5 углов, Питер, дождь
Сухая пастель, бумага, 20х30 см.
Ездила снимать на площадь, какая она во время дождя. Рисовала дома.
Сухая пастель, бумага, 20х30 см.
Ездила снимать на площадь, какая она во время дождя. Рисовала дома.
Смотрим реально.
Продолжаю повествование.
Храм Гефеста или Гефестейо́н[3] (греч. Ναός Ηφαίστου) — храм в Древних Афинах на вершине холма Колона Агорского (греч.)рус. на западной стороне Афинской агоры, наиболее сохранившееся здание на агоре[3]. Ранее назывался также Тесейоном (Θήσειον), по ошибочному предположению о том, что именно в него были перенесены Кимоном останки Тесея[4][5].
Большинство строений утеряны, остались только камни и фрагменты ....
Афинские трудяги работают только до 3 часов дня
На фотографии выше башня ветров, а вот ниже
Одеон имеет классическую форму древнего театра на 5000 мест, в котором до нашего времени сохранилось почти всё от времени постройки, за исключением статуй в нишах и разноцветной мраморной облицовки. Внутрь можно попасть только во время концертов и спектаклей, заплатив за билет.
Мраморная облицовка мест для зрителей и сцены была восстановлена в 1950-х годах.
Пока любуюсь Акрополем с расстояния, но нужно внимательно смотреть под ноги на этом холме со скалами ...
Туристов конечно хватает ...
Предание гласит, что в этой тюрьме греческий философ Сократ провел 30 суток, ожидая смертного приговора. Сегодня это одна из знаковых достопримечательностей Афин.
Памятник Филопаппу.
Руины античной гробницы и памятника II века с древним резным фризом и надписью.
На этом холме тоже неплохая обзорная точка на город, туристов уже мало,
на фото не я, а случайно попавшие в кадр туристы, но фоткал именно город с ними ..
В конце тропы с обрыва вот такой вид ...
Закат был где-то 20-30 минут назад ... Но виды того стоят
" Я спустился с гор ..." @готика2
Иду естественно пешком к выбранному заведению на ужин.
Вначале терзало сомнения вроде заведение из неофициальных рекомендаций, но когда подошёл - оно было без посетителей. Правда через 20-30 минут они подошли.
Официант говорил на русском языке, в принципе уже привык изъясняться на кривом инглише с кучей ошибок, разговорный даже посетив кучку стран не подтянул, хотя неловкость в общении почти ушла ... видно надо идти на курсы.
Грибной суп, кофе и стейк с картофелем довольно неплохо зашло.
Иду отдыхать в сторону отеля
И это не самая жопа мира и города, это буквально в киллометре от известной площади Монастираки.
To be continued ...
Всем привет. Это я. Кто узнал - молодец. ☝️🤝🍾
У родственников нашлись в сарае старые негативы на стекле, 1930е годы, 100% довоенные. Там есть и люди и групповые фото. Вот по этому фото может быть кто-то узнает что за городишко?
Она резко проснулась от собственного крика. Сердце билось так сильно, что, казалось, разорвёт грудную клетку. Настя задыхалась, ловя ртом воздух, словно рыба, выброшенная на отмель. Пока, наконец, не успокоилась и не поняла, что уже практически рассвело. А ещё она была здесь не одинока. Насте крепко зажмурилась, словно не доверяя тому, что видит, потому что перед ней стояла женщина, в пальто с капюшоном, с клубком ниток в руках, чего никак не могло быть взаправду: её клубок был красным и словно подрагивал, светясь алым. А ещё Настя была уверена, что женщина улыбается ей, хотя в рассветных сумерках никак бы не могла разглядеть эту улыбку.
Она поежилась, открыла глаза – и вдруг захотелось перекреститься. Всего на мгновение Настю охватило жуткое предчувствие надвигающейся беды.
И вот женщина заговорила, и голос её был ласковым и мягким, словно пушистая шёрстка котёнка, и все опасения Насти внезапно исчезли без следа.
- Здравствуй, Настя, - сказала женщина так, словно давно знала Настю - Меня зовут Эльвира Павловна, и я пришла помочь тебе и помогу, но с одним условием… Ты должна будешь всю свою жизнь беспрекословно служить мне.
- Так вы меня знаете? - растерялась Настя. Условие женщины одновременно смущало, но и отчего-то казалось пустяковым. Может, тут всё дело было в её словно гипнотизирующем, уж очень приятном голосе – этого Настя не знала. Ей просто хотелось согласиться, и, сглотнув, она кивнула, принимая как условие, так и помощь.
- Конечно, знаю, - просто ответила женщина и протянула ей руку, затем помогла подняться. Стоило коснуться её руки, как в Настю словно влились новые силы, или то было дело в пронзительных ярко-голубых глазах незнакомки?
Эта Эльвира Павловна смотрела на неё с нежностью и любовью, словно мать родная. С такой теплотой никто за всю жизнь на Настю не смотрел.
Эльвира Павловна всю дорогу что-то неразборчиво и монотонно говорила, и её голос успокаивал Настю, приносил облегчение и, надо сказать, надежду. Когда, наконец, показался выход со свалки, Настя поймала себя на том, что улыбается, а Эльвира Павловна улыбается ей в ответ. Затем достаёт из своей кожаной и дорогой сумочки, сделанной под крокодила, небольшую бутылочку и протягивает ей, а Настя даже не спрашивает, берёт её, открывает и пьет, а в голове как в порядке вещей раздаётся голос Эльвиры Павловны, говорящей, что это «бодрящий» эликсир.
И действительно: стоило сделать глоток тёплой и ароматной жидкости, как в ногах появилась приятная лёгкость и силы, и они словно естественным образом теперь сами бежали вперёд.
На такой волшебной ноте лёгкости и бодрости они миновали подлесок, заброшенное поле, проржавелые ограды старого и обветшавшего кладбища и спустились с холма, а там уже виднелись крыши многоэтажных домов, слышался шум машин, и по дороге встречались люди, спешившие на работу.
Эльвира Павловна довела Настю до ближайшей остановки и, вместо того чтобы ждать автобуса, как ожидала Настя, вышла к бордюру у дороги, чтобы тормознуть машину.
«Какой же наивной и глупой я была», - горько усмехнулась про себя Настя, заканчивая проговаривать новый аудиофайл на «моторолле» и нажимая кнопку «пауза». А ведь всегда считала совсем иначе, словно видела себя со стороны эдакой прожженной молодой женщиной, закалённой жизненными невзгодами. Она вздохнула, затем включила диктофон и снова начала записывать…
Настя думала, что попала в рай, оказавшись в услужении Эльвиры Павловны. Она спала в кладовке на матрасе и все занятия по хозяйству, которые поручала Эльвира Павловна, казались такими смехотворными и незначительными. Что там было разобраться с уборкой, стиркой? Погладить и развесить вещи хозяйки, приготовить еду следуя рецептам из поваренной книги и чаще под наблюдением хозяйки, пока Настя всё не освоила, как того требовалось.
Она с удовольствием ходила на птичий рынок, где покупала куриц, кроликов, индюшек и гусей. Всё приносила в квартиру к Эльвире Павловне, а та водила её в подвал, там стояли клетки – и первое время Настя думала, что хозяйка просто разводит птиц согласно своим, пусть и странным прихотям. Вопросов Настя не задавала.
А хозяйка хвалила её за старание и раз в неделю угощала коньяком, водя в свой кабинет, скрытый за тяжёлой дубовой дверью, так внутри необычно, роскошно обставленный, что его интерьер вызывал у Насти какой-то детский восторг.
Там Эльвира Павловна усаживалась в своё кресло, жестом давала понять Насте, чтобы та села на стул, и наливала по стаканам коньяк, в который с помощью пипетки капала янтарно-персиковую жидкость из графина.
Эта жидкость была волшебной – вскоре уверилась Настя, потому что после выпитого коньяка ей становилось так хорошо и легко как на душе, так и в теле, что хотелось смеяться и танцевать без остановки от небывалого по силе счастья.
И Эльвира Павловна в тот момент улыбалась, смотрела на Настю, как на родную дочку, что ли, а потом ласково говорила, чтобы она шла к себе отдыхать, и загадочно упоминала, мол, вечером покажет ей кое-что интересное.
Настя, покидая её кабинет, осторожно закрывала за собой тяжёлую дверь, даже зажмуривалась от предвкушения: ну что там такое необычное вечером будет? И зевала, вдруг осознавая, как ей сильно хочется спать, ведь вставала Настя на услужении не позднее четырёх часов утра.
Матрас в кладовке пах пылью. Давно пора было его вытрясти и просушить, как следует, но Настя постоянно об этом забывала, а когда вспоминала, то обычно уже наступал вечер. Полки в кладовой пустовали. Висела голая лампочка на потолке, которая включалась прямо у порога и светила тускло-желтым светом, скорее раздражающим глаза, чем выполняющим свою функцию по освещению.
Настя закрывала за собой дверь, оставляя небольшую щель, чтобы из коридора шёл свежий воздух, и ложилась, свернувшись калачиком на матрас, мигом засыпая.
Проснулась она тогда с ясностью в голове и улыбнулась, оттого что вдруг чётко, детально вспомнила своё прошлое: как её ограбили бандиты хозяев местного рынка и крепко ударили по голове, а затем запихнули в багажник машины и увезли в неизвестном направлении. И вспомнилось произошедшее так живо и подробно, словно случилось с Настей буквально вчера.
С воспоминаниями пришла и уверенность в себе. Сразу захотелось засыпать хозяйку разными вопросами и об оплате труда поговорить тоже хотелось, или для начала выяснить, сколько Настя должна ей отработать за помощь. Ведь не могло же быть по-настоящему сказанное условие про всю её жизнь? Да, это следовало спросить в первую очередь.
Настя встала, поправила смятое одеяло, одёрнула длинную юбку и кофту, в которой спала, расчесала руками растрепавшиеся после сна волосы, тут же замявшись, ведь совершенно не помнила: как так они вдруг стали короткими? Почему она вдруг решилась остричь их до плеч? Ерунда какая-то происходила. Совершенно не в характере Насти, которая всегда предпочитала красоваться на людях со своими густыми косами. А в праздники вообще постоянно их распускала, ловя восхищённые взгляды мужчин.
Настя поёжилась от этих мыслей и появившихся сразу же в голове страшных и неясных подозрений. Затем, покачав головой, она, наконец, вышла из кладовой.
Эльвира Павловна с задумчивым видом стояла в прихожей с клетками в руках. Стояла в домашнем платье в горошек и меховом жилете, который она носила постоянно, даже в тёплые и погожие дни, вызывая у Насти мысли, что хозяйка без своего жилета просто не может жить.
Она как раз ставила на пол клетку со спящими курицами, а увидев Настю, заговорщицки прижала палец к губам, затем поманила за собой в кабинет, вероятно, как подумала Настя, тоже собиралась с ней обо всём важном поговорить. «Вот и прекрасно». Настя зевнула и последовала за ней.
Настя зашла в кабинет хозяйки, где сладко и вкусно пахло свежей выпечкой, а вокруг было так красиво и богато и очень уютно. На тяжёлом и дорогом с виду письменном столе Эльвиры Павловне лежало горкой в стеклянной вазочке сдобное печенье и стоял заварной чайник, но рядом только одна чашка.
- Садись, угощайся, Настенька.
Голос хозяйки был ласковый и одновременно такой крепкий, настойчивый – в общем, Настя и не подумала отказаться. Пышное округлое печенье в вазочке словно само просилось в рот. И, оказавшись там, стоило Насте откусить кусочек, просто таяло на языке, такое сладкое, вкусное, что не оторваться.
А как же приятно пах травяной чай из заварника!.. Сейчас она только выпьет чашечку и потом обязательно спросит все, что собиралась, у хозяйки.
- Пей, не стесняйся. Для сегодняшнего поручения тебе понадобится твёрдая рука и силы… - загадочно произнесла Эльвира Павловна.
Не успела опустеть чашка, как Насте захотелось выпить ещё. Всё остальное словно отошло на второй план, как и то, куда исчезла вдруг сама хозяйка.
Этого Настя даже не заметила, настолько сильно была поглощена вкуснющим угощением и чаем.
Она сама не заметила, и как расправилась со всем печеньем из вазы, как вдруг опустел чайник и куда-то исчезла Эльвира Павловна. Настя встала, спохватилась, сетуя на себя: как же так получилось? Она громко позвала:
- Эльвира Павловна! - выбежала из кабинета в коридор, чувствуя, как горят, словно ошпаренные кипятком щёки.
Хозяйку она обнаружила в коридоре. Поверх мехового жилета на ней был надет клеёнчатый фартук, в руках зажат ещё один, как оказалась – для Насти… А затем Эльвира Павловна мягко попросила сходить её на кухню, взять ножи и глубокие жестяные миски под раковиной.
Этот её мягкий, но властный голос Настю гипнотизировал, неся в себе приказ, который словно отчеканился в мыслях, заменив их собой. И это влияние голоса Эльвиры Павловны усиливалось с каждым последующим словом, словно закрепляясь рыболовными крючками в мозгу Насти.
Но самое страшное заключалось в том, что Насте нравилось, просто до одурения нравилось слушать голос Эльвиры Павловны и затем выполнять ею сказанное.
Так они незаметно добрались до чердака, где, аккуратно поднимались по ступенькам (первой ловко лезла Эльвира Павловна), чтобы не скрипеть в тишине объятого ночью и сном жильцов подъезда. Таки взобрались наверх, открыли чердачный люк и оказались в самом тёмном и одновременно самом пугающем месте из всех, где бывала за свою жизнь Настя.
Страх неожиданно заставил её немного прийти в себя, осмотреться и ощутить всю давящую прямо на кости, словно живую темноту чердака. Услышать в глубине лёгкий и глухой шорох и этого всего испугаться так, что заколотилось сердце, а ладони похолодели и собственный голос сел, когда Настя попыталась спросить Эльвиру Павловну: а что, собственно, среди ночи они вообще забыли здесь? Но так и не задала этого вопроса, а просто наблюдала привыкшими к темноте глазами, как чернеют контуры клеток и блестит острый нож в руках у Эльвиры Павловны.
- Тсс, - сказала она.
И, снова услышав звук её голоса, Настя оцепенела, и в её голове в очередной раз активировался рыболовный крючок.
Звук голоса хозяйки вернул Настю в былое состояние послушной марионетки. От него та слабая вспышка осознания себя в происходящем исчезла, как и не было её. Сейчас только голос Эльвиры Павловны стал ориентиром для Насти, подсказывающим, что нужно делать.
Не замечая, что улыбается, Настя взяла клетку с птицами из рук хозяйки, открыла, достала сонную курицу, затем так же спокойно взяла протянутый нож из рук Эльвиры Павловны. И, когда он оказался в её руках, Настя спокойно направилась вглубь чердака, больше не ощущая никакой тревоги, страха и сомнений.
- Иди на шорох, туда… - мягко и одновременно повелительно подстёгивала к действиям Эльвира Павловна, оставшаяся сама стоять вблизи чердачного люка. Настя ловила каждое её слово, такое приглушенное и далёкое, но невероятным образом одновременно словно гремевшее в её ушах раскатами грома.
От крепкого, насыщенного запаха меди, напоминающего кровь, запершило в носу. Настя чихнула. Курица в руках стала вырываться, закудахтав. Незримая связь с Эльвирой Павловной неожиданно стала такой сильной, что больше не надо было даже прислушиваться. Настя и так знала, чего та хочет, чтобы она сделала.
Она продолжила идти – и вот рядом что-то заскреблось, зашуршало и запищало с таким нетерпением, что инстинктивно Настя замерла. От повеявшей на неё со всех сторон мускусной животной вони дыхание перехватило, связь с хозяйкой заколебалась, и от этой внезапной причины снова на краткое мгновение к ней вернулись свои собственные мысли, как и вопрос: «Что я тут делаю?»
В темноте, совсем близко, блеснули красным глаза на стене, и Настя едва не закричала, но плечи крепко сжали хозяйские руки, тем отвлекая от возникшего желания крикнуть. В ушах снова зазвучал успокаивающий голос Эльвиры Павловны.
Настя покачала головой, улыбка на лице превратилась в оскал, по подбородку потекла слюна. Руки наполнила сила, когда голос хозяйки сказал одно слово: «Давай».
Она перерезала горло курице и положила подношение на пол, игнорируя приближающийся громкий скрежет, такой пронзительный и сильный, словно деревянные брусья чердака раздирали когтями. Для Насти главное, что Эльвира Павловна находилась рядом, а это значило, что всё происходящее сейчас правильно и хорошо.
Настя быстро поднесла под голову курицы миску и сдавила той шею, чтобы кровь лилась в миску. По возобновившей свою силу связи с хозяйкой Настя поняла, что и с кроликами, что сейчас находились на полу в клетке, следует поступить так же. А когда кровь животных полностью наполнит миску, то последнего сонного кролика следует просто оставить возле чердачного выхода на закуску тому красноглазому существу... Но последнее сделает сама хозяйка.
Скрежет усилился и теперь сопровождался пофыркиванием, а ещё захлопало, словно над ними в темноте находилось множество птиц. Эта мысль была далёкой и совсем нереальной, что ли. Так считала под влиянием хозяйки сейчас Настя.
Поставив миску с кровью на пол, тушки кур она положила рядом. Эльвира Павловна держала в руках последнего сонного кролика, а Насте пришлось взять пустые клетки.
- Не шуми, - произнесла хозяйка, оставляя кролика возле чердачного люка и осторожно закрывая его за собой, а потом ещё минутку возилась с замком.
Настя спускалась по лестнице первой, удерживая одну клетку под подбородком, другую в левой руке, но как же это было неудобно. Вот Эльвира Павловна спускалась безо всяких помех, так легонько и плавно, будто какое пёрышко падало, и быстро же у неё получалось двигаться! Конечно, ведь этому не мешал ни слегка забрызганный кровью клеёнчатый фартук, ни всякие там посторонние мысли, как вот у самой Насти сейчас. Настя вдруг почувствовала резкую дурноту и слабость. Ноги ни с того ни с сего стали подкашиваться, а в ушах зазвенело.
- Ай, яй, яй. Доза, значит, оказалась для тебя крепковата! - тихонько посетовала, спустившись, Эльвира Павловна, как следует посмотрев на свою служанку. - Ничего оклемаешься!
Затем дунула Насте в лицо и, взяв за руку, повела за собой, как марионетку: совершенно безвольную, с бледным, отупелым лицом.
На следующее утро Настя впервые проспала, но, вероятно, оттого и чувствовала себя бодрой и свежей, как после долгого отпуска, проведённого на природе. Она зевнула и, потягиваясь, вышла из кладовки в коридор, затем пошла на кухню, привлечённая запахом выпечки и яичницы.
Там Эльвира Павловна, с волосами, собранными в тугой пучок на затылке, в переднике, надетом поверх овчинного жилета на домашнем ситцевом платье в горошек, раскрасневшаяся порхала, как бабочка, мелодично что-то напевая себе под нос.
На столе, на тарелке, лежали горкой пышные бисквиты, на подставке расположилась сковородка с яичницей и подогретым картофельным пюре. Рядом нож и вилка, пузатый заварочный чайник в центре стола и пустая чашка.
- Садись, дорогая моя! - лучезарно улыбнулась Эльвира Павловна.
Но от той улыбки на Настю повеяло морозным холодом. Она поёжилась и вдруг всё вспомнила, так явственно во всех деталях, что волной накатила жуть – и стало совсем не по себе.
- Кушай, давай не стесняйся. Сегодня у тебя королевский завтрак и выходной. Голодная, небось, после вчерашнего нашего совместного приключения, а? - словно читая её мысли, произнесла Эльвира Павловна, и Настя подумала, что так оно, скорее всего, и было.
- Ну, хорош дуться, девочка, - снова заворковала Эльвира Павловна, подойдя ближе и цокая каблучками своих домашних туфель по кафелю.
Звук был таким звонким, таким гипнотизирующим и тоже жутким. Словно заставлял Настю, как и голос хозяйки, взять вилку и начать есть.
- Что вы со мной сделали? - нашла в себе силы спросить Настя и посмотрела на хозяйку, тут же переведя взгляд в пол, потому что холодные и очень яркие голубые глаза Эльвиры Павловны словно резали наживую скальпелем, словно сдирали кожу. А от её взгляда хотелось спрятаться под стол и укрыться скатертью.
Еда больше не выглядела аппетитной, как и запах вдруг перестал дразнить желудок, вызывая слюну. Теперь слюна, наполнившая рот Насти, стала горькой. Настя её сглотнула и машинально схватила вилку, сжала рукоять.
- Ничего я с тобой плохого не сделала, – неожиданно ответила Эльвира Павловна. - Травки целебной дала и ещё кое-чего особенного. Считаю нужным пояснить, что вообще позаботилась о тебе. Иначе ты бы, Настенька, рассудком тронулась. А этого нам не надо, согласна? Но обязанности свои новые по кормлению моего питомца на чердаке надо выполнять в будущем и выполнять старательно. Ты это, Настенька, вбей себе в голову крепко-накрепко. Как и наше соглашение. Никогда не забывай о нём. А ещё лучше цени, как сокровище драгоценное, свою благодетельницу, которая с помойки тебя, раненую и полуживую, притащила. Затем на ноги поставила и к себе на работу пристроила.
Здесь голос Эльвиры Павловны налился угрозой, сделавшись ядовитым до одурения. И, слушая его, Настя как зачарованная кивала, шмыгала носом, а из глаз сами ручьём текли слёзы.
- То-то же, дорогая моя. То-то же. А сейчас ешь и отдыхай, – добившись желаемой реакции, добавила Эльвира Павловна и ушла. А Настя жадно накинулась на еду и ела много, до тошноты, давясь, чавкая и едва пережёвывая куски. И, только после как опустели тарелки и заварочный чайник, ей полегчало.
А затем на Настю накатила странная, долгая и тупая апатия, и все мысли в голове куда-то исчезли, словно их унесло, подобно облакам, сильным ветром.
Вскоре она сама и не заметила, как кормление существа вошло в привычку и больше не вызывало вопросов.
Всё просто стало правильным, как и то, что собственное прошлое размылось, будто бы давнишний сон, такой сам по себе не существенный. Для Насти стала важна лишь её новая цель – выполнять приказы хозяйки, угождать ей и радоваться, когда подобное удавалось. Как и тому, что у неё было теперь: тёплой постели, крыше над головой и сытой жизни без всяких проблем, оставленных в другом мире, теперь уже для Насти чужом.
По крайней мере, так она чувствовала, как и то, как ей нравится чай, который специально делала для неё Эльвира Павловна, такой вкуснющий, наполняющий живительной силой всё тело. Ведь спалось после этого чая необычайно крепко и думалось только о хорошем. Например, о квартире, которую ей в скором времени обещала подарить Эльвира Павловна. И разве это не было самое что ни есть настоящее счастье?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.