В Маленьком Городе чтили традиции, считали, что предки были не дурнее нас.
Например.
Когда младенец дорастал до активного ползания, следовало определить его судьбу.
Кстати, по-белорусски младенец – немаўлятка, тот, кто не умеет мовiць, то бишь говорить, люблю это слово.
Ну вот, приходили соседки, на расстеленное одеяло ставились принесённые ими и, значит, незнакомые дитёнку предметы, и зоркие тётки бдительно следили, к чему поползёт и что ухватит это самое немаўлятка.
Кошелёк – к богатству, молоток – работягой будет, зеркальце – красивым, очки – умным, карты – игроком, и так далее.

Семейная легенда гласила, что я бодро двинулась к книжке.
А что ж вы хотели, вздыхала бабушка, когда к десяти годам от безудержного при любой освещённости чтения я испортила глаза, что ж вы хотели, как предназначено, так и сложилось.
Много лет спустя выяснилось, что официальную версию слегка подкорректировали.
На самом деле всё произошло следующим образом.
На одеяло разбросали всякое добро, включая первый том Графа Монте-Кристо в скучном тёмно-зелёном переплёте, и вот, когда уже почти пошёл обратный отсчёт, припёрлась соседка Кравчиха и принесла с собой кнут, сплетённый из разноцветных ремешков.
Полугодом раньше в аналогичном квесте внучка Кравчихи выбрала молочный бидончик, то бишь путь её лежал в доярки.
Уязвлённая до самых глубин своей мелкой душонки Кравчиха решила, раз у нас так, то у вас ещё краше, логично рассудив, что шустрое немаўлятка потянется к яркому и необычному.
А стало быть, пасти Дуниной любимице коров и не надеяться на карьерный взлёт до доярки.
Но бабушка моя была отнюдь не проста.
Мгновенно сообразив, откуда и куда ветер дует, опустила меня на одеяло, обернулась к окну и вскрикнула, а кто это по двору ходит?!
Все тётки, включая Кравчиху, на секунду отвлеклись, но этой секунды бабушке хватило, чтобы направить меня в сторону от кнута.
Бабушке хотелось, чтоб внучка цапнула кошелёк, зеркальце и ещё что-нибудь со знаком плюс, но в тот момент было не до жиру.

Я благодарна бабушке.
Жаль только, что кошелёк не лежал рядом с Графом, увы, не повезло.

Одно время у меня было очень много работы, к вечеру голова отказывалась соображать.
А читать перед сном – привычка из детства.
И я полезла в какой-то самиздат в поисках чего-нибудь лёгкого и ненапряжного.
Детективчик там.
Или про то, как все поженились и жили долго и счастливо.
… В пароксизме безумно пламенеющей страсти Юлия выгнула спину аркой.
… Орки косоротились на Макса заходя сзади.
… Елисавета Петровна забыла об императорском достоинстве, хихикнула и бросилась к застывшему гусару, на ходу расшнуровывая корсет.
… Птицы пели вунесон Аниной любви.
… Джейни захохотала невзирая на кляп.
(Надо поискать, у меня где-то хранится объёмный файл с прекрасными цитатами.)

Так вот.
Читала и думала.
Может, лучше сидеть бы мне на пригорке, смотреть в небо, читать в нём птичьи следы и кричать страшным голосом, Зорька! куда пошла?! а ну назад!
И грозно щёлкать кнутом, сплетённым из белых, жёлтых и коричневых полосок тонкой кожи.

Когда читал новую книжку - ту самую, что на все лады рекламировали в журналах, на сайтах и даже по телику, - Мишка всё яснее ощущал присутствие чего-то чужеродного. Недоброго. Вот страх сформировался в плотный комок и начал будто бы перетекать в голову мальчику. Мишка понял, что, во-первых, это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень страшная книга. А во-вторых, если он не купит романа, то будет долго об этом жалеть. Опять-таки почему не выпендриться перед Антохой, лучшим другом? Ну а школьный завтрак... бог с ним.

Мишка выложил продавцу положенную сумму - весьма скромную, с учётом популярности романа, - схватил книжку и, игнорируя предложенный пакет, чуть ли не пулей вылетел из лавки. Большая перемена заканчивалась, и он уже опаздывал на урок.

На математику мальчишка примчался буквально секунды за три до звонка. Заполошный, сел за парту и принялся поспешно вытаскивать из портфеля учебник, тетрадку, ручку с карандашом. Учительница, Марья Петровна, как-то недобро глянула, но ничего не сказала. Антоха же наградил его любопытным взглядом, а когда Мишка коротко, тайно кивнул, взгляд превратился ещё и в завидующий.

Наконец, после вороха примеров и внушительного количества объяснялок, урок закончился, и дети, собрав вещи, выбежали на перемену. По-другому они, видимо, передвигаться не умели. Десять минут, конечно, маловато для знакомства с новейшим шедевром хоррора, да и двадцати, большой перемены, для того недостаточно, но хоть сколько-то.

- Купил, - хитро и с нетерпением произнёс Антоха.

Он был, разумеется, в курсе планов Мишки, тот сам ему всё сказал.

- Как будто тебе неинтересно почитать, - легко парировал Мишка.

- Да нет, интересно.

- Ты же сам и предложил сгонять за ней.

- Ага. Были бы деньги - сам бы приобрёл. Но мать даёт только на еду.

- Так мне тоже!

- Сравнил. Тебе дают больше моего.

- Ну и что?

- А то! Ты сэкономить можешь.

- Долго же я копил бы по рублю на свежее полиграфическое издание.

- И где ты научился этак философствовать и строить предложения? - Антоха подозрительно скосил глаза.

- Там же, где и ты! - И Мишка отвесил ему приятельскую, лёгкую оплеуху.

Они немного побузили, потом Мишка сказал:

- А чё со мной не пошёл?

- Простуда у меня.

- И в школу ходишь? Наверное, всё же не простуда, а воспаление хитрости.

- Да насморк, насморк у меня... Ой, да ну твои подколы.

- Ага-ага. Ох, ну да ладно. Хватит этих задушевных разговоров, не то потратим зря все десять минут, а это крайне мало.

- Насчёт экономии денег, - точно не услышал Антоха, - не понимаю. Ты и без того толстый, зачем тебе ещё в школе завтракать? Вообще не завтракал бы, пока учишься, - скупил бы всего Стайна.

- Толстым тем более нужно есть. То есть им как раз и нужно.

- А по-моему, наоборот: они всё равно что верблюды.

- Чего?

- Жир запасают, чего.

Мишка подумал выдать Антохе легковесную оплеуху, исключительно для порядка, однако передумал: короткое время переменки безостановочно и своевольно уплывало в никуда. И делало это гораздо быстрее, чем друзьям хотелось бы.

Они устроились у стенки, присели и раскрыли книгу. Кто-то - одноклассники и нет - проходил мимо, бросая косые взгляды на двух пареньков и недавно приобретённое "свежее полиграфическое издание".

- Гляди! - вдруг взволнованно произнёс Антоха. - Тут всё от руки написано. Хоть и читается.

- Ага, - со знанием дела подтвердил Мишка, пускай в магазине, когда рассматривал роман перед покупкой, и не обратил внимания на столь интересную деталь. - Любопытно, - заметил он, - кто переписывал текст?

- Негр, работающий в издательстве.

- И что он там делает?

- Сидит на привязи. А ты что думал? Работает, канеш!

- Да иди ты.

- Да сам ты иди.

Примерно с этого и начинались бесконечные "перепалки" и игровые ссоры друзей, но сейчас их внимание было сосредоточено на другом.

- "Мрак полночи, - взялся читать первую страницу Антоха, - вырывался из дыры в небе и, падая плотной массой, будто мощнейший водопад, захлёстывал улицы, немногочисленных прохожих, проникал в дома, топил в себе, безостановочно неся звук и запах смерти"... Ничего так написано.

- Ты дальше посмотри, там такой крутяк пойдёт.

- Расчленёнка? - с надеждой поинтересовался Антоха, поправляя очки.

Его толстый лучший друг рассмеялся.

- И не она одна, мой дражайший любитель отрубленных человеческих органов.

Они похихикали и перелистнули несколько страниц.

Выходных данных нигде не нашлось, но это мальчиков не смутило. Мало ли как оформили в издательстве книгу. В сегодняшнем мире выпускали столько оригинального и нестандартного, причём эта "зараза" проникла в мир материального слова в той же степени, что и в электронную литературу. Книги с кожаными обложками, мерцающие, светящиеся, с металлическими вставками, рисунками повсюду, прыгающими и скачущими буквами, резным контуром страниц, загадочным, а иногда мистическим и вовсе даже непонятным оформлением...

Однако эта книжка-страшилка переплюнула их все: что говорить, написана-то от руки (хоть Мишка почти готов был побиться об заклад: вначале, когда он просматривал её перед покупкой, текст был печатный). По его личному уверенностеметру, вероятность не насчитывала ста процентов, но оказалась весьма и весьма велика.

А помимо рукописных букв, цифр и знаков имелись и прочие странности-несуразности: например, нигде не указали тираж и переводчика. Или это не переводной роман? Да невозможно! В России настолько крутых вещей не делают... По крайней мере, не делали раньше. А название?

- Слушай, как книженция называется-то? - спросил вечно любопытный Антоха.

- А я знаю, - привычно бросил Мишка в ответ.

- Вроде "Помутнение".

- Не, это Филип Дик.

- Точно?

- А то!

- Тогда, может, "Помрачение"?

- Что? А, да. Наверное.

Они посмотрели обложку, названия на ней издательство не поместило. Ни названия, ни автора. Парнишки открыли первые страницы: и тут не указаны ни титул, ни автор романа. Сразу же, с листа, что шёл следом за обложкой, начинался собственно текст.

- А куда подевалось имя писателя? - в пустоту вопросил Мишка.

В пустоту, потому что звонок уж отзвенел и все ребята скрылись в классе, готовые с неохотой приступить ко второму по счёту уроку математики.

- Откуда я знаю, куда оно подевалось.

- А вдруг это подделка?

- В официальной-то продаже?

- Ну и что?! Так-то, знамо дело, заработать проще! В магазине, которому все доверяют.

- Хм-м... А в этом есть смысл.

- Но имя автора, название и прочее... их абсолютно точно не было?

Мишка молча пожал плечами. К нему снова вернулось то чувство: не осознаваемого до конца, а потому неконтролируемого, но всепоглощающего, предельно жуткого страха. Он попытался оторвать взгляд от страницы - и не смог. Глаза читали будто бы сами собой, губы же шевелились им в такт.

- А текст, - продолжал Антоха, как и его друг, потерявший счёт времени. - Что если сначала он был печатным, а потом...

Антоха ждал реакции Мишки. Только Мишка молчал, не откликаясь привычным "Что "потом"?". Антоха подозрительно скосился на Мишку - и закричал. Лицо друга превратилось в гнойную, полуразложившуюся маску. Поблёскивала верхняя часть черепа без кожи, в кровавых потёках. Одежду паренька будто бы опалило пламя, заставив почернеть и осыпаться пеплом. Плотные бока Мишки, его отличительная, узнаваемая особенность, исчезли без следа, и сейчас на Антоху взирало не просто полумёртвое или вовсе дохлое чудище, лишь очень и очень отдалённо напоминающее друга и соратника по играм, увлечениям и жизни. Нет, на него глядело мутными слизистыми глазами нечто совершенно чуждое.

Из класса вышла Марья Петровна, чтобы позвать Антоху с Мишкой на урок. На лице учительницы было написано недовольное выражение. Её рот уже раскрылся, готовый выбросить в мир необходимые слова, но в горле внезапно пересохло. Подавившись собственной, так и оставшейся непроизнесённой фразой, учительница стала задыхаться.

Антоха поднёс к лицу руки, загораживаясь от нарождающегося кошмара.

Но ЕГО уже было не остановить.

Руки Антохи превратились во что-то склизкое, зелёное, бесформенное, истекающее расплавленной кожей, мясом, костями.

Чей-то крик вырвался на вволю и, взлетев до высочайших нот, вознёсся до потолка. И распространился словно бы повсюду.

Книжка упала на пол.

В пустом школьном коридоре стояла полная, неизбывная ночь. И в ней злобно сверкали мрачными и злобными глазюками все чудовища из свежеопубликованного романа.

На полу лежала книжка.

Антоха обернулся... в последней надежде он обернулся, ища взглядом роман, прежде чем руки и лапы, и ветки, и щупальца с ложноножками, волосатые, лысые, вонючие, омерзительные, схватили его и потащили к себе. То ли на обряд инициации, то ли в качестве поживы, то ли... то ли... Другие варианты были слишком ужасными.

Антоха истошно кричал и вырывался. И искал, искал взглядом книжку!

Книжки нигде не было.

Авторский перевод от Василия Телова

Сообщество с авторскими переводами: Cyanide and Happiness

Иногда писатели в детских книгах затрагивают весьма печальные темы, чтобы приучить детей к мыслям о том, что по мере взросления, определённых трудностей не избежать, что в мире есть зло и не всегда легко удаётся ему противостоять. Интересно, что взрослые, читая эти книги, проникаются ими гораздо сильнее, чем дети.