Эду подумалось, что если бы он знал — то вряд ли стал убивать его после получения такой информации... Родная душа!

Двери открылись — и он запрыгнул в долгожданную кабину. Нажал на последний, девятый этаж. Пальцы совсем не слушались, поэтому вытащить портальную капсулу и налепить на стык дверей оказалось той ещё задачей. Но Эд справился: подходил уже второй месяц его стажировки в должности Лифтёра-Изменника младшего разряда, и определённая сноровка уже была.

Портальная капсула разлилась по периметру двери, затем по стенам, включился интерфейс, и Эд нажал на крупную красную кнопку: «Домой».

Двери в Бункер открылись, когда он лежал на полу, под дверями с табличкой «1987».

Его заметили — или сделали вид, что заметили — спустя минут десять.

— Помогите вытащить этот мешок дерьма, — послышался голос куратора.

Ему залечили раны, накормили традиционно-невкусной едой и отвели на ковёр уже через час.

Свет в лицо, бетонные стены, кривая табуретка — всё в лучших традициях.

— Ну что, Эд, ты облажался.

— Босс, а не пойти бы тебе нахрен? — прямо сказал Эд. — Почему вы не дали мне инфы, что местный Эдик работал на Запад? И что его пасла гэбня?

— Что, ты бы отказался? — усмехнулся куратор. — Я читал твоё досье. Любил ходить на митинги в юности, так?

— Насрать на митинги, босс. Я думал, вы честны со мной. А вы подвергли мою жизнь неоправданному риску! Ведь это важная инфа, очень важная.

Босс хмыкнул, закурил сигарету, цыкая зубом, затем подошёл и посыпал пепел на голову Эду.

— Ты хорошо понимаешь цели Службы Бункера?

— Я бы даже сказал «отлично», — отозвался Эд, приводя в порядок волосы.

— Ну и? Озвучь?

— Ну, типа, Ветви Реальностей растут во все стороны, если их не резать. Иногда требуется Секатор, если всё слишком плохо, и ветвь особо крупная. Но иногда приходим мы, Лифтёры-изменники, когда достаточно просто прирезать кого-то, чтобы не мешался.

— Ну и?

— Что «и»?! Я всё сделал! Я убил того учёного! В толчке на заправке, как и было просчитано стратегами.

И тут босс заорал:

— Так а хрена ли ты возмущаешься?! Ты вечно будешь мне предъявлять за собственные косяки?! Твоя задача — не выжить и вернуться целым и невредимым. Твоя задача — предотвратить ветвление! И ты её выполнил! Ты, Эдуард Эльдарович, мать твою, молодец! Тебе осталось одно задание. Последнее. В очень сложном мире.

— Так вы пришли меня похвалить, босс?! — тоже заорал Эд, а затем рассмеялся, закашлялся. — Что, кого я должен убить?

— Очень, очень важного человека. Человека-парадокса. Но на этот раз тебе даже не обязательно видеть его в лицо. Задание очень простое. Иди в Хранилище и запроси четыре Шайбы Рыбаченко.

— Что это за хрень?

* * *

В Хранилище, особое подразделение Бункера, он шёл в третий раз, и в третий раз не мог понять, из какого Пучка ветвей реальности могли прийти в Бункер хранители. Они были кем-то вроде слуг Анубиса из фантастических фильмов про древний Египет — с тёмной кожей, немногословные, без какого-то выражения на лице.

— Никак, — ответил хранитель. — Просто надеваешь куда надо, и он сам подстроится.

— Там взрывчатка, да? — спросил он. — С таймером? Как таймер заводить?

— Таймер заводить не нужно. Там то, что вы, технократы, называете искусственным интеллектом. Установщик остаётся навсегда связан с этими кольцами. Тебе достаточно будет лишь подумать о событии или человеке. Шайбы сами поймут, когда сработать.

— Взорваться? — попробовал спросить Эд.

— Направленное дезинтеграционное воздействие. Они просто одновременно перережут то, на что надеты. Все четверо, синхронно, как пиропатроны.

Круто! Вот о таких заданиях Эд и мечтал. Технологичных, неоднозначных, с крутым последствием. Уже не терпелось скорее отправиться на операцию в «заказанный» мир и установить эти шайбы.

— Ого! А когда я должен загадать?

— Об этом тебе скажет куратор, наверное, — ответил хранитель. — Обычно задание выдаётся в конверте.

* * *

Быстро не получилось.

Четыре месяца обучения на монтажника-высотника. Две попытки устроиться в строительную кампанию. Четыре убийства нужных, но не особо значащих для мира людей на пути к этой цели.

И вот — он на высоте в пятьдесят метрах, со здоровенным ключём в руке, мешком инвентаря, в люльке подъёмника устанавливает шайбы.

«Родные» шайбы, выданные бригадиром, отправились в глубокое погружение в воды неспокойного пролива под ногами. Первая шайба наделась на здоровенный вантовый трос с трудом.

Шайба озарилась неровным свечением, спрессовавшись до нужного размера и опустившись в гнездо. Наверх — здоровенную гайку, закрутить, опломбировать, а затем — на следующее место.

Установка продолжалась неделю — он не мог поставить все шайбы за одну операцию, потому что в остальные места приходилось устанавливать и нормальные, местные шайбы. Последнюю, четвёртую шайбу он установил на закате.

И тогда пришло время раскрыть помятый конверт, который он всё это время хранил в кармане.

«12.03.2035 года. Эльдар Матвеевич Циммер. Министр капитального строительства Российской Республики».

Именно этот момент — примерно через неделю после планового открытия моста, и именно этого человека он должен был теперь загадать, чтобы убить.

К тексту прикладывалась фотография. Фотография отца Эдуарда, того самого, которого он потерял ещё в детстве. Того самого, которого он вспоминал в числе прочих в день, когда шагнул в темноту открывшейся лифтовой шахты.

Именно того, из-за отсутствия которого родная реальность Эда показалась ему ужасной, отчего захотелось спуститься в ещё больший ад.

...И вот он стоит на недостроенных конструкциях моста без мыслей о том, как продолжать.

Он понимает, что всё то, чем занимается Служба Бункера — это разрушение и уничтожение. Что босс его мудак, и Верховный — тоже. И что стоит поступить так, чтобы этот ад закончился — хотя бы в отельно взятой Ветви Реальностей.

Он чертовски не прав — и был не прав, и сейчас ошибается, потому что будь он хоть немного умнее — решил бы всё по-другому.

Но его губы сами произносят:

— Эдуард Эльдарович Циммер. Сейчас.

(работа с конкурса "Рассказ за час" Роскон-2024, написана по сеттингу "Курьерской службы")

А настоящая причина в том, что продукт никому не нужен, но в него вложили деньги, и теперь хочется не только окупить затраты, но и получить прибыль.

Однако «Письма.лу» не учли, что рынок так не работает. Если запрещать конкурентов, никогда не добьёшься качества. А без качества не будет ни лояльной аудитории, ни людей, готовых поддерживать твой продукт.

И вот с сегодняшнего дня лаосцы не могут нормально общаться с родными, друзьями и коллегами. А с людьми из других стран и вовсе непонятно, как связываться.

Самое ироничное, что «письма» должны давать людям возможность общаться на расстоянии, но «Письма.лу» сделали ровно обратное.

Вот такие дела у нас в Лаосе...

UPD: пока автор пилил пост, мошенники обчистили жительницу Лаоса на 500 000 денег через мессенджер Мин.

https://t.me/ithistory404

Знаю, в одной из песен нам показали место жительства Сансет – частный дом. Но сами подумайте, – чем старшеклассница платит за сие недешёвое удовольствие? Разве что запасами со времён злодейской жизни. Профессии то нормальной у Сансет нет.

«Наше государство не позволит никому остаться без дома! Каждому по квартире!». Знаю я эти квартиры. Люди там живут как тараканы, а тараканы живут как короли. Некоторые бомжи в лучших условиях живут.

Данный арт сделан после окончания злодейских запасов. Не удивляйтесь мрачной манере, – всё так и задумано.

Антиутопия.

И всё.

Тишина. Не та тишина, что была раньше, полная сдавленных криков и скрипа зубов. Нет. Это была новая тишина. Оглушительная, чистая, абсолютная. Словно гигантский механизм, работавший веками, наконец-то остановился. Скрип перьев, шелест бумаги, лязг штемпелей — всё стихло.

И по городу прокатился вздох. Не стон отчаяния, а вздох облегчения. Глубокий, грудной, освобождающий. Словно пациент, которого годами резали без наркоза, вдруг услышал от хирурга: «Всё. Больше нечего отрезать. Вы — идеальны».

Мы вышли на улицы. Мы смотрели друг на друга. В глазах больше не было страха. Страх — это продукт неопределенности, дитя слова «завтра». А «завтра» отменили. Его запретили последним. Мы достигли дна. Каменного, твердого, надежного дна, от которого можно было оттолкнуться. Но куда?

А никуда. И в этом был весь кайф.

Власть, этот гениальный хирург, в своем стремлении создать идеального, полностью контролируемого пациента, добилась невозможного. Она ампутировала нам орган, отвечающий за страх, надежду, желание и смысл. Она так старательно зачищала наше внутреннее пространство, что в итоге оставила там идеальную, стерильную, сияющую Пустоту.

И в этой Пустоте мы вдруг осознали: это и есть свобода. Не та, о которой орали бородатые идиоты с брошюрами, — свобода выбора, свобода слова, блядская свобода передвижения. Это все суета. Настоящая свобода — это свобода *от* всего этого. Свобода от необходимости выбирать, говорить, двигаться. Свобода от самого себя.

Теперь ничего нельзя. А значит, не нужно ломать голову, что делать. Теперь ничего не страшно. А значит, можно смотреть в лицо чему угодно с одинаково стеклянным спокойствием. Теперь ничего не нужно. А значит, ты неуязвим.

Мы бродили по стерильным улицам, и в наших черепных коробках гулял ветер великого Ничто. Мы были богами этого нового мира, потому что богам на всё похуй. Они не суетятся. Они просто есть. Система победила. Она довела свою логику до абсолютного конца, до абсурда, до черной дыры, и в этой черной дыре сама же и растворилась, оставив нас — свои идеальные творения.

Они забрали у нас всё, чтобы оставить нам Ничто. И только в этом Ничто, в его звенящей, идеальной пустоте, мы наконец-то обрели Всё. Мы стали чистым сознанием, созерцающим конец игры. И это, я вам скажу, было охуенно.