Несколько лет назад в информационном поле появился некий православный историк, который с энергией достойной лучшей применения начал просвещать изумлённую публику ранее «неизвестными» фактами. Труды этого «историка» не пропали даром и вокруг него сформировалась верная группа почитателей.
Вступление к книге гласит:
“Эпоха Николая II до сих пор окутана множеством тайн. Из уст в уста передаются мифы о низком уровне жизни, плохой медицине, недоступном образовании. В этой книге наносится удар в самое основание этих мифов — на базе документов, в том числе проходивших ранее под грифом «Совершенно секретно», восстанавливается реальная картина событий.»
И восстанавливать реальную картину наш автор начинает штурмовой атакой без разминки со следующих примеров:
Казалось бы на этом можно было бы и закончить, ибо на лицо наглое и бесцеремонное вранье в котором история СССР начинается то с 1914, то с 1916, то с 1917, а то и вообще с 1913 года!
Диву даёшься чему учат на Историческом Факультете Православного Свято-Тихоновского Университета.
Но тем не менее не будет хуже если мы уточним более детально клиническую картину современной про монархической пропаганды.
Поскольку разобрать всю книгу в рамках одной статьи невозможно возьмём для разбора один из основных примеров, на котором автор демонстрирует технологическую развитость империи и недоразвитость СССР. С железных дорог.
Миф 9. О «бездействии» Императора в области строительства дорог
Вывод очевиден, однозначен и не утешителен «передовая российская империя могла то, что не мог отсталый СССРишко. И все так называемые индустриальные достижения СССР зиждутся на фундаменте заложенном Николаем II.”
Что ж, видимо на истфаке православного вуза не проходили принцип историзма.
Посмотрим как обстояли дела с развитием железнодорожного транспорта на примере других промышленно развитых стран.
Железнодорожная сеть США
Данные не значительно разнятся в разных источниках.
К 1916 году длина железных дорог США достигла 254 000 миль. (408 773.376 км)
к 1961 году протяженность линий сократилась на 80 тыс. км и составляла 335 тыс. км.
Сегодня США располагают сетью железных дорог, составляющей 293 564 км. (225 тыс. км до другим источникам). Суммарная протяженность линий сократилась в 1,3 (или 1.8)раза.
Пик длины был достигнут во время Первой Мировой войны.
Один из найденных источников вообще заставляет растянуться в улыбке:
«На момент основания империи в 1871 году ее протяженность составляла 20 500 км. Маршрутная сеть Deutsche Bahn сегодня составляет около 37 000 км.»
Т.е. за более чем 100 лет длина ж/д путей увеличилась на 16 500 км?!?!!
Чёртовы большевики!
Смех смехом, а в железнодорожное сообщение Германии так же как и в других странах достигнув пика к первой мировой войне в 63 378 км на 1913 г. затем уступило своё место новым способам грузоперевозок.
Как мы можем видеть с развитием автомобильного и авиационного транспорта железнодорожный лишился своего монопольного положения которым обладал в 19 и начале 20 века. Протяжённость используемых ж/д путей сократилась в два раза в крупнейших странах континентальной Европы, Франции и Германии, и почти в 2 раза в США.
В СССР же общая протяженность магистральных железных дорог за время его существования возросла в 2 раза.
Так что господин Андрей Борисюк применил банальную манипуляцию.
Русская кормилица. Рисунок Фредерика де Ханена (1913)
Говоря об этом неоднозначном по современным меркам деле, стоит учитывать, что отношение к детям и детству раньше было другим. Надёжных средств контрацепции ещё не было, соответственно, далеко не каждая беременность была желанной. При медицине и гигиене того времени при высокой рождаемости и детская смертность была высокой, поэтому смерть ребёнка расстраивала, но часто не шокировала. К тому же легальных способов заработать приличные по сельским меркам деньги для крестьянок было мало.
Считается, что моду на привлечение кормилиц (нанятых не по медицинским показаниям) в России задала династия Романовых. Считается, что знатные семьи начали привлекать кормилиц, начиная с 16 века. Последней императрицей, которая сама кормила детей грудью, считается Екатерина I. По самой распространённой версии причиной было то, что в период лактации женщины беременеют намного реже. Монархи хотели иметь как можно больше детей, чтобы ни при каких условиях не остаться без наследников. К тому же наличие кормилицы помогало матери не быть привязанной к дому и вести активный образ жизни. В допетровские времена женщины из знатных семей жили достаточно замкнуто, поэтому последнее было не столь важно. При Петре I дворянки стали вести активную светскую жизнь.
А. Г. Венецианов "Кормилица с младенцем"
Жена великого князя Александра Николаевича Мария Александровна, родив в 1842 году дочь Александру, выразила желание кормить грудью, император Николай I категорически запретил ей делать это. Когда великая княгиня Мария Павловна, жена великого князя Владимира Александровича в 1875 году первой самостоятельно стала кормить своего первого сына Александра, то у знакомых это вызвало недоумение.
Быть кормилицей в царской семье считалось очень престижным. В допетровские времена для этого приглашали боярынь, в 18 веке – жён дворцовых служителей, а в 19 веке – крестьянок. Делалось это в том числе по идейным соображениям, чтобы подчеркнуть связь монаршей семьи, которая по крови была западного происхождения (почти все императрицы – этнические немки), с простым русским народом. В 19 веке к списку обязательных требований к потенциальной кормилице добавили, что она непременно должна быть русской.
В начале 19 века чаще брали крестьянок-кормилиц из Павловских, Царскосельских и Красносельских деревень, которые располагались в непосредственной близости к Санкт-Петербургу. Например, Николая I кормила крестьянка из Московской Славянки Ефросинья Ершова. Однако, судя по сохранившимся документам, кормилиц подбирали и в других, близких к Петербургу губерниях, в частности в Новгородской, Псковской, но иногда география поиска увеличивалась. Предпочитали приглашать женщин, у которой уже имелись дети и, соответственно, опыт. Считалось, что у женщин с добродушным и неконфликтным характером молоко лучше, чем у склочных и сварливых. При подборе кормилицы учитывали здоровье кандидаток, возраст, качество молока, форму и состояние груди. Также оценивали чистую кожу, здоровье дёсен и зубов. Идеальной кандидаткой была женщина 20-35 лет, родившая 6-7 недель назад и у которой было много молока. При этом молоко брали на анализ, оценивая его жирность. Первую кормилицу цесаревича Алексея Негодову-Крот признали негодной в середине октября 1904 года «вследствие зажирения молока». Вторую кормилицу сочли негодной из-за снижения количества молока.
Искать кандидаток начинали примерно за месяц до родов. Информацию о поиске передавали губернским властям, и те передавали её на места. Подходящих кандидаток привозили в губернское правление, где их осматривал местный медик. Наиболее подходящих кандидаток отправляли в Петербург, где и принимали окончательное решение. Из-за боязни инфекций (весьма небезосновательной) женщинам запрещали возвращаться домой, видеться со своими детьми, самостоятельно выходить в город. Однако бывали редкие случаи, когда кормилицам разрешалось оставить своего ребёнка при себе.
Кормить члена императорской семьи было не только почётно, но и прибыльно. Женщина получала крупную единовременную выплату, больше чем годовая зарплата многих чиновников. Также она имела право на пожизненную пенсию. Если же кормилица была при ребенке не весь срок, то и размер пенсии уменьшался. Также кормилица регулярно получала подарки, ей собирали новый гардероб. Позже кормилица могла обращаться к императору, и её прошения рассматривались в приоритетном порядке.
В дворянской среде традиционно ориентировались на монарших особ. К тому же среди дворян стал культивироваться образ хрупкой женщины, которой вредно перенапрягаться, и которая не может заботиться о ребёнке самостоятельно (в отличие от крестьянской среды, где ценилось крепкое телосложение и хорошее здоровье, а такой «хрупкий цветочек» остался бы старой девой). В качестве кормилиц привлекались крепостные крестьянки. Критерии, по которым отбирались кандидатки, были примерно те же, только в зависимости от благосостояния помещиков выбор мог быть больше или меньше. Семье кормилицы часто делались различные послабления, дарились подарки. В некоторых случаях женщины были совсем не против переселиться в барский дом и стать «мамками», в некоторых случаях они тяготились разлукой с семьёй. Их собственного ребёнка в лучшем случае могла взять кормящая родственница, в худшем случае его выкармливали коровьим молоком из рожка. Из-за проблем с гигиеной это было небезопасно. После отмены крепостного права кормилиц нанимали за деньги.
Во второй половины 19 века кормилиц привлекали уже многие семьи, где была финансовая возможность. К тому времени давно уже сложилась и традиционная «униформа»: сарафан и кокошник. Архитектор Анатолий Гуревич, описывая Москву начала 20 век, вспоминал: «Единственно ярким пятном на московских улицах, особенно летом на бульварах, была одежда кормилиц, которых нанимали в богатых семьях для грудных малышей. В большинстве случаев это были дородные молодые женщины, часто красивые, отдававшие своих младенцев в деревни в чужие семьи и поступавшие на службу в городе за “хорошие харчи” и заработок, превышавший заработок хорошей прислуги. Было принято в богатых семьях одевать кормилиц в русскую национальную одежду — нарядный сарафан, расшитый кокошник с разноцветными сатиновыми лентами сзади, с пышными расшитыми рукавами. Прогуливаясь по бульвару и толкая впереди себя плетеные коляски с младенцами, эти женщины украшали окружающую обстановку, вызывая умильные взоры солдат и пожарных, встречающихся на их пути… Кормилицы, одетые как боярыни, шли по две или по три рядом, толкая впереди себя плетеные коляски с младенцами и не обращая внимания на их поведение, пока детально не будут обсуждены поступки их хозяев. Этим же вопросом были заняты и няньки, сидевшие на скамейках, около которых гоняли обручи и играли в песочек их подопечные. Только на бульварах няни могли повидаться и поговорить друг с другом — дома они были заняты с раннего утра допоздна и каждую неделю их отпускали «со двора».
Художник Мстислав Добужинский вспоминал Петербург конца 19 – начала 20 века: «Самым нарядным уличным персонажем была кормилица у „господ“. У них была как бы „парадная форма“, квазикрестьянский костюм весьма театрального вида (костюм сохранился и позже, вплоть до самой войны 14-го года!). И постоянно можно было встретить чинно выступавшую рядом со своей по моде одетой барыней толстую, краснощекую мамку в парчовой кофте с пелеринкой, увешанную бусами и в кокошнике — розовом, если она кормила девочку, и голубом, если мальчика. А летом ее наряжали в цветной сарафан со множеством мелких золотых или стеклянных пуговок на подоле и с кисейными пузырями рукавов. На набережной и в Летнем саду среди корректной петербургской толпы такая расфуфыренная кукла была обычна, и глаз к ней был привычен. Для этих „пейзанок“ места эти не были запретными, как для иного простого люда, „народа“. Курьезные контрасты были всегда как бы традиционной чертой Петербурга.
Женщины эти, имевшие своего ребенка, нанимались к богатым людям кормить ещё чужого ребенка, что позволяло им крепкое здоровье. Даже по внешнему виду, своему сложению, дородности, румянцу можно было судить о полном здоровье этих женщин. Некоторые из них были просто писаные красавицы русского типа. Бережно держа ребенка на руках, они выступали плавно, ходили тихо, как бы чувствуя на себе взгляды окружающих, которые любовались ими, как живописными фигурами. Обстановка жизни мамок отличалась от обстановки жизни женщин, которые обслуживали богатые дома. Стремясь создать наиболее благоприятные условия для ребенка, богатые родители проявляли исключительную заботу о кормилице — и в смысле питания, и в смысле ухода за ней. Ее окружали большим вниманием, делая ей в разные знаменательные дни подарки. Наконец оберегали ее душевный покой от всяких волнений и неприятностей. Многие кормилицы, ощущая на себе такое внимание и привыкая к ребенку, чувствовали себя как бы членами этой семьи и, когда приходило время, тяжело расставались с этим ребенком. Но связь с этой семьей поддерживалась еще многие, многие годы. Ее всегда принимали внимательно и одаривали подарками, оказывая также внимание ее ребенку».
Однако не всегда картина была столь радужной. В некоторых случаях женщины были довольны своей работой, имели возможность параллельно уделять внимание своему малышу и действительно привязывались к своим подопечным. Но были и другие ситуации.
Во второй половине 19 века и в медицинской среде, и в прессе всё чаще поднимался вопрос, этично ли здоровым женщинам, которые вполне могут кормить сами, нанимать кормилицу, чтобы вести светский образ жизни, не тратить время на ребёнка, не портить фигуру. Эта услуга была очень востребована, а спрос рождает предложения. В кормилицы в то время шли обычно не от хорошей жизни и не только те, у кого была возможность оставить ребёнка заботливым родственницам, но и те, кто находился в бедственном положении и вынужден был бросать своего ребёнка без надлежащего надзора. Врач С. Ф. Воюцкий в статье «Жестокий обычай» (1897) писал: «Теперь же чуть ли не всякая относительно достаточная семья, - чиновника, получающего 1500-2000 рублей жалованья, более или менее зажиточного купца и пр., - не обходятся без кормилиц, раз имеют детей». С. Ф. Воюцкий на протяжении шести лет наблюдал 88 случаев кормления грудных детей наёмными кормилицами. «Из моих 88 кормилиц дети умерли у 72; из остальных 16 детей двое остались живы благодаря тому, что матери их были наняты под условием кормить ребёнка хозяев и своего совместно; 12 кормилиц вскоре после найма по той или иной причине оказались непригодными и были заменены другими; лишь в двух случаях (2,27%) дети каким-то чудом уцелели!» В местности, где врач проводил исследование, «мамок» поставляло несколько деревень: «Это обделённые землёй селения бывших помещичьих крестьян, "ушедших на дар", т. е., получивших даровой надел. Среди кормилиц встречаются и девушки, и вдовы, имеющие незаконнорожденных детей, но это редко; довольно много солдаток, мужья которых на службе; по большей же части, однако, это замужние женщины, семьянки, лишь тяжкой бедностью вынужденные бросать свою семью и своего грудного ребёнка, чтобы кормить чужого; в очень редких случаях играет роль соблазн, - отдохнуть в барских хоромах и на хороших харчах от тяжкой работы и плохой пищи... Стоит послать человека с лошадью, который бы по селу кликнул клич, и он привезёт 4-5 женщин на выбор. Цена кормилицы у нас 60-70 руб., с условием кормить и ухаживать за ребёнком 12-13 месяцев... Обычная же рабочая цена женщин в год 20-30 р. ...разумеется, такой, сравнительно большой заработок достаточно соблазнителен для тёмной обездоленной крестьянской семьи и для самой несчастной матери». В столице домашняя прислуга получала 6-7 рублей в месяц, плюс крыша над головой и хозяйская еда. Кормилице платили в несколько раз больше.
В крупных городах работа кормилиц нередко переплеталась с другим ещё более мрачным бизнесом – «питомническим промыслом». Под этим подразумевалась забота о детях, по разным причинам оставшихся без попечения взрослых. В основном речь шла о незаконнорожденных детях, которых родные матери не могли или не хотели воспитывать. В городах было всё больше людей, приехавших на заработки из деревень. Случайные связи нередко приводили к рождению внебрачных детей, и женщины часто оказывались в трудном положении. Детей они часто сдавали в воспитательные дома, а сами шли в «мамки». Об этом подробно пишет А. М. Бахтиаров: «Нередко, стащив своего ребенка в Воспитательный дом, кормилица берется воспитывать чужих детей, прельщаемая относительно беспечною жизнью и подарками. В объявлениях ежедневных газет нередко можно встретить интересные публикации, обращенные к так называемым секретным роженицам. Кроме бесплатных полицейских родильных приютов, имеющихся при каждом участке для простого народа, в столице организовано немало частных убежищ, куда скрываются «в минуту жизни трудную» романтические роженицы из привилегированного класса. Обыкновенно над этими приютами прибивается вывеска: “Убежище для секретных рожениц”. Между всеми подобными учреждениями пальма первенства, без сомнения, принадлежит С.-Петербургскому родовспомогательному заведению. Сюда приезжают налегке, не имея средств заплатить даже за извозчика. Прибывшие роженицы принимаются дежурным врачом во всякое время дня и ночи. Если места бывают все заняты, на воротах вывешивается объявление».
Благотворительное общество при Архангельской городской больнице
Далее детей отправляли в Воспитательный дом. Туда же свозили младенцев и из соседних губерний. Перед передачей в приёмные семьи младенцев в прямом смысле опломбировали, чтобы приёмные родители не могли скрыть смерть малыша и выдать за него своего ребёнка, чтобы и дальше получать деньги от государства. «Мамками» в воспитательных домах обычно работали те же незамужние роженицы, реже замужние женщины, целенаправленно приехавшие из деревень. Иногда своего рода конторы по подбору кормилиц были при родовспомогательных отделениях. Со временем в Воспитательных домах сформировалось четыре категории кормилиц: годовые, полугодовые, временные и деревенские. Годовые и полугодовые – просто нанятые женщины со стороны. Временные – сами роженицы, которые оставались на время при воспитательном доме. Деревенские – те, кто брал «питомцев». В окрестностях Петербурга этот бизнес был особенно развит в Токсово. По прибыльности там он уступал только производству коровьего молока, но это уже другая история. Среди приёмных родителей было много чухонцев.
Была и ещё одна проблема: ЗППП тоже никто не отменял. Учитывая то, что многие дети были результатом случайных связей, количество больных было достаточно высоким и среди матерей, и среди детей. Ситуацию усложняло то, что сифилис легко передавался бытовым путём. Это также отмечает Бахтиаров: «Когда докторские исследования закончены и билеты готовы, детей разносят по отделениям. Больных – в лазарет, здоровых – в «опытное отделение», которое еще называют «дорожным», потому что отсюда детей отправляют в путь-дорогу, в деревню. Для сифилитиков имеется особое изолированное отделение. Эти несчастные дети прибывают в Воспитательный дом только для того, чтобы здесь умереть, так как редкий из них переносит все сифилитические кризисы. В Воспитательный дом ежегодно приносят до 100 сифилитиков, которые вызывают особые хлопоты. Прежде всего является вопрос, как кормить ребенка, потому что во избежание заразы никакая мамка не согласится кормить его грудью. Поэтому сифилитиков кормят из рожка коровьим молоком с примесью известковой воды. Самый уход за ребенком требует величайшей осторожности. Во избежание заразы кормилицы носят особые нарукавники; руки часто вымываются. Белье сифилитиков моется отдельно и хранится в особом шкафу». Не всегда болезнь удавалось выявить оперативно, поэтому нередко были случаи заражения и детей, и кормилиц. Кормилицы в свою очередь часто заражали собственные семьи, и число сифилитиков росло опасными темпами.
Московский Воспитательный дом
Этот вопрос пытались урегулировать на законодательном уровне. В «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» предусматривалось наказание за предумышленное заражение, но если умысла не было, то и привлечь виновных к ответственности было нельзя. Эта проблема обсуждалась на проходившем в 1875 году Первом санитарном съезде Петербургской губернии. В1888 году Русское сифилидологическое и дерматологическое общество образовало особую комиссию для разработки мер против заражения детей сифилисом от кормилиц. Участники пришли к выводу, что помочь могло бы развитие искусственного вскармливания. В 1912 году решить проблему пыталась Междуведомственная комиссия по пересмотру врачебно-санитарного законодательства, созданная по решению Совета Министров. Одной из предложенных мер стало то, что на место кормилицы могли поступать женщины, чьи дети достигли 3-х месячного возраста. Исключение делалось для тех, кто поступал на место с ребёнком и продолжал его кормить. Приюты и конторы были обязаны в специальных книгах обязаны хранить данные паспорта кормилицы, копию метрического свидетельства её последнего ребёнка или свидетельство о его смерти, копию медицинского свидетельства. Сама кормилица должна была получить санитарную книжку. Были и другие проекты закона. Однако к тому моменту, когда всё было согласовано, случилась революция, и на повестке были уже другие проблемы. «Буржуазная» традиция нанимать кормилиц здоровыми женщинами в новом обществе была не актуальна, к тому же появились методы искусственного вскармливания детей. Сифилис ещё некоторое время продолжал косить людей, но это уже другая история. Про сифилис пост уже был, и о трудностях дореволюционного детства тоже.
Решил перечитать одного из лучших в России экономических историков и крестьяноведов Сергея Нефёдова о социально-экономических отношениях в Первую мировую войну.
«Русская армия уступала противнику в артиллерии, и русские генералы старались использовать численное превосходство, безжалостно бросая своих солдат в штыковые атаки. Осенью 1914 года на Восточном фронте 3 млн. русских сражались с 1,5 млн. австрийцев и немцев, и к концу года русские потери достигли 1,4 млн. Уже в начале 1915 года закончились мобилизационные запасы снарядов и винтовок, на фронт прибывали невооружённые пополнения. Затем началось немецкое наступление. В июле 1915 года в сражении на реке Нарев тысячи солдат не имели винтовок, а для артиллерии была установлена норма в 5 выстрелов на орудие в сутки. Немецкие же орудия были обеспечены 600-1000 выстрелами. В день немецкого наступления артиллерийская подготовка продолжалась пять часов, и за это время обороняющиеся потеряли 30% боевого состава. Военный министр А.А.Поливанов говорил на заседании Совета Министров 16 июля: «Пользуясь огромным преобладанием артиллерии, немцы заставляют нас отступать одним артиллерийским огнём. В то время как они стреляют из орудий чуть ли не по одиночкам, наши батареи вынуждены молчать даже во время серьёзных столкновений. Благодаря этому, обладая возможностью не пускать в дело пехотные массы, неприятель почти не несёт потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами
Русская армия потребляла 5 кг металла на каждого солдата в месяц, в то время как германская – 102 кг, то есть в 20 раз больше».
Первое время крестьяне (они составляли 92% русской армии) не отказывались идти в «мясные штурмы», наивно полагая, что добрый царь после окончания войны отблагодарит их раздачей помещичьей и церковной земли. Крестьяне первое время воевали не за патриотизм, а только за такую идею.
«У них не было никакого представления о том, ради чего они воюют, – свидетельствует британский военный атташе А.Нокс, – не было у них и сознательного патриотизма, способного укрепить их моральный дух перед зрелищем тягчайших потерь». «Крестьянин шёл на призыв потому, что привык вообще исполнять всё, что от него требует власть, – писал генерал Ю.Н.Данилов, – он терпел, но пассивно нёс свой крест, пока не подошли великие испытания». Едва ли не единственной внутренней мотивацией крестьянского участия в войне – но мотивацией неофициальной, исключительно на уровне бытового сознания – были слухи о том, что после окончания войны солдаты-победители получат землю. Эти слухи были аналогичны слухам 1812 и 1855 годов о том, что крепостные-ополченцы получат свободу».
Но к лету 1915 года крестьяне поняли, что царь и элитарии ничем не отплатят им за их жертвы. Об этом глумливо говорили самим солдатам их офицеры – часто тоже представлявшие земледельческую знать. В сознании крестьянской массы произошёл психологический переворот. Именно тогда пошли массовая сдача в плен, дезертирство, «самострелы», братания с противником:
«В целом за время войны Россия потеряла 3,9 млн пленными, в 3 раза больше, чем Германия, Франция и Англия вместе взятые. На 100 убитых в русской армии приходилось 300 пленных, а в германской, английской и французской армиях – от 20 до 26, то есть русские сдавались в плен в 12-15 раз чаще, чем солдаты других армий.
Резко возросло число дезертиров, к началу 1917 года оно составляло 1,5 млн человек. Отмечались случаи отказа частей идти в наступление («забастовки солдат»), братания с солдатами противника. В солдатских письмах всё чаще встречаются угрозы посчитаться с «пузанами, которые сидят в тылу».
При активном нежелании крестьян воевать за царя и элитариев (ещё раньше отказались воевать горожане, покупая себе «бронь» и «белые билеты») что выход России из войны, что Революция были предрешены.
Первый выход (вынос) на люди трех бурых медвежат в Уипснейдском зоопарке, Англия, 1959 год.
Волоков разводной мост через реку Вытегра, Российская Империя, 1909 год.
Котельная политехнического института. Санкт-Петербург. 1910 год.
Народная столовая в Починках, Лукояновский уезд, Нижегородская губерния, Российская империя. 1897 год.
Дачники на железнодорожной платформе в Шереметьевском. 1904 год.
Константин Эдуардович Циолковский в саду с моделями металлического дирижабля. 1913 год.
Кинотеатр "Спартак". Латвия, Рига, 1978 год.
Чины Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка со своим шефом Е.И.В. Николаем II
Командир взвода автоматчиков 255-й бригады МП, младший лейтенант Павел Бибо, Краснодарский край, 1943 г.
Владимир Меньшов и Жерар Депардье. 1987 год.
Актер Аркадий Райкин играет в бильярд. 1963 год.
Бойцы морской пехоты Балтфлота в засаде в торосах Финского залива, 1942 г.
Дмитрий Шостакович на премьере своей симфонии. 1962 год.
Вахтанг Кикабидзе, Георгий Данелия, Фрунзик Мкртчян на вручении Золотого приза за фильм «Мимино». Х МКФ. 1977г.
Баскетбольный тренер Александр Гомельский со своим протеже Владимиром Ткаченко. 1986 год.
Японский мальчик принес на кремацию тело младшего брата после ядерной бомбардировки. Фотография, ставшая символом бесчеловечности американских атомных ударов по Хиросиме и Нагасаки.
Актер театра и кино Зиновий Гердт в Центральном театре кукол. Москва, 1955 год.
Портрет женщины-инуитки Кутактак в ее вышитых бисером аттиги. Гавань Фуллертона, Нунавут, Канада, февраль 1905 года.
Инуиты — коренные народы, проживающие в арктических регионах Северной Америки и Гренландии. Самоназвание «инуит» означает «люди» на языке народа. Ранее инуиты были известны как «эскимосы», но это название считается устаревшим и даже оскорбительным, так как было дано другими народами и переводится как «едоки сырого мяса».
Актёр Савелий Kpамарoв ремонтирует подвеску своего Mocквича-402. Москва, СССР, 1965 год.
Обложка New York Mirror за 6 августа 1962 г. заголовок: Мэрилин Монро покончила жизнь самоубийством, она была найдена на кровати обнажённая с телефонной трубкой в руке, выпила 40 таблеток
5 августа 1962 года Мэрилин Монро была найдена мёртвой в своём доме в Лос-Анджелесе. Последний день она провела в подавленном состоянии, общаясь по телефону с друзьями и психоаналитиком. Ночью её домработница, обеспокоенная тишиной из спальни, вызвала врача, который обнаружил актрису без сознания. Мэрилин лежала на кровати лицом вниз с телефонной трубкой в руке, вокруг — пустые флаконы от снотворного. Официальная причина смерти — передозировка барбитуратов, вердикт — «вероятное самоубийство». Однако обстоятельства её смерти до сих пор вызывают вопросы. Несоответствия в показаниях свидетелей, слухи о связях с семьёй Кеннеди и странные детали (следы уколов) породили теории заговора. 8 августа её похоронили на кладбище Уэствуд.
Французские солдаты беседуют на развалинах Реймса в 1917 году. Франция.
Финские женщины заливают тол (аммотол) в заготовки 152-мм снарядов. Финляндия, 1942 год.
Французская актриса Брижит Бардо и аргентинская актриса Тильда Тамар в качестве рекламы демонстрируют нейлоновые чулки в витрине магазина Париже в октябре 1954 года.
Американский трамвай на улицах Сараево, столицы Народной Республики Босния и Герцеговина. Югославия. 1961 год.
Кухня в коммунальной квартире. Москва, СССР, 1969 год.
Как правило, на кухнях только готовили, а есть уходили в свои комнаты. Если размер помещения позволял, то у каждой семьи был на кухне свой стол, который использовали во время готовки или для быстрых перекусов. Садиться за чужой стол было строго запрещено.
Американский певец Дин Рид радует советских рабочих, давая концерт на БАМе. СССР, 1979 год.
Молебен на Александровской площади по случаю избавления от опасности жизни государя императора. Российская империя, Тюмень, 4 апреля 1867. Считается одним из старейших снимков города.
Советская актриса Надежда Румянцева на футбольном матче. 12 сентября 1958 года.
Русские десантники на территории аэропорта Слатина после окончания марш-броска в Косово. Видно, что колонна ещё не рассредоточилась. В руках бойца цветы, оставшиеся на БТР после прохождения колонны через Приштину. Утро 12 июня 1999 года.
Правительственный кортеж в Индии, 1877 год.
Олег Басилашвили в кругу семьи - с женой Галиной Мшанской и дочерьми Ольгой и Ксенией. 7 августа 1987 года.
Женщина молится на иконку. Отделение для ВИЧ инфицированных, Москва, 1993 год.
Женщины плавают в джакузи с подогревом в Сент-Питерсберге, США, штат Флорида. 1973 год.
Вид на Нижний Новгород. На переднем плане — Церковь Иконы Казанской Божией Матери на Зеленском съезде (утрачена в советское время в начале 1930-х годов). Фото 1900 год.
Первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета Министров СССР Никита Сергеевич Хрущев во время проезда кортежа по улицам города Питтсбург. США, 1959 год.
Будущий президент США лейтенант Джон Ф. Кеннеди на борту торпедного катера PT-109, 1943 год.
Сергей Королёв (справа) и Борис Черановский с экспериментальным планером БИЧ-8. 1929 год.
Мария Шарапова на победном турнире в Мадриде, 2014 год.
Михаил Миль с конструкторами и инженерами в сборочном цеху завода. 1964 год.
Командир 5-й дивизии морской пехоты США генерал-майор Келлер Рокки во время боев на Иводзиме, 1945 год.
Певец Эдуард Хиль во время выступления в цехе Челябинского трубопрокатного завода. 18 августа 1969 года.
Во второй половине XIX века швейная машинка «Зингер» стала символом прогресса, превратив рутинный труд в быстрое и изящное ремесло. Эти машины не просто шили — они освобождали время, давали женщинам новые возможности и даже влияли на моду!
[Интересно было бы посмотреть статистику: количество браков и количество разводов. Автор не рассказывает сколько браков заключено, а сколько распалось. Эта заметка - эмоциональное впечатление. В этой заметке показано какой законодательный процесс может происходить по инициативе мужа, который не хочет расстаться с женой, ушедшей от него.]
Екатеринбургская неделя. 1883. 25 мая. № 20. С. 330.
Изъ Михайловскаго завода, Красноуфимскаго уезда. За последние два-три года михайловцы познакомились с весьма странным, можно сказать, общественным явлением, заслуживающим, впрочем, особеннаго внимания нашего правящаго класса. Это говорю о безпрестанных побегах здешних молодых жен от своих мужей. Летом и зимою прошлаго года побеги эти принимали чисто эпидемический характер, и не было одной такой счастливой свадьбы, чтобы через неделю, а много через две после брака, новобрачная не улизнула от своего молодаго мужа и не скрылась бы в дом своих жалостливых родителей или где-нибудь на окраине завода- в вертепе проституции. Опечаленные побегом мужья начинают, конечно, розыски и, наконец, с помощию полиции, тащут молодых, своевольных жен на волостной суд, Мне не раз случалось бывать при "разбирательстве" таких дел
- Отчего же ты, матушка, не стала жить с мужем?- спрашивают всегда судьи. - Не могу, - коротко отвечает молоденькая беглянка.
И этим заканчивается судебное "разбирательство", потому что, кроме "не могу", вы ничего от неё больше не добьетесь. После долгих колебаний, волостные судьи делают, наконец, определение, которым приговаривают молодую беглянку к 6-дневному аресту,
Без возражения выслушивает она такое решение и без ропота отсиживает в каталажке 6 дней. Однако взыскание это не приносит положительно никакой пользы, потому что ожесточившаяся уже теперь беглянка, тотчас же после ареста, идет куда ей вздумается, а к мужу все таки не возвращается. Начинаются опять безполезные поиски и ходатайство молодаго мужа перед всевозможным начальствомъ. Идет он сначала опять к волостнымъ же судьям, но они говорят ему, что теперь более ничего уже не могут сделать; идет к мировому судье, но судья уверяет, что дела брачныя не подлежат его ведомству; наконец, последнее средство- идет он к попу. Поп требует беглянку в волостное правление и делает ей "увещание" возвратиться к мужу. Но и это последнее средство оказывается безсильным, и молоденькая беглянка остается опять-таки свободною. Потеряв дальнейшие надежды, молодой муж начинает по-маленьку мириться с своим одиночеством и, наконец, превращается в прежняго холостяка: возобновляет дружбу с холостыми товарищами, ходит с ними на "посадки" и т. д. Более терпеливые из этих мужей живут холостяками год или два. Потом, соскучившись холостою жизнью, они приискивають себе невест (преимущественно в Нижнесергинскомъ заводе), венчаются с ними "сводом" и начинают жить как муж и жена. В свою очередь, и молодые беглянки стараются завести более или менее тесныя связи с местными ловеласами и тоже начинают жить как муж и жена. <...>
Указать настоящую причину этого безотраднаго явления не берусь. Знаю только, что народный обычай устройства браков, без согласия жениха и невесты, играет тут немаловажную роль <...>
Нечего и говорить, конечно, о том, что в большинстве случаев, народ наш не пользуется бракоразводным правом потому, что это стоит черезчур дорого и дело тянется чуть не десятки лет. Можно с уверенностью сказать, что те немногие поводы к разводу, которые указаны в законе, обставлены такими формальностями, что на практике почти невозможно ими пользоваться ( "Вестник Европы" 1882 г., № 3). Взяточничеству тут полный простор.
15 мая 1883 года состоялась коронация Александра Третьего и его жены в Успенском соборе Кремля . 26 мая 1883 года, в праздник Вознесения Господня, состоялось торжественное освящение храма Христа Спасителя, этот храм будет разрушен в 1931 году.
Игумен Илларион (Завалевич), меньше месяца пробывший на Толге, в 1753–1857 годах управлял Николо–Угрешским монастырем. «Он был человеком умным и образованным: в 1743–1749 годах преподавал пиитику в Славяно–Греко–латинской академии, потом настоятельствовал в Николо–Перервинском монастыре. На Угреше при нем устроили часовню у святых ворот. Однако о. Иллариона отличало жесткое, доходящее до грубости и жестокости обращение с членами братии и крестьянами, что вызывало возмущение и тех и других. Так, в мае 1756 года монахи Иннокентий и Евагрий подали в духовную консисторию жалобу на него «о причинении им и другим монашествующим изнурений, обид и оскорблений».
Монастырские крестьяне зимой 1756 года взбунтовались. Причиной их нападений на монастырь были так называемые несносные налоги: урезание пашенной земли, сборы оброка и барщина сверх обыкновенного уровня, штрафы без вины, взятки и тому подобное. Дело рассматривалось в консистории очень долго, а притеснения все продолжались, и в январе 1756 года начались беспорядки.
11 января денисьевский крестьянин Иван Афанасьев Горохов нанес побои находившемуся в монастыре копиисту МДК Александру Иванову, за что был наказан плетьми.
Крестьяне окрестных деревень не раз приходили к монастырю с упреками, освобождали находившихся там колодников. Игумен Илларион просил начальство срочно выслать отряд для обороны монастыря, так как нападавшие крестьяне не уходили и не слушали увещеваний. В монастырь прибыл отряд солдат с одним офицером.
29 января 1756 года к бушующим крестьянам вышел иеромонах Иосиф и с большим трудом сумел их успокоить. 30 января двух служителей монастыря Михаила и Ивана Козьминых отправили в кандалах в Московскую губернскую канцелярию. Они избили и едва не зарезали конюхов обители Якова Иванова и Федора Максимова. Публично грозились их убить. Офицер и солдаты задержали драчунов в их доме в Угрешской слободе.
В этот же день бушующие крестьяне, среди которых было много пьяных, грозились также убить игумена Иллариона. Пришлось солдатам палить из ружей в воздух. Только тогда толпа разошлась. Установленный таким образом «мир» грозил взорваться в любой день новыми беспорядками, но все обошлось без кровопролития.
В марте 1756 года жалобы наконец–то рассмотрели на полном Синодальном собрании и передали для разбирательства в московскую контору Священного Синода. Видимо, этот конфликт стал причиной перевода из Угреши в 1757 году игумена Иллариона в Ростовский Зачатьевский Яковлевский монастырь, (по другим сведениям, в Спасо-Ярославский) а оттуда — в Толгский. На его преемников гнев крестьян не распространился.
Дело по жалобам крестьян на игумена Иллариона тянулось до 15 декабря 1760 года, когда указом МДК были установлены строгие суммы оброка — 1 рубль в год с ревизской души, время отработки барщины и строгое распределение пашенной земли.
Дело о бунте тянулось почти четыре года. Что и говорить: век спустя, когда монастырем управлял преподобный Пимен, подобные проблемы решались несравненно быстрее и эффективнее, поэтому и обитель процветала материально и духовно».
10 сентября 1758 года переведен в Спасский Ростовский монастырь, скончался в 1764 году в Перервинском Николаевском монастыре.
