Меня зовут Рэд Кэррот. Я люблю придумывать разные миры и наблюдать за жизнью в них. Истории публикую на АТ и Литнете.

И здесь я, чтобы сказать, что у меня ну ооооочень давно чешутся руки показать героев этой истории, но каждый раз, когда доходят руки, начинает преследовать мысль - опять не то. Однако раз уж сегодня начата публикация третьей книги про приключения мага по имени Сайгар под названием "В вихре пламени. Ашир Эрна", то будет честно знакомство это все ж таки начать!

Краткий экскурс в тему: по законам этого мира маги умеют повелевать существами, именуемыми элементалями. У каждого элементаля есть сердце - оно принимает вид драгоценного камня, который маги носят на специальном артефакте. Главный герой книги по сюжету не любит элементалей, но одна встреча меняет все.

Итак. Первый элементаль, который попал к Сайгару на хельк и волею случая стал другом, носит имя - Вералис. Это элементаль ветра, стихия не шибко боевая. Магам служить элементали этой стихии не любят, за силой не гоняются, предпочитая сохранить свободу. Поэтому на хельках оказываются нечасто.

С иллюстрацией этого элементаля проблем.. как со всеми =) Придираюсь ко всему, так что показываю примерный облик Вералиса:

Если объединить все эти иллюстрации в одну, где-то получится похожее на нужный образ. Но это образ Вералиса, который он принимает, чтобы беспрепятственно путешествовать. Это слишком редкий элементаль, чтобы нейронка смогла в его настоящий вид. Одни уши в оригинальной версии чего стоят! Показать не смогу, нейронка даже близко не подошла, так что поверьте на слово =))

Где один, там и два. Как любит ворчать Сайгар - "Стоит взять одного, и этот поток уже не остановить". К счастью, природой предусмотрено ограничение на количество элементалей. На хельке может храниться всего десять камней. И вторым к магу попал элементаль земли по имени Тэхса.

Элементали земли в большинстве своем являются защитным типом, отчего очень ценятся магами. Стоишь себе за чужой спиной и колдуешь. Хотя, конечно, маги предпочитают друг с другом не сражаться вовсе. Это же риск! Элементалей не жалко, эти после смерти попадают в свой камень и возвращаются к жизни недели через 2-3.

Но Тэхса - элементаль земли типа разведчик. Подходит для слежки, потому что умеет смотреть на мир через глаза других существ (животных). Такой тип маги не любят. Боевого потенциала нет или очень мало, защитного нет вовсе, усиливающих бонусов магу не дает. Хорошее подспорье для воров, но у магов с деньгами проблем нет. Поэтому после поимки Тэхса и был выкинут.

И больше всего из образа этого парня нейронка любит его питомцев! Как она только над ними не измывалась - в оригинале должен быть хорек! Сейчас покажу. Их тут много!! *потирает лапки*. Но начну с самого похожего на момент знакомства Сайгара с Тэхса, конечно:

Здесь Тэхса уже высший элементаль и немного другой:

И даже бонусные иллюстрации есть для всех желающих. Покажу парочку. В качестве некой пародии на образ этого элементаля - довольно забавно на них смотреть =)

p/s Кто любит котиков? Их есть у меня!)

Из бедолаги Шесса нейросеть как раз чаще всего котов и лепила, в любых видах и даже количествах!!

А теперь, в отрыве от бонусных веселых иллюстраций, вы можете удивиться - почему такая разница в возрасте у верхних иллюстраций? Потому что... Ответы на вопросы будут в текущей книге. Не стану спойлерить.

А закончить сегодняшнее знакомство с элементалями хочу на огненной красавице по имени Халика.

Она - огненный элементаль, боевой тип. Самые лучшие воины - это они. Бесшабашные, азартные, озорные - тоже они. Одна искра, и вспыхнет пламя - и это про них. Никогда не унывают, голов лишними проблемами не забивают, предпочитают делать, а потом (возможно) думать. Но это не точно. Вернее было бы сказать - они позабудут о том, что терзались хоть какими-то сомнениями перед тем, как выжечь все вокруг. Чаще всего к магам идут именно элементали огня. Стать сильнее хотят все элементали, но эти "первее первых" =)

Для начала покажу образ юной Халики. Здесь иллюстрация очень похожа, но элементаль чуть-чуть младше той, которую поймал в ущелье Сайгар.

Ну а здесь чуть ближе к той, какой ее встретил маг в памятном ущелье.

На этом пора закругляться, а то текста многовато. В следующий раз вернусь с другой веселой троицей!

Всем хороших выходных и до встречи =)

На всякий случай оставляю ссылки на первую книгу:

author.today - ТЫК

Литнет - ТЫК

Ах да, отрывок. Чтобы не возмущались, что нечего "пощупать", сейчас чего-нибудь отыщу:

На улице прохладный воздух после душного и жаркого погреба показался сказкой. Ветер приятно скользнул под плащ, унося с собой лишнее тепло.

Сайгар вскинул голову к небу и потянулся. Наконец-то, звезды! Эти вечные тучи ему надоели хуже вареной редьки. Опять же, в такие ночи на земле гораздо светлее, опасность не подойдет незамеченной. Хотелось бы в это верить, конечно.

Возвращаться в гостиницу Сайгар не стал. Вместо этого вышел со двора и направился немного погулять по улочкам. Осмотреться. Понятное дело, что все лавки и магазины сейчас закрыты, но заиметь представление было бы неплохо о том, что здесь вообще есть.

Увы. К огромному сожалению мага, в городе почти ничего не оказалось. Он отыскал старое здание Гильдии Магов, осмотрел, но ничего интересного не нашел. То ли все забрали с собой, то ли уже хорошенько разграбили, когда поняли, что маги возвращаться не собираются. Никаких, даже самых слабых, отголосков магии он тоже не учуял. Похоже, малышка не соврала. В городе в самом деле нет магов. Да и не магов практически тоже.

Он уже возвращался обратно, когда чуткий слух уловил посторонний шум, нехарактерный для тихой ночи. А вот и те, кому не спится в столь позднее время. Сайгар свернул в знакомый проулок. Дошел до конца его бесшумной поступью. Его до последнего не замечали, слишком занятые своими делами.

-Еще не наигрались, мальчики? – зловещий голос заставил всех троих подскочить на месте. Надо же. Это были не те люди, которые измывались над элементалем не так давно. – Да я смотрю, парень пользуется бешеным спросом. Тоже, что ли, поучаствовать? Кто последним будет?

-Шел бы ты своей дорогой, - посоветовали ему.

-Да ладно тебе, видишь, дядя хочет присоединиться к мальчишке. Плащ так себе, но, может, под плащом что поинтереснее будет? – чуть хриплый голос раздался с земли.

Сайгар посмотрел вниз. Хмыкнул.

-Даже не сомневайся. Под плащом у меня очень много чего интересного. И прямо все по ваши души. Подходи, не стесняйся. Я не кусаюсь.

В принципе, он практически не врал. Кусаться не собирался. Только вот тем, кто издевался над элементалем, это не сильно помогло. Три огонька весело горели в переулке, освещая его неприветливые серые стены мягким и теплым светом.

Сайгар подошел к мальчишке, лежащему на земле. Интересно. Присел на корточки. От осторожного прикосновения к своей шее элементаль вздрогнул. Попытался увернуться. Но получалось плохо. Избит и помят весьма порядочно.

О, а вот и причина, по которой элементаль земли не заинтересовал поймавшего его мага. Вместо глаз у мальчишки зияли два провала. Смотрелось неважно. Впрочем, Сайгар на своем веку повидал и не такое. Поэтому скинул плащ и укутал найденыша в него.

В гостинице на мага с кем-то, завернутым в плащ, если и обратили внимание, то заострять его не стали. Подумаешь, кого там носят на руках. Если чей-то труп, то мертвецу уже ничем не поможешь, а если симпатичную девушку, то та наверняка сама не откажется от ночи с магом. Подумаешь, притащили связанной. Так, дура, сама еще своего счастья не поняла и не оценила.

Так что Сайгар без каких-либо помех поднялся на второй этаж, преодолел коридор, где отыскал нужную дверь. Толкнул. Не заперто. Не пусто. Более того, никто не спит.

-Скоро светать будет, - обронил Вералис, сидя к нему спиной на кровати. Элементаль смотрел на розовеющее небо.

-Знаю, - Сайгар прошел в комнату. Осмотрелся. Так, ванной, разумеется, нет. Не тот случай и сервис. Что ж, он так и предполагал. – Дверь закрой и тащи сюда всю воду, которая осталась.

-Я не мылся, - Вералис скользнул взглядом по дубовому чану, приютившемуся в углу. После чего посмотрел на мага в центре комнаты и замер. Вопросительно вскинул бровь. – Ты кого притащил?

-Ты же хотел себе ручного зверька, - Сайгар осторожно уложил свою ношу на кровать. Откинул край плаща и присел рядом. Следовало оценить степень ущерба, который успели нанести юному элементалю. Да, на вид совсем мальчишка. Лет двенадцать, может, чуть больше. Худой, как щепка. – Вот и занимайся теперь.

Сумерки сгущались, превращая мир за лобовым стеклом в размытые тени. Каждая миля, отделявшая Алекса от города, казалась шагом в прошлое, в которое он не хотел возвращаться. Узкая гравийная дорога петляла, словно испуганная змея, сквозь густой, почти непроницаемый лес. Вековые деревья смыкали свои кроны над головой, образуя живой тоннель из переплетенных, костлявых ветвей. Свет фар выхватывал из темноты лишь небольшой, постоянно ускользающий участок дороги, по краям которого плясали уродливые тени. В звенящей тишине, нарушаемой лишь ровным гудением мотора, Алекс слышал оглушительный, глухой стук собственного сердца.

Мысли, тяжелые и липкие, как смола, неотступно возвращались к матери, Хельге Рихтер. К её уединенной, почти затворнической жизни в этом доме, который стал для неё одновременно и крепостью, и тюрьмой. И к тому внезапному, короткому звонку из лечебницы, который оборвал эту жизнь, оставив после себя лишь ворох неразрешенных вопросов и едкое чувство вины. В его сознании Хафенбург был не просто названием на карте, а молчаливым, равнодушным хранителем тайн, которые он ощущал кожей с самого детства, но так и не смог их разгадать.

Наконец, лес нехотя расступился, и перед ним открылась долина. Внизу, в мерцающем, нездоровом свете фонарей, раскинулся его родной городок. Хафенбург выглядел как ожившая старинная гравюра: прижавшиеся друг к другу черепичные крыши, паутина узких улочек, где с трудом могли бы разъехаться две машины, и старая колокольня, пронзающая сумрачное небо в самом центре, словно указующий перст. В воздухе витал густой, въедливый запах влажной земли и горьковатого дыма из каминов — аромат, который невозможно было забыть.

Его современная машина казалась чужеродным, нелепым объектом на этих вековых улицах. Проезжая мимо главной площади, Алекс чувствовал на себе взгляды старых домов с их резными фасадами и темными провалами окон. Ему казалось, что они наблюдают, оценивают, вспоминают. Он направился к окраине, где на небольшом холме, чуть в стороне от похожих понурых строений, стоял его дом. Отсюда открывался вид на всю долину, укутанную вечерней дымкой. Он был таким же, каким Алекс его помнил: массивный, двухэтажный, с темными деревянными ставнями, которые всегда были наглухо закрыты, словно слепые глаза.

Алекс заглушил мотор. Наступившая тишина показалась ему неестественной, давящей. В ней он расслышал нечто большее, чем просто отсутствие звука — едва уловимое эхо, шепот прошлого. Того самого прошлого, которое отзывалось в нём болезненными воспоминаниями о бесконечных, тревожных разговорах с матерью, древних обрядах, защитных ритуалах и тенях, которые, по её словам, всегда ждали за порогом.

Скрипучие ступени крыльца встретили его как старого знакомого. Ключ с трудом повернулся в заржавевшем замке, и дверь нехотя поддалась, издав протяжный стон. Внутри его окутал спертый запах застоявшегося воздуха, пыли и еще чего-то — тонкий, едва уловимый аромат сухоцветов, который так любила его мать. Алекс включил свет. В тусклом свете старой люстры все выглядело именно так как он оставил много лет назад, только на пятнадцать лет старше: старинная, тяжелая мебель, покрытая белыми саванами чехлов, темные, выцветшие обои, плотно задернутые шторы, не пропускающие ни света, ни жизни. Всё говорило о жизни, остановившейся здесь много лет назад. Чувство вины нарастало. Он покинул этот дом сразу после того, как попал в приют. С тех пор его жизнь превратилась в череду бесконечных метаний: поиски себя, работа в порту, разнорабочего, риелтора, и, наконец, менеджер в небольшой компании. Он так и не смог вырвать мать из замкнутого круга её страхов, из её борьбы с призраками прошлого. В конце концов, он поместил её в лечебницу, в отчаянной надежде, что профессионалы помогут там, где он оказался бессилен. Но стало только хуже. Теперь ему оставалось лишь закончить дела, продать этот проклятый дом и попытаться навсегда вычеркнуть Хафенбург из своей жизни.

С этими мыслями Алекс поднялся в свою старую комнату и лег на кровать, но сон не шел. В его голове роились образы прошлого, неотступные и яркие. Глубокой ночью, когда он наконец провалился в тяжелую дремоту, его разбудил внезапный, отчаянный лай собаки. Громкий, надрывный, он эхом разносился по тихой улице. Алекс сел на кровати, всем телом обратившись в слух.

Он подошел к окну и осторожно отодвинул штору. Улицу окутывал легкий туман, а мрачные кроны деревьев у соседних домов казались костлявыми руками, тянущимися к небу. В призрачном свете фонаря, он увидел фигуру, стоявшую прямо под окном дома напротив. Она была повернута к нему спиной, но в её неподвижных очертаниях было что-то неестественное, жуткое. Внезапно, словно почувствовав его взгляд, фигура резко обернулась. В тот же миг собака залаяла еще яростнее, но прежде, чем Алекс успел разглядеть лицо, силуэт растворился в тумане, исчезнув так же внезапно, как и появился.

Сердце бешено колотилось в груди. Что это было? Игра света и тени в туманной дымке или его собственное воспаленное воображение, обусловленное пребыванием в этом месте? Взяв себя в руки, Алекс отошел от окна, сел на кровать и стал прислушиваться к окружающим его звукам. Лай собаки постепенно стих, и вокруг воцарилась мертвая тишина, которую нарушали лишь скрипы старинного дома, словно приветствующего Алекса спустя столько лет в своих стенах. Когда отпустило, Алекс рухнул на кровать, провалившись в сон почти мгновенно.

Читать далее: https://www.litres.ru/72399490/

Совет донорам - новичкам. Не надо строить из себя героев. Спокойно сдали кровь, затем отдохнули, выпили кофе. Торопиться после сдачи не надо.

Теперь о том, как медсестра из реальной жизни отобразилась в фантастическом романе в образе Надежды.

Небольшой отрывок из Главы 11. "Подружаньки разбушевались".

-- Начало цитаты

...

- Уж очень ты мне нравишься, - ласково говорила Надя. - Не верь этим прошмандовкам Любе и Вере, ох, не верь! Обманут, даже не сомневайся! Высосут тебя полностью и выбросят на помойку, как ненужную вещь. Уж я то знаю! Сколько уж лет вместе, все их манеры изучила. Сказки рассказывают сладкие и приятные, да вот только реальность потом оказывается суровой для тех, кто в их сказки поверил. Беспредельщицы! Ни стыда, ни совести, никакого понятия о морали и справедливости.

- А что же мне тогда теперь делать? - грустно спросил я Надю.

- Просто полностью доверься мне, - немедленно ответила Надежда, соблазнительно качая большими грудями, - доверься и отдайся. Я не такая, как они. У меня всё честно. Да, я тебя изнасилую и попользую. Я этого не скрываю. Но крови-то я выпью совсем немного. А умеренное донорство исключительно полезно для здоровья. Я-то знаю. Я работаю медсестрой, знаешь, сколько народа прошло через меня? Много.

Затем Надежда принялась долго и подробно рассказывать про свою работу, какой процент крови она забирала для личного употребления, на какие хитрости её приходилось идти ради этого.

...

-- Конец цитаты

А вот теперь вы подготовлены для прослушивания песни Надежды "Кто я?"

Песня исполняется в старом добром опереточном стиле.

...

Первоисточник (мой персональный сайт, без оплаты, без регистрации, без СМС и, конечно, без парадоксов):

https://wpvi.ru/pages/story/00111/

Купить роман на ЛитРес, чтобы поддержать автора:

https://wpvi.ru/pages/ads/litres/ebook/72349264/

Ссылки на текущее состояние дел с музыкальным альбомом:

https://wpvi.ru/pages/story/00111/content/

Песня Надежды "Кто я?". Глава 11. "Подружаньки разбушевались".

https://wpvi.ru/pages/story/00111/vid011/

===

Части 1-4
Части 5-8
Части 9-12
Части 13-16

🔸1️⃣7️⃣🔸

Демир не долго оставался

В темнице. Снова Царь спускался,

И на свободу отпустил,

В гостях остаться предложил.

Плохие вести идут с юга,

И ночью лишь Варлан узнал,

Князья с войною друг на друга

Идут, ведь царь Демир пропал.

*

Правителя на месте нет.

Давно уже пустеет трон.

Не верят, что вернётся он.

И все хотят узнать ответ,

Кто власть возьмёт над островами?

Но не решить вопрос словами.

*

Демира не берут в расчёт.

И даже если он придёт

Живым, то быстро мёртвым станет.

Уже за ним никто не встанет.

Не будут защищать его.

Почуяли князья, что власть

Вдруг может в руки к ним попасть.

И каждый хочет своего.

*

Ведь он же царь! Назад вернуться

И умереть, спасая трон?

Нет, этого не хочет он.

Остаться здесь и обернуться

Торговцем? Это для него

Осуществить сложней всего.

*

Лисия, может, уплыла,

Спасла себя, или пропала?

И для чего их жизнь свела?

Эх. Если бы начать сначала.

За золотом он плыл сюда,

И если бы всё знать тогда,

Что там, где рай, его ждёт ад.

Назад вернуть всё был бы рад.

*

И на рассвете он смотрел,

Как берег исчезал вдали.

Демир не знал, куда несли

Корабль ветры, но хотел

Уплыть туда, где не бывал.

В страну, которую не знал.

🔸1️⃣8️⃣🔸

Решение трудное принять

Ему придётся не впервой.

И если был бы путь другой,

Он смог его бы показать

Своим советникам, но нет.

Он ждёт, когда придёт рассвет,

Даже не думая о сне,

Ища спасение в вине.

*

От власти сложно отказаться,

Но очень просто потерять.

Ещё сложнее удержать,

И никогда не ошибаться.

Ведь даже небольшой просчёт

К любым исходам приведёт.

*

Мирея, дочь царя Варлана

Поставила отца в тупик.

Его сторонники на миг

Поверили словам обмана.

Не мало слухов разошлось,

Шататься начал трон под ним,

И оправдания пришлось

Писать одним, затем другим.

*

Пустым словам никто не верил,

И он уже знал наперёд,

Что непростое время ждёт.

Варлан себе три дня отмерил,

Чтоб положить конец сомнениям

Всех, кто в его был окружении.

*

Переступив через любовь,

Он сделал выбор, чтобы жить.

И не хотел повсюду кровь.

Но разве можно разлюбить

Свою единственную дочь?

И выкинуть из сердца прочь

Воспоминания прошлых лет?

Нет времени грустить. Рассвет.

*

Он ничего ей не сказал,

И даже не смотрел в глаза.

Теперь ей места нет в стране.

Покойной обещал жене

Царь дочку вечно защищать.

Ну что ж, не смог он слов сдержать.

🔸1️⃣9️⃣🔸

Салдора план, увы, не сбылся.

Варлан смог избежать вражды.

На запад не было нужды

Плыть, и пират тем днём напился.

Команда, как и капитан,

Упилась. И заплыв в туман,

На якоря корабль встал.

Никто с судьбой играть не стал.

*

Без женщин было не впервой

Гулять пиратам на борту.

И к чёрту эту красоту,

Пока здесь ром течёт рекой.

И вдруг три девы в полумраке

Явились, довели до драки.

*

Откуда здесь они? Не важно.

Певец пел песенку протяжно,

А остальные в бурном споре

Не собирались отступать,

Чтоб своё место уступать

Приятелям своим. Но вскоре

Разбилась лампа, вспыхнул пол.

Кураж пиратов вмиг прошёл.

*

Демир в темнице ждал, когда

Придёт Лисия, но она

Вдали от моря не умела

Являться девой, но смотрела

На берег, на дворец, и знала,

Всё то, что дочь царя сказала.

*

И тут же поплыла на скалы.

Но было поздно, опоздала.

И не смогла предупредить

Своих сестёр. Успел убить

Пират почти всю их семью.

Лишь две сестры спаслись живыми.

Лисия поддалась чутью

И встретилась тем утром с ними.

*

И месть кипела в их сердцах,

Гнала вперёд. Не чуя страх,

На корабле, как волчья стая

Овец в овчарне вырезая,

Бок о бок с пламенем метались,

Пиратской смертью наслаждались.

*

У пламени нет ни врагов,

И ни друзей. Огонь таков.

Пожрёт он всех в своих объятиях,

Оставив пепел лишь ветрам.

Как первобытное проклятье

И не подвластное словам,

Он не исчезнет. Лишь с водой

Огонь ведёт извечный бой.

*

Поднялись волны, грянул гром.

Смерть в трюме, или за бортом?

Корабль в пламени пылает,

Огонь горит всё злей и злей.

А шторм срывает с якорей

Об рифы в щепки разбивает.

*

Бушует море всё сильней.

Обломки по волнам швыряет,

И шансы выжить исчезают.

И не видать уже огней.

На дне все встретятся опять,

Но жаль не смогут рассказать,

Не смогут мертвецы проститься.

Теперь желаниям их не сбыться.

**

Продолжение следует...

В тот день рейсы были частыми. Он уже сделал три круга, и на четвёртый, предпоследний, к микроавтобусу подошла она.

Иван заметил её сначала по туфлям - дорогим, но практичным, не курортным, с каблуком, стучавшим по асфальту чётко и одиноко. Потом - по платью цвета тёмной сливы, простому и оттого ещё более выдающему свою нездешнюю элегантность. И наконец - по лицу. Не молодому, но и не старому. Лет сорока пяти, может, чуть больше. Лицу, с которого ещё не стёрлись следы былой, уверенной в себе красоты, но уже легла лёгкая тень усталости, не от дороги, а от жизни. Она несла одну сумку, не курортный чемодан на колёсиках, а кожаную дорожную сумку, потёртую на углах.

Она села прямо за ним, у окна. От неё пахло не солнцезащитным кремом и не духами, а лёгкой горьковатой пылью вагона и чем-то неуловимо знакомым, старым - как запах страниц в забытой книге.

- В «Белый парус», пожалуйста, - сказал её голос. Низкий, чуть сиплый, без всякой подобострастной курортной игривости.

- Минут двадцать, - кивнул Иван, встречая её взгляд в зеркале заднего вида. Глаза у неё были светлые, серые, почти прозрачные, и взгляд был прямой, незастенчивый, но какой-то отстранённый, будто она смотрела не на него, а сквозь него, на дорогу, на сосны, на что-то своё.

Он повёл автобус. Пассажиры болтали, кто-то смеялся, дети тыкали пальцами в окна. Она молчала, положив руки на сумку и глядя в пейзаж, проплывавший за стеклом. Иван ловил её отражение. Она не суетилась, не проверяла каждые пять минут телефон, не ёрзала. Сидела с той спокойной, почти величавой усталостью, которая бывает у людей, перенёсших долгое и трудное путешествие не в пространстве, а внутри себя.

Он отвёз её к подъезду санатория, помог вынуть сумку - она кивнула с лёгкой, едва заметной благодарностью - и уехал. Но образ женщины в платье цвета сливы не отпускал. Он был другим, нездешним, выпадающим из пестрой курортной мозаики. В нём была та самая «внутренняя буря», прикрытая внешним спокойствием, которую Иван умел угадывать в людях с первого взгляда.

На следующий день он снова вёл утренний рейс. И снова она была там, на остановке у вокзала. То же платье, та же сумка. Та же отстранённость во взгляде.

- Уезжаете? - удивился Иван, принимая у неё деньги за проезд.

- Нет, - она слабо улыбнулась. - Встречаю.

Она села на то же место. На этот раз в автобусе было пусто, лишь пара пожилых женщин с корзинками для пикника. Она молчала всю дорогу. Подъезжая к «Белому парусу», она вдруг спросила, не оборачиваясь, глядя в его затылок:

- Вы местный?

- Да, - ответил Иван. - Из города внизу.

- А далеко возить не приходится? В другие города?

- Раньше приходилось. Теперь только сюда, на гору, и обратно.

Она кивнула и вышла, оставив после себя лёгкий шлейф того самого книжного запаха.

Следующие дни сложились в странный, никому не видимый ритуал. Каждое утро она садилась в его автобус, ехала до вокзала, проводила там час-полтора и возвращалась обратно на его же рейсе. Они не разговаривали. Иногда - кивок, иногда - «доброе утро». Но между ними возникла незримая связь. Иван чувствовал её тревогу, её напряжённое ожидание. Она ждала кого-то. Кто-то должен был приехать и не приезжал.

Однажды, в особенно душный и солнечный день, когда воздух дрожал над асфальтом, она вернулась с вокзала раньше обычного. Лицо её было бледным, прозрачным, а в глазах стояло что-то тяжёлое, почти отчаяние, так тщательно скрываемое, что это было больнее видеть, чем открытые слёзы.

Иван завёл мотор, но никого больше не было. Он мог бы ждать десять минут по расписанию, но не стал. Он тронулся с места, и они поехали вверх по серпантину одни - водитель и его загадочная пассажирка.

Молчание затягивалось, становясь густым и неловким.

- Не приехал? - наконец, не выдержав, тихо спросил Иван, глядя на дорогу.

В зеркале он увидел, как она вздрогнула, будто очнувшись ото сна. Она посмотрела на него, и в её взгляде было не удивление, а скорее облегчение от того, что кто-то наконец проговорил вслух её боль.

- Нет, - так же тихо ответила она. - Письмо пришло. Электронное. Сегодня утром.

Она замолчала, снова уставившись в окно. Иван не стал расспрашивать. Он понимал: если захочет - расскажет. Дорога была исповедальней.

Они уже подъезжали к «Белому парусу», когда она заговорила снова, торопливо, глухо, будто признаваясь не ему, а самой себе.

- Мы должны были встретиться здесь. Двадцать лет назад. Тогда… тогда не сложилось. У меня были другие обстоятельства. Семья. Дети. Он уехал. Теперь… Теперь он свободен. И я свободна. Решили… попробовать снова. Найти то, что потеряли. Он должен был приехать неделю назад.

- И что же в письме? - не удержался Иван.

- Что он передумал. Что это ошибка. Что нельзя вернуть прошлое, - она произнесла это ровно, без интонации, как заученную урок фразу. - Извиняется.

Иван затормозил у знакомого подъезда. Он выключил зажигание, и в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием остывающего мотора.

- Может, он прав, - вдруг сказал он, сам не ожидая от себя этих слов. - Прошлое… оно как старая фотография. Тронешь - краска слезет.

Она посмотрела на него впервые как на собеседника, а не как на деталь интерьера.

- Вы так думаете?

- Я думаю, что человек, который даёт слово и не держит его… - Иван запнулся, подбирая слова. - Он не ценит того, что ждали. Верность… она или есть, или её нет. Её не включают и не выключают по письму.

Она медленно вышла из автобуса, потом обернулась.

- Спасибо, что подвезли. И что выслушали.

- Я Иван, - представился он.

- Лидия, - кивнула она и пошла к зданию, прямая, не сломленная, но какая-то опустошённая.

На следующий день Лидия не поехала на вокзал. Иван увидел её в конце дня на набережной. Она сидела на скамейке, смотря на море, и в руках у неё был не телефон, а старый, потрёпанный бумажный блокнот и конверт. Она что-то писала.

Он не стал подходить. Уважал её одиночество. Но вечером, заказывая в столовой чай, он столкнулся с ней у стойки. Она выглядела спокойнее.

- Письмо пишу, - сказала она ему, словно продолжая вчерашний разговор. - Настоящее. Бумажное. Старомодно, да?

- Надёжнее, - хмыкнул Иван. - Его хоть прочитать, хоть сжечь можно. Осязаемо.

- Именно, - она слабо улыбнулась. - Я не оправдываюсь и не умоляю. Я просто… подвожу черту. Объясняю себе самой. Иногда нужно выплеснуть слова на бумагу, чтобы они перестали звучать в голове.

С тех пор они стали видеться чаще. Не специально. Словно курорт, это место временного забвения, свело их тропинки. Они могли встретиться в парке, и Лидия что-то рассказывала о себе - обрывками, без жалости к себе. О браке, который давно умер, но с которым она жила из верности детям. О своей работе архивариуса в провинциальном музее. О том, как неожиданно разыскал её тот человек из прошлого, как писали друг другу полгода, строили воздушные замки, как она наконец решилась… и получила это электронное письмо с вежливыми, убийственными извинениями.

Иван слушал. Иногда рассказывал что-то о себе. О дороге. О жене. О своей верности, которую он нёс не как крест, а как самое ценное, что у него осталось.

Они были двумя одинокими островами, на которые неожиданно набежало одно течение и на время соединило их проливом тихого понимания.

Как-то раз Иван привёз вечерний рейс и увидел Лидию на скамейке у остановки. Она ждала его.

- Иван, завтра я уезжаю, - сказала она просто.

Он кивнул. Он знал, что этот день настанет. Курорт не может длиться вечно.

- Проводите меня на поезд? Последний рейс?

- Провожу, - согласился он.

На следующее утро он загрузил её сумку в почти пустой автобус. Они ехали молча. Та же дорога, те же сосны, то же море вдали. Но всё было иным. Воздух был наполнен немой печалью неизбежного конца.

На перроне было немноголюдно. Поезд уже подали. Они стояли у вагона, и оба понимали, что между ними возникло что-то большее, чем просто понимание двух одиноких людей. Возникла тихая, осторожная привязанность, похожая на ту самую любовь, которую они оба искали и не нашли в прошлом.

- Вот, - Лидия протянула ему тот самый конверт, который он видел у неё в руках на набережной. Конверт был заклеен. - Не читайте сейчас. Просто… возьмите. На память.

Он взял конверт. Он был тёплым от её руки.

- Спасибо, Лидия Николаевна. За компанию.

- Спасибо вам, Иван. Вы… вы очень добрый человек. И верный. Это редкое качество.

Она вдруг поднялась на цыпочки и быстро, по-девичьи, поцеловала его в щёку. Пахло всё той же старой бумагой и морем. Потом она развернулась и вошла в вагон, не оглядываясь.

Иван стоял и смотрел, как поезд медленно трогается, набирает скорость, скрывается за поворотом. Он повертел в руках конверт, сунул его во внутренний карман куртки, рядом с удостоверением и старой фотографией жены.

Жизнь вернулась в свою колею. Он снова возил курортников - весёлых, уставших, влюблённых, одиноких. Иногда, проезжая мимо «Белого паруса», он ловил себя на том, что ищет глазами стройную фигуру в платье цвета сливы. Но её там не было.

Прошла неделя. Две. Конверт лежал в ящике комода, под стопкой белья. Иван не решался его вскрыть. Он боялся. Боялся слов, которые могли разрушить тот хрупкий, почти невесомый мостик, что возник между ними. Боялся ожиданий, просьб, чего-то, что потребует от него ответа. Его верность прошлому была его крепостью, и он инстинктивно опасался угрозы её стенам.

Но однажды вечером, вернувшись с рейса, заварив чай и сев у окна, за которым начинал накрапывать осенний дождь, он всё же взял конверт. Аккуратно, чтобы не порвать, вскрыл его.

Внутри лежал один-единственный листок. И на нём было написано всего несколько строк, выведенных чётким, утончённым почерком:

«Дорогой Иван. Спасибо за вашу доброту и молчаливое участие. Вы показали мне, что верность - это не про прошлое. Это про настоящее. Это про то, чтобы оставаться честным и настоящим здесь и сейчас. Вы остались верны своей памяти. А я попыталась быть верной призраку. Я уезжаю не с пустыми руками. Я увожу с собой образ человека, который помог мне снова поверить в что-то важное. Будьте счастливы. Ваша Л.»

Иван долго сидел, держа в руках этот листок. Потом подошёл к тумбочке, взял фотографию жены. Он смотрел на её знакомое, любимое лицо, потом на буквы, выведенные рукой Лидии. В его душе что-то перевернулось. Он всегда считал, что его верность - это стена, отделяющая его от жизни. А оказалось, что это мост.

Он не стал писать Лидии. Не стал её искать. Он понял всё, что она хотела сказать. Её письмо было не началом, а точкой. Точкой в её прошлом и многоточием в его настоящем.

На следующее утро он вышел на работу. Было холодно, пахло дождём и морем. Он сел в кабину, завёл двигатель. Пассажиры заходили, занимали места. Он смотрел на них в зеркало - уставшие, радостные, оживлённые. Каждый со своей историей. Каждый со своей верностью и своими предательствами.

Он тронулся с места, и микроавтобус плавно покатился вниз по серпантину, навстречу новому дню. Иван смотрел на дорогу - свою старую, верную подругу - и чувствовал, что груз в его душе стал не тяжелее, а иначе распределился. Он был всё так же верен. Но теперь его верность была не памятником, а живым чувством.

А за окном уже вовсю шумело море, вечное и равнодушное к человеческим надеждам и разочарованиям, и нёс на песок свои волны, которые, как письмена, набегали на берег и тут же стирались, чтобы уступить место новым.

Источник https://dzen.ru/a/aLp1Dk7R1XomUi4l