Звезда по имений Цой
Нашел в сарае погрызенный мышами журнал за 1991 (я помню, их было больше! Но куда-то делись) и решил сохранить для себя и потомства это интервью с Виктором Цоем. Может кому-то это будет интересным, а кому-то просто в коллекцию материалов о русском роке и В. Цое.
Звезда по имений Цой
(Дайджест-интервью)
По воле случая то, что вы сейчас прочитаете, было собрано и написано за пару недель до того пятнадцатого в августе прошлого года дня, когда звезда по имени Виктор Цой, вспыхнув убийственно-слепящим светом, повергла во мрак отчаяния многих и многих из нас. И ливень горьких слез, вашими письмами обрушившийся на «ОК», убедил: это надо печатать.
Я почти ничего не стал изменять в этом интервью с Цоем, разве что какие-то дописки сделал. Я не был его другом, я просто репортер, которому посчастливилось встречаться и интервьюировать артиста. И каждый раз, прослушивая записи бесед, с досадой обнаруживал очень уж простенькие ответы, за которыми явно читалось нежелание Цоя откровенничать. Иногда он мог и просто сообщить, что «это никого не касается». Вне сцены он был такой же, как и на сцене, и пел он так же, как и жил.
Вот тогда-то мне пришло в голову собрать дайджест, выдержки из интервью Виктора Цоя различным изданиям. И что же? Десятки одинаковых вопросов, и десятки таких же одинаковых ответов. Цой не менялся ни в Москве, ни в Киеве, ни в Харькове… И все же, все же…
- Ты не любишь давать интервью. Почему?
- С тем, что пишут в прессе обо мне, я почти всегда не согласен: как правило, я не могу достаточно литературно сформулировать свою мысль, она нуждается в редакции, а редакцию делает уже другой человек. В конце концов я не могу уже себя узнать.
- Почему группа носит такое название «Кино»?
- Когда мы придумывали это название, нам было по восемнадцать лет. Сейчас я даже не помню.
- Но ты все же вышел на сцену. Что побудило рискнуть?
- Наличие некоторых песен. Я начал их писать, они понравились моим друзьям, потом – друзьям моих друзей…
- Тяжело было пробиваться к славе?
- Знаете, я никогда не шел тяжело, занимался только тем, что нравилось. И был вполне доволен этим. Никогда не старался добиться успеха любой ценой. Конечно, я рад, что очень многим людям нравятся наши песни.
- По каким критериям складывалось «Кино»?
- Мы собирали в группу не музыкантов, самое первое – друзей.
- Какие они, твои друзья?
- Я не могу как-то «анализировать» друзей. У них есть и недостатки, и достоинства. Твоими друзьями они становятся не потому, что обладают набором всех положительных качеств, а по каким-то другим причинам.
(Их четверо. Кроме Цоя, это Юрий Каспарян – гитара, Георгий Гурьянов, «Густав» - барабаны, Игорь Тихомиров – бас-гитара. Ребята живут в этом своем «четырехугольнике» миром довольно-таки замкнутым, не подпуская ни друзей, ни близких – Цой как-то признался, что у него даже друзей детства и школьных не сохранилось. В это трудно поверить, но у самой популярной группы одной шестой части земной суши нет своего технического персонала, нет гримерш, костюмеров, нет даже звукорежиссера. Еще два человека, которых следует упомянуть, как самых близких друзей – это американская певица Джоанн Стингрей и Сергей Бугаев – «Африка». Джоанн – любимая и законная жена Каспаряна. Сергей еще недавно был вторым барабанщиком «Кино», а после фильма «Асса» сделал блестящую сольную карьеру. Умение дружить – ценное качество, ну и умение недружить с лишними, случайными людьми – тоже не меньший дар).
- Кто тебе близок из советских исполнителей?
- Я в хороших отношениях с Борей Гребенщиковым, Костей Кинчевым, дружим с Андреем Макаревичем, хотя мы не так часто встречаемся.
- Твой имидж?
- У меня нет никакой установки на поведение. Я веду себя так, как считаю нужным, в любой ситуации. А на сцене я ничего не создаю, просто выхожу на сцену и пою.
- Как родители относятся к твоей работе?
- Сейчас они считают, что я занимаюсь своим делом. Наверное, так они считали не всегда.
- Думал ли ты о своем будущем, когда сам был подростком?
- Будущее меня вообще никогда не занимало. Я человек действия и живу сегодняшним днем. В детстве и даже в юности я вел кошачий образ жизни. Я рано занялся живописью, тратил на это много времени и всегда держался немного отчужденно, сторонился всяких там компаний, группировок. Никакого участия в общественной, дворовой, пионерской и комсомольской жизни не принимал.
- Кто-то из кинокритиков отметил, что твой герой в фильме Рашида Нугманова «Игла» - единственный в отечественном кино не тяготится одиночеством и этим привлекает.
- Пожалуй. Герой этого фильма в каком-то смысле – человек ниоткуда. Он мне очень близок по духу. Я в принципе ничего не играл, а старался вести себя так, как бы я мог себя повести в такой ситуации, но в рамках сценария, конечно.
(Неужели тот фильм был предупреждением? Ведь и в «Игле» все кончалось плохо и внезапно. Но тогда казалось, что погибал лишь герой Цоя, а сам Виктор – сосредоточенный, мужественный и гордый – он живой, он не подвержен капризам жанра!..)
- Какое событие в жизни общества тебя особенно взволновало?
- Землетрясение в Армении: оно подвело нас к той черте, стоя на которой рождается мысль о невозможности жить по-прежнему. Это был предел, призывающий исправить то, что наворочено за всю историю. А иначе… Я не знаю, что может случиться…
- «Перемен требуют наши сердца!» Это твои слова. Ты поешь, а зрители дружно подпевают. И все же – что тебе хотелось бы изменить в жизни?
- Каждый человек должен прежде всего изменить свою жизнь и себя… Это сложный вопрос. Я не считаю, что одному человеку под силу изменить жизнь как таковую.
- В жизни ты борец за перемены?
- Я не считаю себя борцом. Я пою песни. Пою о том, что мне нравится или нет, о том, что меня волнует.
- Как появляются песни?
- Это для меня загадка… Я не знаю… Я начинаю играть. Потом появляются какие-то слова… Я не могу рассматривать тексты своих песен в отрыве от музыки.
- Что главное для тебя сегодня?
- Сохранить внутреннюю свободу.
- Группа «Кино» сегодня во главе отечественных хит-парадов. Чего бы вы еще хотели достичь?
- Мы никогда не стремились к популярности. Мы никогда не задумываемся, в каком стиле мы играем и как долго будем популярны. Играть и любить это дело – важно для нас прежде всего. Как только перестанет быть важным, мы уйдем со сцены.
- Есть ли приглашения за границу?
- Довольно много. Но мы тщательно просеиваем их, потому что сейчас все «русское» там очень модно. Мы же хотим выступать там просто как музыканты, поэтому ездим довольно редко. Не хочется терять свое достоинство. Чем ехать на кабальных условиях бедного советского артиста, лучше не ехать вообще… А путешествовать можно и туристом, благо друзей у нас по всему свету хватает.
- В 1988 году фирма «Мелодия» сподобилась наконец выпустить диск-гигант «Кино» - альбом «Ночь». Фаны и работники торговли ликовали, диск расхватали в момент. Но ты, кажется, был взбешен?
- Меня даже не поставили в известность… Меня никто не спросил: хочу ли я этого?
- А если бы спросили?
- Конечно, я бы ответил: нет. Альбом «Ночь» мы записывали давно и предназначался он вовсе не для «Мелодии», не для грамофонных проигрывателей.
(Выяснилось, что фонограмму предложил фирме звукорежиссер Андрей Тропилло, который имел тоже свои права на этот альбом, но тем не менее этическая сторона дела не была здесь идеальной. Между тем альбомы «Группа крови» и «Звезда по имени Солнце» не вызвали никаких эмоций у суперфирмы. Цою никто не звонил с «Мелодии», не предлагал сотрудничать в области звукозаписи, а сами «киношники» - люди гордые, и не без оснований. В итоге «Кино» записывает альбом «Звезда по имени Солнце» в студии Валерия Леонтьева за свои кровные рубли, а затем отдает оригинал в кооператив «Гармония», не получая за всесоюзное тиражирование ни копейки. О времена, о нравы!)
- Ты доволен своей жизнью?
- Я не думаю, чтобы человек мог быть действительно доволен жизнью… С другой стороны, я был всегда доволен ею. И когда работал в котельной и бросал уголь в печь, я был очень доволен жизнью. И сейчас тоже.
- Твои пожелания тем, кому сейчас 13-15 лет?
- Думаю, любой подросток мечтает самоутвердиться. Я никогда никого не учу. Я могу пожелать только удачи!
***
В 1984 году на втором Ленинградском рок-фестивале Виктор Цой заполнил такую анкету:
«Настоящее имя – Кино.
Профессиональное имя – Кино.
Дата рождения – 1982.
Место – Ленинград.
Любимый напиток – клюквенный морс.
Пища – свиная ножка.
Певец – Георг Отс, Дэвид Боуи.
Артист – В. Ливанов.
Композитор – И. Кальман.
Увлечение – академическая гребля.
Неприязнь – зубная боль
Удивительный случай – репетиция без опозданий.
Любимый цвет – черный».
***
Почему цвет – черный? Этот вопрос задать некому. Звезда по имени Цой отныне будет светить нам из черноты непробиваемых стен траурной рамки. Но светить – будет! Долго. Может быть, всегда.
«Звезды, упав, все останутся здесь.
Навсегда останутся здесь».
Владимир ЧИСТЯКОВ.
Песня по заявке
Слова и музыка
Виктора ЦОЯ
МЫ ХОТИМ ТАНЦЕВАТЬ
Наше сердце работает,
как новый мотор.
Мы в четырнадцать лет знаем все,
что нам надо знать.
И мы будем делать все,
что мы захотим,
пока вы не угробили
весь этот мир.
В нас еще до рожденья
наделали дыр,
и где тот портной,
что сможет их залатать.
Что с того,
что мы немного «того»,
что с того,
что мы хотим танцевать.
Наше сердце работает,
как новый мотор.
Почему и чего
мы еще должны ждать?
Мы будем делать все,
что мы захотим!
А сейчас – сейчас
мы хотим танцевать.
Мы хотим танцевать…
ДИСКОГРАФИЯ ГРУППЫ «КИНО»:
«Red Wave», 1986 г. – 6 песен.
«Ночь», 1988 г.
«Rocking Soviet», 1987 г.
«Последний герой», 1989 г.
МАГНИТОАЛЬБОМЫ «КИНО»:
«45», 1982. «46», 1984. «Начальник Камчатки», 1984. «Это не любовь», 1985. «Ночь», 1986. «Группа крови», 1988. «Звезда по имени Солнце», 1989. Есть еще последний, записанный в 1990 году альбом, название которого нам еще не известно.
Журнал «Одноклассник» №2 за 1991, рубрика «Собеседник».
Молодые люди о любви...
Фрагмент телепередачи «До 16 и старше», 1989 год
Вы хотите головоломок?
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Интервью 1982 года с Эдвардом Ферманом редактором журнала Fantasy and Science Fiction
Эдвард Льюис Ферман (Edward Lewis Ferman, 1937 г.р.) — американский издатель и редактор, с января 1966 по июнь 1991 выпускал журнал «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» (F&SF).
С 1969 по 1972, четыре года подряд, журнал F&SF получал премию "Хьюго", в 1981-83 сам Ферман становился лауреатом в номинации "лучший редактор". Ферман печатал Роджера Желязны, Дина Кунца, Дж.Типтри-мл., Джона Варли, Льюиса Шепарда, Курта Воннегута. "Страсти по Лейбовицу" Уолтера Миллера-младшего и первая часть "Темной башни" Стивена Кинга вышли именно в этом журнале. Не смотря на то что обложки делали лучшие фантастические художники (Эд Эмшвиллер, Ханнес Бок, Джек Гоэн), внутренности были всегда серыми – в журнале практически никогда не было никаких иллюстраций, даже на титулах произведений, и этим он проигрывал всем другим журналам. В 1991 году Ферман уступил редакторское кресло Кристине Кэтрин Раш, а за собой оставил коммерческие функции издателя.
В июне 1982 года Чарльз Плэтт посетил Корнуолл, штат Коннектикут, и побеседовал с издателем легендарного журнала.
Интервью с Эдвардом Льюисом Ферманом
Небольшое двухполосное шоссе змеится, уходя вверх по утопающей в зелени долине. Округлые склоны холмов, густо поросшие деревьями, подернуты маревом летнего зноя. Время от времени мелькает река Хаусатоник, бегущая по мшистым камням, или вам навстречу возникает деревянная вывеска «АНТИКВАРИАТ», а за ней стоит маленький деревянный домик с выставленной на лужайку старой мебелью. Затем растительность снова обступает вас с обеих сторон, такая густая и пышная, что вы даже можете почувствовать запах древесного сока.
Еще один дорожный знак сообщает: «Корнуолл, основан в 1740 году». Дорога разделяется, на треугольнике травы стоит маленькая старая ржавая пушка, магазин керамики, мотель «Хитч Пост» (с американским флагом снаружи), добровольная пожарная служба Корнуолла, Национальный железный банк, Корнуоллский банк, магазин. И это все, что есть в центре Корнуолла, штат Коннектикут.
Сворачиваю направо и продолжаю движение по берегу небольшой речушки под названием Фернес-Брук, в сторону холмов; вновь поворачиваю направо, и вот он, спрятан среди деревьев, прекрасный викторианский дом. Журнал Fantasy and Science Fiction редактируется и издается вот в этом загородном убежище.
F&SF, как его обычно называют для краткости, — это такой базовый ресурс в области научной фантастики, что читатели и писатели воспринимают его почти как нечто само собой разумеющееся. За десятилетия, прошедшие с 1950 года, он ни разу не нарушал ежемесячный график, несмотря на зловещие изменения в судьбе других журналов. Раньше этот журнал был средоточием жанра, где все известные писатели дебютировали и зарабатывали себе репутацию. Сейчас, несмотря на такие успешные издания, как Omni и журнал Isaac Asimov's Science Fiction Magazine, рынок журналов сжался, а многие из них прекратили существование. Поскольку Ферман был редактором и издателем F&SF более шестнадцати лет, — дольше, чем любой другой нынешний редактор в этом бизнесе, — я прошу его сделать обзор.
«Что касается качества рукописей, которые я получаю, думаю, их стандарты столь же высоки, что и всегда, или даже выше. Что меня беспокоит, так это снижение грамотности, наблюдаемое среди людей, читающих научную фантастику.
Не знаю, видели ли вы наш июньский номер, но мы опубликовали результаты опроса нашей читательской аудитории, основанный на ответах на 10 тысяч анкет, которые мы разослали.
Меня сильно беспокоит резкое изменение возрастного распределения. Десять лет назад двадцать три процента наших читателей были моложе восемнадцати, а пятьдесят три процента — моложе тридцати. Сейчас моложе восемнадцати только пять процентов. Меня мучает вопрос, означает ли это, что подростки больше не читают. И я получил несколько писем от людей, которые считают, что так и есть. Шерри Готлиб, например, владелица магазина научно-фантастических книг «Смена Хоббита» в Лос-Анджелесе, написала, что заметила, что сейчас среди ее покупателей почти нет подростков, тогда как раньше это были в основном школьники и студенты колледжей. Предположу, что все дети играют в видеоигры, сидят в кино, или чем там они сейчас занимаются. Они не читают научную фантастику».
Ферман разговаривает со мной в своем кабинете на верхнем, мансардном этаже большого старого дома, где он живет и работает. Он сидит за старинным столом, возле окна, выходящего на широкую лужайку и высокие ивы. Из комнаты внизу доносится слабый стук пишущей машинки Selectric, пока его жена и еще одна женщина занимаются корреспонденцией и подпиской. Затем набор текста прекращается, и вновь наступает безмятежная тишина.
Я спрашиваю, как изменился сам журнальный бизнес за последнюю пару десятилетий.
«Раньше нас всегда распространяла компания American News Company. Но они ушли из бизнеса, в результате чего не осталось никого, кроме ряда независимых оптовиков, которые, по сути, оказались монополистами в каждом районе страны. Если вы хотели распространять свой журнал, скажем, в Чикаго, там был всего один оптовик. И это по-прежнему примерно так. Да, без конкуренции», — он пожимает плечами и морщится.
«Тем временем, небольшие газетные киоски и магазины канцелярских товаров по всей стране прекратили свое существование, и их место заняли крупные аптеки и сети супермаркетов. Именно там сейчас продается большинство журналов, и у этих больших сетей есть так называемые «ограниченные списки»: им нужны только те журналы, которые продаются в большом количестве экземпляров. Им нужны подростковые журналы про любовь, мужские или женские журналы. Им не нужны маленькие журналы, и поэтому в эти сети трудно попасть.
Когда-то мы продавали семьдесят пять процентов наших экземпляров в газетных киосках, остальное по подписке, а теперь дела обстоят с точностью до наоборот. Нас это не убило, потому что мы больше сосредоточились на продвижении подписки, и теперь у нас почти 50 000 подписчиков. Но наличие большого числа подписчиков требует от нас гораздо больших усилий, чем продажа оставшегося тиража в газетных киосках, где национальный дистрибьютор берет на себя сбор выручки и каждый месяц присылает нам один большой чек. Правда, большой чек теперь превратился в очень маленький чек».
Эдвард Ферман не выглядит мрачным, когда описывает эти проблемы, хотя они довольно серьезны и способны поставить под угрозу существование его издательской деятельности. Более того, упоминая о неприятностях и ошибках, он смеется, как будто отказывается позволить деловым заботам стать центром его жизни. У меня складывается впечатление, что он считает, например, что в космических масштабах хорошая партия в теннис куда более важна, нежели беспокойство о цифрах продаж.
Этот аккуратно одетый, дружелюбный мужчина, который, должно быть, самый воспитанный — давайте не будем смягчать слова! — и самый нормально выглядящий редактор научной фантастики мужского пола, которого я когда-либо встречал. Но с другой стороны, в отличие от остальных он никогда не был фанатом научной фантастики. Он пришел в нее не потому, что был одержим ею; он попал в нее волею обстоятельств.
«Мой отец в 1950-х годах купил издательство Mercury Press. В 1949 году они уже начали издавать фэнтези и научную фантастику. Так возникла моя связь с журналом. Чисто через кумовство! Я вырос с издательством, располагавшимся по всему дому, но не Fantasy and Science Fiction — это лишь часть того, что там издавалось. Они также издавали журнал Ellery Queen’s Mystery Magazine и The American Mercury, давший название Mercury Press, и в то время это был очень престижный журнал, такой как сегодня The Atlantic или Harper’s».
Обложки журналов Ellery Queen’s Mystery Magazine:
«Я поступил в колледж, где специализировался по английскому языку и экономике, что оказалось верным выбором, поскольку это позволило мне стать одновременно редактором и издателем. Наверно, в глубине души я всегда мечтал заниматься издательским делом.
Я не был ярым фанатом фэнтези или научной фантастики (за исключением книг, которые читают все, например, «Чужак в чужой стране»), поэтому сначала я пошел работать в издательство учебников Prentice-Hall, где редактировал скучные школьные учебники. Издание учебников было медленным, нудным и кропотливым делом, поэтому я перешел оттуда в Dunn and Bradstreet, где писал отчеты о компаниях, занимающихся напольными покрытиями, и прочие нелепые вещи. Когда примерно в 1961 году редактором F&SF стал Аврам Дэвидсон, мой отец сказал, что я должен приехать и изучить бизнес в качестве помощника издателя и помощника редактора. Затем Аврам захотел переехать в Мексику и продолжить редактировать журнал оттуда. Он нам нравился, и мы решили попробовать. Каждую неделю мы отсылали рукописи в Мексику, и он отправлял их обратно. Они приходили все мятые и вонючие — это почти не работало. В конце концов Дэвидсон уволился, и я взял журнал на себя, а в 1969 году мы решили переехать из Нью-Йорка в сельскую местность. И с тех пор все работало очень хорошо».
Я спрашиваю, владеет ли Mercury Press еще какими-нибудь журналами.
«Нет. Мы запустили несколько проектов, но они потерпели ужасный крах! — Он откидывается на спинку кресла и весело смеется. — Возможно, вы помните научную фантастику издательства Venture, которую мы пробовали дважды: один раз в 1950-х годах и один раз в 1960-х. И почти добились успеха, но, хм, не совсем. Затем в 1960-х мы выпустили три номера ностальгическего журнала. Назывался он «P.S.», это было глупое название. — Он снова смеется. — Его следовало назвать «Ностальгия», но оно показалось нам слишком простым. Мы провели долгий пьяный вечер, пытаясь придумать название. Это была жуткая бомба, но это был хороший журнал, и чрезвычайно преданная читательская аудитория — около 2500 человек.
Затем мы взялись издавать журнал про разные оккультные и сверхъестественные вещи, вроде журнала Fate, под названием Inner Space. Мы выпустили один номер, который тоже оказался провальным.
Есть еще одна вещь, которую мы попробовали, — это наша программа книгоиздательского дела. Идея сводилась к следующему. — Он умолкает и усмехается. — Давайте относиться к этому позитивно. Идея до сих пор состоит в том, чтобы публиковать совместно с издательством Чарльза Скрибнера небольшую линейку научно-фантастических книг в твердом переплете, которые будут образцом того типа произведений, которые издает F&SF. Я хочу публиковать авторов, чьи имена оказались на слуху совсем недавно, авторов-дебютантов. Поскольку сейчас не так много издателей книг в твердом переплете занимаются подобными вещами, я надеюсь выпустить несколько очень хороших книг. Я все еще думаю, что в долгосрочной перспективе это сработает. Для книжного бизнеса сейчас не лучшие времена. Я чувствую, как все немного отстраняются и ведут себя крайне осторожно, и в каком-то смысле и мы тоже. Но если никто не опубликует ни одного первого романа, то фантастику как жанр ждут проблемы. Мне бы очень хотелось, чтобы некоторые из этих авторов были изданы в книгах в твердом переплете и доступны в библиотеках.
Я думаю, что на данный момент у меня немного больше энтузиазма, чем у Скрибнера, поскольку я хочу начать, даже если у нас, возможно, нет идеальной книги. Однако они должны ее одобрить, потому что мы делим расходы пятьдесят на пятьдесят. Между прочим, это произошло благодаря редактору Scribner's, который живет здесь, в Корнуолле. Я знал его много лет. Мы просто решили собраться вместе и попробовать».
Учитывая его издательский опыт, считает ли он возможным на данный момент открыть новый научно-фантастический журнал?
«На мой взгляд, издание журнала — очень рискованное и довольно сложное дело, поэтому всякий раз, когда я вижу какое-либо объявление о новом журнале, я склонен думать, что он провалится. — Он пожимает плечами. — Большинство журналов действительно терпят неудачу. С другой стороны, большинство новых научно-фантастических журналов, которые потерпели неудачу за последние десять или пятнадцать лет, издавались людьми, которым не хватало опыта. Журнал Айзека Азимова успешен, или, по крайней мере, до сих пор был таковым, потому что его издавал Davis Publications. Он ничуть не лучше, чем, скажем, журнал Дэвида Хартвелла Cosmos, но он выжил, потому что его издает настоящий профессионал, который точно знает, что делает».
Был ли Ферман удивлен успехом Omni?
«Я был совершенно ошеломлен. Более того, я до сих пор не уверен, что это успех. Мне говорили, что это так, но с другой стороны, они, вероятно, продолжали бы его публиковать, даже будь это не так. Так что кто знает?»
Omni пытается перетянуть к себе лучшие научно-фантастические рассказы, платя писателям по доллару за слово — в десять раз больше, чем Ферман может себе позволить. И все же рассказы, которые публикует Ферман, получают награды. Я спрашиваю, как такое может быть.
«Сравнивать нас с Omni не совсем справедливо, потому что они публикуют не так много художественной литературы, как мы. Но это правда: за эти годы наши рассказы получили больше наград, чем те, что были опубликованы в других журналах. Думаю, все редакторы ищут одно и то же: действительно хорошо продуманную, увлекательную историю, которая к тому же красиво написана. Таких не так уж и много, поэтому приходится идти на компромиссы. Большинство редакторов идут на компромисс в отношении качества текста, но я предпочитаю говорить, — и это всегда было традицией этого журнала, — что я опубликую рассказ, который пусть не слишком оригинален, а его сюжет хромает, при условии, что он хорошо написан.
Изначально этот журнал задумывался как более литературный, нежели другие ему подобные. Это не значит, что он жутко литературен, вовсе нет! Но он более литературен, чем другие. И нет смысла менять то, что работает на нас».
Сам Ферман получил награду как лучший редактор 1981 года. Но, конечно, он отказывается воспринимать это всерьез.
«Лучший редактор. Боже, что за смехотворная награда! Прежде всего, как читатель может узнать, кто лучший редактор? Почему они должны это понимать? Это просто глупая награда, я всегда против нее возражал, а теперь, когда наконец-то ее получил, думаю, могу так сказать! Единственные люди, которые имеют представление о том, кто лучший редактор, — это некоторые писатели и некоторые другие редакторы».
Когда он выбирает рассказы, покупает ли он то, что нравится лично ему, или то, что, по его мнению, понравится его читателям?
«Конечно, я не читаю все, что приходит. Энн Джордан читает материалы от людей, которых мы не знаем, а это от семидесяти пяти до ста рукописей в неделю, несмотря ни на что. Я не перестаю удивляться тому, что рукописи продолжают поступать. Они никогда не прекращаются, и за все годы, что я руковожу журналом, их всегда было одинаковое количество.
Она передает мне все, что считает хорошим, плюс я получаю десять или пятнадцать рассказов в неделю от профессионалов или литературных агентов. А вообще я просто покупаю то, что мне нравится. Я люблю читать хорошо написанные вещи, но не люблю читать настоящую чушь вроде книг Артура Хейли, понимаете? С другой стороны, мне обычно не нравятся слишком требовательные или заумные жанры художественной литературы. Думаю, у меня вкусы типичного представителя среднего класса. — Он смеется. — Возможно, высшего слоя среднего класса».
Хотя в названии его журнала фигурирует слово «фэнтези», похоже, он никогда не публикует его разновидность «меч и магия», которая так популярна сейчас.
«Я пытался прочитать пару таких книг. И не смог их осилить. «Меч Шанарры». Я правильно запомнил название? Ужасная книга. Если вы прочитали одну такую, какой смысл читать остальные? По сути они все одинаковы».
Есть ли у него какие-либо идеи относительно того, почему подобного рода фэнтези так хорошо продается?
«Думаю, что люди в целом стали гораздо более доверчивыми, чем раньше. Они готовы верить почти во всё, поэтому писатели, как мне кажется, дают им то, что они хотят. Редакторы же настроены менее требовательно и перестали строго выпалывать всякие литературные сорняки. Это не имеет никакого смысла. Мне кажется, люди действительно хотят верить в летающие тарелки и полтергейст».
F&SF всегда публиковал большое количество женских произведений. Чувствует ли Ферман какую-то разницу между женскими текстами и текстами, написанными мужчинами?
«Только в той мере, в какой некоторые из них зациклены на феминизме, и эта зацикленность, естественно, находит отражение в их творчестве. Я готов время от времени публиковать подобные вещи, потому что, в конце концов, каждый автор при случае стремится высказать свое мнение, и меня это не слишком беспокоит.
Должен сказать, что в современной литературе феминизм стал настолько сильным, что захватил огромное поле. Лично я нахожу большую часть литературы, написанной женщинами, поистине нечитаемой. Если вы думаете, что в научной фантастике все плохо, значит вы не читали таких авторов, как Мардж Пирси! Она меня просто бесит. Эти книги просто не предназначены для читателей-мужчин. Жаль, потому что многие женщины пишут намного лучше, чем мужчины».
Что он читает для отдыха?
«Я почти никогда не читаю научную фантастику, кроме той, которую мне приходится читать по работе, а также время от времени книги писателей, чьи произведения мне всегда нравились. Для удовольствия я читаю таких авторов, как Джон Апдайк, Маламуд, Чивер, Джон Фаулз. Я читаю детективы таких авторов, как Дональд Уэстлейк, Дик Фрэнсис, Джон Д. Макдональд. И крутые саспенс-триллеры. Качество текста там очень разное. Я, например, не могу читать Роберта Ладлэма. Но Джон Фаррис вполне хорош.
Я также обычно читаю много книг, близких к научной фантастике, чтобы посмотреть, что они пишут. Именно с таких вещей начинал Стивен Кинг. А еще я читаю немного научно-популярной литературы. Некоторые политические книги, такие как мемуары Киссинджера. Я интересуюсь политикой, возможно, чуть выше среднего. Я активный член демократической партии в нашем городе и работал в комиссии по планированию и зонированию, пока не проиграл выборы. Я демократ, а это республиканский город».
Похоже, жизнь Фермана больше вращается вокруг маленького городка Корнуолл, чем маленького мирка научной фантастики.
«Мне нравится большинство авторов научной фантастики, с ними интересно общаться, хотя мои первые контакты с ними были отчасти пугающими. Мой первый опыт произошел на каком-то конвенте, когда я еще учился в колледже, и на мой взгляд это было какое-то дикое, необузданное сборище. Мой отец представил меня и мою девушку Азимову, который вместо того, чтобы пожать ей руку, схватил ее за левую грудь.
Я до сих пор посещаю пару научно-фантастических тусовок в год. Но будь целая группа писателей-фантастов моими лучшими друзьями, я бы чувствовал себя обязанным покупать любую чушь, которую они мне присылают, поэтому я предпочитаю не смешивать бизнес и общение. Хотя я работаю дома, здесь я начинаю работу утром около девяти тридцати и обычно заканчиваю около пяти. И обычно я не работаю по вечерам или в выходные».
Из его слов, я подозреваю, что Ферман не чувствует необходимости, чтобы его помнили лишь как редактора, посвятившего жизнь научной фантастике и сформировавшего ее по своему вкусу?
«Нет, я не из тех, кому никогда не сидится на месте. Таких было очень мало: Кэмпбелл или, может быть, Деймон Найт. Я лишь хочу и дальше издавать этот журнал и, надеюсь, немного нарастить тираж, чтобы платить авторам чуть больше. Возможно, когда-нибудь я заработаю достаточно денег, чтобы меня заменил другой редактор, а я бы мог просто быть издателем. Видите ли, я по натуре довольно ленив, и поэтому мне достаточно работать всего шесть-восемь часов в день».
Подозреваю, что он несколько преувеличивает, но даже если принять во внимание эти слова и его упорную скромность, становится ясно: научная фантастика для него — работа, а не увлечение. Возможно, ему легче сохранять эту трезвую отстраненность, когда он живет в таком отдаленном, спокойном месте Новой Англии. Мы выходим к его машине — пыльному черному «Вольво», выглядящему так же скромно и ненавязчиво, как и хозяин машины. Он устраивает мне короткую экскурсию по местным туристическим достопримечательностям.
«Не пропустите это дерево впереди, — говорит он, когда мы въезжаем в ближайший сосновый лес. — Это местная достопримечательность. Можно сказать, это Статуя Свободы Корнуолла, штат Коннектикут. Посмотрите, как оно вырастает из вершины вон той большой скалы».
Я восхищаюсь этим чудом природы и спрашиваю, как к ней относятся местные жители.
«О, — говорит он, — мы называем его Дерево на Скале».
Чуть дальше он указывает на дом, где когда-то жил Джеймс Тербер. В Корнуолле когда-то обитали авторы журнала New Yorker, некоторые художники и журналисты до сих пор живут здесь. Но теперь город стал точкой притяжения для нью-йоркских юристов и бизнесменов, имеющих здесь загородные дома, которыми они пользуются только по выходным и во время отпуска. Наша экскурсия заканчивается у местного почтового отделения, белого сарая с серой крышей в двух минутах ходьбы от дома Фермана.
«Одна из лучших особенностей нашего местоположения, — заявляет он. - Надеюсь, это интервью было полезным, — добавляет он, прежде чем мне уехать. — Я с самого начала предупреждал вас, что не считаю себя идеальной темой».
Это добавляет еще больше скромности. И все же, вряд ли можно ожидать, что человек с таким беспристрастным и трезвым взглядом на важность научной фантастики в реальной жизни будет смотреть на вещи иначе.
Перевод любезно предоставил Александр Викторович Бушуев
Источник: https://fantlab.ru/blogarticle85817
Актёры на интервью перед выходом фильмов с ними в главных ролях, считающимися прорывными в их карьере
Том Круз
Киану Ривз
Джонни Депп
Леонардо Дикаприо
Брэд Питт
Как мир моды в лице «Бенеттона» изменил «Формулу-1»: под лозунгом «мы против всех» они взяли два титула с Шумахером
Отвлекитесь на минутку. Австрийская компания, продающая тошнотворно сладкий шипучий энергетический напиток, является доминирующей силой в самом технически сложном виде спорта в мире благодаря своему преданному покровительству британской команде «Формулы-1». Это уже стало нормой, мы воспринимаем это как должное, но все равно это удивительно. Но не кажется ли вам, что эта предпосылка звучит знакомо? За двадцать лет до того, как печальный «Ягуар» превратился в дерзкую и разрушительную «Ред Булл Рейсинг», «Бенеттон» пришел к этому первым. Параллели просто поразительны.
Это неоднократно выяснялось в течение четырех лет, которые потребовались для изучения и написания недавно вышедшей книги о «Бенеттоне», прозванных «Бунтарями Формулы-1». В «Ред Булл» есть большие яркие руководители: Кристиан Хорнер и Хельмут Марко, гениальный конструктор Эдриан Ньюи, тотемные гонщики Себастьян Феттель и Макс Ферстаппен, загадочный и ныне покойный Дитрих Матешиц.
Аналогичным образом история «Бенеттона» наполнена огромным количеством персонажей: наиболее яркий Флавио Бриаторе, его более приземленный предшественник Питер Коллинз, великий Росс Браун, Том Уокиншоу, Пэт Саймондс, еще один из самых вдохновенных конструкторов в лице Рори Бирна, гений, вызывавший разногласия в кабине пилота в период расцвета команды в середине 1990-х годов, Михаэль Шумахер, и на самом верху фигура длиной в руку, вокруг которой существует определенная загадка, Лучано Бенеттон.
Зачем пошли в «Формулу-1»
Красочных историй, связанных с этой острой и противоречивой командой, как и с «Ред Булл», предостаточно. Но по мере работы над книгой я все время возвращался к вопросу «почему». Почему аляповатый, дерзкий итальянский дом моды, известный своими провокационными рекламными кампаниями и пестрыми шерстяными джемперами, и футболками, стал владельцем команды «Формулы-1»? Что это было?
«Да, это очень интересно», – размышляет Пэт Саймондс, который был рядом с командой на протяжении всего ее существования. От истоков «Тоулмена» до выкупа «Бенеттоном» в 1985 году и последующего ухода компании из «Формулы-1» в 2001 году после продажи команды «Рено».
«Я провел 40 лет в «Формуле-1» и слышал, как многие маркетологи рассказывали о своих замечательных спонсорских предложениях, но в девяти случаях из десяти решение о том, примут они их или нет, принимается человеком, который может принять решение, будь то владелец, исполнительный или коммерческий директор.
Если ему нравится гольф, он будет спонсировать гольф. Если ему нравится крикет, он будет спонсировать крикет – а если ему нравятся автогонки... все очень просто. Странно, но в случае с Лучано Бенеттоном и всей семьей я никогда не видел такой страсти к автоспорту. Лучано –фантастический парень, замечательный персонаж во всех отношениях, как бизнесмен и как человек. Он мне очень нравился – даже несмотря на то, что у нас с ним было не так много общего».
Я не был уверен, что когда-нибудь разберусь в этом фундаментальном вопросе. И вот в самом конце, перед тем как я уже собирался отправить рукопись, произошел прорыв. Через бывшего руководителя отдела маркетинга компании «Бенеттона» Патрицию Спинелли я наконец-то связался с семьей Бенеттон. В свои 88 лет Лучано Бенеттон был недоступен. Но хотел бы я встретиться с Алессандро Бенеттоном, его старшим сыном и человеком, который играл непосредственную роль в представлении интересов семьи в эпоху «Формулы-1»? Я сел на самолет и встретился с Алессандро в офисе холдинговой компании семьи Бенеттон, председателем которой он является и которая находится в Тревизо, недалеко от Венеции, в нескольких минутах езды от фабрик, где изначально производилась одежда.
Вернитесь в середину 1980-х годов, и те провокационные маркетинговые кампании определяли компанию «Бенеттон» не меньше, чем ее одежда молочного цвета. Под руководством вдохновенного арт-директора и фотографа Оливьеро Тоскани серия рекламных щитов затрагивала такие запретные темы, как СПИД, сексуальность и расовая принадлежность. Название «Бенеттон» и логотип в виде тильды, изображающий текстуру ткани, известной как folpetto или polipetto (осьминог), впервые появились в «Формуле-1» в качестве спонсора на «Тиррелле» в 1983 году.
Почему купили «Тоулмен»
Лучано Бенеттон, один из основателей компании, вместе со своими тремя братьями и сестрами, не имел явной привязанности к автоспорту. Регби было и остается основной спортивной ареной, которую предпочитает трикотажная компания. Но семена «Формулы-1» были заложены несколькими источниками. Первым был партнер по бизнесу и сын богатого торговца текстилем, который в 1970-х годах совершил 17 стартов в «Формуле-1»: Джованни Галли. Вторым был новый руководитель отдела коммуникаций «Бенеттона» Давиде Паолини, который увидел синергию между растущей глобальной известностью «Формулы-1» под руководством Берни Экклстоуна и амбициозной международной экспансией «Бенеттона». Приоритетным направлением был рынок США, что отчасти объясняет, почему житель Кентукки (и бывший «помощник» «Тиррелла») Дэнни Салливан стал партнером Микеле Альборето по команде.
Алессандро Бенеттон периодически появлялся в паддоке во времена, когда Михаэль Шумахер привел «бунтаря-аутсайдера» к двум титулам в 94-м и 95-м годах. Сейчас ему 59 лет, и он, будучи подростком, был свидетелем того, как его отец заключил первую сделку с Кеном Тирреллом. По его словам, Лучано распознал в «Формуле-1» родственную душу и объясняет, что бизнес-подход «Бенеттона» никогда не был направлен только на продажу шерстяной одежды. «Формула-1» была практическим способом продемонстрировать очень сильную готовность моего отца и всей семьи «разрушить систему», - говорит он.
Мы рекламировали не непосредственно продукт, а концепцию, чтобы связать имя и марку с отношением, которое затрагивало очень непростые области. Это требовало большой смелости. Сегодня [реклама] признается как большой успех, но тогда эти кампании не были столь однозначными. Возникало много вопросов: зачем они это делают? Но это был просто способ сказать, что пришло время заявить о себе. И «Формула-1» не сильно отличалась от этого.
Общим знаменателем были возможности и желание найти глобальный способ общения. Компания стремилась к глобальному расширению. Она хотела, чтобы ее ассоциировали с динамичностью и активностью, смелостью и молодостью, дерзким отношением, характерным для «Формулы-1», а она была единственным глобальным видом спорта. Альтернативы ей не было. В итоге это показало отношение предпринимателя, у которого хватило смелости сделать это. Это очень важно».
«Бенеттон» провел всего один год вместе с «Тирреллом», который все больше терял связь с быстро меняющимся миром. Но победа Альборето в Детройте, ставшая последней для команды, помогла Лучано Бенеттону открыть глаза на истинную силу спорта. Оглядываясь назад, можно сказать, что «Тиррелл» упустил спонсора, который мог бы вытащить команду из затянувшейся медленной спирали. Что же произошло?
«Я узнал нечто очень важное, хотя был еще подростком», – говорит Алессандро. «Кен Тиррелл сказал: «Хорошо, мы входим в число самых успешных команд за всю историю». Он начинал со статистики, начиная с 1960-х годов. Но на самом деле это была история упадка. Он был отличным парнем, и его сын тоже. Это была команда с великими традициями и великим именем. Я не эксперт, но если рассуждать, то это было начало упадка подхода «мамы с папой» в индустрии, которая становилась все более сложной. Это был уже не семейный бизнес, и командам требовались инвестиции.
Но я не думаю, что это было сознательное наблюдение [в решении не продлевать соглашение на 1984 год]. Я думаю, что это наблюдение мы можем сделать сегодня. Мой отец проголосовал за то, чтобы двигаться вперед. И благодаря этой победе [в Детройте] у него появилось ощущение, что для того, чтобы добиться большего влияния и еще больше использовать «Формулу-1», быть спонсором недостаточно».
Сначала Лучано решил на два года перевести в «зеленый» режим команду «Формулы-1» «Альфа Ромео», но уже в начале второго сезона, в 85-м году, он договорился о покупке «Тоулмена». Британская транспортная компания была связана с клубным автоспортом еще с 1960-х годов, и именно амбициозный управляющий компании Алекс Хокридж взял курс на «Формулу-1». С самого начала «Тоулмен» всегда шла своим путем.
В 1980 году ее собственный автомобиль TG280, созданный Бирном и Джоном Джентри, пронесся по европейской «Формуле-2» вместе с Брайаном Хентоном и Дереком Уорвиком, так что, естественно, Хокридж сразу перешел в «Формулу-1». Он мог бы закупить Cosworth DFV, как и большинство других желающих участвовать в «Формуле-1», но вместо этого использовал свой союз в «Формуле-2» с Брайаном Хартом для создания собственного турбодвигателя, а в качестве альтернативного поставщика шин выбрал «Пирелли».
Переходный процесс на пути к титулам
«Это была невероятная наивность, которой мы обладали», – говорит Саймондс, который разрабатывал формульные форды Hawke, затем Royales, а теперь был принят на работу в Hawkridge для следующего смелого шага «Тоулмена». «Я был сотрудником номер 20 и приступил к работе 2 января 1981 года», – говорит Пэт, который был рад возможности поработать со старым приятелем Бирном. По его признанию, «мы просто делали работу для себя, потому что чувствовали, что это правильно. И знаете? Если бы Алекс и Тед Тоулмен сказали: «Давайте участвовать в гонках, давайте купим DFV», мы были бы гораздо успешнее в 1981 году, но нас бы уже не было к 1990 году. Мы были бы просто еще одной командой».
К 1984 году бунтарский подход «Тоулмена» принес свои плоды: Айртон Сенна прорвался вперед в том знаменитом усеченном Гран-при Монако в сырую погоду. Но его спорное решение отказаться от «Тоулмена» в пользу «Лотуса» в 85-м году оставило у и без того разочарованного Хокриджа чувство предательства. Команда потеряла своего звездного гонщика, и теперь, что более уместно, новый и многообещающий TG185 остался в тупике из-за отсутствия поставщика резины. «Тоулмен» заслужил гнев «Пирелли», перейдя на «Мишлен» в 84-м году, но теперь французский производитель ушел, и, по вполне понятным причинам, итальянцы не хотели об этом ничего слышать. «Гудиер» тоже. Хокридж взъерошил перья на каждом этапе своего пути, и теперь он покончил с «Формулой-1».
В учебниках истории первым сезоном «Бенеттона» в качестве полноправного конструктора считается 1986 год, но инсайдеры команды считают предыдущий год настоящим началом новой эры – что бы там ни было написано над гаражом и на табличках шасси. «В конце 1984 года компания перестала быть «Тоулменом», а с начала 1985 года стала «Бенеттоном», — утверждает Хокридж, который взял на себя ответственность за травмирующую и далеко не надежную передачу власти зимой и в самом начале нового сезона. Но как только смена владельца была подтверждена, «Пирелли» согласилась поставить шины, и Тео Фаби дебютировал в Монако на единственном TG185, раскрашенном в национальные флаги над задней частью кузова и логотипами «Бенеттона».
Опять же, Алессандро Бенеттон благодарит Паолини – сегодня забытую фигуру в «Формуле-1» – за то, что он привел своего отца к двери «Тоулмена» (хотя Берни Экклстоун также неизбежно сыграл свою роль в альянсе). Учитывая уникальный подход Хокриджа, команда, базирующаяся на скромных промышленных предприятиях в Уитни, стала идеальным выбором для энергичного «Бенеттона». Оба были бунтовщиками в своих сферах. «В этом смысле это можно прочитать и так», — соглашается Алессандро. «[Напротив] Альфа Ромео была публичной компанией, потому что, если я правильно помню, она все еще принадлежала государству. Это было очень институционально: вы ломали поршень, и вам говорили: «Хорошо, мы сделаем еще один». Никто не говорил: «Почему он сломался?».
«Давиде встретил Тоулмена в трудный момент. Он вернулся и сказал: «Послушайте, есть инженер, Рори Бирн, он действительно хорош, но у него нет бюджета». Было какое-то отчаяние. Знаете, в моменты, когда дела идут не очень хорошо, есть возможности, и я думаю, что это была взаимная возможность для команды получить какое-то продолжение».
Я спросил Хокриджа, за сколько он продал команду. Он мне не ответил. В книге сам Лучано Бенеттон называет сумму: всего 2 млн. фунтов стерлингов.
«По правилам FOCA команда в течение 1985 года работала под названием Тоулмена», - говорит Хокридж. «Правила смены названия означали, что мы должны быть осторожны, к тому же Бенеттон нуждалась в моей поддержке, чтобы успокоить их и проконсультировать по любым серьезным вопросам, но таковых не было. Они пришли, начали с того места, на котором остановились, сохранили существующее финансовое управление и, как многие гоночные команды, вели дела, как подобает настоящему бизнесу. У нас была отчетность и много деталей. Так что им было комфортно».
«В наше время было бы более понятным делать такие инвестиции», – говорит Алессандро. «Тогда же это было действительно нестандартное мышление. И после шаткого начала у нас стало получаться все лучше и лучше. В конце концов, мы выиграли несколько Гран-при».
Ну, в самом начале это был только один случай, когда высокогорье в Мехико позволило BMW B186 Герхарда Бергера проехать на одном комплекте шин «Пирелли» – сегодня такого шанса нет! После того особенного дня вторая половина 1980-х годов была в основном охарактеризована как эра нереализованного высокого потенциала, когда команда перешла от поставок клиентских моторов «БМВ», настроенных Хайни Мадером, к турбомотору «Форда», известному внутри команды как GB в 1987 году, а затем к 3,5-литровому DFR V8 с нормальным наддувом. Питер Коллинз недолго руководил командой.
«Прекрасный парень, бесполезный менеджер команды», – говорит Саймондс. Но именно Питер Коллинз управлял кораблем «Бенеттона» в переходные годы «Формулы-1» от турбомоторов к атмосферным двигателям.
И Саймондс, и Бирн высоко ценят Коллинза за его твердую руку и прямое руководство, и Алессандро Бенеттон тоже высокого мнения. «У меня отличные воспоминания о Питере, он был отличным парнем, и у нас были прекрасные моменты вместе», – вспоминает он. «Конечно, он был австралийцем, у него была своя манера. Он был очень классическим менеджером и концентрировался на положительных моментах. Наш прогресс начался еще тогда. Мы были третьей или четвертой по силе командой. Люди думают, что это была катастрофа, но это совершенно не так. Мы конкурировали. Конечно, это были две разные лиги. Были «Макларен» и «Уильямс», а потом мы. «Феррари» то поднималась, то опускалась. Но мы были в этой толпе».
Времена Флавио Бриаторе
Однако здесь есть повестка дня. Во время нашего интервью стало ясно, что Алессандро стремился увести историю «Бенеттона» от загорелого персонажа, который стал доминировать в команде и, по сути, вытеснил Коллинза в непростой 1989 год: Флавио Бриаторе.
Он работал на «Бенеттон» в Карибском бассейне, когда Лучано Бенеттон взял его на Гран-при Австралии 1988 года. Бриаторе был не впечатлен миром, о котором ничего не знал и который его волновал еще меньше, но все равно был отправлен в Уитни (где бы это ни было), чтобы потрясти дерево.
«С моей точки зрения, история была немного предвзятой», – говорит Алессандро, который стал председателем правления команды по указанию своего отца в 1988 году. «Если бы у нас не было тех ранних результатов, мы бы не прошли в следующий этап. Люди забывают об этом. Мы пошли дальше и стали еще больше рисковать, потому что Бриаторе тоже рисковал. Он не был экспертом в этой отрасли. Вопрос в том, почему мы пошли на этот риск? Мы пошли на этот риск, потому что у нас уже были результаты».
Тем не менее, что бы ни думали о Бриаторе, особенно после скандала на Гран-при Сингапура, именно под его рукой мятежная команда «Формулы-1» стала частью истеблишмента. Короткая, нестабильная, но ключевая эпоха Джона Барнарда; новый союз с Томом Уокиншоу, который привел в команду Росса Брауна; «сенсационный» увод Шумахера из-под носа Эдди Джордана в 1991 году; переезд на современную базу близ Энстоуна; команда достигла совершеннолетия и выиграла титул чемпиона мира в 1994 году, но была подорвана бесконечной чередой противоречий, в том числе мрачной тенью, отброшенной подозрениями в мошенничестве с трекшн-контролем; затем наступил год расплаты, когда Шумахер выиграл второй титул, теперь уже с мотором «Рено» и без единого изъяна (ну, не так много... ). Бриаторе был в центре всего этого и многого другого. Даже если он знал только имена своих самых старших инженеров.
Когда речь заходит о «Бенеттоне» и Бриаторе, много воды уходит из-под моста, и чувствуется, что Алессандро лишь неохотно отдает им должное. Семья часто находилась на расстоянии вытянутой руки от повседневных операций, как по собственному выбору, так и потому, что Уитни/Энстону это нравилось – но что они сделали с 1994 годом и с ущербом, нанесенным обвинениями в мошенничестве, которые до сих пор висят над ее достижениями в этом году?
«Было смешанное чувство», — отвечает он. «Мы делегировали управление командой. Возник вопрос, баланс: мы знаем, что Флавио творческий парень, так насколько мы можем его контролировать? В то же время у нас сложилось впечатление, что истеблишмент не воспринимает тот факт, что новичок может так быстро добиться успеха. Лично у меня сложилось впечатление, что в мире, который имеет репутацию технологически продвинутого, с невероятными исследованиями и невероятными умами, работающими над невероятными проблемами, тот факт, что некоторые парни, производящие свитера, могут проникнуть в эту отрасль и продемонстрировать, что вы действительно можете это сделать, считалось каким-то вредным для всей системы. Вы рассказываете миру, что это был недоступный, очень сложный и сложный технический мир, и теперь это может сделать каждый – и им это не понравилось. Так как же они могут объяснить, что это может сделать каждый? «Многими способами, но, возможно, они также жульничали». Если мне нужно было догадываться, это было в некоторой степени доминирующим фактором. Мы были очень активными и динамичными».
В книге Саймондс, Бирн и другие рассказывают о чувстве оправдания, которое они испытали в 1995 году, о том, как травмы и обвинения 1994 года едва не вытеснили их из «Формулы-1» с отвращением.
Алессандро Бенеттон согласен с тем, что второй титул, когда «Бенеттон» также выиграл у «Уильямса» свою единственную корону конструкторов, имеет особый резонанс. «Да, если учесть, что у нас был бесспорно лучший двигатель», — признается он. «Это было не так, как в 1994 году. Тот сезон был немного более туманным по многим причинам. Из-за смерти Айртона Сенны, из-за трудностей «Уильямса» в начале сезона и других эпизодов, включая последний Гран-при в Австралии, где Михаэль был особенно агрессивен [с Дэймоном Хиллом]. Да, 1995 год был более простым в смысле результатов. Но это возвращает нас к тому, о чем я говорил: если посмотреть на цепочку, то каждое звено связано с предыдущим.
В мире спорта кто-то однажды сказал мне, что чем больше ты выигрываешь, тем больше ты тренируешься. Чем больше вы тренируетесь, тем лучше становитесь. Чем лучше вы становитесь, тем больше вы получаете удовольствия. Чем больше вы развлекаетесь, тем больше тренируетесь. Я думаю, это верно с любой точки зрения, в любой функции в данной отрасли».
После того как Шумахер ушел в «Феррари», а за ним последовали Браун и Бирн, последняя глава истории «Бенеттона» за шесть долгих сезонов — это глава о снижении отдачи и уменьшении состояния. Команда была продана «Рено» в марте 2000 года, но, как и в случае с «Тоулменом» и «Бенеттоном», компания официально покинула спорт только в конце 2001 года. К тому времени перестройка шла полным ходом. «На нас давили, чтобы мы продали машину, и был большой интерес со стороны Рено», - вспоминает Алессандро. «Это был своего рода термометр того времени. «Мерседес» хотел участвовать в этом, потом «БМВ» подбиралась к «Уильямсу». Так что это был тот самый случай, когда времени больше нет».
Есть ли шанс вернуться
«В конце концов, история с «Ред Булл» показала, что это не конец сцены [для независимых команд]. Но было совершенно ясно, что это конец какого-то цикла. Цель была достигнута. Это была 15-летняя история - не короткая. Пришло время».
Он упоминает «Ред Булл». Я говорю о параллелях. «Да, мне нравится это видеть. Сейчас я не участвую в «Формуле-1». Мне сказали, что она возвращается так сильно благодаря этому сериалу [Drive to Survive]. Мне нравится думать, что они получили немного нашего вдохновения, чтобы иметь смелость сделать это».
Сможем ли мы когда-нибудь увидеть «Бенеттон» снова в «Формуле-1»? Судя по его ответу, это маловероятно.
«На данный момент, учитывая то, что мне говорят о цифрах, это невозможно для масштабов нашего бизнеса. Но недавно я разговаривал о Ф1 со своим другом, который работает в Ф1 в качестве спонсора, и он сказал мне, что они счастливы от огромного уровня видимости. Конечно, они делают это только в качестве спонсора. Я думаю, что если сегодня напрямую участвовать в этом, то цифры будут просто огромными. Но интересно наблюдать за этим новым этапом. Новые медиа, новые телевизионные форматы создают новые возможности. Так что любой должен следить за этим».
Как и «Альпин», «Команда Энстоуна» сегодня стала частью истеблишмента, с которым она так долго боролась. Но в ее коридорах все еще есть те, кто был там во времена «Бенеттона».
Цвета изменились, но для тех, кто находится внутри, старый дух «Бенеттона» «мы против всего мира» все еще процветает. Став бунтарем, вы никогда не сможете приручить себя полностью.
Ставим лайки, подписываемся!
«Я ждал, что «Жидкое небо» станет культовым»: Слава Цукерман — о том, как иммигранты из СССР снимали странную фантастику в Нью-Йорке 80-х
В 1982 году эмигрировавший из СССР документалист Слава Цукерман снял в Манхэттене кино, которое изменило всю мировую поп-культуру.
«Жидкое небо»
Его электро-панк-сай-фай про пришельцев-паразитов в охваченном героиновой эпидемией и секс-революцией Нью-Йорке не просто повлиял на визуальность новой волны от Америки до Японии и СССР (в перестройку «Небо» шло в нашем прокате), не только предвосхитил появление техно, но и стал капсулой времени, зафиксировав моды, декадентские нравы, неоновый стиль и андрогинные лица нью-йоркской богемы, близкой к «Фабрике» Энди Уорхола.
С тех пор хроника создания картины была многократно описана в интервью Цукермана. По просьбе Кинопоиска один из летописцев этой истории, Дмитрий Мишенин, автор книги «Реаниматор культового кино», еще раз поболтал со Славой о тех прекрасных временах.
— Как так вышло, что один из самых нью-йоркских фильмов в истории послевоенного американского кино сняли русские эмигранты? Ведь почти вся команда «Жидкого неба» — режиссер, сценаристка, художник-постановщик, оператор — приехала в Америку из СССР.
— Думаю, это не совсем корректная постановка вопроса. Никто намеренно не выбирал членов команды по национальности. Моя жена Нина Керова училась во ВГИКе на сценарно-киноведческом. Работала ассистенткой режиссера, в том числе и моей. В 1973-м мы уехали в Израиль. Там Нина была продюсером всех моих фильмов. С какой стати я стал бы менять ее в Нью-Йорке?
Мне нужен был оператор высокого класса. Американские операторы такого класса работали в Голливуде за большие деньги и не стали бы работать в независимом низкобюджетном фильме. Но мне повезло. В 80-е эмигрировал Юрий Нейман, которого я знал с его 15 лет. Это оператор высокого класса, с которым я всегда хотел работать. На художника в моем бюджете денег вообще не было. Костюмы начала делать дизайнер — любительница из ночных клубов. Эти костюмы оказались абсолютно неприемлемы. А Марина Левикова, жена Юры Неймана, профессиональный дизайнер, всегда была с нами, в конце концов она и влилась в нашу команду. Остальные члены группы были американцами. Вообще, операторы и художники в американских фильмах — часто иностранцы. Если Фрэнсис Коппола снимает с итальянским оператором Витторио Стораро или Стивен Спилберг с польским Янушем Каминским, это никого не удивляет.
Слава Цукерман со своей женой Ниной Керовой
— Расскажи, что вы носили, что слушали тогда? Можешь устроить такой поп-арт-экскурс в твою жизнь во время работы над «Жидким небом»?
— Есть фотография, на которой мы с Ниной стоим на крыше дома, где мы тогда жили. Эта фотография хорошо показывает, как мы были одеты. Слушали мы, как всегда, много самой разной музыки. Фаворитом момента, пожалуй, была группа Kraftwerk.
Вообще, 1980-e были одним из самых счастливых периодов моей жизни, и связано это было в огромной степени с атмосферой Нью-Йорка того времени. Сегодня много пишут о том, какие сейчас страшные времена, о том, как выросла в Нью-Йорке преступность. Многих, наверное, удивит тот факт, что в 80-е нью-йоркская преступность была много выше, чем сейчас, и улицы были гораздо грязнее, чем сейчас. Но при этом воздух был буквально насыщен творческой энергией. Можно, конечно, сказать, что это было только мое личное впечатление. Однако почему тогда в Нью-Йорке работало множество экспериментальных театров, где ставились спектакли — по мнению многих, лучшие в мире? Сейчас же таких спектаклей в Нью-Йорке нет.
Это был последний, завершающий период сексуальной революции. Открытый публике секс уже не воспринимался как шок, как революционный акт — он вошел в массовый быт.
Порнокинотеатр на Таймс-сквер в Нью-Йорке, 1984
В Манхэттене, как известно, вдоль всего острова с севера на юг идут параллельные авеню, а их пересекают под прямым углом нумерованные стриты. Бродвей идет почти вдоль острова под малым углом к авеню, постепенно пересекая все авеню и стриты. Участок Бродвея от 42-й до 48-й стрит — это Таймс-сквер. Здесь, на Бродвее и пересекающих его стритах, расположены десятки театров. На этом участке 7-я авеню частично идет параллельно Бродвею, частично сливается с ним.
В 1980-е 7-я авеню на этом участке и 42-я стрит между Бродвеем и 7-й были целиком отданы секс-индустрии. В каждом здании были порнокинотеатры, стриптизы, публичные дома или — наиболее распространенный вид секс-бизнеса — помещения, где клиенты могли (в специальной будке с открывающимся за пару монет на несколько минут окошком в соседнее помещение) видеть и даже трогать голых девушек. Вечером 7-ю авеню заполняли густая толпа проституток и их потенциальных клиентов. Мой знакомый кинорежиссер Алан Мойл снимал квартиру на 42-й стрит. Все остальные квартиры в его доме были публичными домами. Проститутки были хорошими соседками. У них всегда можно было одолжить нужный предмет или продукт. Они, в свою очередь, тоже часто заглядывали к Алану за одолжениями.
Порнокинотеатр на Таймс-сквер в Нью-Йорке, 1980
Вообще, трудновообразимая смесь и симбиоз преступности и искусства были тогда, пожалуй, наиболее характерной чертой нью-йоркской жизни. Новые галереи, представляющие самых передовых художников, часто располагались в самых опасных и грязных районах по соседству с драгдилерами.
Известна строчка Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Иногда мне кажется, что «сор» является чуть ли не обязательным условием творческой атмосферы. Весь выше описанный мною мир Нью-Йорка 1980-х больше не существует.
Мы с моей женой Ниной жили неподалеку от Таймс-сквер, на 46-й стрит, между 6-й и 5-й авеню. Рядом с нами, на 5-й, были дорогие модные магазины. На Таймс-сквер я уже рассказал, что было. Чего вокруг нас не было, так это продуктовых магазинов и прачечных. В районе в основном жили экзотические холостяки. Один из наших соседей каждое утро прогуливал на поводке своего кота.
За продуктами и в прачечную мы ходили на 8-ю авеню, пересекая Таймс-сквер. Однажды, когда мы шли там с огромными пластиковыми пакетами, полными, простите, грязного белья, нас встретила знакомая — известный театральный критик. Увидев нас, она долго хохотала. Люди с пластиковыми пакетами тогда ассоциировались с типичными беженцами из Восточной Европы.
«Жидкое небо»
— Ты когда-нибудь предполагал, что твой ультрасовременный, скандальный, модный — в общем, рассчитанный на дух момента — фильм станет классикой, войдет в историю?
— Насколько я знаю, кинематографисты о таком вообще не думают. Однако о детальной верности эпохе и высоком качестве фильма я, конечно, думал. Думал, кроме того, и о другом немаловажном аспекте фильма — культовом статусе. Мы тогда дружили с Беном Баренгольцем — прокатчиком, открывшим Алехандро Ходоровски и Дэвида Линча. Бен был первым, кто прочел сценарий «Жидкого неба». Он спросил меня: «Похоже, ты собираешься снять культовый фильм. Это так?» — «Да, это так». — «Я в этом вопросе главный в мире специалист. Спланировать культовый фильм невозможно. Культфильмы получаются вне зависимости от воли их создателей». В итоге «Жидкое небо» стало культовым кино. Этого я действительно ожидал.
Источник: КиноПоиск
Другие материалы:
Провокация и страстная любовь — 7 фильмов о токсичных сексуальных отношениях
Пострадавшие от советской цензуры — 7 запрещенных фильмов шестидесятых
«Один для них, пять ни для кого» — что посмотреть с Джеймсом Франко
Лучшие в мире крокодилы — 12 главных мультфильмов Эдуарда Успенского
Детка, ты просто космос. Кинематограф о космосе, о женщине и о женщине — космосе
«Из сельских дебрей вампиров вывел Байрон» — История графа Дракулы от средневековья до наших дней
Классика кинофантастики — «Дракула» / Dracula (1992), реж. Фрэнсис Форд Коппола
Адский холодильник, разумный лифт и одержимое пианино — 3 трэш-хоррор-фильма о хищных вещах
Не Фродо единым — что посмотреть с Элайджей Вудом, помимо «Властелина колец»
Владимир Пресняков-младший: о молодости и о себе
Сегодня своё 55-летие отмечает эстрадный певец и композитор Владимир Пресняков-младший.
Он стал кумиром молодёжи в 1986 году, когда спел в фильме "Выше Радуги" за главного героя. И с тех обладатель уникального тембра и неиссякаемой энергии продолжает радовать поклонников своей работой на эстраде. От всей души поздравляем Владимира Владимировича и желаем ещё долгого и успешного творческого пути!
Поклонникам творчества Преснякова-младшего, думаю, будет интересно посмотреть небольшое интервью с музыкантом в начале его карьеры и послушать один из хитов того времени - песню собственного сочинения "Папа, ты сам был таким".
Программа "...До 16 и старше". Эфир 24.05.1988. Источник: канал на YouTube «Музыка на советском телевидении»
Что надо успеть за выходные
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.