Сумерки сгущались, превращая мир за лобовым стеклом в размытые тени. Каждая миля, отделявшая Алекса от города, казалась шагом в прошлое, в которое он не хотел возвращаться. Узкая гравийная дорога петляла, словно испуганная змея, сквозь густой, почти непроницаемый лес. Вековые деревья смыкали свои кроны над головой, образуя живой тоннель из переплетенных, костлявых ветвей. Свет фар выхватывал из темноты лишь небольшой, постоянно ускользающий участок дороги, по краям которого плясали уродливые тени. В звенящей тишине, нарушаемой лишь ровным гудением мотора, Алекс слышал оглушительный, глухой стук собственного сердца.

Мысли, тяжелые и липкие, как смола, неотступно возвращались к матери, Хельге Рихтер. К её уединенной, почти затворнической жизни в этом доме, который стал для неё одновременно и крепостью, и тюрьмой. И к тому внезапному, короткому звонку из лечебницы, который оборвал эту жизнь, оставив после себя лишь ворох неразрешенных вопросов и едкое чувство вины. В его сознании Хафенбург был не просто названием на карте, а молчаливым, равнодушным хранителем тайн, которые он ощущал кожей с самого детства, но так и не смог их разгадать.

Наконец, лес нехотя расступился, и перед ним открылась долина. Внизу, в мерцающем, нездоровом свете фонарей, раскинулся его родной городок. Хафенбург выглядел как ожившая старинная гравюра: прижавшиеся друг к другу черепичные крыши, паутина узких улочек, где с трудом могли бы разъехаться две машины, и старая колокольня, пронзающая сумрачное небо в самом центре, словно указующий перст. В воздухе витал густой, въедливый запах влажной земли и горьковатого дыма из каминов — аромат, который невозможно было забыть.

Его современная машина казалась чужеродным, нелепым объектом на этих вековых улицах. Проезжая мимо главной площади, Алекс чувствовал на себе взгляды старых домов с их резными фасадами и темными провалами окон. Ему казалось, что они наблюдают, оценивают, вспоминают. Он направился к окраине, где на небольшом холме, чуть в стороне от похожих понурых строений, стоял его дом. Отсюда открывался вид на всю долину, укутанную вечерней дымкой. Он был таким же, каким Алекс его помнил: массивный, двухэтажный, с темными деревянными ставнями, которые всегда были наглухо закрыты, словно слепые глаза.

Алекс заглушил мотор. Наступившая тишина показалась ему неестественной, давящей. В ней он расслышал нечто большее, чем просто отсутствие звука — едва уловимое эхо, шепот прошлого. Того самого прошлого, которое отзывалось в нём болезненными воспоминаниями о бесконечных, тревожных разговорах с матерью, древних обрядах, защитных ритуалах и тенях, которые, по её словам, всегда ждали за порогом.

Скрипучие ступени крыльца встретили его как старого знакомого. Ключ с трудом повернулся в заржавевшем замке, и дверь нехотя поддалась, издав протяжный стон. Внутри его окутал спертый запах застоявшегося воздуха, пыли и еще чего-то — тонкий, едва уловимый аромат сухоцветов, который так любила его мать. Алекс включил свет. В тусклом свете старой люстры все выглядело именно так как он оставил много лет назад, только на пятнадцать лет старше: старинная, тяжелая мебель, покрытая белыми саванами чехлов, темные, выцветшие обои, плотно задернутые шторы, не пропускающие ни света, ни жизни. Всё говорило о жизни, остановившейся здесь много лет назад. Чувство вины нарастало. Он покинул этот дом сразу после того, как попал в приют. С тех пор его жизнь превратилась в череду бесконечных метаний: поиски себя, работа в порту, разнорабочего, риелтора, и, наконец, менеджер в небольшой компании. Он так и не смог вырвать мать из замкнутого круга её страхов, из её борьбы с призраками прошлого. В конце концов, он поместил её в лечебницу, в отчаянной надежде, что профессионалы помогут там, где он оказался бессилен. Но стало только хуже. Теперь ему оставалось лишь закончить дела, продать этот проклятый дом и попытаться навсегда вычеркнуть Хафенбург из своей жизни.

С этими мыслями Алекс поднялся в свою старую комнату и лег на кровать, но сон не шел. В его голове роились образы прошлого, неотступные и яркие. Глубокой ночью, когда он наконец провалился в тяжелую дремоту, его разбудил внезапный, отчаянный лай собаки. Громкий, надрывный, он эхом разносился по тихой улице. Алекс сел на кровати, всем телом обратившись в слух.

Он подошел к окну и осторожно отодвинул штору. Улицу окутывал легкий туман, а мрачные кроны деревьев у соседних домов казались костлявыми руками, тянущимися к небу. В призрачном свете фонаря, он увидел фигуру, стоявшую прямо под окном дома напротив. Она была повернута к нему спиной, но в её неподвижных очертаниях было что-то неестественное, жуткое. Внезапно, словно почувствовав его взгляд, фигура резко обернулась. В тот же миг собака залаяла еще яростнее, но прежде, чем Алекс успел разглядеть лицо, силуэт растворился в тумане, исчезнув так же внезапно, как и появился.

Сердце бешено колотилось в груди. Что это было? Игра света и тени в туманной дымке или его собственное воспаленное воображение, обусловленное пребыванием в этом месте? Взяв себя в руки, Алекс отошел от окна, сел на кровать и стал прислушиваться к окружающим его звукам. Лай собаки постепенно стих, и вокруг воцарилась мертвая тишина, которую нарушали лишь скрипы старинного дома, словно приветствующего Алекса спустя столько лет в своих стенах. Когда отпустило, Алекс рухнул на кровать, провалившись в сон почти мгновенно.

Читать далее: https://www.litres.ru/72399490/

Статью вернули без рецензии. Сопроводительное письмо от редакции научного журнала было образцом вежливого уничижения: «Уважаемый Иван Петрович, представленный материал, безусловно, интересен, однако его предмет лежит вне рамок современной исторической парадигмы и более соотносится с областью фольклористики или популярной культуры».

Он не сдался. Он пошел выше. Написал заявку на грант. Предложил организовать междисциплинарную экспедицию: историки, биологи, криминалисты - для изучения аномальной зоны. Он уже видел ее в мечтах: палатки, оборудование, осторожные шаги по краю Черной Топи…

Ответ из фонда был еще короче: «Проект не соответствует приоритетным научным направлениям».

Он пытался говорить с людьми от науки - те смотрели на него с вежливым скепсисом. С военными - те пожимали плечами: «Партизаны, товарищ Колосов. Бывало всякое». Мир выстроил стену из равнодушия, прагматизма и глупой уверенности в том, что все уже изучено и объяснено. Его одержимость стала его клеймом.

- Колосов? А, это тот, что про оборотней под Смоленском. За его спиной коллеги посмеивались, в их глазах читалось: «Съехавший». Даже уборщица в архиве, Марья Ивановна, которая обычно всегда с ним советовалась по простым бытовым вопросам, стала смотреть на него с опаской.

Он сидел в своей каморке-однушке. Папки с делами лежали на столе, как урна с прахом его репутации. Он провел пальцем по знакомой уже наизусть готической букве «W» на немецком документе. Waldgeist - лесной дух, он существовал, Иван знал это так же ясно, как знал, что дышит, но это знание стало проклятием. Оно отделило его от всего человечества непроницаемой стеной непонимания.

Он смотрел в окно на убогий московский двор, на голые деревца, на мусорные баки. Руки опускались. Что он мог сделать один? Поехать в тот лес с палаткой и фотоаппаратом? Это было бы самоубийством. Он представлял, как бродит по опушке, а из глубины доносится тихий, издевательский хохот Хозяина Топи.

Он уже почти смирился, почти решил, что сжечь все копии, забыть, запереть этот ужас в самом дальнем чулане памяти и жить дальше. Быть просто чудаковатым историком, который иногда слишком много пьет на корпоративах.

И вот в один из таких вечеров, когда он уже мысленно составлял заявление на отпуск «по семейным обстоятельствам», на его рабочую почту пришло письмо.

Адрес отправителя ничего ему не говорил, но тема письма была острой и точной, как скальпель: «К вопросу о биохимическом анализе образцов из дела W-Wald/Geist 43». Сердце его дрогнуло. Он открыл письмо, ожидая спама, розыгрыша. Текст был лаконичным, лишенным эмоций, но каждое слово било в одну точку.

«Уважаемый Иван Петрович, прочла в интернете вашу неопубликованную работу по инциденту у д. Вельдхейм. Позволю себе отметить, что ваша интерпретация механических повреждений излишне осторожна. Представленные в приложенных вами архивных данных (за что отдельная благодарность) химические анализы тканей и металла указывают на использование высококонцентрированных протеолитических ферментов и сильных кислот, нехарактерных для известной фауны. Гипотеза о «местных падальщиках» не выдерживает критики. Меня интересует предполагаемая физиология субъекта, ответственного за инцидент. В частности, механизм выработки и устойчивости к собственным пищеварительным секретам, а также природа покровных тканей, демонстрирующих аномальную устойчивость к механическому воздействию. Готов обсудить возможные биологические модели. С уважением, к.б.н. Алиса Воронцова (НИИ Биологии Экспериментальной )».

Иван перечитал письмо. Потом еще раз. Он встал, подошел к окну, закурил. Внутри у него все замерло. Это был не спам, не розыгрыш, это было письмо коллеги, который разделял его точку зрения. Того, кто смотрел на него не как на «сумасшедшего Колосова», а как на ученого который провел огромную работу по поиску, изучению и консолидации данных по инциденту у д. Вельдхейм. Тот, кто видел в этих отчетах не мистику, а научную загадку, тот, кто говорил на его языке, но на другом его диалекте - диалекте плоти, химии, биологии.

Он не видел ее, не знал, кто она, но в этих строках, в этом холодном, точном интересе сквозило нечто родственное. Та же одержимость, та же готовность смотреть в бездну, не отводя глаз.

Он потушил сигарету. Впервые за долгие месяцы он почувствовал не тяжесть своего знания, а его ценность. Он был не один, где-то там, в огромном, равнодушном мире, был еще один человек, который тоже был заинтересован. И который был готов говорить об этом не как о сказке, а как о факте.

Он сел за компьютер и начал набирать ответ. Его пальцы, привыкшие к осторожному, академичному стилю, теперь летали по клавишам с новой силой. Он писал не оправдываясь, он писал, как пишут единомышленнику, прикрепляя файлы, сканы, свои заметки прикладывая все материалы которые были у него.

Стена непонимания и одиночества дала трещину, и сквозь нее потянуло ледяным, опасным ветром из Большого Бора, но теперь это был ветер надежды.

Продолжение следует...

Предыдущие части:

1. Вельдхейм. Часть 1

2. Вельдхейм. Часть 2

3. Вельдхейм. Часть 3

4. Вельдхейм. Часть 4

5. Вельдхейм. Часть 5

6. Вельдхейм. Часть 6

7. Вельдхейм. Часть 7

8. Вельдхейм. Часть 8

9. Вельдхейм. Часть 9

И потом начался ад.

Снаружи раздался нечеловеческий рёв — яростный, полный ненависти и голода. В нём не было ничего волчьего, только чистая, первобытная ярость. В него врезались тяжёлые, грузные удары в массивную дубовую дверь. Скрип дерева, напрягающегося под напором, был хуже любого крика.

— Бабушка! — закричал Кирилл, выскакивая в горницу.

Бабушка Нина уже стояла посреди комнаты, бледная, но не растерянная. В одной руке она сжимала тот самый нож, в другой — пучок полыни, который она тлеющим концом водила перед дверью, окуривая её едким дымом.

— Молчи и не выходи! — её голос дрожал, но был твёрд.

Тварь за дверью ревела, царапая когтями по дереву, пытаясь выломать засовы. Казалось, ещё немного — и мощные доски не выдержат. Весь дом содрогался от её ярости. В щель под дверью потянулся тяжёлый, сладковато-трупный запах зверя и влажной земли.

Длилось это вечность. Потом удары внезапно прекратились. Послышались тяжёлые, удаляющиеся шаги, и снова — тот самый рев, но теперь полный досады и бессилия. Оно ушло. Но на этот раз Кирилл знал — оно не отступило навсегда. Оно просто затаилось. И оно будет возвращаться.

Наутро у двери они нашли не просто следы. Земля была перекопана глубокими бороздами от когтей, а на косяке остались длинные, похожие на ножевые, засечки от ударов.

Молчание было взорвано. Ужас вернулся, но теперь он сменился острой, жгучей решимостью. Так больше продолжаться не могло.

— Я не могу сидеть и ждать, пока оно всё-таки вломится сюда! — заявил Кирилл бабушке, чьё лицо стало ещё более осунувшимся. —Не ходи в лес, Кирилл, — умоляюще сказала она. — Этого зверя железом не возьмёшь. Его нужно… другое. —Что? Что нужно, бабушка? Ты же что-то знаешь!

Но бабушка лишь качала головой, отводя глаза. Её знание было старым, тёмным, и она боялась его касаться.

Тогда Кирилл вспомнил про Колю. Коля был местным, его отец работал егерем в соседнем лесничестве. Коля знал каждую тропинку в округе и обожал всякие тайны. Он не испугался бы. Он, наоборот, пришёл бы в восторг.

Встретились они на старом покосившемся мосту через речушку, что отделяла окраину от остальной деревни. —Ты чего такой злой? — сразу спросил Коля, увидев лицо друга. Кирилл,оглянувшись по сторонам, выложил ему всё. Про вой, про следы, про ночной визит и про существо под луной.

Коля слушал, раскрыв рот. Его глаза горели азартом. —Оборотень? — прошептал он с благоговейным ужасом. — Серьёзно? Я думал, это байки стариков! —Это не байки, — мрачно сказал Кирилл. — Он чуть не выломал нам дверь. Я не знаю, что делать. Но я не могу просто ждать следующего раза.

Коля задумался на минуту, смотря на текущую воду. —Ладно. Первое: следы. Надо найти не те, что у дома, а те, что ведут в его логово. Они должны быть свежими после вчерашнего. Второе: все легенды всегда имеют корни. Надо спросить у старших, но не напрямую. —Как это? —Архив, — таинственно сказал Коля. — Сельская библиотека. Там есть подшивки старых газет «Гремячинский колхозник» аж с пятидесятых годов. Если что-то случалось, что-то странное, об этом могли написать вскользь. Мой дед говорил, что самое страшное всегда прячется между строк.

План был. Шальной, опасный, но это было лучше, чем сидеть в заточении и ждать очередного штурма.

— Идём? — посмотрел на него Коля, в глазах которого плясали огоньки авантюризма и настоящей дружбы. —Идём, — кивнул Кирилл, сжимая кулаки.

Они даже не подозревали, что их поиски не просто удовлетворят любопытство. Они разбудят старую, давно забытую боль деревни Гремячий и навлекут на себя внимание того, кто очень не хотел, чтобы его тайну раскрыли. Охота началась. Но пока было неясно, кто в ней был охотником, а кто — добычей.

1910 год. Российская империя. Москва, лето, утро, воскресенье, ярмарка.

Торговцы зазывают народ к прилавкам с мясом, колбасой, хлебом, баранками, пирогами, блинами и яблоками. Вдоль прилавков на площади ходят горожане и приезжие, дамы, богатые господа, военные, деревенские тётки, мужики с котомками сигарет и сладостей, московские студенты.

Играет гармонист, в центре площади стоит большой столб, на верху столба висят новые хромовые сапоги и связка баранок, внизу мужики по одному пытаются залезть на столб и соскальзывают вниз, народ вокруг смеётся.

Вдоль торговых рядов медленно едет открытая карета. На пассажирском месте сидит полный лысый мужчина с короткими усами, в красной шелковой рубахе, в начищенных до блеска сапогах, на пальцах и запястьях синие татуировки, в руке черная трость. Рядом с ним сидит сильно накрашенная девушка в белом платье и рыжем парике, она держит в руках леденец. Кучер - жилистый цыган в кожаном жилете на светлой рубахе, серых шароварах и коротких сапогах.

Люди расступаются пустая дорогу карете, торговцы кланяются мужчине в красной рубахе. Он, властно показывает своей тростью на понравившееся товары, и продавцы покорно складывают колбасу, хлеб, живого поросёнка в мешке в проезжающую карету, не беря взамен деньги.

Вдруг карета останавливается, на её пути стоит филер Пётр Збруев, он улыбается и держит в руках развёрнутый лист с печатным текстом, он обращается к усатому.

• Григорий! Какая встреча! Так ты в Москве теперь? Приказано доставить тебя в Петербург, есть серьезный разговор.

Усатый смотрит на цыгана, тот улыбается и быстро швыряет нож в Збруева, дергая поводья.

Збруев закрывается кожанной папкой, в которой застревает нож и отскакивает в сторону. Карета рвёт с места и несётся к воротам базарной площади, люди разбегаются в рассыпную, девушка в карете визжит.

К большому столбу в центре площади подходит здоровяк Модест (Голиаф), он толкает столб и тот с громким хрустом падает перед каретой, загородив карете выезд с площади.

Цыган прыгает на решетку ворот и ловко перелезая через неё, спрыгивает на землю. Но тут же падает на спину от мощного удара коромыслом по ногам, морщится от боли и открывает глаза.

Над ним наклоняется Глаша переодетая простой крестьянкой в платке, ставит тяжелую ступню, обутую в лапоть, ему на грудь:

• Отплясался чернявенький!

К карете бегут полицейские, усатый, стоя в карете хватает девушку, держа в руке тонкий длинный кинжал, который он вынул из трости:

• Назад легавые! Я её порежу!

Из мешка в карете, где лежал живой поросёнок, показывается тонкое лезвие ножа, которое разрезает мешковину.

Через дыру выпадает сначала поросячья голова, за ней вылезает лилипут Луи, запрыгивает на сиденье позади усатого, и подносит нож к его горлу:

• Лысый, не зли меня! Отпусти тётю и бросай пику на землю!

Лысый с выпученными глазами, бросает кинжал и поднимает руки вверх.

На светлом экране появляется лист желтоватой старой бумаги, на котором под стук печатной машинки слово за словом появляется текст.

За кадром низкий мужской голос читает вслух:

«Филер – это агент уголовно-сыскной полиции России конца XIX – начала XX века, в обязанности которого входили проведение наружного наблюдения, негласный сбор информации о преступниках и их задержание».

На экране печатная машина отбивает надпись:

ФИЛЕРА

третья серия

Санкт-Петербург, лето, день, кабинет начального сыскного отдела филеров Медникова.

За столом сидит Медников, перед ним на вытяжку стоят филера: Глаша, Голиаф, Збруев и последним Луи.

Медников:

• Ну что, господа, поздравляю вас с первым задержанием! Вы взяли авторитета уголовного мира Одессы, самого Гришу Котовского. Сработали отлично, идею с поросёнком в мешке одобряю! Есть несколько тактических замечаний на будущее. Во-первых, … кожаная папка не спасёт от пули, тебе повезло, что цыган в тебя не пальнул, во-вторых, мешок с «поросёнком» преступник мог выкинуть во время погони, мешок мог сам вылететь из кареты на полном ходу. В-третьих, на управление пришёл счёт по восстановлению ярмарочного столба (гигант … стыдливо опускает голову) от московской…. Постарайтесь в следующий раз не громить всё вокруг! А в целом братцы-циркачи молодцы! Хвалю!

Збруев:

• Служим царю и отечеству!

Медников:

• Пока всем отдыхать, после обеда познакомлю вас с новыми сотрудниками.

Санкт-Петербург, лето, утро. Здание сыскного управления, камера для задержанных.

На деревянной скамейке сидит Гриша Котовский и курит сигарету, напротив него сидит Медников с дымящейся трубкой.

Котовский:

• Господин полковник, зачем нужно было устраивать этот маскарад с подставным поросёнком? Шо вы мне сразу не сказали? Таки я сам собирался в Петербург на днях, по воздуху пройтись, встретились бы в ресторации, попили водочки, да поговорили за жизнь…

Медников:

• Григорий, мы друг друга давно знаем, ты ко мне добровольно никогда не явишься. И если не маскарад, тебя не ухватить за твои короткие усы!

Котовский, обижено:

• Я вас умоляю! Между прочим в Европе это последнее слово мужской моды. Так и шо мы сидим в клетке и говорим за мои усы?

Медников:

• Григорий, мне нет дел до твоих усов и уголовного образа жизни. Пока. Мне нужна информация о людях, которые сейчас держат в заложниках заместителя начальника управления полиции Санкт-Петербурга.

Котовский, присвистнув:

• Шоб я так жил! Это шо нужно иметь в голове, шобы главного легавого, простите, сховырить, как лошадь со двора?

Медников, серьезно:

• Это профессиональная группа преступников, вооружены и очень опасны, оставили за собой гору трупов, в том числе наших сотрудников.

Котовский:

• Шо вы говорите! Я таких дерзких не знаю, мамой клянусь, царство ей небесное! Я ж в Москве месяц харчуюсь, а до того в Одессе-маме!

Медников:

• Гриша, просьба к тебе по старой дружбе. Я тебе и цыганёнку твоему все подвиги прощаю, а ты пройдись по деловым людям Петербурга, поговори за эту банду…

Котовский:

• Шоб Гриша Котовский на уголовку работал? Я вас умоляю! Договорились! Только …. раз уж я ваш агент тайного следствия, пусть меня в Одессе с розыска снимут, не могу я без моря!

Медников:

• Ты же там пару дилижансов с деньгами ограбил! Какое тебе море, Гриша?

Котовский:

• Так я ж нежно, без мокрухи!

Медников:

• Ладно, договорюсь, снимут с розыска, если награбленное вернешь.

Котовский:

• Таки сразу видно делового человека! По рукам! Только чур никаких бумаг с моей личной подписью! Я буду инкогнитой, как Граф Монте-Кристо, шоб я так жил!

Медников:

• Ещё одно условие, Григорий, вы представите уголовному миру Петербурга своих новых членов банды.

Санкт-Петербург, лето, день. Дворцовая площадь, окна министерства внутренних дел.

На противоположенной от здания сторона улицы останавливается чёрный экипаж, запряженный двумя лошадьми.

На месте кучера сидит мужчина азиатской внешности в сером костюме и чёрном котелке. Он достаёт саквояж, вынимает и раскладывает металлический арбалет, вкладывает широкую стрелу и наводит арбалет на окно здания.

Приёмная министерства внутренних дел.

За столом сидит молодая девушка  - секретарь в строгом платье с уложенной причёской и печатает на машинке.

Рядом со столом стоит молодой офицер в синем мундире, наклонившись к девушке, он флиртует с ней.

Офицер:

• Ольга, вы, право, очень много работаете! Эти пальчики созданы для любви, а не для этого адского творения «Зингера»! Я предлагаю сегодня сбежать пораньше и насладится прогулкой под парусом! - он улыбается и достаёт из-за спины небольшой букет цветов.

Внезапно разбивается стекло и арбалетная стрела втыкается офицеру в шею, он схватившись за горло хрипит, сгибается, заливая кровью бумаги на столе. Девушка-секретарь кричит от ужаса.

Приёмная министерства внутренних дел. На полу лежит труп офицера со стрелой в шее. В комнате производят осмотр полицейские, фотограф делает снимок убитого фотоаппаратом на большом штативе и магниевой вспышкой.

Медников стоит у окна и смотрит на отверстие в стекле, рядом стоит генерал в светло сером кителе, и филер Збруев.

Генерал:

• Ну что скажешь, полковник? На ревнивого поклонника и уголовников не похоже. Может террористы?

Медников, задумчиво:

• Это стрела из германского механического арбалета, их часто использовали разведчики, чтобы тихо «снимать» часовых. Стреляли с противоположной улицы, оттуда видны окна, но убитый не стоят у окна. Значит попадание в шею случайное и целью было передать послание. Доктор вы можете аккуратно извлечь стрелу?

Судебный медик, наклонился над трупом, аккуратно отвинтил металлический наконечник стрелы, вынул стрелу из шеи трупа, промакнул белой салфеткой и дал Медникову.

Медников, разглядывая стрелу на свету:

• Никаких надписей на стреле…

Збруев:

Товарищ генерал, позвольте мне! - берёт стрелу и ногтём проводит вдоль стрелы, снимая тонкий слой черной бумаги, за которой виден слой белой. - Это японская тонкая рисовая бумага, я с такими посланиями на войне сталкивался.

Медников и генерал разворачивают бумагу на столе, прижав край чернильницей.

На бумаге написано:

«Мы убьём заложника завтра в полдень, если вы не отпустите дипломата Шикиро Митцуту».

Медников, генералу:

• Это тот, которого наша контрразведка неделю назад задержала за шпионаж?

Генерал, вздохнув:

• Тот самый…

Санкт-Петербург, лето, день, чайная на углу старинного дома.

За столиком сидит красивая дама со светлыми волосами, в шляпе, смотрит через витрину чайной на улицу и курит тонкую сигарету в мундштуке. Это Марлен.

В чайную входит мужчина азиат в сером костюме и котелке, он кланяется девушке и спрашивает разрешения сесть, та кивает.

Мужчина, коверкая русские слова:

• Господжа Сан, высё сделаль, как велель господжа Сан!

Марлен, не глядя на мужчину, выпуская струю дыма:

• Ли, скажи мне любезный, зачем убивать офицера? Тебя же просто попросили передать послание? Вы все самураи такие жестокие?

Ли, смущённо опустив голову:

• Господжа Сан, случайно так вышило… В окне никого не било…

Марлен, улыбаясь:

• Ли, ты молодец! Так ещё лучше! Надеюсь, им хватит ума понять, что это послание и прочитать его… Закажи себе чай и пышки, за мой счёт, заслужил! В Японии такого нет…

Санкт-Петербург, день мост через Неву.

По мосту едет большая закрытая карета с золотыми буквами на борту: «Императорский банкъ».

Кучер и два охранника на сиденьях в синей полицейской форме с винтовками за плечами.

Дорогу карете преграждает лысый мужик с короткими усиками и тачкой на колесах с надписью: «Свежий хлебъ», кучер тормозит  карету с криком:

• Куда прёшь, скотина!

Котовский достаёт два револьвера и стреляет в кучера.

С двух сторон к карете подбегают девушка в коротком жокейском костюме и молодой человек в бушлате и кепке, они стреляют по двум оставшимся охранникам.

Вокруг народ кричит и бросается в рассыпную. Одограф охранника убивает парень в бушлате, второй перелезает через перила моста и пытается спрыгнуть в воду.

Девушка вытянув руку с револьвером стреляет ему в спину, и тот падает в Неву.

Старик, парень и девушка запрыгивают в карету и быстро уезжают с моста, оставив трупы на мостовой.

Прибывает больничная карета и полиция, они разгоняют зевак, фотографируют и убирают окровавленные тела в большую похоронную повозку, закрыв их материей.

Похоронная повозка едет вдоль набережной и останавливается напротив мужчины, сидящего на парапете набережной и выжимающему полицейскую форму.

Збруев поворачивается к телеге:

• Ну что орлы, познакомились с нашими новенькими? Ни кому мимо кольчуги пуля не залетела?

Трупы полицейских встают и слезают с телеги, потирают кровавые пятна на форме прострелянной пулями:

• Всё хорошо, господин капитан! Только синяки останутся!

Збруев:

• Ничего! до свадьбы заживёт!

Загородный дом в окрестностях Санкт-Петербурга.

Подвальное помещение, полумрак, на крюках разрезанные замороженные говяжьи туши.

Марлен, сидит на деревянном стуле среди прилавков и досок для разделки мяса.

Она закуталась в тёплый плед, курит и разговаривает с заложником - заместителем министра внутренних дел.

Марлен:

• И всё-таки, господин генерал, позвольте с вами не согласится! Роль женщины в истории слишком занижена и недооценена! Женщина может многое, и даже больше, чем самый смелый и отважный мужчина, уж поверьте мне!

Генерал молчит.

Его волосы ресницы и кожа на лице покрыта белым инеем. Он давно мёртв.

Санкт-Петербург, лето, вечер, ресторан «Медведь».

За большим столом сидит банда Котовского - переодетые артисты театра  Володя Усов и Настасия Павловна, они отмечают удачное ограбление.

На столе большие блюда с рыбой и мясом, графины с водкой и коньком, шампанское в ведрах со льдом.

Опьяневший румяный Котовский встаёт с бокалом в руке, произносит без одесского говорю чистым голосом:

• Господа! Я предлагаю поднять этот бокал за моих новых друзей! За лихих разбойников и рыцарей дорог! И пусть сопутствует вам удача! На этом нелегком пути! За вас, господа!

Все поднимают бокалы, улыбаются и пьют.

Женский голос сзади Котовского:

• Какие люди! Григорий!? Мне сказали вы в Москве! Как я рада вас видеть! А это ваши … коллеги?

Котовский поворачивается на голос, улыбка исчезает с его лица, он опускает бокал, вытирает пот со лба и кидается целовать руку девушке, подошедшей к столу:

• Добрый вечер, сердечно рад вас видеть… Марлен!

Конец третьей серии.

И не врет ведь. Вон труп мой лежит. На кухне. Точнее то, что от него осталось. Кровь, вытекшая из простреленной головы, залила старенький кафель, не менявшийся еще с допотопных 90-х годов.

— Грохнешь, маленькая. Кто ж спорит. Еще как грохнешь. Только может обойдемся без этого?

Я попытался на сантиметр пододвинуть ногу.

— Еще шаг! Саша, блять, не вынуждай меня, — она глубоко вздохнула. — Я не испытываю никакого удовольствия от убийства. Но ты не первый, кого я застрелила за последние несколько дней.

Было как-то зябко. То ли от напряжения, то ли из-за того, что в январе отопление работало еле-еле. Вины коммунальщиков тут не было. Я вообще не был уверен, что в городских котельных до сих пор работал полный штат. Однако во многих квартирах до сих пор батареи подавали признаки жизни, что не могло не радовать.

— Ну и что будем делать? — спросил я. Нужно было как-то нарушить тишину, образовавшуюся в комнатушке. Да и, если честно, что делать дальше в такой сиутации я действительно не знал.

— Сейчас ты медленно развернешься, дойдешь до двери, выйдешь, закроешь за собой и больше никогда не придешь ко мне. Потому что я не знаю, кто ты, Саш, — голос Ксюши к концу ее фразы сорвался, будто бы она сдерживалась, чтобы не заплакать.

Ты же не железная, я тебя знаю. Ты только из себя такую строишь. Я бы на твоем месте, может быть, повел себя также.

Образовавшуюся снова тишину разорвал сигнал, донесшийся с улицы. Записанный голос через громкоговорители пытался докричаться до каждого жителя города.

"Граждане, в восемнадцать ноль ноль начинается ежедневный комендантский час. Просим всех не выходить на улицу и соблюдать режим чрезвычайной ситуации. Тем кто имеет при себе пропуск..."

— Ксюш, форточку-то захлопни, — кивнул я на открытое окно сзади нее. Но, похоже, девочка не поняла.

— Ты еще мне будешь говорить, чтобы я заткнулась? Ты совсем охренел?! — она крепче сжала рукоять пистолета. Я даже успел заметить как ее костяшки побелели от напряжения.

— Нет, я про окно, — я поднял руку, чтобы показать ей, но в этот момент палец на крючке пистолета дернулся. Я почувствовал, что по моему правому плечу что-то ширкнуло, а затем пришла обжигающая боль. Я вскрикнул, одним рывком преодолел расстояние до Ксюши, поднырнул под ее руки, держащие пистолет, и оттолкнул от себя.

От неожиданности она выронила оружие, оно с грохотом упало. А за ним свалились мы с Ксюшей. Она пыталась меня бить кулаками, но я схватил ее и крепко прижал к себе.

— Чего шумим? — это в квартиру ворвался Куница.

— Да вот моя пострелять решила, — ответил я, еще сильнее прижимая руки Ксюши к телу. — Сейчас успокою, глянь, что за труп там на кухне. Уж очень подозрительно меня напоминает.

Искатель кивнул и зашел на кухню. Я попытался вразумить Ксюшу.

— Солнце, это же я. Ну прям я, не видно что ли?

Внезапно девушка перестала пытаться вырваться и разрыдалась. Я прижал ее к себе и начал поглаживать по голове. Спустя несколько минут она успокоилась, обняла меня и спросила:

— Ты точно меня не съешь? — тихо сказала она сквозь всхлипы.

— Маленькая, я вообще не знаю, как тебе такое могло в голову прийти! Посиди в комнате, а мы с другом пока разберемся с тем, кто там лежит на кухне. Его кстати Сергей зовут, ну или Куница.

— Он искатель?

Я кивнул, поцеловал ее и пошел к Сереге. Дружище склонился над трупом  придирчиво изучал глаза.

— Слухай, прям как настоящий. Даже тот в моей хате, который принял облик Ксюши, не смог полностью ее скопировать. Кожа, заметил, местами пробивалась именно его, монстрячая. А тут вон, — он кивнул на труп. — Полная твоя копия, не отличишь.

Я оглядел мертвого. Ну вылитый я, чего уж врать. Оборотень точно скопировал мой облик из памяти Ксюши и завалился к нам домой. Понятно, почему она его пустила. И тем более понятно, почему она хотела меня сейчас пристрелить.

— Серег, а мутанты могут это самое... Эволюционировать?

Искатель энергично затряс головой.

— Могут, братан, еще как могут. Вот этот вот, видать, был более прошаренный, нежели его коллеги по уродскому цеху.

— Понял, пойдем в комнату.

Мы прошли в комнату, уселись. Пистолет, валявшийся в коридоре, я подобрал и убрал в рюкзак к себе. Пригодится.

— Солнце, а теперь рассказывай, что произошло, пока меня не было.

Она вытерла щеки от слез и несколько раз шумно выдохнула через рот.

— Я проснулась в тот день, когда ты ушел, довольно поздно. Голова жутко болела.

— Оно и понятно, тебя Азамат чем-то накачал, — вспомнил я.

— Кто?

— Я с ним в тюрячке у военных сидел. Не помнишь? Расскажу позже, короче.

— Ладушки. Ну вот. Я проснулась, голова болела очень сильно. Я не увидела тебя, но почти сразу нашла записку...

Занятные были деньки у моей девочки. Она по новостям поняла, что натиск мутантов удалось сдержать, отдав им районы Юг-1 и Юг-2. В одном из них мы в тот день закупались в магазине и встретились со сворой собак. Ей удалось выйти в магазин, закупиться продуктами и забаррикадироваться обратно. А дальше начался хаос.

В тот момент мы как раз присутствовали на мероприятии по диверсии на блокпосту у военных, которую устроили фанатики Церкви Последнего Порога. В городе поднялась паника, Ксюша не отлипала от телевизора, который транслировал только местный телеканал и безостановочно показывал новости.

К нам в квартиру начал ломиться какой-то мужик, требуя пустить его. Моя девочка, естественно, сидела тише воды и ниже травы, пока не услышала звук выстрела. После этого за дверью все стихло. Затем выяснилось, что это был перепивший сосед Борька. Видимо словил белочку. М-да. Водка зло, я уже говорил?

Ну так вот. Дальше, интереснее. Ксюша вышла в подъезд спустя несколько часов, посмотреть, на обстановку. Рядом с дверью валялся труп соседа Борьки, который, кстати, загадочно пропал. Но сейчас не об этом. Рядом с ним лежал пистолет, и Ксюша, умничка, решила его забрать. У нас на площадке жили еще одни соседи — семейная пара Данил и Марина. Ребятам около тридцати лет, приличные. Детей только нет. Вот Ксюша решила обратиться к ним за помощью, раз вокруг происходит кошмар.

Стучалась она долго, никто не открывал. Пока вдруг не обнаружила, что дверь-то в общем открыта. Заходи и бери кто хочешь и что хочешь. Тут бесстрашие Ксюши взяло верх над рациональной частью мозга. Сама призналась, что не поняла, чем думала в тот момент. Бывает.

В итоге девушка потянула на себя дверь и зашла в квартиру. Там ее встретил пиздец локального масштаба. Все стены были исписаны кровавыми буквами. Всех надписей она, естественно не запомнила, но там были что-то вроде "Приди", "Я жду тебя", "Мы сольемся воедино", "Спасибо, что услышала". И так далее. В одной из комнат на полу сидел наш Данил с половником в руке, которым он размешивал что-то красное, видимо кровь, в нормальной такой кастрюле, литров на десять. Откуда он взял столько крови, если у человека не больше пяти — загадка. Рядом лежала Маринка. Точнее ее иссохший труп, из которого выжали видимо вообще все соки.

Данил увидел вошедшую Ксюшу, хищно так, по ее словам, улыбнулся, встал и медленно направился к ней.

— Я ему тогда начала орать, чтоб стоял на месте. А Данилу пофигу, идет и все. И улыбается так, неприятно. Еще бормотал что-то, — вспомнила Ксюша. Ее начало слегка потряхивать от воспоминаний, и я слегка приобнял за плечи.

— Что бормотал, не разобрала? — аккуратно спросил я.

— Что-то вроде: "Она пришла, и скоро мы все сольемся с Ней".

— Сектант, — сказал Серега. — Церковь Последнего Порога. Мерзопакостные уроды, хуже мутантов.

— Уже заметил, — согласился я. — Благодаря им половина города под контролем монстров.

— Ты и не представляешь, насколько они опасны. У вас тут собралось жалкое отребье, на самом деле. Внутри Зоны они творят такое... Да и подготовлены и вооружены сектанты не в пример лучше, чем у вас тут.

— Лучше?! Да ты издеваешься. У этих мудаков гранатометы были!

— Поверь мне на слово. С последователями Церкви лучше не встречаться. Особенно ближе к центру ЗАКа.

— Надеюсь и не встретимся. Этих дегенератов и здесь хватает. Продолжай, солнце, — я кивнул Ксюше.

— Он пошел на меня, а в руках я держала пистолет, который подобрала на площадке. И... И я...

Ксюша снова всхлипнула, я прижал ее к себе.

— Он не успел до тебя дойти?

— Нет...

— Ну и хорошо.

Сергей протянул Ксюше выуженную откуда-то из недр рюкзака шоколадку.

— Возьми. От плохого настроения не поможет, но хуже уж точно не станет.

Я благодарно кивнул ему. Ксюша взяла шоколадку, отломила дольку. Жевала долго и тщательно, словно пищеварение было первым, о чем следовало сейчас заботиться.

— А сегодня пришел ты, — вдруг сказала она.

Буквально за пару часов до нашего прихода в дверь постучали. Ксюша, которая буквально позавчера убила человека, не горела желанием открывать первому встречном. Но из-за двери раздался мой хриплый голос, который умолял пустить и помочь.

Естественно моя девочка сорвалась, пораскидывала баррикады и открыла дверь. Тварь, прикинувшаяся мной, зашла в дом, упала в объятия Ксюши, попутно бормоча что-то, после чего решила напасть. Только языка длинного у мутанта не было, рассказала она.

Ей чудом удалось вырваться из лап монстра и добежать до кухни, где на подоконнике лежал пистолет. Ну а там на советском кафельном полу тварь и прекратила свой жизненный путь.

Какие же эти оборотни все таки умелые и хитрые, а. Один дошел до дальней части города, тут до ближайшего блокпоста километра три, не меньше!

Нисколько не удивлен, что Ксюша меня чуть не пристрелила. Девочка столько перенесла за эти дни, что я удивлен, как ее крыша не сказала "пока" и не отправилась в долгое турне. Пока Ксюша рассказывала, Куница зашил мне плечо вытащенными из того же самого рюкзака хирургическими нитями, да иглой. Вот запасливый. Даром, что искатель. Выяснилось, что пуля задела только верхний слой кожи. Куртка, в которой я зашел домой, оказалась разорвана выстрелом, но что уж поделать. Жаль, что другой нет.

Теперь в копилку моих ранений добавилось и пулевое. Причем от любимой девушки, хех. Нет, я ее не виню, не подумайте. Но ситуация выглядит крайне забавной. Естественно после того, как она уже произошла.

И, что самое интересное, все повреждения моего организма стягивались на левую руку. Плечо мне порвала собака еще первого января. Предплечье на этой же конечности — бешеный зомбак. Спасибо Азамату тогда с его чудо аптечкой. Почти не болят обе раны, кстати.

Ну и над плечевым суставом сейчас зашитый огнестрел. Боюсь, что к моменту, когда мы выберемся отсюда, я вообще без руки уже останусь. Будет жевать какая-нибудь тварь ее в подворотне.
И благо, что не меня полностью.

В ответ я Ксюше рассказал свои приключения. И о подрыве блокпоста сектантами Церкви Последнего Порога. И про то, как мы с Азаматом попали к ним в плен. Про Азамата, естественно, расписал в красках тоже. Кто такой, чем занимается. Единственное, умолчал про причину его прихода к нам в квартиру. Не нужно знать моей маленькой, что "Парадокс" ищет ее из-за воспоминаний, заложенных ее родителями. Отдавать ее агенту я все равно не собирался. Уж думаю, что разобраться с ним на подходе к границе Зоны мне поможет Серега.

Затем поведал Ксю о плене, в котором нас держали сектанты. Не забыл упомянуть и отца Аркадия, благодаря которому мы смогли покинуть тот чрезмерно приветливый подвал храма. Подробности о том, что Пятого настоятеля сожрал странный мутант прямо из стены, я расписывать не стал. Просто коротко бросил, что предводитель местного сектантского отделения, он же Говорящий, отстал.

Про то, как бежали от своры разъяренных колобков, хотевших сожрать все на своем пути, естественно я тоже рассказал без лишних подробностей. Ну а затем в истории появился Куница и бар "Простушка с кружкой". Объяснил и про оборотня, который ворвался в квартиру к Сереге. Сказал, что та тварь, которая лежит у нас сейчас на кухне и та, что приняла вид Ксю, — родня. Ну по своей мутантской генетике.

Пока мы делились историями, уже давно наступил комендантский час. Ксюша сообразила нам покушать из того, что было дома. Умничка, много накупила.

Пока она хлопотала на кухне, я сидел возле нее и периодически помогал со всяким. Очень сильно удивился, что еще работает газ. Отопление еле-еле прогревало квартиру, но газ из конфорок шел стабильно и даже не прерывался, представляете?

— Мы точно сможем выбраться из города? — вдруг спросила Ксюша.

Я подошел, поцеловал ее в макушку и, как можно более уверенно сказал:
— Я сделаю все, чтобы мы вышли из этого ада живыми.

Уже через полчаса мы втроем сидели в спальне перед телевизором и довольно уплетали вкуснейшие макароны по-флотски. Я вам клянусь, на тот момент я был в полной уверенности, что это самое божественное блюдо на всей Земле. Да еще и с кетчупом, господи.

Не знаю, сколько оставалось до прибытия Азамата и Борисова, но торопиться нам было некуда. Связаться с ними все равно невозможно, так как после оккупации тварями половины города сотовую связь отрубили. Работала только сеть искателей, на хитром коде через КПК. Но чего у меня не было, того не было.

По телевизору вещала ведущая, рассказывавшая про события в городе. Военные держались, по ее словам, стабильно и не пропускали не единой твари, мухи и так далее. Ну-ну, а труп оборотня, который мы с Серегой выволокли в подъезд, это кто?

Внезапно изображение начало рябить, будто сигнал прерывался помехами. Серо-бело-черное шипение волнами шло по экрану, пока в конце-концов не захватило его полностью. Через пару секунд среди помех начало появляться лицо. Оно становилось все четче и четче с каждым мгновением, пока мы не увидели обезображенный свежими ранами, уродливый лик отца Аркадия. Левый его глаз видимо вытек, на его месте красовалась зияющая дыра. Часть черепа с правой стороны отсутствовала, обнажив мозг. Нос исчез, будто он был болен сифилисом. И в целом его лицо казалось вмятым внутрь. Пятый настоятель открыл рот, в котором явно не хватало зубов, и заговорил:

— Я Говорящий. Я Пятый настоятель Церкви Последнего Порога. Я обращаюсь к ее последователям... Братья и сестры! Я сделал то, о чем мечтает каждый из нас. Я слился с Ней!

Скажу я вам, это жутко. Я лично видел, как отца Аркадия утащил неведомый монстр прямо в текстуру стены, не оставив ни даже следа борьбы! Ксюша прижалась ко мне, а Куница недоуменно смотрел на экран.

— Сань, это тот фанатик? Ты же говорил, что его сожрали.

— Я не... — только я хотел сказать, что я и врать-то не собирался, мол так оно и было, как настоятель меня перебил.

— Все вы считали, что ваш лидер погиб, но нет! Мне удалось не просто выжить, но и приобрести могущество, которое повергнет в страх наших врагов.

Тварь, которую уже сложно назвать человеком, улыбнулась сквозь помехи.

— И я смог овладеть древним оружием. Технологии наших предков поражают воображение! Именно из-за этого оружия жители города Стерлитамак-16 в одночасье пропали еще в девяностых годах. И поверьте мне. Я нашел ему применение!

Тут лицо его изменилось, он словно посмотрел на меня сквозь экран.

— Отдельно хочу сказать тем людям, благодаря кому я слился с Ней. Я знаю, что вы смотрите. Я найду вас в любой точке города, везде. Вам не скрыться. Найду и выкажу вам полагающуюся благодарность!

Продолжение следует...

13-я глава, жаль, что не в соответствующую пятницу, как положено) На этой неделе нарушил правило и выкатил аж две главы, но другую традицию со ссылочками нарушать не буду)

https://author.today/u/nikkitoxic

https://vk.com/anomalkontrol

https://t.me/anomalkontrol

Внезапно, он обратился ко мне -Артём, как ты видишь, мне уже совсем хуёво, я могу не дотянуть до назначенного места.

-Да, выглядишь ты не очень, но если поднажать, то может быть мы найдём тебе лекарство - стараясь не терять оптимизм сказал я.

-Ага - Вася убрал руку у рта и притворно улыбнулся - Как бы то нибыло, обещай, что не допустишь того, чтобы я превратился в одного из плесневых. Если надо будет, убей меня. Обещаешь?

Я отвёл взгляд в сторону, пытаясь найти компромисс, но от такой речи, меня будто выбило из себя.

-Да, обещаю.

Сказав эти слова я не то что бы дал обещание, скорее наоборот, я сказал их наобум, в надежде, что после услышанного, он станет более уверенным или что-то типо того.

На самом же деле врядли я хоть когда-нибудь смог бы пустить в него пулю.

Итак, мы начали подниматься по лестнице. По виду Васе, будто действительно стало немного лучше. Хотя может он просто не хочет, что бы за него беспокоились? Мы прошли более половины пути без приключений.

-Стойте.

-Что такое?

-Когда я шёл к вам, то оставлял здесь лестницу, чтобы перебраться на следующую крышу. Что-то тут не так.

-Ну, может просто упала или ветром сдуло?

-Нет, я специально клал лестницу так, что бы та осталась на месте.

-Харе спорить бестолку, я её вижу. Ща достану - сказал Вася, на удивление ловко спрыгивая с крыши - Вы пока меня прикройте.

-Тише - сказал Дмитрий.

Не успели мы опомниться, как увидели, что он уже почти притащил лестницу к зданию. Поставив её, Вася начал взбираться на крышу.

-Мне кажется или снизу кто-то есть? - настороженно сказал я.

Дмитрий с опаской посмотрел на Васю, как вдруг, пробив стену, в его ногу вцепилась, чья-то рука. Я пытался удержать Васю, но сила того существа была слишком велика. Всё это время Дмитрий целился в монстра. Высрелив, он попал прямо в его когтистую руку. В ту же секунду существо швырнуло Васю в стену с такой силой, что осколки от выбитого им стекла вонзились в его кожу. Стоя, на готове, мы ожидали появления этого монстра, пока наш товарищ внизу лежал, истекая кровью. Как бы он не упрашивал, но спуститься к нему будет просто самоубийством. В конце концов Вася нашёл в себе силы на то, чтобы встать. Облокотившись о стену он медленными шажками пошёл к центру улицы, пытаясь отвести чудовище подальше от нас. Но стоило ему пройти пару метров, как существо издало пробирающий до мурашек толи рык толи хохот. Выйдя из ранее проделанной в стене дыры перед нами предстало невероятно изуродованное человеческое тело со звероподобными чертами. На его пальцах были длинные когти, а его руки покрывала толи шерсть толи чешуя. Его телосложение было достаточно худощавым и сгорбленным, но тем не менее от него веяло какой-то необъяснимой мощью. Голова существа была раскроена в области глаза вросшей железной пластиной. По всему телу виднелись плесневые наросты вперемешку с осколками.

-Вы, это всё вы, твари - зарычало существо - если бы не ты я бы уже давно бы от сюда выбрался.

-Что ты несёшь? - сказал Вася, откашливаясь кровью.

Голос существа был столь пронзительным и глубоким, что услышав его мы впали в оцепенение. Это ощущение отличалось от того, что я ощущал при виде других плесневых, до этого я чувствовал, что могу дать им хоть какой-то отпор. Сейчас же я ощущал себя добычей, которую вот-вот разорвут на части.

-Тебя есть какое-нибудь оружие? - спросил я, заикаясь от страха.

-Нет - на удивление спокойно ответил Дмитрий.

Дрожащими руками я схватил своё ружьё и направил на монстра, собираясь потратить последний патрон, но вдруг Дмитрий положил руку на ствол оружия, опуская его вниз.

-Хорошенько подумай, если ты выстрелишь, то сюда сбегутся другие плесневые, тогда мы врядли доберёмся до лаборатории.

-Н-но...

В голове была каша, я не знал, что же мне делать, а монстр тем временем практически вплотную приблизился к Васе. Мной овладела паника, ужас и прочие давящие эмоции. Вдруг, Дмитрий схватил меня за руку.

-Надо идти, пока Вася отвлекает его, мы можем проникнуть в лабораторию без особых проблем.

Меня начало тошнить от ужаса. Казалось, что здравый смысл полностью покинул мою голову... хотя что уж там, любой смысл. Сейчас я был не в этом мире. Под истошные крики, Дмитрий вёл меня всё ближе к церкви.

Вдруг, пред нами раздался грохот, сквозь пелену на глазах я увидел кровавые ошмётки и берцовую кость.

Последнее, что я помню - крик Васи.

-БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ... ТЫ ЖЕ ОБЕЩАЛ... ОБЕЩАААЛ...

Не знаю, как мы добрались, но вернулся в сознание я уже внутри церкви.