Черепа для влюбленных
дизайн футболки, для влюбленных
Гримуар стихий. Глава 4. Пустоцвет
1
– Сто десять, сто одиннадцать… – зеленокожий мечник тихо считал себе под нос.
Кайг был раздет чуть больше Эйсона. Голой грудью он касался травы, немного задерживался в таком положении, прежде чем его тело вновь отрывалось от земли. Кайг соблюдал технику – вдыхал носом, а выдыхал ртом. Выпукло, твердо напрягались мышцы рук. Капля пота скатилась по широкому, прямому лбу.
Он услышал чьи-то шаги, но отжиматься не перестал.
Эйсон встал сбоку от Кайга и какое-то время просто наблюдал за ним.
– Если ты идёшь с нами, то заканчивай, – наконец произнёс он. – Ал уже собирается.
– В смысле «если»? – спросил здоровяк, поднимая тело на выдохе.
Эйсон слегка наклонил голову и улыбнулся уголком рта.
– Так и знал, что ты скажешь нечто подобное.
Он смолк. А Кайг продолжал приминать траву широкой грудью.
В голове у Эйсона всплывали смутные, обрывочные картины прошлой ночи. А с момента, когда он дал свободу силе своего проклятия, воспоминания и вовсе прерывались. Он помнил лишь чувство нечеловеческого, неописуемого гнева. Но потом перед глазами предстала та картина из сна – чёрное небо, усеянное множеством ужасающих глаз. Он сглотнул.
– Если вчерашнее повторится, – продолжил Эйсон, – не медли и убей меня.
Здоровяк замер, выдохнул, согнул ногу в колене и встал. Эйсону пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Да ты вчера и сам почти справился, – Кайг оголил один из нижних клыков, а затем кивнул в сторону кучки вещей. – Поможешь донести?
Эйсон натянуто улыбнулся. Здоровяк взвалил на плечо свой меч. Они взяли сложенные на траве доспехи и пошли к избушке.
Кайг нёс свои сапоги, а Эйсон сложил на нагрудник, как на поднос, всё остальное. Они издалека заметили Альберта, что копошился в саду и, вероятно, собирал травы.
– Знаешь… надеюсь капитан мёртв.
– А я надеюсь, что он ещё жив, – спокойно произнёс Кайг.
2
Как и было велено, троица отправилась вдоль реки. Нашла ближайший брод и перебралась через него на другой берег. Почти сразу они попали на просёлок. После двух или трёх поворотов он вывел их к деревне. Ещё за полверсты, у дорожного деревянного знака, Кайг надел маску и накинул капюшон.
Эта деревенька, конечно, не Фрейсвелл, что была одной из крупнейших в стране, но и тут не составляло труда отыскать и травницу, и кузнеца, пусть домов и стояло вдвое меньше.
Как всегда и везде, люд встретил троицу косыми, недоверчивыми взглядами. Но это стало такой обыденностью для них, что уже и не замечалось. Они прекрасно понимали, что именно Кайг вызывает эту неприязнь, и ещё яснее осознавали очевидную истину – без него пришлось бы тяжко.
В травах у наёмников не было нужды, а вот к кузнецу они всё-таки решили зайти. Им оказался эльф. Не чистокровный, конечно. Все чистокровные представители эльфийского рода по человеческим меркам уже довольно давно не покидают своего священного леса.
Кайг показал кузнецу меч и попросил заточить, на что тот лишь развёл руками. Эльф сказал, что работа на вид хоть и грубая, но на деле искусная. Сказал, что даже не представляет, чем точить такой клинок.
Зеленокожего мечника его слова не обрадовали. Это был не первый кузнец, что отказывал ему. Кайг невольно вспомнил об отце.
После остроухого ремесленника троица прошлась ещё немного, купила еды на пару дней, да и прочих вещей в дорогу. А закончив все дела, они двинулись дальше. Наёмники почти что покинули деревню, но из последнего дома, стоящего на окраине поселения, выбежал мальчик.
Завидев троицу, он закричал:
– Дядьки! Дядьки! Помогите.
Он со всех ног ринулся к ним, а когда подбежал, наёмники разглядели перепуганные глаза этого мальчонки, который был одет вполне обычно для деревенского ребёнка.
Троица не понимала, что же случилось и кому надо помочь, пока мальчик не крикнул:
– Пожалуйста, помогите! Он сейчас убьёт мою маму…
Их глаза округлились.
Альберт, не думая, первым кинулся за мальчиком. Чуть опередив ребёнка, он вбежал в избу и сразу же увидел женщину, лежащую на полу.
Мальчик вбежал следом.
– М… Мама... – его голос дрожал.
Возле женщины, спиной к ним, стоял мужчина.
– Папа... Что с мамой? – детские, мокрые от слёз глаза смотрели на пьяного мужчину.
Отец медленно повернул голову, посмотрел на сына через плечо. Этот взгляд... Мальчик прекрасно знал этот взгляд. Глаза отца всегда, когда тот был сильно пьян, смотрели в разные стороны. В такие моменты он был похож на животное. Безмозглое, агрессивное животное.
– Что... Что ты сделал? – голос мальчика становился ровнее, а дрожь исчезла. Мгновение спустя прозвучал разъярённый детский визг: – Что ты сделал с моей мамой?!
Мутная пелена слёз застилала ему глаза.
– Я убью тебя! Убью! – истошный крик мальчика был наполнен непреодолимой и всепоглощающей ненавистью.
Он, как одержимый, дернулся с места и точно бы накинулся на отца, если бы тут же его не схватил Альберт и не прижал к себе.
– Убью! Убью! Мама! – не унимался мальчик, вырываясь из рук алхимика.
– Убьёшь? – усмехнулся отец. – Ах ты щенок неблагодарный... Я кормлю тебя. Я! Ты такой же, как и твоя мамаша... Щас я тя научу, как папку любить.
Отец, немного пошатываясь, направился к сыну, по пути взяв нож со стола. Альберт потянулся к мечу, но мальчик продолжал истерично кричать и дёргаться, тем самым не давая обнажить клинок.
Алхимик видит – дело плохо. Мужчина был уже совсем рядом. Он хотел хотя бы увернуться, отскочить в сторону вместе с ребёнком, но, к его счастью, через мгновение в этом не было нужды. Большой кулак Кайга ударил в тучное, щетинистое лицо отца, после чего тот, выронив нож, обмяк и упал навзничь.
Глаза мальчика округлились.
Альберт воспользовался его ошеломлением – достал одной рукой небольшой мешочек, взял из него горстку порошка и поднёс её к носу, чтобы ребёнок вдохнул.
Мальчонка не успел ничего понять. Вскоре он успокоился, а затем и вовсе уснул.
Альберт положил его на пол и подбежал к матери. Женщина лежала на боку, лицом в луже собственной крови. Рядом были рассыпаны толстые осколки глиняной миски. Алхимик перевернул женщину на спину. Множество синяков и ссадин покрывало её лицо, впрочем, не только его. Её шею и худые руки покрывали красные пятна да царапины.
Алхимик приложил ухо к её груди.
– Она мертва, – еле слышно заключил он. – Что он сделал с ней?
Эйсон присел на корточки напротив Альберта.
– Взгляни. Кажется, он пробил ей голову глиняной миской. А перед этим хорошенько побил.
Альберт начал рыться в торбе, искал кусочек стекла, который оставил на всякий случай. Он надеялся, что ошибся, что стекляшка запотеет у её искривленного, окровавленного носа. Но она в самом деле была мертва.
Видя искалеченное женское тело и лежащего рядом мальчика, перед глазами Кайга вновь предстал тот далёкий день, когда начался его полный боли и страданий путь, тот день, о котором он и не мечтает позабыть.
Наблюдая за безуспешными попытками Альберта, здоровяк медленно подошёл к пьяному мужчине, лежащему без сознания.
– Кайг? – протянул Эйсон. – Ты чего?
Друзьям и невдомек было, что за плоской, пустой маской глаза Кайга вновь вспыхнули той яростью, какой он упивался много лет и которую так старался теперь подавить. И до сегодняшнего дня это удавалось ему успешно. Но что-то опять щелкнуло в закоулках его разума.
Прежде чем Эйсон подскочил, Кайг успел нанести отцу мальчика пару размашистых ударов в лицо. После недолгой борьбы и таких же недолгих уговоров остановится, здоровяк откинул друга в сторону, как мешок картошки, и со всей силы наступил на колено лежащему мужчине.
Раздался крик и хруст.
Возможно, Кайг бы на этом не остановился, но тут между ним и отцом встал Альберт.
Алхимик выставил руки перед собой.
– Кайг! Хватит!
На этот раз здоровяк остановился. Стоял перед Альбертом и громко дышал.
Под маской его лицо было иным. Утратило привычное друзьям спокойствие и невозмутимость. Кайг оскалился подобно тому демоническому зверю, что восседал на одной из башен храма прошлой ночью.
– Кайг, зараза… – прокряхтел Эйсон, схватившись за спину. – Что на тебя нашло?
Зеленокожий мечник не ответил. Он постоял немного, а после молча вышел из избы.
3
Друзья нашли Кайга за деревней, у опушки рощи. Он сидел, опершись спиной об ствол дерева, и рассматривал свою чёрную маску. Его меч лежал на траве возле него. На толстом дубовом стволе виднелось несколько глубоких зарубин. Ещё спящего мальчика Альберт принёс на руках.
Эйсон первым подошёл к Кайгу, встал перед ним, но тот и не взглянул.
В их сторону тяжело и медленно двигалась огромная тёмно-лиловая туча, уже поглотившая солнце. Воздух всё больше наполнялся влажным холодом. Вдалеке сверкнула молния.
– Ну что? Успокоился?
Не услышав ответа, Эйсон скривил рот, выдохнул и присел на корточки.
– Знаю, – продолжил он, – мы договорились не теребить раны прошлого, но хотя бы кратко объясни, что произошло.
– Не будем об этом, – пробасил Кайг.
– Согласен, это стоит обсудить, – закивал Альберт. – Но сейчас нужно решить, что делать с мальчиком.
– А чего тут решать? – поморщившись, оглянулся Эйсон. – Оставим его здесь. У нас нет времени с ним возиться.
– Что? Хочешь оставить мальчика с таким отцом?
– Ал, как-нибудь потом откроешь приют для сироток, – усмехнулся Эйсон и отмахнулся рукой.
Алхимик поджал губы.
– Ну уж нет, – замотал он головой. – Одного ребёнка мы уже погубили. Обрекли на невесть какое существование. Этому мы точно поможем.
Кайг взглянул на свой меч и вновь вспомнился об отце. За сегодняшний день это случилось уже дважды.
– Знаю одно место, куда можно пристроить мальчишку, – произнёс он.
Друзья удивлённо глянули на него.
– Что за место? Далеко? – спросил Альберт.
– У подножья Хребта Латтана живёт одинокий кузнец. Старик вреден и ворчлив, но о мальчике позаботится. Заодно и меч мне наточит. Ведь он его и создал.
Альберт задумался.
– Мы потратим на это три дня пути. Не меньше, – недовольно проворчал Эйсон.
– Да, – согласился Альберт с ним, – это крюк. Но всё же не такой большой, если учесть, что мы не знаем толком, где этот подземный город.
Кайг поднялся на ноги, повесил меч за спину.
– Я бы даже сказал – это будет по пути. Мне уже давно пора заточить меч. Да и про город, думаю, старик чего подскажет.
– Чёрт с вами, – нехотя согласился Эйсон.
– Мама? – послышался голос мальчика. – Дядьки, где моя мама? Что с ней?
Ребёнок сидел на луговой траве и крутил головой, спросонья не понимая, где находится.
Наёмники переглянулись. Как им сказать мальчику об этом несчастье? Какие слова подобрать?
– Мне очень жаль... – извиняясь произнёс Альберт. – Твоя мама… Она…
Он вдруг замолчал. Слова, словно рыбья кость, застряли в глотке. Алхимик не смог дальше выдавить из себя ни звука.
– Зачем вы принесли меня сюда? – продолжил мальчик, но тут воспоминания сами дали ответ. Дрожащим голосом он спросил самое важное, что его волновало: – Она жива?
Альберт сначала не двигался, а потом опустил глаза и едва заметно замотал головой.
Мальчик сначала долго смотрел на троицу. Думал, что эти незнакомцы обманывают его или просто зло шутят, как дети из его деревни. Но ни перешёптываний, ни ехидных усмешек не было.
Схватившись за голову, он согнулся, коснулся лбом коленей. Его маленькие худые ручонки крепко сжали каштановые локоны.
Мальчик задрожал, а после начал рвать на себе волосы, кричать и плакать. Его неудержимый истошный вопль разнёсся по всей округе.
Самое страшное, то, чего он так сильно боялся, случилось. Мамы, единственного человека, который любил его, больше нет. Последний лучик света в его жизни погас. Сейчас этот несчастный мальчишка оказался в полной темноте отчаяния, не понимая, что ему делать и как жить дальше.
Что-то беззвучно, безмолвно надорвалось, лопнуло внутри него, и он смолк.
– Убью. Убью. Убью… – зашептал мальчик. Из его раскрытых глаз текли слёзы.
Ребёнок поднял голову и взглянул на троицу, затем приподнялся и сразу встал на колени.
– Прошу, пожалуйста… – пополз он к наёмникам. – Дайте мне нож. Я... я всё сделаю. Можете меня хоть в рабство продать. Но, пожалуйста, дайте мне нож. Он должен ответить. Ответить за всё…
Альберт смотрел на мальчика и, видя его глаза, чувствовал, как что-то щемит в груди. В горле ощущался застрявший ком.
Эта картина кое-что напомнила Эйсону.
– Как тебя звать? – спокойно спросил темноглазый наёмник.
Мальчик остановился.
– Ярон, – ответил он.
– Ярон, значит. Неплохое имя. Так вот скажи мне, Ярон, ты хоть раз держал в руках нож? А умеешь ли им пользоваться? Нет? Как же ты тогда справишься со взрослым мужчиной? Или ты решил убить отца, пока тот спит? Так знай – это поступок труса.
Эйсон сделал несколько медленных, плавных шагов и присел на колено рядом с мальчиком. Он посмотрел в точно такие же, как у него самого, тёмные, глубокие глаза. На короткий миг наёмнику показалось, что он смотрится в зеркало.
– Поверь, я знаю, чего сейчас желает твоё сердце. Я долго жил местью и всё знаю о ней. Пойми – враг должен страдать. Он должен отчётливо видеть твоё лицо, должен понимать чья рука отнимает его жизнь. Только тогда месть свершится. Только тогда она будет иметь смысл. Но сейчас ты слишком мал и слаб.
Мальчик утёр рукавом рубахи глаза и снова взглянул на Эйсона.
– Что же мне делать?
– Тебе нужно выбрать: можешь вернутся к отцу и убить его. Возможно, он ещё спит. Или можешь пойти с нами. Мы отведём тебя к человеку, который позаботится о тебе, пока ты не подрастешь и не наберёшься сил. Тогда у тебя будет шанс отомстить.
Ярон оглянулся и посмотрел в сторону своей деревни. Была ли хоть одна причина возвращаться обратно? Хоть что-то помимо мести?
Когда пьяный отец выгонял их с матерью из дома и им приходилось ютиться в грязном хлеву, Ярон не раз говорил, что лучше жить со скотом, лучше мириться с мерзким запахом навоза, чем с вонью, оскорблениями и побоями отца.
Он никогда не хотел возвращаться в тот дом. Специально подолгу гулял, терпел одиночество, насмешки и побои от соседских мальчишек. Делал всё возможное, чтобы как можно дольше не быть дома. Каждый раз он надеялся, что, придя, застанет отца уже спящим. Но такое счастье редко выпадало на его долю. Даже коротая время среди деревьев и речушек, вдали от криков отца, он всё равно постоянно гадал как же сильно сегодня достанется матери. Страх вечно сковывал его сердце. Но теперь… Теперь уж ничто не держало его здесь.
– Заберите меня отсюда, – как-то не по-детски серьёзно сказал он.
– Хорошо. Скажу один раз – нытье мы слушать не будем. Нам и его хватает, – Эйсон показал большим пальцем на стоящего позади Альберта. – До завтра привала не будет. Так что, сходи по нужде, если хочешь, а в остальном терпи и не отставай.
Ярон кивнул. Наёмники развернулись и двинулись в путь.
– Милсдари... – вдруг опомнился мальчик. – А как мне вас называть?
– Я – Эйсон, – представил темноглазый наёмник сначала себя, – а это Альберт и Кайг.
Ярон успел увидеть, как последний скрывает своё зелёное лицо за маской и капюшоном. Но это не напугало его. Он прекрасно знал лицо настоящего монстра.
Мальчик вскочил на ноги, ещё раз утёр глаза от слёз и побежал за троицей.
– Эйсон, – шепнул алхимик. – То, что ты сказал... Это неправильно. Ты правда хочешь, чтобы мальчик пошёл этим путём? Хочешь, чтобы из него вырос пустоцвет?
– Лучше уж такая цель, чем совсем никакой.
Альберт недовольно нахмурился, обернулся, увидел догнавшего их Ярона. Он хотел ещё что-то возразить Эйсону, но решил промолчать при мальчике.
Вскоре они вчетвером скрылись в роще, оставив деревню позади.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Любимая из древнего кургана
Археологи готовились вскрыть скифский курган. С помощью спецтехники уже был срыт верхний пласт и предстояла работа руками. Тогда-то и произошла эта история...
Андрей ждал каждую ночь с нетерпением. Ведь во сне его ждала она. Эта, невысокого роста, очень красивая девушка в одежде древнего воина стала приходить к нему во сне ещё неделю назад. Поначалу её образ просто появлялся перед ним. Девушка чертила рукой в воздухе какие-то знаки. Взгляд её был наполнен тоской и печалью. Она грустно качала головой, словно недоумевая, почему Андрей не может понять, что она хочет от него.
Девушка заговорила во время четвёртого своего появления. Она сказала, что зовут её Таис, и она дочь царя скифов. Таис долго рассказывала о своей жизни, о военных походах своего великого отца, в которых она сопровождала его, о несметных сокровищах, захваченных у врагов.
На пятую ночь молодому археологу приснилось, будто девушка-воин заглянула к нему в палатку и знаками предложила ему следовать за ней. Андрей вышел, и они вдвоем отправились через серую безмолвную равнину в сторону одиноко стоящего вдали шатра.
Когда они подошли ко входу в шатёр, девушка остановилась и повернулась к Андрею.
- Там, - сказала она и показала рукой на массивный тяжёлый занавес, прикрывающий вход, - мой отец. Сейчас мы войдём внутрь, и ты попросишь его отдать меня себе в жёны.
И они вошли, и предстали перед седобородый мужчиной могучего телосложения, который восседал на возвышении из шкур диких зверей. И Таис подвела Андрея к своему отцу и представила его, как своего будущего мужа. И Андрей, низко поклонившись и встав на колено, попросил царя руки и сердца его дочери.
- Да будет так! - воскликнул царь скифов.
В его руках появились два золотых браслета. Таис подошла к нему и с поклоном приняла их. Один из браслетов девушка надела на запястье Андрея, а другой на свою руку.
- Теперь мы - муж и жена, - произнесла она, глядя в глаза Андрею, - И всегда будем вместе...
...Андрей проснулся среди ночи и так и не смог уснуть до самого утра.
К вечеру древнее захоронение наконец было вскрыто. Посреди довольно большой, прямоугольной формы, погребальной камеры археологи обнаружили останки молодой девушки-воина. По большому количеству золотых изделий, которые находились внутри гробницы было сделано предположение, что девушка принадлежала к знатной семье, возможно к царскому роду.
Андрей долго боялся войти в усыпальницу. Наконец, когда весь коллектив собрался возле палатки руководителя экспедиции, чтобы отметить великолепную находку шампанским, он решился. Преодолевая дрожь в коленях, он спустился в погребальную камеру.
Это была она! Его Таис. Он узнал её сразу же. Андрей даже не замечал того, что безжалостное время сотворило с телом его возлюбленной. Он видел только спокойно и безмятежно спящую прекрасную девушку в одеждах древнего воина.
И тут Андрей заметил золотой браслет, зажатый в пальцах Таис. Второй, точно такой же, был одет на её запястье.
- Мы сссскоро будем вмессссте, - прошелестел ветер над головой у Андрея, - Я жду тебя, любимый...
Андрея нашли рано утром в палатке. Его бездыханное тело с раскинутыми в стороны руками лежало на полу. На запястье правой руки сверкал браслет, который он вне всяких сомнений взял из скифской усыпальницы.
Широко открытые глаза Андрея смотрели вверх, в какую-то бесконечную даль за гранью этого мира. А улыбка, застывшая на его губах, словно безмолвный знак избавления от тяжкого груза, ещё долго стояла перед глазами всех тех, кто в тот день пришёл проводить его в последний путь. Путь вне времени. Путь в бесконечность.
Эта и другие истории взяты с моего телеграм-канала https://t.me/mysticfor
PEACE SELLS
А вы когда - нибудь исповедовались Черному монаху? Нет? Я так и знал. Он редко допускает к себе на аудиенцию. Но мне повезло. Сегодня ночью он сам заглянул ко мне на огонёк. Я предложил ему грог и укрыл пледом. Было видно, что он сильно встревожен. Только у меня он был в относительной безопасности. Я был тот, кто помогает "заметать следы" и умел хранить тайны.
- What do you mean, I don't believe in god?, - начал он мне свою исповедь.
- А можно по - русски. Не хочу сегодня напрягать мозг, - ответил я. - И никакой латыни, прошу тебя, мой Друг. Так нас точно не поймут. Тут везде уши...
- Хорошо. Как скажешь. Просто я очень устал. Везде Ад. Мир сошел с ума. Ладно. Слушай и запоминай.
Черный монах плеснул себе в кружку добрую порцию грога, выпил залпом и начал изливать мне душу.
- Что значит, я не верю в Бога? Я говорю с Ним каждый день. Что значит, я не поддерживаю вашу Систему? Я обращаюсь в суд, когда мне надо, даже у вас, на Земле. Что значит, я не прихожу на работу вовремя? Думаешь, мне больше нечего делать? И что значит, я не плачу по счетам? Почему ты считаешь, что я разорен, а?!
- Я так не считаю. Наоборот...
- Не переживай. Я не об этом. Все просто. Надо срочно найти другой путь. Если есть другой путь, я встану первым в очередь! Но пока лучше ещё немного поработать...
- Не обижай меня. Хоть ты не разбивай мне сердце.
- Что значит, я ранил твои чувства? Я не знал, что они у тебя есть.
- Я всегда отличался природной скромностью.
- Браво. Ты ещё не разучился шутить. Но. Ты же знаешь, что я тоже не такой, как все? Просто не такой, как ты.
- What do you mean, - он снова перешёл на английской. - Прости. Что значит, мне не стать президентом или королем? Да раз плюнуть. Но зачем? Оно мне надо? Я не хочу, чтобы меня проклинали всем миром, как этого...
- Т-с-с. Везде ушки. А вдруг они и меня стали слушать. Сейчас не то время. Продолжай.
- Андестенд. Ужас. Даже у тебя стало опасно. Чудовищные времена!
Монах огляделся. Кроме теней, в кустах никого не было.
- Скажи-ка, Амигос, это все ещё "Мы — люди?". Так? Может всё - таки есть другой путь? Я хочу быть первым в другую жизнь! Кстати. Ты можешь повесить ценник на Мир? А?
- На Мир???
- Да. Ты разве не знал, Мир продается?
- Догадался уже?
- А кто его купит? Не знаешь?
- Нет...
- А я знаю. Они давно его купили. Эти тринадцать жирных котов. Поэтому я тут.
- Я могу тебе помочь?
- Нет, нет, нет, нет!!! МИР ПРОДАЕТСЯ...
Буду рад видеть тут https://t.me/proshara888
Партурнакс должен умереть!
Это случилось... столько лет прошло, я даже не помню. Этот день - как картина старого фильма, черно-белая ряб, человеческое лицо Сераны светится от счастья. Мы впервые за долгое время смогли прогуляться вместе. Как только я оказался в Рифтене, я предупредил Бриньёльфа о том что рвану в форт Стражи Рассвета. Там, наверное, меня уже ждёт Серана, мы договорились с ней что совершим подъём до самой Глотки Мира. Она пылала восторгом когда представляла, как будет смотреть на раскинувшиеся словно на ладони широты Вайтрана, как увидит за тучами очертания Фолкрита, как возвысится над всеми известными горами и хребтами вдыхая самый свободный воздух уже будучи живой. И вот, я вошёл ущелье, прошёл пост, открыл ворота - а она уже ждала меня в центре главного зала. Когда я сказал, что мы выдвигаемся с её губ сорвалось это чудное: "Ладно."
Она улыбнулась так, словно была посвящена в какую-то тайну.
Мы шли и бесконечно болтали. Я рассказывал о том как провёл день, о своей работе в реальном мире, о том что готов променять всё что имею за то чтобы переместится в Скайрим окончательно. Она как обычно комментировала происходящее. Смеялась над моими шутками. Пыталась вести себя так, будто ничего не задумывала. Когда мы поднялись к Высокому Хротгару - за плечами у нас уже было три игровых дня. Мы не сильно торопились, осматривая каждый закоулок. Помню, я хотел показать ей убегающую лису, мы рванули за ней вдоль реки, пробежали километров пять наверное! А потом долго наблюдали за тем как милое и беспомощное существо высматривает в тундре еду. Там мы и заночевали. Когда я смотрел на звёздное небо, я рассказывал Серане про то что каждая звезда - это на самом деле перк. Вряд-ли она поняла о чём я, но наверняка знала про созвездия воина, мага, и так далее.
Так вот. Перед нами открылись ворота Высокого Хротгара. Арнгейр встретил меня как всегда радушно, он когда он понял что мы поднимаемся к Партурнаксу резко замолчал. Возможно, дело в том, что Арнгейр уже тогда знал, что Партурнакс в плохом расположении духа. Мой друг убеждал меня, что Арнгейр прекратил диалог якобы потому, что я нажал эс-кейп, но он за это поплатился, не переживайте...
Я развеял бури криком. Я применил заклинание успокоения на ледяных приведений. Ведь я маг иллюзии и изменения, в основном... У меня не было желания заставлять несчастную Серану, и без того уставшую от подъёма, доставать оружие. И вот мы оказались на вершине. Серана смотрела и не верила своим глазам. Я был счастлив, что мне удалось удивить её.
Но внезапно запахло опасностью. Закрутилась та ужасная мелодия, как будто рядом враг. Ледяное приведение последовало за нами, и ударило меня в спину. Серана тут же достала кинжал, а я побежал в сторону стены слов, чтобы прочитать заклинание исцеления. Удар был сильным, я потерял большую часть здоровья, и второй удар точно бы меня прикончил. Серана должна была действовать быстро. Она запустила свитками огненного шара в эту тварь, и убила её.
Один свиток не достиг цели. Он попал в Партурнакса, сняв с его жирной и наглой туши меньше одного процента здоровья. Но этого оказалось достаточно чтобы мерзкая тварь пришла в ярость. Секунда, две... он уже приземлился рядом с Сераной, я стою в оцепенении и не знаю что делать. Она умоляюще посмотрела в мою сторону и исчезла в пасти чудовища. Я закричал, я был в ужасе когда он сплюнул её словно мусор, и она полетела вниз, на скалы. Магия, крики, бесплотность - я прыгаю за ней. Я вижу как её тело приближается к земле с каждой секундой. Магия, крики, стремительный рывок - я близко, но ничего не могу сделать. В общей сложности мы падали 15 секунд, но для меня это оказалось целой вечностью. Я видел её искорёженное ужасом лицо. И вот, падение. Серана упала в реку. Я был метрах в двадцати, и сразу побежал к ней. Но течение уже унесло её далеко. Я шёл по берегу в течении трёх дней, трёх не игровых - а реальных дней. Пока не наткнулся на тёмный силуэт рядом с мостом, ведущим к Маркарту. Возле трупа кучковались грязекрабы, которых я без жалости уничтожил. Серана была мертва. Это был не баг и не сон, Партурнакс убил её за то, что она защитила меня.
Я осмотрел её тело и в инвентаре, по мимо подаренных мной ядовитых колокольчиков, лежало золотое кольцо. Теперь я понял, что она пыталась скрыть до того момента, пока мы не поднимемся.
Мой друг убеждал меня, что я это кольцо ей положил сам, а потом просто забыл... он думал я помешался, но как только в моей руке заблистала кухонная сталь - он прикусил язык. Жалкий драконофил.
Она хотела сделать мне предложение. Там, на вершине Мира, началась бы наша беззаботная жизнь где-то далеко от ужасов гражданской войны, мы бы уехали туда куда не залетают обреченные на медленное угасание без своего повелителя драконы. Без гонцов, без стражников, без ярлов и их поручений. Без даэдра и аэдра, без братьев бури, империи и талмора. Но она мертва.
Я попытался вернутся назад, но сохранение было повреждено. Всё было кончено. Я взял её тело, и понес к Храму Небесной Гавани. Я рыдал до тех пор пока не дошёл до туда. Первой меня увидела Дельфина. Она посмотрела в мои глаза, наполненные отчаянием, и всё поняла. Она не была удивлена, но её тяжёлый вздох выражал сочувствие и как бы говорил: "Я предупреждала..."
Мы похоронили Серану под деревом на тренировочной площадке. Я уже не мог плакать во время церемонии, во мне не было никаких физических и моральных сил. Спустя сутки меня истощённого занесли в Храм, и уложили в кровать.
Не знаю, сколько я спал, но разбудил меня гонец. Он передал мне наследство. Всё что Серана имела она передала мне. Она точно знала, что может мне доверять. Я отошёл от компьютера и забился в угол, я не мог понять зачем мне теперь нужно существовать. Всё что мне было нужно уничтожено. И кем? Партурнаксом... вдруг, в моей голове пробудилась жажда мести. Первобытная, лишенная всякого сострадания мысль, навязчивая как мелодия - убить. Убить Партурнакса. Партурнакс должен умереть.
Я перековал доспехи клинков, выхватил из арсенала Бич Драконов и рванул туда. На вершину мира. Я должен был сделать то, что следовало сделать сразу.
И вот, я стою перед ним с обнаженным, пылающим возмездием клинком. Он смотрит на меня как ни в чём небывало. Корчит из себя философа, который не может атаковать первым. Доказано, впрочем, в этом все мы грешны, что набожным лицом и постным видом даже чёрта способны обсахарить. Я не строю из себя Гамлета, я пришёл мстить. Магия, Крики, Драконобой - z. Тварь приземляется на заснежённую вершину, и я с криком бросаюсь кромсать чудовище. Мы бились не долго, настолько он оказался жалок. Когда он уже склонился в привычной для драконов позе неспоротивления я сказал ему: "Сражайся.Сра-жай-ся."
Он попытался бежать, но я испепелил его молниями как только он взмыл в небеса, пытаясь удрать в сторону Вайтрана. Теперь он мёртв.
Эти несколько суток за компьютером изменили всё. Моё сознание медленно искажалось с каждым убитым драконом. Всё моё прохождение было зациклено на поиске и жестоком убийстве крылатых тварей. Я не делал больше ничего. Я купался в костях поверженных ящеров, душ становилось всё больше, я искал самые изощрённые способы убийства. Я не знал покоя, пока все они не окажутся лишь пылью, воспоминанием в моей коллекции костей, криком который убьёт ещё тысячи тысяч их сородичей.
Я знал, что главный виновник в смерти Сераны всё ещё ждёт меня на вершине Глотки Мира. Арнгейр. Он знал, он все знал и убеждал меня в том, что Партурнакс безвреден. Он учился у этого монстра, и живёт в соответствии с его философией. Я должен был убить и его. Я прокрался в его спальню, я создал яд который будет наносить ему 1 единицу урона в секунду течении двадцати часов. Я отравил его и потом я просто наблюдал как он умирает в собственной блевотине.
Я буду убивать драконов до тех пор, пока весь их поганый род не исчезнет. Я буду убивать тех, кто смеет заключать с драконами союзы и защищать их, пускай даже словестно.
Все, кто стоит на стороне Партурнакса - вы ничтожества. Я найду вас в реальности и разобью ебальник. Партурнакс должен умереть!
Стиратель
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Сердце саламандры
- ...Эти существа очень похожи на людей, - звучал в лесной загородной тиши мелодичный голосок Дины. В нём совсем не было мистического или пугающего, но обстоятельства превращали голос девушки в самую загадочную вещь на Земле. – Днём ты не отличишь саламандру от обычного человека, да и ночью тоже. Вернее, большую часть ночей. Когда же небеса заволочёт облаками цвета мокрого от дождя пепла и опустится вязкая потусторонняя мгла, настаёт их час. Что бы ни говорили люди о полнолунии, а наиболее сильна Луна в три-четыре дня посреди цикла. Согласно древним легендам, это время активности злых сил, скованных светом.
Весело трещал походный костёр, разбрасывая вокруг себя яркие искры. Правда, присутствие языков пламени почему-то не радовало, а сковывало и напоминало о холоде ранней осени. Дена и Дину окружала мягкая палая листва, голые и то ли сонные, то ли задумчивые деревья и чистые звёздные небеса. Крутобокий спутник планеты, похожий на зачерствевший сыр и одновременно на фонарь из лавки старьёвщика, превращал проплешину, где очутились парень с девушкой, в жёлтое озерцо посреди чёрного моря.
- Что значит «скованных светом»? – ёжась и кутаясь в спортивную куртку, спросил Ден.
Девушка пожала плечами, подбрасывая в костерок сухих веток.
- Как тебе наверняка известно, - заговорила она, - издавна ведётся борьба света с тьмой. Свет – олицетворение добра, знания, ума, а тьма – юдоль злых, коварных, потусторонних сил. Но дело в том, что некоторые создания, принадлежащие вроде бы свету, на самом деле рождены темнотой. Так и саламандры – дети обманчивого огня. Лишь настоящее добро способно одолеть их.
- Слышал, они не всегда мерцают и плюются огнём. Да?
Дина кивнула.
- Саламандры во всём похожи на людей, кроме одного: в середине цикла Луны власть над ними захватывает огненное начало. Горит их сердце, обманным, злым огнём, и от этого начинает полыхать всё тело. Оказавшийся в объятиях саламандры несчастный погибает мученической смертью, обращаясь горкой серого праха, а чудовище выпивает его жизненную силу, которой хватит, чтобы продержаться в человеческом виде ещё один цикл.
Ден хмыкнул.
- Невесёлая перспективка. Значит, если встретишь такую вот тварюгу, живым не уйдёшь?
- Скорее всего, - понизив голос, таинственно проговорила Дина. – Конечно, их, как и любое создание, можно убить, но для этого нужен особый металл в особых обстоятельствах.
- В смысле?
Но Дина не ответила – она широко зевнула и предложила ложиться спать: по дороге к водопаду им завтра предстояло пройти несколько километров лесом, а под конец преодолеть крутой и глубокий овраг.
- Занесло же нас, - с каким-то даже удивлением произнёс Ден.
Ночь приняла его слова и вернула назад, окутав неясным эхом.
- Сам захотел. – Дина улыбнулась.
- Это точно. Так же как и послушать на сон грядущий о здешних достопримечательностях, которым место в «Секретных материалах» и «Докторе Кто». Уснуть бы теперь. – И Ден подмигнул, намекая, что это была шутка. – Откуда тебе столько известно о всякого рода жути? – спросил он подругу.
- Хорошо училась в универе, - поднимаясь с поваленной сосны, объяснила та.
Затем они достали спальные мешки, улеглись в них и, пожелав друг другу спокойной ночи, уснули под протяжные, похожие на детский плач крики совы.
Ден не смог бы объяснить, что его разбудило: некое еле уловимое ощущение чужого присутствия. Когда ты спишь один в комнате и вдруг понимаешь, что рядом находится кто-то ещё, то испытываешь схожее чувство. Однако сейчас к нему прибавилось нечто такое, отчего мурашки пробежали по спине.
«Что происходит?» - задумался парень, открывая глаза и привыкая к ночной темноте.
А ощущение, между тем, не отступало – наоборот, усиливалось. В поле зрения попал краешек костра, и Дену тут же показалось, что это горящие ветки во всём виноваты. Он поднёс к глазам руку с электронными часами, нажал кнопку, и на циферблате в пучке зеленоватого свечения отобразились цифры «3:27».
Половина четвёртого... И что же ему не спится? Неужели наслушался страшных историй от Дины да разбередил воображение? Вообще-то он всегда был творческой натурой – не зря же учится в художественном. Впрочем, к впечатлительным себя не относил.
Внезапно к непонятному чувству, морозившему кожу, прибавилось осознание неправильности происходящего: где-то рядом творились странные вещи, не характерные для привычного мира. Во всяком случае, именно так чудилось. Или Ден попросту не до конца проснулся?..
Неожиданно он догадался; вмиг озарение забилось внутри черепной коробки птицей, запертой в клетке. Костёр! Они же не подкладывали в него веток – он должен был давным-давно потухнуть!
В следующее мгновение Дена тяжело придавило к земле, буквально пригвоздив на месте. Там, где предмет касался тела, то есть в области груди, зародилось и усиливалось жжение, будто под одежду попал раскалённый уголёк.
Стараясь осмыслить происходящее, Ден завертел головой, и в поле зрения попала отсвечивающая красным и жёлтым фигура. Именно её он принял за костёр. Когда фигура приблизилась, Ден с изумлением и ужасом узнал в ней Дину. Абсолютно голая, нагнувшаяся над ним девушка светилась нереальным огнём. Глаза двумя прожекторами пробивали окружающую туманную дымку. По коже бегали, вспыхивая, исчезая и появляясь вновь, язычки пламени. Руки-ноги и туловище костлявые и какие-то... мазутно-чёрные. Раскрылся рот, обнажив не ровные белые зубки, а длинные острые клыки.
Точно в кошмарном сне, Дена охватило чувство отчаяния и безотчётного страха... вот только всё творилось на самом деле! Он заворочался на месте, пытаясь выбраться из-под того, что оказалось жилистой, монструозной, удивительно сильной рукой. Взгляд случайно зацепил кусок неба: купол мироздания заполонили пузатые, цвета мокрого асфальта облака.
- Ну, как тебе саламандры вблизи? – послышался мерзкий голос, лишь отдалённо напоминавший Динин.
А потом окружающее пространство сотрясло нечто среднее между звериным рыком и оглушительным хохотом.
Тело «Дины» всё больше приобретало в цвете, становясь ярко-оранжевым и уже слепя глаза Дена. Парень задыхался. Он не оставлял попыток вырваться, только всё тщетно.
Вдруг на придавившей его руке вспыхнул огненный колосок и распространился к пальцам и плечу монстра. Жжение в груди стало нестерпимым. Саламандра готовилась испепелить его и выпить жизненные соки!..
Прекратив дёргаться, Ден машинально потянулся к обжигающему грудь предмету; тот располагался под тёплой осенней рубашкой. Саламандра надавила сильнее, и Ден почувствовал, что ему критически не хватает воздуха.
- Скоро... – переходя на почти не различимый, демонический шёпот произнесло дитя тьмы и ночи.
И тогда Ден закричал; в этот звук он вложил весь гнев и всю ярость, всю боязнь смерти и всю жажду жизни, которые усилились стократно. Тысячекратно!
Пальцы Дена сжали предмет, что жёг грудь, и их тоже пронзила резкая, едва переносимая боль. Но пойманному парню было безразлично. Пан или пропал, решил он, а может, что-то за него, некий внутренний, обычно слабоощутимый глас. Рука рванулась из-под куртки и воткнула в пасть саламандры раскалённый предмет.
Голосовые связки твари родили отвратительный полукрик-полухрип. Предмет застрял в глотке саламандры. Та отпустила Дена и отступила. Она пыталась дотянуться до того, что сидело внутри и мешало дышать, взять его, вынуть, но каждый раз, когда изогнутые пальцы с кривыми когтями касались вещи, над ночной землёй проносился новый вопль. Саламандра не могла схватить это.
Минуло около минуты борьбы, однако Дену подумалось, что прошло несоизмеримо больше времени. Открыв пасть до предела, саламандра истошно закричала – и горячий предмет провалился внутрь огромной глотки. Ноги чудища подкосились, извивающееся худое тело рухнуло на колени, потом упало на бок и забилось в конвульсиях. Что-то светилось в области тёмного сердца, испепеляя его. Саламандра хрипела. Постепенно огоньки перестали вспыхивать на тёмной коже, и вскоре пламя погасло вовсе; чёрная фигура замерла.
Затаив дыхание, Ден следил за пугающими метаморфозами, которые разворачивались буквально в полуметре от него. Безветрие родило внезапный и притом достаточно сильный порыв ветра. Воздушный язык лизнул замершее, изогнувшееся тело – и развоплотил его: саламандра просто взяла и в единый миг исчезла. Была, а теперь нет.
И лишь звёзды безразлично взирали с прояснившегося небосклона...
Отдышавшись и более-менее придя в себя, Ден поднялся на ноги. Он ощупал грудную клетку, но боли не почувствовал; рука под одеждой также не нашла ни малейших признаков ожога.
Саламандра испарилась, бесследно, не оставив после себя ни пепла, ни плоти, ни кожи – ничего. Однако в сознании остался образ горящего чудища. И Дины в человеческом обличии.
В пожухлой траве, тоже не сохранившей следов огня, лежало его спасение. Ден нагнулся и поднял серебряный крестик. Стиснул в кулаке, прижал к груди, огляделся. Кругом, во вновь правившем бал безветрии, высились неподвижные деревья-тени. Лунный свет падал прямо на него. С небосвода широко раскрытым ртом усмехался вечный спутник Земли.
Ден вспомнил, как далеко забрался от дома, и тяжело вздохнул: ему ещё предстояла обратная дорога. И, наверное, это самое лёгкое, что ожидало уставшего парня в совершенно новой жизни – между светом и тьмой.