилках в машину скорой помощи. Возле подъезда толпились кумушки-старушки и остальные соседи.
Так что же случилось?
Машина уехала. Все поспешили разойтись, кроме старушек, усевшихся на лавочке, чтобы как всегда поболтать. Всё же любопытство победило, и Надежда Ивановна вышла во двор. Поздоровалась с соседками. Солнце клонилось к закату, и свежий ветерок с запахом цветов освежал лицо.
- А нашу Софью Абрамовну на скорой увезли, удар хватил! Говорят, парализовало полностью. Упала, всё тело в синяках, - заохала старушка в платке в горошек – Маруся.
Другая, Лариска, круглолицая, с ниточкой подведённых чёрных бровей и не по возрасту яркой помадой на тонких губах, сморщилась, словно лимон распробовала, и сказала:
- Молчи, Маруська. Воздалось ведьме по чёрным делам, точно тебе говорю.
Надежда Ивановна вздрогнула, вдруг всё ясно вспомнив. Перекрестилась, мысленно благодаря святые силы за спасение, на лавочку села и тихо сказала:
- А я вот кошку решила завести…
- Оно и правильно, Надя, кошечка порядок с мышами в подвале наведёт да жизнь нашу общую, старушечью скрасит, - поддакнули, переглянувшись, соседки.
Надежда Ивановна улыбнулась, абсолютно уверенная, что теперь всё точно будет хорошо.
Просто мемная реклама выдуманного и легендарного шампуня «Жумайсынба» в игре F*ck You Witch.
Это необычный хоррор про безумного казаха, который бегает по степи от ведьмы. В игре помимо скримеров, внедрили еще и дурацкие шутки и отсылки к мемам.
🔞18+
1️⃣👉Начало истории тут Часть первая1
✅👉Предыдущая часть
Я поднялся и последовал за ней по лестнице, по коридору. Она остановилась у дверей кладовки. Не включая свет, вампирша протиснулась между вещами на вешалках, рыская по полу руками, а когда ухватилась, вытащила за ногу труп голой девушки. Лицо, волосы, грудь, всё было перемазано уже засохшей кровью.
В моей груди что-то сжалось, в живот ударил адреналин. Я думал, меня вырвет от ужаса, но нет, я просто упал на колени, схватившись за голову, понимая, что это Маша, она мертва. Её труп у меня дома. Это не я её убил, не я! Я не хотел этого! Как это произошло? Как это произ... крутились мысли, которые я не мог озвучить, и я закричал, надрывая голос, кричал, что было моих сил, думая, что это как-то вернёт её к жизни.
Азалия сразу поняла, что я сокрушён увиденным, и стала давить на больное.
-Ты знал её? Ты её зна-а-л? – повторяла она всё выше и выше голосом, -А-а-а, она была тебе дорога, но ты... дурачок, - рассмеялась она.
Удовлетворённая моим горем, она не скрывала довольной улыбки.
-Дай-ка помогу тебе вспомнить...
С безумным интересом она схватилась за мои виски руками, так что я не мог вырваться. Демоница закрыла свои глаза. Я чувствовал, как мелькают мысли в моей голове. Она рылась в них, рылась в воспоминаниях, а я не мог сопротивляться, позволив ей найти всё, что хотелось. Я не смог уловить ни одной детали. Было больно, так больно, будто в голову воткнули ножи.
-Отпусти, - собравшись с силами, прокричал я и оттолкнул её.
Она завалилась на спину, издавая дьявольские насмешки.
-Чего смеёшься? – разгневанно крикнул я ей. Слёзы подступали к моим глазам, комок обиды давил в горле.
-Ты даже не помнишь, что ты натворил, - проговорила она, заливаясь смехом, -Я расскажу, что тут было, - довольно сказала она, выпрямившись предо мной, - Вы развлекались, пока ты не потерял контроль.
Сжав зубы, я сдерживал себя, чтобы не придушить Азалию, но в то же время хотел дослушать, чтобы узнать правду.
-Ты убил её здесь, я видела твоими глазами, что произошло. Вцепился ей в горло, по пути в душ. Она не ожидала. Её смерть была быстрой, не волнуйся. Страданий ты ей не доставил. Ты пил её тут, потом утащил её тело в кладовку. Насытившись, ты пошёл и умылся. Уже немного соображая, убрал с пола кровь, а потом тебя стала морить усталость. Ты ещё даже вампиром толком не стал. В тебе бушует ярость вурдалака, которую придётся учиться контролировать. Или будешь таким же отродьем, - продолжала она, глядя в одну точку. Смех уже не донимал её, но дьявольская улыбка ещё оставалась на лице вместе с задумчивым взглядом, - Сопротивляясь усталости, ты спрятал её вещи, и еле добрёл до кровати. Твой разум уже отключался, поэтому ты ничего этого не помнишь. Тебе нужно чаще питаться, пока ты не обретёшь полный контроль над собой, – она ещё раз взглянула на тело, - В ней ещё есть немного дохлой крови. Выпей, отведай падали, а потом избавься от тела как можно скорее...
– Очнись же! – испуганно встряхнул его Мишка, и Борька сел. Кажется, от прыжка с большой высоты из него на мгновенье выбило дух. Встал на ноги, но одна из них тут же подломилась. Чуть не упал на землю снова.
– Брошу, если не пойдёшь сам!.. – пригрозил Мишка, но взял-таки под руку и поковыляли вместе. А сверху раздался громкий Кирюхин вой.
Они обходили дом по кругу. Засели ненадолго с другой стороны особнячка, в кустах разросшейся смородины в бывшем садике, что б отдышаться. Сердца у обоих колотились так, что сил пока переставлять ноги быстро не было. Борька чувствовал, как задыхается. Моча во второй раз полилась по его штанам. Откуда ж столько взялось в животе… И… куда подевались Андрюха с Женькой? Андрюху Таисья могла утащить из кустов на берегу, когда тот отошёл от костра «до ветра». Однако, то, как она шагала от озера к ним – это они оба наблюдали с Мишкой с крыльца. И появление это случилось после того, как Женьки внутри не оказалось. Кирюха ж был вовсе насмерть кем-то запуган и вёл себя словно безумный. Как будто этот самый «кто-то» побывал в доме мельника раньше утопленницы. Где ж тогда он сейчас находился?..
Переглянулись, словно подумали об одном и том же.
– Пошли в деревню… – тихо прошептал Мишка.
Борьку уговаривать было не нужно, только закивал головой.
Кирюхин вой поначалу не стихал, когда они встали и, озираясь непрерывно по сторонам, двинулись напролом через лес. Старались не трещать ветками под ногами, ступали осторожно. Хорошая дорога лежала слишком близко к озеру и приближаться к воде они не хотели. Пусть утопленница и была наверху, в доме дохлого мельника, но кто его знает, что там ещё водилось на глубине. А через несколько десятков шагов вой Кирюхи вдруг перешёл на сип, ослаб совсем и начал стихать. Как бы ни было его жалко и страшно от его криков, но оба знали, кем в тот момент была занята утопленница. Когда же наступила тишина, страшно стало неимоверно.
Вскоре ко всем бедам добавилось и то, что луна в какой-то миг исчезла на небе. Нет, в воздухе не запахло резко дождём и сверху не набежало туч, но проклятая «бледная морда» взяла и растворилась. Наверное, в тот самый момент они и потеряли верное направление. Потому что, когда от страха в кромешной тьме у обоих вновь задрожали коленки, остановились и некоторое время просто топтались на месте. Крутились туда-сюда, стараясь не дышать и не шуметь, что получалось у обоих прескверно. Спички зажечь было тоже страшно – вдруг из темноты что-то увидит их маленькое пламя и выскочит оттуда со страшным рёвом. Или же свет огня дотянется до чего-то жуткого сам, потревожит его.
Однако равнодушная луна издевалась в ту ночь над ними недолго. Быстро выглянула из-за случайно закрывшего её облачка. Они сразу же двинулись дальше, а шагов через двести-триста упёрлись вдруг в колодезный сруб с двускатной крышей, стоявший возле широкой утоптанной тропки. Тут был только один такой колодец, и оба они это знали. Борька видел его за жизнь раз двести, и Мишка успел попить из него водицы дважды. Когда ходили вместе купаться на озеро. Колодец был вырыт недалеко от берега, а, значит, убегая, уж больно где-то резко они повернули в сторону. Сделали неровный круг. И оказались прямо между домом дохлого мельника и линией шершавого берега. Костёр догорал где-то метрах в тридцати от них. Отсюда, возможно, и исчез Андрюха. Кажется, в эту сторону он уходил от огня. Ушёл, и больше к костру не вернулся.
– Это… была она?.. – прерывистым громким шёпотом спросил Мишка про то, что они видели в доме. Другой возможности говорить у них ещё не было, только прятались и убегали, да старались не издавать лишних звуков.
Борька вместо ответа сглотнул. Даже глоталось теперь тяжело – словно песка в горло насыпали. Рядом был колодец с черпаком, и можно было напиться. Но только ни за что в жизни он не сунет своей руки в этот сруб с водой. От одной лишь мысли об этом ноги отступили от колодца сами. Мокрые штаны, липшие к ногам, совсем не смущали – давно стало не до стеснений. Хорошо, хоть только обмочился.
– Где же вы ходите?.. – раздался вдруг голос со стороны. Кажется, от костра, и вроде был как Андрюхин.
Борька сначала вздрогнул, едва не вскрикнув от неожиданности. Но потом обрадовался. Наконец-то, появился самый старший из них, уж он-то выведет их отсюда, хватит играться!
Но Мишка быстро схватил его за плечо.
– Тихо… – шепнул он. – Ни слова…
И от неясных догадок в голове стало ещё страшнее. Мишка первым что-то почувствовал, не пустил их обоих к Андрюхе.
Осторожно попятились. Медленно обошли колодец и отступили в темноту, подальше от сруба. Шаги из-за деревьев приближались с той стороны, где не так давно у берега полыхал их костёр. Шёл только один человек. И будто знал, что кто-то находится именно здесь, приближался к ним безошибочно.
– Боря?.. Мишаня?.. – почти ласково и зазывающе звучал его голос. – Всю ночь вас искать будем?..
Да, они были знакомы только три дня. Но ни разу ещё Андрюха не называл их имена вот так – Мишаня и Боря. Чёрт же их побрал связаться со странными головлёвскими!
Он появился из-за акации, чей опадавший цвет посыпал тропу возле колодца. Вышел при свете луны и остановился возле сруба близко. Медленно повёл головой по сторонам. Борька хорошо разглядел его лицо. Андрюха вращал носом, будто внюхивался в воздух. На шее у него и на щеках выступили жилы. Чёрные, тугие и большие, словно жирные черви. Он видел их на нём шагов с десяти, из-за кустов, за которыми они с Мишкой засели. И казалось, будто те шевелились под кожей на вздутой шее. В какой-то момент Андрюхина голова остановилась и взгляд его вдруг упёрся в эти кусты.
– Вот же вы где… – произнёс он довольно.
После его слов Мишка с Борькой вскочили и побежали снова.
На этот раз лупили совсем в другую сторону. Нечего было и пытаться прорваться к Марьинке. До Головлёвки бежать намного ближе. Не все же там были такие как Женька с Анрюхой. Борька знал много взрослых из Головлёвки, а в крайнем доме жила подруга его бабушки. Успеть бы до её дома! Перемахнут через забор и забегут на крыльцо, начнут стучать в окна! А эти двое в дом к бабе Наде не сунутся, она никого чужих не пускала.
Как только подумали об обоих братьях, Женька сам объявился. Лежал впереди, на наезженной машинами дороге, на которую они выскочили. Держался обеими руками за левую ногу.
– Помогите!.. – плакал и хныкал он. – Кирюха взбесился!.. Я подвернул ногу… Убегал о него…
Остановились на почтительном расстоянии от лежавшего. И больше ради передышки. Теперь и на его шее виднелись жирные чёрные черви, которых он сразу закрыл рукой, заметив острый Борькин взгляд.
– Андрюха всё равно догонит… – растянулся в улыбке Женькин рот, выпуская кровавые пузыри и чёрную сукровицу. – Всю ночь только по кругу пробегаете…
Дальше его слушать никто не стал. Если бежать только по дороге, то никакого круга сделать не получится, а они уже стояли на ней. Потому просто понеслись что было мочи по оставленным колёсами следам.
Однако не прошло и минуты, как проклятая луна опять куда-то подевалась. Всего-то на пару мгновений, но хватило и их. Потому что после, когда её бледное лицо с высоты осветило землю, Борька с Мишкой стояли в лесу в каком-то бездорожном буреломе. Пропала дорога, пропали следы, пропали все ориентиры. В затылке от страха защипало бельевыми прищепками. А где-то за спиной раздавался отдалённый Женькин хохот.
– Андрюха догонит!.. – кричал он в ночи, и мерзкий его голос разносился среди деревьев зычным эхом.
***
Совсем уже выбились из сил, когда впереди послышалось негромкое журчание. Хотя бы не озеро. Речка Мерзавка, что впадала в него. Борька её знал, узкая, мелкая, везде переходили вброд в сапогах. А когда играли на ней, карманы всегда набивали цветными камушками, дно её изобиловало причудами, даже ракушки красивые находили, будто на море. Но речка Мерзавка тихо журчала только летом. Весной она разливалась так, что попробуй поймай, петляла и в озеро затекала в разных местах. Лишь к маю возвращалась в привычное русло, потому её так и назвали. То поле какое испохабит, изроет озимые посевы рытвинами, то подтопит ближний край самой Головлёвки. Они перебежали её с Мишкой, хлюпая ногами, и упали на другом берегу. Никак не могли отдышаться. Вслушивались в ночную тишину, но ничего, кроме собственных хрипов из лёгких и вопля летучих мышей, водившихся там во множестве, поначалу не слышали. А как отпыхли немного и поняли вдруг, что до Головлёвки теперь добираться стало дальше, – ну не хотели никак вести их ноги, куда им было надо – за Мерзавкой в кустах внезапно послышался треск. И теперь уже не один Андрюха, а оба брата вдвоём преследовали их. Шли горячим чутьём словно гончие, задрав высоко носы. И весь оставшийся дух от такого назойливого преследования начал стремительно падать. Борька от бессилья и страха хотел даже заплакать.
– Вставай! – не позволил до конца раскиснуть Мишка, дёрнул его за руку и поднял на ноги. Теперь они могли отступать только в сторону озера. Их будто нарочно туда загоняли, как борзые зайцев, обошли по кругу и выше них перешли реку, что б беглецы не шмыгнули к Головлёвке. Показались из кустов не очень далеко, крутили головами и нюхали воздух, будто искали. Но видно было, что и так знали, просто игрались и издевались.
Понеслись от них, сверкая пятками. Где-то метров через двадцать, что б не попасться в ловушку, опять перебежали речку. Устремились глубже в лес. Местный лес не был непроходимой чащей, но в нём можно было как заблудиться, так и попробовать потеряться от тех, кто преследовал. Андрюха и Женька были длинноногими, на открытой местности они догоняли. Борька даже в мыслях боялся произнести это слово – кем стали братья или кем изначально были. Не иначе, как мертвецами. То-то они встречались ради игр всегда в стороне от общего деревенского пляжа. И других мальчишек с собой играть не звали, кроме Кирюхи. Заманивали, приручали. Что ж, им удалось…
Сторожка! Выбежали к ней неожиданно. Борька её знал, как и речку. Вместе с Кирюхой и его старшим братом прошлым летом они ночевали здесь, две ночи провели под открытым небом. Валерке было двадцать. Пекли картошку, жгли костёр и в котелке варили чай из собранных трав, не со своего огорода. Аромат стоял на весь лес такой, что птицы на ветвях качались и до земли пускали слюни от зависти. Ничего вкуснее того чая Борька в жизни не пробовал! Сторожа-егеря в местном лесном хозяйстве здесь не было давно, летом он ночевал ближе к Малховке. И сторожка стояла несколько лет пустой. Опять-таки, молодые из местных иногда появлялись, с алкоголем и взрослыми шашнями оставались здесь на ночь. Стыдно будет теперь перед Валеркой, бросили его брата Кирюху. Найти бы его живым…
Они давно уже с Мишкой не разговаривали. Страх и так им подсказывал одни и те же ходы. Бегом влетели в открытую дверь сторожевого домика, захлопнули за собой, и Борька уронил сверху тяжёлый засов. Тот был надтреснут посередине, но слишком толстым, чтобы сразу могли сломать.
Как же он оказался неправ, когда, словно поджарые гончие, Андрюха и Женька нагнали их вновь. Меньше, чем через минуту затрещали кусты, а потом они взбежали по трём широким ступеням крыльца. И начали барабанить в дверь.
– Мы так всю ночь вас гонять будем!.. – довольно, с хрипотцой и не сбившись ничуть с дыхания, ровным, как ствол дуба, голосом обещал им сквозь дверь Андрюха. – Лёгкие пока все свои не выплюете!..
– Да кто вы такие?!. – психанул Мишка и пнул запертую дверь изнутри. Если б не он, Борька давно бы сошёл с ума. Мишка рос в городе почти что на улице, был юным походником, много гулял и шлялся с ребятами по «заброшкам». Уличные – они всегда были смелее домашних.
Через десяток ударов крепкий засов начал трещать надсадно. Тихо и ехидно что-то пищал всё время сквозь дверь Женька, обещал не сразу оторвать им пальцы, а делать это по одному, много дней. И говорил, что сначала обоих обязательно вычешут. Видели они, как мёртвая Таисья причёсывала Кирюху, сдирая жёстким гребешком с его головы скальп. Наверное, братья были Таисье слугами.
Немного отдышались и сердце чуть успокоилось. Но ветхая дверь переставала выдерживать, хоть и помогали засову спинами. Напор наседавших снаружи только усиливался. Хорошо, что Борька знал секрет и старой сторожки. Изучил её досконально прошлым летом, пока в ней жили. Изнутри вела дверца в подпол. Доски вокруг дома давно прогнили, строили ещё в старые советские времена. Можно было через подпол по-тихому вылезти сзади. Что они и сделали. Борька лишь указал Мишке молча на крышку, но тот её тоже заметил, и через пару минут, пока ещё не треснул засов и дверь не слетела с петель, оба шмыгнули вниз и выползли сзади дома.
То, как два мертвеца ворвались внутрь, услышали уже издалека, когда уходили тихонько в лес. И сразу побежали, едва раздались разгневанные крики. Понеслись, как стихающий ветер. Силы их в эту ночь заканчивались, долго не продержатся, понимали они. Оба были готовы сдаться и упасть на землю. Как вдруг, через каких–то пару минут, выбежали из-за деревьев и едва не налетели… на трактор! Не просто трактор, а трактор, который стоял на берегу большого круглого озера – озера, от которого столько времени пытались сбежать.
– Смотри!.. – одёрнул Борьку Мишка и оба встали как вкопанные, сделав от трактора только шаг.
Если б на спине имелась шерсть как у кошки или собаки, она бы непременно встала дыбом. А так – взъерошился только затылок. По колено в воде, в вымокшем платье, вдоль берега тихо брела Таисья. За голую ступню без сандалии держала рукой Кирюху. Верхней частью тела тот был по пояс в воде, волочился за нею, и, видимо, был давно мёртв.
Их появление она тоже услышала. Медленно подняла голову. А они уже бросились от неё между трактором и берегом назад. Только и с той стороны пути отступления им отрезали. Подоспели Андрюха с Женькой, перешли на шаг и неспешно приближались к ним. Борька обмочился в третий раз за ночь. Остатки жидкости страх выжимал из его организма нещадно. Залезть на трактор? Броситься в воду? Или просто разреветься и упасть на землю, просить пощады и что б отстали?
Но в этот миг вдруг гаркнул крепкий мужской голос. Кабина трактора распахнулась, на землю спрыгнул кто-то очень большой и тяжёлый. Сильно, но приятно в этих обстоятельствах, пахнуло на них дешёвой водкой.
– А ну-ка сгинь, отродье!..
Тракторист пинком отправил шипящего Андрюху в озеро. И вилами, что зацепил из кабины своего К–700, чуть не подсадил поковылявшего к воде вслед за Андрюхой Женьку. А с Таисьей, оставившей Кирюху в озере и спешивший теперь к его трактору, они посмотрели друг на друга.
– Не трожь, – сказал он, предупреждая. И та остановилась. – Уйди… Либо ты не сладишь, либо я. Сейчас узнаем …
И поднял вилы.
Утопленница посмотрела на него мутными глазами. Перестала сипеть ртом, замолчала. Вывернула голову, оглядываясь на луну в небе. Потом на Андрюху с Женькой, зашедших в воду по шею. Покачнулась в нерешительности, и… тоже пошла к воде…
– Быстро в трактор!.. – тихо велел дядя Боря, его тёзка и тракторист из соседней деревни Головлёвки. Борька не сразу признал его в темноте, потом уж протёр глаза от ужаса и всего увиденного. Он вспомнил, как дядя Боря приезжал пару раз к дедушке, и они потихоньку с ним выпивали в сарае. Бабушка потом говорила, что тот частенько прятался где-то на тракторе от своей жены после работы, чтобы выпить и не прийти домой, не показываться в таком виде детям.
Трактор завёлся. Они поехали. Женькина и Андрюхина головы над поверхностью озера пропали. А Таисью ещё было видно, она погружалась в воду и тащила тельце Кирюхи за собой.
– Забудьте о нём… – смурно произнёс их спаситель, выворачивая на большую дорогу. – Нет его уже. И вспоминать не надо. Ни вам не поверят, ни мне. Придумаем что-нибудь с вашим дедом…
Легко сказать. Но сейчас они с Мишкой вспоминать ни о чём не хотели оба. Забыть поскорее и убраться отсюда, вернуться поближе к живым. И радовались сквозь горький колючий стыд, что попали не они, а только Кирюха.
– Это Таечка-утопленница, – произнёс дядя Боря, когда фарами осветил пыльную дорогу и начал разгонять трактор. – Не думал, что во второй раз увижу … Никогда тут на ночь не останавливался, а спьяну заехал, не побоялся… Хрен бы вас кто нашёл…
Он даже – огромный и взрослый дядька для них, почти что великан – сам зябко пожал плечами при последних словах, отчего и они поёжились оба.
– Как разбудили-то?.. Костёр жгли?..
Борька и Мишка закивали. В горле у обоих пересохло как в пустыне Сахара. Увидели в баклажке у стекла впереди воду. И дядя Боря кивнул, предложив попить.
– Видит она огонь из-под воды и выходит изредка на него… – рассказывал он. – К нам так же лет двадцать назад вышла. Разбежались, помню, в разные стороны, никого не забрала с собой. Одна только была тогда, без этой мелюзги… Свитой обзавелась, видать, мертвечиха. Скучно поди там одной. Вот мальцов и прибрала каких-то…
– А что ж её не выловят?.. – первым заговорил Мишка, немного придя в себя.
– Кто? – усмехнулся тракторист дядя Боря и головой только покачал. – Были тут ловцы в прежние времена. Сетку накинули на неё, лошадью вытащить из воды пытались. Только и лошадь та убежала, так и не поймали потом, и двое тех ловчих умом тронулись. Один повесился через год на чердаке у себя дома, другой зимой в лес за дровами вышел. Насмерть замёрз в сугробе. Вот ловить и перестали… Нечего ночью сюда шастать. Днём она спит, никого не трогает. Случая не было, что б при солнце кого утащила. Говорят, даже рыбу к сетям иногда подгоняет, лишь бы к ней только не лезли. Тоскует она сильно со дна озера. Тоскует Таисья…
– По кому?
– Чёрт её знает. Утопленница ж. Чего же не спросили?.. А люди – люди разное про неё говорят…
Трактор нёсся на огромных колёсах по дороге, поднимая за собой высокий столб пыли. Вскоре повернули на Марьинку. Виднелись уже крайние дома спящей деревни. Наступало раннее утро и снаружи начинало светать…
***
Дом погрузился под воду давно. Озеро это в иные времена было мельче. Разлилось оно, когда речка Мерзавка, обходившая его всегда стороной, лет восемьдесят назад, после сильно снежной зимы, сменила вдруг по весне круто русло. И с тех пор исправно водоём пополняла. Не отпускало речушку от себя больше озеро, давшее Таисьи такую странную жизнь. Ей и её младшим братьям. Живым бы в пору опечалиться, да что ей-то, мёртвой? Пусть и иную, но всё же жизнь им давало озеро. Вот и поселились они втроём в готовом затопленном доме на дне. За годы он покрылся подводным мхом, завалинка вся ушла в тину. Но им было в нём хорошо, удобный и просторный…
Из прошлой жизни Таисья помнила мало. О себе самой. Одно лишь сплошное чувство стыда. Вечного и всегда её грызущего, и чем дальше бежали годы, тем становилось от времени хуже. Только она знала, насколько виновата перед своими братьями. Утонули они все трое, но в Марьинке помнили почему-то её одну, без них. А вот она не забывала. Отправила их сама за лотосами на середину озера, в день своего венчания. Одна, в подвенечном платье стояла на берегу, и видела, как Андрюха с Женькой отплывают на лодке. Хотела перед церковью приколоть на платье цветок. Но лодка перевернулась поднявшимся ветром, и Женька начал тонуть. Андрюха спасал. Пока плыла к ним сама, платье её отяжелело. Оба брата под воду ушли на глазах. Она кричала и плакала. Долго ныряла за ними, не доставала дна, искала в воде руками. А после последнего раза не вынырнула и сама. Захлебнулась рыданиями.
Жили с тех пор они вместе. Она выходила из озера по ночам. А братья как-то, с недавних пор, приспособились и начали выбираться днём. Даже на живых походили на это время. До полуночи. Третьего мальчонку уже под воду привели. Правда увечили они быстро свои игрушки, наиграются и оторвут голову, руки, ноги. Но ничего, лишь бы братцы были довольны. С этим натешатся – приведут четвёртого, нового. А она своё дело знает. Причешет, переоденет, подготовит… Стала подмечать и сама с недавних пор, что всё дольше перед рассветом могла оставаться на солнце, не жгло оно ей больше глаза, как прежде. Вот и сейчас, когда уносила мальчишку с собой, смотрела больше не на тракториста у трактора и тех двух других ребят, а на свои руки, на бледную в прожилках кожу. Солнце их больше не терзало, а будто исцеляло. Да и кровь ей пришлась по нраву. Пила её во второй раз. Андрюха и Женька говорили ей, что будоражит, добавляет жизни, днём уже третий год выходили наверх. Не верила поначалу, думала, оттого у них так, что моложе, когда утопли, были, или просто другие. Но потом терзала горло пьяной доярке. С упоением. И закат после этого встречала уже на берегу, не в воде. А сегодня, когда удушила в доме мельника мальчика, пила из горла и его кровь, слизывала с изодранной головы. Та полилась быстрее, когда зубами отхватила ноздри, и к дырке вместо носа припала уже надолго. Не могла насытиться. Братьям тоже немного оставила. Как резво они побежали за другими двумя, когда напились тёплой кровушки. Что, если и ей начать выплывать днём, походить на живую и завлекать под воду к себе парней? Не только ж братьям игрушки были нужны. Она была совсем молода, когда утонула, и молодость осталась при ней…
Села на скамью и взяла гребешок. Усадила мёртвого Кирилла рядом. Крови в нём уже не осталось, но озеро подарило «жизнь». Оно давало её и случайно утопшим, да разве были нужны им соседи? Их с братьями они рвали на мелкие части – сомам потом меньше усилий.
Отвесила мальчику тяжёлый тычок в затылок. Боли он всё равно не чувствовал, но помнил ещё страх и хотя бы сидел теперь ровно, не дёргался. Стала счищать гребешком остатки кожи с головы с волосам. Кирилл не кричал и просто безвольно моргал глазами. Безносая лысая кукла. Разорвут и его, когда натешатся. Новая игрушка была готова…
Кем Тая считала себя? Мëртвой русалкой. Мëртвой – потому что видела здесь живых, на дне, в самые первые годы. Перевела их всех за несколько лет, как бы они от неë не прятались, на глубине или в гротах под берегами. Некоторых выслеживала месяцами, но находила потом, догоняла и без жалости вырывала жабры. Смотрела затем, как те задыхаются. Вот же было смешно – не могли жить без воздуха! Ей будто наоборот без него дышалось легче, тогда как на берегу в груди появлялась тяжесть и ноги двигались медленней... Но избавилась – и избавилась, хоть и были они порождением этого озера. Нечего подле иметь дурного соседства, когда жила не одна, а с семьëй. Озеро стало только её…
Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)