Господин молитвы, или Господин Молитва.

Именно так правильно называть это божество в переводе на наш язык. Происходит от "брх" (возрастать, усиливаться) и "пати" (господин). Это немного контринтуитивно, но именно такое значение считается устоявшимся в современных переводах. Так же допустим вариант "Господин Силы" (где сила — это сила молитвы). Слово "брахман" не совсем индийское, оно скорее общеиндоиранское. Происходит оно ещё от авестийского "бхрас" или "бэрэг" (религиозный обряд, обычай).

В чём дело? Ты услышал знакомые звуки? Не пугайся, это не случайность. Да, наши языки действительно куда роднее, чем может показаться. Так, например, в праславянском есть интересный корень "болг" (благой, хороший, добрый), напрямую восходящий к тому же авестийскому источнику. Который, вероятно, гипотетически, возможно, восходит к общеиндоевропейскому корню "белг" (набухать, сиять, быть благим).

К слову, а что вообще такое авестийский язык? Ну — это такой древний язык, на котором говорили древние предки персов и индусов примерно две с половиной тысячи лет назад и ещё на тысячелетие ранее. Язык сей умер немногим ранее, чем родился санскрит и происходит от общеиндоевропейского. Примечателен он много чем, но мы коснёмся только названия. Авестийский язык называется так по священной книге зороастрийцев "Авесте" (середина 1-го тысячелетия до н.э.). Собственно, это единственный источник, в котором этот язык сохранился. Попытки его расшифровок — отдельная история, растянувшаяся на полтора столетия. Скажем только, что в этом деле сильно помогли санскритологи, увидевшие родственные корни. Но вернёмся к Брихаспати.

Он так же известен как господин речи и господин жертвоприношений. Но не нужно пугаться. Под "жертвоприношением" здесь подразумевается сам процесс выполнения священных ритуалов. Брихаспати — что необычно для индийских "богов" — добрый.

Так же удержу тебя от того, чтобы смешивать имя Брихаспати с понятием "брахман". Брахман — это общий термин, означающий безличное состояние души, достигшей высшей точки развития. Брихаспати же — конкретное божество, отзывающееся на молитвы. Уже это делает его бесконечно далёким от брахмана (ну и хорошо).

В Ригведе

Ох и ещё одно моё "ох". Великая и ужасная "Ригведа", она же мой главный кошмар и незакрытый гештальт. И она же главный источник о Брихаспати. Давай посмотрим на ключевые моменты, описывающие отличительные черты Господина Молитвы, чтобы понять его функции.

В Ригведе Брихаспати участвует в ритуальных жертвоприношениях как учредитель ритуала, восседающий на шкурах с богами, достойными поклонения. Он не принимает участия, но следит за исполнением.

В молитве, обращённой к нему, молящийся обращается к Брихаспати как первейшему, пьющему божественный напиток. И просит обратить на себя его сияющую славу, преодолеть врагов и грехи (возможно имеется в виду тождественность враг=грех).

Брихаспати описывается как тот, кто рождается первым, преодолевает тьму, обретает жизнь, и в конце концов своей мудростью участвует в рождении Солнца.

Когда мудрецы устанавливали первые имена и произнесли первейшее Слово, Брихаспати стал лучшим, что было в них, рождённым из сердца. От него исходит молоко (изобилие), и стоит он на вершине мира.

Ты ещё тут?

Голова не закружилась? В глазах не темнеет? Даже если да, не нужно бояться — это нормальная реакция на индуистские мифы. Теперь ты хотя бы понимаешь, почему я с такой неохотой взялся за это дело.

Главная проблема Ригведы и вообще всей индуистской мифологии даже не в её совершенно космическом размере и сложности. Главная проблема — в переводах. Если ты думаешь, что я хотя бы на 50% уверен в верности написанного выше — ты глубоко заблуждаешься. Никто в здравом уме не согласится выступить гарантом какого угодно, пусть даже самого небольшого отрывка с переводом Ригведы.

Во-первых, сами формы языка утрачены и реконструированы с нуля в очень приблизительном значении.

Во-вторых, существуют разные школы переводов. Одни делают акцент на ритуальной составляющей, вторые предпочитают философию. И они вот вообще никак не бьются друг с другом.

В-третьих, почти каждое второе слово может иметь минимум три значения, в зависимости от ритуального, мифологического и философского контекстов. А теперь наложи на это всё ещё и творческий порыв конкретного поэта с личными вкусами, создававшего тот или иной гимн. И кстати, поэтов этих было много и жили они в сильно разных столетиях.

Пара примеров.

Он рождает Солнце. Это космогонический акт бога-демиурга или метафора утренней молитвы, начинающей день? А может это тяга к благим поступкам? Или может речь о ясности рассудка? В зависимости от перевода. А вот другой пример.

Есть миф, где он дыханием разбивает скалы и освобождает заточённый скот. Это он буквально разбивает скалу дыханием, как волк, сдувающий домики поросят? Или это метафора всепобеждающей силы молитвы? А быть может речь о его дипломатических навыках? Опять ответа нет и одновременно есть в зависимости от перевода.

А молоко, которое изобилие — это вообще что? Поэтическая метафора или правда магический напиток? Опять всё зависит только от выбранного перевода.

А то, что он стоит на вершине мира? Означает ли это духовное возвышение или физическое? Может речь идёт о конкретной высокой горе? Или что молитвы лучше возносить на возвышенностях? Или эта метафора гласит, что поиск мудрости подобен возвышению на вершину?

Но мы оставим все эти мучения лингвистам. Целью моей здесь было лишь немного приобщить тебя и показать, насколько сложно бывает реконструировать миф и какой титанический труд проводят исследователи. Давай же пожелаем им удачи и не будем мешать работать.

Бог-мантра

Если ты обратишь внимание на название этого цикла эссе, то можешь задаться вопрос: при чём тут Брихаспати? Разве он не настоящее божество с настоящим культом?

Дело в том, что мы не знаем, кто такой Брихаспати. Да, в его имени загадки для нас никакой нет. Это бог-мантра в самом прямом смысле слова. Персонификация самой молитвы, самого пожелания блага, от которого исходит из сердец мудрецов всё самое хорошее, что в них есть.

Но вот вопрос: а верен ли перевод? Действительно ли Брихаспати это персонификация или же исключительно философский образ, подобный Музе? Верно ли записывать Музу в божества? Насколько мы вообще можем судить, что понимаем контекст Ригведы, если не можем с уверенностью перевести и пары её строчек? Что если едва ли не добрейший — и тем самым так выбивающийся из общего индуистского пантеона — бог, всего лишь иллюзия, навеянная блуждающим разумом? И существующая только в поле интерпретации и совершенно не надёжного перевода.

Если ты не заметил, я отношусь к индуизму несколько предвзято по ряду причин, о которых умолчу. Однако знаешь что? Пусть. Брихаспати это едва ли не самое светлое, что есть во всём индуизме. Даже если он не бог, а просто неверный перевод — плевать.

Спасибо, тебе, Брихаспати. Пей свой нектар и рождайся в сердцах мудрецов, дабы ты был лучшим, что есть в них.

Свами Вигьянананда (урожденный Хари Прасанна Чаттерджи; 1868–1938) был одним из выдающихся прямых учеников великого индийского святого Шри Рамакришны. Он выделялся среди других учеников своим образованием: Хари Прасанна получил степень инженера в престижном Университете Рурки (ныне Индийский технологический институт в Рурки) и до принятия монашества работал инженером в правительстве Соединенных провинций.

Его инженерный склад ума отразился и на духовном пути: он сочетал глубокую преданность, мистицизм и строгость в духовной практике с практичностью и рациональным подходом к организации монашеской жизни и строительству.

После ухода Шри Рамакришны Вигьянананда присоединился к братству монахов, основанному Свами Вивеканандой в Белурматхе. Он сыграл ключевую роль в физическом воплощении идей Вивекананды. Именно его инженерные знания были использованы при планировании и строительстве различных зданий и инфраструктуры в главном монастыре (Матхе). Он был архитектором и строителем нового храма Шри Рамакришны в Белурматхе.

В марте 1937 года Свами Вигьянананда принял на себя руководство всем орденом, став Президентом Рамакришны Матха и Миссии. Будучи на этом посту, он был известен своим состраданием и посвятил множество людей в духовную жизнь.

Одним из его последних и самых значимых деяний стало проведение церемонии освящения нового, величественного храма Шри Рамакришны в Белурматхе 14 января 1938 года. Этот храм, построенный под его руководством, стал центральным местом поклонения и символом движения Рамакришны.

Он учил:

"Недостаточно просто сидеть и медитировать. Вы должны работать, работать ради блага мира".

"Величие человека заключается не в его богатстве или положении, а в его способности любить и служить другим".

Цель религии Вед заключается в том, чтобы постоянной борьбой завоевать совершенство, достичь святости, постигнуть Бога, узреть Бога. И это постижение Бога, лицезрение Господа, становление сопричастным в совершенстве самому Отцу Небесному — провозглашает индуизм.

Что же ожидает человека, достигшего совершенства? Он живет жизнью беспредельного блаженства. Он приобщается к радости бесконечной и совершенной, обретая единственное сокровище, в котором человек может найти удовлетворение — сорадуется с Господом в блаженстве вечном.

Здесь едины все индусы. Это религия общая для всех сект Индии. Но, если совершенство абсолютно, то Абсолюта не может быть два или три. У Него не может быть никаких качеств. Он не может быть личностью. И поэтому, когда душа становится совершенной, она должна стать единой с Брахманом, она будет лишь проводником Господа, как совершенства, как подлинной реальности, в ее собственном естестве и существовании — абсолютном существовании, абсолютном знании и абсолютном блаженстве. Но здесь, снова и снова мы слышим рассуждения о потере индивидуальности, о растворении и превращении в ничто.

«Над ранами смеются те, кто не участвовал в битвах».

Я говорю вам — ничего подобного. Если счастье — наслаждаться сознанием этого маленького тела, насколько полнее будет счастье совместной радости двух душ; и вовлечение все новых сознаний будет лишь увеличивать круг радости, и цель, вершина будет достигнута лишь тогда, когда сознание станет Единым.

Поэтому для того, чтобы достичь необъятной индивидуальности Универсума, эта убогая маленькая скорлупка личности должна исчезнуть. Только тогда отступит смерть, когда я войду в жизнь. Только тогда исчезнет страдание, когда я войду в радость. Только тогда закончатся все блуждания, когда я войду в знание. Наука доказала мне, что физическая индивидуальность — иллюзия, что в действительности мое тело — одна ничтожная, постоянно подверженная превращениям частица в бездонном океане материи, и Адвайта означает лишь неизбежное слияние двух частей моего естества в Единое.

Познание — не что иное как поиск единства. Как только наука раскроет подлинное единство, ее дальнейшее развитие завершится, потому что цель будет достигнута. Точно так же завершит свое развитие и химия, когда она откроет первоэлемент, лежащий в основе всего сущего. Физика остановится, когда она сможет увенчать свои исследования открытием единой энергии, по отношению к которой все остальные являются лишь ее манифестациями. И, наконец, наука о религии достигнет совершенства, когда она откроет Того, кто Один утверждает жизнь в океане смерти, Того, кто является нерушимым и неизменным ядром для мира перемен. Он есть тот Единый Дух, которым живы все души, являющиеся лишь Его иллюзорными проявлениями. Итак, через сложность и многообразие, это завершающее Единство достигается. И это предел религии. Это цель познания.

Свами Вивекананда

Всемирный Парламент Религий

Индуизм

Брамин неизмеримо значительнее, чем просто священнослужитель. По Гите, он должен быть провидцем общины, человеком, через которого поддерживается связь с духовным миром. В Индии религиозный идеал всегда заключался в познании Атмана, божественной природы в человеке, путем прямого восприятия; в отличие от Запада, откровение здесь никогда не было достоянием церкви. Не от религиозной организации, а от конкретного провидца, от познавшего Атман ожидает община примера, на который она может ориентироваться в собственном поиске познания. Представление о том, что это знание может быть открыто любому, что Атман доступен в процессе самопознания, составляет основу религии индусов. Индуизм признает откровения, открывшиеся мистикам иных вер, включая и те, которые подчиняются авторитету церкви как руководящей организации. Индуизм признает их и в тех случаях — как это подчас бывает, — когда откровения были сочтены еретическими правящей церковью потому лишь, что не через ее посредство были явлены.

Как может быть познан Атман? Через сосредоточение, через самодисциплину, которые помогают открыться глазам духа. Поэтому брамин обязан жить в чистоте и в строгости, соблюдать скрупулезную честность и сострадать всему живому. Его вера в Атман должна основываться не на доверчивости, а на непосредственном самопознании. Брамин может быть ученым мужем и толкователем священных книг, но толковать их он должен исходя из собственного опыта, а не просто из академического знания толкований предшествующих комментаторов.

Определив роль и долг каждой касты, Гита возглашает: «Все люди рождены для совершенства, и каждый из людей может достичь его, если только будет выполнять свою дхарму».

В другом месте это положение разъясняется: недостаточно просто выполнять свой долг, его надо выполнять, не ожидая награды, самозабвенно. Во второй главе говорится: «Только на труд имеешь ты право, но ради самого труда. Нет у тебя права на плоды его... Всякий поступок свой совершай с Богом в сердце. Откажись от привязанности к плодам твоих трудов... В покое самоотречения отрешаются провидцы от плодов своих действий и тем достигают познания».

Действовать без оглядки на результат действий - значит отринуть страх или страсть и не смущаться тем, что последствия выполнения долга могут быть малоприятны. Мы должны делать всякое дело, будто совершая обряд, ценность которого символична. Мы совершаем этот обряд со всем тщанием, но плоды наших трудов посвящаем Богу.

Рамакришна любил говорить, что суть учения Гиты раскрывается от простого повторения этого слова: Ги-та, Ги-та, Ги-та, и постепенно получается та-Ги, та-Ги, та-Ги. А Таги — это человек, от всего отказавшийся во имя Бога.

Кристофер Ишервуд

Рамакришна и его ученики