Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 12⁠⁠

Няньки (фантастический роман) Часть 1

Няньки (фантастический роман) часть 2

Няньки (фантастический роман) часть 3

Няньки (фантастический роман) Часть 4

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 5

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 6

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 7

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 8

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 9

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 10

Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 11

Автор: Волченко Павел Николаевич

Аннотация:

Главные герои, выходцы из рабочего квартала, еще в детском возрасте попадают в некий концентрационный лагерь. Им приходится пройти через боль, унижения, тяжелую физическую, моральную и интеллектуальную подготовку. Зачем? Неизвестно, до того самого момента, пока не вступает в силу план заселения миров – распространения человечества – своего рода глобальный социальный эксперимент. Пройдя через все этапы взросления, через долгую жизнь, через осознание себя и мира вокруг, они понимают причины своей подготовки. Действо развивается на фоне неизвестного мира – новой, дикой планеты, где имеются некие «артефакты» - неизвестные, непонятные сферы с возможностью как телепортации, так и простого, ускоренного перемещения в пространстве. Артефакты не позволяют использовать металл, восприимчивы к агрессии – препятствуют ей.

Основная идея произведения: приходит время, когда боги становятся не нужны, а нужны няньки, поводыри, что проведут сквозь тьму и кровь мира и выведут во дни благоденствия.

- Верткий ты. – погладил по голове, и вожак вперед подался, сам голову под ладонь подставил! Не было еще такого, за то время, что бродяжничал Роман по джунглям. Когда кого подранишь, тот не то что ласки просит, тот сам на рога, на клыки, на все что есть насадить тебя хочет. А тут… У них во дворе, когда он на Земле жил, была собака – приживала. Её все так и называли – Собака. Добрая, всегда грязная, с детишками игралась, вместе с ними везде валялась, за воротники тягала, зубами за рукава хватала, но никогда не прикусывала – аккуратная. Её по пьяному делу отец Марика задавил. Он долго её подзывал, посвистывал, руку тянул, будто есть у него что, а Собака не шла, боялась, все боком его сторонилась. Конфета у него в кармане была, ириска в прилипшем фантике, вот на нее и подманил. А как подошла она, за горло сразу двумя руками хватанул и давить начал. Ромка, тогда еще пацан, в окно всё видел… Так Собака так же голову под руку тянула, хоть ты её палкой гони – добра что ли искала?

Рядом тяжело задышал Саати. Роман оглянулся и увидел, как тот вскидывает копье, замахивается, а вожак смотрит на него желтыми глазами, и нет в них ни страха, ни мольбы о пощаде – ожидание в них.

- Подожди! – перехватил руку, острие копья задрожало в сантиметре от вздрагивающего бока. – Подожди, не убивай.

- Жалко его. – простодушно сказал Саати. – Мучаться будет.

- Будет. Вот только он выживет. – уверенно кивнул. – Этот точно выживет. Пойдем.

Они ушли с залитой кровью поляны перед белой скалой, прихватив с собой две туши убитых гуан. Пока шли, Роман спросил:

- Ты зачем на поляну прибежал? Я тебе что сказал делать? Место готовить. А ты, дур… - осекся. - Саати, ты понимаешь, что я тебя убить мог? Еще бы чуть и всё. – и он пальцами показал это самое чуть. Выходило немногим толще волоска.

- Роом, не злись. Услышал, что ты бьешься. Поближе подошел, а там их столько… И тебя невидно совсем, только гуаны прыгают. – замялся здоровяк ища правильные слова. – Я за тебя, Роом, испугался.

- Саати, хороший ты мужик, очень хороший. Ты за кого испугался? Ты за бога испугался! И сам в драку полез. Нет, рано ты родился, рано. – длинно и непонятно для Саати сказал Роман, а потом спохватился. – А ты чего это теперь меня на ты называешь? Где твое уважение?

- Простите меня, Роом. Забылся. – и снова склонился в том же поклоне, так неподходящим для своей внешности дикаря.

- Да ладно, кругом все свои. На ты, так на ты. Саати, ты если еще перестанешь меня Роомом постоянно называть, так вообще побратаемся. Ну?

- Хорошо. Не буду. – и широко, по детски улыбнулся. – Побратаемся?

- Ты погодь. Со временем. Где ты нам ночное приглядел?

- Не далеко, тут уже близко. – и он пошел скорее.

* * *

Оказывается девчонок кроме всего прочего еще и акушерскому делу обучили. Поэтому Дашка еще заранее начала готовиться к моменту, когда Иринка должна была разродиться. Воды натаскала, вылила в каменную чашу, огонь под ней развела и приказала Янушу с Ромкой за огнем следить, чтобы вода согрелась, а сама побежала за корой капы. Почти всю капу и изрубила и притащила целый ворох мелких обрубков коры в хижину. Капа она как губка: мягкая, гибкая и впитывает хорошо, - Даша ее вместо бинтов пользовать хотела. За подружками сбегала, чтобы в одиночку роды не принимать, даже Веронику с собой привела.

К тому времени, когда начала парить вода в чаше, Иринка уже вовсю выла в хижине, а Януш разве что в лес не бежал. Сидел на земле, рожа страдальческая, желваки так и гуляют, уши руками зажимает, и сам чуть не ревет.

- Ян, ну чего ты? Ну? Все нормально. Там Вероника, там Дашка, ничего твоей Ирке не сделается, все хорошо будет. – успокаивал его неуклюже Ромка, а сам думал – что же им с собой на высадку по фляги выпивки не дали? Вот сейчас бы в самый раз было Янушу нажраться до зеленых чертиков, да захрапеть прямо тут, у костра. – Ян, слушай, а если дитенок в Ирку пойдет, что делать будешь?

- А что? – спросил, не поняв, Януш.

- Ну а зачем тебе гоблин? – совсем неумело пошутил Ромка, и только потом понял, какую же глупость он сейчас сморозил.

- А в грызло? – совсем не шутливо спросил Януш и даже вперед подался. Кулаки его сжались. Ну да, сейчас, в таком состоянии он любому бубен откамлает не хуже шамана.

Заорала в хижине Ирка, завыла, даже Ромке внутри от этого воя дурно сделалось. А Януш вскочил, заметался как загнанный зверь. Было к хижине метнулся, да потом вспомнил, что сама Ирка ему говорила: в дом ни ногой, пока она не родит. Встал на пороге, не смея ни вперед шагнуть, ни назад вернуться, а у самого слезы по щекам текут.

- Рожает? – подошел Яша. Он давно вообще-то неподалеку ошивался, просто близко не подходил.

- Что? – оглянулся Януш на него, резко утер рукавом слезы. – А, да. Рожает.

- Давно? – спросил серьезно, со знанием дела, Яша.

- А? Давно… Наверное уже часа три. – выпалил Януш и снова на хижину посмотрел.

- Ян, какие три? Ты что? – встрял в разговор Ромка. - Яшка, минут двадцать она рожает.

- Как, двадцать… - Януш посмотрел на Ромку осоловелыми глазами. – Двадцать?

Ромка только кивнул, и опять подумал, что наверное вот сейчас-то ему морду и набьют! В первый раз свезло – Яша вовремя подошел, а теперь точно – побьют.

- Слушай, Ян. – начал Яшка. – Там наши на руха пошли, нам еще человек нужен. Пойдем?

- Яш, ты что? У меня жена… - он осекся. Сам то он привык Ирку женой называть, но сейчас, при Яшке смутился. – Ирка же рожает!

- Ян, ну вот так человек нужен! – постучал ребром ладони по кадыку. – Сгинут же без нормального руководства. Остолопы.

- А ты?

- А я со второй группой, мы с другой стороны холма зайдем, на вас руха гнать будем.

- А Ромка? – он растерянно посмотрел на Ромку, тот только плечами пожал.

- Ромка? – Яша усмехнулся. – Ром, ты только не обижайся. Слушай, из него руководитель, как из меня балерина. Не смеши.

Ромка и правда обиделся, но виду не подал, а только кивнул с готовностью. Мол да, есть грешок – тупой во всю голову! А как только Януш от него отвернулся, подмигнул Яше. Только Яша почему-то в ответ не подмигнул.

- Ну да, ну да… - задумчиво промямлил Януш. – Это я не подумал.

- Ну? Пошли?

- Пошли.

Ромка тоже было попытался встать, но Яша оглянулся, посмотрел строго и рукой чуть махнул – сиди мол. Ромка сел на место, стал дальше Иркины крики слушать.

Сидел он и думал, что верно все же Яша поступил. Зачем зря человека мучить? Что Януш сейчас сможет сделать для своей Ириши-красавицы? Ничего, только будет бегать от чаши этой с водой до хижины и обратно, желваками играть будет, и стонать – ну это разве помощь? Нет. А вот он, Ромка, тут куда нужнее будет. Он и воду подогреет, почему-то девчонкам, когда рожают много теплой воды надо, он и сбегает, если что вдруг понадобится, и все это без лишних нервов, без желваков, без истерик и сжатых кулаков. Да, раздражают конечно крики, даже поморщишься порой, но в целом нормально - терпеть можно. Да и пройдет у них все путем – в чем в чем, а в этом Ромка был уверен твердо. Вон, рожали же до Иришки, и ничего ни у кого не приключилось. У них уже по деревне девять мамаш ходили, дитят у сисек носили и отцы за ними следом словно хвостики увиваются – так и стелются: «дорогая, тебе принести мяса?», «дорогая, может ты фруктов хочешь?», «дорогая, может тебе надо…» - и так целый день, а все только для того, чтобы убежать куда-нибудь подальше от кричащего чада, да и отлежаться там, поспать, отдохнуть. Ромка раньше никогда не думал, что дети – это такая морока. Нет, то что с детьми не просто – это он знал всегда, но то, что до такой степени – об этом он даже не подозревал.

Всерьез он задумался о том, что им с Дашей пока стоит повременить с ребеночком, когда прибежал к ним в гости самый первый папаша – Стас. У него у первого дитё родилось - дочурка: пухленькая вся, кругленькая, красненькая, с чубатой головкой, а горластая! Как ночью заорет, так хоть святых выноси – вся их деревушка глохла, а километров на пять окрест с ветвей птицы взлетали!

Пришел он, Стас, тогда к ним и спрашивает: «нет ли у вас выделанного лыка? Циновку надо сплести, девчонка по ночам мерзнет под одними комбезами, а вот под циновкой, да комбезами ей теплее будет» - сам говорит, будто кашу жует – вяло так, а под глазами черные круги с недосыпу. Хотели шкур ему дать – девчонку укрывать, а он отказывается, говорит что Лена его – жена, против шкур, мол в них зараза всякая, насекомые, блохи те же ползают. А лыко то у них с Дашкой тогда и правда было – припасли, на днях к лозняку ходили, нарубили, вымочили положенный срок, ободрали, на сушку положили – сегодня дойти должно было. Ну ладно, надо, так надо – для хороших людей не жалко. Пока они вместе с Дашкой за лыком сходили, пока собрали, возвращаются в хижину, а там Стас спит и храпит во все носопырки. А устроился так, что даже смотреть больно! Он же как сидел на чурбаке в углу хижины – так и продолжал сидеть, и даже миску долбленую в руках держал, ту, в которой ему поесть дали. А как скукожился, как сложился – уму непостижимо! Будить не стали, ушли по тихому – пускай поспит.

Ирка как раз тогда и забеременела. Ну не совсем конечно «как раз» - нет, у нее к тому времени пузико округлилось, тяжестью налилось. Она специально его стала на показ выставлять: майку все узлом над пузом завязала, и живот наглаживала. Сидела на солнышке мечтательно так, жмурилась, живот оглаживала, а сама шепчет чего-то – с ребеночком разговаривает. А потом у нее пупок сделался торчком: до этого все дырочкой был, а тут раз в одно утро и пуговицей торчит! А Дашка как эту торчушку увидела, так и всё – загорелось ей тоже забеременеть! Еле отговорил.

- Ромка! – гаркнула из хижины Вероника. – Воды!

- Пить или? – покосился на каменную чашку с водой.

Вероника со страдальческим вздохом округлила глаза:

- Дурак или прикидываешься?

- Ну так бы и сказала. – он зачерпнул долбленым ведром воду, быстро бросился к хижине, уже чуть было вовнутрь не залетел – Вероника его перехватила, ведро из руки вырвала, и со словами: «нечего тебе тут делать» - так в грудь толкнула, что он на зад сел.

- И правда? Что мне там делать? – вслух согласился Ромка, ушел, уселся на свое место у жаркого костерка под большой чашей с водой. Представил себе, как будет Дашка рожать, как кричать будет так же, как будет он вот так же как Януш: то вскакивать, то садиться, то бродить кругами нервной дерганной походкой. – Нет! Если Дашка еще хоть раз заикнется о ребенке, я ей такой разгон устрою! Нет, ну надо же блажь какая! Самой то сколько – шестнадцать лет только-только стало, а уже туда же – ребенка ей подавай! Сама еще ребенок!

Из темноты хижины выглянула недовольная Дашкина мордашка:

- Ромка!

- Что?

- Не бухти.

И тут же снова пропала в темноте.

- Поговорить нельзя… - обиженно заявил Ромка в провал обрыва перед собой. – Совсем уже…

Но замолчал и тупо уставился на переливающиеся красным угольки под каменной чашей. Он так долго сидел, скучал, смотрел – как колышутся травинки в восходящих потоках воздуха снизу: там внизу в джунглях жара, вот сюда, наверх и парит. Вдалеке, на склоне, что напротив, всколыхнулись кусты, взлетели вверх гонжи – красивые они все таки издалека, когда драться с ними не надо – на бабочек похожи. Внизу многоголосо заорало, заулюлюкало, застучали палки – это ребята птицу рух погнали. Весело наверное. Как там получается? Значит Яшка сейчас эту птицу гонит, а Януш со своей толпой в засаде поджидает. Интересно, как они эту птицу рух валить собрались? Вроде еще ни разу подобную тварь не щемили. Они бы и не трогали эту помесь змеи и петуха, если бы она сама к ним подбираться бы не начала.

Они благодаря Костьке прознали, про то, что рух на них зубы точит. Он же, Костька, сопляк еще совсем. Если его кто обидит, он сразу в слезы и бежать, чтобы другие не видели как он ревет. По своему это конечно и правильно. А ревет он обычно в роще, что с другой стороны холма, там тоже обрыв, но он не такой как здесь – не отвесный, а с уступами. И когда он там реветь сел, увидел глубокие борозды в земле. Пригляделся, а они же не только по земле пропаханы, они еще и на скале видны. Он вниз глянул через край и увидел на уступах глубокие царапины. Мигом у него все слезы прошли, побежал он искать Яшку, а потом, для шуму и для значимости привел туда чуть не весь лагерь, чтобы увидели они, какой он герой – всех от опасности спас!

Заслуга и правда значимая – это надо признать. Но всё равно, злило, как он тут после этой своей находки гоголем выхаживал.

Доносящиеся снизу звуки стали громче, а потом и вовсе будто взорвались, послышалось удалое, залихватское улюлюканье, какие-то дикие индейские крики. Значит шуганули они птичку, побежала. Тут весь фокус в том, чтобы не дать руху разогнаться хорошенько – он же большой, тяжелый как бомбардировщик, ему для того чтобы взлететь нужен порядочный разгон.

- Эх? Ну почему я… - сокрушенно, вздохнул Ромка. Там он должен быть сейчас, с мальчишками, работу работать, а не сиделкой тут для этой роженицы батрачить.

- Ромка. - опять Дашкина мордашка.

- Все, уже молчу!

- Нет. Сбегай еще за капой. – он соскочил. – Нет, подожди, лучше к Яшке домой беги, у него там шкур много. Тащи, те что почище. Понял?

- Ага.

И он рванул, остановился, резко бросился назад, кинул кучку хвороста в угасающий огонь, и побежал к Яшкиной хижине. По дороге вскользь подумал: «А откуда Дашка знает про то, что у Яшке в хижине заныкано?».

Влетел в хижину на всем ходу, затравленно огляделся по сторонам, подхватил в углу ворох шкур, и хотел было обратно бежать, но остановился, замер. Под шкурами он увидел странный механизм. Не металлический, поблескивал он так же тускло как и углепластиковое их снаряжение, но явно это была какая-то аппаратура с какими-то ручками, верньерами, и финтифлюшки на ней круглые наверху, сетчатые явно можно было крутить.

Вдалеке снова заорала Ирка, и Ромка, в одно мгновение забыв о странной приспособе, припустился обратно.

Иринка родила без осложнений. Правда рожала она долго, но успела все же разродиться до прихода своего благоверного с охоты на птицу рух. Сынок у них родился, большущий, тяжеленький, а горластый какой! Как заорал в первый раз, так Ромка думал, что у него сейчас барабанные перепонки лопнут – уши заложило, мысли все из головы повыскакивали, на такой он ноте крик свой выводил. И только когда малыш кричать перестал, только тогда до Ромки дошло, что все – родила Ирка.

И Дашка как раз из хижины вышла, с малышом. Сама улыбается, а мальчуган у нее на руках весь какой-то красненький, мордочка сморщенная, а рот-то так раззявлен, что чуть кишки не видно – орет, надрывается, ручонки в кулачки сжатые дрожат.

- Смотри какой? – Дашка смотрела на мальчугана с такой счастливой улыбкой, что все понял Ромка – не избежать и ему этой чаши, решила Дашка беременеть и точка! А малыш и правда какой-то… Нет, не красивый, совсем он тогда некрасивый был, а даже скорее страшненький, - нет, он какой-то родной что ли, и хочется о нем позаботиться, хочется к себе его прижать, всякие «ути-пути» говорить.

- Укрой, он же мерзнет. – сказал Ромка, сдернул с себя куртку, которую вместо пояса навязал, и на малыша сверху положил бережно, словно поломать мог это маленькое кричащее чудо.

- Возьми. – она протянула малыша Ромке. – Крестничек твой.

- Что? – от удивления Ромка даже ребенка в руки взял, а так бы точно отказался, побоялся.

- Крестным будешь. Иринка так сказала.

- А ты?

- А что я?

- Ты крёстной?

- Нет, - вздохнула, - нельзя.

- Почему?

- Муж с женой крестными быть не могут. – и улыбнулась. – Ребенка то не вырони.

Значит все, значит теперь наверняка попал. Если она так сказала, то пиши пропало. Прощайте свободные дни, здравствуй семейная жизнь.

- Эй! Э-э-эй! – снизу, от самых джунглей протяжный крик. – Как она?

Януш несся вверх по холму сломя голову. Лицо красное, руки в крови, глаза заполошные.

- Ирка как? – он подлетел к ним, и даже ребенка на руках у Ромки не заметил, хотя того и правда сложно было заметить в складках Ромкиной куртки. Малыш к тому времени успокоился и, прижав кулачки к личику, засопел.

- Хорошо. – сразу успокоила его Дашка.

- Я, я сейчас! - и он было бросился к хижине, но Дашка поймала его за ворот.

- Ей отдохнуть надо. Не заходи пока.

- А, ну да… точно. Это я не подумал. – облизнул губы, нос рукой утер, не заметив, что оставил на лице кровавые разводы. – А это, родился кто? Глянуть бы.

- Сын у тебя. – обрадовано сказал Ромка, и тут же испугался, что слишком громко сказал, вдруг малыша разбудит. Шепотом добавил. – Вот, смотри.

Куртку поближе к Янушу протянул, тот уставился на личико красненькое, на кулачки, на носик пуговкой, а сам улыбается, и кажется что сейчас харя у него треснет напополам. Руки к ребенку потянул. И только тут кровь заметил, отпрянул и зашептал:

- Я, это… Я сейчас… Я руки только умою. – и побежал к пруду, дурак. Совсем забыл, что тут есть вода, даже теплая. Для родов-то она больше без надобности, можно и просто так пользовать.

- Где он так? – спросила испуганно Даша.

- Наверное руха завалил. – пожал плечами Ромка. – Откуда же еще.

Через минуту Ромка переложил ребенка на чисто вымытые руки Януша. Януш сразу уселся, морда так счастьем и светится, а сам чуть раскачивает – убаюкивает.

Выглянула из хижины Вероника:

- Ян, пошли. – Януш посмотрел на ребенка, на хижину, на нас, уже было руки потянул – отдать. – Дурак, с сыном иди.

- Когда у нас такой же будет? – спросила Дашка без особой надежды, когда Януш скрылся в тени хижины.

- Скоро. – Ромка поднял глаза, будто подсчитывая. – Так, месяц туда, месяц сюда. Наверное месяцев через десять.

- А почему не девять? – удивилась и обрадовалась Дашка.

- Ну ребенка же сначала сделать надо, на это месяц. – и он тоже засиял улыбкой.

- Золотко ты моё! – она взъерошила ему волосы, и залепила в щеку такой поцелуй, что Ромку даже качнуло.

- Даш, а ты откуда про шкуры знала? Ну у Яшки?

- Вероника сказала. Они с ним, - она оглянулась, и громким, заговорщицким шепотом сказала, - они с ним встречаются. Только это тайна… - подумав, добавила с непосредственностью ребенка. – Пока тайна.

- А, ну тогда ладно. – про странную ту машинерию под шкурами он спрашивать не стал, все равно она не знает. Но вот думать про нее не перестал.

Вечером, когда у общего костра они доедали остатки руха, Ромка подошел к Яшке, подсел, и как бы промежду прочим, сказал:

- Слушай, я у тебя сегодня шкуры брал… - замолчал, думал может Яшка сам догадается.

- Знаю, мне Вероника сказала. – вот ведь подлец, и даже ухом не ведет. Сидит спокойно, чинно, приценивается, как сподручнее будет шашлык из руха с палочки поудобнее стянуть. – Ян обещал потом принести, когда просохнут.

- Я у тебя там под шкурами штуку одну заметил. – в лоб выдал Ромка.

- Знаю. – ответил Яшка тяжело. – Знаю. Видел. Только не говори никому.

- А что это? – горячо заинтересовался Ромка.

- Фантик это – обманка. – отмахнулся Яшка.

- Не понял.

- Сейчас. – он все таки цапнул последний, жирный кусок шашлыка, прожевал, проглотил. – Пошли, покажу. Темновато правда…

Они, незаметно для остальных, встали, и пошли к Яшкиной хижине. Тот по дороге начал рассказывать:

- Помнишь, после джунглей на Земле, нас всех проверяли на всякую гадость.

- Карантин что ли? – было тогда такое дело. Загнали их по белым стерильным кубикам карантина, и сидели они там почти неделю. У них тогда всякие анализы по пять раз на дню брали, на обследования водили, как будто они из зоны заражения вышли. Но надо отдать должное, кубики их были оснащены дай бог! Стереки на информационных кристаллах – список такой, что и за день не пролистаешь, в игрушки по виртуалке рубиться можно, кормили от пуза – хорошо короче было.

- Да, карантин. Там тогда со мной беседу провели. Что мол де проявил я себя как лидер, что буду старшим на высадке, что доверяют они мне связь с базой ну и всё такое прочее. Много они пурги мне наговорили.

- Подожди. Так ты хочешь сказать, что у нас связь с Землей есть? То есть мы тут целый год с Землей в молчанку играем? За здорово живешь отсиживаемся?

- Тихо ты! – шикнул на него Яшка.

- Почему? – прошептал в ответ Ромка и даже по сторонам оглянулся.

- Потому что, не зачем воду мутить! Короче я тогда знаешь, что понял? Врут они - вот что я понял! Ну, как старшему группы, они мне вот эту машинку и дали. Говорят, что через нее, когда время придет, надо будет связаться с Землей.

- А ты?

- Попробовал связаться. Ничего из этого не вышло. Дня два промаялся, думал настройки всякие там попробовать – дохлый номер. – они уже подошли к Яшкиной хижине, прошли во внутрь. Яшка, как зашел, сразу запалил лучину, вытащил из под завала шкур аппарат. – Вот, смотри. Тут не все так сложно. Вот включить, вот выключить, источник питания атомный, настройка угла здесь и тут.

- А зачем ты это показываешь? – удивился Ромка.

- Как зачем? – удивился уже Яшка. – Ты же мне не поверил? Или поверил?

- Нет. – честно сознался Ромка.

- Ну вот! Тогда сам сейчас попробуй сигнал поймать. Не получится – ты успокоишься и никому ни о чем не расскажешь. – он подался вперед и доверительно сказал. – Если народ про эту хреновину узнает, ты знаешь какая тут анархия начнется! Поэтому лучше будет если ты помолчишь. Понял?

- Понял.

Ромка и вправду попробовал покрутить ручки, колесики, угол подъема и поворота антенн менял, но все впустую. А когда закончил дурью маяться, то и в правду – никому и словом не обмолвился. А что рассказывать про свою глупость? Но кое что все же изменилось.

Он перестал вместе со всеми придумывать версии и идеи, когда вечерами они обсуждали, зачем их на эту планету без всего закинули. Как они там, наверху, думают планету под себя готовить и всеми поселенцами руководить если ни связи, ни сигналов никаких нет. Для себя Ромка решил просто и жестко: от них, от всех этих детишек, попросту избавились. Да, именно избавились, когда почувствовали, что теряют они власть – эти верховники, эти жители Небесного города, властители все эти вечные. А планеты новые решили не отдавать глупым своим людишкам и колонистам. А чтобы и соблазна не было – всех, кто имел отношение к космической программе отправили в расход. Тех, кто на Земле остался, наверное попросту порешили, а их – их дешевле, лучше и надежнее было по адресам разослать. И теперь сидят они на этой планете, на которой даже если и захочешь цивилизацию построить не получится ничего: всякую технологию артефакты под корень сроют своими взрывами. На смерть их послали, ну или в ссылку – это как кому больше нравится. Как говорится: даже если вас съели у вас есть два выхода.

Особой страстью к гипотезотворению страдал Гарик, и приспешник его – Костька. Гарик, как старательный рудокоп, каждую неделю разрабатывал жилу новой теории покорения планеты и «Великого Замысла» начальства. Именно так, именно с большой буквы каждое слово. И были у него теории от достаточно похожих на реальность и бесконечно буйные, дикие, фантастические!

Так к примеру он один раз предположил, что они должны расчистить плацдарм для последующего подлета больших боевых крейсеров. Мол должны мы вычистить джунгли, выжечь леса, и чуть не площадки для удобства посадки кораблей забетонировать. Или была у него идея, что все, кто тут есть – это мыши подопытные. Нас сюда закинули, а лет так через пять, понадергают отсюда к себе наверх, а может быть даже и на саму Землю отбуксируют, и исследуют там – какие изменения в организме произошли за время пребывания в чужом мире. Для каждой теории он старательно придумывал название, для каждой придумывал крепкие доводы, аргументы, иногда даже где-то факты раскапывал. Костька исправно кивал, соглашался со всем, другим рты затыкал своими дикими криками, а через неделю, когда Гарик придумывал новую теорию, был в первых рядах, кто топтал и крушил прошлые домыслы. Ну что, надо же как-то развлекаться, не все же про джунгли да про охоту говорить.

Главное же было в том, что действительно – цеплял поселенцев Гарик своими придумками, и те начинали думать, иногда даже работать по Гариковой задумке. Просыпался интерес в них, далеким светом брезжила надежда, что не забыли про них. А расскажи им про Яшкину машинку и все, и нет больше надежды, нечего больше от жизни ждать кроме смерти в этом зеленом море – грустно, печально, безысходно…

Через две недели, после того, как Ира родила своего первенца – Диму, у Даши не начались месячные. Она была счастлива…