Тёплый июльский вечер. Я признаю проблему: злоупотребляю транквилизаторами, деликатно выписанными мне психиатром. Забываю недели и месяцы, потому что в них был алкоголь. Признаю, что зависима – в связи со многими факторами моей жизни. Я привыкла испытывать перманентную тревогу, доводящую до тошноты и суицидальных мыслей. Всё в порядке, и я борюсь. Глупым способом, который всё-таки выбирают многие, – употреблением ПАВ.
Июльский вечер, и я приезжаю в странный двухэтажный дом с решётками на окнах. По телефону сказали, что это лучший своего рода «санаторий» Краснодара. Обещали улучшить здоровье и помочь побороть проблему: бассейн, групповые терапии, трёхразовое питание. Попробовать справиться с помощью специалистов – неплохая идея. Только вот специалистов там совсем не было. Всё прилично: директора, консультанты, психологи, условия общежития, общая столовая, чистые комнаты и приветливые люди. «В принципе, можно задержаться…» Документы и телефон запирают в сейф.
«Странно, а как же мне связаться с родителями? Уехать домой, когда я захочу?». Жаль, но программой выздоровления это не предусматривалось. Для людей, ведущих этот бизнес, важно удержать платёжеспособных клиентов в реабилитационном центре, да как можно дольше. Поэтому алко - и наркозависимым, прибывшим на реабилитацию (в большинстве случаев не по своей воле), не дают с кем-либо списываться или созваниваться. Да и выйти из запертого на две двери дома тоже никто не даст. (Здесь стоит отметить важность наличия решёток на всех окнах. Сам факт, что оттуда пытаются и не могут сбежать, ужасает. Это что, тюрьма? Да, тюрьма. За которую ты ещё и платишь).
И правда, странно… «А если я не хочу здесь больше оставаться?». Через пару дней я понимаю, что нужно открыто заявить о своём нежелании находиться в центре. Условия и отношение к реабилитантам начинают меня «смущать». Мне это не подходит. «Я хочу отказаться от ваших услуг, пожалуйста, выпустите меня!» Меня не слышат. Страшно. Начинаю плакать. «Так, стоп! А что здесь вообще происходит? А можно увидеть ваши документы?». Директор без стеснения отвечает: «Пошла на ***!».
Я «приземляюсь». «Ладно, а как полицию вызвать? Это уже похоже на далеко зашедший пранк от моего отца. Он же знал, кому платил деньги и за какие услуги. Или нет? А кто-нибудь вообще знает, что здесь творится?». Пранк действительно зашёл слишком далеко. А последствия моего в нём несогласованного участия расхлёбываются до сих пор.
Бесконечно длящаяся полночь
Все 7 месяцев пребывания в реабилитационном центре против моей воли я каждый день просыпалась с паникой и тревогой. Старалась сохранять спокойствие и делать вид, что в полном порядке. На деле же похудела на 15 килограммов и практически лишилась сна. У меня появились паранойя, страх преследования, ночные кошмары и панические атаки.
Вместе с запугиваниями, унижениями, психологическим давлением со стороны «впередиидущих», я переживала предательство со стороны отца и всего остального мира: отказывалась верить, что мой родной папа может поступить со мной так – платить кому-то за то, что они ежедневно уничтожают меня морально.
Но ни мой отец, ни родственники других реабилитантов не имели представлений о «методах лечения». Сотрудники центра, выманивая все деньги в обмен на лживые обещания очистить клиента от зависимости, забывали о нравственных нормах, честности и правде. Обещания о качественном подходе в лечении – фикция. Реабилитант не только оставался прежним, зависимым и несчастным, но и ещё более угнетённым, униженным и тревожным. А во многих случаях – избитым и обколотым антипсихотиками.
Скорую в дом с решетками на окнах никто никогда и ни при каких условиях не вызывал. У одного из реабилитантов на моих глазах случился приступ эпилепсии. И, если бы не вовремя подоспевший сотрудник центра с уколом неизвестного состава, бог знает, что могло случиться. Многие часто жаловались на плохое самочувствие: давление, головные боли, я лично обращалась к директору центра за помощью, когда испытывала дикие приступы тревоги, доводящие до тошноты и «тряски» всего тела. В ответ меня, как и многих других, просто высмеивали и отправляли на группу «выздоравливать».
Группы – мероприятия от 40 минут до 2 – ух часов, где каждый реабилитант подробно делился травмирующими событиями, связанными с употреблением наркотиков или алкоголя. А в ответ всегда получал высмеивания и унижения от ведущего (обычно – волонтера, срок трезвости которого на несколько месяцев отличался от недавно прибывших). Но что говорить о них, если сами консультанты и директора – бывшие реабилитанты, трезвые от 1 года до 5 лет (в лучшем случае). Помимо этого, зачастую – сидевшие, хорошо знакомые с тюремным укладом жизни, который активно проецировали на методы «выздоровления» клиентов реабилитационного центра.
Какой урон в этом центре был нанесён психике и без того страдающих людей действиями консультантов по химической зависимости? Или они всё-таки имели право так поступать с зависимыми? Пожалуй, между «помочь выбрать верный путь, открыть глаза на проблему, оказать психотерапевтическую поддержку с согласия резидента» и «унизить, запугать, подвергнуть насильственной депривации» есть большая разница.
Меня часто спрашивают: «Какой, черт возьми, был выбор у зависимых? Если сами они не могли остановиться, если их родственники страдали от бесконечных разрушений, причинённых в периоды употребления, если жизни зависимых были похожи на ад?» Выбор есть всегда. Мириться со знакомым злом или стремиться бегством к незнакомому. Взять на себя ответственность за происходящее или переложить её на других. В конце концов, каждый зависимый – глубоко травмированный, несчастный ребёнок, не имеющий инструментов борьбы с демонами, пожирающими жизненные ориентиры.
Силовики в официальных костюмах
Когда я собралась подлечить психику и побороть зависимость от бензодиазепинов, мне стало интересно, что заявлено на официальном сайте реабилитационного центра, и вот, что о нем там говорится:
«коллектив клиники "***" – квалифицированные специалисты с богатым опытом борьбы с различными видами зависимостей. Все виды помощи в лечении алкогольной и наркотической зависимостей: от выезда нарколога на дом до полной реабилитации и восстановления личности».
Также на официальном сайте центра даётся следующая информация:
«Принудительное лечение алкогольной зависимости – это агрессивный подход к разрешению проблемы своего близкого. В случае резкого размещения зависимого в клинику без какого-либо его согласия можно довести человека до стресса и депрессии, что негативно скажется на его психоэмоциональном здоровье.
Размещение в клинике без согласия пациента является недействующим вариантом лечения с благоприятным окончанием лечения. Человек, который не замотивирован в своём выздоровлении, сорвётся в первую неделю после выхода из клиники. Вы же потеряете доверие зависимого и последующее размещение станет практически невозможным и мучительным для зависимого человека.
В нашем стационаре курс лечения начинается с мотивационных разговоров, которые проводит опытный психотерапевт. Благоприятное психологическое воздействие на зависимого человека сказывается максимально благоприятно и увеличивает шансы на полное выздоровление после прохождения лечения. После приятного разговора с психотерапевтом у пациента возникает самостоятельное желание поменять свою жизнь в другую сторону и начать жизнь с чистого листа.
Лечить человека насильно, когда он не осознаёт проблемы – это бесполезная трата времени и денег. В нашей стране существует более эффективный законный метод лечения больных, которые не имеют желания лечиться.
Это интервенция алкоголиков. Что это за процедура?
Интервенция предполагает убеждение зависимого в необходимости лечения алкоголизма. Для проведения беседы на дом к человеку и его семье приезжает мотивационная бригада. Врачи мотивируют и убеждают зависимого на добровольное лечение в стационаре наркологического центра. Как правило, через несколько часов беседы алкоголик осознаёт необходимость реабилитации и соглашается на госпитализацию в стационар».
По итогу директора и сотрудники центра без всякого стеснения нарушали свои же обещания, сознательно игнорируя принципы своей деятельности. Тогда мной не понималось, таким образом работает только центр, в котором я нахожусь, или же и все остальные, «крышуемые» главным директором всех домов. С течением времени, когда из нашего дома стали увозить «неудобных» ребят и привозить реабилитантов из другого, всё стало понятнее: у каждой организации может быть около 2-х домов в одном только районе Краснодара, а в открытом доступе в интернете говорится более чем о 20-ти таких организациях.
Неправильное отношение сотрудников к реабилитантам наносило серьёзный удар по психическому здоровью крайних. Как же могли клиенты восстанавливаться, если обязавшиеся помочь на самом деле наносили ещё больший вред? Сотрудники полностью игнорировали физическое и психологическое состояние резидентов.
Психическое здоровье пациента, уже пострадавшего от физических и эмоциональных проблем, дополнительно страдало от запущенности ситуации. Реабилитанты, которые уже испытывали потрясение от своего состояния, часто подвергались стигматизации, унижению, и контактам с хамовитыми и недоброжелательными сотрудниками. А к особо «буйным» пациентам применялось физическое насилие. Некоторых мужчин обматывали скотчем и бросали в подвал,
где был пустой бассейн (тот самый, который был обещан как дополнение к санаторным условиям), за то, что те кричали в открытые окна и просили соседей вызвать полицию.
Эти запуганные люди в реабилитационных центрах находились в состоянии внутренней борьбы и крайней уязвимости. У них была потребность в заботе и понимании, поддержке, которая является неотъемлемым компонентом процесса реабилитации. А действия «верхушки» или «консультантов по химической зависимости» оказались способны не только лишить пациента веры в исцеление, но и создать новые психические проблемы.
«Мастера» своего дела в области реабилитации не понимали, что всякое неправильное отношение и подход к пациентам – это как профессиональное и этическое нарушение, так и причина для кризисного состояния психики реабилитантов. Наверное, не будь они заложниками собственных деяний, были бы хорошими сотрудниками центра и людьми. Я замечала проявления их доброты, и, возможно, она шла от сердца. Но также от сердца исходило и желание загнать в угол запутавшихся людей, пристыдить их, управлять ими.
Страх, контроль, запугивание, эмоциональное насилие, устрашение, – вот, на чём держатся реабилитационные центры. Применяемые в них методы «лечения» или «перевоспитания» – настоящий терроризм. Якобы добровольный и, трудно осознать, но оплачиваемый заказчиками (родственниками реабилитантов).
Сломить волю человека, внушить ему свою идеологию, подвергнуть сильнейшему стрессу, завернуть это в подарочную упаковку «приобретения навыков проживания эмоций в трезвости», получить нужную сумму от заказчиков и продолжать этот концентрационный цирк снова и снова, пока деньги поступают, а эго подпитывается.
Однако обобщать, подразумевая все существующие и функционирующие центры, я не могу, поскольку побывать мне довелось только в одном. Я бы с радостью объездила все центры России и провела сравнительный анализ, но оказаться в таких местах даже на экскурсии – было бы для меня невероятно тяжёлым испытанием. Страх, тревога и паранойя закрепились во мне после семимесячного пребывания в центре. Я неоднократно была на грани, держа кусок разбитой кружки у своей вены, осознавая, что не в силах выбраться из этого места, пропитанного болью, страхом и унижениями. Меня останавливала мысль о том, что я могу повлиять на происходящее, изменить, когда выберусь: предупредить других людей, рассказать им, остановить их.
«Уголовным кодексом РФ (ст. 110 УК РФ) установлена ответственность за доведение лица до самоубийства или до покушения на самоубийство путём угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего».
За что ещё могут понести ответственность директора, консультанты и психологи организации? Воровство, избиение и насильственные действия, мошенничество, дача ложных показаний, укрывательство, хранение наркотиков; или за доброе и тёплое «мы спасаем людей от страшной болезни зависимости и помогаем им научиться жить по-новому!».