Девочка в шортах - седло потерто. Девочка в юбке - это не шутки. Девушка в красном - Дай нам несчастным. Девушка в синем - стоп, не осилим. Девушка в черном - это почетно. Девушка в пестром - это не просто. Девушка в белом - что я наделал! Девушка в сером - скука заела. Женщина в брюках - прыгай на руки! Дама в зеленом - определенно!
А позади была старость Я её прожила давно Что теперь то мне осталось Только заново крутить кино Бог смотрел на меня сверху Бог смотрел на меня изнутри Удивился, видать, восхитился И сказал - "А ну повтори! Это как у тебя вышло? Это что за чудная жизнь?" Рассмеялся, пожал плечами И сказал - "Ну теперь держись!" Я держусь и сама удивляюсь Откуда во мне столько сил Бог конечно с юмором парень Он кино на коллаж пустил Он теперь усложнил задачи Он достроил в лабиринте ходов А я рисую на стенах двери И пишу на них - "Выдох-вдох" Выхожу туда где не ждали Выхожу в разных точках времен Бог озадачено чешет затылок Но кажется мной покорен Эта игра без правил Была бы на шахматы похожа Но Бог мне ходов не оставил Да и я ему тоже И поэтому каждый его ход Похож на математическую задачу Мой ход - Годива на русской тройке Кентавра. Конь-ферзь в придачу Бог спрашивает - "Где логика?" А я пожимаю плечами - "Не слишком то я в ней сильна, Зато хороша очами!"
Нет сердцу моему покоя То песней солнечной лучится То белою, молочною тоскою Стремится, как туман разлиться И всё куда-то в даль зовет Всё беспокоится о чем-то И всё чего-то будто ждет А всё ж молчит оно о ком-то То плачет, то опять поет Единым мигом упоенно Вдруг в восхищении замрет А то в набат тревожно бьёт Нет сердцу моему покоя Оно то полнится любовью То грусть, то память неожиданно, Порою, его сожмет тревожной болью И я дрожащею рукою Его прикрою от обид Нет сердцу моему покоя Поет и плачет и болит.
Весна – время возрождения и начала нового. Это время года особенно почитали в славянской культуре — ведь в это время, согласно древним верованиям и легендам, все вокруг зарождалось и оживало.
Это время, когда природа пробуждается от зимнего сна, наполняя мир магией и создавая идеальные декорации для историй, тканых из мифов и легенд наших предков. В честь этого времени года «Литнет» приглашает вас принять участие в новом литературном конкурсе на создание лучшей книги в жанре славянского фэнтези.
Обязательные требования к произведению:
Славянский антураж. Мы ждем книги, наполненные духом славянской культуры, с сеттингом, переносящим нас в богатый и многогранный мир Древней Руси. Ваше произведение должно оживить страницы истории, пробуждая воображение читателей.
Фольклорные персонажи. Важно включить в вашу историю богов, героев и мифических существ из славянских сказаний и поверий.
Мы приветствуем истории всех оттенков славянского фэнтези — от героических эпосов и исторических приключений до романтических сказаний и юмористических повествований.
Общий призовой фонд конкурса — 180 тысяч рублей. Победители получат также возможность публикации в Rugram и запись аудиокниги с профессиональным чтецом.
Примите вызов и поделитесь своим видением славянского мира, исполненного магии и героизма!
Сколько себя помню, в нашем доме никогда не было зеркал, а всё, что могло иметь отражающую поверхность либо замазывалось краской, либо выкидывалось.
Так, например, у нас было довольно много картин, но висели они в рамках без стекла, а все гладкие и блестящие поверхности дверей, статуэток или посуды — покрывались густым матовым лаком. А кушали мы, либо в полной темноте, либо в полутьме ради того, чтобы случайно не взглянуть в своё отражение с поверхности супа.
— Милая, мы вынуждены соблюдать все эти правила только для того, чтобы выжить. Какими глупыми они бы тебе не казалось, их нельзя нарушать до конца жизни. Любое зеркало, любая отражающая поверхность — это проход в наш мир, которым могут воспользоваться как добрые, так и не очень духи. Именно поэтому, чтобы не подвергать опасности себя и всю семью, твоя прапрабабушка решила навсегда избавиться от зеркал. Однако, далеко не все родственники смогли сразу же поверить в такие новости, что, собственно, и привело к печальным последствиям. Именно недоверие семьи, стало причиной того, что злые духи утащили твою прапрабабушку в зазеркалье, откуда смертные не смогут никогда выбраться. Зато с тех пор, ни у кого и никогда, не возникало сомнений в необходимости строгих правил. — объяснила мне как-то вечером мама.
Да, да, да. Именно поэтому меня перевели на домашнее обучение и именно поэтому, мне запретили выходить из дома. Родители стараются меня подбадривать и показывать на своём примере, что сидеть взаперти не так уж и сложно, но у них это получается крайне плохо. И если честно, мне кажется, что они иногда сами нарушают те правила, которые были установлены задолго до их рождения. Однако поймать родителей на этом, я так и не смогла.
Зато к нам часто приезжают разные курьеры с новыми антикварными вещами в коллекцию и «друзья» родителей. Такие визиты всегда разбавляют ежедневную рутину. Но вот что удивительно: я ещё ни разу не видела, чтобы к нам в гости приезжали одни и те же люди. Ни один из друзей, не появился у нас дома больше одного раза и кажется, я даже не помню, как они от нас уходят.
— Не могла бы ты нас оставить ненадолго? Нам нужно обсудить важные дела. Спасибо, доча. — всегда говорил отец, выпроваживая меня в комнату, если я хотела остаться с ними.
В одну из бессонных ночей, я решила прогуляться по дому, как всегда это любила делать, когда мне не спалось. Вооружившись фонариком и закутавшись в плед, я отправилась на изучение спящего дома. По какой-то причине, меня это сильно успокаивало. Ночью, даже самые обычные предметы, казалось, начинали жить своей жизнью, такой знакомой и чужой одновременно.
Всё было как всегда, за исключением того, что дверь в подвал была открыта, хотя обычно родители закрывали её на ключ. Пару раз мне удавалось проникнуть тайком в подвал и оба раза, родители узнавали об этом и строго наказывали. Хотя казалось бы, как можно наказать ребёнка, который и так уже наказан с рождения, тем, что просто решил родится в этой безумной семейке. Подстёгиваемая любопытством, я всё же решила спуститься вниз ещё раз, невзирая на последствия, которые меня могли ожидать если родители снова узнают. А они всегда узнавали... не знаю как, но узнавали.
Пройдя вглубь помещения, я водила фонариком из стороны в сторону в надежде найти что-то интересное. И не обнаружив ничего сверхъестественного, я, уже было собралась уходить, пока краем глаза не заметила в углу слабый блеск. Настолько незаметный, что его было несложно упустить из виду.
Решив, что это, видимо, родители купили новую антикварную вещицу к себе в коллекцию, я без раздумий подошла ближе, надеясь, что поверхность ещё не успели покрыть матовым лаком или краской, и я смогу увидеть оригинальный вид того, что скрывалось под плотной тёмной тканью.
Одёрнув полотно, я была искренне удивлена. То, что поначалу мне казалось картиной, на самом деле было зеркалом, высотой с мой рост, а моё внимание, привлекла золотая старинная рамка, в которой оно и находилось. Своё отражение я никогда не видела, разве что иногда могла заметить очертание своего лица в матовых поверхностях, а чтобы увидеть себя в полный рост и мечтать не могла. Как и почему у нас в подвале оказалось зеркало — я не знала. Всё, что сейчас меня волновало — это бледная худая девушка, с короткими чёрными волосами, что смотрела на меня с любопытством.
Оторвать взгляд от отражения была крайне сложно, поэтому, повинуясь навязчивой мысли, я подошла ближе к зеркалу и слегка прикоснулась к прохладной поверхности. В этот же момент, моё отражение резко изменилось в лице, злобно оскалившись оно схватило меня за руку и затянув в зазеркалье, вышло наружу.
С трудом осознавая произошедшее: я начала бить кулаками по прозрачной поверхности; пыталась закричать, чтобы разбудить родителей, но звука не было. Всё, что я могла делать — это наблюдать за тем, как моё отражение подходит к лестнице, после чего, обернувшись, одними губами произносит «наконец-то». Мне не нужно было слышать или даже видеть, слова будто прозвучали у меня в голове. А после, отражение двинулось вверх по лестнице и вскоре, как только последний лучик фонарика пропал, я погрузилась во тьму.
«Перекрёсток» - неэпическое приключенческое фэнтези о долге, дружбе и судьбе. Без всемогущих артефактов, спасения мира, попаданцев и драконов. Выпускница магической академии не способна совладать с собственным огнём, безобидного вора берут в оборот бандиты посерьёзнее, а офицер королевской гвардии вступает в самый страшный бой в своей жизни – с бюрократией.
Несчастный случай на перекрёстке запускает цепочку событий, столкнув людей, которые в обычной жизни никогда бы не встретились.
«У пламени есть цена» - продолжение историй героев первого тома. Не все способны к спокойной жизни, даже если сами этого не осознают.
Приглашаю всех причастных и принимаю поздравления 😊
Мучил, мучил я нейросеть. Её вершиной стало это изображение. Кто знает, быть может в истории РП были подобные модернизации.
- Мастер. Подъезжают мусоровозы, пришёл сигнал, просят встретить, – обратился РП, отрывая Итана от его занятия за верстаком, – Мне встретить их самому?
- О, давненько их не было! Хорошо, РП, да, встреть их сам пожалуйста сегодня. – поднял Итан голову от верстака.
РП развернулся и направился во внутренний двор свалки через боковую дверь ангара, ведь ему было запрещено покидать территорию ангара и свалки. По дороге он сделал несколько оборотов вокруг своей оси, и вылетел в дверь.
Итан корпел над деталями, что лежали перед ним. Перед ним лежали полые цилиндры, разных диаметров и длинны, схемы, провода, аккумуляторное питание и небольшой диск. Он начал соединять цилиндры один за другим прикрепляя их друг к другу таким образом, что у них оставалась ещё некоторая подвижность в местах присоединения. Далее он взял батарею, закрепил её на диске,подсоединив провода, и вставил всю эту конструкцию в один конец лежащей перед ним трубы, вытащив из другого конца кончики проводов.
- Точно! Я забыл! – произнёс он вслух и потянулся за чем-то к соседнему верстаку. – Кисти!
Он взял миниатюрные трёхпалые металлические кисти с соседнего верстака и закрепил на них электронные схемы. Подсоединив торчащие провода к кисти, Итан закрепил их к трубе, которая уже отнюдь не была похожа на трубу, а в большей степени на сегментированную металлическую руку, на конце которой красовалась металлическая трёхпалая кисть. Он активировал питание батареи пальцы на кисти самопроизвольно сжались и разжались, рука была готова и прекрасно работала.
Итан отвлекся и повернул голову на послышавшиеся звуки. Во дворе свалки слышался грохот и шум мусорщиков. Множество металлических звуков от деталей, что бились друг о друга, ссыпания в одно место чего-то сыпучего и булькающие звуки сливаемой жидкости. Придя в себя, он вернулся к верстаку, оставалось повторить такие же манипуляции с оставшимися деталями, что лежали перед ним.
Звуки во дворе прекратились. Остался лишь звук работающих моторов и звуки голосов РП и нескольких киноэпси. К тому моменту, когда работа была закончена, Итан увидел РП пролетающего в дверной проём.
- РП! Ты как раз вовремя! Примеряй! – сказал Итан, держа в руках две новенькие ручки для своего робота помощника.
РП подлетел к Итану. Вокруг РП появилось еле заметное свечение, которое едва ли можно было заметить в тёмном помещении. Итан поднёс сделанные им руки к РП, и они тут же примагнитились к неосязаемому полю вокруг него и тут же начали беспорядочно вращаться. Некоторое время они продолжали вращаться, но он наконец взял над ними контроль и теперь руки свисали по бокам РП, с его граней, подобно рукам фоторитов на Куполе. РП взял маленький болт с близ стоящего верстака с такой же маленькой гаечкой и без особого труда смог навинтить гаечку на болт. Он повторял это несколько раз и явно был доволен своей модернизацией.
- Спасибо, Мастер. – произнёс РП своим обычным безрадостным роботизированным голосом, но всё же слегка изменившимся от эмоций, что он испытывал.
- Не за что, РП! Рад, что тебе понравилось! Да и как бы это не прозвучало, в этих руках есть и мне выгода, ты будешь невероятно полезен мне. – сказал Итан.
- Знаю, Мастер, но я вам очень благодарен. Такого мне никто никогда не делал, только эксплуатировали. В прочем я не жалуюсь, для этого я был создан.
- Пошли посмотрим, может что-то интересное привезли в этот раз! – проговорил Итан, встав из-за верстака и махнул рукой РП.
Они прошли вдоль верстаков в сторону выхода. РП кружился и руки кружились отдельно от него повинуясь его приказам. Он явно был рад новому приобретению. Итан первым вышел в проход, следом проскользнул РП. Выйдя во двор, он увидел уже ставшим привычным для него двор у его ангара. Горы металла, представляющие из себя складированные части киноэпси, части механизмов и других приборов. Для мелких ящерок и прочей мелкой живности горы мусора были подобны горной гряде шахт, только расставлены более организованно, а не выдавленные не впопад матушкой природой. Они были везде, но между ними всегда оставался проход для мусорщиков и магникрана.
- Ты уже отдал задание мусорщикам? – спросил Итан.
- Да. Они уже работают во втором проходе, там была старая ржавая куча частей киноэпси, совсем ничего интересного.
- Хорошо, спасибо РП. Остальные кучи тоже во втором проходе?
-Да, Мастер. Их и немного сегодня, помимо той, о которой я вам сказал ещё лишь одна. Было много сыпучих контейнеров и жидкостей.
- Пошли посмотрим, может есть что-то интересное! – с надеждой сказал Итан. Он любил копаться в кучах мусора выискивая что-то интересное. Порой попадались весьма интересные экземпляры.
- Мастер. Можно вам задать вопрос? – обратился РП к Итану с вопросом, что происходило довольно таки редко.
- Конечно РП! Задавай! – ответил он своему помощнику.
- Почему вам нравится выискивать что-то в горах мусора? Прошлый Мастер просто всё перерабатывал. Он даже не прикасался к этим горам.
- А ты вот о чём, РП! Всё дело в моём хобби ещё из прошлой жизни с Купола…
- Увидеть бы однажды Купол. – неожиданно произнёс РП, перебив Итана.
- Что? У тебя есть желания? Ты меня с каждым разом всё больше и больше удивляешь РП, на самом деле. Не думал, что роботы могут о чём-то мечтать или чего-либо желать. – сказал Итан, - ничего РП, как у меня всё получится, я обязательно покажу тебе Купол! Тебе очень понравится!
- Спасибо, Мастер. – сказал РП, - извините, что вас перебил. Расскажите, что я вас попросил.
- Хорошо РП. Собственно, на Куполе у меня было одно хобби. Мне очень нравилось собирать книги. И если свежие книги было найти не проблема, достаточно сделать заказ или сходить в книжный магазин, то вот с более старыми книгами было труднее. А среди старых книг бывали очень интересные экземпляры. Да затхлость, да желтизна и порой рассыпающиеся у тебя в руках в труху экземпляры, но это было интересно.
Итан перевёл дыхание, явно готовясь к продолжению рассказа.
- Знаешь, как интересно, мониторить объявления, рыться в старых складах и старых домах. Находить что-то интересное и суть даже не в заработке денег, а порой это хобби приносило доход, в большей степени интерес. Перебирать горы мусора ради чего-нибудь ценного и интересного. Например, пригласил меня один раз товарищ вычистить от мусора одно старое здание. Я пошёл, но не ради денег, там были в прямом смысле горы книг. И вот в одной из них я нашёл очень и очень интересный экземпляр. Пусть это и было Священное Писание, книга, которая есть в каждой церкви и практически у каждого верующего человека, но меня поразил материал, из которого она была сделана. Бумага из давно устаревшей целлюлозы, абсолютно пожелтевшая, но, когда ты держишь подобные вещи в руках, тебя это будоражит с ног до головы.
Итан замолчал. Воспоминания заполонили его, он не был сейчас здесь на этой свалке среди гор мусора с парящим рядом ботом помощником, он был там, в своей прошлой жизни.
- Мне этого не понять, Мастер, но вам это дорого и очень нравится, это я понял. – произнёс РП.
- Да, РП, так и есть! Каждый здесь, на этой проклятой планете, старается держаться за свою сущность, за то, кем он когда-то был, чтобы не потеряться и не превратиться в бездушную…
- Машину, Мастер?
- Да, РП. Извини.
- Всё хорошо, Мастер. Я осознаю, что я машина, выше бота, но до сознания живых существ мне далеко и на него я не претендую.
- Извини, РП. Пошли посмотрим, что нам привезли. – в этот момент они как раз завернули за кучу мусора.
Мусорщики уже во всю работали в куче металла, огороженной маленькими сигнальными ботами, стоящими по периметру и уходящими вдаль образовав дорожку к прессовальне. Мусорщики представляли из себя обычных дронов. Небольшая металлическая посудина с несколькими пропеллерами и магнитной тягой, чего было более чем достаточно для переноски металла. Но, если была нужда в переноске или избавлении неметаллических отходов в дело вступали каттеры. Миниатюрные, размером с теннисный шарик роботы.
Как раз сейчас они занимались своей работой. Один из дронов поднял приличный кусок металла, который был перемотан куском ткани. Снизу дрона открылось отверстие из которого вывалились пять каттеров. Примагнитившись через ткань они принялись за своё дело, кромсая ткань. Полностью освободив металл из объятий ткани, они свалились наземь, собрав порезанные лохмотья они побежали к печке, где и расправились окончательно с лохмотьями ткани.
- Мастер, теперь мусорщики под моим контролем. Мне распустить сигнальщиков? – спросил РП.
- Нет. Пока не стоит. Мы ещё не копошились в мусоре! – произнёс Итан, с явным удовольствием и радостью в голосе, - РП, есть, что-нибудь интересное на этот раз?
-Да. Один грузовик привёз перемешанные отходы с приказом просто сжечь. Она там. У западной стены кубов.
Поэтому Бенфорд, одновременно следуя Хайнлайну и Кларку, оказывается меж двух миров, двух способов изображения научных приключений Человечества.
Возможно, именно потому, что он находится в таком положении, у него получилось предложить подходящее объяснение двойственности разума-материи, в которой продолжают копаться ученые, и с чем пока не может справиться литература. Верно, на стороне материи находят все больше доказательств. Разум, сейчас считающийся конечной сетью проводников и электрических зарядов, больше не претендует на метафизическую уникальность. Сам человек, сосуд, содержащий разум, кажется едва ли чем-то большим, чем станция на железной дороге эволюции. В периодической таблице Менделеева, судя по всему, нет так называемого человеческого элемента, что противоречит рекламе «Dow Chemical». Несмотря на это, в науке и художественной литература таится декартов призрак, пусть и даже в качестве признака того, что человеческий разум может или должен каким-то образом занимать уникальное место во вселенском порядке. На вопрос о том, как и почему люди имеют особое положение в океане материи и времени, научная фантастика дает два ответа, и каждый из них находит отклик у Бенфорда в различных обстоятельствах. Один представляет собой американский взгляд Хайнлайна, и в нем остается не рациональный разум, а динамический — рассчитывающий только на себя индивидуум, генерирующий энергию, способную создать основу для проекции собственной среды, неважно, где и в каких условиях. Опасность тут заключается в чудовищном солипсизме, который мы видим в фигурах вроде Лазаруса Лонга из «Достаточно времени для любви» или Иоганна Себастьяна Баха Смита из «I Will Fear No Evil», где самостоятельный индивидуум, состоящий из разума и тела, разрастается в попытке охватить всю пространственно-временную вселенную. Другим ответом является одиссейское представление Кларка, местами повторяющего Олафа Стэплдона в том, что вне зависимости от развития Человечества, его цель неизбежно связана с его происхождением, и это справедливо для первых и последних людей.
Вторым наставником Кларка был Д.Д. Бернал, видевший в будущем Человечества диморфный раскол, в котором, если одна часть Человечества опережает другую и становится новой формой жизни, сосредоточенной на слепом постижении неизвестного, другая остается позади для своеобразной охраны общего дома, зоопарка, находящегося под присмотром, и ожидает неминуемого возвращения первой части. Кларк оттачивает этот взгляд в романах наподобие «Конец детства» и серии «Космическая одиссея», работах, как прямо заявил Бенфорд, оказавших на него огромное влияние с точки зрения ощущения главной цели науки.
Его научная фантастика, двигаясь по трудному пути научных исследований, естественным образом попадает в область философии. Он неоднократно цитирует в своих трудах Уоллеса Стивенса. Если перефразировать этого поэта, можно сказать, что творчество Бенфорда в глубинном смысле оглядывает метафизические улицы города серьезной фантастики. До этого момента я упоминал писателей и мыслителей, прямо повлиявших на методы и взгляды Бенфорда, о которых он сам писал или говорил. Однако, как он заявлял, его цель как писателя-фантаста зародилась еще до него, главным образом в уме ученого-философа из прошлого века и другой научной культуры — французского физиолога Клода Бернара.
Тот являлся современником Жюля Верна, но в отличие от последнего не описывал невероятные путешествие. Однако Бернар в своих текстах о науке выполнял задачу ранней фантастики Верна по заявлениям самого Верна: служил посредником между сложной новой экспериментальной наукой и общественностью. Его книга «Введение к изучению экспериментальной медицины» (1865) стала важной вехой на пути популяризации современной науки при помощи объяснения ее методов и приведения культурных и философских проблем, связанных с научными экспериментами. Похожим образом Бенфорд век спустя ставит ту же цель для науки и научной фантастики. В вышеупомянутой речи 1985 года, обращенной к аспирантам, он призывает: «Я желаю, чтобы вы все стали распространителями научных знаний... Она (общественность) не понимает разницу между поверхностной сложностью (науки) и находящейся в глубине простотой... Простота — единственный способ достучаться до людей». Именно этим занимался Клод Бернар — заявлял о том, что стандартный научный метод должен прорезать «поверхностные сложности» позитивистской науки и позволять видеть потенциал эмпирических научных экспериментов не только ученым, но и обычным людям. Возможно, Клод чаще других авторов девятнадцатого века указывал простой путь для науки и творчества, состоящий в написании научной фантастики, которую позже будет творить Бенфорд. Наука, по мнению Клода Бернара, заключается в бесконечной погоне за физическим неизвестным, находящимся за пределами нашего полного понимания, однако те, кто его преследуют, сталкиваются с ужасом и счастьем, вызванными провалившимися и удачно завершившимися экспериментами в ходе того, что Бенфорд называет неописуемым, и оно, как в случае науки, так и научной фантастики, становится обескураживающим (и высмеиваемым) трепетом перед чудесами природы.
Как Бенфорд, Клод Бернар являлся известным ученым-экспериментатором, — он обнаружил роль гликогенной функции печени у диабетиков. Противоборствуя официальному методу контеанского позитивизма, фокусирующегося на наблюдении и систематизации явлений, а не на поиске вызывающих их причин, Бернар предложил экспериментальный метод на эмпирический манер Бэкона: наблюдение, гипотеза, подтверждение. Бернар описывал погоню науки за материальным неизвестным, — почти теми же словами, что и ученые-протагонисты Бенфорда много лет спустя, — как нечто трудное, суровое, неблагодарное, похожее на муки Сизифа. Его определение этого процесса невероятным образом повторяется в многочисленных описаниях Бенфорда того, чем занимается ученый: «Экспериментальный метод бесстрастен и уничтожает все чувство индивидуальности в процессе слияния и принесения в жертву идей отдельного человека... ради выявления объективной истины в соответствии с критериями эксперимента... Он требует медлительности и кропотливости, поэтому никогда не обладает особой привлекательностью для разума». Бенфорд описывает методы работы ученого-практика и более простыми словами: «Наблюдение за трудящимся ученым можно сравнить с созерцанием того, как сохнет краска». Тем не менее для Клода Бернара и для Бенфорда ученый ничего не классифицирует и не занимается чем-то монотонным и скучным. Он или она не просто ищут порядок, пытаясь объединить факты общей теорией поля или чем-то подобным. Экспериментатор решает задачу и, если эта задача заключается в поиске истины, под той Клод Бернар и Бенфорд понимают экзистенциальный опыт, а не акт познания. Бенфорд полностью согласится со следующим утверждением Клода Бернара: «Ученый всегда идет вперед в поиске истины и, если не находит ее целиком, то все равно обнаруживает важные фрагменты этой истины, и именно эти фрагменты и составляют науку».
Следовательно, для них обоих наука представляет собой строго человеческое занятие. Ее суть, теряющаяся в бесконечностях материи, состоит в том, чтобы искать истину, которую получится увидеть лишь обрывками, но не целиком. Однако именно потому, что научное неизвестное всегда остается за пределами досягаемости, погоня ученого за фрагментами истины невероятно важна. Он замечает лишь ускользающие обрывки, но при этом испытывает тот самый трепет, заставляющий двигаться дальше. Как говорил Клод Бернар, этот опыт является если не религиозным, то по крайней мере эстетическим. Следовательно, его несомненно можно назвать вымышленным: «Тот, кто не знает мучений неизвестности, никогда не почувствует радость открытий... Тем не менее, из-за каких-то капризов нашей природы, радость от открытий, ради которых мы потратили столько сил и времени, исчезает в ту минуту, когда мы обнаруживаем искомое. Именно вспышка света, на долю секунду озарившая новые горизонты, к которым нас тянет неослабевающее любопытство, тащит нас дальше с еще большей силой. Поэтому в науке известное теряет всякую привлекательность, а непознанное вечно излучает очарование». Клод Бернар в точности описывает то, что Бенфорд и его предки из Золотого Века называют трепетом перед чудесами природы. Как и у Клода Бернара, у Бенфорда эта вспышка всегда случается в ходе усердной ежедневной работы.
Бенфорд увещевает слушающих его аспирантов Калифорнийского университета: «Думаю, ученым стоит чаще пытаться писать фантастику». И, если бы Клод Бернар занимался научной фантастикой, именно он, а не Жюль Верн мог бы стать отцом этого жанра, что изменило бы ее развитие радикальным образом. Однако Бенфорд спустя век все-таки повел научную фантастику по предвиденному Клодом Бернаром пути. Будучи ученым, Бенфорд, разумеется, понимает, что наука уже давно создает фантастику, и трудности только что появившегося научного мировоззрения превратили художественную литературу в эксперимент, финальной стадией которого стала научная фантастика. Он также в курсе, как сильно наука повлияла на литературу, а современная наука, все дальше отодвигая границы неизвестного, свободно использует выдуманный Клодом Бернаром термин «очарование» для описания поведения субатомных частиц, над которыми пока невозможно провести надлежащие опыты. Бенфорд, как и Клод Бернар, отрицательно относится к философским системам (и каким-либо другим), сопутствующим научным и литературным экспериментам. Даже в таком случае, если ученый-экспериментатор или в той же мере писатель-фантаст отрицает философские системы, она или он должен в глубине души принять то, что Клод Бернар называет философским духом и определяет как вечное стремление человеческого разума к постижению неизвестного. Эти слова описывают не только передовую науку, в которой Бенфорд прекрасно разбирается, но еще и почти священное чувство проведения эксперимента, характеризующее его научную фантастику. Параллель с Клодом Бернаром дает возможность понять, чего пытается достичь Бенфорд в своих трудах в самом глубоком смысле, а также показывает, что серьезная научная фантастика, — какую пишет Хайнлайн, Кларк и Бенфорд, — требует переопределения. Это не просто научные статьи или описания инженерных достижений. Клод Бернар требует от ученых активного участия в поисках этой космической истины. Следуя данному принципу, можно сказать, что фундаментом серьезной научной фантастики должна являться хроника стараний науки следовать философскому духу в бесконечной погоне за неизвестным.