Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 103 поста 38 745 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

112

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
50

Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

Язык выскользнул сквозь онемевшие губы, шлёпнулся под ноги и бледно-розовой пиявкой пополз прочь. Медленно преодолевая сопротивление вязкого воздуха, Вадим подобрал извивающегося беглеца и сунул в рот. Последствия потери столь важной части тела весьма огорчали. Он попытался прилепить скользкий орган на место. Непослушные пальцы мяли распухший кусок мяса, никак не желающий прирастать обратно…

— Вставай, пьянь, — острый локоть Жанны больно впился в бок. — Дома отоспишься.

Вадим со стоном разлепил глаза и тут же снова зажмурился. Утреннее солнце нещадно шарашило сквозь мутное от пыли стекло. Воспоминания о вчерашнем вечере накатывали обрывочными фрагментами, постепенно выстраиваясь в более-менее цельную картину. Пошевелив челюстью, он убедился, что язык хоть и действительно порядком распух, но всё же был на месте.

— Пить, — просипел он пересохшей глоткой.

— Прислугу нашёл, что ли? — возмущённо фыркнула соседка, поправляя сползшую бретельку ночнушки. — В холодильнике вроде минералка оставалась. Давай очухивайся быстрее. Мне детей из деревни через час встречать. Прибраться надо и сварить чего-нибудь.

— Ох, какая ты неблизкая, неласковая, альпинистка моя, скалолазка моя… Кхе-кхе…

Зловонный воздух из пищевода царапнул мелким абразивом пересохшее горло.

— Вали уже, певец…

Жанкина пятка больно впечаталась в голую ягодицу Вадима. Он обиженно сполз с кровати и, подхватив валяющуюся на полу одежду, покачиваясь, побрёл на кухню.

Из жидкостей удалось обнаружить лишь недопитую поллитровку водки в морозилке. Ковалёв тяжело вздохнул и надолго присосался к еле бегущей из крана холодной струе. Вода нестерпимо разила хлоркой, однако выбирать не приходилось. Ополоснув помятое лицо, Вадим брезгливо покосился на грязное полотенце над раковиной и утёрся висящей на плече футболкой.

Одевшись, он похлопал ладонями по карманам в надежде найти сигареты. Не обнаружив оных, прихватил со стола полупустую пачку ментоловых «Glamour» любовницы вместе с зажигалкой, на секунду задумавшись, решительно рванул дверцу морозилки. Прислушавшись к звукам из спальни, он осторожно свинтил крышку с бутылки и залпом опрокинул остатки водки прямо из горлышка в широко открытый рот. Вязкий глоток обжигающим холодом скользнул в глубины организма и мягко расцвёл где-то в его центре, разбегаясь по телу умиротворяющей теплотой. Вадима резко прошиб пот, сцепив зубы, он сдержал рвущийся наружу рвотный позыв, едва не нарушивший идиллию внутренней гармонии, достигнутой своевременным похмельем.

— С утра выпил и весь день свободен, — словно оправдываясь перед самим собой, пробубнил он под нос любимую присказку Тюбика, утирая выступившие на глазах жгучие слёзы.

Стараясь не звенеть, Вадим опустил пустую тару в ведро под раковиной и поспешил к выходу.

— Ковалёв, мусор захвати! — донеслось из спальни. — По пути выкинешь.

— Прислугу нашла, что ли? — мстительно огрызнулся он перед тем, как громко хлопнуть входной дверью.

На лестничной площадке Вадим закурил и немного постоял в раздумьях. Подниматься в свою квартиру совершенно не хотелось. Небольшой дозы алкоголя на старые дрожжи с лихвой хватило для возникновения чувства лёгкой эйфории. Более того, проснулось желание разделить эти ощущения с кем-то понимающим.

Он спустился во двор. Посёлок просыпался с большой неохотой. Даже беспокойные бабки, снующие обычно с самого утра по каким-то неведомым старушечьим делам, не спешили сегодня выползать из своих квартир. Тем лучше. Очень уж Вадиму не хотелось ловить на себе их осуждающие и недовольные взгляды.

В песочнице, одетый в неизменную розовую футболку, пуская слюни, ковырялся Карасик. Казалось, что с того момента, как пацан впервые появился в посёлке, он совершенно не изменился. Словно время совсем забыло про него. Точного возраста Карасика Вадим не знал, как не знал и откуда мальчишка получил свою кличку. Может, его так прозвали из-за бессмысленно выпученных «рыбьих» глаз, а может, просто исковеркали уменьшительно-ласкательную форму имени Тарас. В Адай Карасик приехал лет пять назад вместе с бабкой Натальей – замкнутой, пугливой старухой. Жили они всегда особняком, с соседями практически не общались и дальше порога никого в свою квартиру не пускали. Как следствие, поселковые их быстро невзлюбили, относились с подозрением и опаской, однако странных чужаков это, казалось, вполне устраивало. Карасик всегда играл один, дети его избегали, но не травили. Побаивались. Вадиму и самому частенько бывало не по себе от пристального взгляда пустых, немигающих глаз.

Карасик, словно почувствовав повышенное внимание к своей персоне, поднял непропорционально большую гидроцефальную голову. Выпученные зенки уставились на Ковалёва из-под нечёсаной копны чёрных курчавых волос. Рука мальчишки взметнулась ко рту, он ухватил себя за язык и сильно оттянул его вниз, что-то неразборчиво мыча. В памяти мгновенно всплыл давешний неприятный сон. Вадим, резко отвернувшись, раздражённо сплюнул под ноги и поспешил прочь со двора. Подгадил малой настроение, конечно, но, по счастью, Ковалёв знал, как исправить ситуацию.

Путь к Тюбику занял не больше десяти минут. Как и все алкоголики, тот спал мало, но часто. Цикл сна художника формировался совершенно непредсказуемо, и при должной удаче застать верного собутыльника в состоянии бодрствования с одинаковой вероятностью можно было как ранним утром, так и глубокой ночью.

Отчего-то Вадим пребывал в уверенности, что сегодня удача точно на его стороне. Как оказалось, он нисколько не ошибся. По блестящим глазам и благодушной глуповатой улыбке, растянувшей спутанные седые усы старого приятеля, уже с порога стало понятно, что Тюбик успел неслабо принять на грудь.

В квартире, заваленной исписанными холстами, планшетами с бумагой и мольбертами, привычно пахло краской, растворителем, а также застарелым перегаром. Хозяин жилища разгуливал в рваной заляпанной тельняшке и огромных семейных трусах, пестрящих весёлым разноцветным горохом. Буйная, с проседью растительность, густо покрывающая его лицо и голову, в сочетании с сухопарым телосложением, делали художника похожим на безумный гибрид Карла Маркса и льва Бонифация из старого советского мультфильма.

— Пришажывайщя, дружище, — радостно прошамкал он беззубым ртом, смахнув широким жестом мусор с табурета. — Щем обяжан штоль раннему вижиту?

— Настроение хорошее с утра было. Дай, думаю, навещу старого друга.

— Шовешть, поди, жамущила? Шавщем жабыл штарика. Ща, погодь. Где-то тут должен быть…

Он суетливо пошарил рукой за креслом, достал наполненный почти до краёв гранёный стакан, выудил плавающий внутри зубной протез и отработанным движением сунул его в ротовую полость.

— Ну вот, — Тюбик довольно щёлкнул челюстью. — Совсем другое дело.

Старик, прищурившись, придирчиво изучил стакан в льющихся через открытое окно пыльных лучах утреннего солнца, с сомнением понюхал содержимое и, вздохнув, опустошил его одним глотком.

— Хорошо, — крякнул он, утирая губы. — С утра выпил и весь…

— Знаю-знаю, — махнул рукой Вадим. — Есть курить? А то я эти ментоловые терпеть не могу.

— Так я ж некурящий.

— Мне-то не гони. Бросил, что ли?

— Я курю, только когда выпью. А так как выпиваю я регулярно, многие ошибочно полагают, что я курю.

— Не смешно, — скривился Ковалёв.

— Так я и не клоун, чтобы тебя смешить. Кстати, о клоунах… Цирк сегодня приезжает, в курсе?

Он кивнул на стоящий в углу подрамник с ярким рисунком.

— Глава лично просил афиши оформить. Третьего дня заказ забрали. Одна вот осталась. Хочешь, подарю?

— Не, спасибо, — мотнул головой Вадим. — Куда мне её? Нормально заплатили хоть?

— На удивление, — довольно оскалился Тюбик. — Сам не ожидал.

— Пропить ещё не успел?

— Обижаешь. Я себя контролирую. На, вот…

Он достал из потёртого бумажника несколько смятых купюр.

— Сгоняй в лабаз. Водки возьми, сигарет и закусить чего-нибудь, если деньги останутся.

Вадим с деланой неохотой поднялся с табурета.

— Сколько брать?

— Одну для начала, а там посмотрим, как пойдёт.

Отпускные Ковалёв прогулял ещё в первую неделю активного отдыха практически подчистую и теперь с тревогой поглядывал на неприкосновенную заначку. В связи с этим неожиданный широкий жест приятеля пришёлся как нельзя кстати. Скрывая ликование от столь удачного стечения обстоятельств, он поспешил за покупками, прихватив по ходу нераспечатанную упаковку жвачки с полки в прихожей. Надолго от вчерашнего выхлопа она, само собой, не избавит, но в случае непродолжительного контакта сможет, если что, выручить.

Адай постепенно пробуждался: меж домов носилась орущая ребятня, любители солнечных ванн лениво тянулись в сторону карьера, дачники сползались к автобусной остановке. Вовремя заметив Жанку, ожидающую приезда своих отпрысков, Вадим юркнул за угол дома. Та ведь сразу поймёт, куда он направляется. Ни к чему ей эта информация.

— А-э-э, — раздалось сверху.

Ковалёв вздрогнул, чертыхнулся и задрал голову. С широкого балкона двухэтажного общежития, сунув свою громадную башку между прутьями обрешётки, на него таращился Карасик. Пацан, крепко вцепившись пальцами в собственный язык, ожесточённо тянул его наружу. Свисающая изо рта слюна шлёпнулась вязкой каплей Вадиму на плечо.

— Ах, ты ж… — вскрикнул тот, отпрыгнув. — Вот придурок! Чего ты ко мне привязался, идиот?

Он стянул футболку и, озираясь на неперестающего строить жуткие гримасы Карасика, потрусил к магазину обходным путём.

— Ой, а что это за Апполон? — с издёвкой протянула Мальцева из-за кассы, скептически окинув взглядом щуплый торс Ковалёва. — Жанка знает, что ты по улице полуголым разгуливаешь?

Сама она даже в самый жаркий день неизменно носила одежду с длинными рукавами. Все знали почему, и давно уже не обращали внимания на эту причуду.

— Тише ты, — шикнул на неё Вадим. — Ещё бы всему посёлку растрепала.

— Толика боишься? Так ему ещё лет пять сидеть.

— Никого я не боюсь, только ты всё равно лишнего не болтай. Водки лучше дай.

— Рано, Ковалёв. На время смотрел?

— Завязывай, Нин. В первый раз, что ли?

— Не положено.

— Слушай, не начинай. Я ведь тоже могу…

— Чего? — напряглась собеседница.

— Того. Мишка твой в курсе про ваши с Антохой шуры-муры? А если ему кто-нибудь намекнёт, а?

— Ой, всё. Скучный ты, Вадик. Уже и пошутить нельзя. Со школы вообще не изменился. Как я только с тобой за одной партой столько времени вытерпела? Какую водку надо?

Ковалёву внезапно показалось, что по рукаву её салатовой блузки быстро расползаются тёмные пятна. Он зажмурился и помотал головой.

— Ты чего? — подозрительно уставилась на него одноклассница. — Поплохело?

— Да не… Померещилось.

— Завязывал бы ты бухать, Вадик.

Скрипнув несмазанными петлями, отворилась входная дверь. На пороге возникла грузная туша в фетровой шляпе. Тихо звякнули друг о друга позолоченные медальончики, болтающиеся на пёстрой ленте, опоясывающей тулью. Из-под малиновой атласной рубахи, широко распахнутой на груди, блеснула массивная цепь.

— Дэвэ́с лачо́, гадже́! — громыхнул раскатистый бас. — Здравствуйте, уважаемые!

Вошедший пригладил свисающие подковой усы и осмотрелся.

Таких стереотипных цыган Вадим ни разу в жизни не встречал. Всё в посетителе, начиная от просторных шаровар и заканчивая расшитой витиеватыми узорами жилеткой, настолько соответствовало типичному образу, что казалось каким-то фальшивым. Будто мужчина старательно выдавал себя за того, кем на самом деле не являлся.

— Утро доброе, — кивнул Ковалёв.

— Здрасти, — буркнула Нина, подозрительно зыркнув на цыгана.

— Напиться бы мне, красивая, — широко улыбнулся тот, сверкнув золотыми коронками клыков. — Водица продаётся у тебя?

— Продаётся, — в голосе женщины почувствовалось напряжение. — Ждите своей очереди. Я вообще-то с покупателем работаю.

— Не ругайся, раклы́. Я подожду.

Он снял шляпу и отёр мятым платком влажные волосы, редкими волнистыми сосульками падающие на плечи.

Вадим торопливо сунул в пакет водку, кинул сверху пачку пельменей, сгрёб сдачу и поспешил к выходу. Рядом с незнакомцем он отчего-то чувствовал себя крайне неуютно.

— Постой, миро́ мо́рэ, — догнал его на пороге голос цыгана. — Ты потерял?

Он вертел в пальцах так и не пригодившуюся жевательную резинку. Видимо, та выпала из кармана, когда Ковалёв вынимал деньги.

— Оставьте себе, — отмахнулся тот на ходу.

Необходимость маскировать перегар уже не была такой острой, а брать что-то из рук этого странного мужика совсем не хотелось. Вообще непонятно, как эта жвачка оказалась у Тюбика, с его-то зубами? Вместо сдачи, наверное, когда-то всучили. Вадим сомневался, что художник вообще помнит о её существовании.

Выскочив на улицу, Ковалёв в изумлении замер. У крыльца магазина стояла большая деревянная кибитка, запряжённая четвёркой лошадей. Резные стены повозки были выкрашены в яркие цвета, изнутри слышались громкие женские голоса и детский плач.

Вокруг необычного транспортного средства опасливо топтались местные, одёргивая ребятню, норовящую погладить прядающих ушами животных.

Вадим сунул руку в карман и понял, что забыл купить сигареты. С трудом поборов необъяснимую тревогу, охватившую его в присутствии цыгана, Ковалёв потянулся к дверной ручке. Створка резко распахнулась. Толстяк в шляпе вальяжно выплыл на крыльцо, обвёл взглядом удивлённо шушукающихся людей, хлебнул минералки и провозгласил:

— Дорогие мои! Я понимаю ваш интерес, но всё же прошу не толпиться у вардо́. Кони нервничают. Наберитесь терпения. Завтра в полдень приглашаю всех на наше представление. Будет потрясающее шоу, пропускать которое крайне не рекомендую.

Тяжело опираясь рукой на перила, он спустился с лестницы, пыхтя и отдуваясь вскарабкался на ко́злы, щёлкнул вожжами, понукая лошадей, и неспешно покатил в сторону старого футбольного поля. Ковалёв только сейчас обратил внимание на афишу, прилепленную скотчем к окну магазина. Крупная надпись «Цыганский цирк-шапито» серебрилась среди ярких клякс фейерверков, изогнутых спиральных лент и причудливых узорных завитков. Атмосфера праздника была передана цветом просто изумительно. Рисунок хоть и отличался от виденного им в квартире Тюбика, но авторство не вызывало сомнений. «Талант не пропьёшь», — с гордостью за старика подумал Вадим и толкнул дверь магазина.

Нина, недовольно хмуря брови, сосредоточенно рассматривала своё отражение в раскрытой пудренице. Ковалёв выгреб из кармана остатки денег и высыпал на прилавок, не считая.

— «Явы» пару пачек дай ещё, если хватит.

Женщина раздражённо спрятала зеркальце, отработанными движениями пальца отделила мелочь от мятых купюр, щелчком отправила в сторону покупателя пару лишних монет, остальное сгребла в подставленную ладонь и вдруг замерла.

— Вадик, я старая уже, да? — подняла она покрасневшие глаза на Ковалёва.

— Ты чего, Мальцева?.. Мы же одноклассники с тобой, а уж я-то себя старым не считаю вообще. Случилось чё?

— Да цыган этот…

— Нагрубил? Обозвал?

— Не то чтобы… Волос у меня выдрал.

— Чего?

— Сказал, что седой. Я даже понять ничего не успела, а он, главное, ловко так рукой — хвать! Откуда у меня седой волос-то?

— Так тебе сейчас не о седине беспокоиться надо, — выпучившись на одноклассницу, зловеще прошептал Вадим. — Они же колдуны, все через одного. Вуду-шмуду и тому подобное. Может, он порчу какую-нибудь на тебя навести решил?

Наблюдая, как стремительно бледнеет Мальцева, он изо всех сил держался, чтобы не расхохотаться. Сам Ковалёв был убеждённым материалистом и старался не упускать возможности поиздеваться над людьми, верящими во всю эту эзотерическую чушь.

— И что теперь делать? — еле шевеля побелевшими губами, выдавила Нина.

— Для начала дать мне сигареты…

Мальцева поспешно выложила «Яву» на прилавок.

— А потом?

— Защиту от порчи ставить нужно, пока не поздно.

— Как?

— Значит, это… После работы сегодня берёшь пузырь, закуску, надеваешь красивое нижнее бельё и бегом ко мне. Будем трах-тибидох делать.

— Козёл! — Нина запустила в него пачкой. — Как был дураком…

— Так я же не настаиваю, — хохоча, Ковалёв подобрал с пола сигареты, — но, если что, адрес знаешь.

Подмигнув красной от возмущения Мальцевой, он вывалился из магазина. Подавив секундный порыв вернуться и извиниться перед слишком впечатлительной одноклассницей, Ковалёв бодро зашагал к дому собутыльника. Нинка хоть и принимала всё очень близко к сердцу, но не будет же она из-за такой чепухи снова вены резать. И так полжизни руки под одеждой прятать приходится.

— Здоров, Коваль, — раздался позади сиплый окрик. — Зазнался, что ли?

Вадим, мысленно чертыхнувшись, неспеша развернулся, пряча пакет с водкой за ногу. В его сторону бодро ковыляла перманентно благоухающая перегаром неопрятная троица. Кутузов, Чаплин и Крюгер были местной достопримечательностью. Неразлучные как мушкетёры, эти горемыки вечно влипали в различные неприятности, преимущественно под воздействием разнообразных веществ или во время поиска оных. Три Поросёнка, как их прозвали в Адае, были не самой желанной компанией даже среди запойных алкоголиков и других любителей сбежать от реальности. Вороватая кодла славилась полным отсутствием принципов, агрессивным поведением и неуёмной жаждой халявы. Они с прожорливостью саранчи алчно потребляли любые препараты, которые попадали в их цепкие ручонки, и Вадим ясно понимал, что содержимое его пакета оказалось в нешуточной опасности.

— И вам не хворать, — поочерёдно пожал он грубые руки с грязными обломанными ногтями. — Далеко направляетесь?

— К циркачам, — прохрипел Крюгер прокуренным голосом. — Им помощники нужны. Купол устанавливать и так, по мелочи. Обещают хорошо заплатить. Не хочешь?

Самый крупный и уродливый из всей компании, он являлся её бесспорным лидером. Своё прозвище Крюгер получил за изуродованное ожогами лицо. Ходили слухи, что он когда-то заснул с тлеющей сигаретой, однако лично подтверждать подлинность этого утверждения никто не брался.

— Давай правда с нами, — поддакнул Кутузов. — Вместе быстрее управимся.

— Отпуск у меня, — притворно зевнул Вадим, — а в отпуске люди… что делают?

Он выжидающе обвёл собеседников взглядом.

— Отдыхают же, — так и не дождавшись ответа, продолжил Ковалёв. — Поэтому сегодня без меня, ребята.

Даже временные финансовые затруднения не могли заставить его связаться с этими отморозками. Опыт подсказывал, что финал мероприятия может получиться весьма печальным.

Из-под несвежей повязки, прикрывающей незрячий глаз Кутузова, по щеке сползла белёсая с кровавыми вкраплениями капля. Вадим моргнул. Капля пропала.

— Ну как знаешь, — провёл Крюгер ладонью по бугрящейся жуткими шрамами лысине. — Нам больше денег достанется. Погнали, братва.

Они направились к перелеску, за которым на берегу горной речки располагалось футбольное поле. На самом деле в футбол там давно никто не играл, а использовали в основном для коллективных пьянок на свежем воздухе. Однако топоним прочно прижился среди местного населения. По сути, «поле» было обширным вытоптанным за долгие годы пустырём на берегу горной речки со вкопанными по краям гнутыми прямоугольниками металлических труб.

«Это вы прям по адресу, — подумал Вадим, провожая глазами удаляющихся шабашников. — Хоть бы насовсем там остались, что ли. Таких выродков надо в клетках держать и нормальным людям за деньги показывать. Цирк уродов, сука».

Он сплюнул под ноги и быстрым шагом потопал к пятиэтажке товарища.

Вернувшегося в квартиру Вадима, Тюбик заметил не сразу. Художник, обняв себя за плечи, замер спиной к двери перед большой неоконченной картиной. Изображение на холсте полностью захватило его внимание. Стараясь не шуметь, Ковалёв примостился на табурет и стал терпеливо дожидаться, когда приятеля отпустит творческий столбняк.

Эту картину старик писал уже довольно давно, и что на ней изображено Вадим, конечно же, знал, хоть Тюбик и прятал её от посторонних глаз под грязным чёрным покрывалом. Утверждал, что показывать неоконченную работу – плохая примета.

Чего дед так носился с этой мазнёй, было совершенно непонятно. Однажды, выждав момент, когда хозяин квартиры в процессе потребления горячительных напитков уснул, Вадим всё же заглянул под драпировку. На холсте в тусклых красно-коричневых тонах была запечатлена обычная комната. Ничего особенного, однако художнику неведомым образом удалось передать ощущение безысходности и печали, царящих в покинутом жилище. То, что квартира давно пустует, было понятно по скопившейся на полу пыли и висящей в углах паутине, а разбросанные в беспорядке вещи говорили о том, что жильцы уезжали впопыхах, возможно, вообще от чего-то бежали. Вадиму эта комната казалась смутно знакомой, и оттого тягостное впечатление только усиливалось, но вспомнить, где он мог её видеть раньше, у Ковалёва не получилось. Так или иначе, удовлетворив любопытство, он решил больше не забивать себе голову всякой ерундой, и его интерес к картине постепенно угас.

— Вадя! — наконец, почувствовав, что он в комнате не один, обернулся старик. — Чего так долго?

Он суетливо накинул на холст рваную ветошь и поспешил к столу.

— Да, то одно, то другое, — Ковалёв разлил водку по стаканам. — Три Поросёнка чуть на хвост не упали, насилу отмазался. Поставь кастрюлю.

Он швырнул на стол пачку подтаивающих полуфабрикатов.

— Это правильно. Только их тут не хватало. Чего голяком, жарко?

Старик выпил, не чокаясь, и, подхватив пельмени, направился в кухню.

— Карасик, идиот, футболку оплевал. Простирнуть надо бы.

— Странно, — нахмурился Тюбик. — Не похоже на него. Мальчик обычно спокойный.

— Сегодня вообще много странного происходит, — хмыкнул Вадим.

Он как-то упустил из вида особое отношение старика к пацану. Пожалуй, тот был единственным во всём Адае, кто нормально общался с мальчишкой. Конечно, учитывая особенности умственного развития последнего.

— Слушай, давно хотел спросить, как ты подход к нему найти умудрился?

— Да он сам в гости приходить повадился, — отозвался из кухни старик. — Не гнать же его. Бывает скучно одному, а тут какая-никакая компания. А потом он мне краски стал приносить.

— Чего? — Вадим чуть не подавился выпивкой. — Какие ещё краски? Откуда?

— Думаю, у Натальи таскает. Уверен, бабка раньше тоже живописью баловалась. Не знаю, как объяснить, но это чувствуется. Как рыбак рыбака… понимаешь?

— Наверное, — неуверенно протянул Ковалёв. — Хотя я вот других слесарей в толпе не смогу сразу узнать. Пообщаться надо с человеком сперва. А как с ней общаться, если она всех игнорит?

— Тут немного другой уровень. Люди искусства тоньше чувствуют. Жесты, движения, манера держаться… Ты не поймёшь, это на уровне ощущений.

— Куда уж нам, убогим, — насупился Ковалёв. — Мы в высших материях не разбираемся.

— Не обижайся, — опершись плечом о косяк кухонного дверного проёма, виновато улыбнулся Тюбик. — Я не со зла. Просто не могу объяснить.

— Ладно.

Ссора со стариком пока не входила в планы Вадима.

— Краски хоть хорошие?

— Отличные, но я ими только одну картину пишу. Ту самую...

— И как? — ехидно ухмыльнулся Вадим. — Скоро явишь свой шедевр миру?

— Как закончу. Обещаю, ты будешь первым, кто сможет оценить.

— Весьма польщён.

Ковалёв изобразил шутовской поклон, не вставая с табурета. Из глубины кухни обиженно зашипел выкипающий бульон.

— Ах ты ж зараза!

Старик бросился к плите.

— Шука! — донесся спустя пару секунд его страдальческий возглас. — Жуб!

— Чего?

Ковалёв с неохотой поднялся с табурета, однако идти никуда не пришлось. Собутыльник, жалобно вздыхая, сам вышел в зал. В одной руке он держал влажно блестящий протез, а на раскрытой ладони второй лежала пара изъеденных кариесом жёлтых зубов.

— Шражу два, — запричитал Тюбик чуть не плача. — Как же так-то?

— Таким темпом тебе скоро ни одного секрета доверить нельзя будет, — прыснул Вадим. — Язык за зубами держать не сможешь.

— Ощень шмешно, — прошамкал опечаленный художник. — Наливай.

Адай помещённый в бездну (часть вторая из трёх)

Адай помещённый в бездну (часть последняя)

Показать полностью
264

Ответ на пост «Я дальнобойщик. Один старик на рации CB дал мне три правила, как вести себя с тем, что бегает рядом с моим грузовиком по ночам»2

В России нет пейсеров.
В России есть гончие.
Уродливые черные собаки, стая больше 6 псов, огромные как лошади, с громадными когтистыми лапами, громадная зубастая пасть, острые короткие уши, и короткий хвост, костлявые и мускулистые, скорее даже жилистые.
Метутся в тени леса, метрах в 10 от края леса, с той же скоростью что и машина.
Им похер густой лес, похер бурелом или густой кустарник, лишь бы была темень.
Отстают только в полях, но тут же нагоняют если начинается лес.
Их не видно прямым взглядом, только краем, неясное стремительное движение в лесном сумраке.
Они преследуют, как будто ждут когда ты ошибёшься, а когда возникает опасная ситуация и ты из нее выруливаешь, они жутко воют, но только тебе слышен этот леденящий душу вой.
Такой что шерсть на жопе тебя над сиденьем приподымает. А спина мокрая от холодного пота.
Они знают, ты едешь долго, ты устал, ты можешь ошибиться.
Они ждут твоей ошибки.

33

Дорога на смену 2 (продолжение)

начало Дорога на смену

Дарья
Михалыч с облегчением вздохнул и уселся на сиденье автобуса. Устроившись поудобнее, он стал разглядывать разношерстный народ. Его внимание привлекла девушка напротив. Она уткнулась в стекло и уныло рассматривала мелькающие улицы города.

Причиной плохого настроения был разговор, который студентка подслушала на перерыве между лекциями. Парни обсуждали девиц в группе и делали сомнительные нецензурные комплименты — и очередь дошла до её персоны.

— Дашка? Что про неё скажешь? — задумчиво протянул один.

— Фиг знает. Она... никакая, — подхватил другой.

— Вообще ни о чём! — сообразил однокурсник.

— Средней паршивости! — подвёл итог его дружок.
Даша была разбита. Девушка услышала ту правду, в которой боялась признаться сама себе. Она – посредственность. Внешность – самая обычная, глазу не за что зацепиться, училась средне. Учителя забывали её имя к концу учебного года, а одноклассники просто не замечали. Талантами не блистала, ничем не увлекалась, тихая и незаметная. Но в своих фантазиях видела себя то роковой красавицей, то блестящим учёным, авантюристкой или гениальным следователем. Придуманный мир, полный страсти, приключений и опасности залили карбоновой кислотой, расплавили, растворили и сожгли слова озабоченных балбесов.
На выходе из автобуса Дарья столкнулась с парнем, который чуть не сбил с ног, что не добавило хорошего настроения, и побрела домой. Она шла по пустынной аллее, и её единственным спутником стал разгулявшийся ветер.

Осень установила лимит теплым дням и готовилась ночью выплеснуть ушат холодного дождя. Сильный порыв бросил в лицо девушки мелкие колючие песчинки, она зажмурилась и запахнула плащ. Ветер кружил вокруг жертвы и забавляясь, вколачивал в спину охапки пожелтевших листьев. Деревья угрожающе качали голыми ветками. Их высохшая одежда лежала на дорожках, шелестела, шуршала, шепталась. Хозяева мрачной аллеи переговаривались между собой:
— Смотри, неудачница! —  крикнул кленовый лист.
— Ни рыба, ни мясо! — старый дуб вспомнил народную мудрость.
— Серая мышь! — пискнула рябина, и кровавые грозди затряслись от смеха.
— Не ахти, не ахти! — закачал головой каштан и хотел запустить колючий зелёный ежик с ветки, но они давно осыпались.
— Невеста без места! — со знаем дела пропел кустарник спирея японская, прозванный в народе «белая невеста».

Девушка ускорила шаг. Она срывалась на бег, оглядываясь по сторонам. Мозг покопался в памяти и издевательски подсунул воспоминание о горячем чае и вкуснейших пирожках, заботливо приготовленных любимой бабушкой. Холодный ветер проворно заскочил в рукав плаща и стал гладить покрытую мурашками нежную кожу. Дарья взвизгнула, она почувствовала, как тело сковывает ледяной панцирь. Вместе с холодом пришло озарение, и девушка заливисто рассмеялась. «Я и вправду глупышка. Была. Но теперь я точно знаю, что делать», — план, который поселился в голове, был прост и гениален.

Несколько недель назад к Дашке подошли девицы с параллельного потока, те, на которых тайком засматривалась скромница. В брендовых вещах, благоухая дорогим парфюмом, они предложили заняться волонтерством — навещать больных стариков, помогать по дому, бегать за продуктами, помочь адаптироваться к стремительно меняющимся реалиям и просветить, что устаревшие лекарства можно заменить новыми, малоизвестными препаратами, которые выпускает развивающаяся компания. Стоят они недешево, зато полностью излечивают от многих хронических заболеваний.

Тогда Даша отмахнулась от предложения — ей казалось это пустой тратой времени. Зачем возиться с чужими пенсионерами, если дома и своих хватает? Она жила с бабушкой и дедушкой, и их ворчания ей за глаза хватало. «Даша, выключи свет в ванной!», «Даша, опять в наушниках до полуночи сидишь!», «Даша, когда ты уже устроишься на работу?». Каждый день одно и то же.

Но сейчас всё изменилось. Дашка вдруг поняла — вот оно, её звёздное время! Эти самые девицы, Карина и Вика, светились в университетских новостях чуть ли не каждую неделю. То их на форуме благотворителей показывают, то в местной газете интервью берут. А что, если и ей так повезёт?

Она представила себе эту картину. Вот она входит в аудиторию, а все оборачиваются и шепчутся: «Это же Дарья, та самая, что помогает старикам!». Парни смотрят на неё совсем другими глазами —не как на серую мышку с третьей парты, а как на человека, который реально что-то делает для общества. Может, даже подойдут после пары, заговорят...

Чем больше Даша об этом думала, тем яснее становилось — надо действовать. И начать можно прямо дома, с собственных бабушки и дедушки. Они же постоянно жалуются на давление, на суставы, на этот свой бесконечный список болячек. Вместо того чтобы травиться старыми таблетками, которые и не помогают особо, можно попробовать что-то новое, современное. Те девчонки говорили, что препараты творят чудеса, просто о них мало кто знает, потому что компания молодая, раскручивается только.

«Бабушка и дедушка! Точно! Я и их вылечу», — подумала она и радостно улыбнулась, девушка знала, где старики хранят свои накопления. Богатое воображение услужливо нарисовало церемонию вручения государственных наград, вспышки фотокамер и кричащие заголовки «Дарья – спасительница: студентка стала «ангелом милосердия»…

Денис

Парень, который врезался в Дашу, сел у окна. Он был в чёрной толстовке и джинсах. Молодой человек натянул капюшон и склонил голову так, что бледное лицо не могли рассмотреть другие пассажиры. Он сгорбился, вжался в сиденье, будто хотел слиться с дешёвым потрескавшимся дерматином. Руки его дрожали, и он спрятал их в карманы. Взгляд упал на поношенные ботинки, и он поспешно задвинул их под сиденье — засохшие бурые пятна словно кричали о случившемся.

Кровь мерещилась повсюду. Юноша зажмурился – алая пелена стояла перед глазами. Казалась, что сладкий, тошнотворный запах пропитал одежду, кожу, волосы. Комок подкатил к горлу, и он едва смог побороть рвотный позыв. В воспаленном мозгу мелькали картинки – сидящий на асфальте человек, он берет в руку кирпич и медленно подходит к будущей жертве. Когда ярость покинула сознание, он равнодушно посмотрел на то, что осталось от человека, который был его отцом.

Денис рос в детском доме. Пьющая мать избавилась от обузы, когда у нее родился четвёртый ребенок. Мальчик стал доставлять слишком много проблем. Он подрос и стал понимать, что родители бывают трезвыми и есть счастливчики, которых кормят вкусной едой каждый день. Мальчишка стал доставать мать просьбами вести нормальный образ жизни, в пьяных драках защищал от буйного отца.

Родительница написала отказную и ребенка отправили в приют. Изредка она навещала сына, часто плакала и корила себя. Когда Денису исполнилось шестнадцать, мамаша, рожая очередного ребёнка чуть не отправилась на тот свет. Врачи спасли непутевую, и на нее снизошло озарение — она бросила пить. Начала замаливать грехи, ходить в церковь и соблюдать заповеди. Отец бухать не бросил. Завязавшая супруга вскоре стала неинтересна, алкоголик ушёл из дома, время от времени наведывался и утаскивал вещи, которые пропивал.

Когда Денис достиг совершеннолетия, он покинул сиротский приют и перебрался в родные пенаты. Устроился на работу, не гнушался никакими шабашками и реализовал заветную мечту домочадцев — купил новый большой телевизор. Это был настоящий праздник для бедной многодетной семьи. Ребятня завороженно уставилась в мерцающий экран, глазенки удивленно округлились, казалось, что они дышать забывают от восторга. Уставший Денис задремал в кресле, а из соседней комнаты слышалось монотонное бормотание — раскаявшаяся грешница молилась.

В тот день Денис вернулся с работы пораньше. В квартире было непривычно тихо, его никто не встречал. Парень похолодел от дурного предчувствия и ворвался в зал. Он увидел бледную мать, сидевшую в кресле, а у ее ног застыла младшая сестренка. Детишки прижались друг другу и безутешно рыдали. Он посмотрел на тумбочку и всё понял:
— Он забрал телевизор? — голос прозвучал приглушенно, как будто не хотел нарушать гнетущую тишину.
— Да, — беззвучно, одними губами ответила женщина. — Сыночек, ты не волнуйся, не сердись, он сам не ведает, что творит, — торопливо продолжила она.
Денис не слышал последнюю фразу. Он бросился искать пропойцу и нашел у полуразрушенного дома, где ошивались бомжи и пьяницы. Папаша насмешливо посмотрел на парня и издевательски расхохотался, показывая гнилые зубы. Холодная волна нахлынула на Дениса. Он поднял кирпич и двинулся на родителя…

Яблоко
Отдаленный от центра промышленный район погрузился в непроглядную тьму, когда Михалыч вышел из автобуса. Одинокие фонари бросали тусклый свет на пустые улочки. Жилых многоэтажек здесь практически не было, несколько старых общежитий, да частный сектор с покосившимися домишками. Жилища казались пустыми и безжизненными. Хозяева ветхих хаток, затаившись, ничем не выдавали своё присутствие.

Михалыч поглубже натянул кепку и ускорил шаг. Он миновал пустырь и шёл мимо кирпичного забора, нескончаемой лентой укатившегося во мрак. Территория за оградой была освещена, и световые осколки рассыпались на ухабистую дорожку. Старик встревоженно вглядывался вперед, шаг замедлился. Вдалеке показалась маленькая размытая фигура, Михалыч затаил дыхание, а когда таинственный силуэт приблизился, облегченно вздохнул.
— Добрый вечер! — раздался приятный женский голос.
— Добрый! — поздоровался старик.
— Как здоровьице? — женщина в потрепанном пальто остановилась, поставила сумки и ласково улыбнулась пожилому мужчине. Рассеянный свет сгладил морщинки на красивом лице незнакомки, скрыл седые пряди, спрятал сухие потрескавшиеся руки с выступавшими венами. —Сторожуете?
— Сторожую, милая! — ответил Михалыч. Он видел её каждый раз по дороге на завод. Сухонькая, с уставшими глазами, она была неизменно приветлива и мила. Сначала они просто здоровались, перебрасывались пустяковыми фразами, а потом стали вести разговоры по душам. Он узнал про сыновей, которых она тянет сама, без мужа. О жизни в общежитии с буйными соседями, о нелегком труде и бесконечных подработках. И эти случайные встречи стали самым светлым и волнующим событием в его жизни.
— Угощайтесь, — и женщина вытащила из пакета большое красное яблоко и протянула ночному сторожу. — Спешу, мои заждались уже. — Она взяла сумки, попрощалась и исчезла в темноте.

Кирпичный завод

Михалыч, чертыхнувшись, засунул яблоко в карман и через несколько минут был уже возле заброшенного кирпичного завода. Он толкнул металлическую калитку, та взвизгнула и протяжно застонала. Огромная территория была захламлена строительным мусором. Словно огромный крот вытолкнул из недр излишки грунта, чернели многочисленные пирамидки битого кирпича. Разбитые окна длинных вытянутых строений корчили гримасы, проворный сквозняк гулял в полупустых залах.
Хриплый крик птицы, сорвавшейся с засохшего дерева, заставил его вздрогнуть и прибавить шаг.

Ночной охранник уверено шёл к самому большому зданию. Хлипкая дверь легко открылась от небольшого толчка, Михалыч оказался внутри наполовину заполненного склада. Везде стояли огромные контейнеры, на некоторые были натянуты брезентовые накидки. Старик не смотрел по сторонам, он продвигался вперёд и подслеповато щурился, свет от фонарика слабо выхватывал отдельные детали помещения.
Он свернул в узкий проход между металлическими ящиками, недовольно поморщился и продолжил путь.

В нос настойчиво полз резкий едкий запах, невыносимая вонь сочилась из контейнеров, доверху наполненную разодранной одеждой. Смрад, висевший в воздухе, подгонял сторожа, он нырнул в последний поворот. Дрогнувшая рука послала луч света в угол склада, брезент с одного края ящика сполз и обнажил содержимое металлического хранилища. Пустыми глазницами таращились черепа, контейнер был засыпан ими до самой верхушки как конфетница со сладостями, которую к приходу гостей наполняет радушная хозяйка.
Старик, глядя перед собой, упорно продвигался к цели. Он шёл по длинному коридору, к массивной деревянной двери. Она была приоткрыта, и на середине пути Михалыч услышал странный гомон и возню. Так шумят непоседливые первоклассники, когда учитель запаздывает на урок. Громкий стук, хихиканье, обиженный рёв, звонкий подзатыльник, негромкое жужжание, пронзительный свист – какофония сочилась из небольшой щели. Мужчина затаил дыхание, тихонько приблизился и остановился у входа.
— Ну ты даёшь! Совсем отупел со своими жертвами. Истинный демон глупости! — раздался насмешливый возглас.
— А ты…А я… Ну держись! — визгливый голосок не нашелся что ответить обидчику и пустился в рукопашную. Послышался грохот и крики, и Михалыч резко распахнул дверь и вошёл в комнату.

Демонский начальник

В зале переговоров не было ни души, пыльные кресла, стоящие за длинным столом, были пусты. В затхлом помещении маленькими роями висел гнус. Чёрное перекати-поле клубилось по полу, извергало проклятия, слышались звуки удара — маленькие точки сложились в десятки кулаков и мутузили друг друга. Несколько темных облачков загадочно мерцали, поблёскивали золотом и серебром и тихонечко безостановочно жужжали — это мило беседовали демонши. Силуэт человека, выложенный из постоянно движущейся мошкары, лежал на столе и негромко похрапывал. В углу комнаты было целое скопище микроскопических пятнышек, которые, довольно урча, витали в воздухе.

Михалыч кашлянул, чёрная лавина хлынула, расселась по местам и приняла человеческие очертания. Старик прервал кровавое пиршество – на кресле сидел человек, точнее то, что от него осталось.
Демонский начальник покачал головой и направился к креслу во главе стола мимо нечисти, которая в знак уважения склонила головы. Босс остановился возле вертлявого подданного и отвесил подзатыльник. Голова наказанного рассыпалась на пол мелкими точками, потом взмыла вверх, собралась в головёшку и скорчила обиженную гримасу.
— Ты зачем, мерзавец, дал Лидии Григорьевне деда травануть? Совсем покоя старуха не даёт, — покачал головой начальник.
— Простите, шеф, я не знал, что вы туда переедете, — плаксиво протянул демон.
— Не знал, не знал, — передразнил Михалыч. — А его зачем сюда притащили? — он кивнул в сторону живого трупа.
— Неформат, — пискнул кто-то в ответ.
— Да понял я, что неформат. Зачем сюда? Устроили тут жральню, — бурчал Старший демон, усаживаясь в кресло. — Да, кстати, кто хирурга окучивал? — вдруг вспомнил он.
— Я! — черная рука выросла над столом.
— Удалец! — похвалил он нечисть.
— А теперь рассказывайте о подвигах, — босс устроился поудобнее и приготовился слушать.
Совещание длилось до утра, а на рассвете демоны заправили обжигающие морозом жала и рассеялись по улицам города. Фальшивый сторож не спешил покидать кабинет. Философские мысли лениво плавали в голове. Он думал о том, что стал слишком стар для этого мира. «Ну что за словечки они придумали! Раньше бесполезных людей, которых нельзя использовать и сожрать не жалко называли мусором, отходами. А сейчас неформат какой-то…», — Михалыч раздраженно сплюнул.
Такими же новомодными фразами сыпало дьявольское отродье, выгнавшее его из ада. Щенок, которому и пятисот лет не было, посмел над ним насмехаться. Да он кружил над навозной кучей, когда Михалыч войны начинал! Старший демон вновь вспомнил неприятный разговор:
— Ну что, старичок, допрыгался, — издевался тот, когда заслуженный пенсионер собирал вещи. — Он, — юный демон поднял вверх палец, — всё видит!
— Голубчик, да что ж я сделал такого, — недоумевал дед.
— Испытывать чувства к людям — это днище, — объяснил желторотый и визгливо рассмеялся.

Первые лучи солнца заглянули в окно, осторожно поползли по комнате и легонько коснулись задумчивого старика. Он держал в руках яблоко, и чёртов плод обжигал ему руку. Михалыч вдруг вспомнил прародительницу и с досадой хотел запустить фрукт в стену, но вспомнил участливый, нежный взгляд и легкое прикосновение дарительницы. Он вновь положил яблоко в карман, испытывая ноющую боль там, где у людей сердце.
«Прав желторотый. Совсем старым стал, сентиментальным», — подумал демон и засобирался в любимую уютную каморку.

Показать полностью
29

Дорога на смену

Небесное светило учтиво раскланялось и неторопливо направилось за горизонт. Солнечные лучи заскользили по стенам комнаты, выпрыгнули из окна и бросились догонять хозяина. Полумрак заполнил маленькую квартиру, и пожилой мужчина, уютно расположившийся в старом кресле, потянулся, и с громким вздохом поднялся. Он не любил опаздывать, да и народец в смене набрался шебутной, а он хоть маленький, да начальник — приглядывать за ними надо. На сборы ушло совсем немного времени, и вскоре мужичок уже стоял на лестничной площадке.

— Привет, Михалыч! — поздоровалась старушенция из соседней квартиры, наверняка караулившая возле двери.

— Здорово, — ответил он.

— Соседи снизу опять скандалили, — доложила она.

— Угу. До свидания, Лидия Григорьевна, — и от потока сплетен его спас лифт.

Михалыч не любил лишние разговоры. Он переехал в этот дом три месяца назад и сразу подвергся подробному допросу. Утреннюю тишину уютной каморки разорвал настойчивый звонок. Он открыл дверь и вопросительно посмотрел на раннюю посетительницу. Пожилая женщина придирчиво рассмотрела нового соседа и изрекла:

— Старый, около шестидесяти. Значит, баб водить не будешь, — уверенно сказала она.

— Не такой и старый, — немного обиженно пробурчал он.

— Надолго сюда? — продолжила собирать досье бдительная старушка.

— Как получится, — уклончиво ответил Михалыч.

Он и сам не знал, сколько здесь задержится. Внеплановая командировка вырвала его из привычного уклада. Но неожиданно для себя мужчина приобрёл то, чего никогда не было в его долгой жизни, — покой. Он чувствовал себя необычайно счастливым и умиротворённым и смаковал сладкие минуты отдыха до очередной смены, сидя в кресле перед окном.

— Зачем приехал в наш город? — бесцеремонно продолжила старуха.

— В ссылку отправили. За амурные дела, — подмигнул ей Михалыч.

Соседка шутку оценила, прониклась симпатией и при встрече делилась «ценными» новостями. Михалыч спустился вниз и столкнулся с молодым человеком, который предусмотрительно придержал перед ним дверь в подъезд. Старичок одобрительно кивнул, глядя на него, и поспешил на работу.

Александр

Мужчину в дорогом костюме с букетом цветов и тортом, с которым столкнулся Михалыч, звали Александр Андреевич. Он работал в лучшей частной клинике. Доктор освободился пораньше и спешил домой.

— Здравствуй, моя красавица! — сказал он и нежно поцеловал жену. — Леночка, как настроение? — Александр пошёл на кухню вслед за супругой, которая набирала воду в вазу для цветов.

Он с удовольствием пробежал взглядом по многочисленным фотографиям в рамках, которые висели в просторной прихожей. «Восхитительная женщина… А сейчас, благодаря мне, стала ещё лучше», — подумал он. На снимках блистала роскошная брюнетка: в элегантных нарядах, с затейливыми причёсками, сверкая бриллиантами, она надменно улыбалась и дерзко смотрела в камеру.

Александр сел на стул и с тревогой наблюдал за женой. Движения женщины были заторможены, в красивых зелёных глазах не было ни огонька, ни интереса к жизни.

— Ты опять загрустила. Давай я сделаю тебе укол, — предложил он, но в очередной раз не услышал ни слова. После инъекции Елена уснула. Александр лег рядом, гладил её по голове и вспоминал, как обрел своё счастье.

Они знали друг друга со школьной скамьи. Он со злорадством наблюдал, как самая красивая девочка в классе безжалостно разбивает мальчишеские сердца. Лена прочно поселилась в его фантазиях. Она замечала взгляды, полные томления, садилась рядом и с нарочитым кокетством улыбалась. Сашка, весь пунцовый от смущения, чувствовал, как распирает грудную клетку жар, и не мог вымолвить ни слова. Мальчик сидел, как каменный истукан, и не слышал хохота одноклассников.

После окончания школы Саша не потерял её из виду. Он стал закадычной «подружкой», жилеткой, личным супергероем: забирал пьяную девушку из ночных клубов, приезжал за чемоданами, когда очередной ухажёр выставлял её вон, ночи напролёт выслушивал потоки откровений. Однажды отчаявшийся влюблённый признался в чувствах, но Лена фыркнула и расхохоталась. Парень туже сжал дружеские оковы и продолжал мечтать о недоступной красавице.

Александр окончил медицинский, после успешной практики стал работать в клинике пластической хирургии, зарекомендовал себя блестящим специалистом — решительным и принципиальным. Но когда доктор снимал белый халат, миру открывался прежний Сашка — робкий, милый, застенчивый.

Елена долго его обхаживала: она хотела изменить форму носа, и однажды Александр сдался. Операция шла по плану, и доктор не испытывал беспокойства. Лишь ненадолго остановился, разглядывая лежащую под наркозом любимую, и вдруг почувствовал резкий толчок.

В теле возникли странные ощущения: будто ледяные черви сверлят его изнутри. Они подбирались к каждому органу, резвясь, превращали всё в сито. Обжигающе-холодные существа то замирали, покачиваясь на кровеносных реках, то стремительно продвигались вперёд — уже копошились в горле, ползли по гортани и шевелились в носовых пазухах. Мужчина задыхался, пытался закричать, но лёд сковал все звуки, и тонкая струйка воздуха не могла просочиться в пробитые стужей лёгкие. Наваждение вскоре исчезло; анестезиолог и медсестра вопросительно смотрели на доктора — не понимали причин задержки.

Хирург очнулся и приступил к операции. Он работал аккуратно, старательно, словно школьник, точащий острым ножом карандаш. Плавное движение скальпеля — ещё одно, с другой стороны — и ученик превратился в опытного живописца.

Он сделал шаг назад, взмахнул опасным инструментом, замер, завороженный созданным шедевром, и вновь принялся за дело. Операционная бригада наконец заметила неладное: медсестра с выпученными глазами издала громкий стон, когда поняла, что если пациентка выживет, то внешне будет напоминать злодея без носа из детской сказки.

— Шурик, ты что делаешь? — выдавил из себя ошарашенный анестезиолог.

— Называйте меня Александр Андреевич. Что ж, коллеги, продолжим, — голос хирурга напоминал негромкое шипение.

— Но... — пыталась что-то сказать медсестра, но осеклась под гипнотическим взглядом Александра Андреевича.

После операции доктор забрал Лену к себе, был внимателен и заботлив. Леночка попыталась покончить с собой, увидев своё отражение в зеркале, но Саша всегда был рядом. Она бросилась на него с ножом, но он, пристально глядя ей в глаза, вкрадчиво сказал: «Тебя больше никто не полюбит. А я всегда буду рядом». Безумный хирург сдержал обещание.

Верочка

Михалыч торопливо шагал по улице. Весёлая стайка ребятишек носилась по площадке; маленькая девочка в красном беретике и светлом пальтишке, шумно дыша, присела на скамейку. Девчушка сняла головной убор, и волна белокурых локонов хлынула на плечи. Она кокетливо тряхнула волосами и довольной улыбнулась, наслаждаясь эффектом. Подружки замерли рядом и завистливо косились на кокетку.

Михалыч залюбовался милым созданием: таких светлых ангелочков изображают на поздравительных открытках к Дню матери. «Эх, хороша! Далеко пойдёт!» — пробубнил он в пушистые седые усы и поспешил к автобусной остановке.

Верочка, так звали ангелочка, была очень сердита. Она покусывала пухленькие губки и раздражённо топала ножкой. Девочка смотрела на Никиту, который носился за Машкой, и совсем не обращал внимания на признанную королеву детской площадки. Муки ревности пощипывали Верочку так же противно, как та девчонка, которая больше не выходит на улицу. Вера по большому секрету рассказала, что у забияки вши, и с ней больше никто не захотел дружить.

Белокурая интриганка была не по годам развита: она обладала тонким талантом манипуляции. «Какие взрослые глупые!» — думала она, когда в очередной раз за шалости наказывали не её, а другого ребёнка. Открытый невинный взгляд и тонкий дрожащий голосок действовали безотказно. Она всегда говорила то, что взрослые хотели услышать. Её комната была забита пушистыми зайками и куклами в розовых платьях; втайне же к ним она относилась равнодушно и порой откручивала куклам головы, сваливая вину на невоспитанных гостей.

Верочке вдруг стало холодно, и она соскочила со скамейки. Её ножки стали холодными, как лёд; морозная струйка пробежала по спине, и девочка натянула шапочку. Она решительно направилась к Маше и схватила её за руку.

— Пойдём ко мне. Мама пирожные купила. Я покажу тебе свою комнату, — сладеньким голосочком предложила она.

— Правда? Тебе мама разрешила? — Маша удивилась и обрадовалась.

О волшебной комнате маленькой принцессы с придыханием рассказывала вся ребятня. А у Маши своей комнаты не было: они жили вдвоём с мамой на съёмной квартире.

— Конечно! Я покажу тебе много интересного! Ну их, этих мальчишек, — фыркнула Верочка, глядя на Никиту. — Мы будем лучшими подружками!

Обнявшись, две девочки шли с площадки. Верочка внимательно разглядывала одежду новоявленной подруги. Она раздумывала, куда спрятать мамино колечко с бриллиантами — в голове уже зрела мысль, что кольцо исчезнет едва та уйдёт. У подъезда они хором поздоровались с пожилой женщиной, ковылявшей к остановке.

Валентина Михайловна

— Вот же курица, — пробормотала старуха, вспоминая её последнюю клиентку. Мадам хорошо раскошелилась, чтобы её богатый пузатый папик ушёл от жены. — Будет ждать долго. Мужики они всегда такие — пообещают золотые горы, а потом растворяются как дым.

Валентина вот уже несколько лет трясла наивных женщин, обещая любовь до гроба. Она криво улыбнулась, вспоминая тот вечер, который изменил всё.

Она шла с работы — подрабатывала уборщицей в офисном здании. Зарплата копеечная, но ничего другого найти не могла. Образования не было, навыков особых тоже. В сумке лежали десяток яиц и батон, купленные на последние деньги до следующей получки.

На остановке толпился народ. Валентина протискивалась сквозь людей, стараясь не уронить драгоценную покупку. И тут какой-то мужик врезался в неё плечом. Резко, грубо, даже не извинился. Сумка выскользнула из рук.

Время словно замедлилось. Валя съежилась то ли от холода, то ли от ужаса. Она видела, как пакет падает, как скорлупа яиц трескается о грязный асфальт, как батон катится в лужу.

— Что ты делаешь, старый чёрт! — крик вырвался сам собой, наполненный такой болью и злостью, что у неё перехватило дыхание.

Мужчина обернулся.

— Не такой уж и старый, — буркнул он со странной ухмылкой и растворился в людском потоке.

Валентина прислонилась к холодной стене остановки. Слёзы душили, но она их сдерживала — сантименты здесь никого не интересовали. Люди торопились по своим делам, никто не обращал внимания на женщину с разбитыми яйцами у ног.

И тут она увидела её — цыганку. Та стояла чуть поодаль, наблюдала за толпой, высматривала жертву. Пёстрая юбка, золотые серьги, напускная загадочность в глазах. И деньги. У неё были деньги.

«Вот же клоунада, — подумала тогда Валентина, — а люди ведутся».

Но мысль засела в голове и не отпускала. К чему ей горбатиться на трёх работах, когда можно... Она выглядела старше своих лет, изможденная постоянной усталостью и недоеданием. Синяки под глазами, впалые щёки, руки, огрубевшие от постоянной работы. Идеальный образ для бабки-гадалки.

Через неделю Валентина сидела в той же точке, что и цыганка. Старый платок на голове, потёртая шаль на плечах. Первые дни были провальными. Люди шарахались от неё, морщились, ускоряли шаг. Но потом... Потом что-то щёлкнуло. Словно внутри проснулось нечто дремавшее. Она начала видеть. Не будущее, нет — она видела людей. Их страхи, желания, слабости.

Молоденькая девчонка с тоской в глазах — любовь безответная. Мужчина средних лет с беспокойным взглядом — проблемы на работе. Пожилая женщина с дрожащими руками — боится болезни. Валентина говорила им то, что они хотели услышать. И они верили. Платили. Сначала мелочью, потом купюрами.

Через год она уже снимала квартиру приличнее. Через три — купила собственную. Маленькую, но свою. И клиенты потекли рекой. Но была у Валентины одна особенность, которую она даже от себя не скрывала: она никогда не возвращала мужей в семью. Зато любовницам помогала от души. Заговоры, привороты, обереги — всё, что угодно, лишь бы разрушить чужую семью.

Потому что когда-то у неё самой был мужчина. Любимый, единственный. Он обещал уйти от жены. Клялся, божился. Шесть лет они встречались. Шесть лет она ждала, надеялась, верила. А потом он просто исчез. Жена забеременела, и Сергей сделал выбор — не в её пользу.

С тех пор Валентина точно знала: жёны не заслуживают мужей. Если мужчина изменяет — значит, в семье что-то не так. Значит, нужно помочь ему вырваться на свободу. К той, которая действительно любит.

Эта философия приносила доход. Любовницы платили щедро. Они были готовы отдать последнее, лишь бы заполучить чужого мужчину.

Валентина прекрасно понимала — никакие заговоры не работают. По крайней мере, не так, как думают клиентки. Но она говорила правильные слова, давала правильные советы. "Будь настойчивее. Не давай ему вернуться к жене. Устрой скандал. Поставь ультиматум". И это срабатывало — не магия, а обычная женская хитрость. Впрочем, иногда случались странности. Клиентка приходила, платила, получала заговор. И через неделю мужчина действительно уходил из семьи. Просто так. Без видимых причин. Будто кто-то дёргал за ниточки.

"Совпадение", — говорила себе Валентина. Но в глубине души чувствовала — не совпадение. После того вечера, когда она встретила мужика на остановке, в ней что-то изменилось. Словно открылась дверь, которую лучше было держать закрытой.

Возле магазина, куда направилась Валя, остановилась машина. Дорогая, чёрная, с тонированными стёклами. Из неё вышла женщина. Молодая, лет двадцати пяти, в роскошной норковой шубе, с лицом фотомодели. Длинные ноги, идеальная фигура. Валентина остановилась как вкопанная. Что-то в этой женщине резануло глаз. Не зависть к красоте или богатству. Что-то другое, глубинное.

Она подошла ближе, почти инстинктивно схватила красавицу за руку.

— Давай погадаю, — вырвалось само собой. — Бесплатно.

Женщина резко обернулась. Их взгляды встретились. Чёрные глаза лжегадалки были пусты. Совершенно пусты. Словно внутри не было души — только холодная бездна.

Красавица отшатнулась, высвободила руку.

— Отстань, бабка.

И пошла прочь, цокая каблуками по асфальту. Валентина осталась стоять, чувствуя, как по спине ползут морозные мурашки.

Агата

Агата повернулась перед зеркалом в фойе ресторана, оценивая отражение. Белая блузка идеально подчеркивала линию плеч, юбка-карандаш — длинные ноги. Темные волосы были собраны в тугой пучок, открывая лебединую шею. Красота — это оружие, думала она, и глупо им не пользоваться.

Сегодня была встреча с инвесторами. Презентация проекта, над которым она работала последние три месяца. Вернее, над которым работала Лена Соколова, её коллега. Но кто об этом узнает? Соколова сидела бледная, с красными глазами — видимо, всю ночь не спала, пытаясь восстановить файлы, которые "случайно" удалились с сервера. Агата позаботилась об этом еще вчера вечером, задержавшись после работы.

— Агата Владимировна, мы начинаем через пять минут, — секретарь Ирина, неприметная мышка в сером свитере, нервно крутила в руках планшет.

— Уже иду, — Агата окинула её снисходительным взглядом. Бедняжка, небось мечтает о том, чтобы хоть раз в жизни выглядеть так же эффектно.

В конференц-зале уже собрались все: директор, потенциальные инвесторы в дорогих костюмах и Лена Соколова, забившаяся в дальний угол. Её взгляд был полон отчаяния и немого укора. Агата едва сдержала улыбку. Слабаки никогда не понимали — в бизнесе выживает сильнейший.

Презентация прошла блестяще. Инвесторы были в восторге, директор лично пожал Агате руку и пообещал повышение. Она улыбалась, принимая поздравления, а в голове уже считала прибавку к зарплате. Может, наконец купить ту квартиру в центре?

— Поздравляю, вы превзошли все ожидания, — один из инвесторов, седоватый мужчина лет пятидесяти, не отрывал от неё восхищенного взгляда.

— Я просто делаю свою работу, — Агата изобразила скромность, хотя внутри ликовала. Повышение в кармане. Премия обеспечена. А Леночка пусть учится не быть такой доверчивой дурочкой.

После работы Агата встретилась с Викой, своей лучшей подругой еще с университета. Они сидели в модном кафе, и Вика взахлеб рассказывала о своем парне, Максиме.

— Он такой внимательный! Представляешь, запомнил, что я люблю белые розы, и прислал целый букет на работу, — щебетала Вика, сияя счастьем.

Агата рассеянно кивала, листая ленту в телефоне. Да, подруга была права, Максим действительно хорош. Агата убедилась это на собственном опыте, она затащила парня в постель на следующий день, после того как Вика их познакомила.

— Агата, ты меня слушаешь? — Вика нахмурилась.

— Конечно, дорогая, — она наконец оторвалась от экрана. — Просто работа, понимаешь. Этот проект...

— Ты такая молодец! Вика протянула руку и сжала её ладонь. — Всегда восхищалась твоей целеустремленностью.

Целеустремленностью. Какое милое слово для обозначения того, что Агата попросту брала то, что хотела, не спрашивая разрешения. И Максима взяла. Вика до сих пор не подозревала, что её любимый мужчина провел ночь в постели лучшей подруги. И, судя по тому, как он писал Агате, готов повторить.

— Ладно, дорогуша, мне пора, — Агата встала, изящно закинув сумку на плечо. — Хочу отметить сегодняшний успех.

— Одна? — удивилась Вика.

— Мне иногда нужно побыть наедине с собой, — соврала Агата. На самом деле она планировала встретиться с Олегом, женатым партнером из смежной фирмы. Его жена, толстушка с тремя детьми, наверняка сидела дома в растянутом халате, а Олег жаждал острых ощущений.

Пустая болтовня быстро наскучила красавице, и она решила отпраздновать свою очередную победу в ресторане. Олег в последний момент отменил встречу — что-то про семейный ужин и тёщу. Агата скривилась. Зачем вообще связываться с женатыми? Слишком много обязательств, слишком мало свободы.

В ресторане она заказала столик у окна и бутылку дорогого вина. Официант, молодой парень с приятной улыбкой, явно заинтересовался ею. Агата это заметила и кокетливо улыбалась.

Противная тетка за соседним столиком — в вязаной жилетке и с недовольным лицом — бросала на Агату косые взгляды. Наверное, завидовала. Или осуждала. Агата налила себе еще вина и демонстративно подняла бокал в её сторону. Пусть подавится своей моралью.

Агате вспомнила гадалку у ресторана и нахмурилась, но потом быстро сгладила досаду бокалом шампанского. Потом еще одним. И еще одним.

Голова слегка закружилась, но это было приятное головокружение — как после победы. А сегодня она победила. Снова. Как всегда.

— Ещё один бокал? — официант вернулся, и в его глазах читалось что-то похожее на надежду.

— Нет, спасибо, милый, — Агата поднялась, слегка качнувшись. — Мне пора.

Из ресторана она вышла пошатываясь. Села в свою роскошную машину, и, выжав педаль газа до полика, рванула с места.

Город мелькал за окнами яркими огнями. Агата включила музыку погромче — энергичный трек, под который так приятно ехать по ночной трассе. Красный свет светофора она проскочила, едва заметив. Ещё один. Машина послушно летела вперёд, а мир за стеклом казался размытым и нереальным.

— Да чего вы все там ползёте! — рявкнула она в пустоту салона, когда впереди притормозил какой-то седан.

Агата резко вывернула руль, выезжая на встречную полосу. В следующую секунду мир взорвался светом фар, визгом тормозов и оглушительным грохотом металла.

Через несколько часов новостная программа началась с ужасающей новости.

— Сегодня вечером в центре города произошла страшная авария, — говорил диктор ровным голосом. — Водитель дорогостоящего автомобиля, находясь в состоянии алкогольного опьянения, выехала на встречную полосу и столкнулась с маршруткой. Количество жертв уточняется. Виновница скрылась с места происшествия, но была задержана через два часа.

Дорога на смену 2 (продолжение)

Показать полностью
28

Они все должны вспомнить... и уйти

Ночь, улица, фонарь. Аптеки нет. Фонарь, правда, не горит, но это было не важно, сегодня полнолуние и света вполне хватало. Я шёл по обочине вдоль дороги, с моей стороны дороги была лесополоса, с другой стороны - белый кирпичный забор заброшенного промышленного предприятия. Моя первая мысль "Промка", уж не знаю почему она возникла. Частенько гуляю здесь, как будто что-то тянет или даже безмолвно зовёт сюда. Вот только зайти чуть дальше не было повода.

Возле фонаря стоял молодой человек в темном костюме со светлыми полосами на плечах и коленях. На голове была странного покроя чёрная кепка, как будто пошитая как часть какой-то униформы. Из под этой кепки пробивалась седина, которая не сочеталась с молодым лицом. Лицо, кстати, было совсем не запоминающимся, каким-то среднестатистическим.

Когда я подошёл поближе он сделал шаг навстречу и прокашлялся. Я ожидал любого вопроса, по поводу сигарет или денег на опохмел, но не такого.
- Молодой человек, не хотите сходить на экскурсию на территорию за этим забором? Люди, с которыми я договаривался, не пришли, но деньги уплачены, а значит экскурсия должна состояться, - сказал незнакомец.

Что сделает нормальный человек когда ему ночью незнакомый человек предлагает пойти на заброшку? На экскурсию на заброшку. Правда бесплатно. Но я не нормальный. После той войны, когда был взорван ближайший химический завод, жизнь поменялась, люди не одичали, но многие потеряли инстинкт самосохранения. Возьмём хотя бы меня, что я делал ночью на дороге между лесополосой и заброшенной территорией я сам не знаю. Естественно я согласился. Отчасти ещё и потому, что когда я увидел его вблизи он показался мне знакомым. Вот только где и когда я его видел хоть убей - не помню. Ну да ладно, может быть во время экскурсии вспомню. А спрашивать не хочу, я, если честно, не люблю знакомиться с людьми или вспоминать былые события со знакомыми. Я не сильно общительный человек.

- Что находится за этим забором? - мы уже шли вдоль кирпичной стены.
Под ногами хрустели осколки кирпичей, какие-то железки и засохшие растения.
- За ним ещё один забор, за тем ещё один. А за всеми заборами бывший лагерь строгого режима. Его забросили сразу после взрыва, много людей тогда погибло, ещё больше пропало, - сказал экскурсовод не оборачиваясь.
- Может быть сбежали? - спросил я уворачиваясь от веток и ошмётков колючей проволоки, мы как раз пробирались через пролом в заборе.
- Какой там, - вздохнул мой проводник и остановился, - они просто пропали, выживших не было, мёртвые остались там, где были в момент взрыва, их убил не взрыв, а химия или какое-то излучение после взрыва.

Дальнейший путь через заборы и ограждения из сетки мы прошли молча. В памяти всплыло слово "запретка", так вроде бы называлась эта территория. Трава здесь была почти в рост взрослого мужчины, поэтому каждый шаг приходилось делать осторожно, проткнуть подошву куском проволоки не хотелось.

- Ну вот, мы находимся на промышленной зоне лагеря, дальше будет проще.
- Обратно будем здесь же выходить? - спросил я осматривая одежду на предмет порезов от колючки.
- Не думаю, - сказал проводник и посмотрел мне в глаза, - выйдем там где получится.

Глаза у этого смутно знакомого человека были странные, их цвет менялся от светло-голубого до светло-зеленого, возможно такую эффект дала луна.

Мы стояли на какой-то тропе вдоль забора из сетки-рабицы. Тропой, конечно, это можно назвать условно, по сути колея, видимо когда-то здесь часто ездил трактор.
- Обычно мы начинаем экскурсию с той стороны, не возражаете? - проводник показал рукой вправо.
- С той так с той, - сказал я, - и можно на ты.

Экскурсовод кивнул и мы пошли в сторону каких-то гаражей. Проходя мимо них мой спутник посмотрел на меня, но ничего не сказал. А я без особого интереса рассматривал тропу.
- Вот здесь находилось училище на первом этаже, а на втором швейный цех, чуть дальше делали прицепы для перевозки зерна, если хочешь можно зайти.

Я посмотрел на заброшенное двухэтажное здание с табличкой "ПТУ" на первом этаже, на полуразрушенный кирпичный цех прямо за этим зданием, но ничего не сказал.

Мы шли по улице между разными пустырями и постройками, иногда они чередовались вопреки здравому смыслу. Шли молча, судя по всему он тоже не очень общительный, это хорошо. Асфальт был в трещинах , местами из под него пробивалась трава, при свете луны она казалась какой-то серой. Возможно она такая и была на самом деле. Внезапно меня что-то заставило остановится и оглядеться.
- А что находится вон там? - спросил я испытывая чувство дежавю, - где-то я уже видел это здание.
- По плану тут находилось административное здание, кабинеты сотрудников, но тут делали товары народного потребления, сувениры всякие.

По молчаливому согласию мы вместе пошли в сторону небольшого двухэтажного домика, в тамбуре первого этажа на стене были выложены буквы "АДМ" из разноцветных камней.
- Здесь в основном были резчики, делали нарды и бусы из дерева и искусственного камня, так же делали шампура и модели парусников, - экскурсовод говорил это смотря мне в глаза.

Он что-то еще рассказывал, скорее всего часть текста, который ему надо было озвучить для описания этого здания, но я его уже не слышал, я зашел в небольшое помещение на первом этаже и стал осматриваться. Помещение было хоть и маленькое, метров 10 площади, но практически пустое, поэтому казалось просторным. Только лишь разваленный в труху комод около двери и пара электродвигателей на бетонных основаниях. Двигатели выглядели целыми, странно, что их не разобрали и не сдали в приёмку металла. Огромное количество осыпавшихся чешуек побелки со стен и потолка застилали весь пол, судя по всему здесь уже давно не ступала нога человека. На подоконнике стояла какая-то деревянная коробка. Я подошёл к окну и открыл этот ящик. Когда облако пыли осело, в коробочке обнаружились кусочки искусственного камня, по сути пластмассы, некоторым уже предали форму шарика или капли, а некоторые были грубо обработаны в многогранники, они тоже должны были быть круглыми, но доделать их не смогли. Или не успели.
- Здесь обитали ширпотребчики, они делали так называемые "чётки" и "педали", - произнёс экскурсовод видя мой интерес.
- Но именно здесь они называли себя "маклёры", - сказал я рассматривая недоделанный деревянный крестик.
Откуда-то я помнил слово "маклёры".

Лестница на второй этаж была, но некоторых ступеней уже не было, они обвалились, когда на них упала часть крыши. Можно было бы туда не подниматься, но после преодоления забора преграда в виде заваленной лестницы не была проблемой.

На втором этаже было несколько комнат, но мне захотелось зайти только в одну из них. Комната была большая, метров сорок и она была заставлена мебелью. Вдоль всех стен располагались рабочие места - стул около стены и стол перед ним, разные шкафчики, ящички, тумбочки. Всё это было покрыто толстым слоем пыли. На мгновение промелькнула мысль, что здесь нет паутины, но я не стал об этом задумываться. Я подошел к ближайшему столу, выдвинул один из ящиков и достал самодельный резак по дереву, ручка резака идеально легла мне в руку.
- Здесь работали резчики и тут делали деревянные парусники. Естественно, настольные, - сказал экскурсовод и показал на дальний от двери стол.
И действительно, там на столе стоял парусник, он был весь в пыли, можно было увидеть только его очертания. Подойти к нему было проблематично, в виду захламленности этой комнаты.
- Рабочие комнаты тут было принято называть словом бендега, - произнёс проводник пока мы спускались по лестнице.

Выйдя из здания экскурсовод пошёл влево, но что-то заставило меня остановиться, я повернул направо и пошёл в сторону кучи кирпича и каких-то бетонных плит. Чем ближе я подходил к этим развалинам, тем быстрее шёл. Последние метры даже пробежал. Остановившись я стал рассматривать плиты, как будто-то бы что-то искал, но сам не знаю что. Вокруг были какие-то миски, пластиковые ведёрки из под джема или майонеза, но это всё было не то.
- Тут напротив была раскройка для швейки, а ещё закатывали овощи в стеклянные банки и где-то тут была пекарня, - я не слышал как подошёл проводник, - а здесь вокруг были огороды.

Может быть когда-то это и были огороды, но сейчас всё пространство вокруг этих плит занимали плантации засохших сорняков и мёртвых деревьев.
- Но это всё не то, - еле слышно произнёс я, можно сказать, самому себе, и в последний раз окинул взглядом эти развалины.

Мы шли дальше по территории лагеря и как раз проходили перекрёсток окруженный заборами и воротами.
- Прямо напротив промышленной зоны находится жилая зона, а здесь справа был штрафной изолятор, - проводник остановился и раскинул руки.
- А слева что? - поинтересовался я рассматривая заросли каких-то шипастых кустов.
- Там был выход из лагеря на свободу, но мы туда не пойдём, там выход уже не работает.

Сразу справа после входа в жилую зону мы увидели огромное здание с колоннами. Эти колонны поддерживали пустоту, так как крыша над крыльцом уже обвалилась.
"Как сельский клуб" подумал я.
- Это здание клуба, тут была библиотека, показывали концерты или фильмы, - сказал экскурсовод и прошел дальше, - а вот тут третья локалка, огороженная территория с бараком, есть ещё инвалидный барак под клубом, но там не интересно, чуть дальше будет спортивный городок и еще две локалки.
- Пошли в эту! - интерес, пропавший после посещения развалин на промышленной зоне, вновь разгорелся.

Территория локального участка была практически пустая, два-три дерева, пара лавочек и земля покрытая опавшими листьями. Тут я задумался, "если листья опали, то значит сейчас осень, но я совсем не помню лето". Я прошёлся по листьям и сгреб их ботинком, под ними была черная земля без малейших признаков травы. Истоптали ли её зеки пока лагерь существовал или это всё воздействие того взрыва было непонятно. А может быть эту территорию специально облагородили для проведения этих ночных экскурсий.

Мы молча подошли к тёмному входу в барак, если на улице всё было видно из-за полной луны, то за дверным проёмом была кромешная тьма. Мой проводник достал из кармана фонарь, включил его и мы зашли внутрь.
прямо от входа была лестница наверх, а слева и справа какие-то помещения, где-то двери ещё были, где-то уже валялись на полу или висели, но на одной петле.
- На каждом этаже по четыре спальных секции, около них комнаты для хранения сумок, кабинеты сотрудников лагеря, где-то были помещения для приёма пищи, где-то молитвенные комнаты, - лица экскурсовода было не видно, фонарём он освещал то, что нас окружало, но смотрел он мне в глаза, в этом я уверен.

После этого он стал подниматься по лестнице, я последовал за ним. Мы прошли второй этаж и поднялись на третий. На третьем этаже он поочередно освещал двери спальный секций и мне захотелось зайти в одну из них. Как будто бы читая мои мысли проводник подошел к нужной двери и открыл её.

Перед нами были ряды двухъярусных кроватей, и тумбочек, причём они чередовались так, что образовывались небольшие отсеки с двумя такими кроватями и по две тумбочки между ними.
- Голь на выдумку хитра, - весело сказал экскурсовод и нагнулся к полу.
Он приподнял какую-то доску, засунул руку под пол и через несколько секунд достал грязный целлофановый свёрток.
- Вот так тут хранили телефоны, они были в лагере запрещены, но у многих осуждённых они были, у каждого была отдельное место куда их убирали, в основном вот так - под досками.
Он уже закончил разматывать свёрток и достал телефон.
- Не хочешь позвонить? - всё так же весело спросил спутник.
Я только покачал головой, мне не кому звонить, правда, на мгновение защемило сердце, я вспомнил о маме. Может быть ей позвонить? Я очень давно с ней не общался. Но я отверг эту мысль, даже, если бы я помнил её номер, она бы не взяла трубку, сейчас слишком поздно. Свет от луны пробивался в окно и я увидел искреннее удивление когда телефон не включился. А мне кажется это не удивительно, столько лет прошло после того взрыва.
- Ну ладно, - сказал проводник и нахмурился, - давай присядем, отдохнём и пойдём дальше.

Мы сели на первый ярус кровати, пружины жалобно заскрипели, и я увидел на пыльной тумбочке пачку сигарет, спички и кружку горячего чая. Если с сигаретами и спичками всё было понятно, они могли здесь лежать и с ними бы ничего не произошло, то с чаем было непонятно. Кто и когда успел его здесь оставить? Он был горячий, от него шёл пар, и он был свежезаваренный, этот запах ни с чем не перепутаешь. Экскурсовод не мог его здесь приготовить, мы с ним больше часа находимся в этом лагере и он всегда был рядом со мной. Но я вспомнил как он акцентировал моё внимание на этом третьем локальном участке, как он сам поднялся на третий этаж и, возможно, он чуть дольше посветил на дверь именно этой спальной секции.
"Ну правильно, это же психология, их этому учат" - подумал я.
Скорее всего где-то здесь находится его напарник, который приготовил чай, сигареты и вот почему экскурсовод так удивился когда телефон не включился. Это всё подстроено! Может быть они хотели меня напугать или удивить, но я решил не подавать вида.

Кружка была пластиковая и одна, поэтому я её взял.
- Быть добру! - почему-то сказал я и немного отпил чая.
Чай был крепкий, терпкий, даже не чай, а чифир. Сделав два глотка я передал кружку соседу. Он тоже сделал два глотка и вернул кружку мне, а потом открыл тумбочку и достал баночку с карамельными конфетами.

Минут за десять мы допили эту кружку чифира, она хоть и была пластиковая, но с сильным чайным налётом, чтобы вкус пластика не так сильно влиял на вкус чая.Это хоть и не гигиенично, но в такое время о гигиене думаешь в последнюю очередь.

Экскурсовод подкурил сигарету и тут меня как током ударило.
- Тебе курение вообще не идёт, - вырвалось у меня.
- Да, я знаю, мне это уже говорили, - ответил он и подмигнул.

Когда мы вышли из локального участка обратно на алею луну затянуло облаками, поэтому экскурсовод не стал выключать свой фонарь. Мы ходили по безжизненному лагерю, нас сопровождал только звук наших шагов и ветер, который шелестел опавшими листьями и скрипел чем-то металлическим то тут, то там.

- Странно, - сказал я, - вроде бы здания относительно целые, но нет ни птиц, ни летучих мышей, ни обычных крыс или кошечек, - на этом слове я запнулся.
- Это мертвое место, звери это чувствуют и обходят его, - сказал проводник и, немного задумавшись, продолжил, - а кошки тут действительно были когда-то.
Чем дольше мы шли, тем больше хмурился мой спутник. Мы прошли столовую, но здесь её называли "шушарка", об этом мне сообщил экскурсовод, но я уже слышал это слово и оно мне никогда не нравилось.
- Давай зайдём, - попросил я.

Это был большой зал заставленный столами и табуретками, в нескольких местах в стенах были окна через которые когда-то выдавали еду.
- Здесь раньше были статуи, которые поддерживали потолок, - сказал спутник, - но их убрали за несколько лет до того события.
- Они назывались атланты, - добавил я, - а на стенах были картины.
Тут я замер, откуда мне было это известно? Не помню чтобы я здесь раньше был.

Экскурсовод видя моё замешательство сказал, что скорее всего я слышал от кого-то про картины.

Как и везде, полы здесь были в слое пыли, плитка со стен местами обвалилась. Рядом со входом была длинная вешалка для одежды, на ней одиноко висел небольшой чёрный рюкзачок. Любопытство заставило меня подойти к нему и развязать тесёмки, внутри была алюминиевая ложка и пластиковое ведёрко, заполненное чёрным налётом и пылью. Вони из ведёрка почти не было, но по косточкам в пыли можно было догадаться, что это когда-то было рыбой. На ложке же при свете фонаря я прочитал "Антон Х.".
- Кстати, как тебя зовут? - спросил я спутника.
- Тебе моё имя не к чему, нас тут двое, можешь просто сказать что-то, а твоё имя мне пока не нужно.

Странно, что он не хочет представляться и моё имя ему почему-то пока не нужно. Стоп, а какое у меня имя? Я так давно не общался с людьми, что уже и не помню как звучит моё имя. Я ещё раз посмотрел на ложку. Антон. Если что так и представлюсь. Я вернул всё обратно в рюкзак, завязал его и, немного подумав, снял с вешалки и надел на себя. Мне даже не пришлось регулировать лямки.

Проводник даже бровью не повёл увидев меня с рюкзаком. Значит я не первый, кто что-то берёт с экскурсии.

Следующим местом было карантинное отделение.
- Вот сюда заходили те, кто только приехал в лагерь, в помещении можно было находиться только во время сна и приёма пищи, а всё остальное время только на улице. Снег, дождь, зной - не важно, только на улице.

Это сказал экскурсовод, но мог этого и не делать, я это сам знал. Как будто мне рассказывали про книгу, которую я читал много лет назад. Я посмотрел на небо, как раз луна вышла из-за туч и стало светло, когда-то на её место было солнце и жгло кожу до ожогов. А в помещение зайти было нельзя. Солнце, я так давно не видел солнце. После событий того взрыва я выхожу на улицу только ночью. Сам не знаю почему, график скорее всего сбился.

Мой спутник тоже посмотрел на луну и оживился.
- Мы что-то упустили! - вскрикнул проводник, - и мы опаздываем.
- Что упустили, куда опаздываем? - спросил я, но был с ним согласен. Мы действительно что-то упустили, но, как мне кажется, каждый своё.
- Нет времени объяснять, возвращаемся на промку! - сказал он и мы пошли.

Мы как раз сделали круг и сейчас были около первой локалки, нам надо было пройти аллею, пропустить слева от себя вторую локалку, спортгородок и третью локалку, в которой мы уже были.
- Подожди, - вскрикнул я, - там что-то есть.

Экскурсовод остановился, медленно подошёл ко мне и снова посмотрел мне в глаза. На этот раз глаза были черные, не просто зрачки, а весь глаз. Я списал это на освещение и козырёк кепки, но всё равно мне было не по себе .
- Ты что-то увидел или почувствовал? - спросил он меня спокойным голосом, в нём уже не было спешки и беспокойства.
Стоит ли ему говорить о том, что я догадался о его сообщнике, который приготовил нам чай? Наверное, нет. Но я определённо видел какую-то тень.
- Там что-то тёмное мелькнуло.

Он распахнул калитку, та со стоном открылась и он пропустил меня вперёд себя. Я уже сам знал куда пойду, тем более он шёл позади меня и уже не мог своими действиями повлиять на мой путь. Я решил подняться в то же самое спальное помещение, где мы уже были.

Когда мы зашли всё было точно так же, как и до этого. Я подошёл к той кровати, на которой мы сидели и пили чифир, тот же слой пыли, та же пыльная тумбочка. Но ни сигарет, ни кружки уже не было. Даже следов на пыли не было. Хорошо работают ребята! Что же ждёт меня на промке, куда он меня вёл?

Тут я краем глаза увидел движение сбоку от себя, луна светила в окно и в этом свете я увидел как пёстрая кошка забилась в угол под кроватью.
- Ганя! - выкрикнул я.

Кошка дёрнулась и посмотрела на меня. У неё был дикий взгляд, но постепенно она стала успокаиваться и в конце концов подошла ко мне. Я взял её на руки и гладил, по комнате раздавалось её мурчание.
- Значит кошка, - прозвучал голос в темноте.

Я вздрогнул, совсем забыл про экскурсовода. Кошка сидя у меня на руках зашипела на него, а он вышел из тени, фонарь он выключил ещё раньше. Что-то в нём поменялось, выражение лица стало довольное и удовлетворённое, как будто бы он снял с себя тяжкий груз. И он где-то успел переодеться, сейчас на нём был балахон с поясом.
- Антон! Вспомни! - сказал он не своим голосом.

И я вспомнил.
Я вспомнил как меня привезли на карантин и я сгорал на солнце, потому-что нельзя было зайти в помещение и на улице не было тени.
Вспомнил как сидел в толпе зеков и пил чифир из чей-то кружки. Вспомнил как на промке сидел за мотором и закруглял кусочки искусственного камня в бусинки. Эти бусинки мы называли бубушки. Вспомнил как набирал в столовой рыбу для кошки и как забыл рюкзак с этой рыбой. Вспомнил как перед сном прижимал к себе голодную кошку и извинялся, что забыл её еду. Вспомнил как вместо тарахтения кошки услышал гул приближающегося беспилотника. И как через несколько долгих минут услышал взрыв, а потом почувствовал сильную вибрацию.

Следующее что я помню это как я ночью стою по ту сторону забора лагеря и просто иду. Иду из не откуда в некуда. Я понимаю, что что-то меня держит около этого забора, но я не могу вспомнить что именно. И так каждую ночь на протяжении многих лет.

Я посмотрел на кошку, она уже начала успокаиваться, и взглядом зацепился за мою одежду. Теперь та роба, в которую был одет проводник была на мне. А может быть просто такая же.
- Что всё это значит? - задал я вопрос.
- Ты мне скажи, ты же всё вспомнил, - сказал спутник.

И его я тоже вспомнил, мы вместе сидели в этом лагере, мы даже работали в одном и том же здании, какое-то время даже в одном помещении, в той комнате на втором этаже. Это он делал тот корабль!
- Я...я умер? - запинаясь спросил я.
Виктор, а именно так звали экскурсовода, улыбнулся.
- Не совсем, после того взрыва многие просто исчезли, они не умерли, но и не жили. Там, - после этого слова он кивнул подбородком вверх, - ведутся списки живых и мёртвых, а этих людей не было нигде.

Он запустил руки куда-то под балахон и достал сигареты и спички. Закурив он ухмыльнулся.
- Да, я помню, это мне не идёт, - и выпустил струю дыма, - ну в общем спустя годы мы все, а я тоже исчез, стали некими сущностями, которые находятся ночью около этого лагеря и не могут уйти. Только вспомнив свою смерть можно было освободиться.
- И теперь эти экскурсии буду проводить я? - спросил я.
- Э нет, это моя корова и я её дою. Сначала, чтобы исчезнувший вспомнил свою смерть, тут устраивали аттракцион неслыханной жестокости. И психологической и, если так можно выразиться, физической. Ощущения так себе.

Сделав еще одну затяжку Виктор продолжил.
- Тогда этим занимался один старикан похожий на бомжа, не из наших, но если сущность не вспоминала за ночь, после встречи с ним, о своей смерти - она пропадала. И неизвестно вернется ли когда-нибудь еще. Представь ситуация, в книге смерти дебет с кредитом не сходится! В общем, я убедил его оставить меня тут, а я за это должен найти и вернуть всех с кем встречусь.
- А если бы я не вспомнил?
- Значит уйти пришлось бы мне, а тебя ждали бы испытания. И я бы тебе не позавидовал.
- Вот почему ты так отреагировал перед тем как мы собрались вернуться на промку.
- Да, я думал там найти твою кошку, но как видишь мой наставник нашёл её раньше меня.
- Значит Ганя выжила? - спросил я поглаживая кошку.
- Нет, всё что ты видел - тот крест или резак, кружку с чифиром, даже твой рюкзак - это триггеры для памяти.

Он потушил окурок и бросил его в щель между досками пола.
- Кошка тоже триггер, я не знал, что она умерла здесь, а не на промке.
- А что было бы если бы телефон включился?
- Ты бы взял его в руки и нашел свою переписку или звонки. И вспомнил всё. Но он не включался потому-что тебе оно не надо, - после этих слов Виктор достал телефон и включил его, - можешь позвонить, но только один звонок. Кстати, я так и договорился с Хароном. Убегал от...впрочем не важно, на промке нашел свой телефон и позвонил маме. У неё, так сказать, есть связи с тем миром. Ну и вот, - сказал Витя раскинув руки.

Я взял телефон и набрал номер своей мамы, я его вспомнил вместе со всем остальным. Прошло гудков десять и только тогда взяли трубку.
- Вы на часы смотрели! - услышал я голос своей мамы и звонок прервался.

Я вернул телефон.
- Ну что, Антон, прощай, - сказал проводник.
После этих слов кошка вырвалась из моих рук и побежала в сторону двери, я побежал за ней и меня окружила тьма, но это была не просто тьма, а тьма осязаемая. Она окружила меня со всех сторон и тут я увидел два светящихся глаза своей кошки. Я хотел взять её на руки, но меня окутало синее сияние...

Из здания вышел человек в балахоне и закурил. Рядом с ним умывалась кошка.
- Значит всё таки кошка, - сказал экскурсовод.
Кошка недовольно посмотрела на него, а рядом с ней появился старик в лохмотья.
- Когда ты понял?
- Когда он побежал к развалинам, - прохрипел старик.
- Вот видишь, не материальные ценности, не спокойствие после чая и сигарет, а живое существо.
- Это исключение, - старик прокашлялся и добавил, - обычно они после телефона или чая всё вспоминают.
- Некоторым хватает посмотреть на своё рабочее или спальное место, - добавил человек в балахоне, - на бывшее, конечно.
- С ним ты долго провозился, - недовольно пробурчал старик и взял на руки кошку.
- Ну да, я уже думал не успею за ночь заставить его вспомнить, - сказал экскурсовод и затянулся сигаретой.
Выпустив дым он продолжил.
- Очень долго он вспоминал, что уже давно умер. Но когда-нибудь они все должны вспомнить... и уйти.

Кошка на руках старика исчезла, старик хмыкнул и тоже исчез в синей вспышке.
- Харон, какой же ты позёр, - с улыбкой сказал Виктор и достал телефон.
- Алло, мам, это я. Да, опять успешно. Было сложно, но ничего, мы справились. Я тоже рад тебя слышать. Спокойной ночи. Пока. Целую. Я тебя люблю!

Человек в черном балахоне убрал телефон, накинул капюшон и медленно растворился в воздухе.
Только вихрь опавшей листвы был свидетельством, что здесь кто-то был. Уже следующей ночью молодой человек будет стоять около лагеря и ждать того, кто забыл что умер.

Показать полностью
29

Кормящий

Когда умер отец, Павла охватила жуткая депрессия. Страшные мысли лезли в голову с того злополучного дня и от них не было спасения. Прошел год, затем еще один. Он осунулся, исхудал. На работе спрашивали: «что случилось?». Он не мог ответить. Ему советовали обратиться к врачам – он не хотел этого.

Однажды он понял, что так нельзя. Идя с работы, он услышал, как маленькая девочка спрашивала у своей матери: «Мама, а что с этим дядей? Он болеет?». Та отвечала, что да, болеет. Этот диалог отозвался у него в душе странной тоской. Уволившись и бросив в старенькие «жигули» одежду, он рванул через страну, надеясь развеяться в пути. Но машина подвела его в пути, стоило ему покинуть Красноярск. Он остался посреди глуши, а жигули едва набирали десять километров.

Ему повезло, что на навигаторе была видна деревенька. Не раздумывая, он свернул с трассы в ее сторону.

Когда он приближался к деревеньке, то в стороне от дороги, среди кустарника мелькнуло что-то. Где-то протяжно завыл зверь. Павел поежился. Люблю природу, но не настолько же, думал он, разглядывая верхушки деревьев.

Вскоре замелькали первые дома. Приближаясь, он увидел частокол и огромные, намертво сколоченные ворота. «Сколько лет этому месту? – задался он вопросом, разглядывая карту. – Сто? Двести? И как до сих пор не вымерла?». Он вспоминал свою бабушку и ее деревню – полупустую, заброшенную уже тогда, в детстве. Сердце отзывалось теплотой при мыслях о ней, а в голове мелькала мысль, что той деревни уже нет, ведь молодежь давно разъехалась, а старики умерли. Открыв окно, он достал сигарету и закурил, отгоняя тоску.

Деревня встретила его теплом: люди были рады гостю, воздух свеж и приятен, даже птицы звонко пели вдалеке. Рядом раскинулось большое озеро, полное рыбы и раков, окруженное густым лесом, бурлящим жизнью. Павлу понравилась эта идиллия, и он согласился на предложение погостить у деревенского главы.
***

Дом был новеньким и свежим, излучал гостеприимство. Павел загнал в просторный двор машину, поставил прям там. С летней кухни доносился сладкий запашок – что-то варилось на плите. Оглядываясь, Паша заглянул в телефон – не было ни связи, ни мобильной сети.

— А что, вышек нет? — спросил он у Игоря, деревенского главы, радушного мужичка с нескрываемой грустью.

Тот улыбнулся:

— Нет, какой там? У нас и телевизор то не работает, не говоря уже про остальное. Да и зачем нам?

Паша тихо выругался. Махнул рукой – ну, ничего не поделаешь, - зашел в летнюю кухню. Она встретила его громким жужжанием – все здесь было в мухах и липучках, что не помогали. Они сидели на приборах, на мясе, на посуде. Среди них стояла женщина – Мария, жена главы. Она не обращала на них внимания, разглядывая что-то. Паша одернулся и вышел.

Подошедший Игорь сказал не обращать внимания на это – перед едой все тщательно приберут. Допустим – только и подумал в ответ Паша.

Решив размяться с дороги и отдохнуть, он спросил у Игоря про озеро, встреченное по дороге сюда. Тот с радостью согласился показать его.

Оно находилось недалеко от деревни. Огромное, словно пыталось строить из себя целое море. Но стоило сделать шаг, другой, третий, как становилось ясно, что оно лишь притворяется. Мелкое, по пояс, Павел зашел далеко вглубь, так и не найдя глубины. Он встречал подобное озеро – в деревне у бабки, когда ездил туда в детстве. Там не водилось ничего, мелкое слишком, а дно покрыто илом. Но здешнее… Игорь радушно хлопал его по плечу и, сказав внимательно следить, выловил целое ведро карпов. Такого он еще не видел. На вопросы Игорь отмахивался – ты просто настоящей деревни не видел.

Наступил вечер. Солнце укатывалось за горизонт, а небо прочерчивал яркий хвост Млечного пути. Завораживающее зрелище, которое можно было увидеть только здесь, вдали от городов. Павел сидел в обширной гостиной. Стены были завешаны самыми разными картинами – женщин, природы, зверей. Пол устилал роскошный, пушистый ковер. В углу стоял рояль. Он сидел и в голове настойчиво роились самые разные мысли – от странностей главы, до сломанной машины.

Скрипнула дверь. В гостиную ввалился Игорь и с ходу загорланил:

— Что сидишь, грустишь? Не хочешь водочки на ночь, для спокойствия души? — он похлопал себя по раскрасневшимся щекам.

— Спасибо, но я не пью, — поспешно ответил Паша, стараясь покинуть комнату. — Я, наверное, спать пойду. На втором этаже, да?

— Да, пойдем, покажу. Ты же наш гость! — засуетился подвыпивший Игорь.

Поднимаясь по скрипучей лестнице, Павлу почудился тихий, монотонный шепот из-за одной из дверей. Он замедлил шаг, но Игорь тут же бросил через плечо: «Это Мария что-то бормочет, молитвы читает. Не обращай внимания!». Обернувшись, он закричал: «Молчи, кому говорю! Гостей пугаешь!». Шепот тут же стих, будто его и не было.

Комната оказалась тесной, темной и неуютной. Воздух здесь был застоявшимся, отдающим подгнившей древесиной. Кровать и тумбочка, единственная мебель, были покрыты слоем пыли.

— Жена, видать, забыла прибраться, — виновата сказал Игорь, наблюдая как Паша поморщился. — Уж извини. Открой окошко, проветри здесь все.

Мягко хлопнула дверь. Паша открыл окно, высунул голову. Деревня была темной – нигде не горел свет, трубы не выбрасывали дым. Казалось, она и вовсе была мертвой.

Он так и не смог заснуть. Кровать была жесткой, а запах так и не выветрился. Что-то в стенах то и дело скреблось – видимо, мыши. Махнув рукой, он просидел у окна, размышляя о своем. Его посещали воспоминания о депрессии и смерти отца.

***

Было раннее утро. Солнце только начало разгонять туман и ночную темень, косые лучи робко пробивались сквозь листву.

Несмотря на время, Паша уже стоял над машиной, пытаясь найти поломку.

— Здарова, Павлуша, — загоготал грузный мужичок, глава деревни, Игорь.
Павел натянуто улыбнулся. — Как спалось?

— Хорошо спалось, — солгал он, помедлив.

— Это хорошо. Все корпишь над машиной, да? — спросил глава, подойдя к Павлу и его жигулям.

— Да вот понять не могу. Все уже разобрал, а она не заводится. — тот подавил раздражение и позволил себе отвлечься. — Может, подскажешь чего?

— Извини, друг, я в машинах не разбираюсь. Да и нет ее у меня. – развел руками Игорь в ответ.

Ясно, — отметил про себя Павел, продолжая копаться в машине.

— Слу-у-ушай, – протянул глава деревни. — С тобой тут поговорить хотели, просили, чтобы ты подошел.

— А кто просил? — Павел поднял взгляд.

— Да вот, Павлуш, у моего кореша, Ваньки с тристапятой, вопрос к тебе есть, — он махнул своей внушительной рукой. — Ты же, мол, говорит, у нас городской, во всяком разбираешься. Просил подойти, как освободишься.

— Тристапятой? — задумчиво протянул ему в ответ. — Номер дома, что ли?

— Да, да, номер дома. Так подойдешь?

— Подойду. После обеда сойдет?

— Сойдет, — Игорь посмотрел на небо, оглядел двор. — Ну что ты стоишь? Пойдем поедим хоть, а то толку на пустой желудок, только злость копить?

Павел кивнул, соглашаясь. Снял перчатки, закрыл капот жигулей и пошел вслед за Игорем, завтракать.

***

Завтрак проходил на летней кухне. В этот раз здесь не было ни мухи. Даже липучки убрали. И куда они делись? – подумал Паша, оглядываясь. Стол был уставлен мясом и рыбой, овощами и фруктами. И откуда они взяли столько добра, продолжал он раздумывать, видя это пиршество. Он не мог понять, как такое обилие еды съедают без остатка. И ведь Игорь не толстый, а вполне подтянутый, хотя и ест за троих и не занимается ничем толком, рассуждал он, ковыряя здоровенный кусок мяса. Голову посещал образ мух, облепивших всю еду. К горлу что-то подкатывало. Аппетит и вовсе пропал. Игорь же ел быстро, почти не жуя, жадно, крупными кусками. Паша старался не смотреть на это. У плиты стояла Мария. Она не ела, лишь смотрела по сторонам да помешивала что-то в чугунном казане. Порой она поправляла пышные локоны да разглядывала Павла. Взгляд ее был пристальный, как у хищника, будто она не на гостя смотрела, а на добычу. Тот вздрогнул, насильно проглотил кусок мяса и, поблагодарив за еду, вышел из дома.

Вдалеке пели птицы, их голоса сливались в единый хор. Ухала сова, протяжно каркали вороны. Высоко, у самых облаков, кружил орел.

Идя по улице и в который раз рассматривая деревеньку, Павел подмечал, что все здесь деревянное. Частокол окружал не только деревню, но и участки, ощетинившись острыми кольями. Накрененные вбок дома стояли вдоль грунтовой дороги, покрытой лужами и ямами, грязью и травой. Ни одной машины он так и не увидел. Когда-то он работал аналитиком и привык замечать закономерности. Дома с №204 по №234 были одинаковые: перекошенные, ветхие, покрытые мхом, участки там заросли травой. А дома с №15 по №21, наоборот, выглядели новыми, опрятными, словно нарочито гостеприимными. Дом главы, где остановился гость, был одним из таких. Нигде он не видел ни скотных дворов, ни загонов. Это настораживало: его угощали и курицей, и свининой, и даже говядиной, подавали молоко.

Впереди улицу перешел дряхлый старик, одетый в лохмотья. Он опирался на обычную палку, шел медленно. Перейдя, он вдруг бросил взгляд на Пашу. Тот в ответ смутился – взгляд был тяжелым, едва ли не ощутимым, словно его изучали.

Он вспоминал озеро - не менее странное, чем все остальное здесь.

Накручиваю я себя, а зачем? Загон наверняка где-то на окраинах, куда я еще не ходил, вот и все. Потом проверю, — подумал Павел и, чтобы отогнать тревогу, достал сигарету и закурил. Пачка подходила к концу - никто из местных не курил и не предлагал. Поэтому он растягивал ее как мог, зажигая лишь для успокоения нервов. Струйка дыма плавно поплыла ввысь, черным потоком рассекая свежий воздух.

Дом №305 встретил его открытым участком, без привычного уже частокола, с трехэтажным домом – пожалуй, единственным таким во всей деревне. Рядом возвышался дуб, здоровый и высокий, его крона подпирала стены дома. На ухоженном дворике стоял молодой паренек и что-то разглядывал в земле.

— Здравствуйте, — прокричал Павел, близясь к участку. Паренек был одет в жилет и штаны, был одного с Павлом роста, но выглядел моложе. — Хороший у вас домик, нигде такого не видел.

— Здравствуй, — ответил паренек, оглянувшись на дом. — Это да, хороший. Ты не поверишь, но я сам строил.

— Да верю, конечно верю, — улыбнулся Павел, отмечая про себя, что и правда не верит. — Мне Игорь сказал, что вы звали, вопрос, дескать, есть.

Иван кивнул, его взгляд оценивающе скользнул по Павлу.

— Вопрос и правда есть. Но для начала, давай на ты. Хорошо? — он радушно улыбнулся.

— Хорошо, — ответил Павел. Ему не нравилось, что его в очередной раз нагло разглядывают, по спине пробежал холодок. Он почувствовал тяжесть в голове. Казалось, его тело само решило готовиться к драке. Все же в порядке, - думал он, смотря Ивану прямо в глаза.

— Так вот, — прочистив горло, продолжил тот. — Я слышал, ты у нас задержишься, потому что машина сломалась, да? Починить не можешь? Ну, у нас так всегда… Стоит только попасть цивилизации в наши края, как земля ее отвергает, ломает, рушит. Поэтому у нас все тут такое… Природное.

Он перевел взгляд из-за плеч Павла прямо тому в глаза и добавил:

— Что я хочу сказать… Возможно, зря ты приехал именно к нам? За сорок километров отсюда есть еще деревенька, неужели не дотянул бы?

— К чему ты клонишь? Что-то с движком случилось, а вы были ближе всего. Не мерзнуть же мне в лесу? И что значат твои слова? Я не понимаю.

— Тебе и не надо, поверь. Лучше запомни вот что: когда ты захочешь уйти, не оборачивайся. Уходи спокойно, будто все в порядке. Хорошо?

— Ладно, — Павел замялся, озадаченный. — Так и сделаю, как починю машину.

— Чини, чини. Надеюсь, у тебя все получится. А я уж постараюсь помочь, чем смогу, — Иван вдруг развернулся и ушел в дом, захлопнув за собой дверь.

Павел так и остался стоять во дворике, обдумывая услышанное.

***

Ночью Павлу приснился кошмар. Дуб, высокий и могучий, с корневищем, рассекающим землю и кроной, закрывавшей небо. Величественное дерево, но что-то было не так. Павел стоял перед ним и тело его пробирала дрожь. Корневище напоминало извивающихся червей - бледных, жилистых, пульсирующих. В густой кроне, среди ветвей, виднелись плоды – на первый взгляд огромные желуди, но приглядевшись, он различил тела. Живые, шевелящиеся, с открытыми ртами и пустыми глазницами. В тихом ужасе он вглядывался в лица: Игорь, его жена Мария, сосед Анатолий, старуха Ира. Он узнавал лица, но не видел там Ивана, с которым говорил накануне. Внезапно чья-то тяжелая рука легла ему на плечи. Он обернулся и увидел искривленное, уродливое лицо без носа и глазниц, с рваными ушами и свисающими клочьями вместо волос, оно лишь отдаленно напоминало лицо Ивана. Это чудище сказало:

— Зря ты тянешь… Уходи, пока не поздно…

Павел открыл рот – и закричал.

— Чего орешь? — недовольно буркнул вошедший в комнату Игорь. Паша вскочил с кровати, извинился, объяснил: – кошмар приснился.

— Кошмар? Бывает. Водочки не хочешь? Успокоишься хоть.

— Нет, спасибо. Знаешь же, не пью, – суховато ответил гость, пытаясь стряхнуть ночные образы.

Игорь пожал плечами и вышел, бормоча что-то себе под нос. Павел остался один, тишина стала давить на него. За окном светало. Вдруг желудок пронзила боль. Павла скорчило, боль растекалась из желудка по всему организму. От боли перехватило дыхание. Что, почему? Я что, умираю?! – проскочила паническая мысль. Боль не была похожа на спазм, скорее на то, будто внутри него что-то принялось рыться, рвать изнутри.

Боль исчезла так же внезапно, как началась, оставив после себя тяжесть в желудке и позывы к рвоте. В холодном поту Павел подошел к окну, схватился за подоконник, открыл его и высунул голову в холодный воздух. Глубоко вдохнув, он оглядел двор. Ничего примечательного. Вернулся к кровати, достал сигарету из куртки. Вернулся к окну и закурил.

Осматривая небо, он увидел все того же орла, что накануне кружил над деревней. Он так и продолжил кружить, словно не знал усталости. Птицы все также одинаково продолжали петь и переговариваться. Где-то лаяла собака, хотя собак Павел ни у кого не видел. Переведя взгляд на забор, он заметил возле калитки тушу мертвой вороны. Тело ее было разорвано. Спазм сдавил желудок Павла, от неожиданности он выронил сигарету. Выругался. Взглянул на калитку снова –туши уже не было.

Совсем с ума сходить начал. Надо бы развеяться. – подумал он про себя. Накинул одежду и потихоньку вышел на улицу.

Тихо закрылась калитка.

Он шел по пустой улице. Деревня все также была темной, молчаливой, навевала жути. Даже отступившая было боль в животе, появившаяся после ночного кошмара, снова давала о себе знать.

Проходя мимо обветшалых, пустых домов Паша резко остановился. «Хватит, надо уже гадать», — мелькнуло у него в голове. Он толкнул калитку дома №214. Та с скрипом поддалась. Заглянув в зияющий проем на месте входной двери, до него донесся тошнотворный запах. Зажав нос, Павел вошел.

Шаг, другой. Он шел осторожно, стараясь не шуметь и не скрипеть старыми досками. Постепенно тьма расступалась. В конце коридора была видна комната со светом. Вспоминая вид деревни из окна, Паша направился прямо к ней, привыкая к стойкому запаху.

Внутри оказалось нечто, напоминающее бойню. Вдоль стен стояли лампы – старые, какими пользовались праотцы. Сама же комната была набита мясом. Оно висело на крючьях, лежало на столах, на полу. Многое уже гнило.

Впервые Паша выругался во весь голос. В комнату вдруг вошел старик – тот самый, которого он видел раньше. Не обращая на него внимания, старик схватил шмат мяса и засунул себе в карман, после чего быстро пошамкал куда-то. А следом зашла толстая женщина – Вера, живущая на отшибе деревни. Она начала быстро забивать два ведра, что принесла с собою, едой.

Глядя на это, Павел быстро развернулся и пошел обратно, к Игорю.

***

Не успев перешагнуть за порог дома, как взвинченного, злого Пашу встретил спокойный, даже веселый Игорь.

— Где был? Исследовал деревню? — с нескрываемой иронией спросил он своего гостя.

— Да, исследовал, — с вызовом ответил тот. — И нашел дом, полный гнилого мяса. Не объяснишь?

— Ну раз ты просишь, гость, — спокойно ответил глава. — Мы эти домишки используем для хранилища, разве сам не понял? Ну да, мясо гниет, а что бы ему не гнить? Погребов у нас нет, как и холодильников толковых, а хранить как-то надо. Ты чего злой-то такой?

В дом зашла Мария. Паша оглянулся и увидел в ее руках большой нож, которым только что разделывала мясо. Кровь все еще капала с него на пол. Она не смотрела на Павла, а просто стояла, медленно вытирая лезвие о фартук.

— Я… понял, — сдавленно произнес он, чувствуя, как по спине течет холодный пот. — Я тогда… Спать пойду, хорошо?

— Да, мы тоже. И смотри, ночью не броди нигде, людей еще напугаешь.

Игорь ушел в спальню, а Паша побрел по лестнице.

В очередной раз сон не приходил.

***

К утру, когда еще было темно и все спали, Паша потихоньку вышел на улицу.

Стоя возле жигулей, он понял о необходимости ее ремонта. Без нее он не доберется до города. Но как? Он подошел к жигулям, открыл капот, осмотрел двигатель. Все казалось исправным. Он уже смотрел неоднократно. Разбирал, собирал - без толку. Но сейчас его вдруг посетила странная уверенность, что он сможет ее починить. Это было словно знание, пришедшее к нему из ниоткуда. Доверившись этому чувству, он принялся за работу. Пальцы двигались уверенно, будто сами знали, что делать: затянул винт, провод встал на место, двигатель пересобран. Он делал все автоматически, порой даже не понимая, что конкретно он чинит. Позже он сел в машину. Повернул ключ. И двигатель взревел. Вся машина начала гудеть. Он сидел и слушал этот ровный гул, затем заглушил машину, вышел. Надо попрощаться, – промелькнуло у него в голове. Посмотрел на двери дома и вздрогнул: там стоял Игорь, смотревший на него с улыбкой. И долго он там стоит? И зачем? – подумал он.

— Починил, Павлуш? – спросил радостно Игорь. Его лицо расплылось в улыбке. — Как же я рад!

— А я-то как рад, — буркнул Павел. — Завелась, сам не ожидал.

— И что ты теперь, уезжаешь? — продолжил глава. — Хорошо же было, точно не останешься?

— Нет, пора бы уезжать. Не могу же я вечно пользоваться вашей гостеприимностью, правда? Да и желудок болит, к врачу надо, — ответил ему тот, разминая пальцы и обходя медленно машину. В кармане у него лежал гаечный ключ, холодный металл чувствовался сквозь штаны.

— Да что ты, мы же наоборот, рады, — протянул Игорь. — Давно к нам не заезжали, ты вот первый. Может, задержишься еще? А боль, ну, мы тебе лекарства дадим, что ж ты нам не сказал?

Скрипнула калитка. Послышались шаги. Паша оглянулся – у ворот стоял Иван, переводящий взгляд с машины на него. Из дома вышла Мария, молчаливая, с хищным взглядом. Она смотрела Павлу в лицо. Его охватила злость. Он устал от страхов. Засунув руку в карман, он с вызовом бросил, смотря прямо Игорю в глаза:

— Лекарства? Нет, они мне не нужны. Я и так задержался. И уезжаю я… — он умолк на секунду. Сжал гаечный ключ, готовясь к конфликту. Кровь застучала в висках.

Иван тихо, так, что слышал только Павел, сказал:

— Я помог тебе с машиной, так что садись и поезжай прочь. На этих, — он кивнул на Игоря с Марией, — не обращай внимания.

Дружелюбное лицо Игоря перекосило, он начал корчиться. Мария оскалилась. Дом, казалось, дрогнул. Павел рванул к машине, дернул за ручку, но она предательски заела.

Павел побежал к калитке. Он заметил, как улыбка Ивана дрогнула, как тот вдруг забеспокоился. Пробежал мимо отошедшего в сторону паренька, выскочил на улицу и понесся наугад.

Из домов вдруг начали выходить жители, всюду скрипели двери, позади слышался гул. Поднялся ветер. Прямо за спиной что-то шуршало. До него донеслись крики:

— Ну куда ты, дорогой? Не беги. Ты же один из нас! Зачем бежишь? Стой.

Павел скинул стесняющую его куртку, обернулся и вздрогнул. Десятки мужчин и женщин, все с чудовищными оскалами. Казалось, они сливаются в одну однородную, серую кашу.

С визгом он швырнул в них гаечный ключ. В ответ послышался крик.

Дыхание сбивалось. Пробегая мимо дома Ивана, он заметил, что дуб исчез, а стены покрылись гнилью.

Не сбавляя скорости, он перепрыгнул забор напротив, пересек двор и выскочил на другую улицу. Петляя тут и там, уперся в частокол. В панике, не теряя скорости, врезался в одно из кольев – и с протяжным визгом, больше похожим на стон живого существа, могучее с виду крепление накренилось, начало падать. Прыгнув в открывшуюся щель, Паша выбежал на лесную опушку. Шум стих. Оперся о дерево, отдохнул. В висках пульсировало. Голову ломило от тяжести. Казалось даже, что сердце вот-вот выскочит из груди.

— Что за безумие, - только и смог он вымолвить, держась за дерево. Пошел через лес наугад.

Сколько времени прошло? Желудок урчал. Спину ломило. Его несколько раз вырвало. Сон одолевал, но он не останавливался, лишь прислонялся на секунду к деревьям и продолжал идти. Кусты царапали кожу, острые ветви рвали ее. Глаза заволакивала серая пелена.

В какой-то момент он понял, что лежит на земле. Бормоча невнятно, Павел поднялся. Осмотрел себя - весь грязный и в крови. Ощупав карманы, он понял, что сигареты остались в куртке и тихо выругался. Огляделся по сторонам – и замер. Волосы встали дыбом, а в уголках глаз возникли слезы. Он стоял посреди поляны, поросшей травой по щиколотки, окруженной густым лесом. А в центре поляны – возвышался дуб из его кошмаров. На его ветвях висели тела – жители деревни, все с перекошенными лицами и открытыми ртами. Они смотрели прямо на Павла. А подле дуба стоял Иван. Он улыбался.

— Ну что же ты не слушал, а? — прокричал Иван. — Иди, поговорим. Не бойся, тебя не тронут.

Паша шагнул, споткнувшись. Воздух был густым и кисловатым, пропитанным запахом гнили.

— Что… Что это? — спросил он, встав недалеко от Ивана. Тот вздохнул.

— В таком состоянии ты ничего не поймешь. Не шевелись.

Он плавно приблизился к Павлу и коснулся его лба.

— Легче? – с сочувствием спросил он.

— Д-да, – запнулся Павел. Боль отступала, сознание прояснялось.

— А все потому, что ты не слушал. Сказано было — не бойся, поезжай. Не смог открыть дверцу? Пошел бы спокойно, я ведь предупреждал. Я не всесилен, за все отвечать не могу. А ты? Раскормил гниль внутри себя. С чем тебя и поздравляю.

— Гниль? Раскормил? Я не понимаю. Кажется, все вы… — Павел сдержался от того, чтобы закричать.

— Это не «все мы». Это место такое. Как объяснить? — Иван поджал голову руками, вернулся к дубу, коснулся коры. Она начала отслаиваться, обнажая багровую мякоть, расступающуюся в подобие входа.

— Пойдем, пока я с тобой тебе ничего не грозит.

— Что там? Говори! — крикнул Павел. Он не хотел идти туда. Его охватил ужас. Плечи его затряслись, а лицо перекосило.

— Там – первопричина. Ключ к твоему пониманию. Словами это не выразить. Проще показать. Пошли. — Иван схватил Павла за руку и потянул за собой.

Павел попытался вырваться, дернул плечом, но сама земля под ним словно ожила. Трава обвилась вокруг его ног липкими усиками, удерживая его на месте.

— Так не пойдет, – цокнул Иван. — Я предлагаю тебе правду. Ты отказываешься? Ты боишься и ведешь себя глупо. Впрочем, не впервые.

Он еще раз коснулся лба Павла. Лицо его тут же начало расслабляться. Плечи опустились. Ужас отступил. Пришло безразличие и холодный разум. Я сошел с ума. Лежу себе в палате и фантазирую, – подумал он, идя следом за Иваном. Тот втолкнул Павла внутрь дерева и шагнул следом.

Ослепительный свет сменился тусклым свечением. Паша понял, что стоит в… Пустоте?

— Что это? — спросил он Ивана, стоящего рядом с ним.

— Все, — только и ответил Иван и пошел вперед. Павел последовал за ним.

Они шли, будто паря в воздухе. Внезапно вид изменился. Павел увидел, что стоит на чем-то, напоминающем живую плоть. Розовая и влажная, с толстыми сосудами, в которых медленно текло что-то черное. Вокруг простирались ее куски, пульсирующие, переливающиеся. Какие-то из них гнили и в них копошились личинки. Взглянув на них, Павла вдруг вырвало.

— Не сдерживайся, дальше хуже. — обронил Иван, не оглядываясь.

Они шли дальше и дальше. Из плоти тянулись корни, подобные червям, тут и там мелькали твари, что жадно пожирали мясо, все вокруг сочилось соком. Воздух тут был солоноватым и густым. У Павла перехватывало дыхание.

— И все же, что это? — спросил он с холодной ясностью. Он не испытывал больше страха.

— Частицы того, что предстоит узреть. Малые фрагменты, а мы идем к целому. Молчи, иначе заблудимся.

— Я-ясно, — запнулся Павел.

Они шли еще несколько минут, пока плоть под ногами не начала уплотняться и подниматься впереди, образуя подобие гигантской стены. Иван несколько раз прикоснулся к ней, и та разверзлась. Он зашел в новый проход.

—Мы рядом.

Павел зашел следом. И оказался в просторном зале.

Все здесь дрожало. В центре возвышалось нечто. Еще одна груда плоти, но отличавшаяся от всего увиденного. Оно не было похоже ни на что. Форма этой груды постоянно менялась, переливалась, лопалась, заливала все вокруг едкой жижей и кровью. Воздух имел здесь отчетливый солоновато-металлический оттенок.

Это было похоже на сам хаос, не подчиняющийся ничему. То и дело на этой груде возникали люди – или то, что напоминало людей. Их тела были слепками из той же мерзости, лишь на мгновение обретшими знакомые черты. Они возникали с тихим, хлюпающим звуком, с уже открытыми в беззвучном крике ртами. Они набрасывались друг на друга и на груду, их породившую, яростно пожирали, рвали зубами и когтями. А потом всасывались обратно с тем же хлюпающим звуком. И цикл этот повторялся без конца.

— А это что? — спросил Павел. — Они… Разумны?

— Нет. Это – импульс. Чистейший голод, облеченный в форму, понятную тебе. Эти, — Иван презрительно сплюнул, — называют его Кормящим. Ведь он порождает все то изобилие еды, с которым ты столкнулся. Он кормит и пожирает, создавая вечный цикл рождения и смерти.

Иван повернулся к Павлу. Его глаза отражали мельтешение плоти, но в них не было эмоций.

— Все, что ты видел в деревне и округе рождается здесь и после смерти попадает сюда. И люди всегда… Были лишними. — голос Ивана прозвучал устало. —  Они думали, что нашли Рай. Озеро, ломящееся рыбой. Лес, полный дичи. Здесь поселилась одна семья. Вторая. Третья. Вскоре им не было конца. Они вырубали лес, жадно пожирали еду. Но ни лес, ни еда не кончались. Деревья отрастали, дичь сама приходила к охотникам. Они молились своему Богу, благодаря его за дары. Но это был не Рай. Вскоре умерла половина. Как и все здесь, их тела тут же были растворены в почве. Остальные ужаснулись. Попытались сбежать. Но было поздно. Поглощая Его дары, они расплатились своим нутром. Все здесь стало Его частью.

Он взял паузу. Слышалось хлюпанье и чавканье груды плоти.

— Не буду таить. Своим вторжением они очень помогли Ему. Будучи самой природой, он не имел столь отлаженного механизма. Теперь же… Он дает этим — он кивнул на подобие людей, чавкающих плотью. — Мясо в чистой его форме. Ты видел те хранилища. Эти пожирают мясо, а все что пожирают они – пожирает и сам Кормящий, ведь они часть Его.

— А ты? Говоришь так, будто ты не человек, — Павел развел руками.

— Отчасти, — ответил Иван спокойно. Стены вдруг задрожали. — Я сознательное того, что эти называют Кормящим. Я – совесть Кормящего, Его разум и Его благоразумие. Я сдерживаю Его, но я не всесилен. Как ты не можешь приказать желудку умолкнуть, так и я не могу бороться с Ним. Он часть меня, а я часть Его, и Мы ничто друг без друга.

— А почему ты помогаешь мне?

Иван вытянул руку вперед и начал сгибать пальцы.

— Ты до сих пор разумен. Полностью не поглощен Им, хотя и содержишь Его часть. Ты пока не послушная игрушка, как эти, не механизм вечного пожирания. Еще день назад ты имел шанс уйти отсюда невредимым, избавившись от части гнили внутри себя. Ты получил ее, вкусив первые плоды и раскормил ее страхом. Ты привлек Его внимание, и Он жаждет тебя. Не знаю даже, стоит ли тебе помогать. Стоит ли, скажи?

Павел помрачнел. В чем смысл? Интуиция подсказывала, что решение уже было принято.

— А что, если нет? Меня сожрут? Сделают подобным Игорю? Бездушной куклой, считающей себя человеком? — с вызовом он бросил Ивану, глядя тому прямо в глаза. На стенах вокруг вдруг стали возникать хищные пасти. Крики от пожирающих друг друга людей умолкли. Все вокруг задрожало еще сильнее и Павел упал на колени. Желудок вдруг пронзила почти забытая боль. На окраинах сознания появился яркий образ дуба с висельниками.

— Знаешь, а ты дерзок, — Иван рассмеялся. Смех его был плотным и раздавался во всем вокруг. — Что ж, решай. Ты можешь остаться здесь, сохранить себя и свою душу. Живя здесь и питаясь Его плодами, ты не познаешь смерти. Ты станешь летописцем и моей правой рукой. Ты не будешь одним из этих. Однажды твои соплеменники помогли Кормящему, став его желудком – а с ним помогли и Мне. Не могу лишить тебя той же возможности. Или так, или покинь здешние края – я уберу все препятствия на твоем пути. Но этим ты обречешь мир, ведь ты унесешь часть гнили, что станет подобием Кормящего, — он кивнул в сторону мясной груды, — а Он породит нового Меня, используя саму твою суть для нового рождения. Выбирай же – стать Моим помощником или началом нового?

***

Показать полностью
4

НАРКОМ

НАРКОМ

20:05, НИИ "Старый Водопровод", Кабинет Директора НИИ Василия Мирова.

Глава 1. Совет.

Директор нервничал как никогда раньше. Мерил свой скудно обставленный кабинет резкими шагами, хрустел массивными пальцами, кусал ногти и чего только не делал, что бы избавить свою седую голову от дурных мыслей. Подумать только, в этих серых стенах соберуться одни из самых влиятельных людей (хотя слово "людей" вероятно не ко всем подходит) на ближайшие тысячу блоков, если не больше.

Эти стены уже не раз принимали местного Ген.Сектора, единожды сюда заглядывал его Бетонейшество сам Князь Бетоноворотчиков. Правда, увы, имени его никто тогда не узнал, ведь попал он сюда лишь на пару секунд, когда из нашего искуственно портала по подобной их технологии вышла его окутанная табачным дымом лысая голова. Изрекла пару проклятий, закинула очередного лаборанта в бетонную петлю и пыхнув на всех ядрённым дымом из трубки скрылась с шокированных глаз. Конечно, директор только сегодня узнал из словесного описания представителя от Бетоноворотчиков, что тогда это был он. А его Чернейшество Кардинал Чернобога если и был в этом Нии, то ещё в те времена, когда его здесь не было. Граница с блоками Чернобожников удивительно близка, что при этом не остановило начальство в решении, что бы важнейшее Нии было именно здесь. Уверенность в том что гранницу отодвинут, эту самую гранницу не сдвинула. Оно и понятно почему, ликвидаторы пристрастились играть с чернобожниками в карты на всякое с их стороны, а они на всякое с нашей, так и живём, и никакие пинки от начальства не заставили обычных солдат перестать играть в карты и начать играть в войну, которая по правде говоря, нужна была лишь начальству с обоих сторон, а идеалогия и вера быстро разбивались о бытность. О Патриархе Чистых сказать можно лишь общую информацию (такая же скудная, как обстановка кабинета), ибо никаких контактов с этими странными лю... существами с невероятной регенерацией нельзя, они на контакт не идут вовсе (и в карты не играют), отчего ожидать от них можно было всё что угодно. Он перечитал их досье, лежащие на мощном железном столе ещё раз, ибо сегодня нужны все его ораторские способности, которые у него есть. Ему предстояло хоть и ради всего одного проекта сплотить 4 враждующих фракции, что удавалось лишь несколько раз и так давно, что это уже больше похоже на мифы. Конечно, Василий Анджеевич не мог отменить встречу, он просто не имел власти над теми личностями, которые около 9 часов будут здесь. Но с последним проблеском надежды, что бы лишь убедиться в правильности подобранных им слов и невозможности другого пути, он подошёл к деревянному стеллажу и достал оттуда сшитые доклады от 3х исследовательских групп: Биологи, Инженеры и Химики (именно так они были подписаны, директор с студенчества не любил всего этого официоза, что на практике ничего не давал). Первый от биологов безнадёжно гласил: "Созданные патогены не принесли никаких результатов. Вирус, введённый в экземпляр Г114РА, не успел интегрироваться в клектки существа, как был мгновенно поглщён ими не принеся никакого видимого эффекта. Специально выведенные бактерии не самосборовой природы принесли более удручающий результат. Вместо того, что бы разрушать организм подопытного, интегрировались в него вызвав хаотичные мутации. В последствии одного из подобных экспирементов экземпляр пришлось уничтожить с помощью колоссального электро-заряда (прикреплена объяснительная о черезмерном использовании электричества)." Поймать тот экзмепляр стоило куда большего. Василий Анджеевич помнил до сих пор сколько молодых ликвидаторов убила 11 головая тварь, которая становилась только сильнее от поглощения убитых, а ведь такие твари появляются всё чаще и чаще после самосборов по всей округе... Следующий доклад был от инжерной группы и был настолько же безнадёжен: "Все созданные нами механизмы с использыванием передовых технологий не привели к должному результату. Протип брони экстра-защиты вполне приемлемо выполнял свою задачу и мог дать весомый отпор крупногабаритным порождениям типа "ТР001Ь", но во время 2го эксперимента с существом типа "ГР1 11Ф0Н" показал свои главные недостатки, которые привели к смерти пилота. Создание прототипа брони с учётом этих недостатков хоть и дало возможность на равных сражаться с более подвижным существами, но при этом броня стала бесполезной для битвы с более крупными и бронированными экземплярами. После была попытка совместить обе конструкции в одну и заменить человеческого пилота на ИИ, в угоду большей эффективности. Это принесло наибольший результат, однако выяснилось, что компромисс уменьшил эффективность для обоих сценариев боя, это можно было бы решить заменой ИИ на человека, но из-за конструкции брони это стало невозможным, а дистанционное управление с использованием пилотов невозможно из-за железобетонного пространства. Последним решением стали нано-роботы, которые должны были действовать на манер вируса, но агрессивный организм порождений свёл все старания и попытки к нулю." Те 2 экземпляра долго наводили ужас на ближайшие блоки, говорят что существо типа "ГР111Ф0Н" породило ещё несколько себе подобных, которые терроризирует и наших и чернобожников с бетоноворотчиками до сих пор, а чистые, увы, не предоставили информации, но раз они согласились на встречу по этому вопросу, то и у них подобные и, пока нерешённые, проблемы. Последний и самый скудный доклад предоставил отдел химических разроботок: "Испытуемые существа по началу и вправду получали значительный урон от испульзуемых веществ и газов (что при этом были почти безвредны для организма людей), но со временем, если не наступала мгновенная смерть, существа приспосабливались и уже должного эффекта не проявлялось. Вась, мы всё перепробывали, им всё как об герму слизь." Начальником химиков был старый друг директора- Константин Малоспинов, создавший реагенты, которые до сих пор используют для быстрого обезвреживания кислотной чёрной слизи. На множество строений он знаменит своим гелем, который почти мгновенно убирает эффект от спор особой жёлтой плесени, которая до этого за считанные часы вызывала гангерну на поражённом участке. И даже он, столь искушённый химик, опускал руки. Василий Анджеевич хоть и был огорчён этими результатами, но сейчас от них получил толику спокойствия и уверенности в своей позиции. Собираясь уже положить на место пухлую папку, директор все таки решил взять её с собой, ведь вещественные доказательства лучше голых слов, да и стучать железному столу всяко лучше не своими руками. Он положил её к машинопису, сделав пару правок и под шум работающей машинки, глава Нии расхаживал по кабинету вплоть до звонка дискового чёрного телефона. Из трубки раздался властный бас генсектора, он, поприветствовав в своей обычной приказной манере, попросил (или скорее приказал) побыстрее подойти к кпп, ибо тут нужно разрешить некоторый вопрос с "гостями". Взяв с собой только папку некоторых древних документов с подписями 4 глав фракций, по которым Нии в особых случачаях являются нейтральной территорией (небольшая работа подходящей ручкой и их случай стал в список с другими как особый). Быстрым шагом пройдя по коридорам и он узрел интересную, но вместе с этим ожидаемую картину. Чернобожий Кардинал в своей чёрной мантии и маске из старого противогаза, с пеной у рта проклинал и что то доказывал, флегматично дымящему трубкой прямо в лицо своего оппонента, лысому Князю бетоновортчиков. Его толи седая, толи серая от бетонной крошки борода клиношком, крючковатый нос вместе с глубокопосаженными выразительным глазами придавала могущественному бетоноворотчику непоколебимость перед любыми аргументами, он держался прямо и непринуждённо, будто кресло директора давно его. И как же сильно Князь отличался от чернобожьего глав.культиста. Горбатый старикан в чёрной мантии до пола, которому кажется уже далеко за сотню циклов. Благо, лицо его скрыто за маской, без которой он, вероятно, уже не может и дышать самостоятельно. Его поддерживал могучий охранник с лицом настоящего фанатичного убийцы. Кажется, шевельни Кардинал хоть пальцом в сторону кого угодно и верзила без размышлений раздавит ему голову или сделает что то похуже на выдумку своего хозяина. Но Князя это не смущало, ведь шевельни тот пальцем, и вся комната окажется где то далеко, возможно в месте вечного самосбора... Директор уверенно подошёл, без дрожжи в голосе указал на документ, попросил всех успокоится и пройти за ним. Но Кардинала это не остановило и он решил оставить последнее слово за собой.

-А я тебе говорю, что он существовал! А Эмик Квант сам уничтожил докозательства и насмешку создал своё! Да лично там был!

-Старик, а ты бывал на своём этаже в сумасшедшом доме? Узнай у доктора, что такое шизофрения...

- Да ты, да ты- Кардинал стал задыхаться от гнева и слабеть в руках своего телохранителя, но видимо вера возбудила в нём вновь пожар спора- Сам узнаешь что это такое!  А vade pedicabo ego te...- Кардинал поднял руки и постепенно изменяющимся голосом начал читать проклятье. Ликвидаторы подняли в оцепенении ералашниковы, культисты подняли в ответ... Всё могло закончится плохо для всех сторон, но бетоноворотчики и не думали волноваться, Князь лишь пустил смачное кольцо крепчайшего дыма в лицо чернобожника и... тот закашлявшись остановился на полуслове. Конфликт посчитали исчерпаным.

Затем заскрипела дверь и появилась делегация чистых в своих отбеленных до рези в глазах, как бы это странно не звучало, доспехах. Пластины источавшие по всей комнате орды бликов смотрелись весомо на высоких и будто идеальных воинах, что кольцом окружали уничижительно низкого и тучного Патриарха в кольчужной мантии. Он держал в пухлых руках странного вида белый фолиант, по виду старее всех присутствующих, но не потерявший своей белизны. Аккуратное, практически идеальное лицо с обесцвеченными глазами, белой кожей и собственно белыми волосами было безмятежно спокойно, а глаза и улыбка так притягивали к себе... Но Василий Анджеевич знал как этот образ обманчив.

Не мало слухов ходило о пугающей жестокости и такой же пугающей живучисти каждого Чистого. И Патриарх не мог быть исключением.

-Товарищи, мгм, прошу вас, пройдемте таки в кабинет, что бы приступить к тому, зачем вы сюда прибыли.

Все три присутствующих владыки одновременно обернулись до того не заметного Василия Анджеевича. Князь лишь ухмыльнулся и вмиг провалился в бетонную лужу, которая пропала также неожиданно, как и появилась. Бетоноворотчики не привыкли ходить. Кардинал поддерживаемый своим могучим охранником поковылял по коридору, а отряд Чистых будто бы окаменел, ожидая неизвестно чего.

-Товарищ Патриарх, и вас то…

-Зовите меня Рафаилом - неожиданно подал голос, подобный звону самой новой и чистой сигнализации тревоги - Вам всё равно не выговорить верно мой титул. И перед тем, как мы перейдём к официальной части, ответьте мне, во что вы верите?

Кардинал бы явно мог начать по этому вопросу часовую лекцию с обозначением всех плюсов и минусов (которых конечно бы не было) своей веры, но к тому времени он успел скрыться за поворотом, отчего у Главы Нии не было шанса на спасение от ответа.

-Я верю в нашу Партию и коммунистическое, светлое будущее всех блоков - отчеканил Василий Анджеевич, как учили на уроках «Любви к Партии».

-Нет, во что вы искренне верите? - глаза Патриарха словно полыхнули белым пламенем и его голос вмиг стал из просто прекрасного в гипнотически восхитительный.

-Я лишь хочу помочь человечеству выжить в этом апокалипсисе мракобесия и вечных войн со всем возможным и невозможным - он сам не узнал своего голоса и какая силк могла вытянуть из него эту правду.

-Хм, интересный ответ, возможно верный -с загадочной улыбкой пришло избавление от гипноза и Патриарх ушёл вслед за Кардиналом.

-Партия сохрани, что же со мной было…

Василий Анджеевич списал все произошедшее на волнение и чары Чистых, надеявшись, что никто из Ликвидаторов не слышал его откровения, иначе не миновать беды.

Невозможный момент таки настал. Главы всех основных 4х фракций (хотя Василий Миров и не являлся Ген. Сек-ом, в этом совещательном кабинете он имел больше власти на будущее, чем упомянутое лицо) сидели за одним столом ради решения общей проблемы, хотя решение и было уже найдено, Директору осталось убедить остальных в его правильности.

-Так что же вы предлагаете? Соединить все армии и победным маршем идти по блокам изничтожая всех порождений? - начал в свойственной саркастичной манере Князь Бетоноворотов - Я может и утрирую, но зная вашу народную туполобость, другого мне приходится предполагать

-Армия? Марш?! С этими еретиками?! - мгновенно праведным гневом возбудился кардинал - Чернобог нас покарай, но мы лучше сгинем в вечности, чем встанем в один строй с этими чистюлями!

Кардинал дрожащим, узловатым пальцем указал на, источающего искренний свет ложного добра, Патриарха. И если маска чернобожника содрогалась от тяжёлого дыхания, то маска благодушия Рафаила оставалась прежней.

-Я не уверен, что вы самостоятельно встанете с кресла, Кардинал, о каком строе может идти речь - парировал Патриарх и на миг его глаза отразили всю жестокость и кровожадность его людей

Василий Анджеевич, учитывая инцидент на КПП, уже слышал рокот надвигающегося многочасового спора, который легко мог перерасти в побоище, отчего решил пресечь его на корню самым древним и, вместе с тем, верным способ: Со всего маху ударил по столу той самой отчётной папкой, чем мгновенно пресёк уже начавшийся ропот и проклятья. Гости тут же уставились на Директора наконец то готовые выслушать его решение.

-Товарищи, господа, не могу вас назвать друзьями, но надеюсь назову коллегами. То что вы здесь, подтверждает наличие у каждого из нас одной и той же проблемы: новые, особо хитрые и приспособленные, порождения, которые заполонили окрестные блоки от Великого Канала до Синих Коридоров. Они рвут и мечут нас как бешеные бетоноеды. Люди Сектора! Мы стоим у обрыва. Проверенные способы исчерпали себя, и мы обратились к вам. Но вы не сотрудничаете, не пытаетесь сплотиться, только скулите: «почему появились эти твари?». Было время, когда наши блоки работали вместе, тот случай учёные называют «Сопряжением блоков». Тогда в наш сектор проникла чума, которая косила всех не смотря на фракцию и чины. Но мы отбились от неё, не стали её очередной жертвой. Пришло время вновь сплотиться, час сплочения, час союза, ночь граблей и кинжала.

Столь проникновенная речь увела слушателей в транс, отчего те смотрели на, самого ушедшего в транс Василия Анджеевича, как бетоноеды на Арахну. И главное его речь дошла таки через, столь разные, сердца в мозг и начала порождать пессимистичные картины будущего без единения. Первым снова же заговорил Князь Бетоноворотчиков:

-Что же вы тогда предлагаете? Как я и угадал: соединение армий? - продолжил язвить он

-Да я с этими…-снова начал задыхаться в проклятиях Кардинал, но Директор не дал ему продолжить.

-Нет, это по сравнению даже с сегодняшним событием невозможно, об этом нет смысла и думать. Но я о другом союзе - союзе технологий, знаний и ресурсов. Собрав вместе эти аспекты мы сможем вывести идеального охотника на порождений, который будет обучен и специально создан лишь для этой задачи.

-Вы хотите благодаря нам создать армию генномодифицированных уродов, которую потом по воле вашей партии поведут на нас? Уж лучше вы предложили бы соединить армии.

-А что же ваша хваленная партийная наука? Не нашла решений? -подал голос чистого любопытства Рафаил- Неужто ваш НИИ так и не смог найти очередное оружие?

-Наша Партия и наука всегда шли впереди всего Хруща - отчеканил вызубренный лозунг Директор- Но экстраординарные случаи требуют экстраординарных решений, а наш случай именно такой.

-Так мои догадки верны? - поперёк диалога вновь вступил Его Бетонейшество- Вы таки хотите создать армию благодаря нашим ресурсам? Если это так, а это видимо так, я бетонирую руки.

-Да!-хриплым голосом старой арахны очнулся Кардинал- Что может значить как не попытка использовать нас еретиками как расходных жертв на ритуале?! Чернобог меня побери, что бы я хоть пальцем шевельнул ради вашего треклятого коммунизма!

И вновь Василию Анджеевичу на спасение пришла заветная папка, но уже не как тупой предмет для привлечения внимания.

-Вот доказательства моих чистых намерений! Они здесь! Мы циклами пытались вывести патогены, вирусы, синтезировать газы, сконструировать броню и роботов, что бы самим решить эту проблему! Но не решили. И поэтому у нас осталось 2 пути: погибнуть всем от растущего количества тварей или же создать ту самую армию, но над которой не будет властен никто из сегодняшних представителей!- Выпалил Директор, страшась собственных слов, ведь совсем не этого желал ГенСек, ибо его мотивы были уже с первых слов раскрыты Князем Бетоноедов. Но Василий Миров не был ярым милитаристом, годы науки вывели из него человеческую алчность власти, которая в этих суровых, бетонных стенах так зыбка, как и сама человеческая жизнь. А ради этого проекта он был готов и жизнь закончить в ликвидаторских застенках.

-Ну если так…-Попыхивая трубкой стал расхаживать по кабинету Князь- Что же вам конкретно нужно?

В серых глаза на лице, измазанном бетонной крошкой, Директор тогда увидел не просто понимание, искренний огонёк коллеги исследователя, что почувствовал давно отложенную возможность создать что-то совершенно новое, ведь Бетоноворотчики в первую очередь вышли из учёных и гонимыми учёными и пополняются…

-Даа! Если мы и вправду согласимся вам помочь, что вам нужно? - вновь проскрипел Кардинал - только не думайте, что я поверю в ваше голословное обещание! Если граница моей паствы сдвинется хоть на метр, все наши знания, которые мы можем вам передать, мы заберём обратно вместе с вашими головами! -и старческий голос обрёл необычайную, хтоническую силу.

-Соглашусь, мы бы желали, что бы и наш небольшой гарнизон присутствовал где нибудь рядом, иначе мы сметём вас…- на последних словах сияющий свет добра померк на миг, сменившись багровыми оттенками, а после стал прежним.

-Д-друзья, товарищи, я ручаюсь лично, что так и будет! ГенСек поддержит это решение, лишь бы проект двинулся с места!- Директору приходилось так отъявленно врать лишь ещё один раз, немногим позже. - Теперь же, я хочу рассказать вам вкратце детали плана, а после каждому его полный вариант. Так вот, для начала…

-Я немного увлёкся думами, и забыл предупредить также от нашего имени - в который раз вечер перебил Князь - Я не потребую от вас квартир для нашего гарнизона или пообещаю вечных проклятий на понос - язвительно он посмотрел на Патриарха и Кардинала соответственно- Но поверьте мне, обман будет вам стоит куда дороже, чем вы можете себе представить… -тембр или взгляд Его Бетонейшества нисколько не изменился, правда дым из его трубки приобрёл чуть фиолетовый оттенок… Но после того, как все пообещали вечных крах и страшных мук тому, который их уже обеспечил себе своим ветреным обещанием, совет продолжился.

-Так, да, конечно, конечно…-Директора явно выбили из колеи обещанными казнями - Чтож, начнём с того, что нам больше не так нужны ваши материальные ресурсы, нежели знания, которыми вы обладаете. Потому что именно отсутствие этих знаний не дало нам единолично осуществить этот проект. В первую это касается вас, Рафаил. Первая проблема, которая у нас возникла на этапе создания опытных «образцов», это проблема выживаемости подопытных. Лишь каждый десятый переживал мутации, но лишь физически, психически не выжил никто. Все присутствующие наслышаны о невозможной стойкости и силе ваших бойцов. Возможно ли нам получить от вас устройство, которое ликвидаторы в массе находили разбитыми в тех местах, где вы базировались, исправно работающее? И конечно инструкцию к нему.

-Вы требуете от нас священный стол Гюнтера?… -и вновь свет побагровел- Если вы могли представить, что… - на этом моменте Патриарх осёкся, и свет вновь побелел - А впрочем, мы можем дать вам один, но с одним зароком: вы никогда не будете пытаться вскрыть его и понять как он работает, на случай вашего бесчестия он будет заминирован.

-Да, да конечно - сколько ещё угроз свалится на его седую голову за сегодня?- главное дайте бумаги к нему, как им управлять, не более, мы не требуем технологии производства, только сам аппарат.

-Чтоо!? Вы просите их еретические технологии вместо наших ниспосланных самим Чернобогом священных знаний? Это возмутительно! Наши воины куда сильнее их вылизанных пидаров! - Кардинал закипал от давней ненависти к Чистым и такому оскорблению их возможностей.

-Нет нет, я не спорю о силе ваших технологий, но при ваших ритуалах нужны человеческие жертвоприношения, а у нас такое… Трудно исполнимо. - пытался оправдаться Василий Анджеевич - Тем более мы и так хотели попросить вас о ваших менее кровавых знаниях: Нам точно известно, что ваши бойцы используют, зачарованное через ритуалы, оружие, которое наносит повышенный вред любым существам, в том числе и порождением Самосбора. А также не раз в бою мы видели ваши техники невероятные техники использования мгновенным проклятий, которые могли выкосить за секунду несколько человек - только подобная неприкрытая лесть могла увести думы разгневанного Чернобожника от очередного спора - и мы бы хотели, что бы наши будущие воины шли в битву с порождениями вооружившись заговорённым оружием и с знанием вашими могущественными чарами!

Даже под рванным противогазом видно, как Кардинал млеет от килотонн лести, которые ему отправил Директор, отчего он ожидаемо поплыл.

-Чтож - впервые за вечер мягко проскрипел Чернобожник - тогда мы окажем вам такую честь и передадим некоторые копии фолиантов для обучения этой армии. Но при одном условии - вернулся слухорезательный скрип - священные писания не должны покидать этих стен! Иначе…

-Помню, помню, не жить нам - Директору по горло хватило сам разномастных угроз за сегодня.

-А меня вы пригласили для компании? Технологии генных мутаций есть, черножопное оружие этих безголовых культистов есть, а Бетоноворотчики вам уже не нужны? Так? - Исследовательский огонёк в глазах стал пожаром негодование от ускользающей возможности.

-Ни в коем случае, Ваше Бетонейшество, ваши величайшие технологии нам также нужны, а именно я про…

-Оставьте уже вашу лесть, у меня ещё есть голова на плечах, а не гниющий прыщ - Князь однозначно взглянул на Кардинала и многозначительно на Директора.

-Если по делу: Хрущ необозримо велик, даже наш сектор пройти по периметру займёт не один цикл. Что бы наши воины могли эффективно исполнять свои обязанности им нужны ваши знания мгновенного перемещения.

-Это уже стоит обсуждения. У нас есть то, что решит эту задачу, но естественно без обучения наших техникам, этого Вам, мы не можем допустить - Князь обвёл взглядом всех присутствующих - Но есть прибор, который в связке с Бетоноедом позволит даже несведущему перемещаться через мириады блоков…

-Бетоноеда? Но как? -мало кто мог представить использование бетоноедов в качестве ездового животного.

-Опять же таки, поможет наш прибор и некоторые техники… Мы также пришлём вам несколько инструкций, которые также не должны покинуть эти стены, думаю, вы и так этого понимаете?

Директор это так и понимал. Он ликовал от достигнутого им результата, жаль, что ему возможно не долго оставалось радоваться, ибо разговор с Ген.Секом неминуемо ждёт своего часа.

-Что же, тогда совет можно считать закрытым, мы очень будем ждать всего обещанного, лично от себя и имени Ген.Сека обещаю выполнения всех обязательств. Возможно ли доставить все, о чём мы говорили в течение ближайших семисменков?

-Даа, сразу по возвращению я распоряжусь о копировании фолиантов - Будто бы за Кардинала говорили суставы, что скрипели тем же тоном, которым он говорил.

-Могу пообещать аналогичное - Патриарх не переставал сиять - и отправлюсь я немедленно - с этими словами он важно поплыл из кабинета опережая хромающего Чернобожника

-Инструкции будут утром, честь имею. -Сказал Князь и был таков, растворившись в луже бетона под собой.

Мысли Директора бурей носились в черепной коробке, пока он нервно шёл в свой кабинет. Гостей не нужно было провожать, они этого и не требовали, а отчитаться нужно было срочно, ведь был ещё малейший шанс выжить, пока вести от соглядатаев не дошли до чутких ушей Ген.Сека. Василий Анджеевич судорожно взял трубку, на которую тотчас позвонили.

-Вы не много на себя взяли? -суровый, но ровный голос раздался из трубки, прежде чем её поднесли к уху.

-Т-товарищ Ген.Сек, я мог все объяснить.

-За вами уже выехал Ликвидаторский лифт, можете всё объяснить ему.

-Н-но послушайте, я всего лишь…

-Новый Директор с ними, передайте ему все дела

-Но я же выполнил поставленную задачу! -в панике прокричал уже бывший Директор - Мы начнём создание сверх человека для ликвидации особых порождений

-Не выполнили.- с того конца провода раздались лишь глухие гудки, а из коридора гулкие шаги.

Василий Миров, сколько бы не пытался, не был готов к смерти в ликвидаторских застенках, но и поделать ничего не мог. Никто ему уже более не подчинялся, и скорее всего передут следователям его свои же бойцы из охраны НИИ, а то и вовсе лаборанты.

Дверь открылась от удара ликвидаторской ноги.

Показать полностью
21

Тени старого дома

Владимир Волдан.

Тени старого дома. Часть 1.

Поздний вечер снова укутал Париж мягким полумраком. Я люблю это время — время, когда деловая суета, наконец, покидает город, а на узких улочках района Рю де Сэн появляются влюблённые парочки, неспешно прогуливающиеся в пастельном свете уличных фонарей. Город живёт своей особенной вечерней жизнью: где-то вдалеке с открытых веранд кафе звучит музыка, изредка слышится шум проезжающих авто, а в воздухе витает аромат свежеиспеченного хлеба из ближайшей булочной.

Как приятно возвращаться домой. Тяжёлый день позади, и уже не надо куда-то спешить, кому-то что-то доказывать. А дома ждет мягкое кресло, мольберт с еще незаконченной картиной «Осень на Монмартре» и бокал хорошего вина. Надо признать, что в последнее время наш «любимый» патрон, а по совместительству владелец фирмы «Ателье Люмьер» - Люсьен Монфор, изрядно загонял нас, требуя скорейшего выполнения заказов. Я неплохой реставратор картин и не понаслышке знаю, что эта работа не любит спешки, все же приходиться выкладываться, ведь чеки за хороший ужин, приличный костюм и счета за квартиру сами себя не оплатят. Люсьен видит мои старания, и, похоже, по-дружески расположен ко мне. Однако наши отношения никогда не скатываются на уровень панибратства, и  я ценю это.

***

К моему изумлению, в прихожей меня встречает Ингрид, рослая девушка со скандинавской внешностью. Вот уже три года как Ингрид подрабатывает у меня приходящей служанкой. Предложенные обязанности не обременяют ее, всего то и надо раз в неделю прибрать комнаты, да ежедневно готовить завтраки, подавая их к столу вместе со свежей прессой. Должен признать, я имею обыкновение за чашечкой утреннего кофе погружаться в чтение газет, превращая этот процесс в своего рода ежедневный ритуал. Тем удивительней было встретить ее здесь в столь поздний час.

— Ходила в магазин, — немного смущаясь, поясняет девушка, — вот и решила пополнить холодильник заодно и вам.

Весьма противоречивое заявление, учитывая характер служанки . Ингрид, которой, практичность и экономность могли бы поставить памятник, Ингрид, которая не забывала ничего и никогда, Ингрид, живущая по тщательно составленному распорядку, вдруг отправилась в ночной магазин, где цены вдвое выше обычных. А впрочем… К черту загадки, я слишком устал.

— Спасибо, что бы я без тебя делал, — отделываюсь дежурной фразой.

— Раз уж я здесь, может что-нибудь приготовить на скорую руку? — заметив мое измученное состояние, озаботилась девушка.

— Нет, только спать, спать и еще раз спать.

— Тогда, глоток вина. Оно придаст вам немного сил и позволит дотянуть до кровати.

— Вина? Пожалуй.

Валюсь на ближайшее кресло.

Уверенными, отточенными движениями Ингрид наливает бокал и подает мне.

— Раз я вам больше не нужна… пойду. Действительно поздно.

— Доброй ночи, Ингрид, — отвечаю я, провожая девушку взглядом.

Прежде чем уйти, Ингрид оглядывает комнату. Её глаза мгновенно замечают малейшие отклонения от идеального порядка. Одним плавным движением она поправляет салфетку на столе, выравнивая ее края с математической точностью. Придвигает стулья к столу так, чтобы расстояние между ними было одинаковым. Проверяет, ровно ли стоят столовые приборы в буфете, и слегка корректирует их положение.

— Доброй ночи, месье, — произносит она, наконец удовлетворенная своим осмотром.

После её ухода усталость наваливается с новой силой. Уже в спальне бросаю взгляд на мольберт у окна. Там моя последняя работа — картина «Осень на Монмартре». Золотистые тона осени, запечатленные на холсте, словно хранят еще тепло ушедшего лета. На мгновение задерживаюсь перед полотном, любуясь игрой света и тени, а затем отправляюсь спать.

Едва голова касается подушки, мгновенно погружаюсь в глубокий сон.

***

Шаг… еще… еще… Несмотря на усилия, тело едва движется, словно пробираясь сквозь густой кисель. Шаг… еще… От соприкосновения подошвы с булыжной мостовой рождается гулкий звук. Он дробиться, множиться, отражаясь от нависающих стен домов. Их окна пусты, как глаза мертвеца. Шаг…

— Кто я?

— Анри Де Шарон, — нечто отвечает мне.

— Где я?

— Город Порт-Вермильон. Так назвали его люди.

— Что я делаю здесь?

— Ты наследник, наследник, наследник…

Картинка меняется, теперь я закованный в доспехи рыцарь. В руках длинный меч и тяжелый щит. За моей спиной верные мне воины. Я не оборачиваюсь, но твердо знаю они там. Их мало, и нам не выстоять против несущейся навстречу обезумевшей толпы, толпы с единственным желанием – разорвать все, что встанет на ее пути. Плохо подогнанный горжет натирает шею, но это уже неважно. Нам не выстоять… Мы синхронно ударяем мечами о щиты и делаем шаг вперед.

Перед глазами новая сцена. Теперь я узник. Босая ступня ощущает под собой холод бездушного камня. Грязные обноски распространяют зловоние давно не мытого тела. Тяжелые кандалы натерли щиколотки, превратив их в сплошную кровоточащую рану. Я иду, едва переставляя ноги. Каждый шаг – боль. Вокруг беснующаяся толпа. Взгляд выхватывает отдельные перекошенные лица. Лица? Рыла, требующие зрелища.

—  Зачем я здесь?

— Вступить в права наследника.

Выхожу на площадь. Большой дом возвышается над ней черным обелиском. Толпа создала круг, освещаемый мерцанием факелов. В центре узнаваемый силуэт гильотины.

— Я не хочу, не хочу… — в отчаянии пытаюсь крикнуть, но из горла вырывается лишь сдавленный хрип.

— Ты должен вступить в права,  — раздается в голове все тот же бездушный голос.

***

Вступить в права наследства. Ну, конечно… Память, словно кинопленка откручивает назад кадры, перенося меня в Париж. Просторный кабинет, утопающий в роскоши. Тяжелые шторы приглушают свет, создавая полумрак, в котором поблескивают позолоченные детали интерьера. За внушительным письменным столом солидный мужчина средних лет. Его очки в массивной роговой оправе отбрасывают причудливые блики, а внимательный взгляд словно пронизывает насквозь. Он наблюдает за мной.

— Понимаете, сегодня я получил от нотариальной конторы «Notaires & Associés» приглашение, с просьбой явиться для оглашения завещания некого Виктора Яворского. Тут, должно быть, какая-то ошибка. Я совершенно не знаком с ним.

Человек устало снимает очки. Привычными жестами протирает и без того идеально чистые стёкла мягкой салфеткой.

— Месье Де Шарон,  меня зовут, Клод Голден, — начинает он тоном умудренного опытом наставника, объясняющего школяру очевидные вещи. — Я сижу в этом кресле уже десять лет. Как вы полагаете, смог бы я все это время проработать нотариусом, совершая подобные оплошности? Юриспруденции все равно, знали или не знали вы этого человека. Наши действия основываются лишь на юридических документах и законах Франции. В данном случае мы руководствуемся  последней волей усопшего, оформленной в строгом соответствии с правовыми нормами. 

С размеренностью пономаря он зачитывает текст, лежащего перед ним документа: — «Я, Виктор Яворский, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое недвижимое имущество Анри Де Шарону, а именно: дом в городе Порт-Вермильон и находящийся в его пригороде виноградник, в случае если тот явиться по месту нахождения данного имущества в течение суток после оглашения завещания, в противном случае прошу передать…».

— Похоже на какой-то бред.

— Согласен текст завещания не совсем обычный, но это все что мы имеем.

— А где находиться этот ваш Порт-Вермильон?

— В двух часах езды от Парижа, если добираться поездом. Кстати, к завещанию прилагается железнодорожный билет первого класса.

— Пожалуй, я все-таки откажусь.

— Месье, дом в центре города оценивается в полмиллиона франков.

— Но…

— Виноградники приносят около ста тысяч чистого дохода ежегодно.

— Вы дьявол-искуситель.

— Что вы, месье. Это просто моя работа.

***

Я снова на той же площади. Теперь она пуста. Доминирующее над ней черное здание по-прежнему невольно притягивает взгляд. Стою перед окованной железом дверью. Вместо звонка, тяжелое железное кольцо.

— Дон-дон-дон.

Стук в дверь разноситься коридорами старого дома, гулким эхом прокатывается по пустой площади. Шаркающие шаги, лязг запоров и открывшаяся в дверном проеме узкая щель. С той стороны взгляд внимательных глаз.

—  Я, Анри Де Шарон… — пытаюсь рассказать о цели своего визита.

— Конечно, конечно, давно вас ждем.

Дверь отворяется в немом приглашении.

— Поезд… Он опоздал. Кажется, случилась поломка на линии, — оправдываюсь за беспокойство в столь неурочное время.

Наконец, я могу рассмотреть собеседника. Глубокий старик в нелепой старомодной ливрее.  В руках зажженный подсвечник, едва разгоняющий мрак помещения.

— Не наговаривайте, обычно поезда к нам не опаздывают, — его густой, хриплый голос режет слух.

— Что? — не понял я смысла слов.

— Зовите меня Жаком, месье. Да, пожалуй, так будет лучше.  Я, своего рода, кастелян в этом доме. Ну, это если по-старому, теперь же - «ваш покорный слуга». Я покажу вам, как здесь все устроено.

Жак оказывается довольно разговорчивым типом.

— Ступайте за мной, месье.

Мы поднимаемся по скрипучей лестнице. Жак впереди, подсвечивая себе путь отблеском свечей. Мне достаются лишь крохи этого света, от того двигаюсь осторожно, ориентируясь лишь на сгорбленную спину старика. Наконец, подъем закончен. Взгляду открывается длинная галерея, стены которого увешаны картинами, чучелами зверей и старинным оружием.

— Мы ждали вас значительно раньше.

Старик остановился, пытаясь отдышаться, явно утомленный подъемом.

— Тут вышла такая история…

— Да, история … — невпопад вещает старик.

Жак  продолжает движение. Теперь мы ступаем по мягкому ковру галереи. Старик останавливается, подсвечивая картину на стене – портрет молодого человека в сверкающих серебром латах и  ясным взором.

— Шевалье де Гранвиль, — поясняет старик. — Первый меч Франции и родоначальник традиций нашего дома, растерзан  горожанами во время голодного бунта.

Совсем недавно я и сам видел мир его глазами, переживая последние минуты жизни.

— Думаю,  он был добрым малым, — не смогу удержаться от комментария.

Отблеск свечей играет на портрете и кажется, шевалье подмигивает мне. Вглядываюсь. Нет, просто игра света.

— А это,  — старик освещает уже другую картину, — Клод Маршал. Сам Ришелье позавидовал бы ему в искусстве хитрости и изворотливости в плетении политических интриг.  Обвинен в измене интересам Франции, и лишился головы на гильотине. Изможденный человек в грязном рубище, скованный по рукам и ногам тяжелыми цепями. Резкая фантомная боль пронзает ноги. От неожиданности спотыкаюсь, но Жак ловко подставляет руку, не давая упасть.

— Осторожно, месье. Мы почти пришли. 

В конце коридора действительно можно разглядеть закрытую дверь. Двигаемся дальше. Жак пользуется  возможностью остановиться у портретов, передохнуть,  рассказывая историю жизни бывших хозяев дома.

— Катрин Монвуазен, по слухам была любовницей самого Людовика XIV, арестована по распоряжению «Огненной палаты» и сожжена на костре инквизиции за проведение черных месс и изготовление ядов.

— А это выдающаяся личность - Брат Жак-Луи де ла Крус прозванный «Кровавым судьей». Вот про кого без преувеличения можно сказать, что человек работал с огоньком. Сжег на своем коротком веку столько ведьм, что приостановил на несколько лет естественный прирост населения нашего округа. Скончался при весьма загадочных обстоятельствах.

Вереницы лиц, безмолвно взирают на нас с портретов, сливаясь в один мистический хоровод теней, застывших во времени. Вот и последний.

— Виктор Яворский – великий художник  — бормочет старик.

Картина мужчины в тюремной робе, длинными спутанными волосами и безумным взглядом. Так вот он какой, Яворский.

— Признаться, такой художник мне не знаком, хотя я и стараюсь следить за миром искусства.

—  Неудивительно. За десять лет проведенных в тюрьме он написал все одну картину – «Всадник на белом коне». Я вижу скепсис на вашем лице, месье. Но поверьте, иногда достаточно всего одной картины. Сделав последний мазок кистью, он умер, отдав холсту последние жизненные силы. Говорят, что если долго смотреть на его творение, человек может открыть в себе талант художника.

— Интересно было бы взглянуть на это произведение.

— Нет ничего проще месье. Вот оно.

Жак освещает самый темный угол галереи. Там действительно висит картина, не замеченная мной сразу. Огромный белый конь, вставший на дыбы, изображен на фоне равнины покрытой густым туманом, сквозь хлопья которого просвечивают человеческие кости, черепа и обломки оружия. Работа поражала своей реалистичностью: казалось, ещё мгновение - и конь  оживет, сорвется с места и умчится прочь. Я задержал дыхание, любуясь произведением искусства. В этом образе было что-то завораживающее, мистическое, словно картина хранила в себе какую-то особенную тайну.

— Позвольте, а где же сам всадник?

— Неизвестно, месье. Утверждают, что он был изображен на картине, но со смертью художника бесследно исчез с полотна. Кстати говоря, Виктор — ваш кузен, если я не путаю родственные связи.

***

«Кузен» - последнее слово послужило крючком, на который смогла, наконец, опереться память. Вспоминаю телефонный разговор месячной давности.

— Анри, мальчик мой, мы с папой волнуемся за тебя. Ты не пришёл в пятницу на семейный ужин, как обещал.

— Прости, немного приболел.

— Ты слишком много работаешь. Этот твой Монфор совсем загонял тебя. Тебе давно следовало бросить работать на этого сомнительного типа и открыть свою мастерскую, — почему-то, маман не жаловала моего патрона и, обычно, не упускала случая высказаться в его адрес.

— Ах, Анри, у нас в семье такое несчастие - умер твой кузен Вики, — продолжила она без паузы.

— Кто? — переспросил я, совершенно сбитый с толку неожиданным поворотом разговора.

— Ты должен его помнить. В детстве ты видел его, когда мы гостили у моей сестры. Хотя нет, тебе было тогда всего пять лет.  Если бы ты знал, каким очаровательным малышом он рос!

— Что с ним случилось?

— Мы не знаем подробностей. Папе пришло письмо из тюрьмы с предложением забрать тело. После смерти сестры у бедняги Вики не осталось никого на всём белом свете. 

— Так у нас что, похороны?

— Нет, папа отказался.  В конце концов, мы не настолько близкие родственники. К тому же он заключенный, а это может плохо сказаться на репутации. Папа лишь выслал чек начальнику тюрьмы на организацию достойных похорон.

— Ты никогда не говорила мне, что в нашей семье есть преступники.

— О-о-о, это случилось много лет назад. Ты был совсем еще маленьким. Вики работал тогда в местечке Порт-Вермильон, занимаясь оценкой антиквариата. На деле, он собирал по предместью старую рухлядь, реставрировал ее и продавал втридорога. И вот нам с папой сообщают, что Вики арестован. Ты не представляешь, какой это был ужас.

— За что же арестовали нашего кузена?

— Жестокое убийство некой мадам, кажется одной из его клиенток. У Вики нашли вещи убитой. Но я уверена, что твой кузен невиновен.

— Полагаю, у тебя есть основания так думать?

— Накануне Вики прислал фотографию. На ней он и его невеста, мы иногда переписывались с ним. Он рассказывал, что собирается жениться, строил планы. Какие уж тут убийства?

— Не слишком веские доказательства.

— Вот и полиция думала так же. Вики был обвинен и брошен за решетку тюрьмы Санте. Десять долгих лет он провел в ее сырых казематах.

— Месье, месье, — голос Жака прорвался сквозь пелену воспоминаний, возвращая в реальность. — Ваши комнаты давно готовы.

Старик распахивает передо мной тяжелую дверь, отступая в сторону.

— Во сколько завтра подъем? — задаю вопрос, перешагивая порог.

Но нога не найдя опоры проваливается вниз. Падая в темноту, слышу последние слова Жака:

— Это как получиться, месье.

***

Я падал. Причём это было какое-то странное падение. Ни свиста в ушах, ни перепада давления, ни ветра в лицо — ничего из того, что ожидаешь от процесса свободного полета.  Но движение определённо ощущалось. Меня крутило, как лист, подхваченный вихрем, поскольку стена, вдоль которой я перемещался, то появлялась перед лицом, то исчезала вновь, чтобы появиться опять.

Я прикрыл глаза, пытаясь избавиться от головокружительного мельтешения. Удивительно, но на абсурдность происходящего организм реагировал довольно спокойно: сердце не замирало от страха, не стучало в рёбра, а прожитая жизнь особо не торопилась пронестись перед глазами.

***

Трудно сказать, сколько это продолжалось. Но вот я почувствовал лёгкий толчок и ощутил себя лежащим в горизонтальном положении на твердой поверхности. Открыв правый глаз, я увидел отполированный до блеска мужской ботинок возле своего лица. Левый глаз дополнил информацию, что ботинка всё же два. Вверх тянулись идеально отутюженные брюки, безупречно сидящий пиджак, из рукава которого выглядывала рука с зажатым в ней пистолетом.

Человека я узнал сразу.

— Монфор! — с облегчением воскликнул я, пытаясь встать.

Но в спину неожиданно уперлось дуло пистолета.

— Лежать. Не двигаться, — приказал жёсткий голос моего патрона.

Все же приподнимаю голову, чтобы осмотреться, и тут же получаю сокрушительный удар по затылку. Тело вновь безвольно растекается по полу. Однако мгновения хватило, чтобы понять — я в гостиной Монфора. Я много раз бывал здесь в гостях, и все казалось знакомым…  Но было что-то, что не вписывается в картину привычного интерьера. 

— Остановись, — кричу я, почувствовав, что Монфор вот-вот готов нанести новый удар и его не последовало. С трудом переворачиваюсь на спину. Все-таки здорово патрон саданул мне по голове. Зрение никак не может сфокусироваться на окружающих предметах.

В расплывчатом свете вижу, как Люсьен наклоняется надо мной, жестко хватает за волосы, приставляя дуло пистолета к моему виску.

— Извини, лично к тебе никаких претензий. Хочешь что-нибудь сказать напоследок? — чудовищные слова, произнесенные будничным тоном, невольно вызывают холодок ужаса появившегося в районе солнечного сплетения.

Взгляд, цепляется за картину, висящую над камином.  Раньше ее здесь не было. Рыцарь в серебряных доспехах благосклонно взирает на меня. Я видел ее в галерее «Странного дома», так про себя стал называть особняк, в который судьба невероятным образом забросила меня. 

Мгновенье - и ракурс зрения меняет свое положение. Теперь я вижу всю комнату как бы сверху. Вижу Монфора, склонившегося над телом.  В моих руках меч и щит. Ощущаю рядом плечо человека. Шевалье де Гранвиль – первый меч королевства Франции. Господи, я что, в картине?

— Мессир, не пора ли кое-кому надрать задницу? — подмигивает он мне. В глазах шевалье плещется огонек какого-то дьявольского азарта. Синхронно ударяя мечами о щиты, мы делаем шаг вперед.

***

Ошеломленный,  я застыл  над распростертым на полу телом, под которым медленно расползалась бордовая лужа. Еще недавно это был мой патрон Люсье Монфор.

— Шевалье, не думал, что выражение «надрать задницу» может принимать такие жесткие формы — произнес я, не в силах еще до конца осознать произошедшее.

— Де Шарон, соберись. Оставлять за спиной живых врагов - плохая примета, холодно отвечает Де Гранвиль.

От жестких слов шевалье мне становиться не по себе.

Внезапно голос его меняется, переходя на фальцет.

— Месье, месье… С вами все в порядке?

Мигаю от неожиданности. Когда глаза снова открываются, вижу склонившееся надо мной озабоченное женское лицо.

— Ингрид?

— Вы кричали во сне.

— Кричал? — переспрашиваю, пытаясь прийти в себя.

С трудом, приподнимаюсь на локтях, осматривая комнату. Смятые простыни, подушка, валяющаяся посреди комнаты… Всё остальное кажется привычным. Я в своей спальне. Знакомая обстановка постепенно успокаивает взвинченные нервы. Господи, это же был сон, ужасный сон. Осознание этого словно сбросило тяжкий груз с плеч, но вместо него тело наполняется слабостью, а в голове пульсирует нестерпимая боль.

— Ничего страшного. Всего лишь кошмар. Ингрид, у нас есть что-нибудь от головы?

— Гильотина, месье.

— Что?!

— Простите, глупая шутка. Вы плохо выглядите, лучше останьтесь сегодня в постели. Я схожу в аптеку.

Девушка наклоняется, поднимает с пола подушку и заботливо укладывает мне в изголовье.

— Если что, ваш завтрак на столе, — добавляет она, направляясь к выходу.

Я откинулся на вновь обретенную подушку, пытаясь собраться с мыслями. Может, действительно провести сегодняшний день дома? Мысль казалась разумной, но стоило закрыть глаза, как чувство тревоги поднимается из глубин моего подсознания. Её происхождение необъяснимо, но именно это делает страх еще более гнетущим. Тревога разрасталась, заполняя каждую клеточку разума, настойчиво требуя действий. Игнорировать этот посыл становиться невозможно. 

С  трудом поднявшись  с постели, я спустился к завтраку. Стол сервирован как обычно: на нём красовалась тарелка с золотистыми тостами, щедро намазанными сливочным маслом и клубничным джемом, небольшая тарелочка с воздушным омлетом, источавшим аппетитный аромат, а кофейная чашка терпеливо ожидающая своего наполнения. На краю стола, как завершающий штрих утреннего натюрморта,  аккуратная стопка свежих газет.

Их присутствие казалось обыденным, но именно они заставили меня застыть в оцепенении. На первой полосе значилась дата — десятое октября…  Еще секунду назад я был абсолютно уверен, что вчера  лег спать восьмого… да, несомненно, восьмого числа. А значит, сегодняшнее число должно быть девятым. Но реальность опровергает этот, казалось бы, безупречный вывод.  Лихорадочно перебрав все газеты, убеждаюсь, что на каждой стоит та же дата.

В этом состоянии застала меня Ингрид, вернувшаяся из аптеки.

— Я принесла лекарство, — сообщает она, выкладывая покупки на стол. — С вами все в порядке?

— Ингрид, — я постарался говорить как можно спокойнее, — скажи, какое сегодня число?

— Десятое октября, месье, — ответила она, не понимая моего беспокойства.

Холодный пот выступил у меня на лбу.

— Ингрид, — я с трудом подбираю слова, — ты не заметила вчера чего-нибудь необычного?

— Месье, всё было как всегда, — отвечает она, удивлённо глядя на меня. — Вы позавтракали и отправились на работу.

Ужас сковал мое сердце. Ладно бы я провалялся в постели в бреду — это ещё, куда ни шло. В наше время подцепить какой-нибудь вирус - норма. Но нет, оказывается, я вел довольно активный образ жизни! Нехорошие предчувствия зашевелились в душе с новой силой. Но может быть, я просто себя накручиваю. Ведь ничего страшного пока не случилось, – пробую я успокоить самого себя. Но в душе понимаю – случилось.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!