На мне была какая-то тёмная ткань, развернув, которую я узнала свитер Тонгу

- Тот симпатяшка, укрыл тебя перед тем, как уйти. Ты так дрожала, бедняжка, - говорила она все так же, но в голосе чувствовалась усталость, взрослость. - Это было так ми-и-и-ло, что я чуть не прослезилась. Скоро и нас заберут, а пока если есть, что есть, - она покосилась на мой мешочек, - надо есть сейчас. И поделиться с друзьями. С теми, кому повезло меньше.

- Ах, да, конечно, - я открыла мешочек и разделила свои нехитрые остатки на три части.

- А это зачем? - указала Рю на третью порцию, жадно проглатывая еду. - Она не просила.

Это было так естественно и правильно разделить еду на всех, что этот вопрос меня смутил.

- Хочешь? - я протянула незнакомке кусок лепёшки, но она ничего не ответила, и даже не повернулась. - Положу рядом с тобой.

Есть не хотелось, от страха сводило желудок, но я заставила себя проглотить сухие кусочки, увидев, как жадно ест Рю.

- Фот и туфнель! – сказала Рю и из её рта в разные стороны полетели крошки.

- Что?

- Я говорю, а вот и туннель, сейчас будет темно!

И точно, стоило поезду заехать в туннель, как скудный свет мгновенно исчез, и поезд погрузился во мглу.

- А что дальше? - прошептала я.

В ответ раздалось быстрое чавканье, и я ощутила горячее дыхание рядом со щекой.

- Слушай меня внимательно, мышка, за вкусный завтрак я тебе немного помогу, - вместо ожидаемого писклявого, чуть надрывного возгласа Рю, я услышала нервный, но при этом сильный голос,- сейчас нас разделят, и я на прощание хочу дать тебе совет: не верь никому ни людям, ни Хэйвинам. Помни, каждый здесь твой враг. Ври, молчи, притворяйся, но при этом слушайся и не перечь. Что бы выжить усыпи их бдительность. Не дай им повода убить тебя. Будет возможность, свяжись с подпольщиками. Не упоминай моё имя. И если ты послушаешься, маленькая мышка, то может быть, мы ещё свидимся.

- Но…

Тонкая ладонь прикрыла мой рот и в тот же момент дверь купе с громким грохотом отворилась.

- Я тебя предупредила. И ещё, куда бы ты ни попала, постарайся остаться в доме. От работы в саду или фермах быстро загнёшься. Только работа в доме. Прощай.

Чужие горячие губы коснулись моей щеки, и тут же девушка отскочила от меня.

- Всем соблюдать спокойствие, - холодной металлический голос прорезал темноту. – Помните, вы должны молчать, пока вас не спросят, - кто-то больно схватил меня чуть выше локтя и поволок за собой, я едва успела схватить сумку и свитер Тонгу. - Добро пожаловать на Серебряные горы.

Мы вышли из вагона. Я так думала, ведь по-прежнему ничего не видела.  Тьма окружающая нас была тяжёлая, плотная, она залепляла глаза, мешала вздохнуть. Все, что я могла – это следовать за конвоиром. Иногда я спотыкалась и падала, но меня не преставали тянуть, зачастую протаскивая телом по холодной земле. Я с трудом поднималась и вновь шла увлекаемая невидимым мне существом, вспомнился бестелесный голос, которого я встретила в доме Тонгу. Иногда я чувствовала тепло чужих тел и слышала вскрики.

- Эту куда? - спросил тонкий женский голос, когда мы остановились.

«Надо напомнить им, что бы меня отправили к Хаймуну» - пронеслось в голове.

- Мне надо к Хэйвину провинции... – начала я, но звонкая пощёчина заставила меня замолчать. Боль яркой вспышкой на мгновение озарило пространство и, кажется, я даже увидела кого-то в длинных мантиях.

- Разве ты не слышала, что слуги должны молчать? – крикнула женщина. - Куда ее?

- Отметок нет.

- Общее распределение.

Конвоир больно дёрнул меня за руку, и приставил спиной к каменной стене.

- Держись за стену и раздевайся.

- Как?

- Полностью.

Комок застрял в горле, и стало тяжело дышать. Я слышала множество женских голосов: кто-то плакал, кто-то пытался что-то спросить, слышались громкие пощёчины, и шелест снимаемых одежд. И я не стала спорить, в голове эхом звучали слова Рю: «слушайся… не дай им повода… и может, выживешь», а мне просто необходимо было выжить.

Юбки быстро слетели с меня, рубашка так же была сброшена на пол. Все, что на мне оставалось лишь тонкая нижняя сорочка, которую я медленно стягивал с плеч.

- Живее, - в металлическом голосе послышалось раздражение, и я одним махом сняла тонкую ткань.

Все, что мне оставалось это лишь обнимать себя руками, пытаясь прикрыть постыдную наготу. Камни отдавали свой холод и от этого тело бил мелкий озноб. Иногда меня касался другой человек, кажется, мы стояли очень тесно.

- Открыть врата! – громкий крик практически оглушил меня, посеяв в душе ощущение безысходности.

- Держи верёвку. Держи крепко, если отпустишь, то навсегда останешься во мгле.

В руках у меня оказалась грубая толстая бечёвка.

- Великой милостью Хэйвинов вы можете выбрать себе по одной вещи из всего того барахла, что принесли. У вас две минуты. Остальное мы придадим огню.

Не мешкая, я села на колени, не отпуская из руки верёвку, на ощупь стала ворошить сумку. Мне попадались разные мелкие вещи: гребень, обмылок, заколка, одежда, но все это было не то. Нужно было что-то, что поможет мне не забыть о прошлой жизни. Рука коснулась мягкой ткани. Свитер Тонгу. И как только я не потеряла его во всей этой суете? Может быть это судьба? Я представила себе кривую усмешку Ви, если бы она увидела меня в этот момент, и прижала тёплый свитер ещё ближе к себе.

- Время вышло, - объявил голос, - пора на распределение.

Верёвка натянулась, заставляя нас двинуться, а дальше темнота.

Мне показалось, что все это сон и ничего не было, ни рисинки, ни поезда, ни металлического голоса. А я в родном доме, за окном уже поднимается солнце и скоро будет светло и тепло нужно лишь потерпеть, и тогда холод отступит.

- Ты жива? Жива? Она жива? Да! Кажись жива…

Окружающий мир все ещё был в мутной дымке. Я смогла различить лишь нечёткие силуэты. Постепенно зрение начало возвращаться, и неясные контуры превратились в молодых незнакомых мне девушек, которые с подозрением смотрели на меня сверху вниз. Не сразу я поняла, что лежу на каменном полу.

Рядом со мной на коленях сидела хорошенькая, полненькая девушка с короткими, темными волосами.

- Где… - прохрипела я.

- Все хорошо, - ответила она, и улыбнулась, в  уголках её глаз прорисовалась сеточка из морщин.

- Жива? – спросил женский сильный голос, - или ещё одна бросила верёвку?

- Она проснулась! Она очнулась!

- Где мы? – спросила я.

- Если бы я знала… - прошептала девушка, что сидела рядом со мной, - похоже, в поместье этого… как его… Руккура.

- Господина Руккура!

Девушки расступились, и я впервые увидела её. Позже я часто вспоминала эту встречу. Вспоминала, какое гнетущее чувство вызвало во мне её злое лицо, величественная осанка и тяжёлая походка. Тогда мне показалось, что она словно высечена из камня. Может быть, я запомнила это так хорошо, потому что впервые ощутила, что назад пути уже нет, а впереди не ждёт ничего хорошего. Она была немолодой женщиной в глухом чёрном костюме, который полностью закрывал её руки, шею, а длинная юбка собиралась складками, особо выделялись на ней ожерелье из красных камней и такой же массивный браслет. Она была высока, стройна и можно было бы назвать её красивой, если бы не уродливый шрам, который разделял лицо на две ровные половины: левую и правую. В руках она держала короткую толстую трость с острым железным наконечником, на которую опиралась при ходьбе.

- Я не знала, - пожала плечами девушка.

- Надо знать, деточка. Иначе учить вас буду я, и это вам не понравится. Вы все научитесь, как правильно обращаться к светлоликому, всевластному и всемогущему Хэйвину – Господину Руккуру! – при каждом шаге трость звонко била о каменный пол. – А сейчас выстройтесь в ряд. Посмотрю, кого в этот раз прислали.

Я поднялась и мы, путаясь и толкаясь, кое-как образовали неровную шеренгу.

«Девятнадцать девушек», - отметила я про себя.

Каждая из нас уже была одета в длинное серое платье с глухим воротником и длинными узкими рукавами, с двух сторон ниже талии на платье было по два больших синих кармана, а на пояс мне заботливо привязали свитер Тонгу.

- В этот раз поставка не очень, там внизу люди кончаются? - тяжёлый взгляд женщины в чёрном пробежался по нашим фигурам. - Будем работать с тем, что есть. Добро пожаловать в поместье прославленного Хэйвина, покровителя шахт и рабочих – Господина Руккура! - женщина развела руками, и мы оглянулись вокруг.

Это была большая комната, в которой пол и стены были сделаны из серого шершавого камня, горели факелы, по бокам стояли длинные скамьи из дерева. И больше ничего.

- Вы можете называть меня просто Хозяйкой, - трость вновь звонко ударила по полу, - и я на самом деле ваша хозяйка. Хозяйка ваших жизней и этого поместья. Вам очень повезло. У нас очень богатая резиденция, пожалуй, одна из лучших…

- Простите! Простите, извините! – слова вырвались из меня до того, как я успела подумать стоит ли вообще открывать рот. - Я должна была попасть к Хэйвину провинции Сал-Ват, - я говорила нескладно, путалась и заикалась. От страха во рту пересохло, а руки стали жить своей жизнью и бессмысленно жестикулировать. – Это было обязательное условие. Просто, моя мама…

- Ой, у меня тоже был вопрос…

- Я тоже хотела спросить…

- А когда…

Гул девчачьих голосов заполнил комнату, каждая галдела по-своему и наперебой, так что мой лепет просто утонул в гомоне голосов.

Трость Хозяйки стукнула об пол, и наступила гробовая тишина.

- Ещё раз, деточка, - обратилась она ко мне

- Господин Хаймун, Хэйвин нашей провинции, должен был лечить мою маму... у неё рисинка поросла, прямо через колено... и лекарь сказал, что только к нему... так было в договоре... вот.

- Твоя мама сборщица риса? – улыбнулась Хозяйка.

- Да, Госпожа. И я тоже.

- Хэйвины всегда исполняют свои обещания, и твою маму точно будут лечить, но к господину Хаймуну ты попасть не можешь. Он… - Хозяйка на мгновение задумалась, - скоропостижно скончался буквально на днях. Такая потеря! Я знала его лично, он приходил на приёмы в нашу резиденцию.

- Но мама...

- Я же сказала тебе, деточка, за маму не переживай, - оборвала меня Хозяйка, улыбка сошла с её губ и голос стал сухой и не терпящий возражений. - Её обязательно вылечит другой Хэйвин. Хэйвины служат общему благу, так и ты послужишь не только для своих мелких целей, но и ради всеобщего блага.

Я кивнула и отвела глаза.

- Хорошо, что мы поняли друг друга, деточка. И больше никогда не перебивай меня, это в последний раз. Следующая, кто обратиться ко мне с вопросом будет жестоко наказана, - воцарилась тишина, даже дышать мы стали тише, - а сейчас я распределю вас на работы. У нас тут было… происшествие, и работниц откровенно не хватает: начиная от нашей маленькой фермы, Господин любит лошадей и разводит их, и заканчивая танцовщицами. Каждая из вас и вы все будете закреплены на своих работах в зависимости от того, что вы уже умеете делать. Ми из провинции Дау-Ей.

Тонкая рука взметнулась вверх.

- Это я.

Ми вышла вперёд. Ее хрупкая фигурка в свете факелов казалось лишь миражом, фантазией, огромные глаза были похожи на два чистых озерца, и лишь непослушные рыжие волосы, придавали ей земной вид.

- Так, чем нас порадуешь? Каким видом деятельность ты занималась на родине?

- Я? Смотрела за детьми дяди. Он был перфектом провинции, - зачем-то добавила она.

- Детей в нашей резиденции нет, - после не долгой паузы сказала Хозяйка. - Может быть, ты обладаешь ещё некоторыми полезными навыками?

- Помогала на кухне, стирала, следила за садом... – сбиваясь, начала перечислять Ми.

- Это то, что нужно. Будешь работать в саду. Твоё место по левую руку от меня. Рюи из провинции Донг.

Девушка, которая разбудила меня, вздрогнула и подняла руку вверх.

- Я здесь! - её звонкий эхом отразился от стен пустой комнаты. - Я могу все! – сказала она, не дожидаясь вопроса.

- Все? – изогнутая бровь Хозяйки взметнулась вверх.

- Все! Но лучше всего я умею петь, - искренняя улыбка озарила лицо.

- Петь? Спой нам.

Петь? Какой несерьёзный навык. Неужели она думает, что это что-то важное? Это умеет почти каждый. Я даже фыркнула от негодования. И тут Рюи запела. И мне пришлось взять слова назад, так петь я бы не смогла. Это словно журчание ручейка, или песня весенних птиц, или ещё что-то такое, чему не могу подобрать название!

- Не дурно, - Хозяйка покачала головой. – Ступай направо, будешь жить в замке.

В голове зазвучали слова Рю: «постарайся остаться в замке…», значит, мне тоже нужно попасть на правую сторону.

- Везучая, - прошёлся едва заметный шёпот по рядам.

Всех последующих девушек Хозяйка довольно быстро распределила на разные виды работы: кто-то должен был работать на кухне, кто-то стирать, шить, были и те, кто отправился в сараи, и кажется, меня ждало тоже.

- Хорошо, Тэ, ты прекрасно танцуешь. Не идеально, но тебя научат. Труппа господина Руккура одна из лучших. Иди направо. И последняя… Ли. И с вами мы уже знакомы. Какие у тебя ещё таланты, деточка, кроме того, чтобы перебивать старших? Шить? Рисовать? Петь или может быть танцевать? Чем ты занималась на своей родине?

- Собирала рис, - прошептала я.

- Здесь рис не выращивают, - поджала губы Хозяйка.

- Ещё я могу убираться, могу копать, - что ты говоришь Ли? Зачем ты сама роешь себе могилу? - нет! Я могу… могу…

- Конюшня.

Я кивнула и поплелась влево. Это был конец.

- И того двое в замок, трое в сады, пятеро в конюшни, - пересчитывала нас Хозяйка, - ещё пятеро на кухню, две в прачечные, две служанки и того всего девятнадцать. Как в тех стихах: «… девятнадцать красавиц в реку вошли и…», как там дальше-то…

- «… воды омыли и с собой унесли», - продолжила я и тут же прикусила язык. Ох и не следовало мне этого говорить. – Извините, - решила спасти я положение, но, кажется было поздно. – Простите, Госпожа.

- Что ты сказала? – к моему изумлению взгляд Хозяйки прояснился. - Ты знаешь поэму «О девушках»?

- Знаю, - пискнула я. - И… извините меня, госпожа. Я больше не буду…

- Дальше знаешь? – Хозяйка ещё раз оглядела меня с ног до головы и кивнула, будто бы соглашаясь сама с собой.

- «Затерян их след, не отыщет их мать, лишь солнце и небо будут все знать…», - прошептала я.

Эти стихи нам читала мама. Конечно, я знала, что в нашей деревне никто не слышал про поэмы, и даже не читал стихов, но не думала, что это может кого-то удивить. С другой стороны в нашей провинции не все даже умели читать.

- Ты из столицы, деточка?

- Нет.

Хозяйка заглянула в записи:

- Ли… сборщица риса. Неплохие знания для сборщицы. Наверное, ты одна из тех, кто хотел попасть в академию?

- А-а-а-а… да, - неуверенно произнесла я. – Да! Очень хотела, но не получилось.

- Такие у нас редко попадаются, ты хорошо образована, раз собиралась в Академию. Любишь эту поэму?

Вообще-то нет. Она жуткая, в ней рассказывается, как девятнадцать красавиц решили утонуть, чтобы не достаться в качестве жён чудовищам, но ответила другое:

- Очень. Моя любимая. Часто… часто читала её. В детстве.

- Я тоже её очень люблю. Не многие могут понять, она о силе духа и смелости - Хозяйка задумалась и пристально посмотрела мне в глаза. - Знаешь, давай ты пока переходи на правую сторону. Мне, как раз нужна была помощница.

Предыдущие главы: Ли и Хэйвина. Глава 8. Авторский рассказ

На чердаке Карамелькин пнул коробку со старыми платами, включил маленький ночник, достал свой чайный набор, бросил в кружку с водой древний кипятильник и принялся настраивать трансивер, занимавший половину стола. Поймав нужную частоту, он включил микрофон и произнес:

— Прием, Георгич, как слышно? Прием.

— Прием, Николаич, слышно нормально. А меня? Прием.

— Хорошо слышу. Надо поговорить. Прием.

— Что, опять семейные неурядицы? Прием.

— Опять, Георгич, опять…

***

Всё началось полтора года назад, когда гений радиофизики Карамелькин собрал свою новую высокомощную антенну и установил ее на маленьком чердачном балкончике. Раньше его трансивера хватало только на то, чтобы подслушивать дальнобойщиков, пьяных полицейских в глубинках, куда не дошла цифровизация, да своих бывших коллег из института, откуда его выперли за сумасбродство. Диме нравилось шпионить за другими. Что-то вроде аудиоспектакля. Хорошо успокаивало нервы. А тут взбрело ему в голову разработать совершенно новую, мощную антенну — и он стал ловить такие слабые сигналы, о которых раньше и не мечтал.

Спустя три дня радиосерфинга и подслушивания индийских таксистов Карамелькин поймал очень странный сигнал.

Сначала Дима подумал, что наткнулся на волну иностранных шпионов и что человек, передающий послание, говорил шифрами — язык был уж больно инородным, не похожим ни на один известный. Но когда Карамелькин ради прикола включил микрофон и передал в эфир: «А я вас слышу, гы-гы-гы», — ему тут же ответили: «Я вас тоже слышу. Помогите. Срочно нужна помощь!».

Стало не до смеха.

— Кто это? Что случилось? Прием, — спросил Карамелькин спустя пару минут ступора.

Было опасно ввязываться в не пойми какую историю. Карамелькина за его установку могли привлечь, и привлечь очень серьезно. Но вдруг человек застрял где-нибудь на горном пике? Попал в авиа- или автокатастрофу? На необитаемый остров? Возможно, Карамелькин его единственный шанс во Вселенной. Что ж, в одном своем предположении Дмитрий был близок к истине.

Голос в динамике принадлежал дальнобойщику, но не какому-нибудь Васе Редькину из Новокузнецка, а самому настоящему космическому «рейсовику».

— Гор-сик-нкрж сорок девять. Мой идентификатор — Гор-сик-нкрж сорок девять, — сказали в динамике. — Я с планеты Ди-Си-Эк 1. Нужна помощь. Топливо закончилось в Солнечной системе. Прошу выслать буксир или заправочный модуль. Мои координаты... Не могу выслать точные координаты. Навигационные системы повреждены.

Сначала Дима решил, что над ним шутят коллеги, которые перехватили сигнал и раскрыли его. Но чем больше они общались с незнакомцем, тем понятнее становилось, что всё намного сложнее и интереснее.

— Меня зовут Дмитрий Николаевич Карамелькин, я инженер с планеты Земля. Откуда вы знаете наш язык? Куда и зачем направляетесь? — сначала подыгрывал Карамелькин, всё еще не веря в искренность собеседника.

— Мой идентификатор Гор-сик-нкрж сорок девять, — повторил голос. —Направляюсь в систему Альфа Центавра. Везу ценный груз. Судя по вашим хронометрическим данным, застрял в вашей системе три тысячи триста пятьдесят один год, три часа и двенадцать минут назад. Во избежание столкновения с кораблем, вылетавшим с прилегающего пространственного коридора, мною был совершен аварийный налет на комету. Ваш сигнал транслируется через автоматический переводчик. Прошу выслать помощь.

Карамелькин задавал и задавал наводящие вопросы, пока окончательно не убедился, что ему не врут и что космошофер действительно находится в беде. Причем, судя по данным, находится он в беде еще до нашей эры.

Для простоты общения Дима попросил у нового знакомого разрешения называть его Георгичем, а себя ради справедливости предложил называть Николаичем.

Георгич был не против. Ему вообще было плевать, как его будет называть условный землянин, если тот поможет. Пусть хоть фекалиями марсианского носорога именует — только бы прислал топливо. Но Карамелькин не мог помочь...

Целую неделю он посвящал Георгича в свои возможности и в возможности своей планеты, после чего обоим стало ясно, что без координат ждать спасения бесполезно. Да и с ними, если честно, шансы не сильно возрастали.

— Значит, я обречен на вечное одиночество… — сделал очевидный вывод Георгич. — Теперь жена точно будет уверена, что у меня любовница в созвездии Скорпиона.

— А у тебя и жена есть? — удивился Карамелькин.

— А как же! И дети тоже. Сорок пять штук. Чего, ты думаешь, я по Вселенной с этим хламом в кузове мотаюсь. Кормить же всех надо...

— Ого… А мы никак на одного не решимся.

— Зря. Дети — это к'артальные споры жизни! — уверенно заявил Георгич. — Я по ним очень скучаю.

— Ну да, понимаю… Я подумаю, как тебе помочь. А пока я бы хотел кое-что обсудить…

Теперь они общались ежедневно. Карамелькин случайно прознал, что Георгич по диплому психолог, а вот уже по жизни — водитель-дальнобойщик. И пусть их миры разделяли сотни световых лет, проблемы у обитателей этих миров были плюс-минус одинаковые, если, конечно, не считать разницу политических устройств и анатомию населения планет.

Несмотря на то что в беде оказался Георгич, жертву во время бесед изображал Карамелькин: жаловался на бывших коллег, на жену, на нынешнее поколение, на прошлое, на правительство, на капитализм, на коммунизм, на соседей, на почтовое отделение возле дома, откуда ему вечно забывают принести уведомления о посылках, заказанных из Китая…

Так как у Георгича не было выхода, а за три тысячи земных лет Карамелькин стал его первым собеседником, то он и выслушивал все эти жалобы, стараясь проработать их вместе с Димой. А тот в свою очередь обещал сделать всё, чтобы помочь спасти бедного дальнобойщика.

Дима собирал новую антенну на основе первой. С ее помощью он планировал послать сигнал на родную планету Георгича, а потом собрать доказательную базу и стать вторым Теслой или Эйнштейном. Он должен был вписать свое имя в историю, как всегда мечтал, а для этого можно было пожертвовать многим. Разумеется, ни о каком поиске новой работы речь не шла — от этого факта жена Карамелькина была категорически не в восторге. Тем более что ее он в свои дела и новое знакомство не посвящал. А еще вечно огрызался, если его просили объясниться.

— Когда я закончу со своей антенной, я совершу такой прорыв, что денег нам с тобой хватит до конца жизни, — без конца повторял он.

— Не уверена, что я именно о такой жизни мечтала… Слушай, а ты вот такую же чушь про антенну и так же уверенно газовикам можешь наплести? А то на зиму нам с тобой дрова придется заказывать, если коммуналку не оплатим.

— Ничего, успею я до зимы, — уверенно заявил Карамелькин. Но, естественно, не успел.

Благо жена умудрялась приносить ему с работы неисправные бытовые приборы коллег, а заодно дала объявления в интернете. Раз уж муж не выпускает из рук паяльник, так пусть хоть таким образом какую-то копейку в дом приносит. Карамелькин брал эту работу неохотно, но жена угрожала разводом, и Дима каждый раз сдавался, а потом бежал на чердак и жаловался Георгичу. Тот, разумеется, его очень внимательно выслушивал. Про проблемы самого Георгича Карамелькин спрашивал редко.

— Ну у тебя-то и так понятно всё — дело дрянь. Соболезную, конечно, — перебивал его Дима каждый раз, когда тот пытался вставить свои пять копеек, и снова начинал про себя.

И вот сегодня, когда у Карамелькина уже всё было готово для теста, а жена, как назло, закатила очередной скандал, Дима бросился изливать душу своему бесплатному космическому психотерапевту.

— Николаич… — попытался прервать поток нытья тот, но Дима продолжал жаловаться. — Карамелькин!

— А?

— Слушай, я больше так не могу. Прием.

— Да я знаю, знаю… Ты ждешь уже три тысячи земных лет, навигация не работает, по жене скучаешь и…

— Нет! — снова перебил его Георгич. — Я не могу больше тебя слушать! Да и смысла не вижу. Ты в очередной раз рассказываешь мне о том, как буквально наплевал на свою жену. А то, что мы с тобой прорабатывали сотню раз, — антропоморфному коту под хвост. Ты вообще не меняешься, и твой эгоизм уже всех достал, включая меня. Прием.

— Что-о? — возмутился Карамелькин. — Да ты… ты… Я же для тебя стараюсь! День и ночь с этой антенной ковыряюсь, семью забросил…

— Ты для себя стараешься. И жену ты сам забросил. Я тебе сто раз говорил, что если ты с ней выходные проведешь, я даже не замечу, потому что мне два ваших дня, что тебе — две секунды. И детей, судя по всему, ты один не хочешь. Из твоих слов мне давно стало понятно, что ты свои интересы не готов отодвигать в сторону. Похвально, конечно, вот и похвали себя. А я всё равно не питаю иллюзий насчет спасения. Но лучше я снова буду сидеть тут в одиночестве, чем продолжу слушать твое нытье. Надоело. Я отключаюсь. Прием.

— Ах так! — Дима ударил кулаком по столу. — Ну и сиди! Неблагодарный водятел! Я умываю руки. Прием! — Дима нажал кнопку и выключил трансивер.

Этим же вечером он отнес новую антенну на помойку, где ее тут же перехватили бомжи. Затем, впервые за полтора года сделал дома уборку: разложил весь инструмент по порядку, расфасовал крепеж, смотал провода. Потом починил фен и вручил жене со словами:

— Завтра буду искать работу.

Жена никак не отреагировала, решив, что это всё очередное липовое обещание ее эгоистичного супруга. Но в течение двух недель Карамелькин и правда успел съездить на несколько собеседований, а к концу месяца устроился в одну очень перспективную контору инженером.

С того последнего разговора с Георгичем что-то в Диме изменилось. Ему очень не хватало их бесед. Георгич был его единственным другом, но он больше не выходил на связь. А Диме очень требовалось общение — хоть какое-нибудь.

Отныне каждый раз, когда ему хотелось поныть или пожаловаться кому-то, он сильно прикусывал язык и просто молчал либо переводил разговор на собеседника и его проблемы. Как ни странно, люди начали к нему тянуться и сами в какой-то момент задавали вопросы, чему Карамелькин был несказанно рад. Выстраивалась нормальная беседа. У Димы появились друзья на работе. С женой тоже мало-помалу наладились отношения. Они словно начали заново узнавать друг друга. Георгич был прав: супруга давно хотела детей. Карамелькин тоже решил, что пора.

Так прошло десять лет. А когда сын Димы подрос и начал, как папа, интересоваться физикой, они вместе поднялись на чердак, где хранился старый трансивер, и Карамелькин показал, как им пользоваться.

***

— Папа! Папа, там тебя к приемнику просят! — послышался однажды возбужденный крик юного Карамелькина. Он летел с чердака сломя голову.

— Меня? — удивился Дима. — Кто это?

— Не знаю! Какой-то Георгич! Хочет поблагодарить!

— Ге… Георгич? — не верил своим ушам Карамелькин. Он уже давно решил, что всё это ему тогда просто почудилось и никакого космического друга вовсе не было.

— Всё верно, Николаич. Прием, — поздоровался старый знакомый, когда оба Карамелькина поднялись наверх.

— И тебе прием, Георгич! — дрожа как осенний лист, поприветствовал его Дима. — Ты всё еще там, на приколе?

— Уже нет. Твоя антенна сработала!

— Антенна? Как это? Я же ее выбросил...

— Выбросил, но ее подобрал какой-то нищий инженер, которого жена выгнала, и запустил тем же вечером. В общем, он тоже поймал мою волну, а потом мы вместе отправили сигнал на ближайшую станцию моей конторы. Короче говоря, ты меня спас, Николаич, но я не знал, как с тобой связаться...

Карамелькин не мог поверить в услышанное. Кто-то воспользовался его изобретением, присвоил себе его открытие... Он, конечно, был рад за друга, искренне рад, но это было нечестно... Хотя, с другой стороны, он ведь сохранил семью и даже приумножил. А так бы, наверное, он ничего не понял, и остался бы в итоге один…

— Это тебе спасибо, Георгич, поверь, ты помог мне не меньше, — посмотрел Дима на своего восторженного сына, которого безумно любил.

— Не за что. Главное, что до тебя дошло. Слушай, я тут в отпуск собираюсь с женой. Мы подумываем к тебе заехать. Ты как, не против?

— К нам? Сюда? На Землю?!

— Ну конечно, к вам. У вас, говорят, очень привлекательные и малозаселенные торфяные курорты. Хотим проведать.

— Ну да… Конечно. Конечно, прилетайте! Тебе координаты мои дать?

— Не надо, я же починил навигатор, скоро буду. И у меня для тебя подарок.

— Это какой же?

— Антенна новая. Сможешь выдать за своё открытие. Я же знаю, как это для тебя важно. Правда, я тебе везу то, что у нас дети в первом классе собирают, но для вас это передовые технологии. В общем, жди, скоро будем.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

- Снежная королева учит, что девушки своими чувствами и эмоциями могут у парней вызывать сильные ответные чувства и эмоции.(Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. И тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили ледяную кору, растопили осколок. Кай взглянул на Герду и вдруг залился слезами и плакал так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и обрадовался.)

А вас чему интересному научили сказки?

Тень огромного дракона кружит над королевским замком. Больше всего это пугает принцессу Каролину — девушка уже примеряет чёрную траурную одежду со слезами на глазах. В то же время несколько приглашённых принцев пируют во дворе замка. Они обсуждают различные способы спасти принцессу Каролину, но никто из них не хочет вступать в борьбу с драконом. Храбрым оказался тот, от кого этого меньше всего ожидали.