В этой тюрьме у нас была возможность общаться с семьей или друзьями по видеосвязи. Раз в неделю, через скайп-конференцию. Чтобы не устраивать длинной очереди, заключенных приглашали в отдельное помещение группами, по 8-10 человек. На все про все давалось 2 часа, которые нужно было разделить между собой. В 9 утра заходила одна группа, в 11 другая, и так далее, на протяжении всего дня.
Однажды Эрнан спросил, не хочу ли я поговорить с женой по скайпу? Объяснил, что для этого нужно пройти с группой заключенных, которая собралась у двери.
Мы вышли из павильона, прошли по коридорам и дошли до небольшого кабинета. Там стояло несколько старых компьютеров - 4 или 5, за которыми сидела предыдущая группа звонящих. Они громко прощались с собеседниками, перекрикивая друг друга.
Наконец, они закончили, и пригласили нашу группу. Чтобы позвонить жене, мне нужен был аккаунт в скайпе, но у меня его не было. Эрнан предложил мне позвонить с его компьютера, но почему-то поиск в скайпе не сработал, и я не смог найти ни аккаунта жены, ни делового партнера. У Эрнана на счете были подарочные деньги, которые скайп начисляет при регистрации, что-то около 5$. И тогда я просто позвонил жене со скайпа на мобильный телефон.
Разговор получился коротким, 5$ хватило всего на несколько минут. На полуслове связь оборвалась, и возможности снова набрать жену не было. Я сидел за компьютером, смотрел, как другие заключенные общаются с близкими и улыбаются, и понимал, что невозможность ни поговорить, ни увидеть своих в очередной раз проявляет мою уязвимость в тюрьме.
В тот момент я в очередной раз вспомнил историю про одного русского, который находится в Аргентине в ожидании экстрадиции. Его также искал Интерпол, а потом его задержали. Он уже больше двух лет сидит в тюрьме, его и не экстрадируют, и не отпускают. Тоже не знает языка. Знакомый, который к нему приезжал, рассказывал, что у него даже одежды толком нормальной не осталось, вся истрепалась…
Мы пошли обратно в камеру. Эрнан молчал, только легонько сжал мое плечо: не расстраивайся так сильно, мол. Но в тот момент я действительно остро чувствовал свою уязвимость.
Это был не первый звонок жене. До этого мы общались через Надежду. Но, когда мы созванивались через чужой мобильный, нам почти никогда не удавалось по-настоящему поговорить. Это были короткие, сухие отчеты и планы, строго по делу. Поэтому я очень надеялся на видеозвонок по скайпу, когда я смогу увидеть детей, посмотреть в глаза жене.
За те несколько минут, что мы говорили, жена успела предупредить, что у нее есть опасения насчет Надежды. Что та каждый раз говорит разные вещи. И что не стоит ей слишком доверять. Рассказала, что партнер по бизнесу в удрученном состоянии – в компании проходит проверка, и он сильно переживает.
Этот тревожный разговор, то как он оборвался на полуслове, невозможность тут же перезвонить – все это погрузило меня в тяжелые мысли. В голову лезли только негативные сценарии: что я потеряю бизнес, потеряю команду, потеряю деньги. Я уже представил, как выйду на свободу, а у меня не останется ни бизнеса, ни денег, я буду старым и мне больше нечем будет заняться. В общем, накатило. Когда я вернулся в павильон, я долго сидел в камере и курил. Курил-курил-курил…
В воскресенье, когда мы сидели за общим столом, ко мне подошел пожилой аргентинец лет 60-ти, Густаво. У него был автосалон, и он сидел за отмывание денег. Сказал, что завтра ко мне из Буэнос-Айреса приедет адвокат. Я подумал, что это бесплатный защитник. Почему-то мы с Эрнаном решили, что это женщина, и постановили, что я должен одеться поэлегантнее.
Однако чуть позже Эрнан сказал, что проанализировал ситуацию и решил, что это вряд ли бесплатный адвокат. С какой стати? Кто ему будет оплачивать эту поездку? Возможно, кто-то решил втереться в доверие, чтобы заполучить доверенность?
На следующий день мы с Эрнаном пошли на встречу с адвокатом. Когда я уже ожидал увидеть женщину, оказалось – это мужчина. Лет 55-ти, пузатый, невысокий, с бегающими глазками. Эрнан сразу сказал, как отрезал, что это – мошенник, это жулик.
В общем, Эрнан начал разговор с адвокатом, а я присел рядом, пытаясь понять, о чем они говорят. Было похоже на допрос с пристрастием:
– Ты кто такой? Зачем пришел?
Адвокат ответил, что он от моей жены.
Эрнан, тут же: – Как зовут жену?
Я подумал, что скорее всего и правда оттуда ветер дует. Когда-то я познакомился с русским парнем в Аргентине, который еще до моего ареста говорил, что у него есть проверенные адвокаты. Уже сидя в тюрьме, я дал его телефон жене. Видимо, она с ним созвонилась.
Я не мог детально объяснить это Эрнану, поэтому сидел и наблюдал, как он допрашивает адвоката.
«Почему ты не знаешь имя жены?», «А сколько тебе заплатили?», «Кто тебе оплатил перелет?», «А проживание в Кордобе?», «Почему ты пришел без переводчика?», «Что ты пришел обсуждать без переводчика?».
Адвокат вообще рассчитывал на быструю встречу, что я подпишу доверенность и на этом его работа будет сделана. Но не тут-то было. Мы сказали адвокату, что, во-первых, пусть принесет письмо от жены, а во-вторых, что я уже работаю с Кристианом. Но он не очень хотел светиться в деле. Поэтому я сказал, чтобы они с ним связались, и если Кристиан мне подтвердит, что они действуют в моих интересах и он согласен со стратегией, то будем работать.
На этом мы распрощались. Мы заметили, что адвокат разочарован встречей, но пытается сохранить лицо. Вышел, обнял на прощание, улыбнулся: завтра увидимся.
Он приехал на следующий день с молодым коллегой. Они привезли письмо от жены, что это адвокаты от того русского парня. В письме она писала, чтобы я сам принял решение, работать с ними, или нет. А я не мог ничего решать, пока не знал их условий. Спрашивал у адвоката, он сказал, что это обсуждается с женой, и мне просили не говорить. Какая-то лажа. Но у меня не было защитника, доверенность была сделана на бланке фирмы Кристиана… в общем, я все подписал.
Самым сложным в тюрьме было то, что ты никогда не знаешь, кому можно доверять, что происходит снаружи на самом деле. Со стороны это может показаться легким, но…
Мне все время говорили: верь, никого не слушай, верь. А чему верить, если я не могу получить внятную информацию? Это сильно выматывало. Я начинал смиряться с обстоятельствами. А это лишало воли.
Например, мне сказали, что в какой-то день мой адвокат поехал с бумагами в Буэнос-Айрес, а потом я узнал, что он в этот день был в Кордобе и встречался с другими заключенными. Вроде бы мелочь. Но когда эти мелочи накапливаются, то вместе с отсутствием доверия появляется еще и чувство опасности. Стоимость их услуг мне по-прежнему не говорили, в детали дела не посвящали. Я чувствовал себя участником какого-то эксперимента, реалити-шоу, где я не могу влиять на правила и задавать вопросов, а должен принимать на веру все, как есть.
После обеда приехала Марта. В эту тюрьму можно было приезжать либо утром, либо уже после 13 часов. Чтобы попасть до обеда, нужно было приехать к 8 утра и простоять в очереди 3 часа, чтобы попасть внутрь. Чаще всего, Марта так и поступала. Она привозила мне большие тяжелые сумки – все, что приготовила, чтобы меня порадовать. Когда я возвращался в камеру, неся их в обеих руках, даже мне было тяжело, не представляю, как она их довозила.
Я не знал, сколько пробуду в тюрьме. Как-то я спросил у Марты, сколько она будет приезжать? Когда ей это надоест? Сколько времени у меня есть?.. Она сказала, что будет приезжать, пока я нахожусь здесь.
Я просил её связаться с Кристианом, мы говорили о делах. Еще я писал через нее письма. Один раз передал письмо для партнера, для своей помощницы. Какие-то сообщения передавал жене.
Марта могла пол ночи готовить для меня еду, прилечь на пару часов, чтобы поехать к восьми утра в тюрьму. Конечно, мне были очень важны ее приезды. Эта забота, готовность потратить свое время, лишь бы сделать мне приятно, очень поддерживали. Я знал, что где-то за пределами тюрьмы в Аргентине есть человек, которому не все равно. И это не давало сломиться.
