Жду новый пост

Серия «Рассказы»

А тут позвонил и сам. Связь хорошая, голос радостный: « Контракт закончился, сейчас в Москве проездом, домой еду! Встречай мам, не один еду, с женой!»

Ольга Васильевна так и обмерла. С какой женой? Где он эту жену-то взял под кедрами, да под соснами в ямах? Неужели тоже геологиня какая-то? Вот и припустила Ольга Васильевна на рынок, чтоб к приезду подготовиться как следует, стол накрыть.

Разошлась Ольга Васильевна не на шутку. И сало копченое, и буженина, заливное из языка, салатов праздничных три штуки, утку запекла с яблоками и медом, по старинному семейному рецепту, и картошечку с селедочкой, с хлебушком Бородинским, как Юрочка любит. И торт Муравейник. Осмотрела стол Ольга Васильевна и осталась довольная. На диване на шкуре подарки невестке разложила: белье постельное красивущее, турецкое, дорогое, с узорами, в коробке и костюм спортивный бархатный со стразами. А чего? Пусть дома в красивом ходит, чтоб глаз радовался.

На звонок в домофон Ольга Васильевна вылетела в коридор, а там и вовсе за двери, к лифту. В загорелом и раздавшемся в ширь бородатом мужике едва признала она сына, набросилась, целовала, обнимала, не могла никак успокоиться.

А дальше всё! Наступила в жизни Ольги Васильевны черная полоса. Чернее самой черной ночи. С тем самым лязгом закрывающихся старых лифтовых дверей, которые как разрезали ее жизнь на ДО и ПОСЛЕ.

Как рыдала Ольга Васильевна на кухне у Татьяны, закадычной подруги, с которой сорок лет вместе прошли и радости и горести, как утешала ее Настенька, Татьянина невестка, румяная рыжая хохотушка и хлопотунья. Вот бы ей, Ольге Николаевне такую невестку! Но нет же, судьба - злодейка подсунула! Подвернула! Да за что же наказание такое?!

-Вот, мама, знакомься, это моя жена!

Из-за могучей Юрочкиной спины выглянул надежно упакованный в розовый пуховик до пола, толстые лыжные штаны и замотанный в желтый шарф до глаз куль и вопросительно уставился на нее.

- Ой, да что ж мы стоим? – всполошилась Ольга Николаевна. – В дом скорее идемте, в дом!

В квартире Юра быстро скинул куртку, шапку и размотал глазастый куль. Тут- то Ольга Васильевна и обомлела.

- Это Абени, жена моя. На языке йоруба ее имя означает «мы просили о ней, и вот, мы ее получили”. У нее 7 братьев, а родители ждали дочь. Поэтому так ее и назвали.

В коридоре двушки на 8 этаже панельной стандартной российской девятиэтажки стояла черная, как шоколад, с волосами, заплетенными в тонкие косы по всей ее черной голове представительница африканского континента.

- Абени, это моя мама.- представил Юра

- Мама- хрипловато повторила африканка и потянулась к руке Ольги Васильевны, схватила и поцеловала.

Юра строго сказал ей что-то на чужом языке и невестка опустила голову. Застеснялась.

- Проходите за стол. – упавшим голосом пролепетала Ольга Васильевна.

- Нет, ты представляешь, Татьяна, она ничего не ест! Селедку понюхала и отказалась. На салатики и не посмотрела даже. Только хлеб попробовала и все. Чем ее кормить? Бананами? Ананасами? - жаловалась Ольга Васильевна подруге. – Шкуру на диване увидела, залепетала там по-своему, Юрочке тычет пальцем. Пришлось убрать шкуру эту проклятую, у них шкуры-то эти оказывается почетным гостям дарят, а я кошке на подстилку! А утром сегодня знаешь, чего учудила? Выхожу на кухню Баську покормить, кофе попить, а она уже там, с Юрочкой за столом. Постельное белье, что я подарила, на себя намотала навроде платья, а на голову наволочку пристроила, накрутила там чего-то. Сидят и кофе пьют. Не как нормальный кофе, а жижу черную, как битум. Полпачки молотого извела! Меня увидела, давай руку целовать и чашку полую этой гадости тычет. Хоросо Мама, говорит. Выучила слово, поганка! Абени! Что за имя такое? Ни бе, ни ме! Это что ж мне теперь внуков черных ждать? Как я людям буду в глаза смотреть? И зачем я его только в этот геологический отпустила?

Поплакала о своем горе Ольга Васильевна и пошла обратно. Сын с невесткой обосновались на время у нее, в маленькой комнате, которую невестка вымыла руками от пола до потолка соленой водой, поставила в углу уродливые фигурки и налила в миску перед ними молока.

- Мам, это ее предки, о них надо заботиться, иначе весь род их погибнет. – буднично объяснил сын.

Выяснилось, что бананы невестка забраковала, невкусные. Но сама она готовит чечевичную похлебку и наваристое рагу из курицы с фасолью. У Ольги Васильевны аж ком к горлу подходил, когда она видела, как сын наворачивает это варево.

- Мам, попробуй, вкусно! – уговаривал Юра.

- Хоросо! – протягивала невестка дымящуюся миску.

Ольга Васильевна в ответ только губы поджимала, ковыряясь в тарелке со щами.

Посиделки раз в неделю у Татьяны стали регулярными, еженедельными. Там Ольга Васильевна отводила душу, жалуясь на сына и невестку. Несмотря на то, что Абени всячески старалась угодить свекрови, отношения никак не улучшались. Невестка плохо и ни к месту делала всё: мыла пол тряпкой, не признавала пылесос, носила на голове наволочку, готовила свои странные блюда, которые, впрочем, неплохо пахли, но самое главное, не говорила ни на каком языке.

- Как это не говорит? – удивилась Татьянина невестка Настенька, - она по-английски говорит! Я с ней уже договорилась по магазинам пройтись, чего ей дома-то тухнуть?

Ольга Васильевна так и ахнула:

- С ней по магазинам? С дикой? Как ты с ней в люди-то пойдешь? Она же в наволочке на голове ходит!

- И вовсе не дикая она, а то, что наволочка, так про это никто и не знает, а это теперь модно так, стиль бохо называется. – объяснила Настенька.

С того первого выхода в город невестка стала местной знаменитостью. Особенно полюбилась она фотографам. Ольге Васильевне прямо было не по себе. Теперь и на улицу выйти было стыдно. С уличной рекламы на нее укоризненно смотрела невестка, приглашая в новый салон красоты, торгово-развлекательный центр и даже ресторан.

Теперь и с сыном общаться Ольга Васильевна не хотела, тоже считая его за предателя. Она-то думала поиграется сын с африканкой и бросит, заведет нормальную жену, хороших белых внуков наделает ей. А нет. Засела черная девка здесь прочно и надолго. Как-то неожиданно легко невестка вписалась в провинциальное российское бытие, завела подружек, в том числе предательницу Настеньку, лепеча то на английском, то пытаясь осваивать тяжелый для нее русский.

- Мама, ей сложно, у нее в языке нет таких звуков, как у нас. Она не может пока, подожди. – пытался примирить мать и жену Юра.

Но Ольга Васильевна заняла глухую оборону, на контакт не шла и обижалась.

За месяц до нового года сын сообщил, что уедет, чтоб подзаработать и тогда можно будет квартиру купить, чтобы съезжать от мамы.

- Ты что, меня одну с ней оставишь? – вскинулась Ольга Васильевна, но сын был неумолим.

-Мама, это только на месяц. – и он снова покидал вещи в чемодан на колесиках.

С отъездом Юры невестка почти совсем перестала выходить из комнаты. Прошмыгнет на кухню рано за водой и обратно. Ольга Васильевна даже почувствовала свою вину. Несколько раз приглашала невестку, как умела жестами попить чай, поесть. Та со своим неизменным «хоросо» выходила на кухню, отпивала из чашки и сидела как мышка. Ольга Васильевна не выдержала и позвала Настеньку, как переводчика. Девушки пошептались между собой и Настя выдала:

- Абени скучает по мужу. У них традиция соблюдать пост, только воду пить, пока любимый муж не вернется, чтобы духи принесли ему удачу и не навредили в пути.

Ольге Васильевне аж поплохело. Это ж надо так мужа любить!

- Ты что это, месяц что ли есть, не будешь??? Нет, так дело не пойдет. Вот еще чего удумала, голодом себя морить. Это чего мне Юрочка-то скажет, хороша мать, не сберегла?У нас так не делается. Тут ведь и до нового года всего - ничего осталось. Давай-ка за ум браться и к празднику готовиться. Настя, ты спроси, как по-ихнему будет хорошо.

- О дара. – перевела Настя.

- Ты, Настя, переведи, скажи ей, что духи это они там, у них, в Африке, это далеко, а у нас домовой. Во как! Он дом защищает. Давай-ка поедим, вот супчик куриный, свежий, сегодня сварила. Сейчас супчик поедим и домового кормить будем. Хорошо?

- Хоросо. – кивнула невестка.

Через месяц семью Колобовых было не узнать. В день приезда у лифта Юру встречали две женщины в цветастых наволочках на головах, из квартиры доносился запах блинов.

- Мама? Что это с тобой?– удивился сын

- Нравится? Это мне Надя навертела. Стиль бохо. Теперь так модно.

- Какая Надя?

- Что значит какая??- возмутилась Ольга Васильевна. – Наша Надя, жена твоя. Я так ее зову, так привычнее. Пойдем за стол, мы всего наготовили уже, о дара, Надюша?

- Хоросо, о дара.- улыбнулась невестка

Маринка изводила его беременными капризами, вроде соленых огурцов с клубничным вареньем, а однажды потребовала принести тряпку, пропитанную бензином, ей видите ли запах нравится. Маринкин живот рос, а с ним и расходы. То кроватку надо, то коляску, то комбинезон какой-то, и ведь все новое, чтоб непременно неношеное. Теперь про покупку хорошего лодочного мотора можно было забыть. И про новенькие кожаные чехлы в машину, на заказ. Бригадиру такие жена на юбилей подарила. Антоха сам видел, красивые, кожей пахнут, а на подголовнике выстрочена надпись «Любимому мужу и отцу». Надпись походила на кладбищенско-веночные эпитафии, но на заводе, среди мужиков это пользовалось популярностью. Бригадир Романыч даже скупую слезу пустил, демонстрируя заводчанам подарок. «Любит тебя жена, Романыч!» - завистливо вздыхали мужики. А Антоха и вовсе покой потерял.

Утешало только одно-родился сын, наследник, продолжатель славной фамилии Сусловых. Чем таким она была славна и что именно должен был унаследовать Алексей Антонович, никто не знал, но общественное мнение давило и заставляло испытывать гордость. Правда скоро приливы необоснованной гордости сменились разочарованием, усталостью и отчасти раздражением.

Наследник и продолжатель орал дни и ночи напролет, несмотря на бесконечное таскание его на руках Маринкой, обеими бабушками и даже прабабушкой. Сам же Антоха, чтобы поменьше находиться дома и не раздражать свои нервные рецепторы бесконечным надрывным ором, придумал себе сверхурочные и с удовольствием задерживался на работе или в гараже у Славика, где собирался на регулярной основе клуб любителей пенного. О домашних пирогах, борще, самолепных пельменях и запеченной курочке не приходилось и мечтать. Равно как и о прелестях горячей и озорной когда-то жены.

К трем годам наследник орать перестал и Маринка с наслаждением отправила его в детский сад, с надеждой выдохнуть спокойно. Но не тут-то было. Волны соплей, зарева малиновых гланд, краснуха, ветрянка и коклюш косили неделя за неделей все Маринкины надежды на спокойную жизнь, а заодно и Антохины, уже не чаявшего вернуться к борщам и ласкам жены, но четко понимающего, что если Маринка выйдет на работу, то можно возобновить мечтания о чехлах. Ну и пусть, что сам купит, главное, они будут. Антоха закрывал глаза и прямо всем телом ощущал прохладную плотную гладкость и аромат твердой кожи. А надпись и сам заказать сможет. Хоть как у Костяна «100% мужик», а хотя бы такую как у Романыча. А чего? Он теперь тоже отец. Пусть мужики завидуют.

К 5 году жизни сына режим посещения садика наладился, но тут Маринка преподнесла Антохе сюрприз. Даже не сюрприз, а жирную такую свинью. За семейным ужином из полуфабрикатов она твердо сообщила Антохе, что на работу возвращаться не собирается.

- Ну, Антоша, сам по суди. Какая работа? Алешка только в ритм вошел, а через год на подготовительные, в школу идти. Кто его возить будет?

- Какие подготовительные? Куда возить? – поперхнулся Антон куском сосиски. Сосиска была жареная и пахла отвратительным пахучем подсолнечным маслом.

Маринка, уносившая тарелки в раковину, повернулась и вопросительно посмотрела на него через плечо:

- Антон, ты меня удивляешь. Ты что, хочешь, чтобы наш сын пошел в обычную дворовую школу, куда ты ходил?

- А чё такова? – отмахнулся Антон

- А то! Сначала в дворовую школу, потом на завод, а потом что? Не перспектив, не просвета в жизни! Нет! Наш сын пойдет в гимназию. А потом в Москву учиться поедет. Как у Фёдоровых Нелька. В юридический. –фыркнула Маринка

В Антоне клокотало оскорбленное достоинство и вскипала волна ярости. Только что одной фразой Маринка растоптала всю его жизнь, все достижения и чаяния.

- Это чем тебе завод не угодил? – возмутился Антоха –этот завод тебя кормит все эти годы, пока ты, бездельница ожирелая дома сидишь и ничего не делаешь

Маринка и в самом деле набрала вес, погрузнела и превратилась в мамашку, а не жену. Распустилась, носила спортивные костюмы, нечасто подкрашивала волосы и сверкала темными с проседью корнями под отросшей блондинистой шапкой. Про грудь и вовсе доброго слова было не сказать. Даже старая шутка про уши спаниеля не подходила. Маринкина прежде красивая грудь уныло болталась под растянутой футболкой вовсе без спасительного бюстгальтера с пушапом и напоминала две советские резиновые грелки.

- Я не делаю??? – заверещала Маринка, шваркнув со всей злости тарелки о дно нержавеющей мойки.- да я три года не спала, всё урывками, пока ты, бездельник, к сыну не подходил. Думаешь, я не знаю, как ты по гаражам с пивом отсиживался? Мне Славкина Ирка все рассказала. У других вон бабы по фитнесам и по салонам ходят, а я одна с ребенком как проклятая.

- Вот и иди к этим другим. – зло сказал Антон и вышел, хлопнув дверью.

Его грызла и разрывала обида. За свою дворовую школу, за завод, за борщ, которого он не видел пять лет и за две Маринкины грелки. А тут еще и Сашка, гад, каждый день про свою Диляру рассказывает. Диляра была второй Сашкиной женой, к которой он ушел от прежней. Что уж там у них с первой не сложилось, Антоха доподлинно не знал, но вот про красоту и умения второй жены, слышал каждый божий день. Саму Диляру он видел однажды мельком. Невысокая и худенькая, с длиннющими черными волосами. Совсем не в Антохином вкусе. Он любил блондинок, крупных, мясистых, чтобы было за что подержаться, но при этом фигуристых, как гитара и плотных, как арбуз. Чтоб грудь торчком и попа каменная. А не грустные грелки и старый колышущийся курдюк, как у Маринки. Вот и какой от этой Маринки толк? Ни борщей с пельменями, ни любви огненной, ни глаз пополоскать, туша бесформенная. Еще и работать не желает. Антоха посмотрел на себя в отражение витрины. Не высокий, зато без пуза, подтянутый. Нос картошкой, конечно, зато не лысый, вон какая копна. Зубы все свои. Зарабатывает неплохо и жилье имеется. Бабушка год как померла и теперь он единственный собственник двухкомнатной квартиры. И зачем ему все это?

Антон еще походил по улицам и решил вернуться. Маринка уже лежала неаппетитной горой под одеялом, но как только Антон улегся рядом, немедленно заворочалась и закинула на него руку.

- Антоша, ну ты чего, обиделся? Я ж не хотела тебя оскорбить, я только для Алеши лучшего желаю. – зашептала она.

Антон снял с себя ее руку и повернулся спиной.

На следующее утро Антон сунул под нос не ожидающей подвоха Марине электронную квитанцию в своем телефоне.

- Все, Марина, я с тобой развожусь. Собирайся и переезжай к своей маме. Как раз и в гимназию Алексея возить не надо будет, там рядом.

Марина хлопала глазами и не верила происходящему.

На работе Антон почувствовал вдохновение и перевыполнил норму, изрядно обрадовав бригадира.

- Ишь ты, влюбился что ли? – удивился Романыч

- Нет, свободным человеком стал. Развожусь, Романыч! – улыбнулся Антон, у которого полегчало на душе.

Марина предпринимала попытки вернуть Антона назад, но он пригрозил заблокировать ее номер, и она отстала. Алименты он оплачивал честно, подарки сыну дарил, но вот общение и встречи проходили вяло.

А мужской коллектив активно взял новоиспеченного холостяка под опеку. У Романыча оказалась не пристроенной племянница, у Сашкиной Диляры незамужняя сестра, а у скромного Ивана, редко принимавшего участия в заседаниях клуба любителей пенного, целых три сестры! Да еще и тройняшки! Все очень хотели пристроить незамужних родственниц и к тому же после смерти бабушки женихом теперь Антоха считался видным, несмотря на алименты.

От знакомств Антоха не отказывался, ласки и пирогов хотелось. Хоть в квартире убиралась мама и она же снабжала его готовой немудреной едой, но все же это было не то.

Начав со знакомства с тройняшками, Антон понял, что попал в сложную ситуацию. Девушки ему в общем-то понравились, но выбрать одну из них было непросто, а отказать двоим и выбрать третью было с его стороны некрасиво. Поэтому он уверенно назначил свидание сестре Диляры, Эльвире.

Эльвира оказалась высокой и тощей брюнеткой, которая любила готовить, но страстно хотела завести детей. Желательно сразу двоих. Детей Антоха не хотел, более того, видел в них прямую угрозу своему семейному счастью. Тут был промах в двух пунктах из трех. Внешность не Антохиного типа и детская перспектива вычеркнули Эльвиру и ее кулинарные способности. Хотя, признавался себе Антон, самса и шурпа были на высоте.

Последняя ситуация была самой щекотливой. Отказать племяннице бригадира было бы политически неверно, поэтому Антон подошел в обед к Романычу и сказал, что не готов к отношениям пока и извинился.

В выходной он поехал к маме. Выслушав истории знакомств сына, Галина Степановна покачала головой и сказала:

- Вот что, Антоша. Намаялся дурью и ладно. Переезжай ко мне. Я на пенсии, что мне еще делать? Курочка будет как ты любишь, одежда чистая, уют и уход. Черт с ними, с бабами. Главное забота и домашнее тепло! А твою квартиру мы сдадим, хорошая прибавка будет к зарплате.

Антон посомневался недолго и поступил как мама посоветовала. А чего? Мама плохого не пожелает. Через месяц, получив первый аванс за квартиру, Антон давал заявку на изготовление кожаных чехлов.

- Надпись делать будем? – спросила администратор

Антон подумал и заказал:

- 100% мужик!

Тамара Васильевна с удовольствием приветствовала знакомых, щурясь от яркого солнца в затененной стороне школьного двора. За годы работы она точно знала, где ей лучше находиться, где повыгоднее встать на линейке со своим классом, и это место в тени неизменно оставалось за ней, директор уважал ее опыт и возраст, и всегда шел на встречу ее маленьким просьбам.

Новый класс подобрался прямо на диво. Тамара Васильевна постаралась, юбилейный все-таки! Чтобы поровну мальчиков и девочек. Пришлось ради этого даже взять несимпатичную ей девочку из подготовительной группы. Школа, где работала Тамара Васильевна, считалась лучшей в районе, да чего уж греха таить, одной из лучших в городе! И не в последнюю очередь играл роль принудительный отбор. Очередь туда стояла огромной, поэтому учителя получали от директора негласное право отбирать себе детей с подготовительных курсов, которые сами и вели. Так что с каждым учеником своего юбилейного будущего 10 выпуска Тамара Васильевна была знакома задолго до дня знаний.

Класс вышел как на подбор. В каждом Тамара Васильевна ощущала потенциал, вот Даня будущий физик, Марина биолог, Оля ветеринар, Семен пилот, Сережа экономист. Не рядовые сотрудники, а лучшие из лучших в своем роде, люди, которые смогут перевернуть будущее. Так, как этого хотелось Тамаре Васильевне, так, как она это видела. Практически никогда Тамара Васильевна не ошибалась. Все ее ученики вырастали именно теми, кого она почувствовал в них еще в первом классе. Поэтому всегда у Тамары Васильевны невозможно было протолкнуться в классе в день учителя: приходили ее бывшие ученики с поздравлениями, а директор всерьез поговаривал , что школе нужно присвоить имя Тамары Васильевны Сергеевой за безусловный и безоговорочный вклад в будущее.

В этом году в связи с юбилейным первым классом Тамара Васильевна занимала центральное место на линейке. Даже глава района и председатель городского комитета образования приехали поздравить Тамару Васильевну. Ей жали руку, вручили медаль, большой букет, она улыбалась и обводила взглядом свой новый класс, ей было отчего-то неспокойно.

Наконец отгремел салют их разноцветных конфетти и серпантина, густо засыпав окрестные газоны, суматоха улеглась и все разошлись по своим кабинетам. Тамара Васильевна вздохнула удовлетворенно и рассадила детей за парты так, как было удобно ей. Несимпатичная девочка оказалась на последней парте. Пока дети рисовали по заданию Тамары Васильевны кленовые листья, она прохаживалась по рядам и наблюдала. Листья у детей выходили разные. Аккуратные и не очень, большие и маленькие, красные, желтые, резные и скромно-угловатые. Кто-то нарисовал целый букет. А, это Арина, художница. С ней было все ясно сразу. Еще на подготовительных Тамара Васильевна все сказала ее маме, не забивайте ребенку голову, отдайте в школу попроще, она художник. Но мама ни в какую, художник не профессия, пусть учится математике. Тамара Васильевна вздохнула и сказала, что Арину в класс возьмет. За Ариной сидела неприятная девочка смотрела в окно.

- Илона, ты почему не рисуешь кленовый лист? – строго спросила Тамара Васильевна. Детей нельзя распускать, они самого начала должны привыкать к порядку.

- А зачем? Вон какой клен за окном красивый! Верхушка красная, а низ зеленый. – ответила она нисколько не смущаясь.

- Вот и нарисуй такой лист. – настаивала Тамара Васильевна

- Зачем? Я как настоящий все равно не нарисую. – ответила она.

Двадцать девять голов немедленно обернулись в сторону последней парты. Прямо на их глазах разворачивалось что-то интересное. Тамара Васильевна вдохнула поглубже и привычным для такой ситуации голосом, с изрядной долей металла сообщила:

- На уроке все занимаются своими делами, а именно рисуют листья. Кто-то уже закончил? Если нет, то возвращайтесь к своим рисункам.

Потом она обернулась к Илоне. Ну надо же, паршивка, в такой день ей испортила праздник!

- Илона, если ты не хочешь рисовать лист, нарисуй что- то другое.

Девочка внимательно посмотрела ей в глаза и выдохнула:

- Хорошо, я нарисую.

Тамара Васильевна кивнула.

- Вот и правильно.

Она всегда добивается своего. Класс молча сопел над рисунками.

Вечером Тамара Васильевна разбирала принесенные домой цветы и задержалась над пачкой нарисованных кленовых листьев. Из растрепанной пачки выпал листок. Большая пупырчатая жаба с тощим мухомором, произраставшим у нее из головы. Нарисовано было неплохо, даже очень хорошо. Пожалуй, даже лучше, чем у художницы Арины. Неужели Илона тоже художница? И тут Тамара Васильевна поняла, что так и не провела свой личный тест на профориентацию, просто сразу отмела эту девочку из кандидаток в свой класс, а потом, когда добавляла для ровного счета и забыла. Ну, ничего, как раз и исправит это недоразумение, скоро же день учителя. Вот она и разгуляется! Это ее святой праздник.

Весь месяц юбилейный класс честно и кропотливо рисовал крючки, палочки и овалы в прописях. Только Илона со скучающим видом сдавала свою пропись с идеально прописанными строчками раньше всех и с таким же унылым видом смотрела в окно, где рос клен, к концу месяца уже полностью ставший красным.

Тамара Васильевна ожидала дня учителя. Правда ,праздник ей немного подпортил директор, который вызвал ее прямо накануне и сообщил, что с крупного телеканала приедут брать у нее интервью. А еще, по словам директора, ее ожидал большой сюрприз. Для интервью директор даже выделил свой кабинет с шикарной кожаной мебелью и дубовым столом.

В назначенный час наряженная Тамара Васильевна зашла в директорский кабинет. Вот уж правда, сюрприз!

- С праздником, Тамара Васильевна!- радостно в один голос закричали оба оператора и журналистка.

- Малышкин? Иванов? Оболенская? – сразу же узнала бывших учеников Тамара Васильевна, вытирая набежавшую слезу.

- Вообще-то уже Анисимова, но это я.- улыбнулась журналистка.- Тамара Васильевна, вот сюда присаживайтесь, будем начинать. У нас федеральный канал, ваше интервью увидят по всей России

Тамара Васильевна строилась в директорском кресле, а Настя Оболенская, теперь уже Анисимова приступила к вопросам.

- Тамара Васильевна, наш канал собрал на вас небольшое досье и выяснил, что за 9 выпусков вы оказались рекордсменом страны по успешным ученикам. Каждый второй ваш выпускник является успешным в своей области и как минимум каждый работает в предсказанной вами профессии. Расскажите, в чем секрет вашего успеха.

Тамара Васильевна улыбалась, но внутри нее бушевал огонь. Раскопали, гады! И кто их просил?!

- Что вы! Не может такого быть! Я, безусловно, имею большой педагогический опыт и могу увидеть в каждом ребенке его дар, но чтобы каждый?!

- Без сомнения. Каждый, ошибки быть не может. С некоторыми нам связаться не удалось, поскольку они живут и работают за рубежом, но их близкие подтвердили, что именно по тем самым профессиям, о которых говорили им именно вы.

Тамара Васильевна похолодела. Это конец.

- Здесь достаточно просто любить детей и всю себя отдавать им. Замечать каждую мелочь, общаться с ними, понимать, знать, что у них на душе.- все еще пыталась спасти ситуацию Тамара Васильевна

Из кабинета директора она вышла на негнущихся ногах и впервые отпросившись у директора ушла домой прямо с середины рабочего хоть и праздничного дня.

Следующие выходные Тамара Васильевна провела дома, отключив телефон. Она знала, что ее ждет. Убежать было невозможно, и оправдаться тоже. Тех, кто нарушает равновесие, всегда настигает кара.

И верно. В субботу вышло интервью, а в воскресенье в дверь настойчиво позвонили. Тамара Васильевна открыла. В ее маленькую двухкомнатную квартиру вошли сразу пять человек в темных одеждах. У каждого была приколота такая же шипастая брошь-роза на толстом стебле, какая имелась и у Тамары Васильевны.

- Ну, здравствуй, Васильна! – поприветствовала ее сквозь зубы высокая худая женщина в элегантном кейпе - А ты нас ждала, как я погляжу.

- Не ждала, но ожидала. –пошутила Тамара Васильевна. – в комнату проходите.

Пятеро разместились на диване и в креслах.

- Посмотрели мы твое интервью. – начал низенький пухлый краснощекий старичок в нелепом кожаном плаще до пола.

- Да чего уж там, вся страна посмотрела. – отозвалась заслуженная учительница, глядя в пол.

- Ты у нас, значит, гениев миру открываешь? Так свою силу расходуешь? Мы тебе этот участок для чего выделили? – сразу начала нападать высокая худая женщина в кейпе.

- Для кормления.- невесело отозвалась Тамара Васильевна.

- Правильно! - шарахнула по столу обвинительница так, что советская тяжеленая ваза из гутного стекла подскочила и раскололась надвое. – Для кормления! В наше время вампиры по углам сидят, силу не тратят и не отсвечивают!

- Чего ты, Элеонора Юрьевна разошлась? Вещи вон хорошие портишь. Это ж Йозеф Господка! – примирительно встрял красавчик в очках, причесанный в модном стиле интеллектуального лесоруба.

- Валерий! – оборвала его Элеонора Юрьевна – Какой Господка, мы сюда зачем пришли? Мы ее судить пришли. Наш вид под угрозой! Сколько нас осталось в стране? Пять?

- Семь! – угрюмо ответил высокий бородач в черной шапке до бровей. – Нас пять, Васильна, и внучка моя.

- Внучка не считается. Она вообще еще не известно, наших ли кровей.- строго ответила Элеонора. – Какой договор у нас был? Ты в школе по чуть-чуть у детей берешь, мы с Ильичом у себя в больнице, Валерка моделей своих сосет в Москве, Петрович зеков в Магадане, Дамир туристов на Алтае.

- Не на Алтае, а в Альметьевске! – возразил пожилой татарин в черной кожанке.- И не туристов, а нефтяников.

- Всё равно. – огрызнулась Элеонора.- А она интервью раздает, информацию распространяет. Вы понимаете, что нас раскроют из-за нее? Как это она предсказывает так? А потом у детей найдут укусы и всё. Понеслось. Всё, голосуем за уничтожение. Я ЗА!

Элеонора подняла худую руку в черной перчатке. Валерий тоже поднял, немедленно ориентируясь на старшую.

- Воздержусь. – поджал губы Дамир.- я соблюдающий мусульманин. Не могу я за убийство голосовать.

- Ты чего, Элеонора? – попытался образумить ее краснощекий старичок. – Нас и так мало осталось...

- Ты еще против меня будешь слово свое говорить?! – возмутилась Элеонора, практически шипя – ну я тебе дома задам, и на работе тоже…А ты, правоверный, давно ли заделался?

- А я против! Категорически. Мне еще внучку учить. А это лучшая школа в городе. Я ее специально из Магадана привез. Талант у нее, это я и без Васильны знаю. Рисует она, во! – и бородатый Петрович в шапке до бровей поднял кривой большой палец в знак одобрения.

-Итого, два ЗА, один ПРОТИВ, один ВОЗДЕРЖАЛСЯ. Всё, Тамара, неси сюда свою розу. Сперва из ордена тебя исключим. – торжественно сообщила Элеонора.

- Погодите. Внучка не голосовала. – возразил Петрович

- Она не считается. Не известно, вампир ли, мала еще. – скривилась Элеонора

- А вот мы сейчас у Васильны и спросим. Она ж у нас по крови гениев распознает. А уж своих сразу учует.

- Ладно, давай внучку. – разрешила Элеонора

Петрович метнулся за дверь.

- Элеонора, можно я уже этот плащ сниму? Жарко. – пожаловался краснощекий Ильич

- Нет.- отрезала она. – Мы судить ее пришли. Все должно быть по канонам, все в черном.

Ильич закряхтел и утер пот со лба платком.

В квартиру вернулся топая сапожищами Петрович, подталкивая вперед девочку в желтой куртке.

- Илона??? – ахнула Тамара Васильевна.- Петрович, чего ты сразу-то не сказал, что это твоя внучка?

- Да не хотел я по блату. – пояснил он стесняясь. – Школа-то для гениев. Хотел, чтоб честно, если есть у нее талант, то пусть учится, а нет, то в Магадан поедем обратно.

- Мы не талант сейчас определяем, а ее право голосовать. – выступила Элеонора. – Давай, Тамара. А я мы с Ильичом подтвердим. Все-таки мы врачи.

Тамара Васильевна вздохнула и осторожно прикусила тонкий пальчик девочки. И моментально тяжелая волна ударила ей в голову. Из тонких тянущихся к невидимому солнцу нитей сплетались города из деревьев, на которых жили фантастические существа с пушистыми зелеными хвостами, перелетавшие между деревьями на гигантских стрекозах, из облаков лился ароматный разноцветный дождь, окрашивая большие кружевные грибы, растущие с космической скоростью и подпирающие небо.

Тамара Васильевна сплюнула на пол.

- Да,Да, Петрович. Талант у нее художественный, без сомнения.

-Я ж говорил! Наша она! - обрадовался гордый дед.

- Дайте мне проверить. – заверещала Элеонора.

- На, на – сунул ей под нос измазанный кровью палец девочки скептически настроенный Петрович

Элеонора понюхала и скривилась.

- Мне проверять не надо, надеюсь? – уточнил Ильич, не терпевший крови соплеменников.

- Не надо. Наша она, вампирской кровью за версту несет. Пусть голосует. – расстроилась Элеонора

- Я ПРОТИВ! – радостно высказалась Илона.

Дамир кашлянул из угла.

- Я тогда тоже против. Пусть ребятишек учит, чего там. Все на благо страны.

- Трое против, Эля. Пойдем домой. – примирительно сказал Ильич

- Терпеть не могу, когда ты меня так называешь. –фыркнула Элеонора. – А ты, Дамир, оказывается не только мусульманин, а ещё и патриот? Ладно, всем счастливо оставаться.

Один за другим вампирский совет покидал квартиру Тамары Васильевны. На пороге она задержала уходящего Петровича.

- Петрович, ты как это сделал? Ты же знал, что я узнаю. – спросила она, заглядывая ему в глаза

- Знамо дело, как. Элеонора дура, она ж ничего не видит без очков, а очки не носит, считает, что ей не идут. Ты какой палец кусала то? – усмехнулся он

- Указательный. – ответила Тамара Васильевна

- А я ей средний под нос подсунул, который своей кровью измазал. Во как! – хохотнул он. – Васильна, я ж все про нее знаю. Не вампир она. Но внучка моя и талант у нее. Ей учиться надо. А без тебя никак. Школа гениев всё-таки!

- Я знаю. - вздохнула Тамара Васильевна. – Спасибо тебе, Петрович. За все!

Дед Кирилл по хозяйству уже далеко ходить не мог, с сыновьями ездил, а тут приободрился, на трактор свой любимый американский полез. «Захорошело мне!», говорит, «хочу сам проехать». Как по ступенькам поднялся, за ручку кабины взялся, так и упал на землю замертво. Врачи сказали, что сердце в раз остановилось. Так хоронить на кладбище его и повезли, на этом самом тракторе. На прицепе, красиво украшенном.

Бабушка Тося на кладбище на поехала. Легла пластом на их с дедом кровать с металлическими шарами в изголовье, так и пролежала три дня. Без слез, без слов, без эмоций. На четвертый день она встала и как ни в чем не бывало пошла во двор. Но с той поры все шло не так. Что-то глубоко в ней сломалось, будто лопнула та самая струна, которая и держала ее на ногах крепко и давало то самое особое птичье чутье.

Вскоре полегли нововыведенные утята- бегунки, а потом болезнь поразила всех молодых цесарок. Орнитоз, сказал ветеринарный врач, который приехал из райцентра.

Через три месяца мороз побил яблони, а в ульях завелся клещ. Старшие сыновья бабушки Тоси только вздыхали. Да и было от чего вздыхать, Николаю уже 65 стукнуло, а Андрею вот-вот за 63 перевалит. Средний сын Анатолий на ферме был бесполезен, трудился в городе энергетиком на заводе, а младшая дочь Раиса и вовсе к ферме не приучена, как уехала в 17 лет в город, на врача учиться, так там и осела. Хозяйство деда Кирилла разваливалось на глазах.

Вскоре вся семья собралась на совет. Внуки бабушки Тоси получили прекрасное образование, как и хотел их дед, Кирилл Анатольевич, нашли хорошую работу в городе и на ферму возвращаться никто не хотел. Семья приняла решение ферму пока сдать в аренду. Дед Кирилл хорошо воспитал детей и внуков. Главным было благосостояние семьи. Зачем тянуть непосильную ношу и вести хозяйство, на которое нет сил? Хозяйство должно приносить прибыль. Оставили нетронутым только семейный дом и несколько птиц, за которыми следить оставили работника. Бабушку Тосю забирала в город внучка Марина, дочка Раисы.

Марина работала терапевтом в поликлинике, пошла по стопам матери и выбрала медицину. Кто, как не она могла обеспечить лучший уход для бабушки?

- Не поеду. – громко и отчетливо раздалось над накрытым белой скатертью с вышитыми по углам анютиными глазками скатертью столом.

Маленькая и улыбчивая всегда бабушка Тося возвысились айсбергом над семьей.

- Не поеду. Помру я там, в городе.

- Господи! Мама! – страдальчески всполошилась Раиса. – Ну что значит не поеду? Кто тут с тобой останется? Коля с артритом мучается, Андрей с давлением. С Тахиром я тебя тут не оставлю. Что он может? Навоз убрать и корма дать? Не сможет он за тобой ухаживать. Нет, решено. Будешь жить с нами, под присмотром и медицинской помощью. В твои годы надо беречь себя.

-Помру я в городе. – упрямилась бабушка.

Но что значит мнение одной старушки, когда против нее четверо детей, десять внуков и здравый смысл? Решено было собираться прямо с вечера.

Пока Раиса с Мариной после ужина паковали немудреный бабушкин скарб, она сидела на большом деревянном сундуке, скрестив маленькие ножки в пестрых шерстяных носках и качала головой: «Помру я в городе. Чужая я там»

Раиса в который раз вздыхала и продолжала укладывать чемодан.

Попрощаться с домом у бабушки Тоси не вышло. Быстро утрамбовались в машину и поехали, укутывая всю прошлую жизнь, всю молодость, любовь и надежды толстым облаком дорожной пыли.

Как ехали на поезде, как приехали в город бабушка Тося и не помнила. Как заселилась в отдельную комнату в квартире Марины тоже. Просто легла на застеленную чистым бельем кровать и провалилась. То ли сон, то ли обморок.

Утром ее разбудил аккуратный стук в дверь. На пороге стояла Марина с подносом.

- Доброе утро бабуля! Завтрак принесла. Прямо в постель.

За все 83 года жизни ни разу бабушка Тося не спала дольше восьми утра, да и не завтракала. Пока всем наготовишь, птицу с утра проверишь, какой тут завтрак.

- Не могу я, внученька. Не надо. Плохо мне.

Из-за плеча Марины выглянула лохматая голова с пробитой бровью, в которой красовалась металлическая сережка.

- Доброе утро, прабабушка. Давай знакомиться, что ли.

Пятнадцатилетний сын Марины, Кирилл, правнук бабушки Тоси, которого она видела в последний раз лет двенадцать назад, когда Марина с ее тогда еще мужем привозили маленького пузатого Кирюху на ферму.

- Знакомы уж мы с тобой. Только не помнишь ты. – вздохнула бабушка Тося. В комнате непривычно пахло свежесваренным кофе. Кофе бабушка не любила. Разве что три в одном, в пакетике с орлом. Где сахара и сливок было в три раза больше кофе.

- Ну, ладно, я побежала на работу, а вы тут разберётесь.

Марина чмокнула бабушку в сморщенную щеку, поставила поднос у кровати и подтолкнула Кирилла к бабушке.

Кирилл плюхнулся на кровать рядом.

- Ну, что, ба, завтракать не хочешь?

- Не хочу. – вздохнула бабушка Тося

- Может тебе того…чая с бутером? А то вон каша какая- то. Это разве завтрак? – предложил Кирилл

Крепкий чай был бы кстати, внезапно подумалось бабушке. Однако чая не получилось. Кирилл бросил в чашку с кипятком сопливый пакетик и нарубил неровные куски сыра и колбасы, жирно промазал майонезом и плюхнул их между кусками хлеба.

Бабушка вздохнула.

- Спасибо, внучек.

Чай отдавал старым банным веником. Бабушка посмотрела в окно. Голые тополиные ветки тянули в серое небо грустные кривые тонкие пальцы.

«Скорее бы помереть», подумала бабушка Тося.

Потянулись серые влажные дни, каждый похожий один на другой. Все в городе было непривычно, не похоже на настоящую жизнь. Еда была ненастоящая, вода из крана недостаточно холодная, воздух тяжелый, липкий, пропитанный общественной равнодушной отстраненностью. Даже кот Максик был ненастоящий. Он умел включать пультом телевизор и смотрел рекламу, время от времени спрыгивая с дивана, чтобы посетить лоток или кухню, где был насыпан его корм, похожий на крупные мышиные какашки.

В один из вечеров в комнату к бабушке заявился Кирилл в рваной толстовке и с разбитым носом.

- Ты чего это, Кирюша? Подрался, что ли? – всполошилась бабушка Тося

- Я проспорил. На спор с крыши школы спрыгнул. И телефон разбил. Чего делать, ба? Маме не говори.

- Ох, ты, Боже ж ты мой! Ну давай сюда кофту-то свою, заштопаю. А что, телефон-то дорогой? – засуетилась бабушка

- Да, - запнулся Кирилл и опустил глаза. – Отец мне на день рождения дарил. 50 тысяч стоил.

-50 тысяч? – строго спросила бабушка.

Кирилл молча кивнул. Бабушка ловкими стежками соединяла части толстовки, восстанавливая целостность полотна и настраивая новую, раньше неизведанную родственную связь.

- Готово. – бабушка протянула правнуку зашитую толстовку.

- Здорово! Как новая! – Кирилл с удивлением рассматривал аккуратный шов. Мама б выкинула и новую купила. А я эту люблю.

- Вот и ладно. Всегда хорошо, когда починить можно. Зачем нужную вещь выбрасывать? Ты, Кирюша. Дай-ка сумку-то мою, вон из шкафа. –улыбнулась бабушка.

Она порылась в старой жесткой кожаной сумке и вытащила карточку.

- Вот, возьми. Купи телефон. Я-то давно тебе подарков не покупала. Матери не скажем. 1234 код. Я сама этой карточкой никогда не пользовалась. Все прадед твой, Кирилл Анатольич настаивал на этом. Любил новшества. А мне бумажные деньги ближе, чтоб в руках держать можно.

Кирилл смотрел во все глаза на маленькую старушку в шерстяных носках и белой косынке.

- Нет, бабушка, спасибо. Не могу я, это такие большие деньги.

- Бери, Кирюша, бери. Мне они не к чему. Помру я скоро. – вздохнула бабушка Тося и посмотрела в окно. Тополиные лапы тоскливо растопырились на луну.

История с карточкой бабушки и телефоном так и осталась их общим секретом. Наступила весна. Бабушка Тося, впервые за долгое время вышедшая на улицу подышать воздухом, подхватила грипп. А может и не грипп, а какой-то другой, плохо изученный вирус, потому что все знания и связи Марины и Раисы не могли помочь. Анастасию Мироновну увезли в больницу. Врачи рекомендовали крепиться, все-таки 84 год, что вы хотите, ослабленный организм, всю жизнь на износ работал. Вирус победили, а старость нет.

Больше всех в семье переживал Кирилл. Сразу после школы он шел в больницу к бабушке. Она улыбалась, слабой рукой сжимала его горячую руку, слушала рассказы о весне, о просыпающихся деревьях, о возвращавшихся птицах.

- Эх, помру я скоро. - тихо вздыхала она. – Так и не увижу дома своего, сада.

За ней вздыхал Кирилл, ероша лохматые волосы и дергая сережку в брови.

-Не умирай, бабушка, рано тебе. У нас в семье все долгожители. Вон дед Кирилл до 93 дожил.

Бабушка Тося вздыхала.

- Да чего уж. Раз привезли в город-туда мне и дорога.

На следующий день Кирилл явился в больницу в приподнятом настроении.

- Бабушка, хочешь увидеть свой дом?

Бабушка Тося широко распахнула глаза.

- Только тихо. Я все придумал. Там на карточке много денег есть. Сейчас сядем в машину и поедем. Одежду твою я уже собрал. Только маме, никому нашим не говори.

Осторожно и не торопясь, но с бешено бьющимися сердцами они тихо покинули палату, спустились вниз и незаметно выскользнули из больницы. И снова дорогу, поезд бабушка Тося не запомнила. Она все выглядывала в окна, смотрела на знакомые места, радовалась, когда узнавала, комментировала Кириллу, что в этом лесу они с дедом собирали клюкву, в вот за той просекой белых видимо-невидимо, только за одним наклонишься, а они вот тут как тут, под елками, под ивняком, в густой траве, только собирай. В яблоневом саду будто бы вернулись к ней все растраченные, выпитые горем и городом силы. У птичника заголосили оставшиеся куры, почуявшие возвращение хозяйки. До дома добрались еще засветло, встретил их предупрежденный Кириллом работник Тахир, который заранее раздул самовар.

- Сейчас чаю напьемся, настоящего, не из пакетика! – обрадовалась бабушка Тося.

На утро Кирилл проснулся рано, от незнакомых шумов и запахов. На кухне хозяйничала бабушка Тося, жарила сырники к завтраку.

- Доброе утро, ба!

Бабушка протянула ему коробку с копошащимися желтыми комочками.

- Ты посмотри! Последние наши куры сами высидели, как знали, что вернусь. Раз не убил меня город, значит еще поживу!

И верно, через несколько дней стало совершенно очевидно, что черный котенок крепко зацепился на этом свете. У него начали открываться глазки. Тоненькие лапки, покрытые темным пухом тянулись к бабке и накрепко держались за ветхую ткань косынки, будто бы звереныш усвоил, что здесь, на бабкиной груди и есть сосредоточение, центр его вселенной.

Между тем, с Глашкиным приплодом дела обстояли не очень. Один из рыжих, самый крупный, первенец, на третий день оказался мертвым. Глашка вытащила его из гнезда и притащила на порог, вопросительно глядя на бабку.

- А чего ты от меня хочешь? – спросила она – Бывает так! Иди-иди к остальным, нечего здесь стоять.

Бабка вздохнула и забрала рыжего, прикопать под кустом.

Четверо оставшихся котят бодро ползали по Глашке, а черный смирно сидел в косынке под бабкиной телогрейкой. Стоило его вытащить и оставить одного, как он начинал отчаянно пищать. Бабка ходила по своим делам с котом под телогрейкой, а соседи только диву давались, совсем умом тронулась, старая, котенка как ребенка нянчит. Деревенский заводила дед Петр не упускал случая поддеть бабку, что, вот де, божий дар жизни растратила впустую,ни мужа, ни детей не завела, а как костлявая под забором прогуливаться стала, то кошачьей жизнью отмаливается.

Еще через пару недель двух котят, которые потихоньку начали расползаться из сарая, утащили вороны. Глашка сидела у бабки на пороге и жалобно смотрела на дверь. Но бабка была неумолима.

А черный котенок рос. У него был прекрасный аппетит и спокойный нрав.

Соседки бабки перешептывались между собой. Зачем ей на старости лет понадобился этот заморыш? Сама одной ногой на кладбище, а туда же, котов приваживать. Нормальные-то люди загодя при жизни о домашней скотине заботятся, по соседям раздают, а эта полоумная наоборот. Одна из соседок, побойчей, напрямик и спросила, зачем, мол тебе этот звереныш, помрешь ведь не сегодня-завтра.

- Сама не знаю. Мой-то старый кот, Филька как помер, так думала и мне пора собираться. А тут такое дело! Знать, поживу еще! – виновато разводила руками бабка. Из – под телогрейки на соседок внимательно таращился начинающими желтеть глазами котенок.

- И откуда он такой взялся? – удивлялась соседка – Отродясь в округе черных котов у нас не бывало! Все рыжие да полосатые.

Кот становился все больше и тяжелее, носить его в косынке бабке было невмоготу. Вскоре он и сам это понял и переместился на бабкины плечи, разваливаясь на манер воротника, ни на минуту не покидая своей спасительницы. Деревенские охали и ахали, когда бабка с роскошным черным воротником поверх старого истертого ватника шла мимо в магазин. Дед Петр зубоскалил: «Что, старая, в молодости на пальто приличное не накопила, а на старости горжеткой обзавелась?» На деревню надвигалась жирная, богатая на орехи и грибы осень, сулившая за собой приход снежной зимы.

Когда начало холодать по ночам, двух последних рыжих котят, некстати разыгравшихся на дороге, задавил трактор. Осиротевшая Глашка окончательно переселилась на крыльцо к бабке, по вечерам истошно, почти по собачьи, воя. Бабка свое слово держала крепко. В дом ее не пускала, только дважды в день выставляла миски с кормежкой.

В доме бабка лежала на кровати, а на ее впалой груди развалился вальяжно черный кот, выпуская рулады из своих недр, убаюкивая бабку и вселяя в нее странную успокоенность, что рано помирать, что все еще будет хорошо.

Осень отгремела золотом, урожаями и последним солнышком, постепенно становясь холодной и бесприютной, как бабкина жизнь.

Вскоре на бабкину соседку, что держала коз, напала непонятная хворь. В один момент слегла. Врач по скорой к ней приезжал, а помочь так и не смог. Промучилась несколько дней и всё. Схоронили ее. Бабка с котом на плечах пришла проводить. Соседки перешептывались. Вот ведь как! Насколько моложе бабки, а первая ушла. Бабка стояла на холодном ветру, согреваемая нежным плотным телом кота и искренне переживала. Соседку было жаль. А умирать-то не хотелось. Кот уткнулся носом в ухо и настойчиво урчал: « Не врррремя, не врррремя!» На следующее утро бабка обнаружила у себя спереди надо лбом широкую густую темную прядь среди реденьких седых волос.

Пришла лохматая и густоснежная зима, до которой бабка уж и не чаяла дожить. А вот дожила и даже ноги болеть перестали! Давление ее тоже давно не мучило, как и головные боли. Кот грел шею и приносил облегчение. Бабка вдруг поняла, что носить его мохнатую массу на плечах ей совсем не тяжко.

На Святки случился в деревне страшный пожар. Три дома со всем имуществом враз вспыхнули как спички. Люди, коровы, лошади, птица домашняя, все моментально пеплом пошло. Ни одна живая душа не спаслась. Пожарных и вызывать не стали. Из райцентра по такому снегу и не успели бы приехать. Остались в деревне шесть жилых домов и бабка на отшибе. Пожар начисто отделил ее дом от остальных. Три пепелища с одиноко устремившимися в небо печными трубами, а уж потом маленький серый бабкин домишко, такой же одинокий и отринутый от деревенской общины, как и она сама. После пожара пропала Глашка, может в нем и сгинула.

А у бабки перестали болеть суставы, разогнулась спина. Она самостоятельно чистила дорожки от навалившего за ночь снега, бодро размахивая лопатой. Кот спрыгнул на утоптанный снег и вился у ног бабки, радуясь то ли снегу, толи бабкиной самостоятельностью.

В засыпанную снегом деревню ударили морозы. Бабка и припомнить не могла за свою жизнь, чтоб такие морозы тут бывали. Она сама колола дрова, сама носила их в дом и топила печь. Кот медовыми глазами поглядывал в горящий в печке огонь и многозначительно молчал.

На Масленицу пришла беда - волки ребятишек загрызли из семьи одной. Бабка пошла, было, на похороны, ребятишек проводить, да на нее косо засмотрели. Дед Петр так и сказал ей, без обиняков, иди отсюда со своим отродьем, нечего тебе тут делать.

Обидно стало бабке. Слезы на глаза вступили, так и пошла по улице, а кот покрепче вокруг шеи завернулся и урчит « Не рррастррравайся, не рррастррравайся!»

Ушла бабка к себе, а на кладбище казус случился. Дед Петр, что бабку выгонял, помогал с гробами, суетился, поскользнулся да в могилу свежую упал и шею себе свернул. Насмерть.

После этого случая вышла бабка в магазин, а ее не узнать. Идет ровно, спина прямая, руки с розовыми ногтями почти молодые, на плечах котище возлежит роскошный. А когда заговорила, божечки! Во всегда беззубом рту зубы новые сияют! Из-под платка волосы темные! Нечистая сила!! Ведьма бабка, точно ведьма!

С того дня бабку обходить стали. К пышной зеленой весне кое-кто и вовсе из деревни съехал, нечистое место там стало по словам жителей. Тем только и спасся. Оставшиеся жители один за другим все жители вольно или невольно с жизнью расстались. Осталась в деревне одна бабка с котом и ни одной живой души.

Засинело высоким куполом ночное июньское небо, закачались тяжелые березовые сережки кистями, затрещали соловьи.

- Ну, что, придется и мне съезжать. Одной то мне тут без интереса, родни у меня нет. Никого нет, кроме тебя. – размышляла она перед сном. Кот, развернувшись в огромную меховую полость покрывал ее от упругой груди и до ровных красивых коленей.

« Норррмально, норррмально» гудел он, насылая сон и уверяя, что все будет хорошо, вот и она дождалась своего нового лета.

- Ну что ты упрямишься? Уж 13 час скоро! Засиделся ты! Пора!

- Ничего не пора! Это ошибка! Понимаешь, ошибка! – втолковывал ему упрямый младенец. – Во-первых я не хочу быть мальчиком, во-вторых младшим из троих детей, а в-третьих, что за фамилия – Смирновы! Фи! А имя знаешь какое они мне придумали? Макар! Представляешь? Макар! Я - натура творческая!! Раз уж мальчиком, то я хочу быть Арчибальдом, Ромуальдом, на худой конец Ипполитом! Я намерен реализоваться в музыке, блистать на сцене, собирать залы. Ты как это видишь? Хотя бы на афише !

«Лауреат международных конкурсов Макар Смирнов»? С таким именем только коровам хвосты крутить. И вообще, это твоя вина! Хорош провожающий! Ты меня должен был согласно анкете и профориентированию сопроводить. У меня что написано? Творческая и разносторонняя личность, одаренная и требующая помощи в развитии. Что мне дадут Смирновы?

- У меня все четко. – отвечал Сопровождающий. – Я твою анкету вдоль и поперек изучил. Решение принято верно, оптимально для твоего дальнейшего развития. Или ты считаешь, что лучше тех, кто сверху, знаешь?

- Я не первый раз рождаюсь, тоже опыт кое-какой имею. Против решения верхних не пойду, но в ошибке убежден и отказываюсь сюда распределяться. Иди назад и уточни. – сообщил младенец и сложил руки на груди. – А я пока так подожду.

Сопровождающий, невидимый человеческому глазу, скользнул по подоконнику отблеском заходящего солнца и исчез.

- Николай Константиныч, у Смирновой схватки совсем пропали! – закричала Валентина Игоревна.

А младенец продолжал ворчать:

- Нет, это просто невозможно! Назначат всяких халтурщиков в Сопровождающие, а ты страдай. Гражданке Смирновой тоже несладко из-за них. А я не виноват!

Яркое сияние наполнило помещение так, что его увидел даже младенец, висевший низ головой внутри материнского чрева.

Рядом с Сопровождающим, который выглядел как пульсирующий металлический шар, стоял высокий и стройный Ангел, сложивший за широкими плечами золотые крылья.

- Помощь привел? – презрительно фыркнул младенец

- И кто это тут безобразничает? Третий сын Смирновых? – строго спросил Ангел для порядка.

- Почему это третий сын Смирновых? Это еще не решено! –запротестовал младенец

- Значит ты отказываешься рождаться? – уточнил Ангел

- Нет, рождаться в целом не отказываюсь! Но не третьим сыном Смирновых!

- А чем тебе Смирновы не угодили? – поинтересовался Ангел, присаживаясь на кушетке, аккуратно расправив складки своей хламиды.

- О, Господи! Опять! – выдохнул младенец

- Не поминай имя Господа всуе!! – оборвали его Ангел и Сопровождающий

- Ну ладно. Я уже объяснил! Не угодили всем. Не хочу быть третьим мальчиком по имени Макар Смирнов. И Папаша Смирнов… вы его видели, ручищи, ножищи, бородища! Он пожарный! Он меня на рыбалке уморит, если до этого не забьет футбольным мячом! А двое других пацанов? Этот старший, который Артем, он вообще говорить умеет? Сплошное Лего головного мозга. А второй, который Лёха? Он же сидеть не может, только бегает! Как в такой семье может вырасти звезда классической музыки? Тем более Макар!

- Ну ладно! А мама Юлия? – прищурился Ангел –Она вообще-то в молодости в хоре пела.

Младенец задумался.

- Нет, Юлия в принципе хорошая. И слух у нее есть, все время пела, слышал. Вкуса нет, правда, иначе за этого мужика б замуж не вышла. Но она молодец, аккуратная и дисциплинированная. Готовит хорошо.

- Ну так вот, хороший старт! – обрадовался Ангел.

-Нет, нет и нет! – запротестовал младенец. – Даже не думайте меня соблазнить. Такой душе, как я нужна поддержка, а от их что ждать? Подзатыльник и поджопник? Все пацаны под машинку стрижены, а мне нужны романтические кудри до плеч! Они же шовинисты! Мужланы! Всё, несите меня в другую семью, культурно образованную.

- Отказываешься? – холодно уточнил Ангел

Младенец надулся и отвернулся.

Сопровождающий и Ангел пошептались и исчезли.

А тем временем подготовка операционной подошла к финалу. Николай Константинович снова подключил КТГ.

- Поговори с малышом, милая, - уговаривала Юлию акушерка. – А то давай по старинке, на сахарок. Помнишь, как со вторым-то помогло?

- Да бросьте, Валентина Игоревна, сейчас показания снимем и в операционную. Чего тянуть? – оборвал из Николай Константинович.

Все вокруг затянулось серым туманом, который разумеется остался незаметным для врача и акушерки, но заставил заволноваться маму Юлию.

- Ой, Валентина Игоревна, что-то мне неспокойно. – пожаловалась она.

- А ведь и не зря! – хохотнул вновь прибывший визитер, поигрывающий шипастым хвостом. – Дело мать говорит, материнское сердце не врет!

Следом за ним, раздвигая сиянием мглу, материализовались Ангел с Сопровождающим.

- Что, тяжелую артиллерию решили подключить? - фыркнул младенец –А зря, я не выйду.

- А я, приятель, не собираюсь тебя уговаривать. Не хочешь выходить – и не надо. Оформим тебе возврат по-быстрому. Сейчас Юля умрет от кровопотери на операции, и ты вместе с ней. Ее крылатый заберет, а я тебя. Сопровождающий оформит и порядок! – осклабился Черт

- Как это? – испугался младенец

- А так! Ты мелким шрифтом примечание читал? Если ты не родишься и откажешься, то мать умрет и это твоя вина, твой грех. Поэтому все твои достижения и таланты обнулятся, а ты на перевоспитание к нам. На сто лет. - пояснил Черт. – Ну, что, готов?

- Вы чего? Какой мелкий шрифт? Юлю-то за что? – закричал младенец

- Так все в твоих руках, все по документам! Не хочешь быть Смирновым, не будь! Давай, иди сюда! – и Черт запустил когтистую лапу внутрь Юлиного живота.

- Стойте, стойте! Не надо, я согласен Смирновым! – заверещал младенец, ощутив обжигающе ледяное прикосновение.

Юля выдохнула и потеряла сознание.

- В операционную! – закричал врач

- Не расслышал! – зашипел Черт

- Я согласен третьим сыном Смирновых! – пискнул задыхающийся младенец.

- А как же Артем, Лёха, рыбалка и папаша - бородатый шовинист? – уточнил Черт

- Я согласен!!!

- Вот и отлично. – захохотал Черт, убирая лапу.

А операционная бригада тем временем вытаскивала на свет божий крепкого мальчика 4200 весом 54 см ростом.

- Вот умеешь ты работать! Здорово ты ему про мелкий шрифт наплел. – с восхищением сказал Ангел, пожимая руку Черту – Спасибо тебе!

- Ой, да пустяки! Хоть и говнистый пацан, а талант! Пусть живет. – смущенно ответил Черт, помахивая хвостом.

А третий сын Смирновых оглашал операционную криком.

Ангел подошел к нему, чтобы закончить дело, провести черту, после которой младенец забудет все, что было ДО его рождения.

- Последнюю просьбу можно? – попросил младенец

- Давай – улыбнулся Ангел

- Только не Макаааар!!!

- Хорошо! – согласился Ангел, осторожно целуя малыша в лоб.

А Валентина Игоревна уже несла весть в мир: Мальчик!!! Родился миллионный мальчик!

На следующее утро палату Юлии Смирновой осаждали журналисты и чиновники. Смирновым подарили квартиру, микроавтобус и целую коробку детского приданого.

Когда толпы разошлись, Смирновы остались вдвоем, у кювеза, в котором крепко спал их третий сын.

- Знаешь, Юлька, - начал папа Смирнов – Я вот посмотрел на него и подумал. Не Макар он!

- И я так подумала. А кто? – отозвалась жена

- Я вот думаю, может Ромуальд? – осторожно предложил папа.

- Да ну, ты что? Ромуальд Смирнов??? Ты с дуба рухнул?

- Ты на пальцы его посмотри! Вон какие длинные! Музыкантом будет! Ромуальд в самый раз!

Закончив полив, на плохо слушающихся ногах дед зашел в дом и уселся за стол с лупой. Он поднял яйцо прямо к лампочке и присмотрелся. Внутри, в голубоватом пространстве пульсировал плотный комок. Яйцо точно было живым. Дед посомневался, вздохнул, обернул его шерстяным носком для сохранности и уложил в старый треух, в котором прежде спал дедов кот, пока не издох зимой. Еще немного подумав, он растопил печку и пристроил треух в тепло.

Просунулся дед следующим утром от того, что в доме было невыносимо жарко. Видать, совсем синоптики обнаглели, ни стыда, ни совести. Где дожди обещанные, да и похолодание? А он, дурак, печь натопил! Дед подошел к печке и снова ахнул. Яйцо за ночь увеличилось вдвое и было размером с крупное перепелиное. Ишь ты, чудо какое! Плотный сгусток внутри занимал уже треть внутреннего пространства. Отступать было некуда. Дед утер застилающий глаза пот рукавом рубахи и подкинул в печь еще поленьев.

К концу третьего дня яйцо уже занимало весь треух и было размером с небольшой увесистый кабачок. Оно даже несколько раз качнулось в своем теплом логове. Теперь оно утратило свой изумительный блеск и было просто матовым, цвета старой слоновой кости.

Дед перестал выходить на улицу, теперь он неотлучно просиживал у яйца. Скоро он заметил за мальвовым экраном головы соседок. Они смотрели на Афанасиев дом и показывали пальцами на чадящую круглые сутки трубу.

- Совсем Афанасий сбрендил. – говорила Нина Михайловна, соседка деда напротив – Печку топит в такую жару!

- Да может приболел человек, знобит его, вот и топит. – возражала Лидия Николаевна, учительница, чей дом был вниз по улице.

- Сбрендил, точно. Вот свекровь моя покойная, когда в детство впала, тоже всякие фортели выкидывала. Болезнь Альцгеймера, точно. – парировала Нина Михайловна

Скоро дом деда стал местом всеобщего паломничества. Соседи подходили к мальвам, заглядывали за забор, но войти не решались. Идущий из трубы дым определенно говорил о том, что дед жив и беспокоиться рано.

На десятый день дыма не стало. Да еще и пошел такой ливень, какого в этих местах лет десять как не помнили.

Дед снял с печки надтреснутое яйцо, которое уже лежало в алюминиевом тазу на свернутой телогрейке и водрузил таз на стол, под лампу. Теперь казалось, что вместо скорлупы яйцо покрыто плотной кожурой, через трещину в которой сочилась голубая слизкая субстанция. А погода на улице продолжала портиться. Искрились молнии, шумно и гулко, по-хозяйски раскатывался по окрестностям гром. Яйцо качалось в тазу, все больше покрываясь голубой жижей и вот, наконец, с последним ударом грома развалилось на две неровные части. В нижней части, побольше, как в колыбели лежало неизвестное деду, да и никому на Земле существо. Принадлежало оно явно больше к роду водных обитателей, чем птиц, потому что похоже было на всех водоплавающих одновременно. Сверху это могла быть и жаба, и лягушка, с круглой, покрытой чешуей головой, с перепончатыми лапами, а оканчивалось все змеиным хвостом, искрящимся и переливавшимся всеми оттенками голубого.

- Мать честная! Ты кто ж такой будешь? – изумился дед.

Существо отрыло большие темно-синие глаза в обрамлении кожаных голубых бахромок, похожих на густые ресницы и издало гортанный звук:

- Гыоыша!

- Че? Не расслышал! – опешил дед.

- Гыоыша! – громче повторило существо

- А, ну, хорошо, пускай будет Гриша! – согласился Афанасий, начинавший соображать, чем же он будет кормить новорожденного. Червяков накопать или мышей где раздобыть?

- Ты, это, Гриша, погоди, сейчас я тебя обмою, а уж опосля решим, чем кормить тебя. – засуетился дед.

Он подхватил Гришу под лапки и окунул с размаху в ведро с водой. Почуяв родную стихию существо подняло радостной плеск и с удовольствием возилось в воде.

Дед почесал в затылке. Где такую зверюгу купать? Ведра-то маловато. Тогда Афанасий решил пуститься на преступление. За баней Нины Михайловны давно коротало свой век старое жестяное корыто, в котором купали младенцев. Дети и внуки Михайловны давно выросли, поэтому Афанасий рассчитывал, что корыта не хватятся. Он, как мог, прокрался под покровом дождя и ночи огородами и утащил корыто в себе. Все бочки были полны дождевой водой, дед моментально наполнил корыто, да еще и кипятку из чайника плеснул, чтоб не застудился малец.

- Пойдем-ка, Гриша, тут тебе посуда побольше нашлась. – и дед потянулся к ведру.

Существо вынырнуло, заморгало синими глазами и протянуло к деду лапки.

- Ишь ты, жабенок, а понимает! – умилился дед.

Корыто пришлось по нраву. Гриша плескался и подолгу лежал под водой. Оказалось, что он мог обходиться без воздуха продолжительное время. А вот вопрос питания остался открытым.

Ни червей, ни слизней, ни мясо Гриша есть не желал. Дед предложил ему хлеба, предварительно пожевав, но и хлебную жамочку Гриша выплюнул, недовольно застучав по воде хвостом, а потом и вовсе недовольно гыкнув ушел на дно.

Оставалось последнее. Дед налил в блюдце молока, капнув немного меда, памятуя, как выкармливал брошенных нерадивой матерью котят. Он поднес блюдце к краю и легонько побаламутил воду.

- Гриш, а Гриш, смотри, вкусное принес! Попробуй, а?

Гриша высунул голову, потянул воздух ноздрями-щелочками и уверенно выдвинулся к молоку. Он высунул длинный бледный язык и активно вылакал все молоко. Дед подлил еще. Насытившись, Гриша издал довольный утробный звук: «Грым», ловко выбрался из корыта и по ножке стола залез наверх, где удобно устроился в тазу на телогрейке, свернувшись по кошачьи.

-Ну, вот и ладно, поспи, поспи. – довольно сказал дед и аккуратно погладил по чешуйчатой спинке Гришу. Его тельце было горячим.

-Охохонюшки, - сказал дед, - и что теперь с тобой делать?

А дальше все шло само собой. Гриша здорово отъелся на молоке с медом. Теперь он уже не помещался в таз, а просто спал на печке, засовывая хвост в рукав дедова ватника. Плескаться его дед выносил на улицу, в бочку с дождевой водой, когда стемнеет. Сперва Гриша радостно гыкал и утробно рычал, но дед приучил его к тишине, чтобы сохранить конспирацию. Дожди зачастили, с грозами и молниями, бочки деда Афанасия всегда были полны. Огород дед забросил, потому что неугомонный Гриша ни шаг не отпускал его от себя. Обвивал ногу толстым змеиным хвостом и усаживался на плечо. Он щекотал покрытое редкими седыми волосами дедово ухо своими кожистыми ресницами и урчал. Деду становилось легко и тепло. Он трепал по кожистой голове Гришу и вздыхал.

В один из теплых августовских вечеров, когда ливанул дождь, Гриша особенно активно рвался на улицу, в бочку. Он подполз к двери, встал, опершись на хвост и скоблил лапами дверную ручку, тоскливо выглядывая через плечо.

- Ну ладно уж, пойдем, что с тебя взять, с водоплавающего! – вздохнул дед, натягивая видавший вид плащ-дождевик. Гриша привычно юркнул по ноге к деду на грудь, прямо под плащом.

Они вышли на крыльцо, прямо в самый разгар бунта стихии, когда грохот грома раздавался совсем рядом, а молнии разрезали жирные лиловые тучи прямиком на домом деда Афанасия.

- Вот тебе охота в такую непогоду плескаться! – укорил Гришу дед

-Гыоыша! – отозвался Гриша из-под плаща

Они осторожно спустились к бочке у угла дома и Гриша немедленно нырнул в воду с плеском, заглушаемым очередным раскатом.

В это время искрящиеся пучки молний засверкали в облаке и ударили прямо в капустные грядки в огороде деда.

- Гыоыша! Гыоыша! – закурлыкал вынырнувший из воды Гриша

А из грядок поднимался высокий столб ослепительного света, упиравшийся куда-то очень высоко, за толстые разливающиеся дождем тучи.

- Ёк - макарёк! – крякнул дед – Гришка, а ну иди сюда! Никак шаровая молния!

И Афанасий распахнул на животе плащ, призывая любимца. Но Гриша не торопился в дедово уютное убежище. Он бил по воде хвостом и урчал.

- Да чтоб тебя! – выругался дед и потащил Гришу из бочки. Гриша упирался.

Молния, начавшая движение в капустных грядках, приближалась.

- Гришка, кому говорю, пошли! –настаивал дед

Но Гриша выпрыгнул из бочки и извилисто пополз прямо к стремительно приближающемуся световому столбу.

Дед обернулся на свет и немедленно зажмурился. Было невозможно терпеть этот свет и жар, исходящий из столба. Ему было нужно вытащить оттуда паршивца Гришку, но он и близко не мог подойти. Столб вращался с гудением и треском совсем близко.

-Афанасий! –послышался тихий голос с шипящим пришептыванием. –Ты меня слышишь, Афанасий?

-Слышу, слышу. А ты кто? – заворчал дед

- Мы пришли за своим. Ты вырастил дитя нашей планеты.

Столб замедлил движение и перестал слепить, и дед увидел внутри него три змееобразные фигуры, стоящие на хвостах и покачивающиеся. Две большие, выше деда, а одну маленькую.

- Гришку? – удивился дед. – Как это?

- На нашей планете из-за перенаселения произошла экологическая катастрофа. Мы не могли больше выращивать наших детей. Мы откладываем яйца в теплый песок или землю. Для них нужны тепло и влажность. На нашей планете не идут больше дожди, поэтому мы подбрасываем наши яйца на другие планеты. Ваша оказалась самой благоприятной. А ты сделал выращивание нашего малыша самым безопасным и быстрым. Мы хотим просить тебя помочь нам и растить других детей нашей планеты. Проси в благодарность все, что хочешь. Мы многое можем.

- Да вы что, смеетесь, что ли? Я старый, одной ногой в могиле, куда мне ребятишек-то рОстиь? Летите уже себе. – грустно усмехнулся дед. – Дайте вон только с Гришкой попрощаться.

- Это нечего, поправимо. Подойди сюда, Афанасий. – прошептал голос облегченно.

Дед шагнул в светящийся столб, несколько раз прокрутился в нем и сразу же был выброшен назад. Он чувствовал необыкновенный прилив бодрости, и забытое ощущение легкости во всем теле.

- Ну, как, Афанасий? А теперь что скажешь? – вкрадчиво спросил голос. – Теперь хватит сил растить детей?

Афанасий не верил себе и своим глазам. У него были молодые руки, молодые ноги и лицо, которое отражалось в луже, тоже было молодым.

- Да что же это такое? Да как же это так? Как это? – причитал дед, ползая в луже. – Как мне жить-то теперь? Пенсию ведь снимут!

- И насчет обеспечения не волнуйся. Наша планета состоит практически из платины, золота и палладия. Мы знаем, что у вас эти металлы невероятно ценятся. Мы обеспечим тебя в полной мере.

- Да что уж теперь делать, везите свои яйца, вон там корзинку поставлю, у бочки, чтоб не растерялись. И это, водопровод теперь надо для такого дела. – согласился все еще не пришедший в себя дед.

Рядом с дедом из столба приземлилось три увесистых самородка

- Вся наша планета в неоплатном долгу перед тобой, Афанасий. А что значит Гриша?