Владимиру Михайловичу и Ирине Ивановне Мальцевым по 73 года. В Заолешенке они живут уже почти пятьдесят лет, их дому больше века. У женщины врождённый порок сердца, а у её супруга проблемы со слухом, зрением и ногами. Почему эти люди оказались в оккупации, как выживали и спаслись, читайте в нашем материале.
«Вовчик, глянь – бомбят!»
Владимира Михайловича парикмахер уже постригла, а Ирине Ивановне только наводят красоту. Впереди – окрашивание волос. В пункте временного размещения супруги Мальцевы впервые за много месяцев ощутили, что такое нормально помыться и привести себя в порядок.
– В начале июля последний раз стриглась, а потом началась. Эта катавасия, – говорит женщина.
Владимир Мальцев местный, родился в Спальном Суджанского района. Супруги познакомились на Урале, когда Владимир Михайлович работал на лесозаготовках. Там у пары родился сын, а в 1976 году они купили дом в Заолешенке и переехали.
Владимир Михайлович, вспоминает, что в начале августа все магазины начали закрываться, а шестого числа с улицы уехали почти все соседи.
– Утром мы встали, как всегда, в шесть часов утра. Вдруг внучка Женечка, которая живёт в Курске, пишет: «Бабушка, вы знаете, что Суджу бомбят?». Я как открыла Телеграм, глянула, а там страсть. Самолёты летят, бомбы летят, и все бегают. Показали улицу, где наш сын живёт, а там Санэпидстанция разбита. Показала мужу, говорю: «Вовчик, глянь – бомбят!». А он говорит: «А нас всегда бомбят», – вспоминает Ирина Ивановна.
По её словам, им и в голову не могло прийти, что Суджу займут солдаты ВСУ. Потом супруги позавтракали и занялись повседневными делами. Но дочь из Брянска и внуки стали звонить и просить приехать в Курск.
– Вышли на улицу. Улица пустая. Сосед Валера машину грузит. Я к нему: «Что случилось?». А он кинул корм своим гусям во дворе, махнул на меня рукой и уехал. А вечером сосед Ромка вызвал такси и своих родных в Большесолдатское отправил. Потом и сам куда-то исчез. Мы думали, что одни на улице остались. Потом посчитали, что из 150 домов только в 10 оставались люди, – вспоминает пенсионерка.
– А у нас машины нет. Я и жена – инвалиды, как мы поедем, – говорит её супруг.
Люди не могли поверить, что район заняли солдаты ВСУ. Даже тогда, когда увидели их. Сначала думали, свои.
– С горки поехали машины с треугольником. Я деду говорю: «Глянь, это ж не наши машины, украинские». А дед: «Баба, что ты там болтаешь? Это КГБшники переодетые». Мы даже и не думали ничего такого. А потом они стали ходить по дворам и к нам пришли. Ходили с ломиком. И там, где никого не было, взламывали ворота, открывали двери в хатах и шли дальше. Слышу, пятеро уже гремят возле наших ворот. Кричат: «Ваши документы!» Я сначала не поняла, что это не наши. Они на чистом русском языке разговаривали. И вдруг у одного из них увидела значок с жёлто-синим флажком, – вспоминает женщина.
Пенсионеры показывать документы не хотели. Тогда один солдат пообещал перевернуть дом вверх дном, чтобы самому их найти. И в этот момент в небе показался дрон.
– Я его тогда первый раз в жизни увидела. Он низко летел. Солдаты как закричали: «Птичка!» – и попадали все, кто – под нашу скамейку во дворе, кто – у соседа. А я деду говорю: «Пошли бегом в хату, чтоб нас не зацепило». Он над нами пролетел, чуть дальше упал и взорвался. Выглянула, а солдат уже нет, – рассказывает пенсионерка.
Примерно через час к ним пришли четверо. На этот раз другие солдаты. Ворота открыли ломом. Ирина Ивановна слукавила и сказала, что у них документы уже проверили и дом осмотрели.
– Я сказала, что мы живём вдвоём с дедом. Они стали расспрашивать, есть ли у нас дети? Есть ли среди них военные? Я сказала, что военных у нас в семье никогда не было, мы – колхозники, у нас вся семья хлеборобов. Я телятницей проработала, а в последнее время почту по городу носила. Они зашли во двор и увидели трёх кур. Я им говорю: «Ребята, мы же вместе жили и свадьбы вместе отмечали. У нас ресторан стоял на границе, самовар (гигантская скульптура, созданная суджанским мастером Левченко в 10 километрах от Суджи, на фоне которой фотографировались местные молодожёны – прим. ред.), камень дружбы Курской и Сумской области. У нашего старшего сына была свадьба в этом кафе вместе с парой из Сумской области. Обнимались. Ребята, что с нами случилось? Почему такое озлобление? Мы ведь как были славяне, так и остались». Они потакали, потакали и ушли. А потом они уже по улицам прошли и узнали, кто, где живёт. Там, где не было людей, они раскрыли ворота, а где люди были – не трогали, – рассказывает Ирина Ивановна.
Сосед подсказал Мальцевым написать на заборе белой краской: «Люди». Пенсионеры так и сделали, а потом ниже приписали «Инвалиды». С того момента солдаты ВСУ не заходили во двор к Мальцевым, но через забор закидывали хлеб, воду, иногда колбасу и тушёнку.
– Первое время камыши и трава горели. Пожар был весь август. Дым стоял. Мы неба голубого не видели всё это время. А потом нам трижды предлагали выехать в Курск через Сумы и Беларусь. Мы соглашались, но первый раз до нас очередь не дошла. А потом они уже и не объясняли причин. То ли народу много, то ли дорога простреливалась. Мы с ума сходили от того, что связи с близкими не было. Это не то, что страшно, это было безумие. Мы не знали, что с ними, а они не знали, живы ли мы. И в октябре к нам приходила журналистка, чтобы записать интервью. Нам потом рассказали, что наши дети его увидели и узнали, что мы живы, – говорит Ирина Ивановна.
«Дом, родной, пожалуйста, выстой»
Ирина Ивановна рассказывала, как молилась каждый день о том, чтобы дом не рухнул. Жилище деревянное и было построено 112 лет назад.
– Когда начались бомбёжки, я всё говорила: «Дом, мой родной, старый дом, пожалуйста, выстой. Ты одну войну простоял, простой, пожалуйста, ещё». Молилась Николаю Чудотворцу. Господа просила помочь нашему дому выстоять, пока мы здесь живём. А то там как труханет, так он трещит весь. А у нас кухня – это отдельная пристройка. Я ж её из дубцов с детьми строила. Одному девять лет было, другому – семь, третьей – три. И вот я кухню молила: «Ты же построена на детских слезах и соплях, на моей крови построена. Пожалуйста, стой». Грохотнёт, и стены шатаются. Я думала, что стенка упала. Но это посуда падала. Я промолилась все семь месяцев – рассказывает женщина.
Дом уцелел, только осыпался и пошёл трещинами.
Владимир Мальцев рассказал, что с 6 августа в доме не было ни света, ни связи. На третий день отключили и газ. Для обогрева в кухонной пристройке поставили буржуйку, её топили дровами.
– Наверное, машину КамАЗа дров я напилил. Там же с двух сторон от нашей улицы дебри были, туда за дровами и ходил. Во дворе поставили мангал. На нём готовили. Жена на нём даже хлеб пекла. А в доме бывало, как натопим, до 33 градусов тепла. И одеялом укрываться не нужно, – вспоминает пенсионер.
Старики не купались. Говорят, воды столько не принесёшь. Привозили из Суджи воду на велосипедах только для еды, питья, да умыться. 73-летний Владимир Михайлович иногда доставал по 20 литров в день.
– Хорошо, что огород у нас был. Осенью всю картошку сам выкопал, один. Луку много было, свёкла. Лук крошили в тарелки и замораживали, чтобы он не вонял. И вот его и ели. Он сладкий получился, ни запаха, ни глаза не щиплет. Так мы, наверное, вёдер пять луку поели. Капуста была. Ещё три курицы по двору бегали, яйца иногда от них ели, – рассказывает Владимир Михайлович.
Как рассказывают пожилые супруги, в первые три дня оккупации все магазины и аптеки Суджи были закрыты. А потом люди начали бунтовать. После этого солдаты ВСУ взломали все торговые точки.
– Они хотели, чтобы люди заходили и брали то, что им нужно. А потом снимали, как мародёрят наши. Мы лекарства брали в аптеке, деваться было некуда. Жене нужны были препараты для сердечников. У меня только голова побаливала, а других болезней, гриппа, не было. Может, потому что лук ели. Я бы его и сейчас съел бы. Такой он был вкусный. Когда ВСУ взломали двери магазинов, я привёз домой сахара и муки. Вот из них жена лепила лепёшки, – рассказывает Владимир Мальцев.
С августа для всех обитателей Суджанского района солдаты ВСУ ввели комендантский час. Мальцевы говорят, что все семь месяцев они не нарушали его.
А 10 марта супруги узнали, что российские войска в городе. Об этом рассказал соседский 12-летний мальчишка.
– Где-то 10 марта ко мне пришёл соседский мальчик Витюшечка и говорит: «Тётя Ира, я тебе тайну скажу, только ты никому не говори, ладно? На Школьной улице наши с красными повязками». Я говорю: «Витюшечка, ты опять брешешь или нет?». Он говорит: «Тётя Ира, они у нас паспорта проверяли. И сказали, чтобы мы оставались в погребах».
А потом он прибежал к нам 11-го числа и кричит: «Бабушка Ира, солдаты сказали, чтобы мы ещё дня три-четыре пересидели в погребе». Дед дома остался, ему же не слышно. А я в погреб спустилась. А потом издалека я увидела, что машина подъехала и солдаты забирали раненого Витюшечку, его маму и бабушку. И он помахал мне рукой. Он сейчас с бабушкой в областной больнице. Мы с чемоданами во дворе сидели и ждали. И вдруг забегает парень. Я гляжу – до боли знакомое лицо, а это знакомый дочери. Узнала, и у меня слезы. Он мой чемодан сразу хватает, я сумку с документами несла, и дед ногами хамутляет, – вспоминает пенсионерка.
15 марта Мальцевы уже были в курском ПВР. Их встречала вся семья: трое детей, внуки, сёстры и племянники. Всего 16 человек. Не обошлось и без слёз. Не было только старшего сына. Он живёт на Дальнем Востоке.
Мальцевы признаются, что не планируют возвращаться.
– Той Суджи, которая была, уже никогда не будет. Может, она даже лучше станет, но души-то в ней нашей нет. В ту Суджу, которая сейчас там, возвращаться не хочу. Сертификат нам дадут, дочка сказала, что заберёт к себе в Брянск. Сказала, что второго такого раза не выдержит, – со слезами на глазах говорит Ирина Ивановна.
