Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 100 постов 38 743 подписчика

Популярные теги в сообществе:

110

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
58

Чёрное озеро

Это случилось в один из тех душных летних вечеров, когда воздух в таёжной глуши кажется густым сиропом, пропитанным запахом нагретой сосновой коры и далёкого дыма от костров. Генке было шестнадцать, Кольке — столько же, и как все пацаны, они жаждали приключений, которые могли бы разогнать провинциальную скуку.

Жили ребята в старом посёлке на краю тайги — места дикие, красивые, но пустые. Народ здесь обычный: бабушки с огородами, дядьки с топорами да подростки, мечтающие о большом мире. Танцы — единственное развлечение. Они устраивались в соседней деревне, за десять километров по ухабистой грунтовке. Асфальт кончался сразу за Генкиным домом, дальше — сплошная трясучка, но никто не жаловался.

Сели друзья на велосипеды и отправились на танцы. У Генки "Урал" новенький, блестящий. У Кольки потрёпанный, с облупившейся краской. Выпросили они у родителей немного денег "на мороженое". Конечно, мороженого не купили: в первой же лавке взяли бутылку дешёвого вина, сладкого, как компот, и рванули вперёд, хохоча просто так ни о чём от приподнятого настроения.

Дорога вилась через поля, где колосилась рожь, через редкие перелески, где комары роились тучами. Подростки пели дурацкие песни — про любовь и рок-н-ролл. Вино ударяло в голову, обещая ночь, полную огней и случайных встреч. Клуб в соседней деревне — это обшарпанное здание с облупившейся вывеской "Дом культуры". Внутри — потрёпанные обои, запах пота и дешёвых духов, а на сцене — старый магнитофон, выдающий нестареющие хиты "Ласкового мая".

Народу собралось немного: девчонки в коротких платьях, парни в мятых рубашках, все знакомые, как родня. Колька, вечно уверенный в себе, с его копной русых волос и обаятельной ухмылкой, сразу увёл в уголок за колоннами Настю. Ту самую девчонку, с ямочками на щеках и глазами цвета лесного мха. Они шептались, хихикали, а потом исчезли в полумраке, где танцпол переходит в подсобку.

А Генке не везло с женским полом. Вечно он краснел, мямлил, путался в словах, как в паутине. В тот вечер парень просидел у стены, потягивая тёплое вино из горла и наблюдая, как пары кружатся под песни Стаса Михайлова. Скука навалилась тяжёлым одеялом.

- Поехали домой, Коль, — уговаривал он друга, тыкая его в плечо. — Скоро утро, а ты тут вальсы танцуешь.

Коля отмахнулся, его глаза блестели, а щёки пылали огнём:

- Да ладно, Ген, подожди! Это же ночь жизни!"

Гена не обиделся, ведь Колька был его лучшим другом с детства, они вместе лазили по крышам, ловили раков в речке, делили секреты под одеялом в палатке. Просто... устал он от этой тоски. Решил возвращаться один. Дорогу знал назубок: каждую кочку, каждый поворот. Ему шестнадцать лет, велосипед под задницей, луна в небе, чего бояться? Сел, крутанул педали и рванул в ночь, оставив позади гул музыки и смех.

Поехал не по главной дороге — это ж пятнадцать километров асфальта трассы, где фуры ревут, как звери. Он свернул на старую грунтовку через лес, мимо Чёрного Озера. Короткий путь, километров семь, где сосны смыкаются кронами, корни выпирают из земли, как змеи, а под колёсами — песок и глина, хрустящая в сухую погоду.

Об озере стоит рассказать особо, потому что оно было как  язва на теле леса — глубокое, тёмное, забытое. Расположенное в трёх километрах от ближайшей избы, с крутыми, обрывистыми берегами, поросшими ежевикой и папоротником, оно не манило ни купальщиков, ни рыбаков. Вода там стояла чистая, как слеза, — прозрачная до дна на мелководье, но дальше она уходила в бездну, где, по слухам, глубина достигала под тридцать метров. Омут - одним словом. Рыба не ловилась: ни окуня, ни щуки, только редкие караси, да и те вялые, как сонные мухи.

Постепенно камыши превратили берега в зелёный лабиринт, где шуршат тростники, а под водой — ил, чёрный, как смола, цепкий, как хватка утопленника.

Мистики за озером не числилось — по крайней мере, так думали. Но год назад здесь утонул Сашка из соседнего посёлка: парень двадцати лет, здоровый, как бык, полез купаться пьяным после посиделок и не вынырнул. Искали трое суток — с лодками, сетями, даже водолазы из города приезжали. Нашли, в конце концов, запутавшегося в корнях на дне.

А за два года до того был странный случай: утонул неместный мужик, лет сорока, в городской одежде, с часами на руке и портмоне в кармане. Откуда взялся — хрен поймёшь. Шёл, говорят, по лесу, как по бульвару, и свалился в воду. Тело вынесло на поверхность через неделю, раздувшееся, с глазами, выбелившимися от ила. "Несчастный случай", — постановили в милиции. Но бабки в деревне шептались: "Водяные девки заманили". Мы, пацаны, над этим ржали — сказки для трусов. Какая мистика в нашей-то реальности?

Дорога вилась по самому краю озера — узкая тропа, где справа сосны, слева — обрыв в воду, метра два высотой. Ночь была тихой, как могила: ветер стих, птицы умолкли, только колёса велика шуршали по песку, да сердце стучало в унисон с педалями. Луна висела неполная, серпиком, но небо — чистое, звёздное, как чёрный бархат, усыпанный бриллиантами. Видно было сносно: силуэты деревьев, блеск воды внизу, редкие вспышки светлячков.

Генка ехал один, и в этой тишине, где эхо его дыхания отдавалось от стволов, вдруг услышал... смех. Девичий, звонкий, как колокольчики в тумане. А потом — плеск воды, шлепки босых ног по мелководью, и визги, но не те игривые, что в клубе, а другие, низкие, возбуждённые. Генкино сердце ёкнуло.

- Везёт же кому-то, — подумал он с завистью, сжимая руль. — Уединились с девчонками у озера, а я тут один, как лох, педали кручу. Интересно, кто там? Местные? Или приезжие с танцев?

Поднажал, чтобы проскочить быстрее — не хотелось вторгаться в чужую идиллию, чувствовать себя изгоем.

Но проскочить не вышло. Голос мелодичный, как шелест шёлка, окликнул его из темноты:

— Эй, парень! Куда так несёшься? Иди к нам, вода тёплая!

Генка сбавил скорость, но не остановился сразу — инстинкт подсказывал: тормози осторожно, не лезь в чужое гнездо. И тут же подумал: "Девчонки одни ночью в лесу? Врут, наверное, парни где-то прячутся, а то и хуже — подстава". Сердце колотилось, как барабан, пот выступил на лбу. Но любопытство — эта проклятая подростковая слабость — взяло верх. Подъехал ближе, к обрыву, где тропа расширялась в полянку, и резко затормозил, чуть не перекинувшись через руль. Велосипед заскрипел, парень спрыгнул, и... окаменел.

Метрах в восьми ниже, у подножия обрыва, в неглубокой заводи, где вода до пояса, плескались две девушки. Голые. Абсолютно. Лет восемнадцати, не больше, с телами, выточенными, как статуи: стройные, с изгибами, от которых кровь парня стучала в висках. Волосы у одной тёмные, мокрые, прилипшие к плечам, как водоросли; у другой светлые, разметавшиеся по воде, как нимб. Кожа их блестела в лунном свете — бледная, почти светящаяся, без единого изъяна. Они не стеснялись ни капли: смеялись, брызгались, поворачивались то боком, то анфас, и Генка не мог отвести глаз.

Никогда раньше он не видел голых девушек так близко. Бывало в журналах, которые прятал под матрасом, где мысленно фантазировал по ночам, но здесь, всё было в реальности, как удар током. Воздух сгустился, запахнулось влагой, тиной и чем-то сладким, приторным.

В тот миг весь его мир сузился до этой картины: две нимфы в лунном озере, зовущие к себе. Желание ударило в голову, как то вино, смешанное с адреналином. Но под этим... под этим что-то шевельнулось, холодное, как ил на дне. И это был страх. Неведомый и липкий.

— Может, сойдёшь, наконец, со своего коня железного и подашь нам мыло? — игриво пропела одна, та, что с тёмными волосами. Она повернулась, выгнулась, и капли воды скатились по её спине, как жемчуг. -  Оно там, на камне, а мне не дотянуться...

— Э-э-э... Я? А почему... вы... сами… — выдавил Генка, язык заплетался, как после трёх бутылок. Мозг лихорадочно метался: "Парни их где-то в кустах? Решили поиздеваться. А если серьёзно — голые в лесу ночью? Бред! Всё это неспроста." Интуиция вопила: "Вали отсюда! Это ловушка!" Хороших вариантов не было — только смутные мысли, как тени в воде, водяные, лешие, или просто маньячки, заманивающие дураков. Страх нарастал, но тело не слушалось.

— Я тебе совсем не нравлюсь? — капризно надула губки тёмноволосая и начала выходить из воды. Медленно, грациозно, как в замедленной съёмке. Шаг — и лунный свет скользнул по её бедру, груди. Шаг — и брызги взметнулись, осыпав обнажённое тело мелкими искрами под звёздным небом. Генка смотрел, заворожённый, не в силах моргнуть. Внутри бушевала буря: "Беги! Беги немедленно!" Его трясло, колени подгибались, пот лил градом, а сердце — как молот в кузнице. Это был не восторг — это был ужас, животный, первобытный, как у зверя перед пропастью. Оцепенение сковало, словно корни оплели ноги. Генка чувствовал опасность — густую, вязкую, как та тина под водой, — но не мог пошевелиться.

— Иди к нам, милый, не стесняйся, — прошептала вторая, светловолосая, оставаясь в воде. Её шепот пронзил парня насквозь, мягкий, как бархат, но с подтекстом — шипением змеи в траве. Мурашки побежали по его спине, волосы встали дыбом, а в ушах зазвенело, как от далёкого колокола. Колени ослабли окончательно. Генка вцепился в руль велосипеда, чтобы не рухнуть, пальцы побелели.

— Я... я... — бормотал он бессвязно, голос срывался на писк. — Мне... домой... Мама... ждёт... Отпустите... пожалуйста...

И вдруг — как пощёчина — наваждение лопнуло. Словно паутина порвалась. Генка рухнул в грязь на тропу, велосипед навалился сверху, царапая локоть, а в голове вспыхнуло: "Беги!" Девушка на берегу замерла — губы её дрогнули в обиде, глаза, чёрные в полумраке, сузились. Молча развернулась она и пошла назад, в воду, ступая так бесшумно, что не слышно было и шелеста воды.

— Иди, — произнесла та, что в озере, голосом ровным, как поверхность перед бурей. — И никому... никогда... не рассказывай.

Генка закивал, как болванчик на приборной панели, схватил велик, кое-как забрался в седло. Колени дрожали, как осиновый лист, но адреналин хлестнул, как кнут: он крутанул педали, и понесло. Сосны мелькали, ветки хлестали по лицу, а за спиной — тишина. Ни смеха, ни плеска. Только эхо его же хрипа в горле. Он гнал, не оглядываясь, пока лес не расступился, и он не вывалился на улицу, где фонарь у околицы мигал, как маяк.

Домой ввалился под утро — бледный, в грязи, с царапинами. Родители спали. Генка заперся в комнате, лёг на кровать и уставился в потолок, по которому вились чёрные трещины, как корни дерева. Сон не шёл — только вспышки:  глаза, шепот, ил на дне, смех девиц.

Утром, придя в себя, Генка прокрался к озеру убедиться, были ли там вчера люди. Грунтовка после вчерашнего дождя была мягкой, как тесто: следы шин или колёс мотоциклов остались бы на ней, как клеймо. Но ничего — чисто, только его велосипедные борозды, да следы лосей. Другой дорогой к этому месту не подойти — болото кругом, непроходимое. Тут же вспомнилось то чувство ужаса, которое не имело ничего общего с восторгом от нагих женских тел. Это был страх чистой воды — инстинкт, шепчущий: "Они не люди". Странно всё. Чертовски странно.

А через неделю, под вечер, когда солнце уже клонилось к лесу, в калитку постучал дядя Гриша —участковый, коренастый мужик с седыми висками и глазами, видавшими всякое. Лицо его было серым, как осеннее небо.

— Гена, — буркнул он, кутаясь в куртку, хоть и стоял август. — Колька твой... Пропал. Искали всю ночь — ни следа.

Генка замер. "Нет, — подумал он. — Не может быть! Вдруг он тоже был там, и его затянули к себе водяные дивы».

А ещё через три дня Колькино тело нашли в озере. Утром, рыбаки-любители, те, что всё ж таки забредали иногда, заметили пузыри у камышей. Сети, верёвки — и вытащили. Колька лежал на дне, в той самой заводи, запутавшись в тростнике. Голый. Генку мучили мысли: «Почему он пошёл туда и ничего мне об этом не сказал? Почему на Чёрное Озеро, куда он раньше никогда не ходил?»

Полиция закрыла дело: "Несчастный случай".

Генка понял, что Кольку каким-то образом увлекли к себе эти дивы, а он не устоял перед ними. Тяга к женскому полу позволила русалкам заманить его, как и Сашку, утопшего ранее, и того же чужака. Ничего и не кому так и не рассказал Генка о том, что пришлось пережить на Чёрном озере, ведь никто не поверит.

А по ночам... По ночам он просыпался в холодном поту, слыша плеск воды и девичий смех за окном. Теперь он знает, что такое настоящий страх. Не тот, что от темноты или высоты, а тот, что живёт в воде, в тенях под камышами…

Показать полностью
6

Владимир Волдан. Тени старого дома. Часть 3

Владимир Волдан

Тени старого дома. Часть 3.

Комната казалась крошечной. Серые обветшалые стены, покрытые трещинами и пятнами сырости, давно нуждались в ремонте. В этом тесном пространстве с трудом уместились железная койка, столик, намертво прикрученный к стене ржавыми болтами, и грязный унитаз в углу.

Меня доставили сюда сразу после ареста и бросили в ожидании. В этой пустой камере делать было решительно нечего. Я улёгся на жёсткие нары в тщетной надежде забыться сном. Но тот не шёл… В отчаянии я попытался прибегнуть к испытанному от средству— подсчёту овец: одна, вторая, третья… Третья оказалась какой-то несуразной — тощая, с клочьями свалявшейся шерсти по бокам, и торчащими изо рта кривыми зубами. Она истошно орала, требуя внимания.

— Нет, это уже совсем никуда не годиться, — в раздражении я вскочил с койки, окончательно убедившись, что не усну.

Нужно было чем-то занять себя. Я подобрал с пола кусок отвалившейся штукатурки и подошёл к стене. Пальцы слегка дрожали, когда я начал выводить на ней замысловатые линии. 

Постепенно на импровизированном холсте проступила человеческая фигура. Я добавил детали: сгорбленную спину, потёртый сюртук старинного покроя, крючковатый нос…

— Да, определённое сходство со стариком Жаком прослеживается, — пробормотал я себе под нос, разглядывая рисунок.

Я уже собирался дорисовать зажжённый подсвечник, как ощутил некое изменение, происходящее в комнате. Почувствовал это, как зверь чувствует опасность, еще не видя и не чуя расставленных капканов.

Прижавшись к стене, я напрягал зрение до рези в глазах, пытаясь уловить малейшие перемены. Показалось, что из самого тёмного угла потянулась тоненькая струйка дымки. Вместо того чтобы подняться к потолку, она стелилась по полу, и начало собираться в небольшое облако. Облако бурлило и пульсировало. И там в его глубине… нечто приобретало очертания… Внезапно, за спиной раздался глухой звук. От неожиданности я резко обернулся —  рисунка на стене уже не было. Зато из клубящегося облака выступила фигура, сотканная из мрака и теней. Она приблизилась, поклонилась — насколько может поклониться призрак — и произнесла:

— Мессир, вы звали меня?

Это был, несомненно, старик из странного дома, хотя он был настолько прозрачен, что через него проглядывала противоположная стена. В памяти всплыли слова Катрин о том, что предыдущий владелец дома вызывал свиту, рисуя ее портреты. Воспоминания и покорная поза Жака придали мне уверенности. Собравшись с мыслями, я решил воспользоваться моментом и попытаться максимально прояснить ситуацию.

— Судя по твоему обращению, я окончательно стал хозяином дома, — начал я, внимательно наблюдая за реакцией призрака. — Что же теперь я могу приказывать тебе?

Призрак еще ниже склонил голову в почтительном поклоне.

— Разумеется. В рамках моих возможностей,  и в соответствии с традициями дома.

— Расскажи мне о них подробнее.

— Традиции направлены на исполнении цели поставленной перед домом. Мы должны выпустить в мир четырех всадников, и вам надлежит написать портрет второго - всадника на рыжем коне.

В моей голове начали складываться фрагменты головоломки.

— Уж не о всадниках Апокалипсиса ли идёт речь? Если первого звали Чума, то второго, вероятно… Война?

— Вы абсолютно правы, мессир.

— Полагаю, мне отведено для этого определенное время.

— Десять лет, мессир. Всадники должны появляться один за другим.

Я почувствовал, как холодок пробежал по спине.

—  И по истечении этого срока… я умру?

— Разумеется, мессир. Но не надо так хмуриться. Кем вы до этого были – никому не известным реставратором. С нашей помощью вы можете стать великим всемирно признанным мастером.

— Все равно, как-то это не очень вдохновляет. Эмм… могу ли я отказаться от этой миссии?

— Конечно, но тогда вы умрете.

— Не могу понять: зачем вы отправили на поединок за право владения домом Монфора? Он же бездарен как художник.

Призрак пожал плечами.

— Для дома это не имеет значение. Он получает откровения свыше, оставляя на откуп решения вопросов с выбором, помощью и  охране его свите. Всадника  способен  нарисовать любой имеющий живую душу. Другое дело, что от таланта художника зависят способности и образ действии самого всадника. Чем талантливее художник, тем более тоньше и изящнее поступки всадника.

— Но почему все же Монфор?

— Десять лет назад ему уже высылалось приглашение, но тогда он отказался.

Вместо него явился Яворский. Теперь же пришел сам и предложил свои услуги. С такими всегда проще. Правда, шевалье де Гранвиль был против, и, если помните, он выручил вас.

— Кстати, почему вы не выручили Яворского, а оставили беднягу гнить в тюрьме все десять лет?

— Бывший хозяин не высказывал таких пожеланий. Яворского в полнее устраивал его текущий образ жизни.

— А я высказываю и требую от вас приложить все усилия, чтобы вытащить меня от сюда.

— Уже делается, мессир. Ваши желания для нас закон.

В этот момент снаружи раздался резкий скрежет засова, дверь с грохотом отворилась, и громкий голос прорезал тишину:

— Де Шарон, на допрос!

От неожиданности я подскочил на своей койке. Кажется, я всё-таки уснул.

***

Кабинет, куда меня привели, был типичным для полицейского управления: голые оштукатуренные стены, стол, заваленный бумагами, и пыльные шкафы, хранящие затхлый запах документов. У окна сидел Жорж Мартен; усталость была отчётливо видна на его лице. Напротив — мужчина в инвалидной коляске, его ноги укутывал клетчатый плед. Рядом, чуть позади, симпатичная девушка — вероятно она помогает инвалиду в передвижениях. Коляску повернули, и я сразу узнал знакомое лицо: ещё один персонаж того странного дома. Надо признать: Жак держит своё слово.

— Здравствуйте, месье Де Шарон, — представился инвалид и, улыбнувшись краешком губы, добавил: — Меня зовут Клод Маршал. С этого момента я ваш адвокат. Я уже говорил с инспектором — похоже, дело улажено; осталось лишь принести вам официальные извинения и уладить несколько формальностей.

— Разумеется, месье, полиция приносит вам извинения за причинённые неудобства, — сухо поддакнул Мартен.

— А как же обещанное опознание? Соседка уже не готова указать на преступника? — не удержался я, едва скрыв раздражение.

Мартен покраснел; было видно, как неприятна ему эта тема.

— Пока вы отдыхали в камере, — говорит он, — мы не сидели сложа руки. Мы нашли того, кто совершил убийство.

— Инспектор немного преувеличивает, — поправил его  Маршал. — Вчера ночью в участок пришёл человек и дал чистосердечное признание в убийстве Монфора. Он недавно вышел из тюрьмы Санте и утверждает, что был дружен с Виктором Яворским.

— Месье Маршал, — фыркнул Мартен, — не могли бы вы обсудить это со своим подзащитным где‑нибудь в другом месте?

— Нет, — холодно ответил Маршал, — вы меня извините, инспектор. Прежде чем клиент вернётся в камеру, он должен знать, в каком положении находятся дела.

— В камеру? Опять?.. — в голосе моём прозвучало разочарование.

Маршал поднял руку, предостерегая меня от дальнейших вопросов, и продолжил ровным тоном:

— Человек говорит, что был дружен с Виктором Яворским и слышал от него признания о несправедливом осуждении. Узнав о смерти Яворского, он решил отомстить. Поверьте, эти суровые парни из тюрем порой оказываются удивительно сентиментальны. Что касается опознания — оно уже проведено: соседка однозначно признала в нём убийцу

— Здравствуйте, месье Де Шарон. Меня зовут Клод Маршал, — представился инвалид, взяв на себя инициативу в разговоре, — и  с этого момента я ваш адвокат. Я переговорил с инспектором, и, похоже, ваше дело улажено. Осталось только инспектору принести вам извинения и уладить кое-какие формальности.

— Конечно, месье, полиция приносит вам извинения за причиненные некоторые неудобства — поддакнул Мартен адвокату.

— А как же обещанное вами опознание? Соседка уже не стремиться разоблачить преступника? - не сдержался я от замечания.

Мартен покраснел, видно предложенная мною тема разговора была для него неприятной.

— Пока вы отдыхали в камере, мы, знаете ли, нашли настоящего убийцу.

— Инспектор немного преувеличивает, — поправил его Маршал. — Вчера ночью в полицию явился человек и написал чистосердечное признание в убийстве Монфора. Человек недавно освободился из тюрьмы Санте и утверждает, что был дружен с Виктором Яворским.

— Извините, месье Маршал, но не могли бы вы наговориться со своим клиентом, где-нибудь в другом месте? – сердито фыркнул Мартен.

— Нет, это уж вы меня извините, инспектор. Прежде чем клиент вернется в камеру, он должен знать о положении дел на данный момент.

— В камеру? Опять? – не сдержал свое разочарование я.

Но Маршал поднял руку, предупреждая меня от излишних вопросов.

— Так вот, человек утверждает, что был дружен с Виктором Яровским и тот рассказывал ему  о своем незаконном осуждении. Узнав о смерти своего друга, человек решил наказать злодея. Знаете ли, эти суровые парни из тюрем, порой бывают такими сентиментальными. Отвечая на ваш вопрос об опознании, могу сказать, что оно уже проведено и соседка однозначно опознала в нем убийцу Монфора. Следствию нужно еще некоторое время, чтобы уладить формальности по этому делу, но сегодня я думаю, вы будете уже на свободе. У меня все, — кивнул мне головой Маршал, прошептав при этом одними губами, — «Мессир». 

***

Поздний вечер. Тьма спустилась на улицы города.  Моросящий дождь, начавшийся с полудня, усилился к ночи, и водосточные трубы теперь выплевывали воду прямо под ноги редких одиноких прохожих. Те, чертыхаясь, перескакивали через лужи, скользя на мокрых опавших листьях, едва различимых на сером тротуаре. Их силуэты, размытые дождём, казались призраками, бредущими сквозь  серую пелену. Зажженные фонари едва разгоняли мрак, очерчивая вокруг себя тусклые жёлтые круги, сквозь которые отчетливо видны пронизывающие их насквозь капли падающей с неба воды. А дождь все лил, лил, не зная ни конца, ни края. Я шел по ставшей уже привычной Рю де Сэн, не узнавая ее. Куда вдруг подевался тот удивительный флёр, та особая атмосфера, предававшая ей столь притягательное очарование. Она казалась чужой, словно её истинный облик доселе был скрыт от моих глаз. Город, который я любил, теперь смотрел на меня чужими, недобрыми глазами.

***

Все-таки нравиться мне исполнительность моих новых помощников. Стоило намекнуть Маршалу, что мне, что мне серьезно нужно поговорить с Ингрид, как я нахожу ее у себя в гостиной. Девушка крепко спит, умильно свернувшись в кресле калачиком, словно кошка.

— Не дождалась, — с сожалением вздыхаю я, направляясь наверх, чтобы, наконец, сбросить с себя насквозь промокшую одежду.

Когда же переодевшись, спускаюсь в гостиную, нахожу кресло уже пустым, а из кухни доносится звон посуды и непередаваемый аромат готовящейся еды.

— Месье Де Шарон, я рада, что вас отпустили! — Ингрид ставит передо мной тарелку с большим бифштексом. — Наверное, проголодались на тюремной диете?

— Готов съесть слона, — признаюсь я, предвкушающе глядя на угощение.

— Вас полностью оправдали?

— Да, один человек признался в убийстве, — кивнул я. — Но ведь мы оба знаем, что это не так.

— Вы догадались?

— Что ж, это было несложно. Достаточно было представить картину преступления. Падая, Монфор схватился за край скатерти и должен был сдвинуть ее, но на столе царил идеальный порядок. Я подумал, что после убийства преступник осматривал помещение в поисках оставленных им улик, при этом его руки непроизвольно выполняли привычную работу. Я сразу вспомнил о твоей страсти к порядку.

— Как-то натянуто, не находите? — скептически подняла бровь Ингрид.

— Ну, это был только последний штрих, подозревать тебя я начал, когда понял, что из памяти стерт целый кусок моей жизни – сутки девятого октября. Такого же не бывает, чтобы здоровый человек вдруг начисто забывает свой вчерашний день. Если конечно ему в этом не помочь.

Делаю паузу, чтобы посмотреть на реакцию Ингрид:

— А твои слова, что девятого я, как обычно, отправился на работу. Они же полностью противоречат утверждениям Софи. К тому же, Софи говорила, что я позвонил и отпросился с работы. Она даже не узнала мой голос.

Наклоняюсь вперёд, пристально глядя девушке в глаза:

— Я думаю, что ты подсыпала мне яд в вино восьмого вечером, когда неожиданно решила пополнить мой холодильник. Почему кстати не за завтраком? Не надо бы было колоть меня всякой дрянью на протяжении суток. Следы от уколов я тоже обнаружил на своем предплечье.

— Боялась, что пища нейтрализует действие снотворного.

— Я долго ломал голову над причиной твоего поступка. Пока не вспомнил, что маман однажды говорила о невесте кузена. А уж когда Жак проговорился что десять лет назад Люсьен и Виктор работали вместе в одном городе, и что Виктор был осужден, будучи невиновным, все встало на свои места.

— Жак?

— Неважно, этого человека ты не знаешь. Кстати, никак не пойму, зачем тебе понадобилось мыть посуду, оставшуюся от ужина Люсьена и Софи?

— Вы знаете о Софи?

— Любовную связь патрона и Софи давно обсуждает весь офис. А обнаружив её любимые розы в вазе на окне, сорт предпочитаемого шампанского и свежее пирожное в холодильнике, имя ночной гостьи становится очевидным.

— Да просто пожалела девочку. Она не виновата, что связалась не с тем человеком. Я убрала посуду в надежде, что полиция не догадается о любовной вечеринке Монфора.

— Значит, Софи ты пожалела, а меня нет? Надев моё пальто и шляпу, ты не могла не понимать, что меня могут обвинить в убийстве, увидев мою одежду.

— Простите, месье. Но у меня не было выбора. Монфор был осторожен и не открыл бы дверь незнакомому человеку.  

— Но голос, ты не могла точно скопировать мой голос.

— Я немного испортила микрофон на входе, так что он скрипел и пищал, тщательно выбирала ракурс перед камерой, чтобы невозможно было рассмотреть мое лицо. Не волнуйтесь. Завтра я отправлюсь в полицию и сделаю признание.

— Вообще-то у меня есть идея получше. Человеку, взявшему вину на себя, хорошо заплатили, и теперь он, абсолютно довольный, отправиться к месту своего постоянного проживания. Так к чему эта жертвенность? Монфор конечно был та еще дрянь, но не думаешь же ты, что все твои беды из-за него?

— Конечно, думаю.

— Рассказывал ли тебе Виктор о неком странном доме, хозяином которого он стал как раз перед своим арестом?

— Что-то такое припоминаю. Он говорил о всадниках апокалипсиса, о том, что ему необходимо закончить картину одного из них в течение десяти лет, но я посчитала это очередным бредом. В то время его ум совсем уж потерял ясность мысли.

— Да, десять лет, ровно столько времени отводит дом хозяину на завершение картины. Виктор закончил свое полотно и выпустил в мир всадника-чуму. И теперь я должен нарисовать второго.

— О, месье, тюрьма плохо повлияла на вас. Вам потребуется немного времени, чтобы прийти в себя. Завтра я приглашу хорошего специалиста, и мы попробуем  решить эту проблему и с домом и с всадниками.

— Понимаю, что это звучит как бред. Просто поверь пока моим словам. Завтра я предоставлю тебе более чем убедительные доказательства. В отличии от Виктора я хочу бороться с этим домом и мне понадобиться твоя помощь. Ты должна будешь отправиться в Ватикан. Я дам тебе денег и рекомендательные письма, у папы были некоторые связи среди духовенства. Думаю, не все духовенство одобряет планы странного дома. Прежде всего, мы должны найти своих сторонников.

Конечно, конечно, — слишком уж ласково проворковала Ингрид. — Но давайте подумаем об этом завтра. А сейчас я накормлю вас и отправлю спать. Утро вечера мудренее.

Послесловие. Год спустя.

Заходящее солнце пронизывало комнату косыми лучами, наполняя пространство тёплым золотистым сиянием. Я просматривал накопившуюся за последние дни почту, когда тишину кабинета нарушил телефонный звонок. На экране высветился знакомый номер моей матери.

— Сынок, — в трубке звучал её взволнованный голос, — ты просто обязан это услышать! Твой успех на последней выставке неоспорим! Весь художественный бомонд только и говорит о твоих работах!

Анри улыбнулся, ощущая ее материнскую гордость.

— Спасибо, маман. Я рад, что тебе понравилось.

— Понравилось? Анри, это настоящий фурор! Твои картины произвели настоящий переворот в мире искусства. Ты обязательно должен приехать к нам на ужин в пятницу. Будут важные люди. При твоём нынешнем положении они могут оказаться весьма полезными.

— Хорошо. Я очень постараюсь.

— Кстати, папа настоятельно просит тебя не продавать картины. Он говорит, что выкупит их сам.

— Маман, ты же знаешь, полотна Леонардо да Винчи оцениваются сотнями миллионов долларов.

— Ну, я думаю, по-родственному ты сделаешь для нас скидку.

— Прости, маман, но ко мне пришли. Я перезвоню тебе.

— Так мы ждём тебя к ужину в пятницу, не забудь!

В дверях стояла  Ингрид, ожидая, когда я закончу разговор.

— Месье, к вам человек от кардинала Анризе.

— Ну, наконец-то, — выдохнул я с облегчением. — Проси.

Девушка вышла, а я перевёл взгляд на карандашный набросок к будущей картине: несущийся в галопе разгоряченный конь с всадником, победно вздымающим двуручный меч, готовый обрушиться на головы своих врагов.

— Ну что ж, игра только начинается, — прошептал я.

Показать полностью
56

Переработка (окончание)

Переработка (продолжение)

Заур резко свернул к двери, ведущей на лестницу.

- Ты чего?!

- Щас, может здесь получится…

Он с натугой, по чуть-чуть, приоткрыл дверь и тут же отпрянул, с силой нажимая на ручку. Долей секунды, на которые приоткрылась узкая щель между коридором и лестничной площадкой, хватило на то, чтобы расслышать целый звукоряд: громкий шорох, влажное хлюпанье, тихий вздох… Значительно громче, чем сорока минутами ранее. А ещё пришло то, чего не было прежде. С лестницы осязаемо пахнуло чем-то отвратительным, не то давно залежавшейся падалью, не то кастрюлей с мясным бульоном, забытой, и простоявшей на плите несколько летних месяцев. Или всё это сразу…

Мы дружно шарахнулись прочь, вперёд по коридору. Молча, не сговариваясь, устремились в сторону большого лифтового холла.

***

…три!

Одновременно нажаты три кнопки. Две старые, изначально институтские, пластмассовые. Одна металлическая, новая. Моя, одна из пластмассовых, легко отжалась назад. Ожидаемо не сработала. Я бросил быстрый взгляд на противоположную сторону. Индикация вызова отсутствует. Пусто-пусто. Что ж…

Где-то совсем неподалёку что-то клацнуло и загудело. Я отскочил к окну во двор и фикусу с его зловещими тенями. Вовчик уже стоял рядом, его рука вцепилась в моё, усиленное гофрой картона, предплечье.

- Дурни! - голос Заура вибрировал нежданной громкой радостью. - Лифт идёт!

Значит, сработала кнопка Вовчика. Что ж ты, сволочь, промолчал?!

- Короч, - Заур включил режим командира-стратега, - счас быстро заскакиваем внутрь, жмём первый этаж. Если доезжаем нормально – вылетаем, как только двери откроются и рвём на максимуме к выходу. До проходной метров десять. От проходной ещё пять. Плюс дверь. А на улице уже действуем по обстановке.

Потрясающе! План достойный внесения во все пособия по военному делу. “Наука убегать”.

Лифт всё ещё подъезжал. Наверное, тащится с первого.

- А если в кабине будет кто-то?! Или что-то? - Вовчик опять начинал истерить. - И вообще – какого хрена?! Электричества нет, все лифты не работают – кроме одного. Похоже на подставу, нет?!

- Придёт - посмотрим. Хватит орать! Отойди от двери! - Заур только что не дымился от нервной тряски, он орал на Вовчика шёпотом и вибрации его приглушённого голоса звучали очень пугающе. - Приготовились!

К чему, интересно? В фильмах похожих жанров герои, обычно второстепенные, напряженно поводили бы стволами автоматов, направленных на раздвижные дверцы лифта. А яркие лучи подствольных фонарей то и дело перекрещивались. А в световых перекрестиях красиво играли бы поблескивающие пылинки… А потом из лифта вырвалось бы что-то невообразимо чудовищное. Game over. Hasta la vista, baby! Хорошо, что я не второстепенный герой и в моих руках нет автомата. Хотя, нет – автомат был бы лучше, чем та пародия на нож, которую я сжимал в чуть ли не сведённых судорогой пальцах. Из автомата я стрелял однажды на стрельбах в выпускном классе. Почти тридцать лет назад. “Отличный боевой опыт!” – сыронизируете вы и будете правы. Отчасти. Дело в том, что ножом я никогда и никого, крупнее арбуза, не бил. Как ни крути – автомат лучше. Пускай он, обычно, очень слабое подспорье против того невообразимо чудовищного…

Гул мотора смолк. Шелчок. Ещё один. Непременная пауза перед стуком расходящихся дверей. Я машинально отступил в зыбкую тень фикуса - может то, что притаилось сейчас в лифте не заметит меня?

Двери шумно разъехались. Холл залил неожиданно яркий свет тусклой лампы, скрытой под мутным плафоном. Мы застыли в расплывшемся жёлтом пятне, как древние насекомые в янтарной глубине. Вот они мы, невообразимо чудовищное, выходи и разбирай нас на части.

Кабина оказалась пустой. На секунду-другую этаж погрузился в абсолютную тишину. Кажется, мы даже перестали дышать. Первым опомнился Вовчик. Он бросился вперёд, влетел в кабину и утопил пальцем кнопку принудительного удержания дверей. Получилось очень внушительно, вполне достойно того самого фильма. Несколько мгновений спустя мы все скучились внутри лифта, во все глаза уставившись в эту, уже не такую страшную темноту снаружи. Нет, всё же свет лампы, хотя и наполнял сердца теплом, но не мог защитить нас. Заур выдохнул:

- Поехали.

Вовчик отпустил кнопку блокировки и вдавил кнопку с цифрой “один”. Двери, подрагивая начали сходиться…

***

- восемь… семь… шесть…

Лифт старый, ещё советского производства, и экрана индикации смены этажей, конечно, в нём не было. Его заменял Вовчик, ориентировавшийся на интуицию и ежедневный рабочий опыт поездок на обеды и перекуры. Мне случалось бывать в новых лифтах, предусматривавших голосовое сопровождение. Но вряд ли голос Вовчика мог бы служить эталоном подобной функции, его задыхающийся шёпот, казалось, вот-вот перейдёт не то в хрип, не то в визг…

- Заткнись! - Заур дозревает, ещё немного и может врезать. Нервы, понятно.

- … пять… Ну-у, дава-ай!

Словно отозвавшись на камлание, лифт заскрежетал и с натугой остановился. Похоже было, что он сейчас подчиняется не программе, а физическому воздействию. Вроде как кто-то, обладающий необычной силой, засел в лифтовой шахте и дёргал сейчас за тросы, подобно тому, как кукловод дёргает за нитки своей марионетки…

- С…ка! - в унисон завопили Заур и Вовчик. Последний стал с силой давить на кнопку “ход”, но без какого-то эффекта. Я зажмурился, стиснул зубы и направил дрожащее острие ножа в направлении щели междверья.

Свет в кабине погас одновременно с началом движения дверей. Я вскрикнул и машинально ткнул ножом в темноту этажа (возможно, пятого). Ничего. Свет фонарей высветил противоположную стену и лифтовые ниши в ней. Подсознательно я опять отметил, что ремонт в этой части здания куда лучше, чем на нашем этаже. Ага, вот и серебристая “пятёрка”. Почти полпути вниз пройдено, в смысле, проехано. Только… Я самую малость высунулся из лифта (воображение мгновенно подсунуло мне картинку из очередного проходного фильма ужасов, где двери лифта смыкаются с необычной скоростью, стискивая мою шею, а кабина начинает нарочито медленно уезжать вниз), повёл фонарём вбок и увидел, что замеченная мною тёмная масса являет собой распотрошённую курьерскую сумку-термос. Оранжевую, один-в-один как та, с которой совсем недавно к нам заходил молодой курьер… На секунду мне показалось, что на периферии светового пятна мелькнула что-то подозрительно напоминающее белый кроссовок. Белый кроссовок с неприятными тёмными пятнами на лоскутах экозамши…

Я отпрянул назад, стараясь выбросить из головы все пугающие вопросы. Почему сумка выглядит как Юлий Цезарь после заседания сената в мартовские иды? Это и вправду был кроссовок? А если и кроссовок, то пятна на нём больше похожи на грязь, или имеют красноватый отлив? И совсем не хотелось вспоминать – во что был обут курьер, принёсший нам пиццу… В памяти всплыло: “Лифт остановить другой этаж. Темно, кто-то ходить, смеяться. Я испугать…”

Заур тяжело подпрыгнул, желая, видимо, сподвигнуть лифт к дальнейшей поездке. От неожиданности я тоже подпрыгнул. Одинаково безрезультатно.

- Тихо ты! - я скосил глаза и с удивлением заметил, что Вовчик пихнул Заура кулаком вбок. Заур, впрочем, никак не отреагировал на такую дерзость. Тоже, должно быть, от неожиданности. - Слышите?!

Мы замерли и уставились в противоположную стенку. Лифт остановить другой этаж. Темно, кто-то ходить, смеяться. Я испугать. Смешок в высокой тональности, почти детский. Совсем близко, прямо за поворотом в коридор…

- Фонари!

Мысль о том, что свет, возможно, привлечёт к нам внимание пришёл мне в голову за мгновение до вопля Заура. Я даже нащупал кнопку “вкл/выкл”, но нажать не успел…

Перед нами, на расстоянии вытянутой руки, появилось что-то…

То, что мне удалось рассмотреть за несколько секунд контакта, вряд ли можно свести в какую-то единую картину, способную внести ясность не то что в представление о природе происхождения этого существа, но даже поверхностно, грубыми мазками, описать его. Оно будто одновременно и отражало, и притягивало свет, становясь то угольно-чёрным, то сверкающе-белым. Очертания твари плыли и мерцали, не давая возможности взгляду уцепиться за какую-то деталь, чтобы попытаться воспринять его целиком. Да и до того ли нам было, если честно? Скажу только, что Это было небольшого роста, может, чуть больше полутора метров (а может и меньше), наверное, его можно было назвать стройным и у него были верхние и нижние конечности. А вот сколько их было – мне сказать трудно. Тварь перемещалась, даже стоя на месте – мерцательно, микрорывками, перетекая со скоростью неподвластной взгляду. А ещё оно было необычайно острым – в чём мы сей же час смогли убедиться.

На доли секунды оно застыло в лучах фонарей, пронзительно всхлипнуло и… я почувствовал плотный толчок в правую руку, а удар в живот заставил отступить назад и наткнуться на Вовчика, вжавшегося в заднюю стенку. Я наугад, неловко и невероятно медленно ткнул ножом в направлении существа, но пронзил только пустоту. Невероятно, но эта тварь уже маячила у противоположной стены, совершая полуметровые перескоки влево-вправо, взад-вперёд. В следующую секунду она хихикнула и… снова оказалась перед нами. Заур отшатнулся, точно так, как я несколькими секундами ранее. Надо отдать ему должное – он практически мгновенно ответил ударом ножа с левой и припечатал молотком с правой. Но тоже в пустоту. Словно желая отвлечь меня от всего этого нереального кошмара, память подсунула эпизод из недавно просмотренного фильма, где призрак друга главного героя, подростка, удерживаемого маньяком взаперти, обучает того комбинации приёмов защиты и нападения. Движения вперёд-назад, запутывая противника, не давая ему возможности успеть контратаковать. Существо использовало похожую тактику, только было куда быстрее киноподростка и вооружено не телефонной трубкой, а острейшими когтями, ножами, или ещё чем-то похожим. Воспоминание ещё только возникло в моей голове, а мозг, сложив один и один, подсказал, что существо сейчас атакует снова и велел руке, пальцы которой сжимали нож, ударить пространство перед собой. Я не знал, кто станет целью твари, я или Заур, но отметив некоторую последовательность в действиях, предположил, что теперь моя очередь.

Не знаю, что случилось бы, не сыграй я на опережение: выдержал бы мой картонно-бумажный “бронежилет” ещё одну атаку? Сомневаюсь, так как я видел, что произошло с курьерской сумкой, и я видел глубину скользящего пореза на руке Вовчика. Но получилось так, что я, неожиданно для себя и для существа, опередил его. По ощущениям, я не мог полагаться на зрение – очень уж быстро перемещался враг, острие зацепило его лишь чуть-чуть. Тварь издала рыдающий вскрик и “отскочила” в неосвещённую темноту коридора.

- Я задел! - эмоции клокотали, адреналин ужаса заливался адреналином торжества. Мне хотелось верить, что тварь рыдает не по своей потусторонней природе, а от боли, причинённой мною.

- Так его! А-а-а!

Заур, похоже, не просчитал алгоритм действий существа и не успел нанести упреждающий удар. Ликующий возглас сменился воплем боли. Я мельком взглянул на своего коллегу. Он привалился к стенке кабины, сунув руку куда-то подмышку. Я всхлипнул и снова ткнул ножом вперёд, рассчитывая, что тварь стала предсказуемой и снова попадётся на тот же приём. Ничего. Секунду ничего не происходило, мы затаили дыхание. Вовчик, кажется, даже впал в ситуационную кататонию. В следующее мгновение из какой-то невообразимой дали раздалось очень мелодичное хихиканье, гулкую тишину разорвали крики, громкий треск. Потом что-то очень сильно ударило по барабанным перепонкам – было похоже на взрыв, хотя я, по счастью, никогда до этого не слышал взрывов. Свет ударил по глазам – зажглась тусклая лампа под потолком кабины. Двери, дребезжа начали закрываться.

- Что это такое, а?! - Заур отлепился от стенки и испуганно смотрел на ладонь, густо заляпанную тёмно-красным.

- Оно и тебя… Говорил же…

Надо же, наш сосед, кажется, не умер от страха и даже в состоянии разговаривать. Что до меня – смесь паники и боевого азарта, охватывавшая меня только что, откатилась, оставив опустошение, холодный пот и мелкую дрожь. Я не мог произнести ни слова, боясь, во-первых, прикусить язык непослушными зубами. А во-вторых, пустота заполнила и голову, я чувствовал, что реальность начинает ускользать, я начинаю воспринимать происходящее как-то отстранённо, будто вполглаза, борясь со сном, просматривая фоновую кинокартину… Это, вроде как, не со мною. Может, во сне. Может, я отравился пиццей и впал в кататонию? Нет, вроде, в кататонию впал кто-то другой. Секундное помутнение рассудка сменилось “наведением на резкость”. Я увидел своих друзей по несчастью (Заур сильно побледнел и беззвучно шипел, страдая от пришедшей боли, Вовчик стоял, прижав кулаки к груди, и шевелил губами - наверное, читал молитву) и понял, лифт едет вниз, а я считаю про себя этажи. “Четыре” уже было, сейчас “три”, через три-четыре секунды будет “два”, а там рукой подать до спасительного “один”... Кабина встряхнулась и остановилась. Значит, всё-таки “три”.

***

Странно, двери разошлись, а свет не погас. Мистика какая-то. Ха-ха. Отчасти ориентируясь на опыт, полученный на пятом этаже, отчасти на рефлекторном уровне, я ударил ножом перед собою. Мимо. И даже, кажется, никого. Кабина вздрогнула - это Вовчик изнеможённо опустился на задницу. Его нервная система не выдерживала напряжения, и, наверное, он готовился к эмоциональному окукливанию. Я подумал, что, если в ближайшие несколько минут мы не придём к какому-нибудь рациональному итогу (или мы - или нас), окукливаться начнём мы все.

- Что там было? - слабый, почти на выдохе, голос Вовчика. - Это выстрелы, да? Спецназ?

- Фиг его… у-у, больно как! Тварь!

Заур ткнул в залипшую кнопку первого этажа, потом в кнопку “ход”. Никакого эффекта. Я смотрел как на серой грязной панели появляются новые красно-бурые пятна и поспешно отвёл взгляд. Муть накатила внезапно, и я испугался, что меня стошнит прямо здесь. Я сделал пару неуверенных шагов в пространство третьего этажа (тоже отремонтированный, зараза – вот и напольное покрытие даже вроде как мраморное…), покачнулся… Странно, но приступ тошноты отступал. Даже больше - мне явно становилось лучше. Словно притоком со стороны тело окутывалось эйфорией. Паника ушла, я почему-то не мог вспомнить – чего надо бояться? Зачем вообще бояться? Мы находимся практически в центре Москвы, жизнь спокойна и размерена. Нужно идти. Скоро мы все будем дома, согреваться после уличного ненастья, пить… Я провёл рукой по животу, нащупал что-то, посветил туда фонариком. Ткань толстовки рассечена, в прорехе виден раскуроченный пластик обложки и расслоённая бумага. Я попытался вспомнить – откуда всё это взялось? Стало неуютно, какие-то неприятные образы пытались прорваться сквозь оболочку эйфории…

- Ты чего? Давай назад, счас же!

Я растерянно оглянулся, увидел, как откуда-то издалека мне машет Заур. На лице его испуг и удивление. Вовчик, всё так же сидящий на грязном полу, задрал голову и не то куда-то всматривается сквозь прикрытые веки, не то пытается расслышать что-то очень важное…

Я снова посмотрел на разорванную толстовку, заметил ещё один разрез на рукаве и рассечение на лямке рюкзака. Но прежде, чем вернулись воспоминания сегодняшнего вечера, целая россыпь образов поглотила меня с головой.

мне девять лет я лежу в кровати и хочу поскорее заснуть потому что завтра суббота и День Железнодорожника и мы с родителями вместе с моими друзьями и их родителями едем на выделенном автобусе на море где мы будем купаться до посинения и лакомиться закусками прихваченными из дома и

мне шестнадцать лет я сижу за одним из длинных столов накрытых в школьной столовой рядом и напротив сидят юноши и девушки мои одноклассники и ребята из параллельных классов друзья и недруги сегодня мы едины обиды забыты мы получили аттестаты об окончании школы мы счастливы перед нами открывается новая жизнь она немного пугает но радость выше всего наши родители вместе с учителями сидят за отдельными столами звучат тосты я выпил только один бокал шампанского и мне “дало по шарам” и стало смешно что я сейчас могу опьянеть и свалиться

Сквозь поток приятных и радостных воспоминаний, словно лёжа на дне и глядя сквозь толщу воды, я осознавал, что шаг за шагом иду. Медленно, неуверенно, но точно туда, где эти воспоминания обретут вторую жизнь. Где я смогу снова ощутить те же минуты-часы-дни блаженства. А, возможно, и остаться навсегда в этом законсервированном счастливом где-то, совсем рядом…

мне всё ещё шестнадцать я недобрал баллов для поступления в университет но я не расстраиваюсь потому что я снова на море сейчас тёмный звёздный тихий вечер рядом прекрасная девушка в которую я влюбился и которая когда-нибудь станет моей женой а сейчас мы просто гуляем стесняемся и болтаем ни о чём и я хочу поцеловать её но я робок и боюсь своих желаний и от этого тоже безумно хорошо

Слышу совсем рядом голос, приглушённый всё тем же потоком воспоминаний. Продолжая двигаться, медленно поворачиваю голову и вижу Заура, бредущего рядом. Он смотрит вперёд и в никуда. Бормочет что-то, кажется, не по-русски. Гортанная, мелодичная речь – возможно, его родной осетинский язык…

мне двадцать восемь мы с ребятами моими друзьями напряжённо вслушиваемся в то что говорит ведущий вскидываем руки обнимаемся мы взяли этот вопрос выкрутили дожали на последних секундах обсуждения одни из немногих в этом зале где сидят под триста других игроков-знатоков усталость как от физической работы разливается по телу но это приятная усталость осознание что ты смог ответить вы все вместе смогли

Я сбиваюсь с шага, потому что меня отталкивает Вовчик, который вырывается из-за наших спин и быстрой семенящей походкой исчезает в темноте коридора. Он тоже бормочет, что-то вроде “Ангелина… да… здесь…” Ангелина? Работала, вроде, когда-то девушка с таким именем в Вовчиковой фирме… Радужная волна воспоминаний начисто смывает всех вовчиков и ангелин, но за миг до этого я слышу впереди что-то странное, вроде “шлёп-шлёп” а потом “шу-у-ух”. Этот звук почему-то смешит меня, и я хихикаю…

мне тридцать я сажусь в поезд который повезёт меня к той единственной которую я любил всю жизнь и теперь мы будем вместе сестра племянник ребята из команды провожают меня мне немного грустно я понимаю что скорее всего теперь мы будем видеться редко а с кем-то и вовсе не будем но сердце от скорого свидания с Нею наполняется таким теплом что все переживания отступают куда-то далеко-далеко

Впереди, но совсем уже рядом я вроде как слышу приглушённый стон и непонятные тревожащие (совсем немного) звуки: влажные глотающие, будто большая чугунная чушка медленно погружается в плотный глубокий слой болотной грязи, когда звук будто выдваливается поглощаемым телом…

мне тридцать один

Стон боли и тут же визг. Пронзительный и какой-то нематериальный (если, конечно, воспринимать звук как материю). Он почти сбивает с ног, хотя и раздаётся лишь в моей голове. Я падаю на колени, меня выворачивает наизнанку. Я думаю, что если этот звук продлится ещё немного - я или свалюсь без сознания, или мою голову разнесёт на куски. А может и то, и другое… Я почти отключаюсь, но чувствую, как визг вдруг падает до едва слышимого (как будто кто-то поворачивает тумблер громкости на минимум) и почти сразу смолкает. Тишина. Внутри и снаружи. Она не только прочищает мозги, но и выкручивает их. Пропавшие образы сменяются жуткой болью, она распирает голову, давит на глаза, выжимает слюну и слёзы… Но боль, вместе с тем, проясняет зрение и, как ни странно, дарит облегчение – я чувствую, что вырвался из липкой ментальной паутины, которая готовила мне…

Я увидел то, что готовила мне “паутина”. Чётко и ясно, насколько позволял свет фонарика. Тварь, гигантская пиявка или слизняк (“шу-у-ух”), думаю, не меньше двух метров в поперечнике, переднюю часть которой была отведена под громадную пасть с полуметровыми отростками-протуберанцами и концентрическими синевато-серыми мышечными кругами, уходящими вглубь существа. По бокам виднелись две конечности, распластавшиеся по полу (“шлёп-шлёп”) Я не заметил зубов, но не уверен, что они были ей нужны - эта дрянь легко может проглотить человека, не разжёвывая и не подавившись…

Тварь, замершая в трёх метрах передо мною, немного осела и “выдохнула”. Поток смрадного воздуха буквально опрокинул меня на спину. Вонь разложения, мясной лавки, подкрашенная кислым смрадом и ещё чем-то, мерзким, но трудно определяемым. Я закашлялся, перевернулся набок, боясь, что меня снова вывернет, но дело ограничилось слабым позывом. Внезапно на меня навалилась практически необоримая усталость и апатия. Мне хотелось лечь и если не поспать, то хотя бы передохнуть. Чуть-чуть, пару минут…

Я вдруг понял, что потерял счёт времени и, что куда важнее, выпустил тварь из поля зрения. Понимание прошило меня эффектом электрического разряда, глагол “передохнуть” изменил ударение и заиграл оттенками чёрного и красного. Я дёрнулся и в панике перевернулся на спину, одновременно, пытаясь встать и отползти назад. Увиденное меня не обрадовало. “Пиявка” чуть отстранилась, приподнялась на конечностях и проскользила ко мне, практически проглотив расстояние, разделявшее нас. Огромная пасть нависла надо мною, я с каким-то отстранённым любопытством отметил, что отростки вокруг ротового отверстия вытянулись в мою сторону. Должно быть, они выполняли функцию органов чувств. А может быть, они также помогают удерживать жертву, пока гофра-пищевод проталкивают оную вглубь существа.

Я заорал. Апатию и усталость сняло как рукой. Я не хотел становиться жертвой этой “пиявки”, не хотел и думать о том, как это склизкое нечто затаскивает меня в своё чрево, как омерзительные отростки стискивают руки и ноги, как я задыхаюсь от вони и нехватки воздуха, как всё тело начинает корчиться от жуткой боли, когда тварь выпускает в нутро кислоту, должную разжижить мои ткани в питательную массу…

Из темноты, сбоку от “пиявки” возникла тень. Я завороженно смотрел, как Заур, скособочившись, раз за разом, неловко, явно превозмогая боль, погружает геологический молоток в мягкую тушу, туда, где, приблизительно, должна находиться голова. Непохоже, чтобы удары причинили какой-то вред существу, студень его тела просто пропускал металл и выпускал его обратно. Но атака явно отвлекла чудовище. Оно приподнялось на конечностях, попыталось повернуться, отростки, подобно стрелке компаса в направлении северного магнитного полюса, протянулись в сторону Заура.

- Чё расселся, б..я?! Вставай, ё…!

Я не обиделся и, подгоняемый новой порцией адреналина, быстро отполз немного назад, а потом, перекатившись к стене, кое-как поднялся на ноги. Снова осветил место схватки. Заур, тяжело дыша и всхлипывая, всё ещё пытался забить невидимый гвоздь в туловище “пиявки”. Одновременно он отбивался ножом от тянущихся к нему отростков. Он явно ослабел. Нанеся очередной удар, он с удивлением уставился на пустую руку – рукоятка молотка выскользнула из скользкой ладони. Тотчас же, словно почувствовав наступающий перелом, одно из щупалец, миновав контакта с лезвием, с неожиданной силой обхватило запястье Заура. Рывок – и нож, отлетев в темноту, со стуком ударился о стену…

Я вышел из созерцательного ступора, бросился к сцепившимся монстру и человеку. Ещё одно щупальце обхватило плечо Заура, остальные в нетерпении змеились, ожидая своей очереди. Заур упирался обеими ногами, бессвязно орал что-то, но положение становилось всё хуже. Я резко ударил ножом по натянувшемуся отростку, потом ещё раз. Мышечная ткань подалась и лопнула с почти мелодичным звоном. “Пиявка” завибрировала всем своим желейным телом и, если так можно сказать, отшатнулась. Второе щупальце, удерживающее плечо Заура развернулось и убралось вместе с остальными. Я обхватил Заура за плечо и, прилагая немалые усилия, практически поволок того мимо длинного тела твари.

- Куда… мы? - Заур задыхался и почти что терял сознание.

- На-а лестни-ицу…

Я и сам был на грани, даже слова выдавливал с усталым усилием. Запинаясь и поскальзываясь на влажном полу (слизь, белёсая, с разными оттенками жёлтого и зелёного - я заметил в ней что-то белое - возможно, нерастворённые зубы Вовчика, или какого-то другого бедняги…) мы преодолели оставшиеся несколько десятков метров к выходу на лестницу. “Пиявка” ворочалась в темноте, позади нас. Может быть, она пыталась развернуться и пуститься в погоню. Думаю, учитывая наше состояние, у неё появлялись неплохие шансы…

- Я-а врод’к ранил ту дрянь, кот’рая нам мозг в’носила… Прст чёрное птно в воздухе висело. Это оно так визж’ло…

- Тише, потом ра-аскажешь…

Я стиснул зубы и рванул ручку двери на себя.

***

Оставшийся путь сохранился в моей памяти короткими урывками. Похоже на то, когда добираешься домой на “автопилоте” после обильного возлияния. Мы чудом справились с четырьмя лестничными пролётами никого не встретив и ничего не сломав (я, кажется, уронил Заура пару раз, и один раз свалился сам). “Бег” по коридору первого этажа я не помню вовсе. Очнулся уже на проходной, увидев в свете фонаря кабинку охранника (никого, только мутное и забрызганное чем-то тёмным стекло пошло сеткой трещин и вспучилось наружу) и столбики пропускных валидаторов. С удивлением понял, что всё ещё поддерживаю Заура, который почти что висит на мне, но почему-то до сих пор может переставлять ноги.

Я протолкнул Заура через вертушку, и, шатаясь, прошёл следом. Успел подхватить уже падающее тело и каким-то сверхусилием, хрипя и брызгая слюной, практически волоком перетащил Заура через порог двери на улицу. На этом мои силы кончились, и я довольно грубо опустил его на бетон крыльца. Я настолько выдохся, что не мог даже попытаться понять, насколько он плох. Я присел на корточки, привалившись к стене спиной, подумал, что если, а, точнее, когда какая-нибудь тварь вырвется наружу – мы станем оптимально беззащитной добычей. Заур до сих пор не пришёл в сознание, а я не смог бы и руку поднять. Нож, я, кстати, обронил во время бегства: не то на лестнице, не то в коридоре первого этажа. Да и хрен с ним. Хрен с ними со всеми – пусть режут, рвут, жрут. Едва ли мы сейчас сможем что-то почувствовать.

Я подумал, что всё-таки нужно сделать усилие, попытаться вызвать “скорую” для Заура и открыл глаза. И тогда только понял, что в обширном дворе-колодце институтского здания чересчур уж много машин и людей. Мигали маячками три фургона “скорой помощи”, между вкривь и вкось припаркованных чёрных иномарок и микроавтобусов сосредоточенно сновали суровые мужчины в строгих пальто поверх костюмов. В другом конце двора теснились  автобус без опознавательных знаков и полицейский автозак.

- Что с ним?

Оказывается, я всё ещё могу испугаться. Женщина, по виду врач “скорой” в незатёгнутом пуховике поверх халата, заметив мою реакцию, затараторила извиняющимся тоном:

- Простите, пожалуйста, я не хотела… Вы оттуда? Из здания? Ваш друг ранен? Что вообще происходит? Нам поступил сигнал, странный звонок. Оказывается, мы приехали далеко не первыми. Несколько бригад уже увезли пострадавших. А больше никто оттуда не выходил. Вот только вы…

Я покачал головой и предоставил ей и ещё одному врачу – крепкому мужчине с коротким седым ёжиком волос, заняться Зауром. Посидел немного, чувствуя, что во мне снова начинает просыпаться интерес к жизни, тяжело поднялся и пошёл было в сторону арки, у выезда из которой маячил телевизионный микроавтобус. Вернулся, увидев, что пара санитаров начинают осторожно заводить носилки под Заура.

- Он жив?

- Без сознания, глубокая рана, большая кровопотеря. Хотя, сама рана не опасная – мышечное рассечение. - она улыбнулась, хотя испуг в её чуть прищуренных светлых глазах никуда не делся. - До свадьбы заживёт. Но в больнице ему придётся задержаться.

- Спасибо Вам! Вам всем. И, простите, мне надо идти…

Она придержала меня за руку:

- Вам помощь не нужна?

Я мягко высвободился.

- Нет, спасибо. И Вам тоже стоит уезжать. - я бросил быстрый взгляд на одну из стен здания с чёрными пятнами окон. - Не стоит задерживаться…

Так Вы не скажете – что там случилось? Это теракт? Туда зашли военные, но никто пока не вернулся…

Я не хотел напугать её ещё больше, но и не хотел обманывать. Поэтому, пожал плечами и коротко бросил:

- Честно, сам не понимаю. Но внутри находиться опасно. И, возможно, скоро будет опасно находиться снаружи. Уезжайте.

Я пошёл к арке. Кажется, она ещё что-то спрашивала, но я не стал останавливаться. Странно, но суровые люди у чёрных машин не проявляли интереса к моей персоне. Наверное, приняли меня за дворника, тем более что какое-то время я провозился возле мусорных контейнеров, освобождаясь от своей истерзанной защиты. Наконец, я вытащил из рюкзака пуховик, надел и застегнул до половины, сразу почувствовав себя свободнее. Подумал, что меня может задержать телевизионная бригада под аркой, но, по счастью, их микроавтобус мешал проезду очередному военному автобусу и телевизионщикам пришлось на время отступить. Воспользовавшись суматохой, я сумел проскочить незамеченным.

Полицейский в оцеплении, когда я проходил мимо него, кажется, удивился и собирался что-то спросить. Но, окинув меня взглядом, промолчал.

Я пробрался через толпу зевак, которые, в большинстве, молча глазели на тёмный куб бывшего института. Увидел, что со стороны улицы в проезд сворачивает целая колонна военных автобусов и грузовиков с кузовными тентами, и ускорил шаг.

Уже отойдя на несколько кварталов и ощутив, что вокруг всё ещё вечер пятницы, что люди спешат домой, в кино, в рестораны, или просто гуляют, я немного расслабился и… рассмеялся.

Нужно связаться с Сашей в воскресенье и сказать, что я перехожу на удалённый формат работы. Думаю, мы все переходим теперь на удалённый формат работы. И никаких переработок по пятницам!

Всё ещё улыбаясь, я достал телефон и набрал номер жены.

Показать полностью
46

Переработка (продолжение)

Переработка (начало)

- Стой, не нужно скорую…

- А, ты просто посидишь и всё пройдёт? - я припомнил древний мем на тему игрового процесса одной столь же древней стрелялки. Меня мутило, но радовало, что даже в такой стрессовой ситуации я ещё могу в иронию. - Тогда давай я, или мы вместе тебя отведём в “травму”. Где она, Заур, ты не в курсе?

- Не-а, карты надо глянуть. Да нахрена идти? Вова, “скорая” по твоему случаю нормально отработает. Заберут, отвезут, починят, выпустят. И всё за счёт бюджета государства. Так где, ты говоришь, курткой за гвоздик зацепился?

- Я ж поэтому и говорю - не надо “скорой”. Плохая история получается.

- Ты чего – с кем-то подрался и замочил его? - Заур смотрел на Вовчика с изумлением и даже, как будто, с испугом. Я надеялся, что это всё же очередная глубинная шутка – ни я, ни, тем более, Заур не смогли бы представить ситуацию, в которой Вовчик берёт верх над противником в ножевом бою. При том, в бою с большими и очень острыми ножами.

- Не, другое… - Вовчик зажмурился, сглотнул, открыл глаза и заговорил уже более твёрдым голосом. - На меня напали, да. Только я не знаю – кто. Там было темно. И я вообще не думаю, что на меня человек напал.

Мы с Зауром быстро переглянулись. Он чуть закатил глаза, намекая на умственную усталость пациента, вызванную кровопотерей. Я недоумевающе покачал головой.

- Понимаете, я немного задержался с одной шабашкой – не хотел, чтобы шеф спалил. Спустился покурить на улицу…

- На кой? - я немного представлял устройство рабочего пространства Вовчика. - Ты ж в окошко куришь?

- Голову решил проветрить, или ноги размять. Короче, сам не знаю. Туда норм съехал. Постоял на крылечке, чуть подмок даже. А назад – капец.

- Что, охранник отказался пропускать? - похвальное стремление показать свою невозмутимость в трудную минуту, но Заур явно нервничал и вся его ироничность была напускной.

- Не, я уже в лифт зашёл, ну тот единственный, который ещё ходит. Поехал на девятый. Я в кабине один был. Прямо до девятого, значит. А он остановился раньше…

Крупные холодные мурашки пробежали по спине. “Лифт остановить другой этаж. Темно, кто-то ходить, смеяться…” Где же я это слышал?

- Думал, кто-то подсядет, уборщица там, или электрик - напряжение вон как скачет весь день…

- Ага, говорят, с сантехникой ещё проблемы… - Заур подмигнул мне и натянуто ухмыльнулся. Мне же было не до смеха.

- Заур, мы тут до утра сидеть будем. Дай ему дорассказать, пожалуйста.

- Окей, всё.

- Вов, давай к сути.

- Да я сам не понял, что произошло. Там, на этаже, никто не садился. Я вообще не понял - какой это этаж? Там темень была - хоть глаз выколи. Но так не бывает, даже когда все уходят, даже ночью. Периодически охранник ходит, уборщицы те же. А здесь – как будто вообще электричество вырубили. И в лифте тут же свет погас. Думаю: “застрял, блин, на лестницу пойду…” За телефоном в карман полез, фонарик включить. А тишина ещё была вообще полная. Я в кармане куртки шарю, и тут что-то слышу. Вроде как шаги. Только такие, как будто кто-то очень старый и тяжёлый, медленно так идёт. И плюхи ещё…

- Что?

- Ну звук такой, как будто кто-то идёт по луже. А потом я понял, что частота шагов какая-то странная. Не так: “шлёп-шлёп-шлёп-шлёп”, а с паузами. И тональность разная.

- Чего-о? - это уже Заур.

- Эти звуки различались. Я же звуковик, я такое сразу схватываю. Там было так: “шлёп-шлёп”, потом “шу-у-ух” - типа, как мешок кто-то волочит. Опять “шлёп-шлёп” и “шу-у-ух”... То есть, или кто-то там по коридору в темноте мешок тащил, а может и не мешок. Или он вообще не шёл, а полз. Сначала руками, по очереди, “шлёп-шлёп”, а потом тело за собой подтаскивает - “шу-у-ух”. Судя по звуку - капец какое здоровое тело… И вот только я понял, что это и не шаги вовсе – сразу передумал на лестницу идти. Куда угодно, только не туда… Присрал, короче… А звуки эти приближаются. Я вообще на панике, собрался уже стартовать наугад в противоположный коридор, а тут вдруг двери лифта закрываются и свет включается. Но только в кабине, на этаже – нет. И лифт поехал вверх. Меня прямо отпустило сходу, ноги ватные, вспотел весь. Да только хрен там плавал…

- Чё ещё? - я растерянно посмотрел на Заура, он стоял, широко расставив ноги и до упора засунув сжатые кулаки в карманы чёрного худи. Я подумал, что будто вернулся в детство, сижу в летней южной темноте двора в компании приятелей и вместе со всеми испуганно слушаю особенно удачную страшную историю…

- Я не доехал до девятого этажа. Лифт снова остановился. Этаж шестой или седьмой. Там тоже темень, свет в кабине снова погас. И тишина, почти.

- Шаги, шлёпанье, мешок тащат? - мне стало что совсем уж муторно, и я вбросил совершенно неосознанно – только бы хоть немного разрядить ситуацию. Свет мигнул дважды, пискнул ЮПиЭс. Вовчик вздрогнул и с тоскою посмотрел на плафон.

- Тихий плач. Или смех. Трудно разобрать, но звучит очень жутко. И, знаете, что стрёмнее всего? Эти звуки, они как бы перемещались, но не так, что типа: вот кто-то идёт и смеётся. Ни фига! Прямо сейчас, например, я слышал плач вроде как издалека, из глубины коридора, метров пятьдесят от холла. А через секунду – хихиканье метрах в трёх от меня. И я, хоть и не вижу ничего, понимаю, что это не разные люди, или что там ещё, а один и тот же тип. Но как он может вот так летать туда-сюда я не догнал…

- Бред вообще. - Заур потрогал внешнюю стенку чашки, отхлебнул и протянул её Вовчику. - На вот, попей, жидкость восстановить нужно. А потом уже “скорую” вызовем.

- Да говорю же – нет смысла “скорую” вызывать, - он держал чашку в руках, уставившись на россыпь чаинок, вращающихся на поверхности, - врач сюда не поднимется. Нам нужно валить.

- Так что, в итоге, с тобою случилось там, на другом этаже, когда лифт остановился во второй раз?

Заур решил защититься от пугающего рассказа материалистической стеной неверия. Но я, возможно и неосознанно, всегда допускал возможность появления в нашей прочной привычной обыденности чего-то невероятного. И сейчас блок “такого не может быть, потому что такого никогда не бывает” треснул у основания. И я хотел дослушать историю Вовчика, независимо от того – пойду ли я после домой и не встречу на своём пути ничего пугающе-потустороннего, или же столкнусь с ним лицом к лицу.

- Да, там. - Вовчик машинально отхлебнул чай, скривился от горечи. - Услышал вот это вот хихиканье. Не так уж и далеко – где-то за выходом из лифтового холла в правый коридор. Подумал, что вот сейчас-то нужно включить фонарик. И почувствовал даже не боль, а такое лёгкое прикосновение к лицу, как будто пёрышком провели. Схватился за подбородок, чувствую – мокро стало. А я даже боли не почувствовал – так стрёмно было. И откуда-то издали, из левого коридора, всхлипы, типа как ребёнок заплакал. Я вообще на панике, почти наугад в экран ткнул, промахнулся мимо фонарика и сразу телефон из руки выронил. Кровь, пот, пальцы скользкие. Слышу хихиканье тоненькое такое, тоже, как детское – почти что над ухом. Присел резко, чтобы телефон подобрать. Думаю, поэтому я ещё живой. Это что-то на меня кинулось, но чуть промахнулось. Куртку на спине и боку почикало…

Вовчик прервался, ещё отпил чаю и с тоской посмотрел на свою одежду, грязной кучей лежащую сбоку от входной двери. Всхлипнул, промокнул глаза запястьем. Тут я окончательно поверил в его рассказ. Ну, может не до конца, но в то, что кто-то или что-то этим долгим вечером напало на Вовчика я поверил, как себе самому.  Не мог он, даже принимая во внимание всю его взбалмошность и некоторую чокнутость, сначала где-то порезаться, а потом, желая разыграть своих соседей, изодрать одежду и с плачем рассказывать небылицы. Даже Заур, с его необыкновенно серьёзным отношением к жизни вообще и с критическим восприятием персоны Вовчика в частности, едва ли мог найти достойный аргумент в пользу версии с “очередным вы…боном придурка”.

- Я не знаю, как идти домой… Я больше не подойду к лифту. Я хотел, но…

- Так а поранился-то как? - Заур поболтал чайником, разглядывая уровень воды, решил, что хватит, поставил его на базу и щёлкнул выключателем. Свет снова мигнул.

- Я-я-а? - похоже, Вовчик уже покинул ту жуткую тёмную кабину. - Э-э, гм. Когда это на меня прыгнуло, я равновесие потерял и свалился на колени и набок. Понял, что меня пи…дят, руку поднял, вроде как блок поставил. Ну и получил напоследок. Тут же свет в кабине снова загорелся. Двери начали закрываться. Никого нет, и опять плач откуда-то издалека. Лифт поехал, до нашего этажа уже всё нормально было. Я сначала и не понял ничего, только уже в офисе хрен к носу подвёл.

- И что? Дизайнерка под дедлайном тронулась умом и нападает с канцелярским ножом на всех, кто заезжает на их этаж?

Не думаю, что Заур знает, что за фирмы арендуют на шестом или седьмом этаже, и есть ли среди них дизайнерские, но он легко мог попасть в яблочко – почему нет? Образ тощего существа неопределённого пола с растрёпанными волосами, окрашенными в цвет марсала, обязательными в данном образе очками и массивным канцелярским ножом, с хихиканьем выскакивающего из тьмы коридора под тусклый луч телефонного фонарика, промелькнула в голове, задержался на секунду и канул в мрак мысленной мусорной корзины…

- Бр-р! Жуть какая!

- Ха-ха! Смешно, но нет. - Вовчик явно приходил в себя. - Я другое подумал, пока у себя сидел. Про то, о чём мы утром не договорили…

- Ну, бли-ин! - Заур бесцеремонно оборвал Вовчика, уже начавшего разгон. - Я всё понял. Действуем так. Я сейчас отправляю те отчёты, что мы закончили. Типа, сеть упала – боялись не успеть. И тут же валю домой. А вы, если так нравится, хоть до утра свои байки из склепа травите. Для полноты ощущений – туалет в помощь.

Заур подмигнул мне и ринулся в кабинет. Я хмыкнул.

- А что с туалетом у вас?

Я быстро и не вдаваясь в подробности рассказал о странном поведении сантехники на этаже. Вовчик слушал приоткрыв рот и ойкнул, забывшись почесав порез на подбородке.

- Ну, смотри же! Вот сходится всё!

- Что - “всё”?

- Вся сегодняшняя чехарда. Лифты не работают, свет моргает, на этажах темно, туалеты…

- Ну, зданию этому сто лет в обед. Сам же рассказывал, что рабочие в подвале что-то цепанули.

- А ещё, помнишь, я про другое рассказывал. Что эти рабочие могли зацепить кое-что ещё…

- Ну, Вов, ну хорош уже…

- А как ты ещё объяснишь вот это вот?! - он провёл руками от макушки к коленям, словно исполняя какой-то религиозный ритуал. - Что на меня напало? Есть версии?

- Ну-у, э-э-э… - я мучительно пытался что-то придумать, но в голову ничего не приходило. “...покрыт какими-то рисунками. И рунами…” да идёт оно! - Собака убежала от какого-нибудь посетителя… Заблудилась на чужом этаже, перепугалась. Кинулась на тебя. С перепугу…

- Очень быстрая собачка! Не помню, правда, какая порода и плачет, и смеётся одновременно? Бывают же такие?

- Ну-у, она скулила, а тебе показалось, что кто-то плачет и смеётся. Тоже с перепугу.

- А, ясно. А на нижнем этаже эта собака, наверное, на жопе ездила? Дело раскрыто! Расходимся!

- Ну сам подумай, Вов – принимать на веру вариант с древней потусторонщиной, повыползавшей из проклятого саркофага и захватившей половину старого проектного института… Это ещё долбанутее, чем версия с убежавшей собакой. Ну, камон!

- Да брось! Ты же смотришь фильмы ужасов? Поиск “рацио” никогда не идёт на пользу героям. Что бывает с теми, кто долго убеждает остальных: “Детка, послушай себя, это звучит совершенно безумно!” - через полчаса они ползут по скользкому от крови полу, стараясь не растерять свои потроха. Хочешь к ним присоединиться?

- Угу, давай и дальше проецировать сценарные целлулоидные ходы на живую жизнь. - давайте на чистоту - я и так был напуган самим появлением окровавленного соседа по коридору, но этот бредовый разговор путал мысли и расплёскивал холод по всему нутру. Я вздрогнул, представив, как нечто большое, бесформенное и невообразимо уродливое, неторопливо подтягивая склизкое тело к костистым конечностям, лишь отдалённо напоминающим руки, прямо сейчас подползает из полумрака коридора к нашей офисной двери… Я замолчал, прислушался (всё то же: мерное гудение серверного системника, да тяжкое поскрипывание-пощёлкивание компьютерной мышки, терзаемой Зауром. Никаких “шлёп-шлёп”, никаких “шу-у-ух”) и неожиданно громко позвал:

- Заур!

- Да?!

- Закинешь тогда и мои…

На комнаты офиса опустилась тьма. Отчаянно заголосил ЮПиЭс, Вовчик охнул, Заур выругался. Я тоже вскрикнул. Рядом “выдохнул” диван, голос Вовчика негромко прозвучал прямо у моего уха (я едва не вскрикнул снова):

- Капец. Сейчас и узнаем – где кино, а где живая жизнь.

***

Подсвечивая себе телефонными фонариками, один за другим, мы выскользнули в коридор, заполненный абсолютно непроницаемой тьмой. Заур пропустил нас вперёд и на ощупь стал закрывать замок. Я заметил, что он действует необычно осторожно, стараясь не звенеть связкой ключей. Сделав два медленных и почти неслышных оборота, он потихоньку вытянул ключ из замочной скважины и повернулся к нам, отчаянно пытающимся расслышать хоть что-то в глухой тишине коридора. Ничего. Даже звука падающих капель из неисправного крана в туалете.

- Пошли? - Заур говорил хоть и не шёпотом, но очень тихо. Едва ли я услышал бы его, отойдя на несколько шагов. - Чего застыли?

- Ты же смелый. - еле различимое бормотание Вовчика. - Баек из склепа не боишься – иди вперёд.

Вместо едкой отповеди Заур лишь что-то буркнул под нос и, стараясь идти неслышно (учитывая его обычное грузное топотание - получалось почти безупречно), направился в направлении, противоположном лифтовому холлу.

- Ты куда?!

Мой “безмолвный крик” достиг его ушей, он остановился и махнул телефоном – рассеянный луч перескочил со стены на потолок и, далее, в тёмный зев коридора впереди: “Идите за мной”.

- Думаю спуститься по лестнице.

- Ага, вот же! А говорил…

- Ни фига! - возмущённый шёпот Заура оборвал торжествующий возглас Вовчика. - Думаешь, электричество только на контур помещений вырубилось? Лифты, то есть, лифт тоже “того”. И проверять не надо – достаточно приложить факт к носу. Ну?

- Ладно, - я примирительно хлопнул его по плечу, стараясь немного сбросить напряжение и хоть чуть-чуть успокоиться самому, - дело говоришь. Идём.

Подсвечивая фонариками дорогу и внутренне вздрагивая от любого воображаемого шороха (я, во всяком случае), мы чуть ли не бегом добрались к выходу на лестничную площадку. Заур легонько толкнул дверь, потом поднажал. Дверной проём, ведущий из абсолютной темноты в непроглядный мрак, раскрылся с резким скрипом. Заур, а за ним и я, ступили на площадку, еле освещённую рассеянными лучами фонариков.

- Тш-ш… - я замер, отреагировав не на почти неслышный шёпот Вовчика, а на чувствительный толчок в спину. - Послушайте!

- Заур! - ринувшись вперёд, я успел прихватить рукав куртки коллеги, уже начавшего спуск по первому пролёту. - Стой! Тихо!

Мы застыли каждый на своём месте, напряжённо впитывая ушами вязкую тёмную тишину. Тишину ли? Я вдруг разобрал что-то, какое-то шевеление, не скажу точно, но, похоже, тремя или четырьмя этажами ниже. Шорох и негромкие вздохи, усиливаемые акустикой трубы лестничного проёма… Как-будто некий здоровяк, обливаясь потом, волок по ступенькам огромный мешок, набитый… Например, глиной. Или мясом. Но волок он его, похоже, вверх - как раз навстречу нашей компании.

Вовчик застонал и выскочил назад в коридор. Мы с Зауром, не сговариваясь и забыв про соблюдение тишины, бросились следом.

***

- А я всё равно думаю, что там был кто-то, ну, человек… - от былой защитной уверенности Заура не осталось и следа. - Не знаю, уборщица там, или…

- Да достал ты со своим бредом про уборщицу! - Вовчик, фактически подтвердивший свою историю, напротив, осмелел и пошёл в атаку, не опасаясь встречной агрессии. - А когда тебя начнёт кромсать вот эта вот плачуще-смеющаяся тварь, ты вспомнишь остроумную легенду про спятившую дизайнерку?! Если тебя это утешит, то окей.

- Не ори. - Заур вяло попытался сохранить лицо “альфача”. Испуг, явно прозвучавший в голосе, сорвал попытку. - Надо всё-таки что-то делать.

Я решил поучаствовать в переговорах, сместив их на рельсы конструктивности. Прошло уже минут семь с того момента, как мы гурьбой ввалились назад в офис, заперли дверь и, скрестив свет фонариков, испуганно уставились друг на друга. Едва только чуть успокоившись, Вовчик стал наседать на Заура, тот односложно оборонялся. Но предложений по решению проблемы “ухода с работы в вечер пятницы” никто предлагать не спешил. Попробую я.

- Парни, кончайте! Неважно сейчас, кто что говорил, и кто кому не поверил. Вот вообще! Надо думать, как отсюда выбираться.

- Может, всё-таки по лестнице попробовать? - приободрился внезапной поддержкой Заур. - Ко входу “Б”. У нас на этаже, вроде, никого. Сквозанём по коридору, метров на триста дальше, зато спустимся без проблем. Заодно, проверим дальний лифт…

- Да не работают лифты - ты же сам говорил. - Вовчик отыгрывался за все сегодняшние прошлые и, наверняка, будущие переживания. - И не факт, что та лестница свободна.

- Ну а чо теперь делать? Сидеть и ждать с моря погоды? Час? Два? До утра?

- Во-первых, сейчас можно попробовать спасов и полицию вызвать. Запереться и ждать, пока нас не вытащат.

- Ты ж сам уговаривал нас не звонить.

- Так в скорую же, - Вовчик снова машинально почесал подбородок и покривился от боли, - нужны мужики с большими пушками.

- Чтобы приехали мужики с большими пушками, нужна прямо-таки железобетонная причина. - я только сейчас понял, что начинаю задыхаться в душном пуховике, поспешно стащил его и бросил на диван. - Мы впечатлились твоим рассказом, а на лестнице даже что-то услышали и чуть не обосрались. Но я сомневаюсь, что твой рассказ подействует на оператора в колл-центре в той же мере. Максимум, на что мы сможем рассчитывать – наряд, который выедет сюда, чтобы надрать афедрон телефонным хулиганам.

- Не тупи, я просто скажу, что по шестому этажу офисного здания по улице Академика Королева бегает странный человек с ножом, и что он нападает на сотрудников и гостей. А там – пусть сами разбираются.

Он вытряс последние капли из остывшего чайника в полупустую кружку. Я с тоской следил за его движениями. Во рту пересохло, ужасно хотелось пить. Как назло, бутылка в кулере опустела ещё днем, а идти в туалет, чтобы наполнить чайник… Что ж, перетерплю как-нибудь.

- Нормальный варик – действуй! - Заур оторвался от перекапывания ящиков обеденного стола. Он уже достал два абсолютно тупых и не очень угрожающих на вид ножа, а теперь вертел в пальцах барный штопор, пытаясь поудобнее пристроить его в громоздком кулаке. - Только быстрее, я домой хочу.

Вовчик стал тыкать в экран телефона, подносил его к уху, снова смотрел на экран и опять прислушивался к тишине чёрного пластикового бруска.

- А какой телефон полиции?

- Такой же, как у “скорой”. Сто двенадцать.

- Да я знаю. Думал, просто – вдруг опять поменяли. Ничего нет. Гудков нет. Тихо.

Я разочарованно вздохнул. Не то, чтобы сильно удивился – после того, как мы с топотом ввалились назад в обманчиво-безопасный офис, я наощупь зашёл в кабинет бухгалтера и попробовал позвонить жене. И вместо гудков тоже услышал тишину… Думал, может, это у меня что-то локально глючит, но, похоже, что нет. Если уж в экстренные службы нельзя прозвониться…

- И чё делать? Инета тоже нет… - вдруг отрезанный от внешнего мира, Вовчик потерял значительную часть вновь приобретенной уверенности. - Парни, что делать?!

- Чё, чё, - передразнил Заур, - счас пойдём. Только соберёмся и немного подготовимся.

Он демонстративно помахал в воздухе кухонным ножом. Размытые серые тени замелькали по стене, на которую падал свет фонариков. Мне почему-то стало не по себе, коротким болезненным спазмом отозвался кишечник. Не в первый раз я пожалел о том, что не посетил туалет в то ещё, “мирное” время.

-Серьёзно?! Ты думаешь ит… - Вовчик пустил петуха, прочистил горло. - Идти туда?

- Я думаю идти домой. Я не собираюсь ночевать здесь из-за аварии на подстанции и какого-то пердежа на лестнице!

- Да, блин! Это тебе что – пердёж?! - Вовчик вскинул кое-как перевязанную руку, словно пародируя известное и запрещённое нынче приветствие. - Ты был на этой лестнице! А потом ты…

Подсвечивая телефоном, я пошёл по длинному офисному коридору, вдоль стеллажа, заставленного картонными коробками со всяким старым и не очень барахлом: клавиатуры, компьютерные мыши, вышедшие из употребления рации, архивные отчёты… Я пристроил телефон на полку, снял крышку с одной из коробок и вытряхнул несколько толстых книг прямо на пол. Поднял один и попробовал пристроить под толстовку, наподобие нерадивого студента, пытающегося незаметно пронести учебник прямо на экзамен. Книга елозила скользкой обложкой по футболке и норовила выпасть. Я чуть ослабил ремень джинсов и завёл нижнюю часть под ремень, прижал ремнём. Вроде, держится. Осторожно, чтобы не потревожить уже устроенную книгу, я присел и поднял другую. Начал пристраивать её рядом с товаркой. Через несколько минут обе книги более-менее надёжно устроились у меня за пазухой. Мне было ужасно жарко, пот стекал по пока ещё неприкрытой спине, защищённый живот крутило всё сильнее. Я взял третью книгу и практически сразу отбросил. Едва ли ремень сможет удержать сразу несколько томов со скользкой пластиковой обложкой, а ведь оставались ещё и грудь, и спина. Тут нужен скотч. Или… Я повертел в руках картонную крышку, посмотрел на пустую коробку и вспомнил, что в кабинете бухгалтера, прислонённый к стене, стоит блок разобранных коробок, доставленный вчера вечером курьером от магазина канцелярских товаров. Наша фирма с месяца на месяц собиралась рвать когти в новый офис, и главбух начинала подготовку к переезду. Стараясь идти степенно, чтобы не разболтать начальный элемент моего “бронежилета”, я направился в бухгалтерию.

***

“Вся наша ИСКПЕДИЦИЯ весь день бродила по лесу, искала ИСКПЕДИЦИЯ везде дорогу к Полюсу…”

Эта строчка назойливо крутилась в моей голове, пока мы крадучись пробирались по чёрному, безмолвному коридору. Невинный и забавный стишок медвежонка из детства отчего-то раздражал и заставлял нервничать. Вдобавок, я тут же вспомнил как совсем недавно посмотрел фильм ужасов, в котором этот медвежонок из детства вырос и начал кромсать беспечных студентов в своём дремучем-дремучем лесу… Неловким движением поправил лямку раздувшегося рюкзака. Кроме ноута, я засунул туда ещё пуховик – не хотел, чтобы он, во-первых, ещё больше стеснял движения. А ещё мне его было просто жалко. Он был совсем новый, после долгих поисков на разных маркетплейсах, жена успела перехватить его на какой-то распродаже за смешную цену.

- Что-о?!

Шедший первым Заур вдруг застыл на месте и я, по инерции, чуть не воткнулся в спину остановившегося Вовчика. Хорошо, хоть выданный мне нож я держал острием вниз…

- Не, показалось. Ничего, идём дальше.

Да мы, собственно, уже почти пришли. До лифтового холла оставалось несколько шагов. Желтовато-серебряный свет вечернего, подсвеченного огнями Столицы неба вливался в большие окна, размывая и делая призрачными вещи, привычные в обычном освещении. Массивный фикус, застывший в дальнем правом углу, отбрасывал изломанную блеклую тень на стену, отчего казалось, что там распласталось опасное нечто, типа огромного паука, готовое напасть на неосторожного посетителя. Могу поклясться, что Заур, заметив тень, вздрогнул и едва не метнулся назад, в спасательный мрак коридора…

- Давайте так. Я нажимаю кнопку вызова на этой стороне, а вы, одновременно, на той, - его голос, непривычно сиплый, уже не мог скрыть паники, которая вот-вот была готова вырваться наружу, - на счёт “три”. Не нужно шуметь больше, чем надо, так?

- Заур, а что, если и здесь ни один лифт не работает? - я говорил громким шёпотом, и надеялся, что истерические нотки не очень заметны остальным. Хотя, чего сейчас стесняться? Мы все на грани между обмороком и безумным желанием сорваться в бег – пускай в этой темноте и глазам-то глядеть некуда.

- Дальше, за следующим поворотом ещё одна лестница. Попробуем там.

- Только она заканчивается на пятом этаже, а потом переход по коридору, метров триста, к следующей лестнице вниз…

- Володь, я в курсе. Мы сейчас прорабатываем другие варианты.

- Есть же грузовой. Он точно не автономном питании, и открывается прямо на улицу.

- Супер! Только его хрен вызовешь, если лифтёра нет.

- Алексей Петрович, обычно, допоздна сидит. А если и нет – возможно, кабина уже на нашем этаже.

- С чего бы? Его всегда по звонку с первого этажа присылают.

- А вдруг?

- Парни, может, от слов к делу перейдём? Когда других вариантов не останется – пойдём к грузовому. Как по мне, он и в обычное время стрёмный.

Вовчик с Зауром промолчали. Хотя, лифт и впрямь был стрёмный. Огромный, освещённый единственной лампой накаливания. Вместо стенок – сетка рабица, за которой во время движения медленно скользит бурый кирпич с натёками растрескавшегося раствора. А когда по прибытию старый грузный лифтёр Петрович начинает вручную отодвигать металлическую дверь-штору – ты уже готов к тому, что из-за неё сейчас выскочит какой-нибудь ксеноморф, или другая кинотварь. Ох, про тварь как-то не вовремя подумалось…

- Всё, как договорились. Я нажимаю здесь, вы – там. На счёт “три”. Быстрее, пока та, э-э, с лестницы, в коридор не выбралась. Раз…

***

Вообще-то, мы не сразу пошли к лифтам. То есть, сначала решили попробовать спуститься на маленьком, расположенном недалеко от жуткой лестницы. Он доставлял служащих к другому выходу, на турникете которого моя карта не срабатывала. Когда Заур предложил этот вариант, я пошутил как раз на тему: “не вариант – меня охранник не выпустит”. Заур отчего-то не повеселел и пробурчал под нос в мой адрес что-то некомплиментарное. Если отбросить ненормативные междометия, я разобрал только “нашёл время”.

Вовчик идеей Заура тоже не вдохновился, наверное, потому что к лифту нужно было идти мимо двери на лестницу. Он ещё раз покрутил ручку замка оконный фрамуги. Похоже, расставание с мыслью о том, что мы сейчас реально отрезаны от внешнего мира, проходило непросто.

- А если покричать? Всем вместе, разом. Думаете, никто не услышит?

- В офисе никто не услышит твой крик…

Тоже шутка на грани. Это нервы, имею право.

- Вов, там дорога шумит. Да и всем пофиг – что там какая-то пьянь вопит? Вечер пятницы, забыл?

- Так света же нет. Подозрительно.

- Там, снаружи, есть всё. - подтверждая свои слова, Заур кивнул в сторону улицы. - Электричество, интернет. Жизнь. Завтра выходные, погода – дрянь, все домой торопятся. Никто не обращает внимания на одно какое-то тёмное здание. Всем пофиг.

Вовчик тяжело вздохнул и отошёл, наконец, от окна. Уже лучше – перестанет приглядываться к форточке, примериваясь, да размышляя над способами проникнуть наружу. Он не озвучивал свои мысли насчёт того, чтобы попробовать спуститься вниз по какой-нибудь верёвке или связанным вместе простыням. Вряд ли его смущало соображение о том, что мы находимся на девятом этаже – скорее, останавливало отсутствие верёвки и простыней. Да, хорошо, что у нас нет простыней.

- Давайте двигать, а то и вправду до утра придётся куковать.

Заур подготовился без изысков. Засунул в рюкзак массивный полевой “неубиваемый” ноут, а рюкзак нацепил на грудь – так некоторые бдительные (или наученные горьким опытом) граждане делают перед входом в метро. Спина, руки и ноги оставались “открытыми”. Наверное, по игровой градации Заура можно отнести к “варварам”: приоритет нападения перед защитой. Тут же я заметил, что Заур, в придачу к кухонному ножу, раздобыл где-то геологический молоток. Ну точно варвар!

- Или не придётся.

Вовчик обречённо пошаркал за Зауром. Не то, чтобы поведение нашего соседа можно было бы назвать “мотивирующим”, но человек слаб. К тому же, он слаб ещё и от потери крови. Следовательно, его можно понять. Да уж…

- А ты к себе за шмотками не собираешься?

Вовчик только рукой махнул. Жаль. Я понимал, что едва ли в звукозаписывающей студии стали бы хранить оружие, тем паче – огнестрельное, но можно было бы поискать что-нибудь поубойнее, чем тупые кухонные ножи. Я поймал себя на мысли, что начинаю действовать, как персонаж стандартной RPG: замечаю новую локацию – захожу – лутаю – усиливаюсь – качаюсь. Действительно, нужно двигать, а то в этой симуляции и тронуться недолго. Надеюсь, с учётом всех осложнений (пробки, снег, лужи, неведомые твари  в паре этажей подо мною), часа через три я всё же смогу обнять жену, принять горячую ванну, а после – выпить ароматного свежезаваренного чая, со смехом рассказывая о наших общих нелепых переживаниях и фантазиях, вылившиеся, в итоге, в пшик… “И никого не встретил” - так, кажется, Хома завершил страшную историю, стараясь успокоить своего друга Суслика? Только стоит помнить, что Суслик успокоился, а в ночной темноте его ждала жуткая красная смерть. И легко пытаться убедить себя в том, что “Петя Иванов продолжает пугаться штанов”, но изорванная куртка и раны Вовчика как-то не тянут на “штаны”. Есть отчего испугаться. Я вздохнул и вышел в коридорный мрак вслед за ребятами. Мне закрывать дверь – надеюсь, к удаче…

Снова тишина. Почти полная тишина, нарушаемая только звуком наших шагов и сдавленным дыханием. Никак не удаётся отделаться от ощущения мгновенного жанрового перехода от RPG к хоррорному экшну. Побыстрее проходим мимо закутка с дверью на лестницу. Я боюсь вслушиваться, но отчаянно вслушиваюсь, пытаясь вобрать ушами весь звук из-за двери. Кажется, что-то расслышал, но, вполне возможно, это только возбуждённое воображение. Заур торопливо тычет в кнопку вызова лифта. Ещё и ещё.

- Кнопка не загорается, - заготовленная реплика Вовчика, при звуке которой я чуть не подпрыгиваю, - пошли назад – здесь нечего ловить.

- Тихо-о! - ревущий шёпот Заура.

Мы поворачиваем, идём назад. Фонари помогают только ориентироваться в чёрном пространстве, в остальном они лишь добавляют мурашек на спину и холодной тяжести в живот – неровные, пляшущие тени на границе света точно готовятся прыгнуть на нас, располосовать, вырвать внутренности, оторвать головы… Я перехватил нож из правой руки в левую и удивился тому, что рукоятка неприятно влажная. Куда теперь? Снова под своды офиса с его ненадёжной воображаемой защитой в виде старой металлической двери, которая может выдержать натиск неведомой угрозы, а может и не выдержать. Если угроза, конечно, существует. Мы все слышали… Куда он?!

Переработка (окончание)

Показать полностью
47

Переработка (начало)

8:05. Я стою в лифтовом холле, притопывая промокшими кроссовками, стараясь стряхнуть налипший снег. Пробираясь через свежевыпавшие сугробы, я опоздал к началу своего рабочего дня. Нет, никто не хватится, не будет косых взглядов - я, скорее всего, снова приду раньше всех. Но, при всей своей внутренней неорганизованности и лени я ужасно не люблю куда-то опаздывать. Этакий мелкий пунктик, которым можно гордиться. Про себя.

- Привет! По левой стороне лифты отключили. — это Вовчик. Он тоже работает на “моём” девятом этаже, в звукозаписывающей и дорогосводящей студии, снимающей пару комнат за поворотом общего коридора. Вовчик здорово умеет преподносить очевидные вещи.

- Да ну?! - я с деланным удивлением покосился на противоположную стену холла. - А что случилось?

Да, забыл - ещё Вовчик выдающийся собиратель и распространитель слухов. Любое маломальское событие, случившееся в любом углу нашего “коробка”, тут же разносится по многочисленным офисам этим “Меркурием” в лёгких крылатых сандалиях. Иногда бывает полезно. Например, когда завывание эвакуационной сирены из древних динамиков надоедает и хочется узнать, когда уже нерасторопный безопасник соизволит нажать заветную кнопку на пульте? Остальные случаи “что? где? когда?” меня, обычно, интересуют мало. Обычно.

- Ещё не в курсе?! - Вовчик доносит сенсации удивлённым тоном “да все же, вроде, уже знают - как же ты мимо прошёл?” - Ремонтники на нижнем уровне подвала что-то намастрячили…

Опустился лифт, тяжко разжал створки. Не переставая тараторить, Вовчик заскочил в кабину. Я зашёл практически следом, пропустив вперёд немолодую азиатку с усталым лицом.

- … долбили бетон, там он почему-то особо прочный. Искали протечку, а нашли кабель! Нормальные вообще, а?! Хорошо ещё резервный контур включился - утренняя смена печатников вообще пёхом на восьмой потопала. Халявный фитнес, хы-хы…

Я обратил внимание, что все наши попутчики внимательно прислушиваются к Вовчику, и даже пожалел тех, кто вышел на своих этажах, так и не вкусив изюминки истории. Я, хоть и работаю здесь всего полгода, успел понять, что самое аппетитное Вовчик оставляет напоследок…

- …долбили с пяти утра, потом пыхнуло, потом снизу сообщили дежурному о провале…

Лифт, кряхтя дёрнулся и замер, поднявшись на наш этаж. Разъехались двери, Вовчик запнулся за чуть выступающий этажный “порожек”, но я, готовый к такому развитию событий, успел поймать его за локоть.

- …бригаду, они приехали минут сорок назад. Спустились, и тут же связь оборвалась…

- Сам говоришь – бетон особо прочный. Сигнал глушит. Тут безо всякого бетона связь пропадает, а там уж…

- Да, брось! То ж обследователи, у них спецаппаратура, и рации тоже спец. Там что-то другое!

Вовчик бодро почесал по коридору, уходящему вправо от лифтового холла, я поспешил следом. Девушка лет тридцати из цветочной дизайнерской мастерской, единственная, кто доехал с нами до девятого этажа, повернула налево, едва подавив огорчённый вздох.

- Слышь, Володь, а со скольки же ты здесь гуртуешься? - мне и вправду было интересно - как Вовчик успевал оставаться в курсе всех событий, даже ночных и раннеутренних? Не ночует же он здесь? Да не, невозможно.

Вовчик остановился, взглянул на меня с очевидным сочувствием, и тут же отпрыгнул к стене, спасаясь от юркой швабры уборщицы.

- Горовой. Вячеслав Никитыч. Ночной дежурный по сектору “цоколь-подвал”.

Ага, у Вовчика есть сеточка шептунов. Ну да, очевидно же. Ладно.

- Окей, надеюсь они сами найдутся, и ещё чего-нибудь там не найдут. Мне сегодня отчёты отправлять. Пятница, сам понимаешь. - я кивнул на дверь Вовчиковой студии. - Давай! Хорошего…

- Да, я ещё кое-что слышал. Не сегодня, давно уже.

Ага! Вот, тёплая пошла. Я чуть поморщился, глянул на часы, но больше для виду. 8:15. Всё равно опоздал, пара минут погоды не сделают.

- Горовой мне рассказал вот что. Слушай.

Я обречённо привалился к давно не мытой коридорной стене, обильно покрытой не одним уже слоем светло-зелёной краски.

- Дяде Славе, то есть Горовому, рассказывал сменщик, он уже на пенсию ушёл, если что. Так вот, он слышал, что…

- Старый сменщик или дядя Слава Горовой рассказывал? - мне становилось скучно, и я начинал машинально подтролливать.

- Сменщик. Не сбивай! Во-от. Значит, рассказывал, что когда здание института только закладывали…

- Куда?

- Ну блин!

- Сорян, продолжай, пожалуйста.

- Короче. Когда уже отрыли котлован, а он был нефигенной глубины, представляешь?

- Ну да, представляю, я же геолог.

- Во-от. Отрыли они, значит, котлован на пару десятков метров…

Я мысленно прикинул. В бывшем проектном институте, ныне переоборудованном под бизнес-центр, кроме девяти надземных этажей и технического чердачного было ещё два - так называемый цокольный с техническими помещениями, и подвальный - средоточие коммуникационных артерий, поддерживающих жизнь монстра, рождённого в СССР - фактически, моего ровесника. Итого, добавив устройство плитного ростверка (хотя, учитывая необычную “колодезную” конфигурацию коробка здания института, он, скорее всего, покоится на сваях), котлован заглубили хорошо если на десять метров. Но для усиления эффекта истории - хорошо, пусть будет двадцать. Что дальше?

- …короб, относительно небольшой, метра два на два. И в высоту - полтора. Вроде как из дерева, но неизвестной породы - необычайно твёрдого. То ли чёрное, то ли красное…

- То ли синее, как твой сменщик-пенсионер… - буркнул я себе под нос, чтобы не обижать скальда-звукотехника.

- А? Ты что-то…

- Кашлянул, извини. Продолжай, очень интересно!

Ага, воздух загустел, время остановилось. Я явственно услышал слова ведущего одного из каналов, уже много лет успешно ловящего аудиторию на крючок сенсации: “Были гиганты-циклопы первой разумной цивилизацией, правящей на доисторической Земле, или они лишь наследники другой, более могущественной расы четырёхруких змее-крокодилов? Ответ вы узнаете…” Впрочем, Вовчик не заметил сарказм в моих словах. Он продолжил:

- Этот короб был весь, э-э, покрыт какими-то рисунками. И рунами. А может они на нём были вырезаны. Дядя Слава мутно рассказывал, я сам недопонял. Работы тормознули, приехали археологи, комиссии всякие, туё-моё. Сразу решили этот короб достать.  Но тут что-то пошло не так…

- Небось, у рабочих и учёных нервные приступы начались, галлюцинации и панические атаки? С осложнениями в форме внезапных и необъяснимых смертей?

- Дэа, - Вовчик посмотрел на меня с обидой, - крановщик ещё, пока стропальщики тот короб крепить пытались, увидел что-то такое, что чуть из кабины не выпрыгнул, возвращаться отказался и срочно на бюллетень ушёл. Ну и другое всякое было. Решили оставить тот короб на месте.

Я задохнулся от негодования. Даже в городских легендах нет места откровенному фуфлу. И представить, что Минкульт СССР вот так забил с прибором на загадочный артефакт из-за припадков сотрудников? Полный бред! Я кашлянул и постучал пальцем по циферблату часов.

- Володь, очень интересно, но мне реально пора. Пятница, короткий день, а ещё пять отчётов нужно собрать. Давай, ты в обед заскочишь, дорасскажешь. Парням тоже будет интересно.

- Да там уже всё, вроде как. - Вовчик заторопился, укорачивая предложения и выплёвывая их, как “Максим” пули. - Обложили короб плитами и оставили, как есть. Не, описали, пофотографировали для потомков. Доки в исторический спецхран передали.

- Да-да, в спецхран, конечно. Куда же ещё? Не, Вов, мне правда…

- Так главное-то что? - Вовчик цапнул мой локоть своими короткими, плотными и совсем не музыкальными пальцами, опасаясь, что я прямо сейчас сорвусь с места и оставлю его с невысказанным никому знанием. - Горовой предположил, что сантехники кроме того, что кабель рубанули, ещё и в тот короб провалились…

Хватка ослабла, Вовчик, прищурившись, пытался оценить эффект, произведённый предположением неведомого мне Горового. Должно быть, эффект ему не понравился:

- Думаешь, такое нереально?

Я много чего думал по этому поводу, но предпочёл отделаться нейтральным:

- Почему нет? Экспонат жалко, конечно, но что уж поделаешь? Сейчас такое сплошь и рядом. Вон, в нашем Королёве Дом Стройбюро против всяких правил об архнаследии порушили – и никто не присел даже. Но, этим-то хоть штраф выписать должны…

- Каким “этим”? Ты что, не понял – они на связь до сих пор не выходят. И бригада спасов, которая за ними приехала, тоже. А если байка про короб и не байка вовсе, а?

- Так, может, пока мы с тобой здесь трындим, там уже все всех нашли и золото-брильянты в инкассаторский броневик таскают?

- Какое золото?

- Сходи и посмотри, раз особо делать нечего! - я начинал закипать и срывался на грубость, что делал крайне редко. - Давай, пока!

- А что, если тех сантехников уже и в живых нет?!

Вовчик, похоже, не на шутку напугавший сам себя, ещё что-то кричал мне вслед. Я завернул за угол, в наш полутёмный коридор, освещаемый всего парой ламп дневного света, и почти бегом добрался к двери своего кабинета. Подбирая ключ из связки, я уже нервничал, ожидая ни пойми чего: не то Вовчика, внештатного корреспондента Хрень-Тв, не то нафантазированных им потусторонних сущностей.

Закрыв дверь и снимая пуховик, я начал успокаиваться, а включив ноут и набивая калабас дневной порцией мате (на треть, вместо положенных двух третей – я не так много получаю, чтобы соблюдать должные пропорции) уже практически забыл про мифический короб и всех незадачливых ремонтниках на свете. Мыслями я уже был весь в планировании рабочего дня. Переработка накануне выходных в мои планы не входила.

***

Человек предполагает, а Бог располагает. Именно так. Около десяти утра по московскому, после очередного созвона с представителем проектировщиков, Саша, он же Сан Саныч – начальник нашего отдела и мой приятель, с которым мы знакомы уже четыре года, и который перетащил меня сюда два месяца назад – раздражённо хлопнул телефоном по столешнице и объявил:

- Петров задолбал! Просит ещё три отчёта по акватории!

Я напрягся и с надеждой поинтересовался:

- До понедельника подождёт?

- Говорит, надо сегодня. Типа у них в понедельник уже проверка по календарному графику. Блин, что нельзя было раньше сказать?

- Да чтоб тебя!

Я вообще никогда не понимал этого вот подтягивания всевозможных дедлайнов к концу рабочей недели. Как будто документация, направленная в пять-шесть-семь-восемь часов вечера пятницы, интересна кому-то на том конце провода, правда? Да раньше обеда понедельника никто почту и не проверяет. Проверка у них, как же!

Все эти соображения я высказал вслух, расцвечивая их вкраплениями непечатных оборотов. Саша и Дима (наш стажёр-техник) целиком и полностью мою поддержали. Но разговоры и жалобы - есть только разговоры и жалобы. Решению задач они помогают плохо, всё приходится делать самим.

- Димас, всё оставь, я сейчас накидаю тебе фоток и образец отчёта. - Саша занялся эффективным менеджментом в рамках нашего небольшого коллектива. - В текстовухе поправишь участки, номера скважин для подписей берёшь из фото полевых журналов. Что ещё?

- Карты фактмат? - Дима сходу прагматично обозначил свою terra incognita.

- Сейчас придёт Заур – он нарисует.

- Окей. Павел Анатольевич, мне нужно будет уйти в три часа на экзамен…

- Блин! А раньше ты не мог сказать?!

- Я же вчера говорил…

Помимо прочих своих недостатков, к коим можно отнести нерадивость, нерасторопность и слабое владение программным инструментарием, Дима учится в институте на заочном отделении. Сессия, значит. Значит, нам с Зауром придётся доделывать Димины отчёты. И, скорее всего, до конца рабочего дня мы не управимся.

Настроение упало до нуля, я вздохнул и пошёл включить чайник для второго пролива калабаса.

***

- Слушай, может, на всякий случай, отправим сейчас те отчёты, что уже готовы?

Заур осетин, и как и я – понаехавший москвич, мой равновесный коллега. А ещё он перестраховщик и паникёр. Но сейчас его предложение имело смысл. Напряжение в сети скакало весь день, за последний час свет отключался дважды, но, что тревожило больше всего, то и дело сбоил интернет. Что бы не происходило там, в далёком подвале – оно вполне могло свести к нулю все наши труды.

- Да, давай. Сбрось мне путь, куда ты сохраняешься.

Я встал из-за стола, разминая кисть правой руки, утомлённую перетаскиванием компьютерной мышки. Из потемневшего облачного неба снова сыпались крупные хлопья. “Солнце Москвы” уже скрылось за белёсой пеленой, а очертания музея-усадьбы “Останкино” угадывались лишь приблизительно. Уличные фонари давно зажгли, но их тёплый свет сейчас казался таким недосягаемым. Ужасно захотелось домой, и я начал прикидывать, как поступить: идти к более близкой автостанции и уехать маршрутным автобусом, рискуя застрять в погодной пробке, или же полчаса пробираться через снежно-солевой рыхляк к станции? Лампа под потолком замерцала в очередной раз, я вернулся к реальности и снова плюхнулся в негодующе скрипнувшее кресло.

Посмотрел на часики в нижнем углу экрана. 16:07. Странно, Саша вышел покурить на улицу почти двадцать минут назад и не вернулся до сих пор. Не то, чтобы мы сейчас нуждались в его помощи, да и он сам понимал это, досиживая рабочий день до упора только из солидарности с нами. Я подхватил курсором очередной файл фото, затащил его на белое поле текстового документа, выставил обтекание, вставил подпись к рисунку…

Хлопнула входная дверь. Вернулся Саша, зашуршал снимаемой курткой.

- Чё как? Много осталось?

Заур молча поднял один палец, я хмыкнул:

- Заканчиваю по третьей дамбе. Потом последнюю, пятую. Там поменьше, часа на полтора. А ты гулять ходил что ли?

- Нафиг надо, снег мокрый лепит – ужас. Если не подморозит, домой поплывём.

Да уж, такая себе перспектива вернуться с промокшими ногами… Я загрустил ещё больше.

- Там это… - Саша перед зеркалом приглаживал ёжик волос, изрядно сдобренный сединой. - Вообще только один лифт работает. Который поновее, в большом холле. Правда, хреново работает, на этажах тормозит, рычит, дергается. Естественно, толпа народу, в основном, вниз – конец дня же. Но пока все спустятся, внизу другая толпа набирается. Я два лифта пропустил.

- Тогда уж проще по лестнице, и для здоровья полезно, - Заур ходит в зал и немножко балуется ЗОЖ. Правда, я ни разу не видел, чтобы он по лестницам бегал, - девятый этаж, не двадцатый же.

- Я тебе пацан что ли? Да и стрёмно как-то….

- А чего стрёмного в ходьбе по лестнице?

- А там света с утра нет. Миха говорил, он на обед в столовку на третий этаж спускался. В обед ещё туда-сюда, а сейчас темно вообще-то…

- А чего тебе здесь торчать? - прерогативой отпускать сотрудников владел Саша, но я перехватил роль. - Мы закончим, отправим и тоже погребём. Да, Заур?

Заур равнодушно пожал широкими плечами. На работу он приходил попозже, и уходил позже остальных – кажется, задерживался поиграть. В этом смысле ему было всё равно, кто когда уходит.

- Да ладно, посижу ещё.

***

На часах 16:39. Саша сдался и решил покинуть тонущий корабль камералки. В качестве отступных, он раскошелился на пиццу.

- Четыре сыра и деревенскую. Норм будет?

Я остался без обеда. Случается, что во время всяких авралов я забываю поесть. Поэтому, для меня сейчас была норм любая пицца. Заур снова промолчал – значит, тоже норм.

- Ладно, я тогда стартанул, - Саша протягивал руку для прощания, - попрошу охранника, чтобы пропустил курьера. Чтоб вы не бегали.

- Ага, спасибо! Хороших выходных!

- Гм, и вам. Держитесь!

Дверь закрылась, а я со вздохом кликнул на следующую папку с фотографиями.

***

17:21. Стук в дверь.

- Да!

Ещё постукивание.

- Войдите! Да что б тебя!

Я решил, что сейчас самое время размяться и пошёл открыть дверь. Заур, закутавший голову в мониторные наушники, вопросительно посмотрел на меня. Я знаками показал, что иду забирать пиццу.

Курьер, молодой азиат как-то странно посмотрел на меня, сдержанно поздоровался и начал доставать коробки из сумки. Я решил продемонстрировать расположение и поинтересовался, показав на мокрую куртку:

- Совсем сильный снег, да?

- А? - парень боролся со второй коробкой, она немного перекосилась и, зацепившись углом за молнию, отказывалась выходить. Истерические, дёрганые движения курьера только усложняли ситуацию. - Да сильно идёт…

Он вздохнул, поставил сумку-короб на пол, выровнял коробки и, наконец, достал нужную.

- Вот, пожалуйста.

- Спасибо! Может, зайдёшь на пару минут - пиццы перехватишь?

Парень отверг моё предложение с выражением испуга на лице:

- Ой, нет, спасиб! Мине бежат надо!

Может, курьеры-гастарбайтеры и так едят слишком много пиццы, и одна мысль о дополнительном перекусе вызывает у них оторопь? Или он решил, что у нас тут притон русских содомитов, которые, заказывая еду, заманивают в свои сети юношей из Средней Азии? Надо было попросить Заура выйти за пиццей.

- Ну ладно, удачи тебе, брат!

- И Вам удач! Э-э…

Странно, курьер вроде бы готов был сорваться в галоп, но, одновременно, его ещё и одолевало любопытство.

- Что-то спросить хотел?

- Да-а, вот у вас такой всегда?

- Что “такой”?

- Вот это. - он будто подбирал малознакомое слово. - Атаракцон такой.

- Атар… Что?

- Ну, а-а, типа, ест карусел, ест качел, а ест дом такой…

Я с трудом подавил желание выглянуть в открытую дверь офиса, ожидая увидеть там качели, как на обычной детской площадке, и раскачивающегося на них Егора, нашего директора, который должен вернуться из тропического отпуска только через неделю…

- Дом? Ещё раз попробуй.

- Дом такой, в который пугай. Сикилет пугай, пирисрак пугай, мёртвый люди пугай.

Мой встроенный переводчик с новоазиатско-русского заскрежетал и выдал что-то удобоваримое.

- Ты, типа, про комнату страха, что-ли?

Курьер радостно закивал и начал постукивать по ладони рукой, сжатой в кулак.

- Да, стираха. Дом испугать. Там.

- Где? - сказать, чтобы я был заинтригован – ничего не сказать. В здании бывшего НИИ обитала масса мелких телекомпаний, но едва ли какая-то из них решила устроить в вечер пятницы реалити-шоу или пранк с целью напугать молодого таджика.

- Тама. - он ткнул пальцем в сумерки коридора. - Лифт зашёл, ехать. Лифт остановить другой этаж. Темно, кто-то ходить, смеяться. Я испугать. Потом лифт ехать – сюда приехать.

Я понял только, что многострадальный лифт продолжает глючить и внеплановой остановкой почему-то напугал курьера. Лифт и “кто-то ходить, смеяться” в темноте этажа.

- Э-э, знаешь, я понял – это шутка была. - я придумывал на ходу, чтобы постараться развеять сгущающуюся атмосферу, которая почему-то начала пугать и меня. - Лифт на каком этаже останавливался?

- Не знать.

- Пятый, наверное. Там одна компания арендует. На праздниках для детей и взрослых специализируется. Придумает конкурсы. Или пугает. Знаешь такие?

- Да, слышал. - парень улыбался - похоже, действительно слышал.

- Вот они иногда по пятницам устраивают такие шутки: выключают свет на этаже, переодеваются в призраков и всякое такое, а потом останавливают лифт и немного пугают пассажиров. Только мы все уже эту шутку знаем, а ты напугался. Класс!

- Я понял. Спасибо!

- Да не за что! Пока!

Я махнул на прощание свободной рукой и уже повернулся к двери.

- Знаешь, я пиридумать! - курьер извлёк из кармана телефон. - Если они опять остановить лифт – я их снимать, вспышка – пугать!

- Ого, неплохо! - я показал большой палец. - Удачи!

Топот шагов курьера растворился за поворотом, я захлопнул дверь.

- Заур, пицца приехала!

***

Мы подъедали последние кусочки пиццы, чтобы не засорять пустой холодильник подсохшими остатками кулинарной гордости Италии, выпеченной среднеазиатскими умельцами. Я запивал тёплую тягучую массу предсказуемо пресной тёплой водичкой - после пятого пролива чаинки парагвайского падуба теряли вкус и совершенно переставали бодрить. Допью и пойду мыть тыкву в скверно пахнущий этажный мужской туалет. Завершение цикла матепития обычно венчало рабочий день. Я не хотел нарушать традицию – мне оставалось добавить несколько фотографий в отчёт, обновить содержание и перевести текстовый файл в формат ПДФ. Потом отправить последнее письмо, и бежать – в снег, слякоть, темноту. В тепло дома и выходные.

- Что-то сегодня делается с электрикой? - Заур отставил кружку и выжидающе уставился на лампу, которая тут же моргнула, на краткий миг оставив нас в тусклом сумраке между ещё светом и уже светом. - Да и вообще – в жопу этот сарай! Лифты древние, тупят постоянно. Окна закрываются кое-как, из всех щелей сифонит. Толчки эти совковые, забитые – вечно ссанина через край… Валить нужно отсюда.

- Миша говорил, месяца через три.

- Где три – там и шесть. Или год. Или никогда. Егор вернётся, ещё раз всё обдумает и решит, что арендовать этого клоповник выгоднее, чем свой офис покупать. И всё.

- Думаешь? Тогда стоит попроситься на удалёнку. Сразу решается проблема древних лифтов, сифонящих окон и забитых толчков.

Заур хмыкнул и промолчал. Он, как относительно молодой сотрудник, пытающийся строить карьеру, придерживался стратегии, которая подразумевала выслуживание и постоянный контакт с руководством. Я, к своим сорока четырём, сменив с десяток рабочих мест, карьеру не построил и склонялся к старинной армейской мудрости “подальше от начальства, поближе к кухне”. Формат удалённой работы, свежей струёй ворвавшийся в нашу пандемийную реальность, этой мудрости соответствовал на все сто процентов… Свет моргнул. В этот раз тёмная пауза оказалась чуть протяжённее, и ЮПиэС, на который зацеплены сервер и роутер, тревожно пискнул.

- Э-э, давай уже завершаться, а то домой на ощупь придётся идти.

Заур одним движением, довольно грациозно для своего крупного тела, выскочил из глубин “кухонного” диванчика и гулко пошёл к своему столу.

- Я сейчас, только в сортир совковый выскочу - не хочу калабас на ощупь мыть.

Но Заур, конечно, уже надел наушники и ничего не услышал.

***

Лампочки в туалет, должно быть, подбирались по остаточному принципу – из отбракованных для комнат арендаторов. Здесь и в обычное время было темновато и мерцающе, но сегодня пространство уборной напоминало рейв-пати для глухих на животноводческой ферме – одновременное мерцание нескольких ламп и какая-то особенная вонь.

Я открыл кран и торопливо сполоснул тыкву под тоненькой струйкой тёплой воды (а с водой-то что?), промыв жмых сквозь решётку слива. Почти закончил мыть стальную “соломинку”, когда лампы, на секунду вспыхнув вдвое ярче положенного, одновременно погасли. Задержав дыхание, я слушал как вода с утробным хлюпаньем исчезает в трубе и считал секунды. “два… три… четыре… пя…”

Лампы загорелись и замерцали в своём привычном эпилептически-припадочном ритме. Я выдохнул…

В нескольких метрах от меня, в дальней кабинке шумно сработал слив. От неожиданности я выкрикнул что-то бессвязное и уронил только что вымытые чайные аксессуары в раковину. Я мог поклясться, что в туалете, кроме меня не было ни души – но кто-то должен был спустить воду, ведь так?

Как-то особенно громко (а может мне только так казалось) сработал смыв в средней кабинке. Сердце моё гулко застучало, отдавая громкими тамтамами в жилы… Я подхватил из раковины своё добро и на ватных ногах начал пятиться к двери в коридор. Только сейчас, когда паника чуть отодвинулась, давая место рациональному мышлению, я сообразил, что средняя кабинка уже вторую неделю закрыта из-за непроходящего засора. Из-под двери кабинки по тёмно-жёлтому кафельному полу растекалась мутная, дурно пахнущая лужа… Я упёрся плечом в тяжёлую металлическую дверь, распахнул её своим весом и чуть не растянулся во весь рост, запнувшись о порог. Восстановил равновесие и чуть ли не бегом рванул к дружелюбно приоткрытой двери в кабинет. За моей спиною гулко и с урчанием сработал слив в третьей кабинке…

***

- …брось, чего ты психуешь? Может у бачка клапан сорвало? Там же старьё такое стоит – старше меня. А может, и тебя.

- Сразу в трёх бачках сорвало? - я уже успокаивался, и понемногу начинал пытаться придумывать рациональные причины произошедшему в туалете. Получалось не очень.

- В одной, например, чел засел ещё до твоего прихода. В той, где ремонт – сорвало клапан. А про третью тебе вообще показалось, потому что пересрался от первых двух.

- Ага, и всё это вместе. Просто совпало, да?

- Бывает. Это реальнее, чем трешак, который ты мне навяливаешь.

- А чего тот, чел, который сидел в незапертой кабинке смыл и не вышел?

- Я, блин, знаю? Жопу недотёр.

- Пх. Да ладно! Я ж знаю, что там никого не было!

-- Слушай, не пойму – чего ты добиваешься?! - Заур заводился, он никак не мог доделать отчёт, а я ему мешал, смущая рассказами не то о сортирных призраках, не то о говённом полтергейсте. - Сам рассказал, что Вова с утра трёхнулся, про его байки из склепа шутил. А теперь затираешь всё про то же?

Я хотел ответить в том же духе, но промолчал. Потому что как-то поневоле начал сводить воедино все сегодняшние странности: неполадки с электричеством, “восстание бачков”, курьера, испуганного непонятными звуками на одном из нижних этажей… А началось всё…

- А Вовчик в моё отсутствие не залетал? - спросил я невпопад, вспомнив про его обещание поделиться свежими новостями.

- Да б…я! - Заур в запале двинул ногой по тумбочке и добавил почти умоляюще. - Хватит, а?! Давай уже добьём эти долбучие отчёты и свалим нафиг, хорошо?

- Всё, ладно, не мешаю.

Чуть подрагивающими от напряжения пальцами, я бездумно нажимал на нужные кнопки-иконки, а сам прислушивался к тишине за чуть приоткрытой входной дверью. Ничего. Или почти ничего? Как будто мне слышались звуки продолжающейся сливаться воды, или влажное шлёпание по бетонным плитам пола, или топот… Нет, это точно топот бегущего по коридору человека. Всё громче и громче. Может, всё-таки пробежит мимо? Я почему-то отчаянно хотел, чтобы пробежал. Да, большая часть арендаторов уже позакрывали свои двери и умотали – кто в метро, кто на остановку трамвая или троллейбуса, а кто и на стоянку. Но кто-то же ещё оставался? Например, срочный тираж в типографии в дальнем торце коридора. Или шоурум каких-то модных брендов, что в трёх дверях от нашей, затянул с новым подвозом. Ну, или сантехник прямо сейчас бежит разобраться в причине аномального синхронного смыва в мужской уборной (ага, дождёшься, счас!). Да наверняка! Хотя, он, кажется, уже…

Дверь распахнулась. Ворвавшийся человек не то кудахтал, не то подвывал. Со своего места я не мог увидеть входную дверь, для этого нужно было встать, пересечь наш небольшой кабинет и взглянуть из проёма. За мгновение до того, как моё тело начало подниматься из кресла, мой мозг отчаянно завопил: “Стой! Перестань двигаться! Не надо туда ходить – там нет ничего хорошего!” Я встал, в четыре шага пересёк кабинет и чуть не столкнулся с Вовчиком.

Я не сразу понял, что тот, чуть растрёпанный, с лицом, немного напряжённым от ожидания очередной неприятности, с которым я разговаривал утром, и этот – бледный, трясущийся, весь перемазанный какой-то бурой дрянью – один и тот же человек.

- А-а, эй – как здорово – это ты…

Разобрать его почти что шепот, с вкраплениями всхлипов было непросто. Я заметил, что на Вовчике его обычная синяя стёганная утеплённая куртка, только отчего-то вся изодранная, с серой набивкой, торчащей из широких прорех. Правой рукой он держался за предплечье левой, как-то нелепо пританцовывая - будто очень хотел в туалет по-маленькому.

- Вова? - голос мой вдруг осип и ослабел. Диалог на минималках в очереди к оториноларингологу. - Чё случилось?

- Вы в порядке? Я вот чё-то… А, блин, как больно-то!

Он качнулся, привалился к косяку и снова всхлипнул. Тут я осознал, что пятна неприятного вида на его одежде, должно быть, кровь – его кровь. И за руку он держится не просто так. Я кинулся назад.

- Заур! - для полноты эффекта бесцеремонно пихнул коллегу в плечо. - У нас “чепе”!

- Да что такое! - он оторвался от экрана и сдёрнул наушники на шею. Заметил поскуливающего Вовчика, уже присевшего на корточки в дверном проёме, и посерьёзнел.

- Это что?! Вова ты чего?!

Минут десять мы искали аптечку, помогали Вовчику снять куртку и свитер (я заметил на его лице ещё один порез - вскользь и не такой глубокий), как могли стянули края глубокого рассечения и как смогли перевязали. Заур включил чайник (кажется, он собрался сбегать в туалет помыть руки, но, по внутреннему размышлению, решил обойтись влажными салфетками) и насыпал несколько ложек чёрного чая в большую чашку. Я решил, что это для Вовчика, для восстановления сил, содержания жидкости в организме и для бодрости вообще, но не был уверен, что на нашей кухоньке найдётся хоть крупица сахара. Я сходил в кабинет за телефоном и начал тыкать дрожащими пальцами в экран. Вовчик, сжавшийся в углу досугового диванчика в подрагивающий комок, вдруг ожил и просипел:

- Ты куда-то звонить собираешься?

- Ну да, сто двенадцать. Скорую тебе вызову. Перевязка у тебя дерьмовая – вон кровь сочится, надеюсь, хоть вена какая не задета. Тут врач нужен. Где ж тебя так угораздило?

Переработка (продолжение)

Показать полностью
9

Архив «Янтарь». Часть 2

Глава 7. Лес, который помнит

Лес встретил их гнетущей тишиной. Не тем уютным безмолвием, которое бывает в глухих местах, а неестественной, мертвой тишиной. Не слышно было ни шелеста листьев, ни уханья совы, ни даже ветра в кронах деревьев. Воздух был неподвижным и холодным, как в склепе.

Коваль шел впереди, освещая путь фонариком, дававшим узкий концентрированный луч. Свет выхватывал из мрака корявые корни и низко нависшие ветки, но за его пределами мрак сгущался, становясь почти осязаемым. Лев следовал за ним, спотыкаясь о невидимые в тени кочки.

– Не оглядывайся так часто, – не оборачиваясь, сказал Коваль. – Привлекаешь внимание. В таких местах нужно быть как вода – течь, не сопротивляясь, не создавая лишних волн.
– А что тут может быть? Кроме «Теней»?
– О, много чего. Лес вблизи аномалии всегда меняется. Животные уходят, а на их место приходит... другое. Оживают местные легенды. Фольклор – это не просто сказки, Корнев. Это инструкция по выживанию, закодированная в мифах. Вот, к примеру, слышал про Лешего?
– Ну, мифический персонаж...
– Не совсем. В зонах разломов пространство искривляется. Можно сделать три шага по прямой и вернуться на то же место. Можно увидеть то, чего нет. Леший – это народное название такого локального искривления. Оно не злое и не доброе. Оно просто есть. И с ним нужно уметь договариваться.
– И вы умеете?
– Прохоров научил. И Марфа. – Коваль на ходу достал из кармана кусочек черного хлеба, отломил краюшку и положил на кривой пенек, мимо которого они проходили. – Угощение для хозяина. Простая вежливость.

Они шли еще с полчаса, когда Лев разглядел нечто странное. В свете фонаря стволы берез впереди были испещрены глубокими, почти симметричными царапинами, будто по ним драл когти какой-то огромный зверь.

– Медведь? – предположил Лев.

Коваль подошел к одному из деревьев, провел пальцами по царапинам и поморщился.

– Глубже,чем медвежьи метки. И старые. И пахнет... озоном. Как после грозы. Это не медведь. Это Шумиха .
– Шумиха?
– По деревням так называют. Сущность, порожденная страхом и болью. По легендам, это дух замученного в лесу человека. А по-научному — сгусток пси-энергии, ассимилировавший органику. Чаще всего – древесную. Опасна, если потревожить ее гнездо.

Он направил луч на заваленное буреломом дуплистое дерево. Из черной провалины на них смотрели две бледно-зеленые точки, которые тут же погасли.

– Вот ее дом.Тише, обходим стороной.

Вскоре они вышли на берег небольшой, но быстрой речки. Мост через нее давно сгнил и рухнул.

– Придется форсировать вброд, – констатировал Коваль. – Держись за меня. Течение сильное.

Они уже были на середине реки, когда Лев почувствовал, как вода вокруг него странно забулькала. Не просто течение, а как будто под водой плавают десятки пузырей. А потом из темной воды прямо перед его лицом вынырнуло... лицо. Бледное, распухшее, с длинными зелеными волосами из тины и пустыми глазницами.

Лев отшатнулся и чуть не упал, но Коваль сильной рукой удержал его.

– Не смотри! Это Водяница! Иллюзия! Она питается страхом утопающих!

Из воды поднялись бледные руки, пытаясь ухватить их за ноги. Лев замер, чувствуя, как леденящий ужас сковывает его конечности. В голове пронеслись обрывки детских страшилок про русалок, затягивающих путников на дно.

Коваль не растерялся. Он резким движением достал из-за пазухи небольшой медный колокольчик и громко позвонил. Звон был чистым, высоким и пронзительным. Он резал слух, но странным образом рассеивал страх.

Бледные лица и руки мгновенно растворились, как будто их и не было. Вода снова стала просто водой.

– Колокол – чистая вибрация. Разрушает низкочастотные иллюзии, – пояснил Коваль, переходя на другой берег. – Таскаю его с тех пор, как наткнулся на похожую штуку на болотах под Псковом. Уходим, пока не вернулась.


Глава 8. База «Гиперзона»

Рассвет застал их все еще в пути. Серое, предрассветное небо не приносило облегчения – лес по-прежнему стоял неестественно тихий. Еще через час ходьбы они вышли на заросшую колею, которая вскоре привела их к ряду бетонных заборов с обрывками колючей проволоки. За забором угадывались очертания низких, приземистых зданий, почти вросших в землю. На ржавых воротах висел массивный замок, но Коваль подошел не к ним, а к участку забора, заваленному обломками бетона. Они протиснулись в образовавшуюся брешь.

– Добро пожаловать на Заставу №3, или, как мы ее называли, «Предзимье». Передовой пост наблюдения за «Янтарем». Отсюда до объекта – рукой подать.

Комплекс зданий производил гнетущее впечатление. Выбитые стекла, проржавевшие двери, повсюду следы спешного бегства: опрокинутые стулья, рассыпанные бумаги, пустые упаковки от консервов.

Коваль привел Льва к самому дальнему зданию, похожему на бункер. Дверь была стальной, но кто-то все равно выломал ее с петель. Внутри царил такой же хаос.

– Черти..., – пробормотал Коваль, осматривая разгромленное помещение. – Металлисты побывали. Надеялся, пронесет.

Он подошел к дальнему углу, где валялись обломки шкафа и куски гипсокартона. Отодвинув их ногой, он нащупал на полу почти незаметное металлическое кольцо. Потянул. С глухим скрежетом отъехала часть пола, открывая люк и ведущую вниз бетонную лестницу.

– А это, надеюсь, не тронули.

Спустившись вниз, Коваль щелкнул выключателем. Под потолком замигал и загорелся свет люминесцентной лампы, освещая небольшое подземное помещение, похожее на бомбоубежище. Здесь было чисто и аккуратно. Вдоль стен стояли стеллажи с ящиками, на столах – приборы, вид которых был знаком Льву разве что по фантастическим фильмам.

– Мой НЗ, – с гордостью сказал Коваль. – То, без чего в «Янтарь» лучше не соваться.

Он начал собирать снаряжение. Лев с интересом наблюдал.

· ЭПП-1 «Щит»: Похожий на рацию прибор с антенной. «Генератор защитного поля. Создает вокруг оператора зону, враждебную для низкочастотных сущностей. Батареи хватит ненадолго».
· «Осветитель»: Цилиндр из темного стекла с вольфрамовой нитью внутри. «Не светит в обычном смысле. Излучает волну, которая делает «Теней» видимыми и уязвимыми на короткое время».
· Мешок с артефактами: Коваль доставал оттуда и упаковывал в разгрузку странные предметы – скрученные корни мандрагоры, мешочки с землей, медные амулеты со сложной гравировкой. «Работа Марфы и Степана. Локальные «якоря», стабилизирующие реальность».
· Две пары очков со стеклами странного фиолетового оттенка. «Спектральные фильтры. Позволяют видеть энергетические поля и искажения. Надень».

Лев надел очки. Мир преобразился. Он увидел, что от самого Коваля исходит ровное золотистое свечение. От приборов на столе – голубоватые импульсы. А когда он посмотрел на входную дверь бункера, то увидел слабые, но зловещие багровые разводы, ползущие по металлу словно плесень.

– Что это? – испуганно спросил он.

Коваль, тоже в очках, нахмурился. «

– Следы. Они уже были здесь. Не физически, но их присутствие уже отпечаталось на реальности. Значит, печать на «Янтаре» повреждена серьезно. Времени у нас в обрез.

Он выдал Льву один из «Щитов» и пару «Осветителей».

– Запомни, пользоваться этим просто. На «Щите» – одна кнопка. Жмешь, когда станет очень страшно. На «Осветителе» – рычаг. Дергаешь, когда увидишь нечто бесформенное и агрессивное. Эффект кратковременный, используй с умом.

Заправившись крепким чаем из походного термоса, они снова вышли на улицу. Рассвет только начинался, но серое, предрассветное небо не приносило облегчения. Лес по-прежнему стоял неестественно тихий.

– Отсюда идти еще примерно час, – сказал Коваль, указывая на едва заметную тропу, уходящую вглубь чащи. – Готовься, Корнев. Сейчас мы увидим, во что превратился Объект «Янтарь» за тридцать лет забвения.

Они зашагали по тропе. С каждым шагом Лев чувствовал, как воздух становится все гуще, а тишина все более зловещей. Через фиолетовые стекла очков он видел, как пространство вокруг начинает мерцать и искажаться, словно они входят в гигантский мыльный пузырь. Ветви деревьев впереди изгибались неестественным образом, образуя нечто вроде арки, ведущей в кромешную тьму.

– Вот он, вход в санитарную зону, – тихо произнес Коваль. – Поздно поворачивать назад. Включай «Щит».

Лев нажал на кнопку. Прибор слабо запищал, и Лев почувствовал едва уловимое покалывание на коже, будто его окутало невидимое статическое поле. Они сделали шаг под смыкающиеся ветви.

И попали в ад.

Темнота была не просто отсутствием света. Она была живой, вязкой и тяжелой. Воздух стал ледяным и обжигал легкие. Фиолетовые стекла очков засветились десятками тревожных сигналов – призрачные, полупрозрачные силуэты метались между деревьями, не решаясь подойти ближе к их защитному полю. Это были «Тени». Они были похожи на искаженные, вытянутые человеческие фигуры, лишенные лиц и четких контуров. От них исходила одна лишь пустота и всепоглощающий холод.

– Не смотри на них долго, – проговорил сквозь зубы Коваль. – Идут по следу. Игнорируй. Иди за мной.

Они двинулись сквозь этот кошмарный лес. С каждым шагом «Тени» становились плотнее, смелее. Они начинали шипеть – сухой, шелестящий звук, похожий на трение наждачки о стекло. Этот звук проникал прямо в мозг, вызывая тошноту и головокружение.

Внезапно одна из «Теней», более крупная и четкая, ринулась на Льва. Он инстинктивно дернул рычаг «Осветителя».

Раздался резкий, высокий звук, и цилиндр в его руке вспыхнул ослепительно-белым светом. Но это был не обычный свет. Он был... твердым, режущим. «Тень», попавшая в его луч, завизжала – на этот раз звук был реальным, болезненным – и отпрыгнула назад, ее контуры поплыли и распались, как дым на ветру.

– Хорошо! – крикнул Коваль. – Но экономь заряд! Их здесь сотни!

Они шли еще минут десять, отбиваясь короткими вспышками «Осветителей», пока наконец лес не начал редеть. И тогда они его увидели.

Впереди, в сером свете начинающегося утра, возвышался громадный бетонный холм, поросший мхом и кустарником. В его основании зиял черный провал – укрепленный бетонными плитами вход в подземелье. Над ним, на изогнутой ржавой балке, все еще висела едва читаемая табличка:

ОБЪЕКТ №17-ЯНТАРЬ
ВХОД ЗАПРЕЩЕН

Ворота были сорваны с петель и валялись рядом. Из темного проема выходил тот самый леденящий холод и доносился тот самый шелестящий шипящий звук, только теперь он был громче, многоголосее. Это был звук самого Разлома.

– Мы на месте, – сказал Коваль, и в его голосе впервые прозвучала неуверенность. – Печать почти уничтожена. Они скоро вырвутся. Нам нужно войти внутрь и попытаться все исправить.

Лев посмотрел на черный провал, из которого, как ему показалось, на него смотрела сама Бездна. Он глубоко вздохнул, крепче сжал в руке «Осветитель» и кивнул.

«Пошли».


Глава 9. Сердце Тьмы

Переступить порог Объекта «Янтарь» было похоже на шаг в другое измерение. Давление, которое они чувствовали снаружи, здесь удесятерилось. Воздух стал густым, как сироп, и обжигал легкие ледяным холодом. Тишина была абсолютной, но при этом уши закладывало от невыносимо высокочастотного писка, который, казалось, исходил из самой глубины сознания.

Через фиолетовые очки Лев видел, что весь длинный бетонный коридор, уходящий вниз под углом, был испещрен багровыми, пульсирующими разводами. Они медленно ползли по стенам, полу и потолку, словно кровеносная система какого-то гигантского чудовища.

– Идем, – прошептал Коваль, и его голос прозвучал приглушенно, будто сквозь вату. – Держись ближе. «Щит» здесь может вести себя неустойчиво.

Они двинулись вниз по наклонному тоннелю. Стены были увешаны оборванными кабелями, под ногами хрустело битое стекло и обломки штукатурки. Время от времени Коваль останавливался, чтобы проверить показания портативного прибора, похожего на счетчик Гейгера, но стрелка на его шкале беспорядочно дергалась, зашкаливая то в одну, то в другую сторону.

– Аномалия зашкаливает. Пространство нестабильно. Будь готов ко всему.

Спустившись на несколько уровней вниз, они вышли в огромное круглое помещение, похожее на реакторный зал. Посредине на массивной бетонной платформе стояло то самое «Зеркало» с фотографий Прохорова.

Оно и вправду было похоже на гигантское зеркало в тяжелой металлической раме, покрытой странными, не то техническими, не то ритуальными узорами. Но отражало оно не их, не зал, а лишь клубящуюся, мерцающую разными оттенками серого и черного муть. Время от времени в этой мути проступали искаженные, чужие очертания – силуэты несуществующих городов, тени непохожих ни на что живых существ.

Вокруг «Зеркала» по окружности были установлены четыре массивных устройства, напоминающих трансформаторы, от которых к раме тянулись толстые шины. На каждом из устройств горело по одному тусклому красному светодиоду.

– Резонаторы Прохорова, – пояснил Коваль. – Они создают стабилизирующее поле, сдерживающее Разлом. Но видишь? Горят только аварийные огни. Основная система мертва. Они работают на последних остатках энергии из аварийных батарей. Когда они сядут...

Он не договорил. Стало и так понятно. Из «Зеркала» медленно, словно пробка из бутылки шампанского, начала выплывать бесформенная «Тень». Она была больше и плотнее тех, что они видели снаружи. От нее исходил такой холод, что Лев почувствовал, как покрывается инеем куртка.

Коваль не стал тратить заряд «Осветителя». Он резким движением бросил в сторону существа один из медных амулетов. Тот, ударившись о пол, вспыхнул ослепительной голубой искрой. «Тень» с шипением отпрянула назад, ее контуры поплыли, и она словно втянулась обратно в муть «Зеркала».

– Нам нужно восстановить питание резонаторов, – сказал Коваль, осматривая зал. – Главный щит управления должен быть здесь же.

Они обошли зал по периметру и нашли за стеклянной перегородкой пультовую. Дверь была заварена, но стекло выбито. Коваль протиснулся внутрь. Лев остался снаружи, наблюдая за «Зеркалом» и чувствуя себя крайне уязвимым.

Вдруг свет в зале начал меркнуть. Красные огоньки на резонаторах тревожно замигали. Из «Зеркала» одновременно начали выплывать три «Тени».

– Игорь! – крикнул Лев. – Что-то происходит!

Аварийные батареи садятся! – донесся из пультовой голос Коваля. – Держи их, я почти нашел ручной запуск дизель-генератора!

Лев, дрожащими руками, навел «Осветитель» на ближайшую «Тень» и дернул рычаг. Сущность отшатнулась, но две другие продолжили медленно плыть в его сторону. Холод становился невыносимым. Лев почувствовал, как его сознание заволакивает ледяной тупой ужас. Ему захотелось бросить все и бежать.

Внезапно его взгляд упал на одну из стен. На ней, среди обычной технической графики, кто-то нарисовал мелком старый, знакомый по тетради Марфы обережный знак – «Глухую стену». Лев, почти на автомате, повторил этот знак в воздухе перед собой, как это делал Коваль в автобусе.

Ничего не произошло. «Тени» приблизились.

Отчаяние придало ему сил. Он выхватил из кармана мешочек с солью и травой, который Коваль дал ему на всякий случай, и, вспомнив заговор из тетради Марфы, крикнул:

- Волею лесною, силою земною! Не вам здесь ходить, не вам здесь быть! Уйдите!

Он швырнул горсть соли вперед. Эффект был не таким зрелищным, как у Коваля, но «Тени» замедлили свое движение, словно наткнувшись на невидимую преграду.

В этот момент со стороны пультовой раздался оглушительный рык, лязг и несколько мощных хлопков. Затем, с громким гулом, один за другим заработали резонаторы. Тусклые красные огоньки сменились ярким зеленым свечением. По раме «Зеркала» пробежали разряды энергии, и клубящаяся в нем муть отхлынула, стала темнее и спокойнее. «Тени» растворились с тихим, недовольным шипением.

Из пультовой выбрался Коваль, весь в машинном масле и пыли.

– Получилось. Запустил аварийный дизель. Но это ненадолго. Топлива мало. Нужно искать постоянное решение. И главное – нужно усилить печать. Одних резонаторов мало, раз они уже прорываются.

Он подошел к платформе и осмотрел места крепления артефактов, которые они установили с Марфой тридцать лет назад. Несколько из них потускнели и покрылись трещинами.

– Деградировали. Нужна замена. Но у нас с собой ничего подходящего нет.

Лев, все еще приходя в себя, вдруг вспомнил. Он открыл дипломат, который таскал с собой все это время, и достал оттуда тетрадь Марфы. Он лихорадочно пролистал ее.

– Игорь, слушай! Здесь, в конце, есть запись. «Печать Громовика». Она требует четырех элементов: железа (огонь), камня (земля), серебра (луна) и... живого голоса (воздух). Она говорит, что эта печать использовалась для запечатывания древних курганов, где спала нечисть.

Коваль взял тетрадь и внимательно прочитал.

– Железо... Камень... Серебро... Это мы найдем. А вот «живой голос»...
Он посмотрел на Льва.
– Это значит, что один из нас должен остаться здесь. Стать якорем. Его жизненная энергия, его «голос» будет подпитывать печать, удерживая ее.

Лев замер.

– Остаться? Здесь? Навсегда?
– Не навсегда. Пока не найдем другой источник энергии или не придумаем, как закрыть Разлом насовсем. Но это может занять... время.

Они смотрели друг на друга в мерцающем свете резонаторов. Гул генератора и шипение «Зеркала» были единственными звуками в ледяном подземелье.

Глава 10. Выбор и Жертва

Мысль о том, чтобы остаться в этом аду одного, повергла Льва в ужас. Это было хуже любой тюрьмы. Это было добровольное погребение заживо в самом сердце кошмара.

– Я... – начал Лев, но слова застряли у него в горле.

Коваль внимательно посмотрел на него, и в его глазах не было осуждения, лишь усталая грусть.

– Я понимаю.Это не твоя война, Лев. Ты ученый, тебе еще жить да жить. У тебя вся жизнь впереди.

Он потянулся к своему «Щиту» и отсоединил от пояса небольшую коробочку – блок питания.

– Я уже не молод. Моя жизнь уже большей частью прожита. И я... я чувствую за это место ответственность. Мы его создали. Мы должны его исправить. Прохоров пытался. Марфа и Степан помогали. Теперь мой черед.
– Игорь, нет...
– Это не дискуссия,Корнев. Это приказ. Бывшего сотрудника НИИ «Гиперзон» младшему научному сотруднику. Твоя задача – выбраться отсюда. Добраться до города. Найти моих... старых знакомых. Рассказать им все. Показать тетрадь Марфы и записи Прохорова. Они поймут. Они должны найти способ закрыть эту дыру навсегда. А я... я буду держать оборону.

Он уже не смотрел на Льва, а методично готовил ритуал. Из своего мешка он достал стальной нож (железо), гладкий черный речной камень (земля) и старинную серебряную монету (луна). Разложил их по четырем сторонам от «Зеркала», в соответствии со схемой в тетради.

– Иди, Лев. Пока генератор работает. Пока я еще могу тебя проводить.

Лев понимал, что любые слова будут бессмысленны. Он видел решимость в глазах этого человека. Это был его долг, его искупление. И его жертва.

Лев молча кивнул. Он подошел к Ковалю и протянул ему свою руку. Тот пожал ее, крепко, по-мужски.

– Не подведи, историк. Сделай так, чтобы наша жертва не была напрасной. И... передай Степану, что я помню о его самогоне. Говорил, лучший в области.

Он усмехнулся, и в его глазах на мгновение мелькнула старая, ковальская насмешливость.

Лев развернулся и быстрым шагом пошел к выходу. Он не оглядывался. Он боялся, что если оглянется, то не сможет уйти. Он слышал за спиной низкий, ритмичный голос Коваля, начавшего читать заговор на старославянском. Голос был твердым и спокойным.

Когда Лев поднялся по наклонному тоннелю и вышел на поверхность, его ослепило дневное солнце. Воздух показался ему неприлично теплым и сладким. Он сделал несколько шагов от входа и обернулся.

Он увидел, как багровые разводы вокруг входа побледнели, а потом и вовсе исчезли. Давление, висевшее над лесом, ослабло. Тишина сменилась обычным лесным шумом – щебетом птиц, шелестом листьев. Аномалия отступила. Печать сработала.

Лев стоял и смотрел на черную дыру входа, за которой остался человек, ценой своей свободы подаривший ему и, возможно, всему миру, шанс.

Он глубоко вздохнул, поправил ремень с тяжелым дипломатом и твердым шагом зашагал прочь, в сторону леса. У него была миссия. Он знал, что делать.

Ему нужно было найти «старых знакомых» Коваля. Ему нужно было продолжить расследование. Теперь он был не просто историком. Он стал звеном в цепи, связывающей прошлое и будущее, науку и магию, реальность и тайну.

Он шел по лесу, и ему больше не было страшно. Было только огромное, давящее чувство ответственности и странная, горькая уверенность в том, что его собственная жизнь только что обрела настоящий смысл.

Эпилог.

Через две недели Лев Корнев сидел в уютном кафе недалеко от Патриарших прудов. Перед ним за столом сидела женщина лет сорока с умными, пронзительными глазами и строгой прической. Она представилась Антониной Сергеевной и не назвала никакой организации.

Лев передал ей дипломат с документами Прохорова и тетрадью Марфы. Она не спеша изучила содержимое, лишь однажды подняла бровь, увидев фотографии «Теней».

– Коваль был хорошим оперативником, – наконец сказала она, закрывая дипломат. – Упрямым, но эффективным. Его жертва не напрасна. Мы знали о проблеме с «Янтарем», но не предполагали, что ситуация настолько критична. Благодаря вам и Игорю у нас теперь есть время и данные.
– И что вы будете делать? – спросил Лев.
– Мы продолжим его работу. У нас есть свои специалисты, свои ресурсы. Мы найдем способ закрыть Разлом. Навсегда.

Она посмотрела на Лева оценивающе.

– А что намерены делать вы, Лев Корнев? Возвращаться в Институт этнографии? Писать диссертацию?

Лев задумался. Он вспомнил ледяной холод «Зеркала», решительное лицо Коваля, шепот «Теней» и мудрые глаза Степана. Его старая жизнь, пахнущая пылью и книгами, казалась ему теперь чужой и невероятно далекой.

– Нет, – твердо сказал он. – Моя диссертация будет о другом. О том, как советская наука столкнулась с явлениями, не укладывающимися в парадигму материализма. И о людях, которые стояли на границе двух миров.

Антонина Сергеевна слабо улыбнулась.

– Интересная тема. Очень... узкая. Вам понадобится доступ к закрытым архивам. И консультации специалистов. Думаю, мы можем вам с этим помочь. На определенных условиях, конечно.
– Каких?
– Иногда мы можем просить вас о... консультациях. Ваш аналитический ум и знание предмета могут оказаться полезны. Вы ведь уже не просто теоретик, не так ли?

Лев посмотрел в окно на спешащих по своим делам людей, не подозревающих, как хрупок и полон тайн их мир. Он повернулся к Антонине Сергеевне и кивнул.

– Да, не просто теоретик.

Он сделал глоток кофе. Его жизнь перевернулась. Он стоял на пороге новой, страшной и невероятно интересной реальности. И он был готов сделать в нее следующий шаг.


Конец первой истории.


Показать полностью
45

Четвертый лишний или последняя исповедь. Финал

Четвертый лишний или последняя исповедь. Финал

Начало

Я буквально влетел в спальню семейного врача. Группа была все там же.

— Быстрее бегите, там куча людей с факелами. Они пришли за нами! — кричал я.

Но никто не сдвинулся с места. Я встретился взглядом с экскурсоводом: она была все также строга и спокойна.

— Что же вы стоите?!

— Потому что никого, кроме нас пятерых в усадьбе нет, — произнесла спокойным тоном экскурсовод, — убедитесь сами.

Я прислушался и понял, что ни криков толпы, ни других шумов вокруг нет. Из окна просматривался парадный вход и дорога, по которой я еще недавно бежал что есть мочи. Но улица была пуста.

— Что это было во дворе? Что за женщина с детьми была в спальне? Усадьба полна людей, а вы стоите как ни в чем не бывало!

— Эй, может, заткнешься уже? Мы и так ждали твоего возвращения! — рассердился Николай. Он нарочито потирал кулаки, видимо, намекая на то, что вот-вот пустит их в ход.

— Теперь вы понимаете, что должны пройти экскурсию до конца? — спросила экскурсовод.

Миллион вопросов роились в моей голове, но я был так напуган и сбит с толку, что сопротивляться и спорить совершенно не хотелось. Пусть будет то, что будет. Я закивал в ответ.

— Замечательно! Мы закончили на вашей истории, — ответила экскурсовод.

Свой рассказ я начал с детства. Оно, несмотря на пережитые девяностые, казалось совершенно счастливым. Родители не потеряли престижную работу в одной из больниц Москвы даже в самый пик кризиса. Поэтому я не помнил каких-то лишений: одежда у меня была заграничная, модная, да и что скрывать — не дешевая. Мы путешествовали по миру, питались в ресторанах, могли позволить дорогие подарки родственникам.

Армии я избежал и пошел учиться в медицинский. Учеба давалась непросто, но природное трудолюбие сделало из меня одного из самых успевающих студентов группы. После учебы по протекции отца я попал в одну из лучших больниц города. Пахал как проклятый, постоянно учился, ездил на конференции и в командировки. Карьера развивалась стремительно: из ассистента я довольно быстро переквалифицировался в практикующие врачи и уже мог оперировать сам. Далее довольно быстро по медицинским меркам я стал завотделением клиники.

— А так ничего интересного: учеба, операции, новые дипломы, опять операции. Но вы хотите знать о моих грехах? Я долгое время был примерным семьянином: любил одну женщину, растил ребенка, давал им все, что мог позволить человек с моим положением. Но иногда я оступался.. Несколько раз я изменял моей супруге с ассистентками. Не поймите неправильно: я любил жену и до сих пор люблю. Просто когда ты столь популярная в медицине личность, и так много времени проводишь в командировках, то рано или поздно женскому вниманию становится все тяжелее противостоять.

— Да ты и не сопротивлялся, наверное! — громко усмехнулся Николай, но тут же замолчал, когда экскурсовод сверила его строгим взглядом.

— Все это в прошлом, как бы то ни было..

— Это все? — спросила экскурсовод.

— Я как-то пытался подсчитать, сколько же людей я спас. Больше сотни точно, — закончил свой рассказ я на высокой ноте.

В ответ экскурсовод лишь хитро улыбнулась и пошла открывать следующую комнату.

Я посмотрел на Ольгу и вдруг почувствовал необъяснимую ненависть в ее взгляде. Казалось, что вот-вот именно она, а не Николай накинется на меня с кулаками. Но чем я мог так разозлить эту несчастную женщину? Неужели фактом своей измены? Может, она сама была обманута мужчиной и теперь питает особые чувства к изменникам?

Конечно, оставалось еще кое-что, о чем я умолчал. Но этот эпизод был страшнее, чем в сумме убийство военнопленного и разрыв с матерью. Никто не должен был знать об этом, иначе я пропал..

Мы прошли еще один коридор и вошли в небольшую комнату, которую я тут же опознал как детскую. Я уже понял, что каждая комната была связана архетипически с каждым из нас. Мне досталась комната лекаря по понятным причинам, Николаю отвели мастерскую, ведь он много работал руками с детьми, спальня нянечки, очевидно, намекала на связь Софии с ее матерью. Теперь пришла очередь Ольги.

— Моя жизнь по-настоящему началась в двадцать пять, когда я родила первенца Алешу. Отца у него не было, точнее был, но как только он узнал о моей беременности, то смылся в закат. До рождения сына я вела не самый благостный образ жизни: пила, гуляла, пропадала ночами по разным злачным местам. Но в отличие от Софии на меня всем было плевать: мать была немногим невиннее меня, а отец вообще ушел из семьи, когда мне было пять. Не скажу, что я изменилась сразу же после родов. Я могла гулять допоздна, оставляя ребенка бабушке. Но однажды бабушка вышла к соседке по какой-то ерунде. Алеше было четыре, и как все дети в этом возрасте он исследовал все, до чего мог дотянуться. В тот день он дотянулся до ручки окна..

Ольга ненадолго замолчала. А каждый из нас в ужасе затаил дыхание..

— Но кто-то свыше направил его не на асфальт, а на кучу с песком, которую вывалили под окна дорожные рабочие. Поэтому мы отделались вывихом плеча. Но главное то, что это событие изменило мое отношение к своей жизни. Я вдруг поняла, что этот сигнал был последним предупреждением мне. Я бросила выпивать и проводить время в странных компаниях, устроилась на хорошую работу, начала петь в церковном хоре. Алеша, в свою очередь, баловал меня хорошими отметками, хоккейными медалями, приличными друзьями. Он так и планировал посвятить себя хоккею, играть или тренировать детишек. А я и не была против, радуясь, что он со мной и все у него хорошо. Все изменилось в один день, когда МРТ показал опухоль в груди. Мне пришлось залезть в кредиты, чтобы оплатить курс лечения за границей, но врачи оказались не на высоте, позже эту клинику вообще закрыли, а главврача посадили за мошенничество. Когда мы вернулись в Россию, опухоль уже поразила оба легкого. Платное лечение я уже не могла позволить — кредиторы и так атаковали меня по телефону чуть ли не ежедневно. Знакомый врач, видя мое безвыходное положение, посоветовал обратиться в одну из частных клиник, где еще можно было получить квоту на операцию. И я бы ее получила, если бы…Не этот человек.

Ольга повернулась ко мне. Ее глаза пылали ненавистью. Тут же на меня покосились остальные.

— Это была ваша клиника, где вы были завотделением. Конечно, вы не помните ни меня, ни моего сына, ведь прошло почти пять лет, а через вас проходят сотни пациентов ежегодно. И я вас, возможно, тоже бы вскоре забыла, если бы не та злосчастная комиссия.

— Комиссия? — переспросил я, все еще думая, что Ольга просто ошиблась и перепутала меня с кем-то.

— Да. На комиссии должны были распределить квоты для больных. Я случайно узнала время ее проведения и села в коридоре у кабинета. Вы тогда плохо закрыли дверь, и я услышала… Как вы лишаете моего сына единственного шанса. И все из-за того, что вам нужно было протолкнуть квоту для родственника какой-то важной шишки. Да будь он проклят! — вскрикнула она.

В комнате повисла тишина. Я отвернулся от всех, словно пытаясь найти в комнате угол, куда еще не добралась Ольгина ненависть. И вдруг я вспомнил тот вечер, когда я единственный раз в карьере, переступил через свои принципы и нарушил клятву Гиппократа. Тогда на комиссии мы должны были распределить несколько квот от министерства, и я точно помню, что одним из пациентов был парень. Я не был его лечащим врачом и видел всего раз в коридоре. И до сегодняшнего дня совершенно не знал, что это был сын Ольги. 

— Это как-то не по-человечески.. Есть платное лечение, в конце концов, деньги-то у них есть, раз это родственники столь важного человека, — развел я руки, когда услышал решение главврача Сазонова.

— Не знаю, может и есть. Меня попросили люди, с которыми я дружу очень давно и которым обязан очень многим в карьере. Да не включай ты зануду, Михаил Сергеевич. Поможем хорошим людям, а хорошие люди помогут нам. У нас тут так все и работает. А пацана, подвинем в очередь на пару месяцев.

— У него нет пары месяцев..

— Михаил, вы много лет были моей опорой, и я вас ни о чем подобном не просил. Не рушьте нашу дружбу, она ведь и вам на пользу. Я ведь не зря вашу кандидатуру на пост завотделением поддержал, да и поездки по конференциям и курсам за счет государства постоянно выбиваю. Подписывайте протокол комиссии, подписывайте.

И я подписал. И груз за то решение до сих пор висит камнем на моей душе. Но самое страшное, что когда мы вышли из кабинета, в коридоре я тогда встретился взглядом с молодой женщиной, которая устало смотрела на нас со скамьи. Я плохо запомнил ее лицо, а вот сейчас вновь вспомнил: это была Ольга, просто на десять лет моложе и с длинными темными волосами. Вот почему мне ее лицо  сразу же показалось таким знакомым. И она действительно слышала, как я продал не только свои принципы, но и жизнь ее ребенка.

— Это правда? — строго спросила меня экскурсовод.

Я промолчал.

— Полная правда, но он решил ее умолчать, — ответила вместо меня Ольга.

— Если это так, то вы нарушили правила экскурсии!

— Вам должно быть стыдно, — произнесла до этого ничего не комментируюшая София.

Николай ничего не сказал, а лишь презренно хмыкнул.

Я мог бы пытаться оправдаться, что сделал это под страхом увольнения, и что после того вечера спас еще несколько десятков людей от онкологии. Но не стал. Вся та ненависть, которую ко мне теперь питала не только Ольга, но и вся группа была оправдана. Жалкий карьерист, погубивший ребенка. Вот я кто. Наверное, если бы можно было проголосовать прямо сейчас, то я бы отдал голос против себя. Заслужил.

— Ольга, вы еще что-то хотите добавить? — спросила экскурсовод.

— Я давно знала про усадьбу и даже держала в руках визитку. Но зачем мне было приходить сюда, если моего Алешеньки уже не было в живых? Почему я не узнала об усадьбе раньше? Ведь я могла спасти его. Мой главный грех только в том, что я заманила человека, убившего моего сына сюда. Заманила, потому что была уверена: врачи спасут его. Что его рак отступит. Такие люди, как он, всегда избегают наказания. Но не здесь. Здесь, он ответит передо мной. И вы проголосуете как нужно, я уверена.

— Нельзя агитировать за голосование против кого-то. Запрещено правилами, — отметила экскурсовод.

Ольга смиренно кивнула.

— Тогда мы переходим в последний зал нашей экскурсии, — подытожила экскурсовод, и мы двинулись дальше.

Я брел последним, опустив голову вниз, чтобы не дай бог не встретится взглядом с женщиной, сына которой я убил. Мысленно я прощался со своей семьей, понимая, что теперь, скорее всего, убьют и меня. Кстати, интересно, как это будет: меня заберут в ад посланники дьявола, где прикуют к какому-нибудь столбу, как и других убийц. А может, просто дадут револьвер Ольге, чтобы та вышибла мне мозги? Ладно, будь что будет.

Местом, где наша экскурсия подходила к концу, оказался тот самый холл, в котором все и начиналось. Только кто-то поставил небольшой старинный столик, на котором стоял пахнущий травами самовар, корзина со спиленными березовыми ветками и четыре фарфоровые чашки.

— Интересная традиция, пить чай напоследок, — усмехнулся довольный Николай.

— Так было заведено у Муравьевых, — подметила экскурсовод. — Присаживайтесь, пора принимать решение.

Я плюхнулся на первый попавшийся стул без какого-то желания вести чаепитие. Все походило на какой-то ненужный фарс. Зачем? Всем и так ясно, кого по итогам голосования оставят не у дел. Против кого проголосует Ольга, было совершенно ясно, Николай с удовольствием поддержит ее — меня он невзлюбил с самого начала и проголосовал бы против, даже если бы не вскрылась история с Алешей. Впрочем, как и я за Николая. София, которая изначально смотрела на меня дружелюбно и шарахалась от Николая из-за истории с убийством пленного, теперь смотрела на меня как на прокаженного. Три против одного. Да уж. Может, тоже против себя проголосовать? А что? На фоне остальных я действительно выглядел как монстр.

— В корзине с березовыми ветками лежат четыре бумажки. Каждый из вас тайно напишет имя человека, который, по его мнению, не должен жить. Но перед этим, вы выпьете чай, и, если хотите, можете сказать что-то напоследок любому из участников, или сразу всем, — проинструктировала экскурсовод.

Мы быстро осушили чашки. Чай показался мне необычайно вкусным. Хотя, наверное, любой напиток показался бы мне таким перед собственной смертью.

— Я могу лишь всем пожелать удачи, — произнес с улыбкой Николай.

Вот же тварь, желает мне удачи. Нет, все-таки проголосую против Николая, пусть хоть так насолю ему напоследок.

— Давайте без лишних покаяний, тошно уже, — обреченно произнес я.

Николай хотел что-то мне ответить, но вдруг из его горла вырвался громкий кашель. Он захрипел и принялся стучать себя по груди, пытаясь откашляться. Казалось, он вот-вот выплюнет легкие.

— Вы так считаете? Боюсь, истинное время для покаяния наступает прямо сейчас!  Прежде чем вы проголосуете, вы должны знать, что еще один человек сегодня утаил свою ужасную тайну. Но в отличие от Михаила, свидетеля его злодеяний здесь не оказалось, — ответила экскурсовод и повернулась к Николаю, кашель которого тут же исчез.

Николай испуганно вылупился на экскурсовода.

— Я о чем-то соврал? — пролепетал он.

— Не соврали. Утаили.

— Ччч..ч..что именно?

— Вы сказали, что ваша дочь не общается с вами из-за того, что не простила измену. Но ведь дело не только в этом, не так ли? Расскажите, что регулярно происходило на чердаке вашего дома, когда ваша жена уезжала из дома.

Николай побелел, глаза его расширились от ужаса, а тело задрожало.

— Что.. что.. на что вы намекаете.. я не позволю!

Николай попытался вскочить, но экскурсовод вытянула перед собой руку, и Николая прижало к спинке стула. Я с ужасом заметил, как глаза женщины налились красным свечением, словно кто-то поместил в них два лазера. Каждый из нас вмиг ощутил, какая же мощная сила исходила из этой женщины. Она нависла над Николаем, словно божий судья, соврать которому невозможно, и приговор которого обжалованию не подлежит.

Николай сломался сразу. Он подробно рассказал, как и что делал со своей дочерью. Как заставлял молчать и не говорить ничего матери и подружкам, рассказал, как домогался мальчишек в кружке. Но к счастью, больших бед с другими детьми насильник натворить не успел, так как один из мальчиков проболтался родителям, и Николаю пришлось срочно закрыть кружок.

— Я всегда был больным человеком, поймите, больным, — плакал Николай. — Мне нужна была помощь, а не…

Николай закрыл лицо руками и заревел так громко, что я даже вздрогнул.

— Теперь исповедь каждого закончена. Вы можете проголосовать, — произнесла экскурсовод и отошла в угол комнаты.

Все, кроме Николая, который продолжал рыдать в стороне, взяли по бумажке.

— Голосуют все, — грозно произнесла экскурсовод, и Николай трясущимися руками взял из корзины свою бумагу.

«Николай» — написал я и положил бумажку обратно в корзину. Я посмотрел на Софию, она довольно быстро вписала чье-то имя и кинула бумажку следом. Я знал, за кого она отдала голос: видел по ее реакции на рассказ Николая. Некоторые преступления слишком страшны, чтобы их оправдать.

Николай, всхлипывая, вывел чье-то имя на бумажке и тоже закинул в корзину. За кого проголосовал этот мерзавец, я тоже догадывался.

Оставалась Ольга. Она молча теребила небольшой листок в руке и иногда что-то шептала. Наверное, молилась. Я знал, что чувствует она и перед каким выбором стоит. Вписать мое имя, означало, что голоса сравняются, и каждый уйдет отсюда ни с чем, а педофил еще избежит заслуженного наказания. Проголосовать против Николая означало отпустить убийцу сына. Выбор между чумой и холерой. Выбор Софи.

Ольга убрала листок в корзину, и сложив руки на груди, отвернулась к стене. Экскурсовод быстро просмотрела наши ответы и произнесла:

— Решение большинства — самое мудрое решение. Михаил, Ольга, София — вы можете идти. С сегодняшнего момента вы здоровы. Воспользуйтесь этим подарком судьбы достойно. В жизни можно ошибаться, но жизнь не должна быть ошибкой. Николай, я провожу вас в отдельную дверь.

Но Николай не собирался сдаваться: он рванул к выходу и через мгновение был уже на улице. Раздался глухой удар дверей, и тут же послышался громкий отчаянный крик.

Я подошел к окну и увидел, что Николай бесследно исчез.

— Уйти из усадьбы нельзя без ее разрешения, правда, Михаил? — улыбнулась мне экскурсовод.

София вышла на улицу первой, напоследок едва заметно кивнув мне. Ольга продолжала в одиночестве сидеть за столом, грустно глядя в пол. Я хотел подойти и сказать, как мне жаль. Но твердо понимал: никакие слова сейчас не могли утешить эту бедную женщину.

Я прошел на крыльцо мимо экскурсовода, когда услышал вслед ее голос:

— Усадьба не наказывает, она лишь дает шанс все осознать. 

Я шел по дороге и в лицо мне дул теплый осенний ветер. Небо вновь сделалось темным, выглянула луна. Жизнь вновь вернулась в этот мир, так же как и в меня. Давление в голове исчезло, и я знал, что полностью исцелен.

Оставалось немногим меньше ста метров до трассы, откуда я мог бы вызвать такси или взять попутку, когда сзади послышался рев мотора, раздался звук разбитого стекла. Мое тело подлетело в воздух и несколько раз перевернулось от сумасшедшего удара.

Белый Ниссан остановился чуть впереди лишь на мгновение, а затем скрылся за поворотом. Я лежал на мокром асфальте, и кровь текла из моего рта. Я чувствовал, как жизнь вновь покидает мое тело, но на этот раз с гораздо большей скоростью. Перед тем как потерять сознание я услышал звук каблуков, и надо мной склонилась наша экскурсовод.

— Я хочу остаться здесь, чего бы это ни стоило, — прохрипел я, глядя на звездное небо.

Я очнулся от сильной головной боли, тело было ватным и как будто не моим. Перед глазами была темнота. И если так выглядел ад, то это было даже страшнее, чем те картины, которыми его описывали.

Но запах, что ударил мне в нос заставил сомневаться в наличии загробного мира. Это был так хорошо знакомый букет из лекарств и хлорки. Я попытался разглядеть помещение, но тьма не отступала. Руки нащупали покрывало, холодную стену, тумбочку и повязку на голове.

Кто-то коснулся меня теплой рукой, и я вздрогнул.

— Любимый, это я, — произнесла жена.

— Что произошло, где я?

— Там же в больнице, в своей палате.

— Меня сбила машина? Где Ольга? Где соседка? — шептал я.

— Она выписалась вчера вечером. Ты прошел через операцию по удалению опухоли, забыл? — произнесла она, видимо, пытаясь вернуть мне память. — Миш… Они не смогли сохранить тебе зрение..

Через неделю мне разрешили поехать домой. Жизнь в темноте оказалось мучительна, но это была жизнь, которую я ценил даже в таком виде. Про усадьбу я перестал вспоминать почти сразу, решив, что больной мозг под воздействием препаратов выдал столь интересный сериал. Впрочем, я ему даже благодарен: без этого сериала я бы не смог переосмыслить свою жизнь и наверняка впал в глубокую депрессию из-за потери зрения. Я вновь понял, как люблю свою супругу и как хочу жить пусть даже с тростью слепого.

— Говорят, скоро появятся чипы, которые возвращают зрение. Будешь жить с терминатором.

— Натягивай уже штаны, сидишь, болтаешь! А я пока вещи из тумбочки в сумку соберу, — рассмеялась жена.

Я оделся и зашнуровал обувь. И тут услышал, как из тумбочки что-то упало на пол.

— Миш, тут какая-то визитка выпала с изображением усадьбы. Написано: «Каждый имеет право на второй шанс». Откуда это?

Я вздрогнул так, словно коснулся оголенного провода. Дыхание участилось. Множество самых ужасных мыслей тут же наполнили мою голову.

— Миш, ты в порядке?

— Да, любимая. Оставь визитку в тумбочке. Кому-то она может понадобиться.

Подписывайтесь на мой вк и тг. Там продолжения выходят быстрее.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!