Егор Яковлев о книге "Американская модель Гитлера"
Егор Яковлев о книге "Американская модель Гитлера"
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626792
Егор Яковлев о книге "Американская модель Гитлера"
https://oper.ru/news/read.php?t=1051626792
4 августа 1914 года, вскоре после начала Первой мировой войны, пара германских супругов произвела на свет мальчика.
Спустя некоторое время семья эмигрировала в США. Там ребёнок вырос и работал типографским наборщиком...
...а прославился в 1938 году, когда совпали два события.
Во-первых, его имя было опубликовано в телефонном справочнике Филадельфии. Читатели приняли это за шутку.
Во-вторых, мужчина вчинил иск таксомоторной компании — и выиграл. Как указано в постановлении суда, таксисты пошли на мировую, поскольку путались в полном имени истца. Оно диковато выглядит даже в сокращении — Адольф Блейн Вольфшлегельштейнхаузенбергердорф, а целиком записывалось так:
Adolph Blaine Charles David Earl Frederick Gerald Hubert Irvin John Kenneth Lloyd Martin Nero Oliver Paul Quincy Randolph Sherman Thomas Uncas Victor William Xerxes Yancy Zeus Wolfeschlegelsteinhausenbergerdorffwelchevoralternwarengewissenhaftschaferswessenschafewarenwohlgepflegeundsorgfaltigkeitbeschutzenvonangreifendurchihrraubgierigfeindewelchevoralternzwolftausendjahresvorandieerscheinenvanderersteerdemenschderraumschiffgebrauchlichtalsseinursprungvonkraftgestartseinlangefahrthinzwischensternartigraumaufdersuchenachdiesternwelchegehabtbewohnbarplanetenkreisedrehensichundwohinderneurassevonverstandigmenschlichkeitkonntefortpflanzenundsicherfreuenanlebenslanglichfreudeundruhemitnichteinfurchtvorangreifenvonandererintelligentgeschopfsvonhinzwischensternartigraum.
Эта версия фигурирует в Книге рекордов Гиннесса как самое длинное личное имя за всю историю.
Замысловатые родители наборщика из Филадельфии вписали в его метрику двадцать семь имён, каждое из которых начиналось на новую букву английского алфавита. Имена были расставлены в алфавитном порядке. Фамилия состояла из одного слова. Количество букв было предметом споров, поскольку зависело от способа записи — немецкого или английского.
Носитель имени позволял себе подписываться коротко: Hubert B. Wolfe + 666, Sr., имея в виду, что за начальными буквами следуют ещё шестьсот шестьдесят шесть и что он старший в роду. Но требовал правильно писать фамилию на счетах, иначе отказывался оплачивать коммунальные услуги.
В 1964 году в США провели цифровизацию страховых полисов. Сверхмощный по тем временам компьютер IBM не смог обработать полис Хьюберта: документ пришлось заполнять вручную.
Чемпион прожил до 1997 года и в старости сократил свою подпись до "Вульф+585, старший", а в переписке стал использовать два имени и фамилию всего-то из тридцати пяти букв: Hubert Blaine Wolfeschlegelsteinhausenbergerdorff.
То ли устал, то ли просто наигрался.
The Shoreline at Sunset
Copyright © 1959 by Ray Bradbury
Берег на закате
© Нора Галь, перевод, 1973
По колено в воде, с выброшенным волной обломком доски в руках, Том прислушался.
Вечерело, из дома, что стоял на берегу, у проезжей дороги, не доносилось ни звука. Там уже не стучат ящики и дверцы шкафов, не щелкают замки чемоданов, не разбиваются в спешке вазы: напоследок захлопнулась дверь - и все стихло.
Чико тряс проволочным ситом, просеивая белый песок, на сетке оставался урожай потерянных монет. Он помолчал еще минуту, потом, не глядя на Тома, сказал:
- Туда ей и дорога.
Вот так каждый год. Неделю или, может быть, месяц из окон их дома льется музыка, на перилах веранды расцветает в горшках герань. Двери и крыльцо блестят свежей краской. На бельевой веревке полощутся на ветру то нелепые пестрые штаны, то модное узкое платье, то мексиканское платье ручной работы - словно белопенные волны плещут за домом. В доме на стенах картинки «под Матисса» сменяются подделками под итальянский Ренессанс. Иногда, поднимая глаза, видишь - женщина сушит волосы, будто ветер развевает ярко-желтый флаг. А иногда флаг черный или медно-красный. Женщина четко вырисовывается на фоне неба, иногда она высокая, иногда маленькая. Но никогда не бывает двух женщин сразу, всегда только одна. А потом настает такой день, как сегодня…
Том опустил обломок на все растущую груду плавника неподалеку от того места, где Чико просеивал миллионы следов, оставленных ногами людей, которые здесь отдыхали и развлекались и давно уже убрались восвояси.
- Чико… Что мы тут делаем?
- Живем как миллионеры, парень.
- Что-то я не чувствую себя миллионером, Чико.
- А ты старайся, парень.
И Тому представилось, как будет выглядеть их дом через месяц: из цветочных горшков летит пыль, на стенах следы снятых картинок, на полу ковром - песок. От ветра комнаты смутно гудят, точно раковины. И ночь за ночью, всю ночь напролет, каждый у себя в комнате, они с Чико будут слушать, как набегает на бесконечный берег косая волна и уходит все дальше, дальше, не оставляя следа.
Том чуть заметно кивнул. Раз в год он и сам приводил сюда славную девушку, он знал: наконец-то он нашел ее, настоящую, и совсем скоро они поженятся. Но его девушки всегда ускользали неслышно еще до зари - каждая чувствовала, что ее приняли не за ту и ей не под силу играть эту роль. А приятельницы Чико уходили с шумом и громом, поднимали вихрь и смерч, перетряхивали на пути все до последней пылинки, точно пылесосы, выдирали жемчужинку из последней ракушки, утаскивали все, что только могли, совсем как зубастые собачонки, которых иногда, для забавы, ласкал и дразнил Чико.
- Уже четыре женщины за этот год.
- Ладно, судья, - Чико ухмыльнулся. - Матч окончен, проводи меня в душ.
- Чико… - Том прикусил нижнюю губу, договорил не сразу:
- Я вот все думаю. Может, нам разделиться?
Чико молча смотрел на него.
- Понимаешь, - заторопился Том, - может, нам врозь больше повезет.
- Ах, черт меня побери, - медленно произнес Чико и крепко стиснул ручищами сито. - Послушай, парень, ты что, забыл, как обстоит дело? Мы тут доживем до двухтысячного года. Мы с тобой два старых безмозглых болвана, которым только и осталось греться на солнышке. Надеяться нам не на что, ждать нечего - поздно, Том. Вбей себе это в башку и не болтай зря.
Том проглотил комок, застрявший в горле, и в упор посмотрел на Чико.
- Я, пожалуй, на той неделе уйду…
- Заткнись! Заткнись и знай работай.
Чико яростно тряхнул ситом, в котором набралось сорок три цента мелочью по полпенни, пенни и даже десятицентовики. Невидящими глазами он уставился на свою добычу, монетки поблескивали на проволочной сетке, точно шарики китайского бильярда.
Том замер недвижно, затаил дыхание.
Казалось, оба чего-то ждали.
И вот оно случилось.
- А-а-а…
Издали донесся крик.
Оба медленно обернулись.
Отчаянно крича и размахивая руками, к ним бежал по берегу мальчик. И в голосе его было что-то такое, от чего Тома пробрала дрожь. Он обхватил себя руками за плечи и ждал.
- Там… там…
Мальчик подбежал, задыхаясь, ткнул рукой назад вдоль берега.
- …женщина… у Северной скалы… чудная какая-то!
- Женщина?! - воскликнул Чико и захохотал. - Нет уж, хватит!
- А чем она чудная? - спросил Том.
- Не знаю! - Глаза у мальчишки были совсем круглые от страха. - Вы подите поглядите! Страсть какая чудная!
- Утопленница, что ли?
- Может, и так. Выплыла и лежит на берегу, вы сами поглядите… чудно… - Мальчишка умолк. Опять обернулся в ту сторону, откуда прибежал. - У нее рыбий хвост.
Чико засмеялся:
- Мы пока еще трезвые.
- Я не вру! Честное слово! - мальчик нетерпеливо переступал с ноги на ногу. - Ох, пожалуйста, скорей!
Он бросился было бежать, но почувствовал, что они за ним не идут, и в отчаянии обернулся.
Неожиданно для себя Том выговорил непослушными губами:
- Навряд ли мальчишка бежал в такую даль, только чтоб нас разыграть.
- Бывает, и не из-за таких пустяков бегают, - возразил Чико.
- Ладно, сынок, иду, - сказал Том.
- Спасибо. Ой, спасибо, мистер!
И мальчик побежал дальше. Пройдя шагов тридцать, Том оглянулся. Чико, щурясь, смотрел ему вслед, потом пожал плечами, устало отряхнул руки от песка и поплелся за ним.
Они шли на север по песчаному берегу, в предвечернем свете видны были морщинки, прорезавшиеся на загорелых лицах вокруг блеклых, выцветших на солнце глаз; оба казались моложе своих лет, в коротко остриженных волосах седина незаметна. Дул свежий ветер, волны океана с протяжным гулом бились о берег.
- А вдруг это правда? - сказал Том. - Вдруг мы придем к Северной скале, а там волной и впрямь что-то такое вынесло?
Но Чико еще не успел ответить, а Том был уже далеко, мысли его унеслись к иным берегам, где полным-полно гигантских крабов, где на каждом шагу - луна-рыба и морские звезды, бурые водоросли и редкостные камни. Не раз ему случалось толковать про то, сколько удивительных тварей живет в море, и теперь, в мерном дыхании прибоя, ему слышались их имена. Аргонавты, нашептывали волны, треска, сайда, сарган, устрица, линь, морской слон, нашептывали они, лосось и камбала, белуга, белый кит и касатка, и морская собака… удивительные у них имена, и всегда стараешься представить себе, какие же они все с виду. Быть может, никогда в жизни не удастся подсмотреть, как пасутся они на соленых лугах, куда не смеешь ступить с безопасной твердой земли, а все равно они там, и эти имена, и еще тысячи других вызывают перед глазами удивительные образы. Смотришь - и хочется стать птицей и фрегатом с могучими крыльями, что улетает за тридевять земель и возвращается через годы, повидав все моря и океаны.
- Ой, скорее! - мальчишка опять подбежал к Тому, заглянул в лицо. - Вдруг она уплывет!
- Не трепыхайся, малец, поспокойнее, - посоветовал Чико.
Они обогнули Северную скалу. За нею стоял еще один мальчик и неотрывно глядел на песок.
Быть может, краешком глаза Том увидел на песке такое, на что не решился посмотреть прямо, и он уставился на этого второго мальчишку. Мальчик был бледен и, казалось, не дышал. Изредка он словно спохватывался, переводил дух, и взгляд его на миг становился осмысленным, но потом опять упирался в то, что лежало на песке, и чем дольше он смотрел, тем растерянней, ошеломленней становилось его лицо и опять стекленели глаза. Волна плеснула ему на ноги, намочила теннисные туфли, а он не шевельнулся, даже и не заметил.
Том перевел взгляд с лица мальчика на песок. И тотчас у него самого лицо стало такое же, как у этого мальчика. Руки, повисшие вдоль тела, напряглись, сжались кулаки, губы дрогнули и приоткрылись, и светлые глаза словно еще больше выцвели от того, что увидели и пытались вобрать.
Солнце стояло совсем низко, еще десять минут - и оно скроется за гладью океана.
- Накатила большая волна и ушла, а она тут осталась, - сказал первый мальчик.
На песке лежала женщина.
Ее волосы, длинные-длинные, протянулись по песку, точно струны огромной арфы. Вода перебирала их пряди, поднимала и опускала, и каждый раз они ложились по-иному, чертили иной узор на песке. Длиною они были футов пять, даже шесть, они разметались на твердом сыром песке, и были они зеленые-зеленые. Лицо ее…
Том и Чико наклонились и смотрели во все глаза. Лицо будто изваяно из белого песка, брызги волн мерцают на нем каплями летнего дождя на лепестках чайной розы. Лицо - как луна средь бела дня, бледная, неправдоподобная в синеве небес. Мраморно-белое, с чуть заметными синеватыми прожилками на висках. Сомкнутые веки чуть голубеют, как будто сквозь этот тончайший покров недвижно глядят зрачки и видят людей, что склонились над нею и смотрят, смотрят… Нежные пухлые губы, бледно-алые, как морская роза, плотно сомкнуты. Белую стройную шею, белую маленькую грудь, набегая, скрывает и вновь обнажает волна - набежит и отхлынет, набежит и отхлынет… Розовеют кончики грудей, белеет тело - белое-белое, ослепительное, точно легла на песок зеленовато-белая молния. Волна покачивает женщину, и кожа ее отсвечивает, словно жемчужина.
А ниже эта поразительная белизна переходит в бледную, нежную голубизну, а потом бледно-голубое переходит в бледно-зеленое, а потом в изумрудно-зеленое, в густую зелень мхов и лип, а еще ниже сверкают, искрятся темно-зеленый стеклярус и темно-зеленые цехины, и все это струится, переливается зыбкой игрой света и тени и заканчивается разметавшимся на песке кружевным веером из пены и алмазов. Меж двумя половинами этого создания нет границы, женщина-жемчужина, светящаяся белизной, вся из чистейшей воды и ясного неба, неуловимо переходит в существо, рожденное скользить в пучинах и мчаться в буйных стремительных водах, что снова и снова взбегают на берег и каждый раз пытаются, отпрянув, увлечь ее за собой в родную глубь. Эта женщина принадлежит морю, она сама - море. Они - одно, их не разделяет и не соединяет никакой рубец или морщинка, ни единый стежок или шов; и кажется - а быть может, не только кажется, - что кровь, которая струится в жилах этого создания, опять и опять переливается в холодные воды океана и смешивается с ними.
- Я хотел звать на помощь, - первый мальчик говорит чуть слышно. - А Прыгун сказал, она мертвая, ей все равно не поможешь. Неужто померла?
- А она и не была живая, - вдруг сказал Чико, и все посмотрели на него. - Ну да, - продолжал он. - Просто ее сделали для кино. Натянули резину на проволочный каркас, да и все. Это кукла, марионетка.
- Ой, нет! Она настоящая!
- Наверно, и фабричная марка где-нибудь есть, - сказал Чико. - Сейчас поглядим.
- Не надо! - охнул первый мальчик.
- Фу, черт…
Чико хотел перевернуть тело, но, едва коснувшись его, замер. Опустился на колени, и лицо у него стало какое-то странное.
- Ты что? - спросил Том.
Чико поднес свою руку к глазам и недоуменно уставился на нее.
- Стало быть, я ошибся… - ему словно не хватало голоса. Том взял руку женщины повыше кисти.
- Пульс бьется.
- Это ты свое сердце слышишь.
- Ну, не знаю… а может… может быть…
На песке лежала женщина, и выше пояса вся она была как пронизанный луною жемчуг и пена прилива, а ниже пояса блестели, и вздрагивали под дыханием ветра и волн, и наплывали друг на друга черные с прозеленью старинные монеты.
- Это какой-то фокус! - неожиданно выкрикнул Чико.
- Нет-нет! - так же неожиданно Том засмеялся. - Никакой не фокус! Вот здорово-то! С малых лет мне не было так хорошо!
Они медленно обошли вокруг женщины. Волна коснулась белой руки, и пальцы едва заметно дрогнули, будто поманили. Будто она звала и просила: пусть придет еще волна, и еще, и еще… пусть поднимет пальцы, ладонь, руку до локтя, до плеча, а там и голову, и все тело, пусть унесет ее всю назад, в морскую глубь.
- Том… - начал Чико и запнулся, потом договорил: - Ты бы сходил, поймал грузовик.
Том не двинулся с места.
- Слыхал, что я говорю?
- Да, но…
- Чего там «но»? Мы эту штуку продадим куда-нибудь, уж не знаю… в университет, или в аквариум на Тюленьем берегу, или… черт возьми, да почему бы нам самим ее не показывать? Слушай… - он потряс Тома за плечо. - Езжай на пристань. Купи триста фунтов битого льда. Ведь если что выловишь из воды, всегда надо хранить во льду, верно?
- Не знаю, не думал про это.
- Так вот, подумай. Да пошевеливайся!
- Не знаю, Чико.
- Чего тут не знать? Она настоящая, верно? - Чико обернулся к мальчикам. - Вы ж сами говорите, что она настоящая, верно? Так какого беса мы все ждем?
- Чико, - сказал Том, - ты уж лучше ступай за льдом сам.
- Надо ж кому-то остаться и приглядеть, чтоб ее отсюда не смыло!
- Чико, - сказал Том. - Уж не знаю, как тебе объяснить. Неохота мне добывать этот твой лед.
- Ладно, сам поеду. А вы, ребята, подгребите побольше песка, чтоб волны до нее не доставали. Я вам за это дам по пять монет на брата. Ну, поживей!
Смуглые лица мальчиков стали красновато-бронзовыми от лучей солнца, которое краешком уже коснулось горизонта. И глаза их, устремленные на Чико, тоже были цвета бронзы.
- Чтоб мне провалиться! - сказал Чико. - Эта находка получше серой амбры. - Он взбежал на ближнюю дюну, крикнул оттуда:
- А ну, давайте работайте! - и исчез из виду.
А Том и оба мальчика остались у Северной скалы рядом с женщиной, одиноко лежащей на берегу, и солнце на западе уже на четверть скрылось за горизонтом. Песок и женщина стали как розовое золото.
- Махонькая черточка - и все, - прошептал второй мальчик. Ногтем он тихонько провел у себя по шее. И кивнул на женщину. Том опять наклонился и увидел под твердым маленьким подбородком справа и слева чуть заметные тонкие линии - здесь были раньше, может быть давно, жабры; сейчас они плотно закрылись, и их едва можно было различить.
Он всмотрелся в ее лицо, длинные пряди волос лежали на песке, словно лира.
- Красивая, - сказал он.
Мальчики, сами того не замечая, согласно кивнули.
Позади них с дюны шумно взлетела чайка. Мальчики ахнули, порывисто обернулись.
Тома пробирала дрожь. Он видел, что и мальчиков трясет. Где-то рявкнул автомобильный гудок. Все испуганно мигнули. Поглядели вверх, в сторону дороги.
Волна плеснула на тело, окружила его прозрачной водяной рамкой.
Том кивнул мальчикам, чтоб отошли в сторону.
Волна приподняла тело, сдвинула его на дюйм вверх по берегу, потом на два дюйма - вниз, к воде.
- Набежала новая волна, сдвинула тело на два дюйма вверх, потом уходя, на шесть дюймов - вниз, к воде.
- Но ведь… - сказал первый мальчик.
Том покачал головой.
Третья волна снесла тело на два фута ближе к краю воды. Следующая сдвинула его еще на фут ниже, на мокрую гальку, а три нахлынувшие следом - еще на шесть футов.
Первый мальчик вскрикнул и кинулся к женщине. Том перехватил его на бегу, придержал за плечо. Лицо у мальчишки стало растерянное, испуганное и несчастное.
На минуту море притихло, успокоилось. Том смотрел на женщину и думал - да, настоящая, та самая, моя… но… она мертва. А может, и не мертва, но если останется здесь - умрет.
- Нельзя ее упустить, - сказал первый мальчик. - Никак, ну никак нельзя!
Второй мальчик шагнул и стал между женщиной и морем.
- А если оставим ее у себя, что будем с ней делать? - спросил он, требовательно глядя на Тома.
Первый напряженно думал.
- Мы… мы… - запнулся, покачал головой. - Ах ты, черт!
Второй шагнул в сторону, освобождая женщине путь к морю. Нахлынула огромная волна. А потом она схлынула, и остался один только песок, и на нем - ничего. Белизна, черные алмазы, струны большой арфы - все исчезло.
Они стояли у самой воды - взрослый и двое мальчишек - и смотрели вдаль… а потом позади, на дюнах, взревел грузовик. Солнце зашло.
Послышались тяжелые торопливые шаги по песку и громкий сердитый крик.
В грузовичке на широких колесах они долго ехали по темнеющему берегу и молчали. Мальчики сидели в кузове на мешках с битым льдом. Потом Чико стал ругаться, он ругался вполголоса, без устали, поминутно сплевывая за окошко.
- Триста фунтов льда. Триста фунтов!! Куда я теперь его дену? И промок насквозь, хоть выжми. Я-то сразу нырнул, плавал, искал ее, а ты и с места не двинулся. Болван, разиня! Вечно все испортит! Вечно одно и то же! Пальцем не шевельнет, стоит столбом, хоть бы сделал что-нибудь, так нет же, только глазами хлопает!
- Ну, а ты что делал, скажи на милость? - устало сказал Том, не поворачивая головы. - Ты-то тоже верен себе, вечно та же история. На себя поглядел бы.
Они высадили мальчиков возле их лачуги на берегу. Младший сказал так тихо, что еле можно было расслышать сквозь шум ветра:
- Надо же, никто и не поверит…
Они поехали берегом дальше, остановили машину. Чико минуты три сидел, не шевелясь, потом кулаки его, стиснутые на коленях, разжались, и он фыркнул:
- Черт подери. Пожалуй, так оно к лучшему. - Он глубоко вздохнул. - Я сейчас подумал. Забавная штука. Годиков эдак через тридцать среди ночи вдруг зазвонит у нас телефон. Вот эти самые парнишки, только они уже выросли, выпивают где-нибудь там в баре, и вот один звонит нам по междугородному. Среди ночи звонит, понадобилось им задать один вопрос. Это, мол, все правда, верно ведь? Это, мол, на самом деле было, верно? Случилось с нами со всеми такое когда-то там, в девятьсот пятьдесят восьмом? А мы с тобой сидим на краю постели, ночь ведь, и отвечаем: верно, ребятки, все чистая правда, было с нами такое дело в пятьдесят восьмом году. И они скажут - вот спасибо! А мы им: не стоит благодарности, всегда к вашим услугам. И мы все распрощаемся. А еще годика через три, глядишь, парнишки опять позвонят.
Вдвоем они сидели в темноте на ступенях крыльца.
- Том.
- Что?
Чико договорил не сразу:
- Том… на той неделе ты не уедешь.
Том задумался, сжимая в пальцах давно погасшую сигарету. И понял, никуда он теперь отсюда не уйдет. Нет, и завтра, и послезавтра, и каждый день, каждый день он будет спускаться к воде, и кидаться в темные провалы под высокие, изогнутые гребни волн, и плавать среди зеленых кружев и слепящих белых огней. Завтра, послезавтра, всегда.
- Верно, Чико. Я остаюсь.
И вот на берег, что протянулся на тысячу миль к северу и на тысячу миль к югу, надвигается нескончаемая извилистая вереница серебряных зеркал. Ни единого дома не отражают они, ни единого дерева, ни дороги, ни машины, ни хотя бы человека. В них отражается лишь безмолвная, невозмутимая луна, и тотчас они разбиваются, разлетаются мириадами осколков и покрывают весь берег зыбкой тускнеющей пеленой. Ненадолго море темнеет, готовясь выдвинуть новую вереницу зеркал на диво этим двоим, а они все сидят на песке и смотрят, смотрят не мигая и ждут.
«Миры Рэя Брэдбери». Т. 4. «Лекарство от меланхолии», 1997г.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
В 1867 году Россия продала Северо-Американским Соединённым Штатам территории Русской Америки на Аляске и южнее — вплоть до острова с фортом Росс всего в 700 км от Лос-Анджелеса, Калифорния.
Логика канцлера князя Александра Михайловича Горчакова и правившего тогда императора Александра Второго понятна. Они предпочли получить деньги, а не войну на другом континенте, где у России не было ни сильного флота, ни сухопутных вооружённых сил, достаточных для ведения широкомасштабных боевых действий...
...а воевать было за что, кроме собственно территорий с богатейшими рыболовными и охотничьими угодьями. Вскоре на Аляске, а особенно к западу — на землях современной Канады, в бассейне реки Клондайк, — были обнаружены промышленные залежи золота.
В 1897 году началась так называемая "золотая лихорадка". На Клондайк ринулись желающие быстро разбогатеть и готовые для этого потрудиться. Золотоискатели были пёстрой толпой из крестьян, рабочих, отставных военных, люмпенов, интеллигенции, беглых преступников... Они представляли всю палитру тогдашнего североамериканского общества. Само собой, за золотом отправлялись мужчины, оставляя семьи дожидаться скорого богатства.
Увы, надежды подавляющего большинства охотников за удачей не сбылись. Немногие могли представить себе предстоящие трудности, ещё меньше было способных эти трудности преодолеть. Статистическая картина "золотой лихорадки" выглядела так:
— 1'000'000 человек оформили лицензию на поиски золота;
— 100'000 человек действительно отправились на Клондайк;
— 60'000 человек повернули назад, не достигнув Клондайка, или погибли в пути;
— 40'000 человек прибыли добрались в городок Доусон у истоков Клондайка и оформили заявки на разработку золотоносных участков;
— 4'000 человек сумели найти золото.
Счастливчиков оказалось 0.4% от общего числа заболевших "золотой лихорадкой", 4% от числа совершивших попытку разбогатеть и 10% от числа приступивших к работе.
Это распределение стоит учитывать при занятии любым делом — от бизнеса до литературы. Кстати, писателей вдохновляла тема "золотой лихорадки": о ней писали Джек Лондон, Брет Гарт, Жюль Верн, Джеймс Кервуд, Роберт Сервис, Луи Рукетт и многие другие. Кинофильмам и сериалам о событиях на Клондайке тоже нет числа.
Интересная история о современном наследии массового психоза конца XIX века есть в книге "Антиокучинг. Как НЕ НАДО писать":
В 1981 году в баре Sourdough Saloon, что на углу Квин-стрит и Второй авеню канадского города Доусон, подгулявший шахтёр выпил очередную порцию рома и проглотил большой палец человеческой ноги, который плавал в напитке. [...]
История уходит корнями в 1920-е годы. Торговец ромом Луи Линкен вёз в Доусон свой товар, попал в снежную бурю и отморозил пальцы на ногах. Спасая Луи от гангрены, его спутник, родственник и бизнес-партнёр Отто Линкен охотничьим ножом ампутировал пальцы. Их заспиртовали в бутылке рома.
Жутковатый сувенир передавался по наследству в течение полувека. К началу 1980-х им завладел хозяин бара Sourdough Saloon, капитан Дик Стивенсон — гений маркетинга. Он превратил пальцы, пропитанные ромом пятидесятилетней выдержки, в главный ингредиент фирменного коктейля и придумал особый ритуал. Тот, кто заказал коктейль с пальцем, должен был выпить ром, а палец подержать во рту и вернуть бармену.
Желающих оказалось неожиданно много, бар стал местной достопримечательностью, коктейль шёл нарасхват. Пьяный шахтёр, который проглотил палец в 1981-м, просто немного перестарался.
С тех пор в баре действует упрощённый ритуал. Заказавшему фирменный коктейль достаточно коснуться губами пальца, плавающего в роме: держать его во рту не надо. И всё же восемь из десяти пальцев Луи Линкена постепенно были проглочены или украдены посетителями. Не спас даже штраф — пятьсот долларов. Завсегдатаи бара помнят, как в 2013 году нахальный гость выпил коктейль, демонстративно проглотил палец и без возражений уплатил пять сотен. Хозяин увеличил штраф до двух с половиной тысяч, и на последние два пальца больше никто не покушался.
Впрочем, ходят слухи, что настоящих пальцев Линкена уже не осталось и бармен подкладывает в коктейль чьи-то чужие пальцы, а ещё — что эти пальцы жертвуют члены клуба, состоящего из отведавших Sourtoe Cocktail и таким образом прошедших посвящение. Так или иначе каждый, кто выпил фирменный коктейль, получает клубный сертификат.
Похоже, за минувшие больше чем сто лет люди в тех краях не сильно изменились. А на снимке, сделанном в 1897 году, — очередь больных "золотой лихорадкой", которые желают оформить лицензию на добычу золота
🎷 Росс Макдоналд. Серия рассказов: детектив Лу Арчер 🎷
Жанр: классический американский детектив/нуар
Лу Арчер — калифорнийский частный детектив, главный герой одноимённой детективной серии американского писателя Росса Макдональда. Цикл рассказов с участием Арчера — это образцовый, но нетипичный пример детектива американской школы. В пику привычным и даже обязательным для жанра сценам насилия, секса и употребления алкоголя и наркотиков, здесь — бесстрастное отношение к пагубным страстям, отказ от потребительского отношения к женщине, а также высокий стиль изложения и обилие отсылок к классической литературе.
✅ Классик американского детектива, по-умолчанию входящий в обязательную программу жанра.
🔎 Автор цикла о Лу Арчере — демобилизованном с тихоокеанских фронтов ветерана, ведущего карьеру частного детектива.
🍷 Исследователь закулисья образа жизни американской богемы и творческой «элиты нации».
▶️ Рассказ: «Золотистая блондинка»; номер в серии: 9/9 ⤵️⤵️⤵️
Некий Николас Немо нанимает частного детектива Лу Арчера в качестве охранника. Главный герой прибывает по адресу, и его встречает брат заказчика. Вместе они направляются в дом Николаса, однако по прибытии обнаруживают следы недавнего преступления, и застают последние секунды жизни Немо старшего.
▶️ ПЛЕЙЛИСТ ЦИКЛА РАССКАЗОВ по ссылке ⤵️
https://www.youtube.com/playlist?list=PLtWEfNbbeeeFMkG61GayE...
Исполнитель и звукорежиссёр: Александр Степной.
Больше озвучек — в серях постов в профиле пикабушника!
Подписывайся! 😎
На этой фотографии, предоставленной Университетом штата Вермонт, изображен кот Макс, стоящий перед Вудрафф-холлом в Каслтонском университете штата Вермонт
Кот Макс из США получил почётную учёную степень за активное участие в жизни университета Вермонта. Коту присудили звание доктора литературы в честь предстоящего выпускного вечера.
Кампус университета Вермонта принял решение наградить Макса за его доброжелательность, поскольку тот уже долгое время является неотъемлемой частью университетской семьи.
Макс проживает вместе со своими хозяевами в доме, который находится рядом с главным входом в университет. Он часто посещает кампус и общается со студентами. Как рассказала хозяйка кота Эшли Доу, Макс провел в университете около четырёх лет. Студенты делают с ним селфи, и ему нравится проводить экскурсии с абитуриентами.
Студенты называют Эшли мамой Макса, а выпускники, приезжая в город, иногда навещают её, чтобы узнать, как дела у кота. Однако Макс не будет присутствовать на выпускном вечере — документы передадут Эшли позже.
Все фотографии предоставлены Университетом штата Вермонт. Источник
В США не запрещают книги со времен судебного процесса по поводу "Улисса" (завершился в 1933 году). Да и "Улисса" запрещали лишь импортировать или распространять государственной почтой.
Когда говорят, будто в США запретили "Хижину дяди Тома" и "Убить пересмешника", имеется в виду, что те или иные роно принимали решение убрать эти произведения из программ. Общей программы, даже приблизительной, в США нет, так что какие книги проходить - остается на усмотрение либо роно, либо учителя. Роно постоянно вводят и выводят из программ разные произведения, но иногда они обосновывают решение тем, что ранее изучавшаяся книга чем-то плоха: либо герои педерасты, либо наоборот нет педерастов, либо негры показаны слишком уж слабохарактерными, а "хорошие белые" выступают в роли спасителей...
В таких случаях говорят о "запрете" книг.
Ромена Гари в школах США проходить не принято. Может, единицы учителей и проходят его со школьниками, но средний американец даже не слышал о таком. Не то что в школах, но и в книжных магазинах и библиотеках его найти непросто. Например, в нашей библиотечной сети на 20 миллионов книг есть всего 11 изданий Гари. Из них только четыре издания в семи экземплярах - на английском: 4 "Жизни впереди", 2 "Воздушных змеев", и по 1 - "Белой собаки" и "Корней неба". Еще одно издание на французском и 6 на русском, причем во многих экземплярах. То есть Гари в нашем регионе США читают в основном русские на русском.
Так что запретить Гари в том смысле, в котором "запрещают" Бичер-Стоу и Харпер Ли, не получится. Его и так никто не проходит. А запрета на издание или продажу каких-либо книг в США нет уже почти сто лет.
Перестать его продавать может конкретная фирма. Например, недавно утверждалось, будто запрещен Дугин - потому что "Амазон" его книги не продаёт. Действительно, не продаёт (через американский сайт, на европейских продает). Но книги Дугина в США издаются и продаются, продается и "Моя борьба" Гитлера, и что угодно, и уж конечно "Хижина дяди Тома" есть, наверное, в любом книжном магазине.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
— Имей в виду, в Америке тоже не все так уж распрекрасно, — сказал я справедливости ради. — У них там свои напасти. Нет коммунистов, зато есть негры. Причем негров в Америке, говорят, больше, чем у нас коммунистов.
— Ну и что, я негров люблю.
— А американцы не любят, — наставительно возразил я. — Или, может, ты умнее американцев?
— Да я же не говорю… Просто я, наверно, мало негров знаю.
— В Америке их до фига. Толпы! Есть города, это мне один сержант сказал, где от них так черно, что ничего не видно. А вечером от них такой запах — хоть на улицу не выходи.
— Хорошо, что коммунисты не пахнут, — сказал Леонс. — И что ж они делают, негры-то?
— А что им делать? Это же от них не зависит. Они же не могут измениться.
— И не уходят в леса?
— Нет. То есть я не знаю. Тот сержант ничего такого не говорил.
— Будь я негром, я бы тут же ушел в леса.
— И сколько бы ты там сидел? Пока не стал бы белым?
— Ну… это я так сказал… Да вообще, мне-то что, я же не негр!
(с) Ромен Гари "Большая барахолка"
Запретили Гари, интересно? Ведь запретили же "Хижину дяди Тома" и "Убить пересмешника".
зы: как теги добавить, если нет такого? есть какой-то функционал?