Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 103 поста 38 745 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

112

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
22

ПОСЛЕДНИЙ ПАССАЖИР и СТАНЦИЯ "ПРЕДАТЕЛЬСТВО". Хоррор-рассказ

Подписчикам:

Что-то я опять надолго пропал и, казалось бы, ничего не пишу, но на самом деле это не так. В своем телеграм-канале https://t.me/uzhasarium в рубрике с тегом #минихоррор я написал с десяток... будем называть это - "пробников" хоррор-рассказов.


Обычно так у меня и происходит - сперва пишу небольшой рассказик, позже наполняю его подробностями. "Байки Митрича" были парой страшилок, про медведя и городских шабашников, а превратились в повесть с мета-сюжетом. "Друг" - страшилкой про трагический случай на стройке, вообще без мистики.

Иногда эти истории полностью меняют своё настроение, порой остается только место действия.

Как например этот рассказ. Он даже название поменял. Для сравнения представлю тут обе версии: пробник и итоговый вариант.

ПОСЛЕДНИЙ ПАССАЖИР (пробник).

“Только бы успеть”, - единственная мысль которая сейчас крутилась в голове.

Аня бежала к метро босиком, туфли держала в руках. Новые колготки обойдутся дешевле чем сейчас сдерут таксисты. Мосты разведены, ехать вокруг далеко.

Успела! На эскалаторе также задерживаться не стала бежала вниз рискуя запнуться. “Если впустили в вестибюль наверняка же поезд придет… Или что? Ночь сидеть на перроне?”

К счастью волнения оказались напрасными. Словно по заказу, только она шагнула на мраморную плитку, в тоннеле показался тусклый свет фар. Приближался поезд. Как раз в нужную ей сторону.

Аня заскочила в открывшиеся двери и плюхнулась на сиденье. Наконец можно отдышаться.

Внутри вагона было пусто, если не считать одинокую фигуру в углу. Мужчина в чёрном пальто, его лицо скрывала тень.

Поезд тронулся без объявления станции. Лампы в вагоне начали мигать, создавая жуткие тени на стенах. Мужчина не двигался, но его присутствие давило на сознание, словно невидимый груз.

Свет еще раз мигнул. на этот раз погружая вагон в абсолютную тьму. Аня чуть не вскрикнула. Но когда вновь стало светло она испугалась еще больше. Мужчина, который только что сидел в углу вагона уже был напротив нее.

- Куда едете? — спросил он не дав ей опомнится.

Аня не смогла ответить, еще не отошла от шока.

- А в общем не важно, - прошептал мужчина. - Каждый выбирает свою станцию… Но обратно никто не возвращается.

Анна почувствовала, как холод проникает под кожу. Только сейчас она поняла, что еще не было ни одной остановки, поезд мчался сквозь тьму, минуя знакомые станции.

Она вскочила на ноги и метнулась к кнопке вызова машиниста, но поезд внезапно замедлил ход. Двери открылись, выпуская её на платформу.

Она не задумываясь выскочила. Двери за ней закрылись и поезд умчался в темный тоннель.

Аня огляделась. Что это за станция? Почему тут так темно?

Стены затянутые паутиной и поросшие мхом. По потоком раскачивают какие-то старые лампы, мерцая прерывистым светом.

“Этого не может быть! Нет таких станций в Питере!” - Аня судорожно рылась в сумке пытаясь найти телефон.

В этот миг от заплесневелых стен отделились тени, словно толпа пассажиров стремящихся сесть в подошедший вагон. Они стремительно приближались к Ане, которая бросила сумку, закричала и пыталась убежать, но черная волна накрыла её быстрее…

“Успела!” - радостная мысль облегчения промелькнула в голове.

Ольга плюхнулась на сиденье. Вагон пустой, если не считать одинокой девушки в углу.

“Странная какая-то”, - подумала Ольга. - “Туфли в руках держит… Чего бы не надеть?”


«СТАНЦИЯ "ПРЕДАТЕЛЬСТВО" (итоговый вариант)

«Только бы успеть» - единственная мысль, которая сейчас крутилась в голове.

Город стремительно терял краски. Белые ночи словно накидывали на дома и деревья черно-белый фильтр. Не по-питерски жаркий день раскалил асфальт, так что даже к вечеру он всё ещё сохранял тепло, но от этого не стал более мягким.

Аня бежала босиком, туфли держала в руках. Новые колготки обойдутся дешевле, чем сейчас сдерут таксисты. Мосты разведены, ехать вокруг - далеко. Да и нечем было заплатить. От одной мысли, что могут предложить на просьбу подвезти бесплатно, у нее в голове возникали мерзкие рожи с ехидными ухмылками, и к горлу подступали рвотные позывы. Так что метро - единственная надежда не бродить по улицам до рассвета.

«Успела!» - выдохнула она на эскалаторе.

Задерживаться на нем также не стала. Бежала вниз, рискуя запнуться, перепрыгивала через ступеньки. На ходу возникла еще одна мысль: «А может быть так, что все поезда ушли? Что будет, если так? Её попросят выйти или никто уже не будет проверять, остался ли кто на перроне?»

Сейчас она не могла найти ответ на вопрос, что же хуже - бродить хоть и по ночным, но все же светлым из-за наступивших белых ночей улицам или просидеть в глубине метро, где по обе стороны раскрыли свои бездонные, холодные пасти черные отверстия туннелей.

К счастью, волнения оказались напрасными. Словно по заказу, только она шагнула на мраморную плитку вестибюля, в тоннеле показался тусклый свет фар. Приближался поезд. Как раз в нужную ей сторону.

Двери вагона с шумом открылись и Аня вошла. Одна. Вестибюль был пуст, как и вагон, в который она заскочила, едва двери успели разъехаться в стороны, словно боясь, что они ни на секунду не задержатся и последний состав умчится, оставив её в пустом вестибюле.

Плюхнувшись на сиденье, она запрокинула голову назад и закрыла глаза. Наконец можно отдышаться.

Вагон дернулся, и состав тронулся. Без объявления станции... Аня открыла глаза. «Видимо, машинист не включил запись. Поздно уже. Может так нужно», - решила она, но другая замеченная деталь не дала ей до конца обдумать эту мысль.

Поезд въехал в туннель, свет мигнул, и Аня увидела, что она ошиблась, когда подумала, что в вагоне никого нет. В дальнем углу она увидела фигуру мужчины. Аня потрясла головой, она пыталась вспомнить, смотрела ли в этот угол раньше. Ей помнилось, что она осмотрела вагон, и вот только что, за секунду до того как мигнули лампы, она видела угол совершенно пустым. Или нет?

Мужчина был в черном пальто и шляпе. Это летом-то! Его лицо скрывала тень от поднятого воротника. Он не двигался, но от его присутствия Анне стало как-то неуютно. Захотелось выйти.

«На следующей станции перейду в другой вагон», - решила она, и тут волна холодного липкого страха окутала её сердце. Она поняла, что едет в абсолютной тишине уже довольно долго. Не было объявления станций, и поезд даже не останавливался.

Не успела Аня осознать эту - новую мысль, как свет в вагоне еще раз мигнул, на этот раз погружая вагон в абсолютную тьму. Аня чуть не вскрикнула. Но когда вновь стало светло, она испугалась еще больше. Мужчина, который только что был в углу вагона, теперь сидел прямо напротив нее.

Но еще ужаснее было то, что теперь она могла разглядеть его лицо, и, будь оно злым или уродливым, это было бы не столь пугающим. Это еще как-то можно было объяснить, но то, что она увидела, не поддавалось объяснениям. У мужчины не было лица… Там, где должны были быть глаза, рот, губы, нос, была сплошная гладкая, бледная кожа…

Аня захотела закричать, захотела убежать, но неведомая сила приковала её к месту и лишила голоса. Она была уверена, что это не страх. Нет. Она чувствовала, что смогла бы перебороть его, вскочить с места, нажать на кнопку вызова машиниста, но ни ноги, ни руки, в которых она все еще держала свои босоножки, ни голосовые связки её не слушались.

- Извини…  - раздался незнакомый сухой голос.

Голос наполнил вагон, заглушив все остальные звуки. Она понимала, что говорит… нечто, сидящее перед ней, но на лице без единой черты не появилось и намека на рот.

- Извини… - повторило нечто. - Это не мой выбор… Ты должна будешь признаться и признать… Начинай…

Аня почувствовала, как ледяные оковы отпустили её связки, она тяжело выдохнула. Она поняла, что снова может говорить, но по-прежнему не понимала, что происходит. ЧТО от неё требуется?!

Она уже собиралась закричать, но увидела, как бледная кожа на безликой голове напротив покрылась мелкой рябью, как будто под ней копошились тысячи личинок или червей, и внезапно начала обретать черты. Появилась прорезь рта, чуть припухлые розовые губы, ямочка на подбородке, голубые глаза, курносый нос в крапинках веснушек… Лицо было молодым, почти детским, смутно знакомым… но смотрелось неестественно в этой бесформенной шляпе и грубом пальто с высоко поднятым воротником. Но когда из-под шляпы заструились обрамляющие его рыжие кудряшки, сердце Ани в очередной раз вздрогнуло… Она узнала это лицо…

Она, кажется, даже поняла, что от нее требуется, что значит «признать и признаться», но тут же загнала эту мысль глубоко в сознание и ни за что не хотела выпускать… Нет, нет… Это было так давно… Она не такая. Это же было так давно, ошибки юности… Она уже давно это позабыла. Да и что случилось… Шалость просто…

- Говори! - услышала она тот же голос, хотя рот… теперь у лица был рот, и это был рот Кати…  Она вспомнила имя. Рот Кати не открывался, губы не шелохнулись, да и голос по прежнему был сухим… Мужским.

Аня опустила голову, не в силах смотреть в голубые печальные глаза когда-то лучшей подруги. Тут же она почувствовала, что словно два железных винта вкручиваются в виски, сжимая голову и причиняя невероятную боль, и одновременно её сердце охватила холодная железная рука и сжала так, что вот-вот оно разорвется и сквозь стальные пальцы брызнет кровь и превратившаяся в пюре сердечная мышца.

-  Смотри в глаза и говори! -  вновь раздался голос, и каждое слово выдавливало невидимые винты все глубже в виски.

Аня подняла голову… Голубые, печальные глаза Кати смотрели прямо на неё.
- Это… это была я, - произнесла Аня.

Давление в висках и груди тут же ослабло, но каждое из этих слов далось ей чрезвычайно тяжело, и она понимала, что каждое последующее будет еще тяжелее произнести, глядя в эти голубые глаза, в которых сверкнула тень удивления, непонимания… Но она чувствовала, что именно это от неё требуется…

- Я… я не знаю… Ты… Нет…. Саша… Он… он нравился мне. А ты… А ему… Ему нравилась ты… Я не специально… Так получилось. Вырвалось. Девчонки начали болтать, что всё - король и королева выпускного определены, и я… я сболтнула, что ты… ты и Валерка… ты Валерке… ну… с... сосала…

Аня замолчала. Из её глаз текли слезы, но она боялась отвести взгляд. Всё это время она видела, как с каждым её словом тень непонимания в глазах Кати сперва меняется на удивление, а потом на ледяные колючки злости. Она чувствовала, что должна закончить.

- П… прости… Я не думала. Валерка… он… он же чмошник. Когда… Он… Он, конечно, сразу подтвердил, когда его спросили… Растрепал. Еще бы, первая красавица класса - и он. А потом и все… Все подхватили… Никто уже не помнил, что я это сказала… Прости…

Лицо Кати расплывалось сквозь пелену слез. Аня думала, что, когда закончит, ей станет легче, но легче не становилось. Губы на милом, юном лице, тем самым, каким она помнила его еще в школе, шевельнулись, вытянулись в узкую жесткую линию, задрожали. Большие голубые глаза округлились еще больше и засверкали ледяными колючими искрами. И Аня снова услышала голос…

На этот раз это был не стальной незнакомый голос, доносящийся невесть откуда. Это был голос давней подруги, тот самый голос из детства, но невероятно пронзительный, и слова… Слова были совсем не такие, какие Аня хотела услышать… Это были не слова прощения…

- Ты?! Меня гнобили, смеялись, плевали в спину! Когда я рыдала, спрашивала: ну как они так могут? Кто? Кто мог такое выдумать? И ЗАЧЕМ?!! Ты обнимала меня, успокаивала, говорила — обойдется. Забудут… Не обошлось! Не забыли! Я не могла так больше, я просила, умоляла родителей перевести меня в другую школу, но и там слухи меня догнали. И смотри!

Катя резко рванула за толстый воротник драпового пальто, обнажив тонкую девичью шею.  На ней, под самым подбородком, отливала иссиня-багровым с разбегающимися в стороны черными прожилками узкая полоса…

Аня смотрела на страшный шрам, она хотела отвести глаза, но не могла. Она знала, что Катя перевелась в другую школу, сама говорила ей, так будет лучше. Обещала звонить, приезжать. Но ни разу не позвонила. Не могла. Она даже перестала подходить к домашнему телефону, и когда родители передавали (всего несколько раз), что звонила Катя, ни разу не перезвонила.

А потом уже и Катя перестала звонить, она не интересовалась почему. Старшие классы, новые друзья. «Так будет лучше», - успокаивала она себя.  Да и у неё был теперь Сашка. Не долго, правда. Идеальный красавчик на деле оказался пустышкой и тем еще дебилом. Даже до выпускного их «роман» не дотянул. О том, что случилось с Катей, она не знала…

-  Будь ты проклята! ПРО-КЛЯ-ТА! - отчеканивая каждую букву, прокричала Катя.

Последний слог эхом загудел, отражаясь от стен вагона, превращаясь в утробное «АУ... АУ... АУ...» и постепенно затухая. И с каждой вибрацией по искаженному злостью лицу Кати пробегали волны, стирая его черту за чертой, и вскоре на обрамленной грубым воротником голове снова возникло гладкое бледное ничто.

Аня сидела, не в силах что-либо сделать. Она не понимала, удерживает ли её все еще неведомая сила или она просто не может заставить свое тело шевельнуться.

- НЕ ПРОЩЕНА! - загудел по вагону прежний сухой голос без какой-либо интонации.

В этот же миг состав зашипел и остановился. Двери вагона открылись, но за ними не было привычного яркого света вестибюля, а напротив клубилась непроглядная тьма.

Мужчина… Нечто, сидящее напротив Анны, встало и, не произнося ни слова, сделав несколько больших шагов, вышло в клубящуюся черноту. Двери вагона тут же закрылись.

Динамики в вагоне затрещали, и скрипучий металлический голос впервые объявил:
- Новый цикл! Следующая станция - «Материнские слезы».

И поезд, дернувшись, заскрипел и загрохотал, унося залитую слезами Аню в неизвестность.


«Успела!» - радостная мысль облегчения промелькнула в голове.
Ольга плюхнулась на сиденье. Можно наконец перевести дух.
Она огляделась.  Пустой вагон, если не считать одинокой девушки в углу.
«Странная какая-то, - подумала Ольга. - Босоножки в руках… Чего не наденет?»

Показать полностью
23

Дальнобой

Дворники метались по лобовому, как обезумевшие. Гена вцепился в руль мертвой хваткой. Водяная стена, которую КАМАЗ пытался пробить уже третий час, казалось, становилась только плотнее. Фары выхватывали из темноты лишь мутную взвесь из капель и грязи, летящей из-под колес едва видимых встречных машин. Рядом клевал носом Пашка, его молодой напарник. В кабине стоял тяжелый запах солярки и мокрой псины.

Дальнобой

— Паш, не спи, — хрипло забасил Геннадий, не отрывая взгляда от дороги. — Поговори со мной, что ли. А то я сам сейчас вырублюсь. Эта хрень за кабиной когда-нибудь прекратился?

Пашка дернулся, проморгался и потер лицо ладонями.

— Да я не сплю, Геннадьич. Просто глаза слипаются. Надо было на той стоянке переждать. Там хоть кофе нормальный был, а не эта бурда.

— Надо было, — буркнул Гена. — Теперь уж поздно. Заказчик ждать не будет. Еще километров триста пилить, а мы едва ползем. Смотри, там что-то…

Впереди, в размытом пятне света, маячил тонкий силуэт. Человек! Прямо на обочине, под ледяными струями октябрьского ливня. Гена инстинктивно сбросил скорость, фура тяжело клюнула носом.

— Твою ж ты мать… Это еще кто? — пробормотал Пашка, прижимаясь лбом к стеклу. — Девка, что ли?

Действительно, это была девушка. Совсем молодая, в легкой курточке, насквозь промокшей и прилипшей к худому тельцу. Она не голосовала, просто стояла, обхватив себя руками, и смотрела на приближающийся грузовик.

— Тормози, Геннадьич! Насмерть же замерзнет, — Пашка нервно заерзал на сиденье.

— Сдурел? — рявкнул Гена. — Какая девка в такой ливень посреди трассы? Это подстава. Сейчас тормознем, а из кустов ее «лесные братья» с топорами вылезут. Забыли, как в прошлом году Коляна на М-7 разули?

Но Пашка уже открывал дверь, выпуская в кабину волну стылого воздуха и шум дождя.

— Да какая подстава, ты посмотри на нее! Она ж ребенок совсем! Эй, девушка! Садись к нам, подвезем!

Девушка медленно подняла голову. Ее лицо было бледным, почти прозрачным, с огромными, темными глазами. Она без слов подошла и неуклюже забралась в кабину, села на пассажирское сиденье, заставив Пашку потесниться к середине. С нее ручьями стекала вода, образуя под ногами грязную лужу.

— Спасибо, — прошептала она так тихо, что ее голос почти утонул в реве мотора.

— Куда путь держишь, милая? — Пашка, осмелев, попытался улыбнуться. — В такую погоду только дома сидеть.

Девушка молчала, глядя прямо перед собой, сквозь стену дождя за лобовым стеклом. Ее взгляд был абсолютно пустым. Гене от этого стало не по себе. Он чувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок, совсем не связанный с сыростью в кабине.

Что-то в этой девушке было неправильное.

— Я… недалеко, — наконец вымолвила она. — Там, за поворотом.

Гена бросил на нее быстрый взгляд. Она совсем не дрожала от холода, хотя должна была просто окоченеть в своей мокрой одежде. Она сидела идеально ровно, не двигаясь.

— Меня Лера зовут, — вдруг сказала она, все так же глядя в никуда.

— Паша, — радостно отозвался напарник. — А это Геннадьич, наш капитан. Не бойся, он только с виду суровый, а так мужик добрый.

Гена лишь крепче стиснул зубы. Добрый мужик сейчас чувствовал себя так, будто впустил в кабину волчицу. Он включил печку на полную, но кабина будто превратилась в морозильник.

— Здесь дорога плохая, — снова заговорила Лера, и ее голос теперь стал монотонным, как у диктора, зачитывающего сводку происшествий. — Особенно в дождь. Машины бьются очень часто. Недавно тут одна легковушка под фуру попала. Тоже в такую погоду.

Пашка участливо кивнул:

— Да, трасса опасная. Мы тут каждый метр знаем.

— Водитель легковушки не справился с управлением, — продолжала девушка, не обращая на него никакого внимания. — Его занесло. Прямо под колеса. Водитель фуры потом говорил, что даже не успел понять, что произошло. Просто толчок. Сильный.

Гена почувствовал, как напряглись мышцы на шее. Он слишком живо представил себе эту картину. Он видел такое не раз. Искореженный металл, разбросанные по асфальту вещи, тела, накрытые брезентом.

— Там семья ехала, — ее голос стал еще тише, но теперь в нем слышались странные, нотки волнения. — Муж, жена… и их дочь. Она сидела сзади. Удар пришелся как раз на ее сторону. Ее просто размазало по салону. Говорят, спасателям пришлось долго собирать… ее части.

— Эй, прекрати! — не выдержал Гена, его голос сорвался. — Зачем ты все это рассказываешь?

Пашка тоже выглядел напуганным. Его показная бравада куда-то испарилась.

— Лер, может, действительно не надо? История жуткая.

Но девушка будто не слышала их. Она медленно повернула голову к Пашке. В полумраке кабины ее глаза казались двумя черными кругами.

— Ей было больно. Очень. Она кричала, но ее никто не слышал. Только скрежет металла. И хруст…

Лера протянула руку и коснулась щеки Пашки.

— Ты боишься? — спросила она.

Пашка судорожно сглотнул, не в силах отвести от нее взгляд. Он хотел что-то сказать, но смог лишь издать сдавленный хрип.

— Не бойся, — прошептала она, наклоняясь к самому его уху. — Это недолго.

В следующую секунду ее лицо исказилось в жутком оскале. Она резко откинула голову назад и с чудовищной силой ударила Пашку лбом в переносицу. Раздался мокрый хруст. Пашка взвыл, из носа у него фонтаном хлынула кровь, заливая рубашку и сиденье. Но Лера на этом не остановилась. Она вцепилась ему ногтями в лицо, раздирая кожу, и снова, и снова билась головой о его голову, превращая ее в кровавое месиво.

— Пашка! — заорал Гена, пытаясь одной рукой оттащить обезумевшую девку, но она будто приросла к его напарнику намертво.

Он крутанул руль. Фуру занесло. Тяжелый прицеп повело в сторону, и весь автопоезд, скрипя и стеная, начал заваливаться набок. Гена видел, как в свете фар из темноты выплыла обочина, деревья, а потом — яркие огни. Прямо перед ними, на встречной полосе, стояла легковушка с включенной аварийкой.

Последнее, что он услышал перед оглушительным ударом, был не скрежет металла, а громкий, торжествующий хохот Леры.

А потом — темнота.

…Сознание возвращалось медленно, мучительно. В ушах стоял гул. Все тело пронзала боль. Гена открыл глаза. Он висел на ремне безопасности в перевернутой кабине. Лобовое стекло превратилось в паутину трещин, сквозь которую сочился дождь. Рядом болталось бесформенный кусок плоти. То, что осталось от Пашки. Его голова была запрокинута, лицо с вылезшими из орбит глазными яблоками, превратилось в сплошную кашу, из которой все еще стекала темная кровь.

Леры в кабине не было.

Гена с трудом отстегнул ремень и вывалился через разбитое окно на мокрую траву. Его КАМАЗ лежал на боку, перегородив всю дорогу. А в нескольких метрах от него стоял разбитый всмятку седан. Тот самый, который он видел перед наступившей тьмой. Удар пришелся точно в бок, со стороны пассажирских сидений.

Шатаясь, Гена побрел к легковушке. Ноги подкашивались, в голове стучало. Он заглянул внутрь. На водительском сиденье сидел мужчина, безжизненно уткнувшись в сработавшую подушку безопасности. Рядом с ним — женщина. Ее мертвые глаза были широко открыты и с ужасом смотрели в никуда.

А на заднем сиденье…

На заднем сиденье, среди осколков стекла и искореженного металла, лежала девушка. В легкой куртке. Ее тело было страшно изувечено. Однако лицо… ее лицо почти не пострадало. Бледное, с огромными, теперь на вечно закрытыми глазами.

Это была Лера!

Гена отшатнулся, задыхаясь от страха. Он смотрел на ее мертвое тело в машине, а потом перевел взгляд на дорогу.

И увидел ее.

Лера стояла там же, где они ее подобрали, на обочине, под холодными струями дождя. Целая и невредимая. Она смотрела прямо на него. В ее глазах не было ни злобы, ни торжества. Только бесконечная, ледяная пустота.

Девушка медленно подняла руку и указала пальцем в темноту, вдоль трассы, туда, откуда они приехали. Будто показывая, где теперь она снова будет ждать.

Ждать следующую фуру.

Показать полностью 1
74

Экстрасенсы по вызову ( археологи) часть 6

Экстрасенсы по вызову ( археологи) часть 6

Прошла неделя. Директор ЧП Заговор, как пропал в загородном доме Карамультук, так больше и не появлялся.

"Смешно как-то выходит, — размышлял Валера, раскладывая на барной стойке карты Таро. — Дениски нет, а работа движется. Неторопливо, размеренно, почти сонно, но такое чувство, что всё равно чего-то не хватает, словно томление какое-то. Выходит, что директор нужен больше для порядка? Ну вот придёт кто-нибудь важный, спросит - где директор? А я ему - ой он в загуле по случаю истребления потустороннего дзяда. Понять и простить, заходите через недельку, а ещё лучше через две...Нет, но товарищ директор козлина конечно. Сам просил это ЧП организовать, а сам проёбывается. Лучшего друга променял на какую-то там аморфную святость. Вот только появись в офисе, скотина, я тебе устрою".

— Валерьян, так что там по поводу моего мужа, что карты говорят? — спросила нетерпеливо, ерзавшая на диване задом, очередная клиентка.

Валера вздрогнул, отвлекаясь от собственных мыслей, и отстранённо посмотрел на карты. Ах-да, для гражданки Ивановой гадаем, ищем измену мужа. Как же хорошо, что вместе с сейфом удалось добыть ещё и клиентскую базу, откуда он выудил самых перспективных простачков. А те и рады были очередным скидкам и заманчивым предложениям в сфере чародейства и колдовства. Эта например, заявилась прям к девяти утра, вся в золоте, летней шубе и в обтягивающих леопардовых лосинах. А уж накрасилась, что просто взгляда не отвести. Рука за кирпичом так и тянется. Нет гражданка Иванова, приворотное зелье вам не поможет, вам помогут пиздюли, но вы ещё об этом не знаете. Это же надо, деньги мужа на всяких шарлатанов вроде меня тратить?

— Эм, карты говорят, что муж вам не изменял, — добродушно сообщил он. — Можете быть спокойны.

— Как же не изменял? Я сама подслушала, как он своим дружкам по телефону хвастался, что в Турции кувыркался с молоденькой горничной, — горячо возразила женщина. — А вы точно в картах разбираетесь? Мне вас Лала насоветовала, а вы чушь несёте.

— Вот император, — экстрасенс поднял карту и показал клиентке. — Это ваш муж и вы это знаете, поскольку никогда не верите раскладам без императора. А вот вы.

Он показал другую карту.

— Императрица. Без неё вы тоже не верите раскладам, а вот дурак между вами.

Он показал ещё карту.

— Дурак говорит, что между вами и мужем сложилась очередная дурацкая ситуация, которая в перспективе приведёт вас к разводу, дележу имущества, обидам, запою, изменам назло, а вот и инфаркт вашего мужа...

Валера нашёл среди колоды карту смерти и продемонстрировал её Ивановой.

— Но как же...Дурак ведь символизирует совершенно иное. Он говорит о безрассудстве, бесстрашии, — испуганно пролепетала клиентка.

— Ну вам лучше знать, вы же себя опытной считаете, — проворчал экстрасенс, собирая карты. — А мне дурак говорит другое: он говорит, что ваш муж ездил в Турцию, но вам не изменял, поскольку ещё в самолёте на него чихнул мальчик Вова десяти лет от роду и заразил вашего муженька ротавирусом. В результате, ваш муж здорово отдохнул, но не с горничной, как он рассказывал своим друзьям, а на унитазе. Чихал и дристал, чихал и дристал, семь дней-семь ночей, всё включено. Согласитесь - дурацкая ситуация.

— А зачем он тогда своим дружкам...

— Потому что ему пятьдесят один год, — перебил клиентку Валера. — Он директор крупной компании. Солидный, состоятельный, но вам это лучше знать, вы же с ним вместе, с самого выпускного. Все его замы и помощники, молодые мужики, в курилке только и хвастаются победами на любовном фронте, а между тем, все кивают на генерального, ну раз мы так, то Леонид Палыч-то ого-го. С его-то комплекцией. А ему обидно, ему надо поддерживать статус и если все вокруг только и говорят об интрижках то и он тоже...Врёт! Врёт как дышит, потому как никогда вам не изменял, потому что любит вас ещё с того раза как увидел вас на праздничной дискотеке. Вы тогда в спешке собирались и забыли трусики надеть. Все ваши одноклассницы не забыли, а вы забыли и тогда же ночью в кустах сирени всё и случилось, а после этого была свадьба, через семь месяцев. Родители вас заставили, а сына вы назвали в честь дедушки, может быть лучше на сына погадаем, а то дураку на вас смотреть уже стыдно. Карты правду говорят.

После таких гаданий Иванова потеряла дар речи и её пришлось угощать кофе, а потом она разрыдалась как девочка.

— Но он же меня не любит, он на меня внимание не обращает, за шесть лет ни разу в постели, только храпит. Днём работает - ночью храпит. А что мне остаётся? Только и смотрю во все глаза на его секретарш, ведь одна моложе другой, а как одеваются, прости господи, почти голышом перед ним ходят, твари разлучницы!

— А как вы одеваетесь? — сочувственным тоном спрашивал экстрасенс. — Знаете эти леопардовые лосины с короткой юбочкой, совершенно не красят женщину, которой уже давно глубоко за сорок. Вы должны скрывать недостатки, а не выпячивать их. Нацепили на себя килограмм золота и думаете мужу нравится? Да он боится вас. Он как видит вас в этих лосинах, так сразу и бежит без оглядки. И не готовили вы ему давно ничего домашнего, а вы попробуйте. Выгоните повара и сама. Салатов нарезала в одном фартуке, мяса нажарила, бутылку водки, волосы распустила и как в молодости, с измазанными в майонезе руками его встречайте. Только всё подавайте на подносе потому что на столе вам некогда будет, ещё поцарапаете себе что. Вот давайте забьёмся на сто долларов, что моя метода рабочая? А вы мне в следующий раз двести и занесёте?

Иванова кивала головой, вздыхала, не забывая вытирать нос салфетками, и соглашалась на всё. Она было хотела ещё кофе и ещё погадать, но экстрасенс вдруг напрягся. Легкий ветерок, залетевший в открытое окно, принёс с собой запах знакомой кислятины. Он машинально посмотрел на свои наручные часы. Время уже к обеду и вот, спустя семь дней, товарищ директор соизволил показать в офисе свою харю. Ну-с, послушаем его отмазки. Только клиента выгоним.

Вместо нового гадания, он щёлкнул перед носом женщины пальцами и та тут же с извинениями стала откланиваться, вспомнив вдруг о неотложном и важном деле.

— Денежку, пожалуйста, за гадание, — поторапливал её экстрасенс, — и как пойдёте, на выходе не запнитесь о ступеньку.

— Спасибо вам, Валерьян, вы настоящий волшебник!

— Да что вы, я только учусь. Вот мой директор, он в сто раз лучше меня, в следующий раз придёте и он вам погадает на всю катушку, — морщась от одному ему ведомой вони, отвечал Валера.

— А где же он? Я бы хотела с ним познакомиться.

— Не скажу точно, но судя по запаху где-то близко.

Выпроводив клиентку, он вернулся в офис, открыл холодильник и, достав оттуда бутылку холодной минералки, со всей силы швырнул её в угол, в котором прятался товарищ директор.

— Ай! — вскрикнул Денис, почёсывая макушку.

*****

Валериан Бульбулькин прохаживался вдоль барной стойки со стаканом коньяка в руке и отсчитывал своего директора за прогул. Ой, ну какого директора - сейчас перед ним на диване сидел настоящий бомж в грязной и пропахшей вином одежде.

— Смылся! Прямо из дома Карамультук! Натворил делов, а сам смылся. Светлана Игоревна там страху натерпелась, её домовой укусил! Участкового пришлось за свой счёт в санаторий отправить, у него аж погоны поседели! Я уже про Лалу молчу! У неё вся жопа в уколах от успокоительного. Говорят, по ночам не спит, кричит только. Её к койке привязали. Как будешь оправдываться, директор? От тебя ущерба больше, чем от целой ОПГ! Ты хоть знаешь, собака сутулая, что защитные построения мне пришлось убирать? Мы так вообще-то не договаривались. А если бы кто посторонний к забору прикоснулся? Ты когда начнёшь о других думать, директор хренов! Я значит прихожу, а его нет. Захожу в дом, смотрю - Светлана Игоревна головой Лалы о комод стучит, вся на нервах, а Жидков пистолет достал и себе в пасть засунул. Уже стреляться хотел. Как будешь отрабатывать шеф? А?

— Прости пожалуйста, — прижимая к голове бутылку минералки, попросил Денис. — Но почему ты сразу к ним не пошёл? Ты же снаружи страховал на случай, если дзяд сумеет вырваться и попытается от меня сбежать?

— Я вообще-то занят был! Я за Джабраиловыми гонялся. До самой Москвы их гнал, еле таксистами на работу пристроил. Ты хоть знаешь, как это сложно? У этих таджиков ни стыда, ни регистрации, но я же вернулся. В отличии от тебя, я вернулся и всё прибрал. Все заборы отмыты, домовые наказаны, баннику пиздюлей дал, Лалу в психушку отправил, я даже денег ни с кого не слупил нисколечко, а тебя неделю не было, бизнес стоит. Убытки, кругом убытки!

— А зачем банника обижал? И домовых, тоже наверняка запугивал.

— Хе, каков гусь. А ты хотел, чтобы я перед ними на колени вставал и слёзно просил - "Откройте пожалуйста, хозяюшки. Выпустите людей из дома, не погневайтесь?" Растравил, значит, всю домашнюю нечисть, а я расхлёбывай? Ну уж нет. Каждый получил смачный подсрачник, для профилактики. А тот, который Карамультук покусал, пусть вообще радуется, что я не прибил его по подозрению в бешенстве.

— Дурак. Я сейчас же поеду и извинюсь перед ними!

Денис попытался было встать, но Валера угрожающе замахнулся в него стаканом.

— Вот только попробуй! Ты на себя в зеркало смотрел, помойка ходячая? Вали домой и приводи себя в порядок, а я уж тут один продержусь как-нибудь. У меня ещё два клиента после обеда.

— Ладно. А откуда клиенты?

— Откуда надо. Я, кстати, тебе там на столе в кабинете список оставил, будешь обзванивать, после того как отдохнешь и харю помоешь с мылом. Жду тебя завтра, а сейчас извини, у тебя прогул.

Товарищ директор с облегчением выдохнул. Он уже понял, что напарник выговорился и более не собирается его ругать и потому с наслаждением присосался к бутылке.

— Где шлялся-то? — наблюдая за ним, добродушно буркнул Валера.

— Исполнял последнюю волю пленённых душ, отчитывался перед родственниками, с некоторыми пришлось даже выпить. У этого дзяда оказалось под сотню душ, как смог всем помог, — с готовностью поведал Денис. Бутылка быстро закончилась и он попросил другую.

— Угу, значит ему примерно сто двадцать лет было. Душеприказчиком, значит, поработал, — задумчиво проговорил очкарик, снова открывая холодильник. — Но зачем было его пускать в расход? Мы бы договорились.

— Валера, он же гнида последняя. Он питался страданиями невинных душ! Как ты не понимаешь? — возмутился Денис.

— Я понимаю, что всех комаров не перебить, хлопая в ладоши.

— Но это был не комар!

— Ну хорошо - дзяд. По-нашему берегиня.

— Он такой же берегиня, как ты француз.

— По происхождению - дзяды берегини, — упрямо сказал Валера.

— Берегини души не воруют. Они их спасают, помогают людям.

— Ну и чё? Среди них тоже всякие бывают, а некоторые - редкостные козлы.

— Валер, ну сейчас не до дискуссий о теории происхождения. Я его тела лишил и из энергетической сущности артефакт сделал. Считай - зло наказано.

— Ой, да какое это зло по сравнению с кредитными ставками от банка Русский Стандарт. Вот там зло, так зло, а этот был просто тварью несчастной.

— Не хочу с тобой спорить у меня и так голова болит, — пожаловался Денис, допивая вторую бутылку. — Кстати, там на парковке, возле Япоши, какой-то Гелик стоит. Это часом не Лалы Чародейки?

— Нет, это сосед попросил помочь с продажей. Можешь сам сходить проверить. Там даже номера другие. Документы в салоне лежат, всё там в порядке, не бит не крашен, девушка не сидела, — быстрым голосом сказал экстрасенс.

— Да больно надо, цветом просто похож, — отказался Денис. — А что за сосед?

Очкарик неодобрительно покачал головой.

— Деня, наш офис примыкает к многоэтажке. Соответственно, это наш дом, а все кто там живут - наши соседи. Надо чаще на улицу выходить и с людьми здороваться. Тогда может и уважать будут. Сосед из нашего дома, чего непонятного?

— Валер, я всё понимаю, но когда ты говоришь "наш дом" мне всё время кажется, что жильцы этого дома дружно икают и шарят у себя по карманам в поисках откупа.

Очкарик хотел было придумать не менее едкий ответ, но тут зазвонил его сотовый и ему пришлось срочно взять трубку.

— Да? Я продаю. Вы по объявлению? Тачка этого года. Нет, аварий не было, все документы при мне, можете приехать хоть сегодня, посмотрите. Да. Почему цена ниже рынка? Слушайте, не хотите не смотрите. Ищите где подороже. Я может быть срочно уезжаю, а бибику без хозяина оставлять нельзя. У меня тут уже очередь...

Он убрал телефон от уха и с намёком посмотрел на товарища.

— А ну чеши отсюда, у меня дела! Не хватало ещё, чтобы тебя покупатели унюхали, продажи мне все сбиваешь...

Он снова поднёс телефон к уху.

— Это я не вам. Да, всё ещё продаю. У вас час. Не успеете - будете локти потом кусать.

*****

Поздно вечером Валера сидел в кабинете Дениса и подсчитывал прибыль, про которую директору знать не стоило. Конечно же тут имелся сейф, но знаете ли, дураков нет, туда деньги класть. Всю выручку за проданный автомобиль следовало положить в сумку и отнести в банк, вместе с заработанным за день. Хотя, может быть оставить немножко на карманные расходы товарищу?

Очкарик покосился на сейф. Нет. Выглядит ненадёжно, а вдруг воры какие? Тут он вспомнил, что ещё в первый день наставил на все окна и двери защитные печати и самодовольно ухмыльнулся. Ладно уж, выручку с клиентов можно и в сейф. Для воров сюрприз будет. На всю жизнь запомнят его охранную сигнализацию. Настроение сразу улучшилось.

Закончив свои дела, он потянулся в кресле, отмечая про себя, что оно старое и надо бы купить получше, затем встал, повесил на плечо сумку и, весело насвистывая, вышел в коридор, намереваясь закрыть офис и где-нибудь как следует подкрепиться. Трое суровых и физически крепких лысых мужчин поджидали его возле барной стойки, рассчитывая на его испуг, но он прекрасно знал об их появлении и лишь сделал вид, что будто бы удивился.

— А вы кто? Мы уже закрываемся.

— Валериан Бульбулькин? — спросил самый лысый из троицы.

— Он самый.

— Экстрасенс?

— Так точно.

— Значит это ты Лялиных клиентов переманил, а её саму из бизнеса вывел? — с угрозой в голосе уточнил самый лысый.

— Секундочку, — делая шаг назад, словно в испуге, принялся объяснять Валера. — Я никого не выводил, она сама ушла в запас, по состоянию здоровья. Она вам и письмецо послала, собственным почерком.

— Чё ты мне лечишь? — злобно спросил самый лысый. — Я сегодня навещал её в диспансере. Она говно ест из унитаза и кричит, что побывала в аду. Ни на что не реагирует и никого не узнаёт.

— У нас, у экстрасенсов, работа нервная, издержки профессии, а у женщин ещё бывают всякие дни. Ну сорвалась профессионалка, бывает. Кого-то тянет на сладкое, кого-то на алкоголь, её вот...

Незнакомцы переглянулись.

— Ребят, я как бы не отрицаю, за перехват клиентов, — перехватил инициативу очкарик. — Там же в письме и адрес был мой и слова от Лалы, что я теперь буду работать на вас. Так в чём проблема? Что за наезды без повода? Деньги пойдут по той же схеме. Вы ничего не потеряли. Считайте, что это ребрендинг.

— Коля, чё он щас, бля сказал? — подал голос другой лысый, нахмурившись.

— Это не по фене, это значит вывеска сменилась, товара стало больше и покупатели на свежачок лучше пойдут. Вы чего в магазине чтоль никогда не были? У меня сова, у меня шар для гаданий, у меня одного грима десять килограмм, а это вам, чтобы вы домой типа не с пустыми руками ушли.

Валера снял с плеча сумку и протянул самому лысому. Тот проверил сумку и, оставшись доволен увиденным, несколько подобрел.

— Как-то у тебя всё несерьёзно, Валериан, — заметил он, оглядывая небогатую обстановку в офисе.

— Так на это и расчёт. Все самые серьёзные дела творятся за самой непримечательной бутафорией. Уверяю вас - все мои клиенты будут довольны, только, это самое, вы мне тоже со своей стороны продолжайте обеспечивать новых и прибыльных клиентов, всё как при Лале короче, — отвечал очкарик.

— Ну как с Лалой, допустим, не получится. У неё нюх на недвижку был. Кстати об этом, ты про её сгоревший офис ничего не знаешь?

— Ой, а что пожар был? — как можно искренне, изумился экстрасенс.

— Ага, — оглядываясь по сторонам, подтвердил самый лысый. — И что странно: всё сгорело, документы, деньги, а ещё та баба, которая у неё чёрную бухгалтерию вела...

Тут он внимательно посмотрел на очкарика.

— Испарилась. Прикинь? Всю Москву обшарили сверху до низу. Прям засада какая-то. И кроме неё два чечена пропали. Ничего про это не знаешь?

— Горе-то какое, — от всей души посочувствовал Валериан. — А может нужно в милицию заявить? Авось помогут.

При упоминании милиции все трое лысых начали дружно смеяться и в этом смехе ощутимо слышалось нечто жуткое.

— Обязательно заявим, обязательно, — отсмеявшись, пообещал самый лысый. — А ты, это самое, береги себя от всякого сглаза, Валериан.

После этих слов незнакомцы сухо с ним попрощались и покинули офис, а Валера неожиданно для себя призадумался и решил заночевать на рабочем месте.

предыдущая часть тут - Экстрасенсы по вызову ( археологи) часть 5

Показать полностью 1

Илона

Они стояли на детской площадке и смотрели наверх — на окна, заклеенные пожелтевшими газетами. В квартире на восьмом этаже жил Собачник, старый и сумасшедший, и в его окнах никогда не горел свет. Никто из них ни разу не видел даже лучика, вырывающегося наружу сквозь щели досок. Казалось, в его квартире было темнее, чем на улице в самую темную ночь.

Они стояли вчетвером: Машка, Сашка, Пашка и Илона. Лучшие друзья, а может, и не лучшие. Они родились в один год, в год Петуха, учились в одном классе, в третьем А, и считали всех «бэшек» тупыми и уродливыми по сравнению с собой, «ашками». Машка любила Пашку, а Пашка любил Илону, но делал вид, будто ему нравится Машка, потому что Илону раньше него полюбил Сашка.

Илона не любила никого, разве что своего папу. Он работал на авиационном заводе и умел собирать разные штуки. Илона рисовала в школьных тетрадях папины изобретения, одно причудливее другого, и говорила, что папа может построить все что угодно из чего угодно. По словам Илоны, он установил ей в фитнес-браслет бомбу, чтобы они могли уничтожить Собачника.

— 300 грамм в тротиловом эквиваленте, — сказала Илона. — Этот вонючий Собачник разлетится на мелкие кусочки, и его собаки станут такими красными от крови, что их никогда не отмоют.

— Ого! — хором отозвались Пашка и Сашка.

— Врешь! — сказала Машка.

— А ты проверь, — Илона сняла с руки фитнес-браслет и протянула его подруге.

Машка браслет не взяла. Про Собачника, который несколько раз в день выгуливал свору плешивых дворняг, ходили разные слухи. Поговаривали, будто он ловит бродячих собак на улице, откармливает их, а потом ест с кетчупом и майонезом. По другой версии, Собачник делал из своих питомцев чучела, чтобы при помощи магии оживить их и заставить служить себе. А Сашка, например, считал, что старый псих насилует животных, а когда это ему наскучит, он примется за школьников.

Машка браслет не взяла и даже сделала шажочек в сторону — подальше от Илоны и поближе к Пашке.

— Если положить бомбовый браслет под дверь, то ничего не получится, — сказала Илона. — Если бросить его Собачнику под ноги, тоже может не получиться. Ему только ноги оторвет. Надо, чтобы Собачник взял браслет в руки.

Она повернулась к Пашке, но тот выпучил глаза и замотал головой. Подниматься на восьмой этаж он не хотел, ведь Собачник был непредсказуем. Он мог натравить на Пашку своих дворняг или посадить его в клетку, чтобы делать с ним нехорошие вещи в перерывах между выгулом собак.

— Ты тоже боишься? — спросила Илона, протянув браслет Сашке.

Илона ожидала, что все ее друзья струсят, и она сама пойдет к Собачнику, ну или, может, притворится, будто пошла, а сама постоит где-нибудь на лестничной клетке подальше от этой вонючей квартиры. Но Сашка всех удивил. Взял браслет. Взял его с таким видом, словно принимал пояс смертника. Громко сглотнул. Сжал губы. Лицо его выражало отчаянную решимость человека, готового умереть, но сделать то, чего от него требовалось.

— А соседи? — спросил он Илону.

— Никто не пострадает, — заверила его Илона. — Может, у кого-то картина со стены упадет или что-то типа того.

Илона смотрела на Сашку, сузив глазки и наморщив лобик. Обычно она так делала, когда злилась. Оно и понятно, ведь Сашка испортил ее план: самой храброй — да и вообще самой-самой — всегда должна быть только она, а не кто-то другой.

Илона объяснила Сашке, как включить таймер на браслете, чтобы начался отсчет секунд до взрыва, и пожелала удачи, но мысленно послала его к черту.

Сашка прошмыгнул в подъезд вслед за парнем с хоккейным баулом и пропал почти на час. Время тянулось долго. Машка уже собиралась звать на помощь Сашкиных родителей, Пашка — звонить в полицию, а Илона ничего не собиралась делать. Она представляла, как именно Собачник расправился с Сашкой, и делилась своими фантазиями с друзьями. Вонючий псих, говорила Илона, мог задушить Сашку ошейником, или сварить в щелочи, или затолкать ему в горло собачью игрушку-пищалку, или раздробить все кости молотком, он мог содрать с Сашки кожу и надеть ее на собак, а из Сашкиного тела сделать чучело с собачьей шерстью...

Дверь приоткрылась, и кто-то выбросил из подъезда голову. Машка взвизгнула, Пашка бросился бежать и добежал в слезах до самого дома, а Илона, хоть и испугалась, но виду не подала. Прошло несколько секунд, прежде чем девочки разглядели в темноте, что это была голова не Сашки, а какой-то старой куклы с клочками рыжих волос. Из подъезда, хохоча, выскочил Сашка.

— Испугались?

— Шутник вонючий, — процедила сквозь зубы Илона.

Сашка рассказал, что бомбовый браслет Илоны не сработал, а Собачник оказался вполне нормальным дедом, только неухоженным и заикающимся. Собачник угостил Сашку чаем с чак-чаком и перезнакомил со своими собаками: Морионом, Бериллом, Пейнитом, Таафеитом…

— От тебя воняет собачьими ссаками, — прервала его Илона.

Сашка чувствовал раздражение Илоны. Она словно вся покрылась шипами и пластинами, как динозавр. Но он все равно вызвался проводить ее до дома. Он всегда ее провожал, а сегодня у него был особый повод, даже двойной — не только храбрый поступок, но и припасенное любовное письмо. Сашка написал его ночью, решив открыто признаться Илоне в своих чувствах. Высказать все, о чем молча страдал, все, о чем мечтал, все, о чем она, конечно же, догадывалась.

У подъезда Сашка попросил Илону задержаться на минуту. Илона взяла конверт с любовным письмом, прочитала, харкнула на него и бросила себе под ноги.

— Не впечатляет, — сказала Илона.

Когда она ушла, Сашка поднял конверт и слизал слюну Илоны.

С тех пор Сашка больше не гулял с Машкой, Пашкой и Илоной. Он начал курить. Завел дружбу с Собачником. Его ежедневно видели на улице с облезлыми дворнягами на поводках, которых он выгуливал по просьбе старика. Одноклассники шутили про их отношения. Говорили, что Сашка сошел с ума и что скоро он выйдет замуж за Собачника. В школе его обзывали пиписькой Собачника.

— Почему ты постоянно торчишь у этого старого психа? — спросил его однажды Пашка.

— Мы с дедой Гришей собаку выращиваем, — сказал Сашка.

— Какую?

— Трехголовую, с хвостом змеиным.

Пашка подумал, что Сашка сбрендил, и больше ни о чем его не спрашивал.

Сашка не гулял с Машкой, Пашкой и Илоной, но иногда по вечерам он приходил постоять у Илониного подъезда. Ждал, когда она пройдет мимо. Смотрел на нее голодными глазами, как будто хотел украсть. Некоторое время Илона его игнорировала, наказывая за историю с бомбовым браслетом, но потом сжалилась.

— Чего тебе?

— Да вот я тут... — промямлил Сашка, задирая рукав толстовки.

На Сашкином предплечье, ближе к локтю, Илона прочитала надпись «Люблю Илону», составленную из рубцов от сигаретных ожогов. Илона завороженно уставилась на любовное послание. Такое было ей по душе. Коричневые рубцы — в центре потемнее, на периферии посветлее. Кругленькие. Илона потрогала шрамы. Плотненькие.

— Красиво, — сказала Илона, — но мало. Еще надо!

Сашка хотел, чтобы Илона снова его потрогала, да подольше, поэтому встал у зеркала и написал на груди и животе новое любовное послание. Извел две пачки сигарет, несколько раз терял сознание от боли, но ни на секунду не переставал думать об Илоне.

— Звезда моя, звезда, — бормотал Сашка, падая в очередной обморок.

Илона прочитала письмо через день, когда шрамы на Сашкином теле еще не затянулись. От них пахло жженым мясом. Она обнюхала грудь друга, обнюхала живот. Сашка почувствовал прохладный воздух, выдыхаемый Илоной, и в глазах у него потемнело. Это был экстаз. Только тогда, провалившись в сладкую темноту, он на мгновение перестал думать об Илоне. Вынырнув обратно, на влажный после дождя асфальт, он услышал приговор.

— На коже любой дурак может, — сказала Илона. — Надо по-другому!

После этого Сашка пропал. Никто не видел его ни в школе, ни на улице. Вместо него с собаками снова стал гулять сумасшедший Собачник. Илона сказала Машке и Пашке, что она могла бы построить по папиным чертежам устройство, которое обнаружит Сашку. Папа ее научил делать все что угодно из чего угодно. Она легко могла бы найти Сашку, но ей не хочется.

— Почему не хочется? — спросила Машка.

— От него воняет собачатиной, — объяснила Илона.

Через неделю Илона увидела у своего подъезда стаю плешивых дворняг. Они ее дожидались. Одна из псин, державшая в зубах полиэтиленовый пакет, перегородила Илоне дверь в подъезд, замотала мохнатой головой, заскулила. Илона приняла пакет и достала оттуда красно-бурую печень Сашки, мягкую, прохладную, увесистую. Она походила на какого-то доисторического обитателя морских глубин, лишенного панциря. Белыми нитками неумелой рукой на печени было вышито сердечко, а внутри — имя Илоны.

Илона сжала печень обеими руками, впилась в нее ногтями и прислушалась к ее стону. Сашкина печень стонала то ли от боли, то ли удовольствия, а возможно, это был стон самой Илоны, которая наконец получила то, чего хотела. Если она о чем-то и жалела, так это о том, что у нее нет и уже никогда не будет возможности запустить руки в Сашкины кишки и пожмякать их, как игрушку-антистресс.

Илона бросила печень на асфальт, смачно харкнула на нее, а потом наступила ногой. Вдавила каблук в мякоть, словно выжимала педаль газа. Тут асфальт под ногами Илоны задвигался, забугрился, треснул, собаки заскулили, и она полетела под землю вместе с Сашкиной печенью. Стало темно.

Илона не помнила, как долго она падала, как упала и сколько пролежала в беспамятстве. Она очнулась на дне пропасти. Высоко-высоко над Илоной виднелась щель, сквозь которую проглядывало небо. Темнеющее небо покинутого ею мира. Там же угадывались очертания козырька Илониного подъезда.

Илона хотела подняться на ноги, как вдруг рядом из темноты выдвинулась громадная фигура. Девочка замерла, даже дышать перестала. Над ней возвышался трехголовый пес, гладкошерстный, грязный и вонючий. На мощных челюстях пенились слюни. Он изучающе смотрел на Илону своими шестью глазами, а его змеиный хвост медленно покачивался из стороны в сторону, как водоросль под водой.

— Илона, любовь моя, — раздался знакомый голос. — Не бойся, милая, он тебя не обидит, он хороший.

Сашка подошел к Илоне и помог ей подняться. Одной рукой он придерживал кишки, вываливающиеся из живота. Илона не знала, куда смотреть — то ли на уродливого монстра с тремя головами, то ли на мертвецки бледного Сашку со вспоротым брюхом.

— Он послушный, — продолжал Сашка. — Деда Гриша его в строгости держит.

— Твой дед — старый псих, а ты его пиписька, — сказала Илона.

— Деда Гриша и правда старый, ему столько лет, сколько не сосчитаешь. Он таких собак каждые сто лет выращивает, чтобы они живых от мертвых защищали.

— Когда я отсюда выберусь, я взорву твоего деда и всех его вонючих собак, — пообещала Илона.

— Если деда Гриши не станет, ад выйдет из берегов, как самая большая река во вселенной, и затопит Землю.

— Мне плевать на твою Землю!

Илона не понимала, случайно она сюда попала или нет, но произошло это из-за Сашки и его дурацкой любви — глупой и сильной, как земное притяжение. Сегодня на обед у нее жареная курица с картошкой, но из-за Сашкиной любви она опоздает на ужин, не успеет посмотреть сериал и почитать перед сном «Автостопом по галактике». Илоне захотелось разделить Сашкину любовь напополам, а его — четвертовать.

— Тебе больно? — спросила она Сашку, кивнув на кишки.

— Нет.

— А так?

Илона потрогала Сашкины кишки.

— Нет.

— И так?

Она помяла кишки, как пластилин. Захлюпало. Если бы у нее было больше времени, Илона могла бы нахлюпать на его кишках мелодию.

— Мне хорошо, — сказал Сашка. – Мне хорошо, потому что ты со мной. Теперь мы всегда будем с тобой вместе.

— А если так?

Илона выдрала кишки из Сашкиного живота и принялась наматывать их себе на локоть. Мысли о побеге, одна смелее другой, крутились в ее голове. Пора домой, причем как можно скорее, пока она не перестала чувствовать себя чужой в этом месте, слишком живой и слишком злой. Гигантская псина зарычала, словно прочитав мысли девочки, но та не обратила на это внимания. Илона смотрела на щель над головой, прикидывая, сможет ли выбраться отсюда по кишкам, как по веревке.

— У тебя ничего не получится, — сказал Сашка. — Твое время — там — истекло. Настало наше время — здесь. Песик свернется клубочком, мы ляжем к нему в мякотку, и твои волосы будут щекотать мне лицо.

Илона поняла, что идея с кишками не сработает, поэтому перешла к плану Б. Не бойся экспериментировать, говорил ей папа. Дерзай. Она засунула руку Сашке в рот, чтобы он заткнулся, и с бесстрастным видом, будто делала так десятки раз, поставила его на колени.

— Делай со мной все что захочешь, — сказал Сашка. — Выколи мне глаза. Откуси мой язык. Растопчи сердце. Теперь я весь твой. Навсегда. Любовь — это волшебство, и с его помощью мы с тобой построим такой мир, какой захотим. Нам нужно лишь воображение и немножко терпения.

— Покажи мне ласточку, ссанина ты вонючая, — приказала Илона, и Сашка послушно лег на живот.

Она связала ему ноги и руки кишками, запустила таймер на бомбовом фитнес-браслете и швырнула его под брюхо трехголовой псины. Бабахнуло. Монстра подбросило над землей и разорвало надвое. Запахло жженой шерстью.

Пес еще поскуливал, когда измазанная в крови Илона, сосредоточенная и бесстрашная, выдрала из его грудины ребро. С его помощью девочка отпилила от туши головы, поставила их одну на другую, будто лепила снеговика, и уселась верхом на получившуюся конструкцию. Затем она проткнула желчный пузырь дохлой псины, и оттуда стала вырываться струя желто-зеленой желчи и газов. Илона подняла вверх правую руку с выпрямленной ладонью и полетела на желчной тяге к щели над головой.

— Илона, звезда моя, — прошептал Сашка.

Сквозь слезы он видел, как от самодельной ракеты Илоны по очереди отделяются ступени — сначала большая голова, потом поменьше, потом самая маленькая. Илона, его любовь, его жизнь, его сладостная мука, воспарила к небесам и оставила его в одиночестве. На Сашку она даже не взглянула.

Лохматый пес, который принес Илоне пакет с печенью Сашки, задрал лапу над бездной и помочился. Почувствовав теплые капли на своем лице, Сашка понял, что это конец.

Олег Ушаков

Илона
Показать полностью 1
21

Ночь на Ивана Купала

Господь да убережет всякого православного от соблазна испытывать судьбу в ночи, когда древнее зло, коему несть имени в святцах, из воды и лесной чащи выходит на свой темный промысел. Но юности свойственна дерзость, что граничит с глупостью, а хмель развязывает не только язык, но и ту невидимую петлю, что накинута на шею каждого смертного.

Ночь на Ивана Купала

Повествование сие будет горьким и поучительным, ибо оно о том, как за одну ночь веселое наше сборище обернулось плачем, а безудержный смех — предсмертным хрипом, что и поныне звучит в ушах моих.

В тот вечер, помнится, я был истомлен полуденным зноем и едва задремал в своей комнате, как с улицы донесся условный знак — громкий свист, коим всегда оповещал о себе приятель мой Алексей. Не мешкая, я подхватил свой походный мешок, прихватил скатанную в трубку баранью бурку и, мельком окинув себя взором в тусклом зеркале, поспешил во двор. У ворот, как и было условлено, дожидалась нас его повозка — разбитной тарантас, запряженный парой неказистых, но выносливых лошадок.

Алексей сидел на козлах, в щегольском картузе, сдвинутом набекрень. Возле него устроилась Ирина, барышня тихая и скромная, державшая в руках томик стихов. В самой же повозке, раскинувшись без чинов, уже сидели Антон с Петром, студенты, как и я. У обоих на лицах играли те самые пустые ухмылки, что безошибочно говорили — в них уже плещется хмельное, и рассудок понемногу уступает место бесшабашной удали.

— Здравия желаю, господа, — молвил я, забрасывая мешок в тарантас.

— Поторапливайся, Максимилиан, — кивнул Алексей. — Нам еще за барышнями ехать. Негоже заставлять их ждать.

Вскоре мы подобрали и Марту с Юлией, что уже дожидались нас у ворот своего имения. Дорога к дальнему лесному озеру была неблизкой, но веселой. Мы горланили песни, спорили о каких-то пустяках, а хмель, что уже бродил в крови, делал мир ярче и проще. Прибыв на место, на знакомую нам поляну у самой воды, мы тотчас принялись обустраивать наш нехитрый стан. Девицы занялись приготовлением трапезы, мы же с товарищами развели огонь и, не откладывая, осушили по первой чарке — за прибытие. Духота стояла неимоверная, и я уже предвкушал, как окунусь в прохладную озерную глубь.

Когда мясо, нанизанное на ивовые прутья, зарумянилось и начало истекать жиром, шипя на углях, мы расселись на расстеленных бурках. На душе было легко и беззаботно — то самое чувство, когда кажется, что ночь будет бесконечной, полной веселья и всяческих нелепых, но безобидных приключений.

И посреди этого шумного застолья Марта вдруг вскинула голову и произнесла, понизив голос:

— Господа, а вы знаете, что сегодня ночь на Ивана Купалу?

Все на миг притихли. Мне отчего-то стало неуютно. Само это название — Купала — с детства отзывалось в душе каким-то смутным, тревожным эхом. В памяти всплыли бабкины сказки про мавок, что заманивают путников в топь, про леших и про огненный цветок папоротника.

— Я слыхала, — подхватила Ирина, — что если влюбленные в эту ночь перепрыгнут через костер, взявшись за руки, то будут вместе до гроба.

— А если в огонь упадут? — съязвил Антон. — То разлука вечная?

Все засмеялись, но шутка вышла какой-то не совсем уместной.

— Вы как хотите, — вмешался Петр с напускной серьезностью, — а старики сказывают, что в купальскую ночь всякая нечисть из воды и из бора выходит. И русалки, и утопленники, у коих заместо глаз — кувшинки.

В голове сами собой рисовались картины: темный лес, белый туман над черной водой, хруст ветки под ногой и чей-то незримый, тяжелый взгляд из-за деревьев.

— А давайте, — предложил я, чтобы развеять нахлынувшую оторопь, — сложим свой костер. Настоящий, высокий, как положено на Купалу!

Предложение было встречено с воодушевлением. Вскоре в центре нашего лагеря уже полыхал жаркий костер, бросая трепетные отсветы на наши лица и стволы сосен.

— Ну что, Иринушка, — сказал Алексей, беря ее за руку, — испытаем судьбу?

Они разбежались и легко перелетели через пляшущее пламя. Мы захлопали и закричали «любо!».

— А теперь, господа, мы позволим себе отлучиться, — с лукавой улыбкой промолвил Алексей. — Искупаться желаем в сей чудесной воде.

— Вы там осторожнее, — бросил им вслед Петр. — Ночь-то сегодня не простая.

— Не боись, — махнул рукой Алексей, и они, смеясь, скрылись в густых прибрежных зарослях.

Я смотрел им вслед, и снова то странное предчувствие шевельнулось во мне. Не страх еще, но ощущение, будто что-то неотвратимое пришло в движение. Словно занавес в балаганном театре вот-вот поднимется, и начнется представление, сценарий которого нам неведом и страшен.

Прошел час, а может, и более. Алексей с Ириной все не возвращались. Мы сидели у костра, хмель понемногу выветривался, уступая место смутной тревоге.

— Что-то долго их нет, — проговорила наконец Юлия.

— Да никак уединились где, — хмыкнул Антон, но в голосе его не было прежней веселости. — Пойду-ка я их поищу. Заодно и табачку из кисета своего достану, в повозке оставил.

Он поднялся и нетвердой походкой направился в ту же сторону, куда ушли Алексей с Ириной. Мы остались втроем с девицами. Костер потрескивал, где-то в лесу ухнула сова, и эта природная тишина вдруг показалась зловещей.

Минут через двадцать из темноты послышались шаги. Это возвращался Антон. Один. Он молча подошел к костру, и при свете огня мы увидели его лицо — белое как полотно, с расширенными от ужаса глазами.

— Ну что? — спросил Петр. — Где они?

Антон сглотнул и прохрипел:

— Нет их там. Я нашел их платье и рубаху… на берегу лежат, у самой воды. А их — нет. Я звал… никто не откликнулся.

— Как это — нет? — вскрикнула Марта. — Может, они в лес пошли?

— Нагишом?! — выкрикнул Антон. — Что-то случилось, Петр! Что-то страшное!

Эта уверенность в его голосе, этот страх в его глазах заставили кровь стыть в жилах. Мы вскочили и, забыв обо всем, бросились на поиски, выкрикивая их имена в темную, молчаливую ночь. Я с Петром двинулся к зарослям камыша, туда, где, по словам Антона, он нашел одежду.

— Алексей! Ирина! — кричал я, и голос мой тонул в вязкой лесной тишине.

И вдруг совсем рядом, из самых густых зарослей, донесся тихий, сиплый голос, в котором я с трудом узнал голос Алексея:

— Максим… я здесь… помоги…

— Алеша! Что с тобой? Где ты?

— Ногу свело… запутался в камышах… вытащи…

Я шагнул ближе и увидел медленно протянувшуюся из темноты руку. Бледную, сморщенную, сизую, какой бывает рука у утопленника, пролежавшего в воде не один день.

— Господи, Леша, да что же с тобой? — пробормотал я, берясь за мертвенно-ледяные пальцы.

В тот же миг рука сжалась на моем запястье с такой нечеловеческой силой, что мои суставы хрустнули. И из темноты показалось лицо. И то был не Алексей. То было подобие лица, гниющая водяная маска. Кожа серо-зеленая, покрытая слизью и волдырями. А глаза… На их месте были два бельма, две мутные белесые пленки, налитые млечной белизной, из-под которых сочился желтоватый гной. Синие, растрескавшиеся губы раздвинулись, обнажая ряд острых, частых зубов, подобных щучьим. Тварь смотрела на меня своими слепыми глазами и тянула к себе, в черную, пахнущую тиной воду.

— ПЕТР! — взревел я, обезумев от ужаса и боли.

Петр, слава Богу, был рядом. Он схватил меня за плечи и с силой рванул назад. Я рухнул на землю, а тварь с тихим, булькающим звуком скользнула обратно в камыши, оставив после себя лишь расходящиеся по воде круги.

Когда мы, трясясь как в лихорадке, вернулись к нашему стану, нас ждало новое, еще более страшное открытие. Тарантас стоял на месте, но лошадей не было. А на земле, возле оглобель, в свете догорающего костра мы увидели два темных, неподвижных холмика. Это были наши лошади. Обе лежали с перегрызенными глотками, и земля под ними пропиталась черной кровью. Пути к спасению у нас больше не было.

— Бежим! — закричал я, хватая за руки оцепеневших от ужаса девиц. — В лес, к дороге!

Но Антон, обезумев от страха и выпитого, вдруг схватил топор, что лежал у костра.

— Я убью ее! Убью эту тварь! — зарычал он и бросился к воде.

— Антон, стой! Назад! — кричал Петр, пытаясь его удержать.

Но было поздно. Из воды, прямо у берега, вынырнула та самая голова. Антон замахнулся топором, но тварь оказалась проворнее. Длинная, как змея, рука обвила его шею, и мы услышали короткий, сухой хруст, будто сломали большую ветку. Тело Антона обмякло. Петр, видя это, в отчаянии бросился на тварь с одними кулаками. Вторая рука утопленника схватила его и с легкостью увлекла под воду. На поверхности на мгновение показалось его искаженное ужасом лицо, а потом все стихло.

Мы бежали, не разбирая дороги. Ветки хлестали по лицу, ноги вязли в болотистой почве, а за спиной, казалось, слышался тихий, злобный смех.

Под утро, окончательно выбившиеся из сил, мы вышли к нашей слободе.

Урядник, прибывший на следущее утро, слушал мой сбивчивый рассказ с нескрываемым недоверием. Озеро прочесывали несколько дней. Не нашли ничего. Ни тел, ни останков лошадей, ни даже следов нашего стана. Словно и не было нас там никогда. Пошли слухи, что мы, молодые господа, перепились, повздорили, и я в пьяной драке порешил своих товарищей, а после выдумал небылицу про нечисть.

Мой истинный рассказ, произнесенный с еще не остывшим ужасом в душе, был сочтен бредом безумца либо хитросплетением злодея, пытающегося уйти от правосудия. Свидетельства несчастных Марты и Юлии, коих рассудок также помутился от пережитого кошмара, приписали женскому малодушию и истерии, свойственной их полу. А отсутствие тел убиенных обратили против меня же, вменив мне в вину дьявольскую изворотливость в сокрытии следов своего преступления.

Приговор был скор и неумолим.

И вот я, дворянин Максимилиан Маевский, лишенный всех прав состояния, клейменый и закованный в кандалы, влачу дни свои на сахалинской каторге. Отсюда, из этого ада на земле, где человеческое страдание есть лишь обыденность, а надежда — пустой звук, я и пишу эти строки. Пишу не для того, чтобы снискать сочувствие или оправдание — земной суд для меня кончен, и участь моя решена. Я пишу сие как предостережение. Как завещание живым от того, кто уже наполовину мертв.

Молитесь, господа, и будьте смиренны. И никогда, слышите, никогда не испытывайте судьбу в купальскую ночь. Ибо тот, кто придет на ваш зов, не будет знать пощады, а суд человеческий, в слепоте своей, осудит не его, но вас.

Показать полностью 1
34

Правило выживания. Убежище

Сон не шёл. Я ворочался, пытаясь найти удобное положение на холодном, жестком матрасе, но тело отказывалось расслабляться. Старик сидел у проёма, неподвижный, как камень, и вслушивался в каждый шорох, доносящийся сверху. За долгое время он научился безошибочно различать звуки ночи — шелест ветра в обломках, скрип металла и те звуки, что издавали эти чудовища.

А они были разными. Одни подкрадывались беззвучно, как сама смерть. Другие оглушали рёвом, от которого стыла кровь. Но никогда ещё они не подбирались так близко к нашему убежищу.

Сейчас они шастали прямо над нами. Я слышал, как их когтистые лапы скребут и стучат по железной крышке люка. Их вой и визг сливались в оглушительную какофонию, а иногда проступали другие, куда более жуткие звуки — влажное хлюпанье, причмокивания, звук рвущейся плоти. От них становилось тошно.

— Как думаешь, они смогут проникнуть к нам? — прошептал я, и мой голос прозвучал неестественно громко в этой давящей тишине.

Старик не повернулся.

— Они умные. Но не настолько чтобы открыть люк. К утру уйдут.

---

Мне снилась Женя. Она стояла на кухне и что-то готовила. Утро было пасмурным, и из-за этого вся квартира утопала в синеватых сумерках. Я вышел из своей комнаты, протирая глаза.

Чем занимаешься , комендант? — рявкнул я, подкравшись к не сзади.

Сестра вздрогнула и ударила меня грязным половником по плечу.

— Не пугай так!

глянь лучше, что на улице творится... — Она кивнула на окно, и в её глазах мелькнуло беспокойство, которого я раньше никогда не замечал.

Я медленно подошёл к окну. И, только подойдя вплотную, я разглядел, что асфальта не видно. Его скрывал густой, молочно-белый туман. Он колыхался, перемещался, живой и тяжёлый, подпирая стены дома.

— А где мама? — спросил я, не отрывая взгляда от гипнотизирующего движения тумана.

— Ты чего, Миш? Она внизу, конечно. Кормит их. Как всегда.

Её слова повисли в воздухе, и лишь спустя мгновение до меня дошёл их чудовищный смысл. Я обернулся, чтобы переспросить, но в ту же секунду что-то тёмное и стремительное метнулось в молочной пелене прямо под нашими окнами.

Что это?

Едва я произнёс эти слова, тварь вынырнула из тумана, скользнула по стене, ворвалась в квартиру, высадив оконную раму, схватила Женю и исчезла обратно в молочной пелене.

Я проснулся в холодном поту. Старик, спал прислонившись головой к стене, у проёма. Видно, усталость сморила и его. Я отдышался, поднялся и принес банку с кофе. Потом зажёг крошечную газовую плитку, чтобы сварить напиток, пока он спит. На ржавом боку плитки была нацарапана надпись: «Пётр Иванович». Не знаю, зачем, но старик подписывал всё, что считал своим. Старая, неистребимая привычка исчезнувшего мира.

Я сварил кофе, и в сыром подвале поплыл горьковатый, но до безумия приятный аромат.

Аккуратно толкнув старика в плечо, я протянул ему стакан.

— Дед. Кофе.

Он вздрогнул, напрягся приготовившись к бою, но потом сознание вернулось. И он кивнул, приняв напиток.

Его старые пальцы, покрытые шрамами, плотно обхватили стакан.

— Спасибо, —  голос был хриплым, но в нем пробивалась благодарность. Он отпил глоток, поморщился. — Кислит. Но сойдет.

Пили молча, слушая, как затихают последние звуки на поверхности. Вой прекратился, остался лишь ветер.

— Опять тот сон? — вдруг спросил старик, не глядя на меня.

Я кивнул, хотя он вряд ли бы увидел это в полумраке. Казалось, он всегда знает что мне сниться.

— Да. Та же квартира. Та... та тварь. И Женя.

Старик тяжело вздохнул, поставил стакан на ящик.

— Прошлое — якорь. Чем крепче за него держишься, тем быстрее идешь ко дну. Пора отпустить.

— Легко сказать, — я сжал свой стакан так, что пальцы побелели. — А как? Как забыть, что мы... что мы просто ушли? Как забыть её лицо? Мы даже не искали.

Он повернулся ко мне. В тусклом свете его глаза были похожи на провалы в иной, ещё более тёмный мир.

— Забывать не нужно. Нужно понять. Это закон выживания, внук. Мы просто научились подстраиваться. Мир всегда был таким жестоким. Просто раньше мы не хотели этого признавать .

Он допил кофе и поднялся, его кости с хрустом протестовали.

— Собирайся. Через час двинемся. Говорят, на старом мясокомбинате люди устроили поселение. С генераторами и стеной.

— Снова «говорят»? — я горько усмехнулся. — В прошлый раз «говорили» про бункер с припасами. А нашли только крыс и сумасшедшего, который молился на скелет.

Старик пожал плечами, проверяя затвор своего ружья.

— А ты есть хочешь? Или будешь и дальше жевать черствый хлеб с пресной рыбой? Выбор — вот что отличает нас от них. Они подчиняются инстинкту. А мы выбираем. Даже когда выбирать особо не из чего.

Он прав. Всегда прав. Я отправил в рот последний глоток горькой, кислящей жижи, собрал свои жалкие пожитки. Банка с червями, арбалет, несколько патронов, тряпьё... И тень сестры, навсегда поселившаяся за спиной.

Старик уже стоял у лестницы, его силуэт вырисовывался на фоне слабого утреннего света, пробивавшегося через щели люка.

— И, внук... — он обернулся. — Если там, на комбинате, увидишь что-то... что напомнит о прошлом. Не смотри. Просто иди.

Он толкнул люк. Свет ударил по глазам, резкий и беспощадный. Мы вышли на поверхность — в мир, где не осталось места ни для блинчиков, ни для сестёр, ни для сожалений. Только дорога, пыль и вечный выбор, который с каждым днем даётся всё тяжелее.

Показать полностью
83

Местечко

Упавший на землю урод вяло попытался закрыться руками. Я добавил ему пару ударов ногами и плюнул. С него хватит, а то еще в больничку улетит, те ментам накатают. Нахрен оно мне?

Зато теперь к моей Наське эта паскуда лезть не будет точно. Спасибо соседу, спалил его, гада. Я довольно хлебнул пива, которое мне подал Андрюха.

— Колян, валим? — спросил он. Я согласно кивнул. А че мы тут забыли-то еще?

Вечер свободный был. Андрюха предложил заехать в местечко. Да, так он и сказал. Местечко. Ну так-то Андрюха тот еще суетолог, мог как и в пивнуху позвать, так и в сауну с блядями. От него никогда не знаешь чего ожидать.

Но я как-то резко согласился. Домой вообще не хотелось. Как застал Наську с этим упырем, так и не лежало у меня в ту сторону.

Но в лесу я ему знатно лицо начистил, да.

Андрюха приехал куда-то на окраину городка. Подкатил к какому-то богатому особняку, который стоял посреди леса. Хозяин его явно кого-то крышевал, бля буду. Столько денег честным трудом не забахаешь.

— Слыш, Андюх, мы че тут забыли?

— Тихо, щас я тебе такой кайф обеспечу. Благодарить будешь, братух.

— Не понял.

Андрюха ухмыльнулся во все свои неполные тридцать два. Вряд ли у него там даже двадцать было.

— Мне тут Толян тему про местечко подогнал, ну тот, с погонялом Чпок, который.

Толяна Чпок я знал. И нет, погоняло его совсем не с армии пришло. Просто он трахаться любил, аж уши дымились. Пазл сложился, да.

— Ты меня в блядовню привел, как в тот раз?

— Не-не, тут не страшные, Колян. Погнали, сам увидишь. Только это, говори, что не женат. И что не пьешь.

Нихрена не понял. Но ладно. Андрюхе я верю. Не, Наське жопой светить можно перед петухом каким-то, а мне разок-другой покувыркаться нельзя? С чего бы это?

Зашли мы внутрь этого особняка. Около входа сидела здоровая такая бабуля. Ну консьержка вылитая, да. Угрюмо на нас посмотрела, спросила нас, женаты ли, употребляем ли. Кореш ответил правду, ну а мне напиздеть пришлось. Ну ничего страшного, думаю. А Андрюха реально ни капли в рот. Да и бабы у него не было.

Деньги, консьержка эта сказала, возьмет потом.

— Тут, короче, а-а-ахринительные близняшки, — рассказывал мне Андрюха, пока мы втроем поднимались на второй этаж. — Мне Чпок фотки показывал. Все при них, щас сам убедишься.

Консьержка, или как ее там, показала мне на одну дверь, а Андрюхе на соседнюю. Я зашел, закрыл за собой дверь, огляделся. Комната вся в розовый да красный покрашена, не люблю такое. Постель по цвету прям на кровь смахивала. А посреди кровати Сидела... Ну не балабол я, верьте на слово. Сидела там настолько охренительно красивая брюнеточка, что мне показалось, будто я порнушку смотрю. С этими вот звездами идеальными. Волосы до задницы, сиськи упругие, прям мой размерчик. Ни грамма лишнего жира. Кожа гладенькая, а ресницами-то как захлопала, когда меня увидела. И поманила так пальчиком игриво.

Ну тут у меня крышу сорвало. Не знаю, что со мной случилось, но очнулся я спустя часа два, когда мы перетрахались чуть ли не в каждом углу комнаты.

Выполз я оттуда натурально с трясущимися ногами. Даже живот крутить как-то начало, видимо организм совсем ошалел от такого бурного время препровождения.

В дальней части коридора, прошла точно такая же девочка, с которой у меня только что был лучший, отвечаю лучший, секс в моей недолгой жизни. Я сначала не понял, как она успела выйти, я же даже от двери не отошел, а потом вспомнил, что Андрюха-то говорил про близняшек. А вот и он кстати, тоже выполз. Лицо светится, как тачка намытая.

Не говоря друг другу ни слова мы дошли до консьержки и заплатили ей за два часа. Сумма, кстати, была не такая уж и большая.

А еще через пару часов я уже лежал в постели с Наськой. Жена у меня, конечно, та еще... вертихвостка, но я ей отомстил. И хмырю тому лицо украсил. Пойдет, да.

Правда, как бы она не пыталась изображать из сея богиню сегодня, ту брюнеточку она затмить не смогла.

***

Дрых я до обеда. Выходной же. И кемарил бы дальше, если бы мне Андрюха не позвонил. На измене весь, Чпока, говорит, нигде нет. Телефон недоступен, дверь не открывает.

Ну я отмахнулся, мол, в загуле Толян, не обращай внимания. Положил трубку, а сам пошел пиво пить. На голодный желудок, доктора говорят, пить нельзя. Но тошнило меня знатно и есть не хотелось вообще. А вот пенное залить — самое то.

Наська сидела на кухне и под какой-то сериальчик поглощала еду. Я присвистнул. На столе свободного места не было, все в тарелках, кастрюлях. При мне только она откусила от батона приличный такой кусман и залила этой чаем. Я, тихо офигевая, дошел до холодильника, взял бутылочку холодненького. Сел напротив нее, открыл, выпил. В животе что-то очень нехорошо зашевелилось. Ну ничего, пройдет скоро, да.

— Наськ, ты че оголодала-то так? Ты ж на диете.

Она неопределенно махнула батоном в пустоту, промычала что-то набитым ртом, мол пошла в задницу эта диета. Я кивнул. Дело ее.

Вечером я решил доехать до Андрюхи. Он мне позвонил еще раз, попросил таблеток от живота привезти. Ну надо, так надо. Видать шава вчера паленая была, которую мы по пути в лес купили.

Кореш не сразу открыл дверь, стучался я долго.

— Слыш, ты че такой бледный?

Андрюха скривился. Жестами показал, что его щас стошнит и полетел в туалет. Я зашел, посидел на диване, подождал, пока его прополощет. Из туалета он выполз уже пободрее, выпил привезенные таблетки.

— Да со вчера хрень какая-то, — поведал он. — Мы же вчера с тобой одну и ту же шавуху хомячили? Тебя как?

— Тошнит слегка, крутит живот, да, — признался я.

— Внатуре ее из собак что ли сделали...

— Пивка бахни — все пройдет.

— Ты же знаешь, что я ни-ни, — скривился кореш.

Посидел я с ним, маленько, да домой собрался. Толку-то от меня.

Дома было тихо. Наська, видать, ушла куда-то. Надеюсь не побежала утешать своего петушка. Иначе и ей тоже светит подобная судьбинушка. Ну я схватил пульт, баночку пенного, да завалился каналы листать.

Отвлекло меня от телевизора какое-то шебуршание в ванной. Я нехотя пошел проверять. Недавно крысы у соседей были, может и к нам пробрались. Че в этой хрущевки стены-то.

Включил свет, открыл дверь и охуел по полной. Ко мне по полу ползло что-то, отдаленно напоминающее человека. Почти бесформенная тварь была слеплена из кусков мяса, внутренних органов, волос и костей. Повсюду из нее сочились гной и кровь. Я начал отходить, дрожащими руками начал нащупывать в коридоре, чем бы уебать эту уродину. Краем глаза увидев лежащий в ванне труп. Труп Наськи. Развороченный живот и грудь. Будто эта тварь выбралась из нее.

И тянущееся откуда-то из трупа моей жены к этому монстру что-то, напоминающее пуповину. Или кишку.

Чудовище ползло медленно. Я нащупал длинную металлическую ложку для обуви, содрал ее с крючка и ударил куски мяса, целясь в голову. Ну или в то место, где были глаза.

После второго удара урод обмяк и перестал двигаться. Я выронил ложку и двинулся к двери. Надо было срочно валить с хаты, менты разбираться не будут.

На лестничной площадке я услышал, что кто-то поднимается снизу. Много людей. Рисковать не хотелось, я у мамы один, поэтому я быстро постучался к соседу. Антоныч нормальный мужик, открыл почти сразу. Я залетел к нему в хату, захлопнул тихонько за собой дверь. Жестами показал ему молчать. Тот кивнул, хотя по глазам был видно, что испугался.

Глянул в глазок. На площадку поднялись какие-то тела в ОЗК. Ну мы в армейке в таких бегали. Противогазы там, брезент. Или как его. Начали стучаться в мою дверь. С минуту стучались. А потом переглянулись и просто ее выломали, суки!

Антоныч достал из шкафа "Сайгу". Говорю же, нормальный мужик. Я ему головой покачал, не время. Сам ухом к стене приложился, она как раз напротив ванной нашей была. А стены тонкие в хрущевке.

Всего не расслышал. Эти в противогазах говорили о каких-то образцах, эксперименте. Возмущались, что в квартире была баба, а не мужик. Получается, меня искали, что ли? От этой мысли внутри все похолодело... И зашевелилось. Твою мать, опять хреново.

Тела вышли в подъезд. Я снова к глазку. Увидел, что волокут с собой два мешка здоровых. Успел сквозь дверь услышать что-то вроде "заебали алкаши попадаться".

Выдохнул.

Спустя час Антоныч знал всю делюгу. И про местечко, куда меня отвез Андрюха, и про Чпока, который пропал. И про Наську мою.

Рассказывал я ему это все под водочку холодную. Даже легче как-то с животом стало. Сосед выслушал и резонно предложил ехать к Андрюхе. Что мы откладывать не стали.

У кореша нас встретила открытая дверь. Не на растопашку, но на ключ не запертая. Антоныч приготовил свою "Сайгу", после чего мы вошли. Нас встретила кристально чиста хата. И никаких следов присутствия Андрюхи, конечно же. Кто бы сомневался.

— Колян, и его порвало, походу, — задумчиво произнес сосед. Он смотрел на маленькую засохшую след крови на коричневом диване, который, видимо, пропустили те в противогазах. Никаких сомнений в том, что они наведались и сюда, не было.

Мы обмозговали с Антонычем. Долго сидели в хате моего откинувшегося кореша. Понаглели, взяли бухло у него из холодильника, помянули. Обмозговали еще раз.

Выходило, что мы с Андрюхой что-то подцепили у тех близняшек. Паразита какого-то, болячку, я хрен его знает. Я передал Наське. Вот оно в ней и проросло. Андрюха ни с кем больше не трахался, поэтому помер только он. Но тогда возникал вполне резонный вопрос: а какого хрена я еще живой?

Антоныч считал, что это из-за алкоголя. Та консьержка спрашивала же, пьем или нет. И Наська у меня не пила давно, с тех пор, как на диету села.

Какой-то пиздец. Бухать теперь постоянно что ли.

Ночью мы решили ехать и сжигать это местечко. Ну ту блядовню. Было ясно, что ответов нам там никаких не дадут, но позволять мужикам ходить и цеплять такую страшную заразу, не хотелось. Да и ментам не расскажешь, упекут в психушку. Если вообще они не подвязаны с этими в противогазах.

У Антоныча был классный пикап "Мицубиси" или "Мицубиши", хрен его знает, как правильно. Мы загрузили его под завязку канистрами с бензом и поехали.

Облить особняк горючкой нам удалось быстро. Никто даже не заметил. Да и окна там не горели, в отличие от прошлого раза. Я попутно хлебал водку из чекушки, следуя совету соседа. Тот быстро придумал какую-то хрень, типа коктейля молотова, и бросил в дом.

Вспыхнуло красиво, прям от души. Мы не стали ждать, пока огонь сожрет весь дом, и бросились обратно к тачке. Не успели мы до нее добежать, как услышали нечеловеческие крики, напоминающие верещание полудохлой птицы. Обернулись, Антоныч перехватил поудобнее "Сайгу". Не зря. К нам с выхода особняка, который еще не успел загореться, бежала та самая черноволосая бестия, которую я трахал в этом местечке. Эту фигуру я узнаю даже в темноте. Вот только лицо ее уже было нечеловеческое. Глаза почернели, рот раскрылся так, как невозможно ни у одного человека. И вся пасть была усеяна клыками, размером с палец.

Антоныч не стал думать и всадил ей из пушки. Голова твари разлетелась на несколько десятков окровавленных кусочков, а тело, пройдя еще немного по инерции, упало на траву.

Однако за ней к нам бежали еще десятки таких же одинаковых тварей. Антоныч заорал: "Ходу, блять!" Мы влетели в его пикап и, пробуксовав на месте просто вечную секунду, рванули прочь отсюда.

***

Антоныч нормальный мужик. После той ночи, мы с ним свалили в другой город. Оказалось, что у него и свой домик есть, красота.

По его словам, видимо в местечке какие-то ученые маялись хуйней. Доэкспериментировались. Одинаковые бабы натолкнули его на мысль, что, как он выразился "при соблюдении всех параметров эксперимента, из подопытного должна родиться точная копия изначального объекта". Видимо подобными должны были быть только мужики, которые никому эту заразу дальше не передают. И только непьющие. Потому что уже две недели как прошло, а меня еще не порвала эта хрень. Хоть и мутит в животе постоянно.

Но алкоголь в доме постоянно присутствует, хоть я его и пить уже не могу. До блевоты. И на ночь меня Антоныч запирает. И правильно делает.


Хей-хей, все помню, будет на этой неделе главка "Безысходска") Ну вот придумалось мне сейчас такое, што поделать-то. Точно будет главка. И вообще, мои чюваки, среда же ж

Полумутант-жабка желает всем спокойно доработать два дня

Полумутант-жабка желает всем спокойно доработать два дня

Ну а пока главка ждется, ссылочки тоже ждут, когда их откроют:

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol

https://vk.com/anomalkontrol

И новостной проект жив https://t.me/angnk13

Показать полностью 2
36

Здесь водители действительно худшие на свете

Это перевод истории с Reddit

В округе Уилмингтон — худшие водители в мире.

Знаю, так говорят все. Я ездил по пятнадцати штатам, трём странам и, наверное, сотням маленьких городков. Этим меня заразила невеста. Она всегда говорила: у каждого города есть душа — и была права. Приезжаешь в новое место — и будто что-то в воздухе. Не то чтобы людям промыли мозги или они все одинаково мыслят. Скорее, это как радиочастота, на которую у всех в глубине головы настроен приёмник. Где бы ни было сплочённое сообщество, ты чувствуешь этот фоновый шум, едва переступаешь границу. Иногда и ты, и все вокруг понимают: лучше уйти, пока не стало по-настоящему плохо. Людей тянет к частоте их места. Я видел разные города — каждый со своим характером. И в каждом встречались плохие водители.

Но когда я вернулся в округ, где выросла моя невеста, где жили её родители, всё превратилось в кошмар, в который я до сих пор с трудом верю. Мы поняли это в тот момент, когда увидели табличку:

«Теперь вы въезжаете в округ Уилмингтон».

Белый фургон, мчавшийся по встречной полосе, заставил меня резко свернуть — я вылетел на встречку, а потом на обочину. Поставил на «паркинг» и застыл на траве. Мы с Джессикой вывалились из машины и, матерясь, заорали вслед машинам, которые продолжали ехать, не сигналя и не открывая окна.

— Ты в порядке, Джесс?

— Нормально, просто в шоке. Что это вообще было? Кто эти уроды?

— Понятия не имею, — ответил я.

— Они же вместе ехали, да? Типа банда какая-то.

— Может быть, — сказал я, открыл дверь, снова сел в наш красный «Сивик» и вернул телефон в держатель, перезагрузив маршрут в навигаторе до дома родителей Джесс. Она села, посмотрела на меня с укором, пару секунд помолчала и сказала:

— Может, вызвать полицию?

— Делай как считаешь нужным, но тогда мы к пяти не успеем.

— Алан, они едва не убили нас. Кто-то может пострадать.

— Они уже выезжают из округа. Я просто не хочу тратить время на заявление, которое ни к чему не приведёт.

По дороге в город машин почти не было. На встречной полосе пара машин гнала под сотню, а один в белом пикапе обошёл меня. Всё окончательно пошло наперекосяк на первом перекрёстке с четырьмя знаками «стоп». Сначала там никого не оказалось. Пустой перекрёсток в странно пустом городе. Я остановился у знака и нажал на газ, выезжая на открытое пересечение. Из ниоткуда «Приус» врезался в заднюю пассажирскую часть нашей машины и закрутил нас волчком.

— АЛАН! — взвизгнула Джесс, пока мы скользили и останавливались. Сердце бешено колотилось, я пытался собраться после удара. Когда смог, отстегнул ремень и выбрался из сильно помятой машины. Вдали я увидел, как «Приус» уносится прочь, едва нас задев. Я рванул к Джесс, которая уже выбиралась, но рухнула лицом на асфальт. Она закричала от боли и, извиваясь, поползла.

— Моя… лодыжка… — пробормотала она, а я держал её. — Звони в 911! — выкрикнула мне в лицо. Я снова посмотрел в ту сторону, где исчез «Приус». Перекрёсток всё ещё был пуст. Даже шиномонтаж и кафе-мороженое выглядели покинутыми.

— Служба 911, в чём ваша чрезвычайная ситуация?

— Какой-то ублюдок врезался в нашу машину и скрылся! Моя невеста… У неё нога, лодыжка, болит, ей нужна помощь!

— Хорошо. Скажите ваше местоположение, сэр.

— Мы на пересечении авеню Рэндалл и улицы Грин. Нам нужна помощь. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь как можно быстрее.

— Скорая будет у вас в ближайшее время. Я направила к вам ближайшего офицера, он будет примерно через минуту. Останьтесь, пожалуйста, на линии.

— Спасибо, — сказал я и повесил трубку. — Они уже едут, — заверил я Джесс, которая стонала от боли.

Я помог ей перебраться к обочине и усадил на бордюр. Принёс воды из машины и ещё раз успокоил, что помощь в пути. Я испытал огромное облегчение, когда где-то рядом завыли сирены. Я не знал, звонить ли родителям Джесс или проверить, можно ли ещё вести машину. С визгом шин на улицу Грин вылетел «Додж Чарджер». Я встал перед Джесс и замахал, подавая офицеру знак. Полицейская машина неслась в нашу сторону со скоростью около восьмидесяти миль в час и не сбавляла. Она летела прямо на нас. Сирены резали уши. Джесс крикнула моё имя в тот момент, когда я перекатился в сторону. Кенгурятник разорвал её на части, и её изуродованное тело осталось неподвижным на асфальте.

— Нет… — выдохнул я и отвернулся, охваченный ужасом. Полицейская машина резко остановилась в ста футах дальше по авеню Рэндалл. От её шин тянулась полоса крови Джесс. Высокий, бледный офицер, выйдя, заслонил солнце. Он посмотрел на меня недоумённо, а я пятился, дрожа.

— В чём проблема, сэр? Это вы звонили, верно? — он приближался, а его напарница вышла и бросила взгляд в нашу сторону. Я пятился, пока не упёрся в наш красный автомобиль. — Сэр, не садитесь в машину, мы просто хотим поговорить. Разобраться, что здесь произошло.

Я увидел, как его напарница тянется к пистолету, и рванул на место водителя, молясь, чтобы старая «Сивик» ещё тянула. Двигатель я не глушил, так что ударил по газу и развернулся в сторону, откуда приехал. В единственном уцелевшем боковом зеркале я увидел, как копы бросились обратно в свою машину. Вскоре они были у меня за спиной, и сирены, которые минуту назад сулили спасение, теперь наполняли меня первобытным ужасом. С перекрёстка, который я проскочил, к погоне присоединилась ещё одна машина. Пришлось лавировать между несколькими машинами, выезжать на встречку, уходить на обочину — но я уезжал к чёрту из этого места. Вглядываясь через треснувшее лобовое стекло, я увидел впереди остановившийся грузовик. Он перекрывал пару полос. Я обогнул его спереди и заметил тело за рулём, которое клевала ворона.

Пока я продолжал нестись, позади раздались удар и взрыв. Одна из полицейских машин влетела прямо в грузовик и за собой увлекла ещё пару экипажей. Но погоню это не остановило. В окно я увидел мотоциклиста, поравнявшегося со мной. Это был не полицейский: парень в полной байкерской экипировке, с татуировками и в тёмных очках. Он посмотрел на меня и швырнул мотоцикл прямо в бок моей машины, сам перелетел через лобовое стекло и грохнулся на дорогу сзади.

— Да что за ХЕРНЯ! — заорал я, пытаясь прибавить, но чувствовал, как машина разваливается. — Нет, нет-нет-нет… — рухлядь начала сдыхать, а две полицейские машины, одна уже вся разбитая, быстро нагоняли меня. Из-под капота пошёл дым, и, охваченный паникой, я выпрыгнул на ходу. Меня скрутило, я перекувырнулся, собирая ссадины и синяки, но вскочил и рванул с дороги в редколесье.

Я допустил ошибку — оглянулся. И увидел, как полицейская машина ударилась о бордюр и взмыла в мою сторону. Она приземлилась вверх колёсами, обвившись вокруг тонкого дерева, а я бежал дальше. Другая — та, что уже была побита, — сумела взобраться на бордюр и, не сбавляя, ползла за мной по редкому подлеску. Я бежал быстрее, чем когда-либо думал, что смогу: слёзы и пот смешались на лице. Силы заканчивались, и было ясно, что от бешеного полицейского «Чарджера» не убежишь. Я сгруппировался и прижался к земле, стараясь стать как можно меньше в траве. Полицейская машина — та первая, на чьей морде всё ещё была кровь моей невесты, — подпрыгнула на кочке и, чудом, пролетела в дюйме от моего лица и ушла дальше. Она не остановилась и тут же врезалась в дерево. Я передёрнулся и поплёлся прочь, в то время как одна из полицейских выбралась из вдребезги разбитого «Чарджера».

— Эй! — крикнула она мне вслед, а я шёл, не оборачиваясь на этот раз. — Что здесь происходит? Кто ты, чёрт возьми? Диспетчер, у меня ДТП. Офицер Денман не отвечает… Эй, стой!

Я попытался стереть грязь с лица и только размазал её по щеке. Вышел на дорогу и прошёл мимо таблички:

«Сейчас вы покидаете округ Уилмингтон».

Я туда больше не вернусь. Я больше никогда не сяду за руль. Я не знаю, что стало с её семьёй. Мне всё равно. Я просто рад, что всё это осталось позади.


Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!