19 век, Российская империя, Автор: Александр Юрьевич Варфоломеев. Лицензия: CC BY
<...> В 1892 г., во время последней пандемии холеры XIX века, на экстренном собрании врачей было заявлено, что «ни одно до сих пор известное средство от холеры не может быть признано вполне действительным» (Журнал 1892, с. 4). Максимум, что могла сделать медицина того времени, - это снятие симптомов болезни, для чего в основном использовали настои мяты и валерианы. Первый санитарный врач России, один из организаторов земской медицины И.И. Моллесон придерживался такого принципа: «Самое лучшее лечение - это профилактика» (Моллесон 1893, с. 26). В 1893 г. он выпустил книгу «Деревенские беседы о холере», в которой доступным для простолюдина языком излагал меры предотвращения заражения этой коварной болезнью. В качестве мер профилактики и предупреждения заболевания холерой он сформулировал несколько правил, которых советовал строго придерживаться.
Первое и самое важное, по его мнению, это осмыслить принципы передачи холеры. Этому вопросу он посвятил вводную часть своей книги, в которой подробно с примерами объяснял, как «холерный грибок» передается от человека к человеку. Второе правило - нужно содержать все в чистоте. Третье - каждый добросовестный гражданин должен «других вразумлять» основным правилам профилактики (Моллесон 1893, с. 26-28).
Если же «поветрие» все-таки было занесено, И.И. Моллесон советовал придерживаться пятнадцати непременных правил. Среди которых, в частности, он называл такие: «. следить за чистотой источников воды (рек, колодцев, родников), чтобы никто не стирал там грязное белье; следует избегать мест скопления народа (базаров, кабаков, похорон). <...> каждый человек должен держать улицу, двор, избу, сени в чистоте и особенно следить за тем, чтобы не было сырости. <...> нужно содержать свое тело, белье, одежду и постель в чистоте, ходить в баню как минимум раз в неделю. <...> всеми мерами избегать простуды: не купаться в холодной воде, не пить холодного и избегать всякой сырости. <. > крепко-накрепко помнить, что заразительнее всего рвота и понос холерных больных, и поэтому их надо сторониться» (Молле-сон 1893, с. 28-37). В заключительной части своих наставлений Моллесон приводил советы, которые, по его мнению, хоть как-то должны были облегчить страдания человека, уже заболевшего холерой. В основном он сосредотачивал свое внимание на методах снятия симптомов, а не на лечении самой болезни. Когда человек обнаружил у себя признаки холеры, то он должен был, по мнению Моллесона, действовать без промедления. «Хотя еще в каких силах, а бросай все и ложись, - строго наставлял доктор. - Не исполнишь это - спокаешь-ся, да поздно!» (Моллесон 1893, с. 41-42). Особое значение врач придавал профилактике заболевания холерой, так как соблюдение санитарных и гигиенических норм в народной среде и особенно среди крестьянства находилось на крайне низком уровне.
Перечень мер по предупреждению распространения холеры был опубликован в виде отдельной брошюры в Саратове в 1885 г. (Холера 1885). Это крайне важное с практической точки зрения издание подготовили саратовский губернский врачебный инспектор И.Н. Буховцев и психиатр С.И. Штейнберг. Соавторство в разработке методики профилактики холеры двух знаменитых саратовских врачей, на мой взгляд, не случайно. В поиске путей противодействия страшной болезни объединили свои интеллектуальные усилия организатор саратовской системы здравоохранения и медицинской статистики Буховцев и его коллега -выдающийся отечественный психиатр Штейнберг. Участие специалиста в области психиатрии в разработке мер предупреждения развития холеры вполне объяснимо, так как в сознании подавляющего большинства населения в то время господствовали самые нелепые предрассудки и предубеждения, развеять и преодолеть которые можно было, только зная особенности человеческой психики в экстремальных ситуациях, например в условиях эпидемии.
Спустя несколько лет, в июне 1892 г., в разгар четвертой волны эпидемии холеры в Саратове этот труд ученых-практиков был опубликован в газете «Саратовские епархиальные ведомости» (Ведомости 1892). На первый взгляд выглядит странным, что статья по медицине вышла тогда в официальном издании Русской Православной Церкви. Однако, учитывая глубокую воцерковленность местного населения и высокую степень доверия верующих к слову пастырей, размещение практических рекомендаций по предупреждению заболевания холерой в печатном органе Саратовской епархии в период эпидемии придавало этому тексту особую силу убеждения и гарантировало соблюдение населением врачебных предписаний, что было тогда особенно важно.
<...>
Источник: Опыт лечения и профилактики холеры в XIX веке (по материалам отчетов и публикаций врачей Саратовской губернии). Текст научной статьи по специальности «История и археология» Автор: Александр Юрьевич Варфоломеев. Лицензия: CC BY
19 век, 1892 год, Российская империя, город Саратов
Автор: Варфоломеев Александр Юрьевич, публикация на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC-BY 4.0)
<...>
За XIX в. эпидемия холеры пять раз затрагивала территорию Российской империи, становясь причиной многочисленных демографических, социальных и экономических проблем. В то же время в восприятии населения зачастую преобладала негативная реакция на применявшиеся медицинские практики и организованные властью противоэпидемические мероприятия. Искаженное восприятие ситуации приводило к серьёзным социальным волнениям,
<...>
Вместе с тем обращает на себя внимание явный недостаток специальных исследований о «холерных беспорядках» на территории Саратовской губернии. Исключением является работа немецкого ученого Ш. Визе, который скрупулезно оценил влияние слухов на холерные беспорядки в Саратове в 1892 г. [9, с. 300-318]. Английская исследовательница Шарлотта Э. Хенц в своей монографии пришла к выводу, что холерные бунты стали для саратовцев инструментом выражения недовольства властью. По её мнению, насилие, вспыхнувшее на улицах Саратова, Астрахани и Царицына, продемонстрировало отчуждение значительной части населения от государственных институтов, которые не только создали условия для распространения эпидемии, но и продемонстрировали недостаточное уважение к гражданским свободам в борьбе с эпидемией [10, с. 170]. О выступлениях крестьян в период эпидемий в соседнем с Саратовом регионе - в Самарской губернии содержится информации в коллективной монографии «История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней» [11].
Документальные материалы о социальных волнениях, связанных с эпидемиями холеры на территории губернии в XIX в., в основном содержатся в фондах Государственного архива Саратовской области, а именно: фонд № 7 «Саратовская судебная палата Министерства юстиции. 1871-1918», фонд № 8 «Саратовский окружной суд Министерства юстиции. 1871-1918», фонд № 10 «Прокурор Саратовского окружного суда Министерства юстиции. 1871-1917» и фонд № 55 «Помощник начальника Саратовского губернского жандармского управления в Вольском, Хвалынском и Кузнецком уездах. 1867-1917». Отдельные сведения о бунтах 1892 г. содержатся и в опубликованных источниках. Среди них мемуары современников: воспоминания саратовского адвоката и общественного деятеля, гласного городской думы И. Я. Славина [12], саратовского губернского предводителя дворянства, земского начальника В. А. Шомпулева [13].
Различная информация о беспорядках, произошедших в «холерном» 1892 г., публиковалась в периодической печати - газете «Саратовские епархиальные ведомости» [14, с. 507]. Здесь также стоит отметить неравномерное распределение информации о холерных волнениях: наибольшее количество сведений приходится на 1892 г., из чего можно сделать вывод, что народное недовольство не распространялось на Саратовскую губернию из других регионов в предыдущие холерные эпидемии, а местное население в своих протестных настроениях не переходило к крайним насильственным мерам. Размышляя о массовых выступлениях, связанных с эпидемиями, К. С. Барабанова отмечает, что «не в каждом населенном пункте, охваченном эпидемией, население уничтожало больницы и убивало врачей или чиновников» [15, с. 1733-1744].
<...>
В Саратове крупные беспорядки начались 28 июня 1892 г. По воспоминаниям свидетелей, рано утром на Горной улице собралось большое количество народа, который был недоволен противохолерными мероприятиями. Не имея организатора, бунтовщики не решались на какие-либо серьёзные действия, поэтому всё ограничивалось просто недовольными возгласами и выкриками [26, л. 1]. Так продолжалось до тех пор, пока в толпе не появился человек «в жёлтой вышитой рубашке, испачканной известью». Впоследствии в ходе допроса свидетелей выяснилось настоящее имя зачинщика беспорядков -его звали Николай Бурлаков [27, л. 15]. Именно он стал уверять собравшихся в том, что полиция схватила его и запрятала в холерную больницу, где доктора осыпали известью и заколотили живого во гроб, но ему удалось разбить его и сбежать. Рассказывая это, незнакомец призывал «бить докторов и полицию», а также уверял, что на Верхнем базаре сам убил двух докторов и полицейского, поэтому теперь готов вести людей на холерную больницу. Речь провокатора подействовала на разгорячённую толпу, и все ринулись вслед за незнакомцем [27, л. 12-12 об.].
Около 11 утра бунтовщики оказались в районе Верхнего базара, и дойдя до пересечения улиц Александровской и Цыганской, толпа встретила постового Гусева. Нанеся ему тяжкие телесные повреждения, бунтовщики двинулись дальше, пока на их пути не встретился сын учителя А. В. Пемуров и мещанин И. И. Трейгольд. Толпа жестоко расправилась с ними и, разделившись на мелкие банды, продолжила погромы на городских улицах [26, л. 1].
В это же время одна из групп бунтовщиков разгромила квартиру саратовского полицмейстера, вторая - здание первой части, а третья вышибла окна в доме врача Бонвеча (скорее всего, имеется в виду квартира саратовского врача Бонвеча Эммануила Андреевича, которая находилась на улице Грошовой. - А. В.), а затем разгромила квартиру полицмейстера первой части. Особо бесчинствовавшая толпа направилась к временной холерной больнице, размещавшейся в доме Демидова [26, л. 1-1 об.], где бунтовщики разбили окна [27, л. 13].
Стараясь не упустить детали, писал о саратовском июньском бунте 1892 г. в своих воспоминаниях И. Я. Славин. По его словам, беспорядки начались ранним утром 29 июня на Верхнем базаре. Скорее всего, здесь ошибка памяти мемуариста - по материалам прокурора Саратовского окружного суда Министерства юстиции [26, л. 1], а также согласно заметке в газете Саратовские епархиальные ведомости № 14 за 1892 г. [14, с. 502], беспорядки начались утром 28 июня. Воспоминания И. Я. Славина дублируют сообщения других источников о том, что отправной точкой для беспорядков послужило появление в среде базарного люда человека в саване и обсыпанного чем-то белым, который утверждал, что его пытались похоронить заживо в городском холерном бараке, но ему удалось оттуда сбежать. Мемуарист замечает, что многочисленная толпа, была и так «разогрета» многочисленными слухами о «коварствах врачей», поэтому рассказ провокатора легко убедил людей ринуться громить полицейские части, холерные бараки, больницы и квартиры врачей [12, с. 192].
Первой жертвой разъярённой толпы в тот день стал сын учителя Пемурова, подросток, ученик реального училища, лет 16-17, который был одет в штатское, но с фуражкой училища на голове. Он пытался скрыться на лесах строящегося дома, но бунтовщики его там нашли, вытащили на улицу и забили насмерть. Затем началась травля полицейских: один, спасаясь от толпы, спрятался в доме В. Д. Вакурова, что и спасло ему жизнь, но в отместку толпа разбила все окна на верхних этажах его жилища [12, с. 192]. Одновременно с этим вторая группа бунтовщиков громила квартиры полицмейстеров и врачей. При этом сильно пострадала первая полицейская часть, в помещении которой все книги и бумаги были разорваны на мелкие кусочки и выброшены на улицу, а двери и стёкла разбиты [12, с. 192].
По мере движения к городской больнице толпа увеличивалась: к ней примыкали ночлежники, праздношатающиеся и различные криминальные элементы, пользующиеся случаем поживиться чужим имуществом. Сама толпа разделялась на банды, одна из которых погналась за студентом-медиком Свиридовым, который успел скрыться на колокольне Владимирской церкви, находящейся на углу Астраханской и Большой казачьей улиц. Толпа хотела ворваться в храм, но на встречу ей вышел молодой священник Андрей Шанский. Преградив путь бунтовщикам, он с крестом в руках обратился к толпе со словами наставления. По началу бунтовщики грозили самому священнику расправой и требовали выдачи Свиридова, но потом ярость преследователей немного утихла, и толпа направилась дальше к городской больнице, которая уже была в руках другой группировки протестующих [12, с. 192]. Следующей своей целью толпа выбрала дом Плеханова, в котором городские власти устроили холерный барак. Здание было сожжено протестующими, но, к счастью, сами больные и медицинский персонал успели спастись [12, с. 193].
В этот трагический день Саратов примерно 5-6 часов находился во власти бунтовщиков. Все правительственные, административные и полицейские власти разбежались. К двум часам дня прибыли войска из лагеря, которые усмирили бунтовщиков. Единственной жертвой этих беспорядков стал мальчик Пемуров, не считая нескольких человек, погибших от шальных пуль во время залпов по толпе [12, с. 193].
Вскоре последовало Высочайшее повеление о предании всех бунтовщиков, или, как их прозвали, «холерников», военному суду. Осенью того же года после проведенного следствия суду были представлены обвинительные акты. Подсудимых оказалось свыше 150 человек. Допрос свидетелей, которых насчитывалось более 700 человек, длился три недели. В конце судебного разбирательства был объявлен приговор, по которому около 23 подсудимых приговорили к смертной казни через повешение, 50 обвиняемым была назначена каторга, а остальных, свыше 70 человек, оправдали. Кассационных жалоб и протестов не поступало, поэтому приговор был конфирмован императором, который, снизив степень наказания, по сути помиловал осужденных к смертной казни, заменив высшую меру наказания двадцатилетней каторгой [12, с. 193]. Данный приговор был обусловлен тяжестью преступления и тем обстоятельством, что бунтовщиков судили по законам военного времени. Аналогичные приговоры и ранее выносились участникам холерных бунтов, как, например, в городе Тамбове в 1830 г., когда мещане Данила Ильин и его младший брат Евлампий Акимов, оказавшиеся причастными к «возмущению», были приговорены к наказанию плетьми и последующей каторжной ссылке сроком на 20 лет [28, с. 21].
О холерных беспорядках много писали в газете «Саратовские епархиальные ведомости». Духовенство Саратова не оставалось безучастным в отношении к народным волнениям. Так, например, 22 июня 1892 г., ещё до начала беспорядков священники старались образумить народ проповедями. Епископ Саратовский и Царицынский Преосвященный Авраамий дал особое приказание священнослужителям «внушить притчами приходов епархии, чтобы они в случаях появления холеры где-либо в селах и деревнях Саратовской губ., прочитали и объяснили народу изданные губернским правлением правила о мерах предосторожности, направленных к предупреждению и ослаблению холеры» [14, с. 501].
А в день беспорядков, 28 июня, священники, пренебрегая опасностью, увещевали и успокаивали народ. Они обращались с проповедями, уговаривая бунтовщиков не верить ложным слухам и с миром разойтись по домам. Мало того, бывали случаи, когда священники в прямом смысле спасали людей от разъярённой толпы. Так, 29 июня 1892 г. во время холерных беспорядков священник Андрей Васильевич Шанский укрыл от разъяренной толпы у себя в храме студента-медика Свиридова, за что был «сопричислен к ордену Св. Равноапостольного Князя Владимира IV степени» [14, с. 504].
Отправляясь на проповеди в больницы, священнослужители сами подвергались большой опасности. Так, 28 июня священник Ф. А. Тринитатский прибыл в городскую Демидовскую больницу, где должен был прочитать напутствия для больных. Спустя несколько часов Тринитатский услышал сильный шум и, выглянув в окно, увидел огромную толпу, приближавшуюся к больнице. В это время в окна полетели камни. Понимая всю серьёзность сложившейся ситуации, священник вышел во двор, где и был окружён толпой, которая требовала выдать им доктора и фельдшера [14, с. 506-507]. После его отказа угрозы посыпались уже самому Тринитатскому - в толпе оказался якобы заживо похороненный, кричавший: «Вот тот священник, который меня заживо похоронил!». Несмотря на то, что «заживо похороненный» был пьян, толпа верила ему и преследовала отца Тринитатского, крича: «Бейте его камнями!». Оглянувшись назад, священник увидел, что больница уже полыхает [14, с. 507].
После бунта в Саратове волнения перекинулись на соседние уезды и города соседних губерний. Для предупреждения крупных беспорядков в некоторых населённых пунктах губернии были размещены воинские команды. В селах Сокуре и Корсаковке Саратовского уезда бунтующие крестьяне были наказаны розгами. Также попытки протестных выступлений наблюдались в селе Поповке, деревне Юрьевке, Неклюдовке, Сосновке и хуторе Трековка.
В связи с распространением холеры в губернии В. А. Шомпулев сделал распоряжения волостным правлениям пристально следить за ходом эпидемии и рапортовать о каждом случае заболевания холерой [13, с. 198]. Видя негативное отношение простого люда к врачебной помощи, он старался воздержаться от строгих мер, потому что смотрел на крестьян в этом случае не как на преступников, а как на неразумных детей, и такой метод общения властей с народом оказался очень эффективном - где бы не появлялся Шомпулев, крестьяне его слушали и подчинялись [13, с. 201].
Таким образом, пик социальных холерных беспорядков пришёлся именно на 1892 г., что явилось следствием нескольких причин. Во-первых, здоровье и психологическое состояние людей было подорвано голодом предшествующего года [12, с. 31]. Во-вторых, по-прежнему не только среди простого населения, но и в профессиональных медицинских кругах еще мало понимали специфику распространения заболевания, а также причины его появления, вследствие чего легко распространялись нелепые слухи относительно холеры. В-третьих, карантинные мероприятия наносили ощутимый ущерб хозяйственной жизни, что негативно сказывалось на благосостоянии всех слоев населения, и в первую очередь малоимущих. Вместе с тем противоборство холере вынудило органы власти искать наиболее эффективные подходы к проведению противоэпидемических мероприятий и бороться с отсутствием санитарной грамотности среди населения губернии.
В то время медицина была практически бессильна в деле лечения холеры. Ситуация кардинально не менялась с того времени, когда Саратовская Врачебная Управа докладывала в донесении Медицинскому Департаменту от 12 августа 1847 г.: «Лечение холеры теперь также неудачно, как было и прежде. Общего метода нет, исключая разве назначение рвотного корня, которое было принято в самом начале болезни и останавливает дальнейшее развитие во многих случаях, но не во всяком.<...>» [29, с. 19]. Такая ситуация в области лечения холеры оставалась вплоть до конца XIX в., пока в 1892 г. В. А. Хавкиным не была изобретена вакцина против этой страшной болезни.
Википедия ру:
Влади́мир Аро́нович Ха́вкин (англ. Waldemar Haffkine, в поздние годы использовал Мордехай-Вольф (Mordecai-Wolff) в качестве второго имени; Годы жизни: (3 [15] марта 1860 года, Одесса, Российская империя — 26 октября 1930 года, Лозанна, Швейцария) — бактериолог, иммунолог и эпидемиолог[1]. Работал во Франции, Индии и Швейцарии[2]. Создатель первых вакцин против чумы и холеры[3][4].
English: Picture of Waldemar Mordecai Wolff Haffkine, Date: between 1920 and 1929, Source: עברית: הספרייה הלאומית, אוסף שבדרון, English: National Library of Israel, Schwadron collection, Author: English: Elliot & Fry Photo co.
На фото: Владимир Хавкин (Вольдемар Мордекай Вольфф Хаффкин) Этот файл лицензирован по лицензии Creative Commons Attribution 3.0 Unported
Можно констатировать, что массовые выступления населения в период эпидемии холеры в Саратовской губернии в 1892 г. наглядно иллюстрируют, как страх и недоверие к власти и медицинским работникам приводили к трагическим последствиям. Эксцессы социальных волнений, вызванные предрассудками, нелепыми слухами о врачах и их методах борьбы с холерой, показали хрупкость общественного спокойствия в условиях массовых эпидемий. Это свидетельствует о том, что в кризисные моменты, когда требуется единство и взаимопомощь, человеческие эмоции и недоверие могут преобладать над здравым смыслом. Проанализировав природу происхождения слухов и психологию толпы, Ш. Визе пришел к выводу о том, что холерные бунты в Саратове в 1892 г., несомненно, имели черты погрома. При этом решающим фактором в эскалации насилия он считает «не сложные объясняющие слухи, а те варианты, которые только указывали на недостатки и называли предполагаемых ответственных» [9, с. 315].
Социальные беспорядки в рассмотренный период не только отражали напряжённые отношения между населением и властями, но и ставили под сомнение результативность проведения медицинских мероприятий и меры властей по борьбе с эпидемиями. Важно учитывать, что такие события служили предостережением для общества и органов управления, диктуя необходимость открытого диалога и доверительных отношений между ними. Тяжелые последствия эпидемии холеры в 1892 г. в Саратове стали уроком, который должен был сподвигнуть к пересмотру подходов к здравоохранению и социальным программам во избежание повторения трагедий в будущем.
Источник: Варфоломеев А. Ю. «Беспощадный холерный бунт черни»: причины и характер массовых народных выступлений в Саратовской губернии в XIX веке // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: История. Международные отношения. 2025. Т. 25, вып. 2. С. 257-263. https://doi.org/10.18500/1819-4907-2025-25-2-257-263
Отзыв: Дневной стационар в областной поликлинике имени Мопра (Россия, Орел) - Можно подлечиться, но не вылечиться. Зато бесплатно.
Достоинства: Месторасположение. Чистота и покой. Отличные медсестры. Бесплатно . Хорошо для поддержания здоровья.
Недостатки: Врач приходит на пять минут. Хорошо для тех, кто с диагнозом.
Всем доброго времени. Сегодня выписали из Дневного стационара, который есть у нас в Областной поликлинике Мопра.
Так как в связи с незаконченным ещё Ковидом, хотя статистику теперь никто не объявляет, (теперь проблема в другом.), ложиться на лечение в стационар все таки страшновато.
Но, здоровья нет, диагностика правильная теперь совсем не по силам и средствам и вот предложили такой вариант лечения.
Хоть так, и то неплохо подумала я и согласилась лечь.
Дневной стационар располагает в самой поликлинике, только вход с торца.
Занимает он второй и третий этажи.
Ещё в здании есть Центр Здоровья, лаборатория бактериологическая и на шестом этаже отделение функциональной диагностики.
На входе сидит вахтёр- женщина, она измеряет температуру, есть гардероб.
И, естественно лифт.
Лифта два, работает исправно, можно подняться и с запасного входа по лестнице.
Я лежала на третьем этаже, приятное помещение, ремонт видно был недавно совсем.
Все в порядке, приятное первое впечатление.
Большой коридор, есть общая санитарная комната, туалет, светло и чисто.
Вот запасной выход.
Процедурный кабинет, где берут анализы, кабинет физиопроцедур и массажный.
У всех больных разные назначения, ведь здесь пациентов много и каждый с различными заболеваниями.
На втором этаже ресепшен, здесь и находятся все медсестры и наши назначения и анализы.
Каждое утро мы приходим в основном к девяти часам или к восьми, если нужно сдавать дополнительные анализы.
Расписание для каждой палаты своё, но это не очень соблюдается.
Неудобно все таки для тех, кто лежит на третьем этаже.
Когда заканчивается капельница, медсестру не дозваться и поэтому нужно звонить самой по телефону, который во всех палатках написан.
Есть кресла, где можно посидеть поболтать, хотя в самых палатках тоже очень прилично и симпатично.
Все нормы для защиты от вируса соблюдаются. Маски, средства для обработки рук, бахилы.
Очень чисто и, конечно приятно лежать в таком месте.
Да, и в палатках тоже симпатично.
Раньше это были платные палаты, но времена меняются.
Наша палата была разделена на два помещения.
В одном, большей площади нас лежало пять человек.
К каждому приходил свой врач по профилю заболевания.
Везло тем, к кому приходили часов в 12 дня, я же ждала своего до трёх часов.
Так как он ещё и в поликлинике вел приём.
У каждого кушетка, тумбочки ни у всех есть.
В принципе очень хорошо, ведь пациенты здесь всего несколько часов находятся.
С утра проходим все назначения, а потом капельница и уколы.
Конечно, удобный вариант.
Такая стенка симпатичная была и люстра, как в театре.
Двери деревянные, окна большие и светлые.
Каждый день уборка.
Можно было вешать вещи, посидеть в кресле.
Много розеток и выключателей, очень светло.
В соседнем помещении палаты было место на двух человек.
Здесь две женщины получали свое лечение от терапевта.
Отдельный туалет и ванная комната в каждой палате.
Чисто и все прилично.
Неприятный запах нас не мучил, все убиралось.
Конечно, душ и ванну никто из нас не принимал, но горячая вода есть и средства для мытья рук тоже присутствовали.
Девочки медсестры отлично справлялись со своими задачами. Капельницы и уколы ставили профессионально, все довольны мы были.
Очень понравилась работница физиокабинета, такая общительная и добрая женщина.
Я делала магнит и электрофорез.
Многие ходили на массаж.
Приходила в палатку специалист по физкультуре лечебной для пациентов с ревматизмом.
И мы тоже делали все эти упражнения, запомнила я из хорошо. Теперь дома надо суставы разрабатывать обязательно.
Очень достойный Дневной стационар, неплохое место для небольшого лечения.
Всего семь- восемь дней здесь в основном лечаться люди.
Многие ложатся сюда два раза в год и тем самым поддерживают свое здоровье.
Конечно, отлично. В особенности тем, кто знает, что лечит и у кого есть точный диагноз.
Мне же, опять был дан совет о посещении столицы нашей Родины.
Для установки точного диагноза, ведь даже не могут понять к какому специалисту надо обратиться.
Так ВОЗ выразилась в своих первых рекомендациях по использованию препаратов для снижения веса от 1 декабря. Я собрала для вас самые важные выводы из документа.
Что нужно понять в первую очередь
Фраза «меньше ешьте» больше не считается рекомендацией:) Да, лечение начинается с базовых вещей: сон, питание, движение, работа с привычками. Но иногда этого недостаточно, и не по причине «слабости характера».
Медикаментозная терапия
При весе с ИМТ ≥30 (или ≥27 при сопутствующих заболеваниях) могут быть назначены препараты группы ГПП-1: семаглутид, лираглутид, тирзепатид.Они помогают снизить аппетит и поддерживать насыщение дольше, человек ест меньше без постоянной борьбы с собой.
Важно: - препараты назначаются как дополнение к изменениям образа жизни, - лечение длится не менее 6 месяцев, - рекомендации пока условные, потому что долгосрочных данных по безопасности ещё мало, - если после отмены лечения человек возвращается к прежним привычкам — вес тоже возвращается.
Лекарство облегчает сам процесс, но не решает проблему за вас.
Максимальный и устойчивый эффект достигается при комбинации: медикаменты + поддержка специалиста + адекватное питание + регулярная физическая активность + когнитивно-поведенческая терапия.
Основное что хотят донести авторы
Лечение ожирение — не про «силу воли». Это заболевание, как гипертония или диабет, с метаболическими, психологическими и социальными корнями.
Мне такой подход по душе. И, по правде сказать, мы с вами уже давно про это говорим:)
Возвращались мы как‑то с вызова на подстанцию. В бригаде только я и водитель дядя Коля. Не доехали полпути — остановили прохожие на автобусной остановке.
Смотрю — на скамейке, под крышей остановки, мужчина лет шестидесяти с виду, вполне приличного вида, сидит внаклонку. За поясницу держится, охает.
— Стоял, стоял себе. Автобус, видимо, ждал, — начала пояснять одна из очевидОк. — И раз — упал без сознания. Мужчины его подняли, усадили на лавку... — Да не терял я сознание... — кряхтя, простонал пострадавший. — Ключи уронил на асфальт. Наклонился подобрать. И пока нагибался — в спину «стрельнуло», аж упал от неожиданности. Ох... такая боль, такая боль...
«...Аргентина–Ямайка — 5:0...» — промелькнули у меня в голове строчки известной песни. А вслух спросил: — До машины сможете дойти?
Но он не смог даже привстать, несмотря на попытки помочь, взяв его под руки с обеих сторон. Я дал сигнал водителю — выкатывать из машины носилки-каталку. Подогнали их поближе к пациенту, вплотную. Опустили вниз, чтобы ему было удобнее перекладываться со скамейки. И потихоньку, потихоньку возложили его на оранжевое «ложе».
Следующим шагом должно было — поднять каталку на «прямые ножки», дотолкать до машины и «внедрить» её вместе с пациентом внутрь. Но на первом же этапе случился сбой. У водителя у самого (тоже 60 с чем-то летнего юноши) «переклинило» спину, когда он сделал рывок наверх, пытаясь героически поднять носилки. Вес был не взят. Дядя Коля, громко скрипнув зубами, еле сдерживая сдавленный крик, едва не рухнул на колени. Носилки он не уронил, поскольку почти и не приподнял их. На какое‑то время возникла немая сцена.
— Во‑во! И у меня так же было. Давай, чё — ложись рядом теперь... — «разрядил обстановку» лежащий больной, но тут же осёкся, так как опять резко кольнула боль. — Всё нормально? Иди в машину, если можешь, — попросил я его.
Водитель, на «полусогнутых», побрёл к кабине.
Больного же, с помощью нескольких мужчин, доставили до машины, закатили в салон. Там я его осмотрел более подробно. Да, проблема действительно была в поясничном отделе. Видимо, смещение позвонков в результате резкого наклона и защемление нерва. А может ещё что-то. Подобного, с его слов, никогда не было. Побаливать — периодически, как и у всех — побаливало.
— Укол сделаем? — спросил я его. — Да не надо. — Точно? Смотрите — по дороге боль усилиться может. — Да не люблю я ваших уколов... — Ну, что там? — окликнул меня страдальческим голосом из кабины дядя Коля. — Едем? — Да, можно ехать. А ты сам‑то как? Может, тебе «обезболку» какую поставить? — Выживу, — мрачно пошутил он.
Потихоньку тронулись в путь. Дорога наша проходила не по воздуху, как всегда хотелось бы, а по самому обычному нашему асфальту, со всеми его прелестями в виде «чёрных дыр», кочек и прочих неровностей. Поэтому сдавленных криков — как со стороны пациента, так и со стороны водителя — избежать не удалось.
«Битый битого везёт» — просквозила у меня в голове очередная умная мысль.
Подъехали к приёмному отделению. Я попросил пациента подождать, пока я схожу за местной больничной каталкой, чтобы больной смог лечь сразу на неё и заехать в смотровую палату. Выйдя с каталкой вновь на улицу, толкая её перед собой, я увидел, что пациент, который только что кряхтел и стонал от боли, пока мы ехали сюда... преспокойно вышагивает в мою сторону походкой бравого кавалериста на своих двоих, полностью выпрямившись во весь рост и улыбаясь.
— Вы... — куда? — опешил я. — За вами, — пожав плечами, ответствовал тот. — Сам могу ж идти. Не надо меня на носилках.
Зашли в помещение втроём: я, больной и пустая, жалобно скрипящая из‑за своей невостребованности каталка. От дежурного врача приёмного отделения пришлось выслушать несколько нелестных фраз на темы «почему везёте пациентов с “болями в спине” к нам?» и «где там “боль в спине”, собственно говоря?».
— Вызов уличный. Все уличные вызова везутся в больницу по району, — попытался оправдаться я. — И у него правда — боль сильная была. Скажите — была же?
Пациент поспешно закивал головой: — Была, была. Ох, такая боль, такая боль... А потом, по дороге, видимо, потрясло хорошенько, и на место всё встало. Как будто и не было ничего...
Пациента в итоге отпустили "нах хаус". Молодая доктор, вздохнув, подписала мне карту пациента и пошла в своё отделение промывать вместе со своими медсёстрами кости нашей бригаде и всея скорой помощи в принципе.
Я тоже вышел из больницы на улицу. Сел в машину. С дядей Колей тот же номер, что и с пациентом, не прошёл. Легче не становилось, а только наоборот.
— Звони диспетчеру. Пусть замену мне ищут, — сообщил он, докуривая сигарету. — Что? Тоже — «такая боль, такая боль»? — Ага. «Аргентина–Ямайка». Проиграл я. С крупным счётом...
Дядя Коля, довез меня и машину до подстанции и сдав-таки себя «на милость победителю» для обезболивающих уколов и поковылял «бюллетенить». Я же остаток смены дорабатывал с другим водителем.
В общем, шутка о том, что «наши скоровские машины любую хворь вылечат (камни из почек вытрясут, родить помогут)», оказалась правдой. И даже появилось продолжение шутки: «…а здорового человека больным могут сделать».
Так что, коллеги, берегите себя, когда в наших машинах по ухабам лЁтаете, и носилки тягайте осторожнее.
В моем архиве накопилось достаточно материалов о трагических событиях, произошедших в Хвалынске почти 120 лет назад.
Во время холерных беспорядков, прокатившихся по Волге от Астрахани до Саратова, хвалынцы 30 июня 1892 года убили правительственного врача Александра Матвеевича Молчанова.
И хотя в то жаркое лето при погромах погибло много самоотверженных врачей и сестер милосердия, именно смерть Молчанова, зверски растерзанного толпою, шокировала российскую интеллигенцию, о ней наперебой писали газеты и журналы, обсуждали в столичных салонах и даже в семье императора Александра III.
Яркий писатель, публицист и юрист, обер-прокурор А. Ф. Кони в разговоре с императрицей Марией Федоровной о беспорядках в Хвалынске подчеркнул: «Мадам, эта дикость - результат невежества народа, который в своей жизни, полной страданий, не руководится ни церковью, ни школой»…
Эти трагические события были описаны В. Вересаевым в повести «Без дороги», вышедшей в 1895 году. О них сообщал воронежский губернатор И. Ф. Кошко в своих «Записках губернатора» в 1916 году и многие другие деятели. Наш всемирно знаменитый земляк, К. С. Петров-Водкин даже сочинил в 1905г. пьесу «В маленьком городке» из трех действий, которую предварил эпиграфом: «Люди, когда они потеряют последнюю искру веры, - задушат друг друга звериными объятьями…», а позже описал трагическую смерть Молчанова в своей повести «Хлыновск», ставшей в наши дни настольной книгой многих жителей и гостей города.
Но все известные нам свидетельства, которыми оперируют историки-краеведы, вышли гораздо позже письма, которое я предлагаю вашему вниманию. Текст его, насколько мне известно, еще нигде не публиковался. Оно написано служащим городского головы А. В. Васильева (Радищева) своему другу, студенту Троицкому по горячим следам тех событий. Как и все документы такого рода, письмо весьма субъективно, но передает волнение автора и содержит некоторые детали, которые заинтересуют местных краеведов.
"Дружище студент!
Извини меня, что так долго не отвечал на твое письмо. Поздравляю тебя с успешным окончанием курса. Доставай денег и махай прямо в Томск. Ты, наверное, слышал уже о бунте в Саратове, у нас также был таковой и последствия, как тебе, может быть, уже известно, имел печальные, а именно убит доктор Молчанов. Все корреспонденции по поводу этого бунта оказались неправдоподобными. Вследствие этого Васильев (А.В. Радищев - городской голова г. Хвалынска - Авт.) попросил меня написать как было на самом деле, что я и исполнил и отослал в "Московские ведомости".
Чтобы не составлять еще раз описание этого бунта, я напишу тебе мою корреспонденцию и попрошу тебя сделать оценку. Вот она:
«Передаваемые до сего времени в газетах сведения по поводу Хвалынского бунта оказываются более или менее несостоятельными и неправдоподобными. Я, как очевидец этого бунта, надеюсь сообщить более подробные и верные сведения.
Холера и разные санитарные мероприятия послужили только поводом к этому бунту, брожение же умов в среде хвалынских мещан началось еще с октября 1891 года.
Брожение это было вызвано желанием мещан отобрать принадлежавшие городу земли, леса и луга в свою исключительную собственность. Всю зиму мещане собирались толпами и обсуждали этот вопрос, коноводы же их напивались пьяными и угрожали городскому управлению. Городской голова Васильев (мой хозяин) не раз указывал кому следует на опасность этих сходок, но сходки продолжались. И теперь в такое ужасное время, когда свирепствует страшная болезнь, беда разразилась.
30 июня, часов в 8 вечера к городскому голове явился член управы и сказал, что в городе неспокойно, - на Московской улице (ныне ул. Советская – Авт.) собралась толпа. Городской голова тотчас же отправился к исправнику, вместе с которым явился в толпу.
На вопрос головы, чего хочет толпа, ему отвечали – уволить доктора Молчанова, не строить холерный барак, не опрыскивать дворы карболкой и не очищать их от навоза.
Васильев обещал исполнить все их требования и этим, казалось, успокоил народ, но некоторые негодяи, стоявшие позади и не слыхавшие его слов, начали кричать:
«Нечего с ним разговаривать, он вас только обманывает, - разве не он отобрал у нас все земли и вместе с Молчановым отравил все родники и бассейны – на воздух его!»
С такими возгласами и угрожающими жестами толпа стала надвигаться к голове и исправнику, но благодаря только некоторым более благоразумным, которые старались незаметно отстранить толпу, дело не приняло печального оборота. Васильев, выбрав удобный момент, бросился на близстоящего извощика (так в тексте – Авт.) и поскакал, исправника же увез на своей лошади один купец. В это время к толпе подошел пастух (Салынов - Авт.) главный подстрекатель, он рассказывал, что своими глазами видел, как Молчанов отравлял воду, увидя, что голова уехал, он закричал: «Зачем отпустили голову!» Толпа бросилась за ним, то есть за головой, но на Дворянской улице (ныне - у сквера на ул. Ленина – Авт.) внимание ее было отвлечено появлением доктора Молчанова. Пока голова и исправник находились в толпе, Молчанов был в квартире судебного пристава Боголепова, когда же ему сказали, что бежит толпа, он, не желая подвергать Боголепова какой-то неприятности, вышел на улицу и бросился бежать, но его остановили (какой-то подлец мальчишка лет 12 вцепился в него) и окружили.
Поднялись крики и ругательства, а один негодяй с криком: «Чего на него смотреть, бей!» занес руку для удара, но находящийся около Молчанова нотариус Богданов отпарировал удар, но тот бросился на него, и Богданову пришлось отретироваться.
После этого произошло что-то ужасное: Молчанов со слезами на глазах бросился к стоявшим здесь же священнику Ктаторову и миссионеру Карманову, умоляя их защитить его от разъяренной толпы, но те не в силах были усмирить эту необузданную толпу, - слов их не слушали. В Молчанова вцепились десятки рук и начали бить, кто палкой, кто камнем; затем, когда он упал, уже мертвым, над ним святотатственно надругались, топтали ногами, подбрасывали в воздух (я сам был свидетелем), стреляли из его же револьвера и т. п. После убийства Молчанова толпа бросилась к дому головы, находящемуся поблизости, (ныне здание картинной галереи – Авт.) перебила окна, рамы, сломала ворота, забор.
(Мы в это время все находились в подвальном этаже с оружием в руках и с минуты на минуту ждали смерти. Но благодаря Богу к нам вниз никто из бунтовщиков сойти не решился за исключением одного. Этого субъекта мы напугали тем, что положим его на месте, если он станет кричать, и он все время просидел с нами).
От дома головы буяны бросились к городской управе, где начали бить стекла, но скоро опомнились, так как кто-то крикнул, что это их собственность. От городской управы толпа двинулась далее; разбила дома члена управы Шикина, секретаря управы Платонова и частного поверенного Морозова. Более всех в материальном отношении пострадали Платонов и Морозов. Всё имущество их было истреблено или разграблено, не оставлено ни одной мелкой вещицы в целости. В эту ночь часть интеллигенции разбежалась из города (В том числе и я уехал с сыном Васильева и его женой за Волгу верст за 50), часть же спряталась в острог под прикрытием 11 человек солдат!! (Ты, может быть, удивляешься, но это верно).
На другой день толпа опять собралась и готовилась идти грабить, но помешала гроза, успели разбить только дом Черабаева, мещанина, и его мелочную лавку. Страшно подумать, чтобы было на третий день, если бы не подоспели войска; в этот день толпа собиралась произвести поголовный грабеж у всех богатых, разбить гостиный двор и вероятно напала бы на острог. В особенности негодяи добирались до головы за то, что он будто бы условился с англичанкой переморить народ. Крестьяне соседних сел к этому бунту отнеслись сочувственно и преследовали бежавших из города. Толпа буянов состояла из 500 человек, арестованных же всего только 45, потому что большая часть бунтовщиков разбежалась.
Сам я чуть было не попался в их руки. В то время как собралась толпа, я находился у нотариуса Соловьева и пил чай, когда же по городу поднялись крики, я вышел от него и бросился бежать домой: а почти около самого дома я видел, как били Молчанова. Впереди меня бежала баба из дворни Васильева и так как ворота были заперты, то она стала подлезать в подворотню, я за ней, а она, думая, что это лезет кто-нибудь из бунтующих, кричит: «Ай, батюшки лезут, бейте» и хотела меня ударить ногой, хорошо еще, что меня узнал дворник, а то бы я очутился меж двух огней: со двора бы меня приняли, да с улицы, так как вслед за мной подоспела к дому толпа.
В эту ночь я случайно уехал за Волгу, на другой же день опять приехал и укрывался в остроге. Всю неделю, хотя уже и были войска, мы выходили на улицу не иначе, как с оружием. Семья Васильева уехала в Липецк, сам он, как только вырвался из толпы, ускакал в свое имение, а оттуда в Сызрань, так как оставаться в имении ему было небезопасно, - крестьяне хотели его убить.
Через неделю после (этого – Авт.) я ездил в Саратов, потому что наши очень беспокоились – какой-то дурак сказал Молодцовой, что меня избили и арестовали (за что, спрашивается). Отвечай поскорее, что поделываешь, видишься ли с Егором и что он намерен предпринять. Спроси его, скоро ли он думает посылать документы, свои я еще не отправлял.
В Саратове арестовали учителя женской гимназии Воронова (вероятно, был пьян).
Ну, однако, довольно, и так расписался уж очень, рука даже устала. Желаю тебе всего хорошего. Не забывай меня, пиши. Остаюсь, твой друг А.Тихо… (угол листа оторван – Авт.)
P.S. Передай поклон своему patri и всем домашним, хотя я их и не знаю. Хотелось бы мне повидать тебя, да не знай, придется ли увидеться.
г. Хвалынск Июля 14-го дня 1892 года".
Беспощадный холерный бунт черни был предтечей куда более грозных событий, в которых счет уже шел на многие тысячи. Могила А. М. Молчанова на городском кладбище, к сожалению, не сохранилась, так пусть будет хоть камень или крест на месте расправы над ним, о чем должны позаботиться местные власти. Ведь его смерть стала частью российской истории и литературы, поэтому необходимо, чтобы об этой жертве врачебного долга знали и помнили.
А пьеса всемирно знаменитого художника и писателя К. С. Петрова-Водкина пока хранится в РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства - Ред.) невостребованной. Я думаю, пришло время поставить ее на местной театральной сцене. Она явилась бы интересным и ярким моментом в культурной жизни не только Хвалынска, но и Балакова.
А. В. Васильев (Радищев) - городской голова Хвалынска
Мои дедушка и бабушка жили в городе Хвалынске Саратовской области в двух домах от дома родителей художника Петрова-Водкина. Бабушка умерла, когда мне было 4 года, а к дедушке мы приезжали каждое лето.
Однажды я попросила его написать историю его жизни и получила вот это письмо:
"Я, твой дедушка Порфирий Иванович, родился в 1893 году 16 февраля по старому стилю в городе Хвалынске[1]. Вообще все отцы и деды – уроженцы г. Хвалынска. Время было тяжелое, смутное; была в то время холера; народ помирал; был бунт, народное недовольство в управлении быта людского[2]. И вот случилось что.
Мой отец был замешан в этом бунте и был осужден с многими другими на 25 лет каторги. Но во время ссылки, по дороге, заболел тифом и умер. И осталась моя мать вдовой с новорожденным ребенком и дедушкой Николаем Ивановичем, бабушкой Еленой…
Мой отец был кузнецом, и у дедушки была своя кузница недалеко, а их было 5 кузнецов. Ковали лошадей, ремонтировали телеги, делали железоскобяные изделия и прочее. Дедушка, материн отец, Максим Тихонович (Жильцов) числился купцом, имел свой дом, 3 сада по ½ десятины, были крыжовник, малина, яблоки, груши. Ухаживал своей семьей. Мать моя помогала им (за) 25 к. в день. Звали ее Прасковья Максимовна (урожд. Жильцова – Птицына). Был садик у нас: 40 дерев яблонь, а за домом были вишня, часть яблонь. Трудно жилось с четверыми детями: никаких сбережений не было, отец только что выстроил дом, расплатился с долгами. Вот так и жили. Уродится вишня – хорошо – на хлеб. Отец мой служил в солдатах чуть ли не 4 года в кавалерии. Отслужился, ездил по зиме в г. Баку работать на нефтяных промыслах, заводах, а на лето бывало и приедет. В своей кузнице работает с отцом, но дедушка мало работал: старость пришла. У дедушки Николая были племянники. Одного звали Сирьпиеон. Видел я его, но я помню чуть-чуть. Как-то раз заехал к нам, но ненадолго. Он был политический, ходил по волчьему билету (т.е. по фальшивому паспорту). Мать боялась его, что он политический, но он пробыл только 1 день, и больше мы ничего о нём не знали. Мать матери, звали ее Феона Андреевна, малограмотная. Раньше грамоте учились на дому у старух. Учили по церковному славянскому. Строгость была… Били линейкой, а то и лестовкой (чётками) Были у нее сын и дочь. Сын был приказчиком в мануфактурном магазине, а дочь росла, звали ее Мария, росла, выросла, а замуж не пришлось выйти. Сватали, но не было согласия в вере, и не отдали замуж только из-за веры. Сын Огап и дочь Мария недолго жили: заболели и померли, и остались старые дедушка и бабушка.
Порфирий Иванович Птицын, (29.02.1893-11.01.1984)
Меня приказом перевели в Петроград. Но я проработал там месяц. Меня вытребовали на завод в г. Балаково к Мишину обратно работать контрол. 3-х" частей 2 1/2 г. И началась Октябрьская Революц. нас расчитали куда домой. И вот началось неведомое. Немного хорошего было, больше всего было плохова, безработица, голодные года разрухи, производство встало. Работал на мельнице 21 1/2 года пом. маш., моторист на маслозаводе, на лесопилке, на меломолке. Собралась артель ремонт. мастерс. 6 человек проработ. 1 1/2 года, артель распалась кто куда вот в ней мы и зделали по мотору самоделки, кто в лодки а я на молодьбу в село к крестьянам дело наладил заработ. больше ста пудов жить стало сытно. Потом ещё год работал на своем моторе, наработал капитал, купил молотил(ку) и движок посильнее 8 сил.
Но год вышел неурожайный, никто не нуждался в машинной молотьбе. Кончилась непманская политика, всё перевернулось верх дном разруха снова, недород, саботаж, хлеб крестьяне прятали. Что было у меня хлеба весь взяли, ни фунта не оставили и без копейки. Я до того хлеб сдал по твердой цене. Машину и молотилку взял Сталинский колхоз без копейки, как хош так и живи. Пришлось выехать из Хвалынска в Кашпир на стройку сланцеперегонного завода, проработал там 2 1/2 года. Получилось при пуске водопровода с Волги засорение трубы, попали щепки, кто-то плотничал щепки попали в горловину трубы, она была не закрыта, и нас монтажники, водопроводчики арестовали, сидел один месяц в Сызрани вместе с раскулаченными. Их отправили в ссылку на неожитые места, – а меня одного опрашивали и предложили работу агентом подпольным; и отпустили. Меня это возмутило, и я не стерпел обиду, подал заявлен., уволился. Назвали врагом народа, я уехал в Ульяновск (Хвалынск), проработал на мельнице 2 меся. Началась паспортизация, надо менять паспорт. Подал заявление в горисполком о восстанов. голоса. Восстановили, и я поехал молотить хлеб в село Усь-Кулатку[3]. Окончил, поступил работать в МТС в Мазу. Прораб. там зиму, подал заявл. в Союз и меня сразу уволили как лишенца. Когда получил справку и паспорт о восстановлен. голоса, поступил в МТС село Елшанку, проработал там 15 лет. Время было военное. Уволиться нельзя было военнообязанный. Заболел камнем в почке, работать не мог. Лечили – не вылечили, послали в Саратов, там дали II группу. Приехал домой, поступил сторожем на меломойку, пригласил бывший директор по полит. части. Просидел сторож. – 2 года, кажется, в трудовой книжке записано, кажется, так. Рядом работала столярная артель. Я перешёл к ним работать мотористом подороже и проработ. с год. Все артели объединили в комбинат, я стал работать инструментальщиком в шлакоблочном цехе – был он у меня на присмотре. Работал 2 года, попросили меня в столярный цех наладчиком станков. Работа не тяжёлая, здоровье укрепилось. Но года немолодые – много шума, производство увеличилось, работы стало много, и я уволился, кажется, на 68 году. Стаж был у меня более 40 лет. А когда увольнялся из МТС, я получал заработок был 50 р. в месяц. Мне в итоге подсчитали в райсобесе 45 р. пенсию. Вот так и получаю 46 р. с копейками. В МТСе много не давали зарабатывать, урезали. Сработаем 1 1/2 нормы, выпиш. за одну, война, некуда жаловаться. А вот теперь другое дело, дают зарабатывать и жить стало лучше в быту и продовольствии. Стали новые капиталисты. Иметь стали автомашины и протчее имущество. А мне тогда дали за личный труд и 3-х сильн. мотор притом всё сдал и получился шиш да ещё назвали врагом. Вот как получается. А всё это получилось. Зависть друзей, злолиходейство, что и делали зло как навтыкали палки в колеса моей жизни. Я до сих пор живу, а те злоумышленники давно подохли.
Вот так жилось, мож что и забыл, что спросить не у кого. Всё ушло в забытие времени.
Дедушка".
___________
[1] По новому стилю получилось 29 февраля, день рождения раз в четыре года.
