"Суламифь" Куприна — паршивая эротика?
У Александра Ивановича Куприна много замечательных разноплановых произведений, но едва ли повесть "Суламифь" (1908) входит в их число. Тем не менее, Куприн постарался на славу и явил произведение, которое передаёт дух древности, дух жестоких времён Ветхого завета. Едва ли в "Левше" Лескова или "Капитанской дочке" Пушкина есть столько авторской стилизации.
Сулами́фь (Сулами́та) — возлюбленная царя Соломона ("Песнь песней Соломона"). То есть нас ждёт художественная адаптация. И да, "Песнь" — это то самое место, по сравнению с которым современные песни о любви покажутся благопристойным мяуканьем.
1) Язык его сладок, и весь он словно награда...
2) Груди твои как два олененка, двойня серны...
4) О, будь ты братом моим, вскормленным грудью моей матери, — целовала бы я тебя,
Так почитаем же, что там за любовь такая между Суламифь и Соломоном.
Первая глава Куприна посвящена описанию несметных богатств Соломона.
Царь Соломон не достиг еще среднего возраста — сорока пяти лет, — а слава о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни и пышности его двора распространилась далеко за пределами Палестины.
Надо заметить, что Куприну в год выхода повести было 38 лет. К тому моменту уже вышли «Поединок», автобиографическая повесть «На переломе (Кадеты)», «Олеся» и «Молох».
Тысячи людей вязали срубленные деревья в плоты, и сотни моряков сплавляли их морем в Иаффу, где их обделывали тиряне, искусные в токарной и столярной работе. Только лишь при возведении пирамид Хефрена, Хуфу и Микерина в Гизехе употреблено было такое несметное количество рабочих.
А здесь Куприн, видимо, затрагивает тему, которая интересна именно ему. Египтомания в Европе началась в конце 1820-х. К середине XIX века египтологи худо-бедно изучили сами пирамиды, саркофаги и надписи внутри, однако раскопки вполне продолжались.
Семьсот жен было у царя и триста наложниц, не считая рабынь и танцовщиц. И всех их очаровывал своей любовью Соломон, потому что бог дал ему такую неиссякаемую силу страсти, какой не было у людей обыкновенных.
700 жён и 300 наложниц? Мощно! Вроде всё, как в первоисточнике. Правда, вот это место более скромно описывает положение дел.
Шестьдесят во дворце цариц, восемьдесят наложниц, а молодиц не перечесть (Песня Песней, глава 6)
Ну а неиссякаемая сила страсти от бога — полезная способность. Интересно, кто-нибудь пытался попросить в молитве? Мало иметь 49,5 пикабушных сантиметров.
Куприн не отказывает себе в удовольствии описать весь межнациональный гарем Соломона, в котором нашлось место женщинам с разным цветом кожи. Итак, кого любил Соломон:
сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы;
Руки на стол! Ещё!
молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи;
Полезно в южных городах. А ещё Соломон поддерживал отечественного (с его точки зрения) производителя:
Кроме того, любил царь многих дочерей Иудеи и Израиля.
Отдельные личности удостоены имён:
Также разделял он ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, превзошедшей всех женщин в мире красотой, мудростью, богатством и разнообразием искусства в страсти;
и с Ависагой-сунамитянкой, согревавшей старость царя Давида, с этой ласковой, тихой красавицей, из-за которой Соломон предал своего старшего брата Адонию смерти от руки Ваней, сына Иодаева.
Кстати, в текстах упоминаются только три ребёнка Соломона — сын Ровоам, рождённый от аммонитянки Наамы, происходящей с территории Иордании, а также дочери Тафафь (Тафат) и Васемафа (Баземат)
Вот у Куприна про щепоточку другой любви:
И так велика была власть души Соломона, что повиновались ей даже животные: львы и тигры ползали у ног царя, и терлись мордами о его колени, и лизали его руки своими жесткими языками, когда он входил в их помещения.
Третья глава посвящена духовным исканиям Соломона. Но тут Куприн находит, куда ввернуть перчинку:
Но ничего не находил царь в обрядах языческих, кроме пьянства, ночных оргий, блуда, кровосмешения и противоестественных страстей, и в догматах их видел суесловие и обман.
Короче, наложниц много, но вскоре появляется особенная:
— Все суета сует и томление духа, — так говорит Екклезиаст.
Но тогда не знал еще царь, что скоро пошлет ему бог такую нежную и пламенную, преданную и прекрасную любовь, которая одна дороже богатства, славы и мудрости, которая дороже самой жизни, потому что даже жизнью она не дорожит и не боится смерти.
Дальше Соломон едет на виноградники и слышит там песню
Милый женский голос, ясный и чистый, как это росистое утро, поет где-то невдалеке, за деревьями. Простой и нежный мотив льется, льется себе, как звонкий ручей в горах, повторяя все те же пять-шесть нот. И его незатейливая изящная прелесть вызывает тихую улыбку умиления в глазах царя.
Наслаждается пением, а потом:
— Девушка, покажи мне лицо твое, дай еще услышать твой голос.
И вот незнакомка оборачивается лицом к царю. И тут совсем уж эротические описания пошли. Ребята, руки на стол, Суламифи 13 лет.
Сильный ветер срывается в эту секунду и треплет на ней легкое платье и вдруг плотно облепляет его вокруг ее тела и между ног. И царь на мгновенье, пока она не становится спиною к ветру, видит всю ее под одеждой, как нагую, высокую и стройную, в сильном расцвете тринадцати лет; видит ее маленькие, круглые, крепкие груди и возвышения сосцов, от которых материя лучами расходится врозь, и круглый, как чаша, девический живот, и глубокую линию, которая разделяет ее ноги снизу доверху и там расходится надвое, к выпуклым бедрам.
В процессе разговора Соломон уточняет, про её ли бойфренда песня
— У меня нет милого. Это только песня. У меня еще не было милого...
— Я не верю тебе, красавица. Ты так прекрасна...
— Ты смеешься надо мною. Посмотри, какая я черная...
Не, её просто опалило солнце. Загар.
Соломон начинает пикап-подкат:
— О нет, солнце сделало тебя еще красивее, прекраснейшая из женщин! Вот ты засмеялась, и зубы твои — как белые двойни-ягнята, вышедшие из купальни, и ни на одном из них нет порока. Щеки твои — точно половинки граната под кудрями твоими. Губы твои алы — наслаждение смотреть на них. А волосы твои... Знаешь, на что похожи твои волосы? Видала ли ты, как с Галаада вечером спускается овечье стадо? Оно покрывает всю гору, с вершины до подножья, и от света зари и от пыли кажется таким же красным и таким же волнистым, как твои кудри. Глаза твои глубоки, как два озера Есевонских у ворот Батраббима. О, как ты красива! Шея твоя пряма и стройна, как башня Давидова!
Дальше царь прямо вываливает:
— А когда ты обернулась назад, на мой зов, и подул ветер, то я увидел под одеждой оба сосца твои и подумал: вот две маленькие серны, которые пасутся между лилиями. Стан твой был похож на пальму и груди твои на грозди виноградные.
Когда Суламифь спрашивает, кто он, тот врёт, что пастух.
— Я пастух, моя красавица. Я пасу чудесные стада белых ягнят на горах, где зеленая трава пестреет нарциссами. Не придешь ли ты ко мне, на мое пастбище?
Но даже бедная деревенская Суламифь на такую ложь не покупается. Пастух-белоручка в дорогущем хитоне, весь лощёный. Приходится врать, что он повар царя.
Дальше Соломон уже вовсю использует приёмы пикапера Джона Доллара и идёт на контакт:
Царь ласково гладит ее маленькую жесткую руку.
— Тебе, верно, скучно одной в винограднике?
— Нет. Я работаю, пою... В полдень мне приносят поесть, а вечером меня сменяет один из братьев. Иногда я рою корни мандрагоры, похожие на маленьких человечков... У нас их покупают халдейские купцы. Говорят, они делают из них сонный напиток... Скажи, правда ли, что ягоды мандрагоры помогают в любви?
— Нет, Суламифь, в любви помогает только любовь.
АУФ! Вот кто придумывал волчьи цитаты.
— Твоя сестра так же красива, как и ты?
— Она еще мала. Ей только девять лет.
Царь смеется, тихо обнимает Суламифь, привлекает ее к себе и говорит ей на ухо:
— Девять лет... Значит, у нее еще нет такой груди, как у тебя? Такой гордой, такой горячей груди!
Куприн вкладывает в уста Соломона ну уж очень сомнительные комплименты околопедофильского содержания. Срам, товарищи.















