В доме все спали как убитые. Натопленная с вечера печь давно остыла, и было холодно. Сквозняк гулял по дому, пробираясь через раскрытые окна и щель незакрытой двери. Бабка, в белой, длинной сорочке и чепце, закрывающем лоб, спала на полу и храпела, хоть из пушек пали - не разбудишь, а отец Иосифа, худой высокий мужчина, лежал на высокой кровати, стоящей напротив печного щита: раскрытый, в одних кальсонах, одеяло на пол съехало, а простыня, примятая, сбилась, складками уходя ему под живот, словно он ворочался, пока не заснул.
Они спали крепко, не слыша наших шагов и разговора, не ощущая холода раскрытого настежь окна.
- Ой, морок, Микко. Морок их сковал. Страшно-то как. - Дина поёжилась и спросила: - Что делать-то будем?
Я не знал, что сказать, просто спросил:
- Ага, - кивнула она, снова сосредоточившись. Отличница Динка, собравшись, прекрасно соображала. - Мы в рощу пойдём?
- А то, - бодро произнёс я. - Ты ж сама надумала. Раз все, что ты мне рассказывала, правда, то тогда Иосифа спасать надо.
- Эх, ты, шутник, сомневался? А я же говорила тебе.
- Говорила. Давай лучше ещё одну керосинку у них поищем. До лесу долго идти. Заплутаем ещё в темноте.
Она пошла на кухню искать керосинку, а я стоял в коридоре, возле двери. Тени гуляли по комнате, превращаясь в фигуры. Смотрел на чистый деревянный пол, пока шторы и занавески то взмывали в воздух, то замирали, еле двигаясь; пока с ними, озорничая, играл ветер. Мне было жутко, и, несмотря на две тёплые кофты и фуфайку, холодно. И сердце билось так часто, что пульс колотился в горле. И всё же страх и азарт приключения жили во мне, двигая горячую молодую кровь по жилам.
Дина принесла бутыль с керосином, маленькую - всего на пол-литра.
Мы вышли за дверь и, не сговариваясь, взялись за руки и побежали, благо дорога шла напрямик, через широкое, длинное поле, кажущееся бесконечным в эту холодную, тёмную ночь. Пробирались сквозь бурелом: с кочками, сорной пожухлой травой и репейником, высоким, разросшимся, устремлённым к небу.
Бежали, жадно хватая воздух, тяжело дыша, пока не выскочили к остановке и к лесу.
Поднялся ветер, из-за которого в лёгких огнём горело. Скоро Динка заныла, что идти больше не может, а я продолжал её тащить за руку, уговаривая потерпеть чуток - полегчает. И бодрил её и самого себя одновременно. Мол, что мы справимся и что она смелая. Говорил много того, что в обычной жизни сказал едва ли. Моя речь вдохновляла её, вскоре она бежала уверенно и не тряслась от страха, как поначалу.
Остановка, а за ней лес. Тёмный, наполненный шёпотом сухих листьев, скрипом еловых ветвей и тенями. Жутко было продираться через него, жутко до усрачки. Корни деревьев цеплялись за ноги, кусты орешника, будто раздавая злые пощёчины, хлестали по лицу. Листья берёз и дубов, мокрые от дождей, на земле начинали загнивать и скользили, не давая опоры уставшим ногам.
Я бежал, и мои колени дрожали. Свет керосиновой лампы служил нашим единственным ориентиром в тёмном безмолвном лесе, а горячая ладошка Дины в моей руке отрезвляла, давала уверенность, что всё взаправду, прогоняла дикие мысли, что всё нереально, всё сон.
Обогнув кладбище, забор которого во многих местах покосился, а на крестах сидели чёрные вороны, мы побежали дальше, углубляясь в самую глухую чащу, - тропой, укрытой листьями и ведущей к плавучему островку посреди воды.
Старики говорили, что плавучий остров населяют призраки. Призраки, которые пробираются в голову и шепчут голосом сладким и паточным, убеждают, приказывая, заставляя бросать всё и уходить в лес.
По россказням, на островке таились те, кто не мог уйти насовсем, застряв между мирами. Это место будто притягивало заблудшие, убитые горем души.
А Дина сказала мне совсем другое, ещё более жуткое. Мол, остров населяют души людей, забранные шептунами, - теми, кого вызвала ведьма извне.
Первая версия казалась мне более обнадёживающей. Вторая версия, если предположить, что всё так и есть, на самом деле не оставляла ни единого шанса на спасение.
Но я решился, взял волю в кулак, заставив сомнения исчезнуть, и продолжал бежать, подталкивая и Дину вперёд.
Керосинка догорала. Языки пламени лизали остатки янтарной жидкости. Требовалось заполнить лампу, и мы остановились.
Было на удивление тихо, словно готовилось появиться нечто. Ветер напрочь отсутствовал. Иллюзия нереальности вернулась. Мы молчали, только крепче сжимали наши ладони. Не сговаривались – чувствовали: за нами наблюдают.
Это такое чувство, словно кожей ощущаешь давление взгляда, обволакивающего со всех сторон; взгляда, давящего злобой. Стало так страшно, что я стиснул зубы.
Лёгкий порыв воздуха донёс до меня зловоние: озеро зарастало ряской, и газы, образованные под торфяником, всплывали, резко булькая.
Дина обернулась, я вместе с ней. Шорох ветвей - словно птица, пролетая, крылом задела. Дальше – озеро. Оставалось сделать два шага - и мост: простое широкое бревно, перекинутое между оврагами.
- Ты готов? - с вызовом спросила девочка, но я почувствовал: так Динка себя подбадривала.
Высохшее, полусгнившее березовое бревно служило мостом. Опоры не было Мы кое-как, медленно, цепляясь руками и ногами, ползком перебрались на остров и очутились по самые уши в листьях.
На островке росли одни осины, словно специально посаженные. А возле кромки воды усохшие, словно древние стражи, стояли дубы, обожженные частыми грозами, но даже мертвыми не падающие.
Тонкие корявые стволы осин окружали поляну. И везде листья: чёрные в темноте и коричневые в отблесках янтарного пламени.
Мы остановились, не зная, куда идти, когда я ЭТО почувствовал. Холод прокрался сквозь одежду, добрался до сердца, кольнув и заставив поёжиться.
Здесь было ещё холодней, чем в лесу.
А потом услышал. Кто-то шепчет, и не один - быстро-быстро, бессвязно, захлёбываясь этим странным, жутким шёпотом.
Мы сами зашушукались, словно боялись быть пойманными с поличным. А может, чувствовали, что громкий звук привлечёт внимание. Затем медленно обходили поляну по кругу - как вдруг я обо что-то споткнулся. Я закричал, падая на землю. Дина взвизгнула. Мгновение тишины, потом сова заухала, будто издеваясь над нами. И снова зашептались вокруг - быстро и лихорадочно, шелестом трав ли, шуршанием ли сухого листа под ногой.
Я споткнулся о тело. Белое, худое, без одежды. Иосиф. Узнали сразу.
Минуту я колебался. Дина опередила меня, подойдя к нему потрогать кожу.
- Он холодный, - сказал она.
У меня пропал дар речи, а в уши снова толкнулся торопливый шёпот, вслушаться в который и понять я не умел.
- Что ты стоишь, помоги! - резко шепнула девочка, глянув так, что мое оцепенение рассеялось.
- Что делать? - спросил, выходя из ступора и стараясь не слушать шорохи вокруг, которые приближались с каждым мгновением.
- Помоги: доставай рушник, укутывай. Время ещё есть. Она ещё не успела...
«Успела что?» - хотел переспросить я и вздрогнул, когда - показалось - зашептали совсем рядом, в траве под осиной. Порыв ветра разогнал тучи. Полная луна купалась в зловещем беззвёздном небе. И я смог разглядеть, что под осиной - никого. Но шёпот...
- Ты чего? - спросила Дина, сама доставая рушник и набрасывая Иосифу на голову.
Я застыл столбом, не в силах обернуться. То, что я увидел, многие годы спустя не давало мне спокойно заснуть, являясь в кошмарах.
От воды шёл пар, белый, молочный. Он клубился, извиваясь змеями. Я стоял и смотрел, как нечто ползёт под ним. Нечто огромное.
Стон привёл меня в сознание. Признаю: ещё бы чуть-чуть - и я бы описался. И не надо смеяться, посмотрел бы я на вас, очутись бы вы на моём месте.
Стонал Иосиф. Он открыл глаза и хрипел, спрашивая:
- Что происходит? Микко, ты здесь. Что я тут делаю?
Мой друг стал подниматься. Листья, скрипя, шуршали под его ногами, заглушая зловещие шепотки вокруг. Дина расстегнула свою фуфайку, сбросила, а потом сняла длинную кофту, накидывая ему на плечи.
- Бежим! - крикнул я, увидев приближение двухметровой корявой тени. У этой тени было женское лицо; волосы извивались корявыми прутьями, но самыми страшными казались её глаза - лишённые зрачков, напоминающие дупла, в которые клубилась размытая, теряющая очертания синеватая тьма с красноватыми искорками, то мелькающими, то исчезающими, появляясь по кругу, словно кольцо. Тень плыла в молочном тумане бесшумно, но шепотки зачастили, зашуршали, точно радуясь её приходу!..
Хотелось кричать. Нечто всё приближалось. Шёпот становился всё пронзительней и насмешливей... Дина схватилась за голову.
- Больно, - шепнула она. - Сопротивляйся. Не верь её словам.
Внезапно резкая боль взорвалась в голове фейерверком. Виски горели огнем. Шёпот липкой паутиной коснулся сознания, словно осьминог пробирался мне в голову, пачкая, щупая, разглядывая мои воспоминания.
- Интересно, - сказал в моей голове чуждый, холодный голос.
Я чувствовал, что теряю себя.
- Держись, - явно преодолевая боль, сказала Дина.
Я поднял глаза, рассматривая её в колеблющемся пламени.
Она взяла меня за руку. Её глаза блестели. Я увидел в ней силу, древнюю, несокрушимую.
- Не бойся, доверься мне, - прошептала она, и я вдруг понял, что не с Диной я разговариваю: перед глазами промелькнул образ её бабушки, с седой косой, с приятным морщинистым лицом и самыми добрыми на свете глазами.
Дина, распахнув кофту, достала крестик. Молитву читать собралась или так, для уверенности?
Туман обступил нас со всех сторон, скрыв деревья и траву. Как обступили и шелестящие, кровожадно хихикающие шепотки.
- Не отпущу, - резко произнёс женский, смутно знакомый голос.
Я узнал его, Иосиф - тоже. Он вздрогнул и прошептал:
- Да, сынок, Иди ко мне, я вернулась. Пришла за тобой. Иди же. Теперь мы будем с тобой всегда, мой маленький медвежонок.
- Нет, - сказала Дина, которой руководила бабушка. - Ты его не получишь.
- Он мой! - завыл ветер, наполненный шелестом странных голосов. - Он мой по праву.
- Не твой, - возразила девочка голосом своей бабушки и улыбнулась.
Опять на её лице проступили черты старушки.
- Преданность, бесстрашие победило тебя, ведьма. Ты знаешь правила: кто не побоится прийти за призванным и тот, у кого сердце не дрогнет, получает жертву злых чар обратно.
- Ха-ха. К чёрту правила! Никто ничего не узнает!
Ветром донесло ледяной голос и режущий нервы оглушительный шёпот. Запах сырой болотной воды залепил ноздри. Живот скрутило тугим узлом, и вся моя скромная недавняя трапеза приблизилась к горлу. Я сглотнул, слюна отдавала горечью.
- Я забираю его! - крикнула Динка. Бесстрашная и воинственная. - Мы уходим. Отпусти нас по-хорошему!
- Попробуй! - завыл ветер. Луна скрылась за тучами. И мы остались одни.
Туман подступил к горлу. Мне казалось, что я тону, погружаюсь в сырую зловонную бездну. Наверное, я отключился, но голос Дины, прорезавший шепчущий туман, привёл меня в сознания, став маяком.
- Микко, ты сильный, веди его к свету.
И мы пошли, не чувствуя земли, шли, словно плыли на свечение. И вдруг вынырнули в просвет, жадно дыша, будто бы задыхаясь. Сердце стучало. Пот стекал по лицу холодными каплями... Мы с Иосифом переглянулись.
Стояли мы возле Дины, на обрыве, где корни осин переплелись с трухлявыми, полусгнившими дубовыми. Высокие деревья, почерневшие у корней, серой корой сужались к макушке. Всегда без листьев. Мертвые, ждущие. Шепчущие призывно и жадно.
- Идите смело, мальчики. Держитесь за руки, - напутствовала нас Дина голосом своей бабули. - И пусть ваши сердца не дрогнут. Помните об этом.
- А ты? - спросили мы одновременно.
- Уведи его, а я справлюсь,- обратилась ко мне. - Третьи петухи пропоют, и всё будет кончено. Иди же! - крикнула. - Ждать недолго.
У неё был такой взгляд, мы не осмелились спорить.
Перейдя по бревну назад - будто подталкиваемые возмущёнными шепотками, стараясь не глядеть себе под ноги, я обернулся на слабый крик. Увиденное яркой картиной застыло в моей памяти. Мёртвые деревья обступили Динку со всех сторон. Они вцеплялись в неё корнями, окутывая её, постепенно приближаясь. Они нависали над нею, сдавливали её, скрывая за собой. Маленькая фигурка боролась, крича, и видно было, как ей тяжело.
Иосиф упал на землю, его трясло. Руки наши были крепко сжаты, и он невольно потянул меня за собой. Я отвлекся, поднимая его и впервые радуясь, что он такой тощий.
Оглянувшись с поляны, я увидел: Дина уже шла по бревну к нам.
Корни расцепились, вода бурлила в озере. Ночь огласилась пронзительным карканьем. Небо потемнело. Тьма стала кромешной. Стаи чёрных, как лепестки сажи. ворон слетались к острову со всех сторон.
Я подошёл к бревну, протягивая Дине руку, видя, как она обессилела. Ей оставалось преодолеть всего ничего.
Внезапно бревно покачнулось! Я успел схватить девочку за ладонь. Наши пальцы переплелись. И тут из воды выстрелом, поднимая холодные брызги, взметнулась ветка. Гибкий прутик обхватил Дину за пояс, хотя я продолжал тянуть. Из воды показалась голова, а потом выплыла вся фигура. Мне бы стало смешно, если бы не было так жутко.
Библиотекарша напоминала призрачную деву вод, о которой я читал в сказках. Обнажённая, с блестящей кожей, с зелёным венком, будто короной украшающим голову, и с тонкими, гибкими прутиками, скрывающими грудь.
Вспоминая тот день, я признаю: да, она была красива жуткой, нечеловеческой красотой, и я, только повзрослев, понял, что в ней находили мужчины. Соблазнительная, гибкая хищница. Ведьма, служащая силам зла.
Мы ещё не победили - она пришла за нами! - понял я тогда.
Я тянул Дину за руку, но её мокрая ладонь выскальзывала.
- Отпусти её, брось! - слышал я в дикой какофонии всех звуков, смешавшихся в один громогласный рёв.
- Нет, не отпущу, - шептал в ответ. - Я спасу её!
Смех резал сердце моё, точно стекло, в виски впились холодные гвозди.
- Отпустишь. Ты, Микко, ещё маленький. Ты слаб. Тебе не справиться.
Я падал на землю, и рука Дины выскальзывала. «Всё, проиграли! Всё, конец, не могу больше!» - кричало внутри меня. И нет никого рядом, кто бы перетянул чашу весов.
Пауза. Тишина. Секунда. Пар вырвался изо рта, застыв на мгновение в холодном воздухе. Время застыло, и вдруг Иосиф каким-то чудом оказался у бревна, сдёрнул с головы освящённый церковный рушник, дающий ему защиту.
Никто не ожидал того, что сделает слабый, замерзавший в лесу Иосиф! А он только что просто стоял - и вот те на: швырнул рушник, накидывая его ведьме на голову!
Я только успел заметить её удивлённый взгляд. А затем её глаза увеличились раза в два, напоминая рыбьи. Волосы лжебиблиотекарши заклубились, вспыхивая белым пламенем, разгораясь всё ярче, пока не зашипели, взметнувшись искрами, словно бенгальские огни-фейерверки, чёрной сажей опадая в воду.
Ведьма завыла и со всплеском упала в озеро!
Я перетащил Дину к нам. За озеро, за спасительную черту. Девочка помолчала, а потом просто выдохнула:
- Слышишь: петухи пропели?
Мы бежали домой, словно за нами гнались черти, и смех ведьмы звенел в моих ушах, а может, это был ветер. Не знаю, как добрались. Не знаю, что случилось с ведьмой.
- Итак, всё закончилось, да, деда? - спросил Александр. Его лицо побледнело. Он и Дима выглядели ошеломлёнными.
- Почти, - ответил Микко. Он тоже зевнул, закрывая рот ладошкой. - Пара слов - и конец истории. Тогда мы спаслись, победив её. А Милена Станиславовна просто исчезла. Словно и не работала в деревне долгих пятнадцать лет, а может, намного больше. Никто не знал, куда она пропала и что с ней произошло. Слухи ходили разные. Думали, что её забрал с собой один богатей из Москвы и что она вышла замуж. А может, она стала актрисой и сейчас выступает в театре.
Но мы знали. Мы с Диной знали страшную правду, хотя Иосиф практически ничего не помнил.
После всего пережитого Дина и я стали друзьями не разлей вода, и можно даже сказать, что я испытывал к ней нежные чувства. Хотя такие девчонки, как она, мне никогда не нравились.
- А почему? - спросил Дима.
Микко посмотрел на него, затем на Александра.
Дедушка устал. Он говорил где-то час, и в его горле пересохло. Микко допил давно остывший кофе одним большим, последним глотком. Прокашлялся и продолжил. Кресло под этим мужчиной-горой протестующе скрипнуло, когда он дотянулся до земли поставить чашку.
- Потому, что она такая же несносная, как и ваша бабуля.
Братья переглянулись, взявшись за руки, без слов понимая друг друга.
- А через год мы уехали. Мне было почти двенадцать. Поэтому я так и не знаю, чем всё по-настоящему закончилось. Возможно, ведьма ещё жива и тогда...
- Дед, ты гонишь, - сказали мальчишки.
- А вот и нет. Я правду говорю. - Микко улыбнулся.
- Всё, пошли спать, - сказал Микко. - Бабушка заждалась уже, да и время позднее.
Дед посмотрел на часы - было без пяти двенадцать.
Когда мальчики заснули, уложенные и заботливо укутанные пуховым одеялом, Микко сказал свое жене, сидевшей на диване:
- Я надеюсь, они усвоили урок, что не всё в этом мире так просто, как кажется на первый взгляд. Есть страшные тайны, которые лучше не разгадывать, а есть настоящие чудеса, которые заставляют задуматься, давая надежду, что, несмотря ни на что, добро победит и жизнь наладится.
- Я тоже надеюсь, милый, - сказала жена, беря его за руку, - что твои рассказы не станут для них просто историями. Ты только будь терпелив, не требуй от них слишком многого. Они ведь ещё маленькие мальчики. Со временем они всё поймут. Я знаю.