Последняя Смена
автор: Максим Долгов
Последняя смена превращается в жуткий квест. Но чтобы выбраться живым, нужно посмотреть в глаза своему страху. Даже если этот страх - чудовище, созданное учеными-генетиками.
автор: Максим Долгов
Последняя смена превращается в жуткий квест. Но чтобы выбраться живым, нужно посмотреть в глаза своему страху. Даже если этот страх - чудовище, созданное учеными-генетиками.
Автор: Георгий Апальков
Костя и Лёха пытаются достичь своей цели в поисках параплана. Куда заведёт их нелёгкая дорога в мире зомби-апокалипсиса и с какими трудностями они столкнутся...?
автор Павел Грегор
Всем привет! Девятая запись ЗАПИСОК МЕРТВЕЦА готова, но выйдет чуть позже! Поэтому вот вам небольшой рассказик, чтоб вам было не скучно:)
Не знали путники, что некоторые дороги ведут в никуда. А свет в ночи лучше обходить стороной.
Крик.
Лера вскрикивает и вновь подрывается на кровати. На пол что-то громко падает и раздается обиженное «мяу», а рука девушки в мгновение тянется к ночнику, который удается включить не сразу.
В комнате никого не было… просто приснился кошмар.
Лишь удивленный, взлохмаченный Шиша смотрит округленными глазами на свою хозяйку, которая пытается прийти в себя. О сне теперь нет и речи.
— Шиша… Шишенька… мальчик, иди ко мне, — Лера едва сдерживала слезы.
Серый кот послушно откликнулся на зов хозяйки и запрыгнул обратно на кровать, сразу включив режим ласкового «трактора».
Мурчание и мягкая шерсть любимого питомца успокаивала. Валерия прижимала кота к себе и готова была его зацеловать.
— Шишка… как я испугалась, — всхлипнула Лера, не выпуская кота из объятий.
***
Кошмар с Шишей не был на пустом месте. Страх тянулся из детства, когда Лере было всего десять лет. Они с мамой тогда переехали в новый дом, что стало для девочки новым стрессом. В школе Лере так и не удалось ни с кем хоть как-то подружиться, настали времена очередного отчуждения. Поэтому, девчонка вновь стала одиночкой, а время проводила в основном во дворе за книжкой или раскраской, порой подкармливая брошенных котов. Уже через пару месяцев Лера прикормила с пять облезлых хвостов, устроив ко дворе «кошачью столовую». Да только некоторым это было не по духу.
Против котов, конечно, никто слова против не говорил, но вот то, что уродина нашла счастье с блохастыми бездомышами… не дело. По крайней мере, так посчитали местные пацаны, которые не упускали возможности поддеть Леру за живое. На провокации она особо не поддавалась, но тот случай выбил ее из колеи.
Любимчиком у Леры был рыжий кот, которого она ласково звала «Пиратик» в виду отсутствия одного глаза. Пират был ласковым и доверчивым котом, чем и воспользовались как-то раз пацаны.
В один из дней, когда Лера привычно вышла покормить своих любимцев, Пирата не получилось дозваться. В душу юной девчонки закрались тревожные мысли, она бегала по ближайшим дворам и пыталась выманить кота лакомством.
И в один момент нашла…
Глаза округлились в ужасе и налились слезами, а Лера громко взвизгнула, обнаружив на дереве безжизненное тельце Пирата, которое было подвешено за шею. Но еще большим ужасом была его морда, распоротая от уха и до уха. В приоткрытой пасти, застывшей в гримасе боли, еще оставались влажными сгустки крови. А в стороне слышались насмешки пацанов, которые посчитали это забавным. Теперь-то кот в полной мере соответствовал хозяйке…
Рыдая навзрыд, Лера бережно сняла безжизненное тело кота, прижала его к себе и обернулась на пацанов, которые продолжали потешаться над утратой девчонки.
— Он же… нич-чего вам не с-сшдела-а-ал, — Лера с искренним непониманием смотрела на мальчишек сквозь призму слез.
Она все еще не верила, что люди могут быть жестоки. Но реальность в очередной раз разбивала розовые очки девчонки, которые она привыкла заклеивать. Но сейчас было слишком больно принимать подобную реальность. Больно держать любимого кота, у которого так жестоко отняли жизнь, и чувствовать уходящее из его тельца тепло.
И так сложное детство Леры закончилось в это мгновение. Потому что на мальчишек смотрели совершенно иные — холодные, темно-серые глаза. Она подняла с земли стеклянный осколок от бутылки, на котором еще не успела высохнуть кровь, и сделала несколько шагов навстречу пацанам, что они в усмешке подняли ладони вверх.
— Тихо-тихо, дикая, ты че удумала-то? — ухмыльнулся один из мальчишек, но все же девчонка со стеклянным осколком в руке и холодным взглядом их настораживала, заставив сделать несколько шагов назад.
Лера продолжала бесстрашно приближаться к ним и в один момент протянула руку с осколком в сторону пацанов, что двое из них шарахнулись.
— Давай. Сделай со мной то же самое, — Лера даже не запиналась в звуках, четко проговаривая каждый из них.
Да, она умела грамотно и без запинок выговаривать каждый звук, но для этого приходилось прилагать усилия и мириться с болью, которую доставляет растяжение шрамов на лице. Но сейчас она хотела сказать все, что думает.
— Че, больная что ли, — хмыкнул самый смелый.
Лера успела заметить под его отросшими и грязными ногтями следы крови. Убийца Пирата — он. Остальные трусы и могли лишь потешаться за компанию.
— А что? Или ты слабак, который может только на слабых кидаться? Так давай, я тоже слабая, — девчонка одной рукой прижимала к себе тельце Пирата и процеживала слова сквозь зубы, когда шрамы на ее лице неприятно растягивались, заставляя мальчишек поморщиться в отвращении. Футболка Леры частично испачкалась в крови кота, но это ничуть ее не смущало.
— Свали отсюда, тебя и так природа потрепала, — фыркнул пацан и уже хотел было развернуться. Желание и дальше шутить с этой уродиной отпало, особенно когда Лера стояла так близко и, словно показательно, растягивала при разговоре свои шрамы.
— Жаль. Я думала, что ты будешь смелее, — Лера даже сама не поняла, как ее губы скривились в издевательской усмешке. Увидев реакцию обидчиков, она решила не останавливаться, — когда-нибудь тебе все это вернется, Максим. Да только никого рядом не будет. Лишь моя улыбка в памяти.
И Лера улыбнулась, когда пацаны уже совсем растерялись. Она и сама ненадолго опешила, насколько жутко прозвучали ее слова, но говорила так, как чувствовала.
Бросив под ноги обидчикам осколок, Лера развернулась и ушла прочь под пренебрежительные взгляды пацанов.
— Она еще и отбитая на голову, — хмыкнул Максим и пошел со своей компанией в сторону гаражного кооператива, все еще морщась от уродливых шрамов на лице девчонки, — мерзкая девка.
Лера же вернулась с Пиратом в свой двор, попросила у знакомого дворника лопату, попутно выслушав сожаления мужчины об утрате любимца, и вырыла могилку под своим любимым тополем.
— Прости меня, — Лера сидела у свежей могилки кота и доплетала венок из желтых одуванчиков, который уложила на рыхлую землю. Шрамы болели и в одном месте ощутимо покраснели, но это девчонку не беспокоило, в отличие от жестокой расправы над Пиратом…
Впервые она оголила перед людьми подобную сторону. Впервые не стерпела жестокости людей и не смогла промолчать. Лера впервые не испугалась показать, что ей больно. И как бы не разрывалась ее душа от свежих ран, где-то там, под сердцем, отзывалась часть, которая говорила Лере, что та все сделала правильно…
автор - Георгий Апальков
Всем приятного прослушивания! Полностью послушать от начала этой книги,вы можете послушать на нашем канале ПИКАБУ. Думаю найти не составит труда)
У речки, спиной к берегу, сидел пожилой мужчина и наживлял мясо на шампуры. Его супруга расположилась на лежаке и загорала, следила за купающимся внуком. Река эта не славилась своей популярностью, странной ее считали местные. Однако в поселке Звягино Нижегородской области отдохнуть летом было негде. Или езжай ближе к городу, или — чем богаты, тем и сыты.
Внук только вышел из воды, прошел мимо мангала, как его бабушка, присмотревшись вдаль, скомандовала.
— А ну ка, Лёнька, сплавай по молодецки, вона, видишь?
Лёня с дедом обернулись, и парнишка тут же бросился обратно к воде.
***
— Это ж тебя откуда Смородинка наша принесла? — услышал Паша хриплый голос старика, когда приоткрыл глаза.
Он тут же ослеп от яркого, солнечного света. Слабость сковывала тело, он еле откашлялся от воды, которой успел наглотаться. Единственное, что он увидел перед тем, как провалиться в забытье — лицо молодого парнишки с мокрыми волосами, а так же двух пожилых людей, которые разглядывали его с явным интересом и недоумением…
***
Сначала он не думал ни о чем. Ни о друзьях, ни о сестре, ни о машине или квартире. В первые дни своей свободы он узнал, что бабушка умерла полгода назад, а за автомобиль, который банк забрал на свою стоянку, набежал уже приличный долг.
Сейчас его волновало другое.
Долго они с Геной провозились в Алёшино у заброшенной больницы. Перед уходом Паша еще некоторое время стоял на месте, которое в течение полутора лет открывалось ему с той стороны. Он смотрел на сплошную стену, где лишь однажды в году появляется еще один вход.
— Чего залип?
Павел встряхнул головой и пошел с другом подальше. Генка долго колебался, но в итоге согласился помочь, пусть и в займы. Он откровенно не понимал, к чему такая спешка и настолько серьезные ресурсы.
Когда они были достаточно далеко от больницы, Гена передал ему одну вещь.
— Если расскажешь правду, половину стоимости можешь не возвращать.
— Все отдам, — Паша без раздумий вдавил кнопку радиовзрывателя…
В округе оглушительно прогремело. Ребят осыпало мелким крошевом камней — от заброшенной больницы остались одни руины.
Парень, смотря на облако поднимающейся пыли, рухнул на колени.
— Ну что, теперь ты доволен!? — закричав, Павел обратил свой взор к небу.
Но темный бог ему не ответил.
Он получил, что хотел, и ему было на парня абсолютно наплевать.
После Стояния Павел замкнулся в себе. Он ни словом не обмолвился о том, что было в той самой комнате. Исчезновение Олега он объяснил кратко, рвано, но суть донести сумел. Он практически не разговаривал ни со стариками, ни с другом и даже с сестрой.
Из постояльцев этого безмятежного погоста остались только Роман с Ефросиньей, друзья с Маринкой, да бродяга, с которым они изредка пересекались в столовой. А также принятая на минувшее Стояние девица. К ней Паша постепенно перебрался. Хотела она этого или нет — ему неважно. Главное для него — собственное желание. И так всё давно покатилось в пропасть. Что теперь, девку нельзя изнасиловать напоследок?
Для него мораль и совесть стали чем-то посредственным, ненужным, лишним. За несколько месяцев он, по мнению дяди Ромы — оскотинился.
Мишка и Марина это заявление комментировать не стали, но, к их сожалению, были с этим полностью согласны. Паша не то, что оскотинился. Когда он начал ходить в палату к этой Кате, он пал в глазах друга и сестры. Стал моральным уродом, не знающим никаких границ.
Впрочем, он и раньше не отличался высоким уровнем морали в отношении девушек. Взять тот же случай с Ксенией на даче. Его абсолютно не смущало, что она приехала отдыхать вместе с Егором. Выкроив удобный момент, когда друзья отлучились за водой, осмотрелся в округе и у соседнего участка в наглую прижал Ксюшу к забору, стянул с нее джинсы с бельем и без обиняков сделал свое дело. Быстро, грубо, как две собаки, которым совсем невтерпеж. Выпустил пар и сбросил излишнее напряжение.
Девушка, конечно, тогда обругала его, что попал на джинсы. Наказала долго на улице не шататься, чтобы не обморозился, напоследок поцеловала и вернулась в дом. А Паша даже не придал этой связи особого значения. Да и ее отношения с Егором считал несерьезными, вот и позволял себе подобные шалости.
Что уж говорить теперь о Кате? Она просто кусок аппетитного мяса для него, не более.
В очередной визит, когда Паша из вежливости пришел поинтересоваться, как носит сестра, Ефросиния посоветовала ему покаяться и не трогать ту девчонку. По ее мнению, еще не поздно встать на путь истинный. Может, в этом и есть суть сего места, и они тут страждущие по воле Господа.
На это заявление парень едва сдержался, чтобы не послать старушку. Сказал, что знает, по чьей воле они тут страждущие, и этот кто-то точно не хороший и привычный для них, стариков, Бог.
Ранней весной, когда живот Марины был уже внушительных размеров, Паша узнал, что Катя тоже понесла. Это известие вывело его на новый, более нижний уровень морали и совести, да и вспыльчивость дала о себе знать. Тогда он весь день не покидал палату. Лишь поздней ночью и то ненадолго. После этого Катю никто не видел. Ни выходящей из туалета, как это иногда бывало, ни в столовой. Нигде.
Когда стало совсем тошно от этой больницы… от того, что его окружало, от себя самого, он решился.
Сначала надо было поговорить с Мариной…
По дороге к их палате он думал, может… удавиться, как Егор? Нет, духу не хватит.
Или сразу в стену? На холодное…
Он с усмешкой подумал, что надо было спросить у этого бога, можно ли в таких палатах нескольким душам заселяться?
Он открыл дверь и осмотрелся. Марина сидела на койке и залипала в какую-то игрушку на смартфоне, Фрося вязала свитер для девушки, так как все вещи ей уже были малы. Дядя Рома менял простыню на своей койке. Одну застиранную до катышек на другую, но немного чище. Мишки нигде не было.
— Мариш, пошли… поговорим?
На это девушка отреагировала скептически. С последнего Стояния не разговаривали, а тут вдруг захотел. Но отказать она не могла. Все-таки, это ее брат, каким бы он ни был.
Они молча шли туда, где все началось. К выходу. Паша, смотря на сестру, что придерживала живот и переваливалась, как утка, неожиданно решил проявить заботу. Он улыбнулся и приобнял ее за талию, помогая идти.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, тяжело, правда, а в целом… нормально. Может, ближе к лету уже… — голос Марины дрогнул, губы поджались, по щеке скатилась слеза, — баба Фрося сказала, поможет.
Он ничего не ответил. Нечего было. И так знал, что жить, а тем более размножаться в этом месте — до безобразия сомнительная перспектива.
Когда они пришли к выходу, то увидели неизменный, снежный пейзаж поселка Алёшино. Здесь никогда и ничего не менялось.
Лицезрение опускающегося за горизонт солнца и сверкающего, чистого снега нагоняли смертельную тоску. Паша прошел сестре за спину, она обернулась.
— Марин, я так больше не могу, — он положил шершавые ладони на плечи Марины, всмотревшись в ее глаза. На собственных же проступили слезы, — не могу.
Марина вздохнула, обняла брата и крепко прижалась к нему, расплакавшись. Простояли они так долгую минуту, а Паша, смотря на улицу, заливался горькими слезами.
Пейзаж дернулся, раздался трескучий звук — через мгновение за спиной девушки уже возвышается устрашающая фигура Крюка…
Маринка не успела даже среагировать — он замахнулся и вонзил ей в шею острие крюка…
Парень сорвался на отчаянный вой, попятился назад. Изо рта Марины потекла струйка крови. Угасающий взгляд ее янтарных глаз, направленный на брата, выражал только один вопрос: «за что...?»
Павел упал на колени и зарыдал, смотря на сестру. Крюк, словно пушинку, закинул девушку себе на плечо, повернулся к выходу, но в последний момент сделал пол оборота корпусом. Паша почувствовал — взгляд из-под кривой маски направлен точно на него, как и Марины, которая из последних сил подняла голову, уже пуская изо рта кровавую пену.
Еще одно мгновение, и Крюк, утратив интерес к парню, ушел. И только жирные капли алого напоминали о том, что здесь вообще недавно кто-то был…
***
Он потерял счет времени. Пробыл он у выхода десять минут или несколько часов — не помнил. В сумасшедшем бреду он шел по коридорам ненавистной больницы и плохо видел впереди себя из-за душащих его слёз.
— Паша! — он услышал за спиной голос и обернулся.
Миша нагнал его в считанные секунды и сразу же схватил друга за плечи.
— Где Марина? Слышишь меня? Что случилось? Дядя Рома сказал, вы поговорить пошли!
— Крюк…
— Какой, нахер, Крюк!? Где Марина? Что ты с ней блять сделал!? — Миша начал трясти друга за плечи.
Парень был раздражен столь резким и неприятным тактильным контактом.
— Да послушай ты! — Паша, оттолкнул Мишу так, что тот врезался в стену.
Глаза его округлились, он сделал рывок вперед, но отстраниться уже не смог…
Миша еще толком ничего не сообразил и не почувствовал, а Паша, заорав во все горло бросился бежать. И только он миновал несколько коридоров, как услышал душераздирающий вопль друга. В голове пульсировало, все тело била крупная дрожь, парень почти решился с разгона врезаться в любую стену и будь, что будет, но он не смог. Смелости не хватило.
Повинуясь чувству выполненного долга, он добрел до той самой двери и беспрепятственно миновал первые два уровня. На него ничто не обращало внимания. Ни цепи, ни световые зайчики. В коридоре он не слышал голосов. Ни друзей, ни сестры…
А там, в комнате, он считал, что никого не будет, чувствовал обман. Но его ждали.
За столом сидела Марина, только кожа у нее была нормальной, вместо раны на шее осталась маленькая точка. Лишь глаза ее изменились — стали абсолютно черными.
Карачун…
Он посмотрел на Пашу, как на ничтожество, как на мелкую вошь, как на средство.
— Я грешным делом подумал, что ты не решишься.
Парень без сил свалился на колени, больше всего сейчас хотелось либо уйти из этого места, либо же из жизни.
— Я… сделал! Сделал то, что ты просил!
В отличие от прошлого раза, когда Карачун сидел неподвижно и лишь нарисовал один узор на столе, сейчас он поднялся. Живот был… а значит, был и ребенок.
— Ты ошибаешься. Это была не просьба, а предложение. Мне нужно было дитя, зачатое на границе двух миров, и ты мне это дитя принес. Теперь, на следующее Стояние мне выпадет возможность самому ступить на вашу землю… благодаря тебе, а тело обманутой продержится достаточно для того, чтобы я исполнил задуманное. Такое место, как эта больница, будет еще не одно.
— Ее душа…
— Я тебя предупреждал о ее участи. Не стоит делать вид, что ты не слышал или забыл.
Ему было страшно думать, где сейчас его сестра. Но вернуть он ее уже не мог. Он её предал, преследуя свою цель, и должен получить ответ.
— Как… отсюда… ВЫБРАТЬСЯ!?
— Ты мне больше не нужен. Бесперспективный червь, думающий только о себе, готовый отдать родную сестру за жалкую попытку выйти. Лучше бы такое ничтожество раздавить прямо здесь, однако правила я чту. Ты выполнил свою часть уговора, поэтому я выполню свою…
***
В тот день Павлу покинуть стены больницы было не суждено. Но, когда он оставил покои темного бога, переварил все услышанное, то добрался до своей палаты и уже там свалился в слезной истерике. Часы напролет он рыдал, затем хохотал, а его нервный смех снова сменялся горестным воем…
***
Он дождался лета. В тот день он даже не обернулся, закрывая свою палату. Да и своей он ее не считал. Это всего лишь было временное пристанище.
Паша прошел к выходу из больницы, замер, с неким трепетом смотря на зеленый пейзаж. Об пол беззвучно разбилась кристальная слезинка. Эта минута молчания была посвящена сестре. Следующая — Мишке. И последняя — Егору, честно отстояв которую, Павел ушел вглубь больницы.
Он никого не встретил в коридорах. Дядя Гриша, так звали того бродягу, переселился к старикам после загадочного исчезновения Маринки с Мишей. Он вызвался помогать со стиркой и носить еду пенсионерам. Свитер, который связала для девушки баба Фрося, оказался ему впору.
Первый уровень Паша так же прошел без препятствий. А в середине коридора он услышал шорох за своей спиной. Рефлекторно оглянулся, так как знал, что в этот и в любые последующие разы тут никакой угрозы для него не будет.
Но, видимо, не сейчас. У выхода стоял Крюк, а позади него, загородив своим огромным торсом дверь, встал санитар, сложив руки на груди. Округлив глаза от подступившего ужаса, парень обернулся и рванул вперед, но вынужден был затормозить, от чего по инерции проскользил еще метр по полу — дверь на третий уровень перегородил второй верзила…
Он снова посмотрел на Крюк, сжимая в руке свое любимое орудие.
— Что тебе нужно!? Сейчас не Стояние, я выполнил уговор! Отдал ему Марину!
Крюк сделал шаг вперед, из-под маски раздался тихий смешок.
"На пике" лето, день – "на пике",
И солнце вырвалось в зенит,
И в сердце, и в оконном блике,
Июнь цикадами звенит.
И где искомая прохлада?
Найти ее в пределах сада,
В неповторимой новизне,
И только вдруг, и только мне…
На последних словах Крюк схватился за рыло свиной маски и стянул ее с себя, посмотрев на Пашу хищным взглядом голодного стервятника.
Волна ужаса и недоумения окатила парня с головы до пят.
Отчим…
Он узнал его. Эти серые, практически бесцветные глаза, не один раз сломанный, кривой нос, впалые щеки и гнилые зубы, а так же шрам на его лысине — это Паша постарался, оберегал Марину…
Как же сейчас это было нелепо и неправильно. Защищал сестру, а в итоге сам ее и отдал. Ему же в руки.
— Что, сыночек, не ожидал? — игриво улыбнулся Крюк и, подходя к парню, помахал ему острием своего орудия, — я вот тоже не ожидал. Я, честно сказать, думал, что ты быстрее сам удавишься, чем ему девочку мою отдашь.
— Она никогда не была твоей, урод, — осклабился Паша, сжимая кулаки.
— Именно поэтому ты отдал ее хозяину всего за одну жалкую подсказку? А чего, сам дотумкать не в состоянии был, как отсюда выбраться? Вот только поздно ты спохватился.
Тут отчим расхохотался, весело, надрывисто.
— Столько воды утекло!
— Ну… давай! Пусть твои уроды меня кольнут, и дело с концом!
— Эх… хотел. Да только хозяин не разрешил. Они тут так, чтобы сбежать не удумал. Велел мне своими силами разбираться, — верхняя губа мужчины поднялась, как у дикого пса. Он бросил маску и свой крюк санитару за спиной.
— Я тебя и голыми руками удавлю, гаденыша!
Крюк кинулся на Пашу — они схлестнулись в сумасшедшем танце. Если отчим драться совсем не умел, то пасынок был еще в нормальной для этого форме. Он ловко уклонялся от попыток его ударить, вовремя отскакивал от подножек и сам мог неслабо врезать. Но в один момент он пропустил сильнейший удар, и этих секунд дезориентации хватило, чтобы отчим навалился, уложив парня на лопатки. Следом на него посыпался шквал ударов.
Парень, когда увидел Крюка впервые, и не мог подумать, что это отчим, потому что за шесть лет без алкоголя и никотина он изменился, да и комплекция у него была совершенно иная, даже крупнее, чем у самого Паши.
Когда он уже плохо видел и глотал кровь, Крюк двумя руками схватил его за горло, сжав с чудовищной силой. Да уж, в Нави он серьезно окреп…
— Ты, сука, думал, выберешься отсюда? — прошипел отчим, приблизившись к его лицу, — я тебя, тварь, не выпущу!
Этой секунды, пока тот был совсем близко, хватило. Павел вынул из кармана куртки вязальную спину и с размаху всадил в его шею.
Крюк округлил глаза, сдавленно закряхтел, но хватка все не слабела, а Павел едва не терял сознание от асфиксии. В попытке закричать и вбил спицу ладонью так, что ее острие вышло из шеи с другой стороны.
Изо рта отчима на лицо полилась кровь вперемешку с желчной слюной. Парень спихнул его тело и сразу же поблагодарил себя за то, что забыл выкинуть эту спицу, которую взял из ящика бабы Фроси на случай, если придется разбираться с первыми на серьезный лад.
Он даже не заметил, как к нему подошел один из санитаров. Но он не обратил на парня никакого внимания. Схватил своей огромной рукой отчима за воротник и потащил к выходу на первый уровень, куда эти двое ушли. Когда за ними закрылась дверь, Павел остался в коридоре совершенно один.
На третьем уровне он снова осмотрелся, но не увидел, а услышал и почувствовал. Помещение было наполнено смрадом разложения.
Непонятный, суеверный трепет наполнил его душу, Паша подбежал к краю обрыва и увидел.
Когда он понял, что это не галлюцинация, то расхохотался. Долго, нервно и, когда уже начал дохать от кашля, с трудом заставил себя остановиться.
Все, как и сказал Карачун. Замерзшая река оттаивает лишь один день в году и течет не вниз, а в обратную сторону…
Сейчас, вот прямо в эту секунду Смородина держит путь из междумирья не в мир мертвых, а туда… наверх. И только в день летнего солнцестояния…
Пуская слюну, Паша смотрел на бурный поток пенящейся реки и тяжело дышал.
— Оттает стылая водица, и взойдет весь ил… — тихо повторил парень слова Крюка, роняя слезы.
Каким бы козлом не был отчим, он аккуратно давал подсказки, неся всякую «околесицу» по мнению дяди Ромы. Наверное, хотел, чтобы Паша додумался сам и вытащил Марину…
— Как ты ни старался, как бы ни пытался, всё одно разгадку обронил…
Парень сделал глубокий вдох, насколько хватило легких, и прыгнул вниз.
Стоило ему погрузиться в холодную воду, как бешеное течение понесло его прочь. Паша с трудом мог разглядеть что-либо, но, кажется, он видел что-то похожее на… тела. Гниющие, разлагающиеся, только в отличие от него, они были неподвижны — это он проплывал мимо них, а не наоборот. Парень словно попал в водоворот, который его тянул, и тянул, и тянул. Воздух в легких закончился, и он начал глотать воду, захлебываясь в бурном течении Смородины, несущей его туда, откуда он пришел…
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Я
Взмах, шелест листвы. Быстрое, неровное дыхание исходило слабым паром. Он споткнулся. Просвистел холодный воздух у иссохших губ. Звон в ушах. Ветки с хрустом ломаются под ногами. Тяжелый, медленный стук в ушах, сердце качает кровь по жилам. Он не останавливается. Кровь. Он ощущает как она течет по его телу. Пар вырвался изо рта. Непрекращающийся звон.
– Ярагар!
Он бежал по следам поля боя. Расколотые валуны, выжженная земля и развалившиеся деревья. Увиденное кололо в груди. Все ближе; стал слышен шум. Водопад. Он свалился у берега, не в силах идти дальше. Звон в ушах заменил непрекращающийся грохот. Было трудно восстановиться, горло скребло как обожженное. Кашель заглушился водой. Брызги капель летели в лицо. Он дрогнул, сжался. Перед его глазами, только что, огромный валун с треском откололся под напором водопада. Дерево росшее на откосе сложилось надвое и огромным ударом последовало за валуном подняв волны. Они исчезли в бушующих водах. Воля собрала последние силы в кулак, легкий наполнились воздухом.
-ЯРА…!
Он осекся, упал на спину. Взрыв, колоссальной силы волна отбросила потоком ветра. Там на вершине, за водопадом, произошел импульс светлого, лазурного огня. Брызги воды накрыли собой небо на пару мгновений и все затихло.
– Нет…
Он ринулся вперед и прыгнул. Упал. Камни стали скользким от влаги. Перед ним возвышалась стена. Множество уступов, отточенных водой за множество лет острых камней. Колющая боль резанула в висках. Он выставил перед собой руки. На них стали расплываться маленькие струйки красного. Неважно, он сразу же полез верх снова. Силы приходили к нему из ниоткуда. Он шли вместе с пульсом крови, бьющихся в руках. Он чувствовал их даже на кончиках пальцев.
Силы приходили изнутри. Он гнал от себя мысли что могло быть там наверху, что его ждет когда он поднимется. Но эти мысли и давали ему силу, быстрее. Нога соскользнула… он успел ухватиться, больно ударившись локтем о камни. Разнесся взрыв. С грохотом, за его спиной пролетело большое дерево, и развалившись на две части утонуло в водопаде. Все затихло.
– Он... – Выше, быстрее! Кожа разорвалась на подушечке безымянного пальца. Боль затронула мышцы, отдалась в животе острым уколом. Глаза блеснули. Сила толкала его вперед. Рука уперлась об уступ. Последнее усилие, в голове помутнело. Он взобрался наверх и рухнул. Старался прийти в себя, отдышаться. В руках пульсировала кровь, выходила наружу из ран, было больно сжать их. Рядом стоял шум водопада. Что-то внутри не прекращало говорить, оно требовало подняться, и он поднялся. И увидел. Небо багровело. Горизонт, накрытый мраком — горел. Все вокруг поглотило пламя. Поляна, охваченная пламенем возвышала над собой догорающие остатки. Там, на охваченной огнем, полуразрушенной крыше стояли – зеленые глаза.
Мэлорн…
Рука дрогнула, стало так больно. В шее, он схватился за нее. Она горела от прикосновения раскаленного железа, и все прекратилось. Он вдохнул, с этим вдохом боль исчезла. Блики огня отражались в глазах. Выбор был сделан. И все же, в голове сами собой появились, пронеслись образы тех мест. Длинный коридор. Темный, безжизненный. Близкий. Пустая комната главного зала, освещенная солнечным светом. Кружащая в золотой пелене пыль. Блики отраженных лучей огня в серебряной посуде и подсвечниках. И высокий потолок библиотеки. Навечно покрытой серым туманом. И то необъяснимое чувство, не враждебное, очень близкое в тот момент — угасло навсегда.
Лес – он был повсюду, окружил его. Их высокие стволы расплывались в темноте. Он весь дрожал, этот озноб сковал тело ледяными цепями. Он не хотел идти дальше. Ведь именно в нем, его ждали они. Но он пошел, эти шаги становились в сильнее. Ведь скоро все закончится. Ведь он увидел, перед тем как сделать шаг вперед. Лужица красного отозвалась хлипких звуком под ногой. В голове стало так легко. Дух крепчал под ритмичный всплеск крови в висках. Становилось все легче. Силы придавал ему образ. Осознание. Ведь там во тьме горит огонь. И он может угаснуть. Яркое обжигающее пламя. Лазурный свет. Такой теплый. Шорох тронутой листвы, укрыл юношу в свои объятьях.
– Я иду. Все звучало в голове. – Я иду. – Эта мысль не давала остановиться, а так хотелось это сделать. Руки, грудь, тело – все становилось тежелым. Каждый треск под ногами отдавался в сердце. И тьма. Повсюду непроходимый мрак, он шел почти на ощупь. Горло болело, все время желание кричать бушевало в нем. Он подавлял в себе это чувство. Хотелось все бросить, упасть, заплакать. Вперед. Он шел по едва различимым следам. Оборванные корни, вразброс торчавшие из земли. Земля, рыхлая и влажная, большими рваными холмами лежала вкруг. И было очень холодно. Холод не шел от ветра, не ощущался в воздухе. Он просто был. Тел околело от жуткого холода.
– Ярагар…
Взрывов больше не было. Разросшийся кратер шипел от раскаленных до бела камней. Разорванная одежда свисала с зачахшего тела. Последний язычок пламени угас оставив лишь тонкую струйку дыма. Черные локоны свисали с опущенной головы. Глаза больше не блестели. Огонь угас.
– Я отдал последние силы. Я засиял так ярко как смог. Я поставил на кон все, и все равно... Я не...нет! – Заиграли скулы. – Я никогда не признаю, что есть кто-то могущественней меня. Пусть даже это и так очевидно. – Тьму пробил кристально яркий блик лазурного света. С уголков губ стекала кровь, но они горели чистой улыбкой. – Ведь я…Ярагар. Такой вот я.
Его окружил мрак. Все ближе он спускался ко дну кратера. Неотвратимо. Он двигался и скрывал внутри себя... Холодные, бесчувственные. Белые глаза. Они приблизились, и из этой тьмы промелькнула и вышла на свет очень тонкая, невероятно бледная рука. Она потянулась вперед. Он не отворачивался. Полностью отдавшись чувствам. Неизведанным, никогда не испытанных им. Они горели в душе новыми огнями, плескали через край. Но не давали сил, они делали его еще меньше. И все равно лазурные глаза смотрели вперед. Перед тем как закрыться навсегда.
– Ярагар!
Он отшатнулся. Сильный поток ветра, нет это был удар. Что-то налетело на него. В глазах поплыло. Он увидел голову, кто-то держал его крепко. Сдавливал ребра. И плакал. Рубашка пропиталась влагой.
– Я здесь. Ярагар. Я нашел тебя…
Это было самое удивительное. Казалось словно время застыло. Крепкие руки могущественнейшего существа — задрожали. Чувство, никогда, никогда не испытанного за всю жизнь. Это чувство тепла, чувство важности. Для другого.
Он обнял. Обнял в ответ. И все стало таким легким. Тяжесть и беды опадали как последние капли бушевавшего шторма, озаряя небо выплывающими лучами золотого солнца.
Мгновение.
Лазурный блеск горящих глаз двинулись, быстро. Справа, слева. Тьма. Всюду.
– Это конец...но... – Губы тонкие и бледные сжались, сдерживая волнение. А потом, улыбнулись, озарив на лице чистую улыбку. – Я очень рад что встретил тебя.
Мрак сгущался, становился ближе. Приближался, окутывая рыхлую землю, поглощая лунный свет. Белые глаза, все ближе…
Но то что произошло в тот момент… что сделал это мальчик. Это странное, поразительное действие, никак не подходящее к надвигающейся судьбе. Он улыбнулся. Чисто, просто, словно ничего нет и не происходило.
– Нет Ярагар, – руки юноши ослабевали... – Это не конец... – они сползли с бедер мужчины. – Я понял, наконец. Я смог… – Воспоминания вспыхнули в голове. Образы стен, потолка. Высокие стеллажи и коридоры. Мэлорн.
– Я понял кто я, и как здесь оказался. – Ладони опали, отпустили мужчину и он встал. Блеск лазурных, недоуменных глаз следит не отрываясь, губы дрожали он был не в силах сформулировать хоть что-то. Проскользнуло лишь – Стой…
Тьма приблизилась совсем близко. Голова была пуста, его глаза не отрывались ни секунды. Широкие, блестящие, напуганные лазурные огни. Тьма протянула расплывчатый дым. Пальцы бледной руки слегка шелохнулись. Он обернулся, увидел его на коленях. Незнакомца. Его дрожащие губы, глаза. Его медленно поднимающуюся руку. И улыбнулся. Тьма поглотила его в одно мгновение. С бесшумным ужасом, она словно пасть сомкнулись на нем и утопила во мраке. Мгновение.
С болью втянутый воздух резанул горло. Глаза устремиться в ту точку, где он был лишь мгновение назад. Мгновение. Рев. Нет пронзительный вопль. Визг и стон обрушились воедино. Сотрясая землю. Из стиснутых зубов плеснула кровь. Загорели лазурные огни. Язычки пламени, едва ощутимые, едва видимые полыхнули тусклым светом. Тело воспылало дымом, черным, горелым дымом, она жгла кожу. Больше! Струйка прошла по лицу. Кровь. Больше! Тело задымилось, сжигая одежду. Он закричал вновь, выпятив грудь. Зло...отчаянно. Его руки полыхнули синим пламенем. Остатки сил вспыхнули. И угасли в тоже мгновение, поглощенные подступившей тьмой.