- Ром? – удивление в голосе.
- Что, Ром? – у него в голове крутились всякие дурацкие измышления, идеи, из того разряда, что он подсмотрел в детстве на земле: ров с водой, острые колья из земли, откуда-то в голове взялись даже баллисты, по широкой дуге метающие в нападающие армады огромные, чадящие жаром и черным дымом, заряды.
- Ром. Они, те поселенцы, растили племя воинов. Ты пойми – пока мы тут в дикарей играли, они на аренах посередине деревни рубились. И сами поселенцы должны были быть с ними. Понимаешь? Они не ушли, как мы, когда случился первый конфликт. Они всех взяли в ежовые рукавицы, и построили из своих дикарей викингов.
- Но надо же… - а чего надо? В голове ни единой правильной мысли. Только какие-то глупости вертятся, мечутся. Действительно, что они, простые охотники могут противопоставить закаленным воинам? Ладно, этих они покрошили за счет удачного поля боя, да за счет того, что у них банально опыта в жизни было больше. Что эти детишки могли узнать за свои двадцать-тридцать лет жизни, против нескольких веков опыта жизни их противников? А тут придут настоящие, сильные враги, с жизненным путем нисколько не короче чем их, и с куда большим боевым опытом. Он понял, и стало на душе противно и тоскливо. – Что думает Яков?
- Яков думает, что если они воспитали своих подопечных в духе викингов, то у них должно быть понятие чести. Надеется обойтись поединщиками, проигравшие отдаются на волю победителей. Ну или какие-нибудь другие условия.
- Он нас в рабство сдать хочет? – чуть не закричал Роман. – И кого в расход? Он не подумал, что в поединке противника обязательно убьют?
- Рабство – это все же жизнь… - грустно согласилась Даша.
- А кого убьют? Он сам пойдет в поединщики? А? – Роман будто забыл про свои раны, сейчас на него накатила злость. Зачем он там, у реки, резал этих бедных дикарей, рубился с ними, обливался чужой кровью? Зачем, если сразу можно было собрать всю их деревню, встроить в ряд перед приходящими, дары вручить да и сдать их всех сразу в рабство. Ну и себя со своим племенем в комплекте.
Он завертел головой, ища взглядом Якова. Тот оказывается был совсем недалеко: он с мрачным видом ходил вдоль рассевшихся прямо на земле односельчан, бросая хмурые взгляды из под насупленных бровей, а за ним, словно на привязи ходил широкоплечий Стас и нудил чего-то.
- Нет! – громко рявкнул Яков, и Стас сразу сник, плечи опустились, но он не отвязался, и вновь поплелся за Яковом, что-то лепеча.
В скорее он заметил и то, что Яков ходил не просто так. Он ходил, заглядывая в глаза каждому, и тот, на кого падал взгляд Якова тут же вздрагивал, бледнел, глаза широко раскрывались. Он же их зондирует, или как это там называется. Про талант Якова к чтению эмоций и прочей ментальной мути, знали все, а вот сейчас он этот свой талант использовал на полную катушку.
- Поединщика ищет. – словно прочтя его мысли, сказала Даша. – Думает, что может кто талант в секрете держит.
- А Стас?
- Стас просится чтобы его взяли. Дурак.
- А кого еще? – честно удивился Роман. Вроде Стас то как раз на эту роль и подходил больше всех.
- Ему руку выбили. Неделя, может две на восстановление.
- А кто тогда?
- Роман. – вместо ответа, рявкнул Яков, и пошел к нему через всю толпу.
- Что?
- Ты двигаться нормально можешь?
- Как? – будто не понял вопроса Роман, и тут же почувствовал, как предательски затряслись у него поджилки.
- Биться сможешь? – напрямую спросил Яков.
- Не знаю. Башка гудит.
- Башка до вечера пройдет. Попрыгай, как оно?
Роман не хотя поднялся, почувствовал, как у него болит все тело, как саднит тут и там, но все это была мелкая боль – ушибы, синяки, глубокие ссадины. Бывало и хуже. Взгляд Якова не отрывался от Роминых глаз. Тут бы и соврать, что шатает или еще что, но ведь Яков все и так видит, Роман просто чувствовал, что этот взгляд видит сейчас всю подноготную – не соврать.
- Нормально… Вроде.
- Ром? – тихо шепнула Даша и дернула за руку. Захотелось ответить что-нибудь дурацки-героическое, типа: «так надо» или еще что, но всё это вдруг показалось таким глупым, таким неправильным… Он виновато пожал плечами. Даша отвернулась.
- Пошли, отойдем. – Яков взял Романа под руку и они пошли вниз по течению, подальше от ушей и от глаз соплеменников. Дошли почти до самого уступа, где держали оборону. Если пройти через вот эти кусты, то увидишь перешеек сплошь и рядом заваленный телами. Там наверное уже и хищники какие подрядились свежатинкой полакомиться.
Яков оглянулся, взгляд серьезный и усталый. Секунд десять смотрел не моргая, застыв как гончая, когда та дичь почувствует. Кивнул.
- Не подслушивают? – спросил Роман.
- Нет. Отстали. Я думал Стас увяжется. – посмотрел на Романа и задал вопрос в лоб. – Про поединщика знаешь?
- Даша рассказала.
- Понимаешь серьезность?
- Конечно. – кивнул. – Проиграю – в рабство.
- Не правильно ты понимаешь. Им надо статус свой держать. Мы их костяк завалили подчистую, основную нападающую силу. Если мы проиграем, они нас в распыл пустят. – пренебрежительно добавил. – Ну племя конечно в рабство.
- В расход? - не поверил своим ушам Роман. – Они же свои!
- Свои. Ты этих своих уже триста лет не видал, и они тебя столько же. Для них те у реки куда роднее тебя. – перевел дыхание. – И еще одно. Важное. Понимаешь, сейчас идет борьба: борьба за власть, за влияние. Мы просто у себя в уголке сидели, не знали о том, что там у них внизу творится. Нам хорошо было: все под боком – ничего ни у кого отнимать не надо. У этих, - кивок в сторону кустов, - повод для поиска был. Это я тебе зуб даю. Что-то их подперло, и они пошли. Помнишь модель правления где превалирует экспансия? – Роман кивнул. – Вот. Делай выводы. Для них мы сейчас – враги номер один. Если они систему под себя не подомнут, то их свои же порежут – должен быть враг. Не будет внешнего, внутри найдут. А внутри у них только они сами пока и есть – сознательность общества не дошла до уровня, чтобы в себе врагов искать, малы еще. По этому удары только послойно: работники, воины, управленцы – вывод простой: воины проиграли – управленцы виноваты Они не должны слабость проявлять сейчас, ты понимаешь?
- Да. – Роман уже все понял, и все осознал. Только это осознание радости не придало.
- Ну ладно. Давай теперь тебя посмотрим. – он протянул руки, Роман отпрянул.
- Нормально все со мной.
- Подожди, дай посмотреть. – он все же схватил его за руки, и Роман снова почувствовал себя, как тогда, когда их на земле в полет провожали. Яков вторгся в его разум, стал там копошиться. Странное ощущение длилось недолго, потом Яков качнулся и тяжело осел в траву.
- Теперь готово. – голос у него был усталый, изможденный. – Иди туда, и жди. Должны подойти.
- Куда?
- Туда. – кивнул в сторону реки вниз по течению. – Они придут, увидят, и тебя там же найдут. Ты должен показать, что ты их ждал. Понял?
- Понял.
- На храброго воина им напасть не позволят те же законы, которые они сами для своих воителей напридумывали. Иди.
Роман ушел. Только прошел через кусты и увидел все то, что они тут натворили. Земли не было видно, все сплошь покрывали тела, уже налетели птицы, вдалеке гонжи, трепыхая своими большими крыльями, приступили к трапезе. Роман ботинком скинул с уступа обрубок руки, уселся на камень, стараясь не смотреть в сторону трупов.
Тяжело было представить себе, что он приложил к этому руку. Еще тяжелее было представить, что он рубил яростно, с упоением, с жаждой крови, убийства. Будто и не он это был. Будто…
Ждать пришлось долго, очень долго. Хотелось встать и уйти, да и подванивало уже неприятным гнилым запахом, от кровавой вони так и вовсе мутило. Но Роман ждал.
Подобрались сумерки, небосвод угас, засеребрилась крыша джунглей лунным светом. Сидеть на приступке стало холоднее, будь он одет как всегда – в шкуры, а не в свой форменный комбез, так и вовсе бы замерз.
Тихо зашуршало, Роман оглянулся, прищурился – ветви с разлапистыми листьями едва колыхались. Кто-то там прошел: кто-то очень ловкий, кто-то очень быстрый…
- Эй! – не нашел других слов Роман. – Я здесь, я ждал вас!
Тихо. Если кто-то здесь и был, то Романа они должны были услышать. Теперь одно из двух: либо внезапная смерть от метко пущенной стрелы, либо выйдет кто-нибудь из джунглей.
Роман вслушался, надеясь уловить треск натягиваемой тетивы. Вместо этого громко хрустнула ветвь наверху, там, откуда днем его друзья бросали копья, появилась плохо различимая фигура. Вроде бы тоже в форменной одежде – не разобрать.
Фигура легко соскочила с трехметрового уступа, глухо стукнулись о землю подошвы ботинок. Теперь неведомый гость оказался как раз на пяточке залитом лунным светом и Роман смог его разглядеть: широкоплечий, плотный, с мачете в руке, в кевларо-пластиковой форме, но почему-то без лука. Он брел между тел даже не глядя вниз, как будто для него это было вполне привычным делом. Только проходя рядом с пронзенным копьем вожаком остановился, ощерился как-то нехорошо, сплюнул.
- Это ты их? – голос крепко надтреснутый, хрипит страшно.
- Мы.
- Что-то я «мы» тут не вижу. – он уже был рядом, у самого уступа. Легко, не останавливаясь, без помощи рук, он вспрыгнул на уступ, сел рядом, мачете тукнуло о камень.
- Евгений. – протянул руку, оставив мачете на камне.
- Роман. – обменялись рукопожатием.
- Давно сидишь, Роман?
- День.
- Твои где?
- Там. – ткнул большим пальцем через плечо назад.
- Что решили? – говорил он буднично, спокойно, будто не было у их ног груды тел, не воняло гнилью и кровью. Значит прав был Яков – этим воевать уже привычно.
- Поединщиков будем выставлять. – в тон буднично ответил Роман. – Кто победит, того условия.
- Поединщик, надо полагать, - ты?
- Надо полагать.
- Хорошо. Тогда завтра ниже у порогов, к рассвету. Толпой подходите.
- Зачем топой?
- Ну, чудак-человек, один придешь – тебя прирежут. У нас народ такой, ушлый. – покачал головой. – А так, между двух армий – самое хорошее место для поединка.
- Армий? – удивился Роман и тут же спохватился – лишнего сболтнул.
- Отрядов. – будто не заметил оговорки Евгений. – До завтра.
Евгений легко соскочил вниз и пошел обратно, вниз, переступая тела и что-то весело насвистывая себе под нос.
- До завтра. – встал и пошел в другую сторону, вверх, туда где его ждали свои.
- Эй, поединщик! – оглянулся. – Вы там только это – повоинственнее. Копья, морды в оскал, раскраска боевая. Понял?
- Да.
Евгений кивнул и побрел дальше, продолжая насвистывать мелодию с оборванной ноты. Значит услышал он оговорку, понял, что если до дела дойдет против них не воины встанут, а простые дикари, простые охотники…
Роман вернулся к своим. Сил на досужие разговоры, на обсуждение завтрашней стратегии и прочее – уже не было. Да и сам Яков прекрасно понимал, что завтра предстоит Роману, поэтому он его не стал мучить, а приказал идти спать. Сон не шел, Роман исправно ворочался с одного бока на другой, но сморило его лишь од утро.
- Вставай. Пора. – его легко теребил за плечо Яков.
- Уже?
- Да. Все готовы, выступаем. Ты со мной впереди должен идти.
Тяжело поднялся, поплелся к выходу из хижины, выглянул на улицу и оторопел. Тут были все! И их деревня с первыми поселенцами и верхнее племя – все мужики оттуда, и все так раскрашены! У каждого копье, у каждого рожа размалевана, у каждого глаза на выкате, и морда то ли злая, то ли испуганная. Всего народу наверное тысяча наберется, а может и больше.
- Это… что это?
- Это армия! – гордо заявил Яков. – Божественный призыв. Ночью всех собрали. Полночи красились.
- А чего рожи такие?
- Страшно им. – просто сказал Яков. – Пошли.
Внизу, где была договоренность встретиться, их уже ждали. Место там было действительно замечательное: лет сорок назад, в дождливый год там болотина была, все деревья перемерли, а потом лет пять засушливые были – там все подчистую и высохло. Получилась этакая здоровая поляна, на которой можно было и две армии выстроить.
Противников было явно меньше, чем их, деревенских, но те вели себя как подобает воинам: спокойно, с ленцой, в то время как их ополчение едва под себя не гадило, и все рожи скалили, будто страдают жуткими желудочными коликами.
Вперед вышли Яков и Роман, подождали. С той стороны отделилась парочка. Один видать из дикарей – вождь что ли их, или еще кто. Но лицо у него было дикое, не разумное, бычье какое-то. Второй был при всем параде, как и Роман с Яковом: в зеленом комбезе, при оружии и с боевой раскраской на лице.
Дикарь остановился чуть поодаль, его зеленый спутник вышел вперед, остановился. Роман тоже вышел. Что делать дальше он не знал.
Вожак, оставшийся позади присмотрелся, ухмыльнулся и вдруг, неожиданно громко рявкнул:
- Поединок!
Поединщик медленно, не торопясь, вытянул из ножен оружие, Роман повторил его действия, шагнул вперед. Биться с достойным противником ему еще ни разу не приходилось, поэтому он пытался стоять подальше – на расстоянии, чтобы успеть предупредить выпад. Его противник же наоборот, чувствовал себя хозяином положения. Он пошел вкруг Романа неспешно, легко поигрывая на ходу клинком так, что тот размывался в смазанный веер.
- Впервые? – спросил негромко. Роман мотнул головой, нет мол. Противник уверенно констатировал. – Впервые.
Резко шагнул вперед, сделал выпад, который заведомо прошел мимо, но близко, отступил. Роман почувствовал, как заполошно забилось его сердце.
- Ты не финти. Бой красивый должен быть. – сказал противник и снова пошел в атаку, но не сильно спеша – показывая замах, чтобы Роман успел парировать удар. В процессе боя противник успевал коротко, рублено бросать слова: «Вперед не лезь… Атакуй… Сильнее… Отступай… Руби…» - он командовал весь бой не останавливаясь, а Роман чувствовал, пожелай тот его убить, то сделал бы это легко – в один удар. Но почему-то он не торопился.
Когда они оба уже покрылись потом, и Роман начал чувствовать, что рука его уже налилась усталостью, поединщик крикнул: «Бей!» и Роман ударил! Ему показалось, что удар рассек врага напополам. Тот вскрикнул, вскинул руки, роняя мачете, и повалился на землю складываясь пополам от боли. Роман испуганно отступил, из руки чуть не выпало оружие. Сейчас он не хотел убивать… Нет… Не хотел…
Вождь племени воинов замер, будто верил, что его поединщик сейчас поднимется, бросится в атаку! Но нет. Медленно выскользнула из под скрюченного тела струйка крови и неспешно, петляя, побежала вниз по ссохшейся, растрескавшейся земле.
Первым тишину разбил Яков:
- Уходите! – рявкнул он. – И не возвращайтесь больше никогда!
И все вдруг ожило: загомонили воины, засобирались, а свои, из верхней деревни, еще совсем ничего не понимали, но в глазах их уже горело ошалелое счастье – им не нужно биться, они победили! Еще секунда и взорвалась, разродилась толпа радостным криком, улюлюканьем, веселыми воплями. Бросились друг к дружке, а сказать ничего и не могли – все слова от радости растеряли.
В скорости ушли недовольные проигравшие, свои тоже ушли по дороге размахивая грозно копьями, а крик их и улюлюканье были слышны еще долго. Только Яков, Роман, да поединщик остались.
- Ром, – на плечо легла рука, - пойдем?
- Я не хотел. – тупо сказал Роман. – Он мог меня убить и не убил… Ты видел?
- Да. Но убил ты. Пошли.
- Его надо похоронить. – он таки выронил мачете, подошел к скрюченному телу, замер, не зная, что делать дальше.
- Больно… - тихо шепнул проигравший. – Помоги…
- Он живой. Живой!
- Тише ты! – засипел раненый.
- Яш, помоги. – Роман подхватил раненого с одной стороны.
Яков подставил свое плечо. Раненый поединщик выпрямился и стало видно, что комбез его рассечен, а под ним рана наискось от левого плеча и до живота. Поверху конечно, но больно ему должно было быть не на шутку.
- Тащите. – шепнул он и они пошли.
В нижней деревне, где жили первые поселенцы, раскрылась тайна чудесной победы над опытными воинами. Так и было задумано заранее. А цель была простая – спасти жизни. После того, как вождь узнал о том, что весь их передовой отряд был вырезан, а вместе с ним и его младший брат, бывший там вожаком, он решил никого в живых не оставлять.
- Знаете, мы уже насмотрелись, на то, что они творят. – говорил, сидя у костра, поединщик, которого, как выяснилось, звали Вольфом. Он был уже перевязан, да и вообще – после всех припарок Вероники чувствовал себя вполне сносно. – Они же дикари! Злые черти, жестокие…
- А зачем вы их такими сделали? – возмутилась Даша.
- А как по другому? – в свою очередь удивился Вольф. – По другому мы не получим социального развития. Надо уже племенные союзы организовывать, а без войны, красавица, такие дела не делаются.
- Ну можно же мирно договориться – обиженно заявила Даша, хоть и видно было, что оброненное «красавица» ей польстило.
- Это мы можем договориться. И то, не всегда. У нас южники были, они у окраинных болот жили – это на побережье. Так они со скальными схватились, почти все погибли. А ведь наши бились – земляне. А эти, - посмотрел вверх на склон, откуда гулко доносилось улюлюканье и крики. – Не доросли они ещё…
Так и закончилась их первая война – война длинною в два дня.
А потом были другие войны. Их было очень много. Казалось, что люди готовы убивать друг-друга за любую мелочь! Охотились на чужой территории – война, рыбачили в чужой реке – война, пацанва друг другу шишек понаставила – война, уворовали где-то что-то, причем не понять – свои или чужие, все равно - война! Да что там говорить, даже из-за погоды воевали. Льет дождь на этом берегу реки, а там, у тех, солнышко светит – значит это их шаман плохую погоду наслал, надо идти воевать. Снова копья в руки, дубины, каменные томагавки и вперед – крушить черепа соседям…
Прав был Вольф – они дикари. Но что самое плохое: с дикарями приходилось и землянам биться. Не будешь же смотреть, как твое племя под корень: с женщинами, с детьми, даже с младенцами вырезают! Облачались тогда земляне в свою одежду цвета хаки, брали в руки мачете и шли в бой… Конечно комбезы защищали от стрел, от наконечников копий – те просто не могли пробить кевларо-пластиковой материи, но дубины и топоры – те ломали кости и через защиту тонкой ткани. Гибли земляне, гибли… День за днем их становилось все меньше и меньше, а когда опомнились от всех первых поселенцев уже меньше двух сотен осталось. Тогда-то и появился Совет. Они тогда собрались, и устроили долгую беседу, где муторно выясняли: что и как теперь делать. Все же к своим племена прикипели, каждый для себя, для своего племени что-то хотел, только там так нельзя было – там должно было быть новое, другое решение. И они его приняли. Они решили спрятаться от глаз простых людей, стать полумифическими фигурами – богами… А смертных оставили вариться в своем соку.
* * *
Роман замолчал, рассказ его оборвался на полуслове, недосказанным. Хотел он еще многое сказать, только все эти слова лучше сделать не могли – чем больше будет говорить, тем хуже ему будет. Саати это понял, потому и расспрашивать не стал, а просто сделал вид, что уснул, да и правда – утро уже скоро, а они еще даже и не ложились. Хотя… Роман наверное и не ляжет. Почему-то Саати казалось, что Роман может месяцами не спать, и в какой-то мере он даже был прав – чувствовал это своими новыми воспоминаниями, и знал, что уже бывали такие случаи у его спутника.
- Спи. – коротко сказал Роман, и внезапно нахлынула на Саати такая сонная волна, такое нестерпимое желание уснуть, что он просто не смог удержаться. Глаза закрылись, дыхание успокоилось и стали ему сниться сны, где Роман с лицом обезображенным гримасой ненависти, рубил направо и налево, а вокруг полыхали багровым пламенем горящие хижины…
Роман уселся, посмотрел на мирно сопящего Саати, а потом взял свою суму, пододвинул к его вещам, закрыл глаза и отправил тонкий импульс мысли: «мои вещи теперь твои – бери». Подумал, снял с себя всё, и только потом полез вниз, к той щели, где поблескивал металл.
В голове пусто, в руках холод, в теле застывшее напряжение натянутой струны. Блеск металла у самой руки, палец коснулся холода, острый край кольнул кожу. Потянул – не идет, глубоко засел. Резко дернул, потерял равновесие и прижимая к груди холодный осколок полетел вниз. Рядом хлопок – появился артефакт, один короткий миг он видел его тускло блестящую поверхность, уловил едва слышный звон и…
* * *
Саати проснулся от взрыва. Его подбросило, кинуло в сторону, по ушам ударило раскатом грома. Он соскочил, заозирался по сторонам испуганно расширенными глазами. В голове стучала только одна мысль: «мои вещи теперь твои – бери» - и все. Только сейчас до него начал доходить смысл сказанного. Когда отгремело последнее эхо и сверху перестали сыпаться даже мелкие камушки, Саати подошел к краю, посмотрел вниз. К первой здоровенной дыре прибавилась еще одна воронка, будто разъяренный гигант лупцевал скалу своими непомерно огромными кулаками. Романа не было.
Он подошел к вещам, что оставил ему Роман. Посмотрел на шкуры, в которые тот был одет, на суму, где лежали вещи, но ни к чему не притронулся – не хорошо это. Он сел, и решил ждать. Ведь он и сам, тогда, во времена своего детства не сразу появился после детонации. Прошло часов десять, а может и больше. Так что еще есть на что надеяться.
Он пошел в лесок, собрал побольше веток, развел костер. Мяса от птицы рух было еще предостаточно, и о еде можно было не беспокоиться. Он сел ждать. Ждать было скучно.
Саати то и дело подходил к обрыву, выглядывал – не появился ли Роман? И чем дольше он ждал, тем крепче становилась его уверенность, что Роман появится, просто обязан появиться! Он будто чувствовал его незримое присутствие, это было сродни ощущению взгляда в спину – есть тут еще кто-то! Но наступил вечер, а Романа все не было. Саати подумал лечь спать, но вместо этого только подкинул в костер веток и уселся уставившись в огонь. Сон не шел. Он пододвинул к себе поближе вещи Романа, подумал было залезть в его суму, но остановил руку – не дотронулся. Он и так все знает, помнит чужой памятью. Там есть остатки формы, той в которой Роман прилетел на эту планету, они уже истерлись, истрепались, их можно на просвет смотреть, но все же он их хранит. Раньше там были и ботинки, теперь от них ничего не осталось. Есть там и обсидиановый кинжал – красивый, мастерски сделанный – его Роман сам делал, со скуки: медленно и кропотливо отсекал кусочки, потом зашлифовывал песком. Получилось красиво. Обломок мачете, саперная лопатка тоже там была раньше, но где то потерял ее Роман, но главная память была не об этих вещах, а о совсем другом. Кукла свернутая из листьев, засушенная донельзя, к ней прикоснись – она рассыплется тонкой пылью. Она лежит в деревянной коробочке, сделанной Романом. Это кукла Женьки – первого сына Романа. Он сделал эту куклу просто так, когда Даша сказала, что сыну нужно хоть какую-то игрушку. Когда Женьке исполнилось шесть лет он забыл про эту неказистую поделку, а Роман её сохранил. На самом дне, под всеми вещами, хранится каменный обломок наконечника стрелы. Это уже другие воспоминания – горькие. Эта стрела пробила шею его друга – Януша. Спасти того уже было нельзя – стрела перебила шейные позвонки. Тут же и локон рыжих волос перевязанных нитью из формы – это волосы Даши. Он их срезал у нее очень тихо, тогда, когда они с ней поссорились. Это произошло незадолго до смерти Януша. Всего то за полвека до…