Я русский
1912 год.
Марья Сергеевна ахнула и выронила письмо.
- Что там? - Всполошился муж.
- Петеньку убилиии, - заголосила мать, - Товарищ его, из Туркестанского сапёрного батальона, пишет. Он его спас, а сам, а сам... Там восстание случилось.
- Беда! - Оцепенел отец, затем встрепенулся, - Тиши ты. Лизонька как два часа родила. Услышит. Молоко пропадет. Чем парня кормить будем?
Он подошел к жене, обнял и прижал ее к себе. Беззвучно заплакал.
- Держись, мать. Ради внука, Ивана Петровича, держись. Мы Лизоньке, пока, ничего говорить не будем. Окрепнет, после родов, тогда и скажем. - Он ласково гладил жену по голове. - А Петеньку не вернешь. Он русский офицер! Он за Россию погиб! За всех нас!
1942 год.
С трудом преодолевая туберкулезный кашель, старый урка зашел в барак.
- Эй, политический, - он прищурился, скользя взглядом по зекам, - Выдь. Разговор есть.
Ивану Петровичу не хотелось вставать с нагретого места. После тяжелой работы, ноги и руки плохо слушались. Но не поспоришь. Порядки надо уважать. Иначе не выжить.
- Курить будешь? - Урка протянул самокрутку.
Иван Петрович кивнул. Они молча закурили.
- Тут слух дошел, - степенно начал урка, - Батальоны из зеков формируют. На фронт отправляют. Судачат, до первой крови. А потом амнистия. Ты веришь?
Иван Петрович пожал плечами.
- А ты как? Пойдешь? - Затянулся урка.
- Пойду. Я русский офицер.
- Офицер, - презрительно произнес урка и сплюнул, - Что ж ты, офицер, с нами сейчас баланду хлебаешь, а не там, за забором водку жрешь? - Старик закашлялся. - Тебя в говно, а ты...
- А ты Россию, - Иван Петрович резко повернулся к старику, - С этими псами не путай. Фашисты, на нашей земле, уже год как хозяйничают. Наших матерей, жен и детей убивают. Да я их без оружия, зубами грызть буду. Вот этими руками все внутренности выпотрошу. Моя это Родина! Хоть и непутевая, но моя!
Урка зло зыркнул. Иван Петрович понял, что перешел границу дозволенного и замолчал.
- Наши тебя не тронут. - После длительного молчания, произнес урка. - Только обещай, если попадешь на фронт, убей хоть одного фрица, за меня. Мне уже не доведется. - Урка вздохнул и резко, со злостью прошипел. - Пшел отсюда. Офицер.
1982 год.
Сергей Иванович нерешительно топтался возле входной двери собственной квартиры. Оленька, как чувствовала, распахнула дверь, прижала палец к губам.
- Тише. Еле уложила. Капризничает целый день. Зубки лезут. - Тихо прошептала она. - Что так поздно? Я уже два раза ужин разогревала.
- Идем на кухню, - едва слышно, произнес мужчина, - А Танюша уроки сделала?
- Ты ей обещал с физикой помочь. Она ждала. - Жена всплеснула руками, - Уснула. А я с Павликом провозилась. Еле утихомирила.
Сергей Иванович сел за стол и отвел взгляд от жены.
- Я в командировку уезжаю. Завтра. - Твердо произнес он.
- Туда? - И не дождавшись ответа, заголосила. - Не пущу! Сережа, у тебя двое детей! Не пущу!
Сергей Иванович вскочил, крепко прижал жену к себе.
- Дети проснуться. Не кричи. Не пугай их. - Он ласково поцеловал заплаканное лицо Оленьки и тихо прошептал ей на ушко. - Ты же жена офицера. Знаешь, если Родина прикажет, я встану на ее защиту.
- Какая защита? Где мы, а где Афганистан? - Всхлипнула жена. - Ты же знаешь, что там творится. Сколько про это на кухне шептались, сколько слухов ходит.
- А ты слухам не верь. - Твердо сказал Сергей Иванович. - Я советский офицер. Это мой долг. А ты жди и верь. Вон, моя мать ждала отца, он и вернулся живым. Лагеря прошел, штрафбат прошел. В Вене Победу встретил. А все почему?
- Почему? - Прошептала Оленька.
- Потому, что любила и верила. А я за вас горы сверну и вернусь. Мы русские. Нас не сломить. Мы упрямые и живучие.
2022 год.
- Товарищ майор, разрешите? - В проеме двери замаячил силуэт сержанта.
Павел Сергеевич устало махнул рукой.
- Что там у Вас, Сидорчук? Была команда отдыхать.
- Да, там у нас, - Замялся сержант и улыбнулся, - Парламентер пришел. Нет, товарищ майор, это надо видеть. - парень не выдержал и заржал.
- Какой парламентер? - Не понял Павел Сергеевич и вышел из комнаты.
Возле здания, окруженный бойцами, стоял парнишка, лет двадцати. В кулаке зажата белая тряпка. Рядом с ним смирно сидел пес, дворянской породы. На шее собаки висела табличка с надписью "Гитлер капут." Увидев офицера, парень принял стойку команды "смирно". Собака уселась, подняв передние лапы и задрала морду кверху.
- Вы кто? - Улыбнулся Павел Сергеевич и скомандовал. - Вольно!
Собака опустила лапы на землю и заглянула в глаза хозяину.
- Мы сдаваться пришли. - Парень зыркнул на собаку, она быстро приняла прежнюю позу. - Но мы не одни, нас много.
- И все с собаками? - Усмехнулся майор.
- Нет, - стушевался парнишка, - Рекс у нас один. Да и он не наш. Прибился. Ну мы и кормим.
- А остальные где? И сколько вас?
- Туточки. Меня спросить отправили. Если мы сдадимся, вы нас не поубиваете? А то нам назад нельзя. Мы сейчас дезертиры. А у меня мама в Донецке. Она очень волнуется. Мне ей как то сказать надо, что живой я.
- Не поубиваем, - успокоил парня Павел Сергеевич. - Так, где остальные и сколько вас?
- Нас пятеро. Там, в овраге ховаются, - парень махнул рукой, - Мы на заработках в Киеве были. А нас поймали и на фронт отправили. А мы, как приехали, сразу утекли. А шо? - Он пожал плечами. - Мы же русские.
Павел Сергеевич зашел в комнату, подошел к окну и достал фотографию семьи. Двое молодых парней и жена улыбались ему.
- Родные мои, - тихо прошептал он, - Все будет хорошо. Простите, но я не могу иначе. Я русский, я офицер. И место мое сейчас здесь. Таких же, русских пацанов спасать и матерям возвращать.
Источник: zen.yandex.ru/id/605c8a4c07ebc13543f91a52 Я ВАМ РАССКАЖУ...
По воле судьбы. Дезертир. 39 глава. (Лихие 90-е).Из князи в грязи
06 мая 1996 года.
Дорога вниз имеет мало остановок.
Т.Драйзер.
Комната для умывания погрузилась в клубы едкого, специфического дыма. "Скрестив" для наилучшего потребления, ведро да обрезанную пластиковую бутылку, внедрив в процесс инженерную мысль, Волков в окружении своих опричников, погружался в мир раскрашенных иллюзий. Периодически тишину отбившейся роты нарушал сдавленный кашель и хруст сжимаемого давлением воды, пластика. Вальяжно раскинув на протертом бойцами практически до дыр, кафеле, ноги в гражданских тапочках, сержант Волков, рассматривал позеленевшую от времени трещину на стене. Примерно такую же трещину он ощущал на теле своего самолюбия. За год ежедневного прессинга, он так и не смог сломить волю непокорного бойца. Бить, гасить, топтать, как вариант, был уже исключен давно, с момента, как двое его "коллег по цеху", из соседнего подразделения поехали на перевоспитание в "дисбат". Так же еще один отчаянный дембель, негодуя по поводу пропавшей с тумбочки пачки сигарет, залепив затрещину дневальному, подломил последнему челюсть, и как итог, сменил дембельский поезд, на столыпинский вагон.
Набиравшая обороты кампания по искоренению неуставных отношений и дедовщины в армии, под знамёнами комитета солдатских матерей, да и профильных общественных объединений, начинала приносить свои плоды. Ежедневные телесные осмотры личного состава, показательные суды становились нормой, медленно но верно меняя не только устоявшийся армейский быт и уклад, но и оголяя огрехи в самом механизме управления личным составом. Офицеры над которыми как дамоклов меч повисла персональная ответственность за подчиненных, старались не замалчивать о выявленных фактах неуставных взаимоотношений, а наоборот докладывали обо всем и всех, нещадно карая оступившихся. На фоне этих событий, Волков предпочел угомонить свои таланты, но рвущаяся наружу неудержимая ненависть, зачастую просто отключала голову и рассудок.
Капитан Трегубенко внимательно отнесся к очевидному конфликту между Ивлевым и Волковым, и снятая стружка с зарвавшегося сержанта, и откровенный разговор по душам на первых порах приземлили взлетевшего до небес отрицательного лидера. Максим, несмотря на постоянную прописку в наряде по столовой, чувствовал себя комфортно, и Трегубенко принял решение локализовать возможные трения среди бойцов, определив Ивлева на блатную должность хлебореза. "Обнулив" часть долгов начпрода, майора с говорящей фамилией Булкин, совместными усилиями внесли корректировки по должностям и для Максима началась не служба а малина. Не уходящее, сосущее чувство голода у бойцов, в довольно короткий промежуток времени вознесли авторитет Макса практически до небес, он стал тем, с кем можно решать вопросы и сращивать темы. С самого подъема, у обшарпанных дверей хлеборезки появлялись доверенные, "шарящие", и особо приближенные к авторитетным лицам подразделений воины, получавшие свой паёк, для обмена на всевозможные "ништяки", в расположенном неподалеку поселке. Налаженный канал, ежедневно, с лихвой обеспечивал страждущих алкоголем, веществами растительного происхождения, да и всем тем, чем можно было подсластить суровые армейские будни.
Осторожно, балансируя как на лезвии бритвы, стараясь не борзеть, но в то же время способствуя исправному сбыту продуктов находящихся в его ведении за забор, Макс снискал расположение и у всевозможных начальников пищеблока, заканчивая самим майором Булкиным. Грамотная политика Ивлева, позволила всем причастным к обезжириванию личного состава, под другим углом увидеть масштаб растаскивания съестных припасов, увеличив в свою пользу экспроприацию "избытка" продуктов.
За очередной "чашкой чая", слушая хвалебные арии начпрода в отношении скромной личности Ивлева, а так же личной дальнозоркости, капитан Трегубенко улыбаясь для себя отметил, что принятое им решение не только позволило оградить его от маячивших впереди проблем, но и сделать обязанным самого майора.
Перед новым 1996 годом, Максим с удовлетворением посматривал на отсвечивающие металлом лычки младшего сержанта на погонах, не замечая откровенно злобных взглядов Волкова.
Конечно, взлет Максима на блатную должность, не прошёл без появления новых врагов и завистников, но страх расправы от прикормленных дембелей, сдерживали негативные настроения недругов.
Злость и неудовлетворение запертые где то в районе грудной клетки, не давали Волкову дышать, а приказ о присвоении воинского звания его злейшему врагу, просто запалил факел, испепеляя сержанта изнутри.
Степан Волков стал заложником своих мрачных мыслей и навязчивых идей. Образ кровавой расправы над Ивлевым, пестрым баннером закрывал обзор на окружающее, мешая трезво мыслить. Нет, его не пугало это чувство, оно было привычным, единственное, его начинало беспокоить отсутствие разрядки, да и сила самих желаний, толкающих на очевидное преступление.
Максим не смотря на возросшую на порядок нагрузку, чувствовал себя на своем месте. Служебные обязанности проглатывали время, приближая неизбежный дембель, веером перекидывая листки календаря. Иногда Ивлев ловил себя на мысли, что он ждет гораздо сильнее убытие Волкова, нежели свою демобилизацию, и в такие минуты, время буквально останавливало свой ход. Устранившись от казарменной бытовухи, исключая случайные встречи, с вызывающими тревогу сослуживцами, Макс предпочитал "загаситься" в пахнущем хлебом помещении, заперевшись на все замки, проваливаясь в сладкий солдатский сон.
Грохот по держащейся на честном слове двери, выбил Макса из эйфории безмятежного сна. Вскочив на не слушающиеся спросонья ноги, он поспешил удовлетворить неуемное желание неизвестного за дверью, попасть в хлеборезку. Отворив с честью выдержавшую натиск ударов оббитую внутри листом железа, дверь, Макс, испытал смесь чувств, от недоумения до сосущего под ложечкой страха.
Заполнив своим массивным телом почти весь дверной проем, заложив большие пальцы за свисающий ниже пупа ремень, стоял Волков. Увидев заспанное лицо Ивлева, сержант скорчил трагичную гримасу:
-Что чепушилка, дядя сержант украл твой безмятежный сон? - Волков явно издевался над не успевшим прийти в себя Максимом, и чувствуя свою обезоруживающую противника внезапность, он зашел в помещение, загнав Макса в угол.
-Гнидёныш, пока пацаны службу тянут, набиваешь свою требуху? - сержант угрожающе приблизился к впечатавшемуся в разделочный стол Максиму.
-Ну все ссученый, лафа твоя кончилась, папа капитан убывает от нас, и его беззащитная сыкуха доченька, поступает в наше распоряжение,- лицо Волкова расплылось в широком оскале.
Максим потихоньку начинал брать себя в руки, с огромным усилием пытаясь угомонить бьющие дрожью колени. Ладонь случайно накрыла огромный разделочный нож для хлеба. Волков не стал форсировать события, посчитав что психологический прессинг достиг желаемой цели, с издевкой поправил у Максима, съехавший набок воротник, и ухмыльнувшись ему прямо в лицо, вышел за двери, с силой пнув стоящее возле дверей, ведро.
Максим молча смотрел в полотно захлопнутой двери. Конечно год расслабленной службы, притупил чувство опасности и страха, сделав их далекими и не осязаемыми. Оградившись железным авторитетом замполита от происходящей жизни в казарме , он начал чувствовать себя защищенным со всех сторон, утратив чувство реальности.
Тоска, и ожидание необходимого противостояния, выбили парня из колеи, парализовав возможность нормально выполнять свою работу. Дурные мысли заполнили все вокруг, вернув позабытые волнения и тревогу.
Продолжение следует...
Уважаемый читатель, если Вам по душе мое творчество, будьте добры, поддержите начинающего автора лайком, это мне очень необходимо. Пишите комментарии, с радостью отвечу на каждый. Огромная признательность за внимание к моему произведению.
Подписывайтесь на канал. С Вас лайк и подписка, с моей стороны интересный контент.
Начало можно найти пройдя по ссылке на канал.
https://zen.yandex.ru/id/5fcb3c963b032f0d69ba945a
С уважением, Муромский Елисей.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Офицеры, россияне... (с)
История рассказана моей подругой.
Эта самая подруга в свое время окончила Институт Иностранных Языков,
приобрела специальность переводчика. А эта специальность, кроме всего
прочего, является военно-учётной, то есть ей надо было прийти в
военкомат и встать там на учёт, получив при этом военный билет с
офицерским званием. Она и пошла.
Надо сказать, что подруга моя очень маленького роста, миниатюрная,
запросто можно принять за школьницу, и при этом она обладает очень
тихим голосом и робким характером.
Приходит она, значит, в военкомат, и, жутко краснея, несмело так
спрашивает у дежурного (который при входе сидит):
- Скажите, пожалуйста, а где получают офицерские документы ?
Дежурный, как вполне здравомыслящий человек, увидев перед собой
"школьницу", сказал:
- Пусть лучше твой брат сам придёт.
На что подруга, вконец засмущавшись, достойно ответила:
- А офицер - это я...
Жалко, не видел я того дежурного в этот момент...
(с) Andrey
04.10.1998
Отчаянный офицер или страх и ненависть в метрополитене. Художественный рассказ
Лёгкий будничный недосып разбавило оповещение на телефоне. Лёха поставил мне лайк на какую-то фотографию с курсов повышения квалификации. Он всегда удивлял своей запоздалой реакцией в два-три года, но упрекнуть его в неискренности было нельзя. Пусть ненамного, но моё настроение поднялось. Всегда приятно видеть такие жесты от бывших коллег.
Эти думки были оборваны звонком из управления. Придётся туда скататься. Посреди недели свалить из таможни куда-нибудь - милое дело, хоть визит в управление и нельзя назвать лучшей из альтернатив.
Проходя через турникеты метрополитена, с некоторых пор я чаще стал обращать внимание на людей по сторонам. Внутренний считыватель "своих" работает лучше любой Гали из Пятёрочки. Заодно можно увидеть, кто сегодня сжирает трудовое время в рабочих поездках. Спустившись по эскалатору, я догнал девчулю, которую видел на какой-то из комплексных проверок. Я был уверен, что нам по пути.
Не подавая виду, что не помню (а если быть точнее - не знаю) её имени, я предложил составить ей компанию в этом нехитром путешествии. Она согласилась, и мы зашли в вагон прибывшего поезда. Беседа свелась к обмену какими-то новыми слухами, но уловить общую нить разговора было тяжело. Периодически в вагоне пропадал свет, а скорость поезда менялась нехарактерными рывками. Когда состав миновал нашу станцию без остановки, я всерьёз заволновался.
Голос в громкоговорилке заявил, что поезд захвачен. Я подумал, что попал на съёмки какого-то шоу. На моей памяти никто ещё не угонял поезд метро. Куда его девать-то. Мой оптимизм улетучился при появлении из кабинки машиниста человека в маске и с автоматом наперевес. Началась паника, захлебнувшаяся безмолвным ужасом от хаотичных выстрелов захватчика. С каждой секундой это всё меньше походило на розыгрыш. Поезд продолжал движение.
Вскоре мы приехали на конечную станцию ветки метро. Народу на платформе было на удивление мало, не больше 5-7 человек. Поезд остановился, постоял с закрытыми дверями и поехал дальше, никого не выпустив и не впустив. Я кинул быстрый взгляд на дальние вагоны. Люди бились в истерике.
Захватчик покачивался в такт движения состава, оставив кабину машиниста пустой. Мы едем в депо? Нет, похоже, это снова какая-то станция, только я её отчаянно не узнаю. Поезд остановился. Человек в маске вернулся к переговорному устройству и сообщил всем по громкой связи, что по периметру станции заложены бомбы, любое вмешательство извне вызовет цепную реакцию взрывов, которая дойдёт до жилых домов поблизости.
С коротким смешком он объявил всех нас заложниками. Девчулю, которой повезло составить мне компанию, трясло. Успокоить её в таких условиях было тяжело. Особенно, когда сам с трудом понимаешь, что происходит. Очевидно, что мы оказались в руках психопата. Причём не просто психа с дурки, а того, кто смог сделать нечто за пределами возможностей обычного человека.
Адреналин обострил восприятие настолько, что я, сам того до конца не осознавая, узнал эту походку и интонации. Я уставился прямо в глаза захватчику. Взгляда тот не отводил. После полуминутной паузы он снял маску. Это был Лёха...
Наше долгое с ним знакомство сильно экономило время. Он говорил кусками, обрывисто. Сомнений не было: он прекрасно понимает, что делает. И, главное, зачем. Со стороны это выглядело как монолог поехавшего психа незнакомцу. Жаль, оценить было некому, люди вокруг были в состоянии слышать только стук собственных сердец.
Только мы двое понимали, что происходит на самом деле. Страшнее всего мне было за девчушку, которая закрылась кожаной курткой, чтобы не видеть происходящего. Я понимал: если он её узнает, может случиться непоправимое. Именно она нашла нарушения, из-за которых его уволили из органов на год до пенсии.
Хладнокровие захватчика было весьма шатким и, скорее, показным. Он мог в любой момент потерять контроль над собой. И тогда всё взорвётся к чертям, подумал я. Лёха не был похож на человека, которому есть, что терять. Он долго готовился к этому, даже стал работником метрополитена, затаив в себе бомбу замедленного действия. Он даже подгадал день, когда основные силы правопорядка будут увлечены другими государственными делами.
Ещё он, конечно, прекрасно понимал, что его ликвидируют, это лишь вопрос времени. Причины его безумия мне были понятны. И в своей решительности он был полным антагонистом тех, кто стал катализатором его маниакальности.
Я не нашёл ничего лучше, чем повторить ровно то, что сказал после его приказа об увольнении. Он стал громко смеяться, словно герой фильма DC. Напряжение росло. Я старался тянуть время. Может, СОБР уже на подходе к станции метро, чтобы прекратить это безумие? В конце концов, позади нас ещё несколько вагонов, полных людей, хоть кто-нибудь из них уже мог что-то сделать, позвонить, написать…
Лёха продолжал монолог. Мои надежды таяли по мере того, как он перекатывался с истерики на глубокий смех, обрисовывая ситуацию. Оказалось, что приехали мы на недостроенную и законсервированную станцию метро. О том, что мы в заложниках, никто не знает. Мобильной связи здесь нет.
Потом Лёха достал нож. Он всегда увлекался ножами. Казалось, всё авито скупил. Бывший таможенник стал ходить из стороны в сторону, как бы рассеянно подбрасывая оружие вверх и приземляя его обратно в руку. Вдруг он метнул нож в сторону девушки, высунувшей голову из-под куртки. Я был обездвижен шоком. Нож попал в цель.
Лёха подбежал к девушке, рассмеялся и что-то пробурчал про возмездие. Внутри себя я кричал, но в реальности не мог издать ни звука. Язык и конечности онемели. Я отказывался осознавать, что это происходит на самом деле. Лёха стал копаться в её сумке. Зачем ему это? Не за деньгами же он полез.
Лёха пролистывал странички найденного в сумке паспорта и внезапно поменялся в лице. Мгновение - и он воткнулся горлом в собственный нож. Я подбежал к нему, пытаясь подхватить, но не успел. Из его рук выпал паспорт девушки и чёрно-белое фото. На нём был Лёха с маленькой новорождённой девочкой на руках....
Всем добрый вечер друзья и мои подписчики! Продолжение книги. Удачи вам!
Начальник оперативной части пребывал в удручённом состоянии. Привлечённые для наблюдения за Кравцовым внештатные сотрудники доложили, что потеряли объект. С их слов Кравцов подъехал к рынку, оставил машину на стоянке и пошёл пешком непосредственно на сам рынок, где, воспользовавшись многочисленностью покупателей оторвался от слежки. Надеясь, что Кравцов рано или поздно вернётся к машине, они держали под присмотром, как им казалось, единственный выезд со стоянки. Но объект к машине не возвращался. После безрезультатного ожидания было решено проверить машину Кравцова, но сотрудник, который пошёл на стоянку вернулся в смятении: машина отсутствовала. Как оказалось, для удобства покупателей, приехавших на авто, администрация стоянки, с целью исключить автомобильные заторы, с недавних пор соорудила ещё один выезд. Теперь их было два: один на сторону рынка, другой на противоположную сторону. Этот факт, наружка за Кравцовым по непонятной причине во внимание не взяла. Где теперь искать Кравцова, подполковник не знал.
Генерал нервозно ходил по комнате из угла в угол. У двери по стойке «смирно» стоял побледневший начальник оперативной части.
- Ты где набрал этих болванов!? – распылялся слюной Виктор
Владимирович. – Ты за что им деньги платишь? За идиотизм? Они же реально не хотят думать. Если мы сейчас не выйдем на стрелка, которого нанял Кравцов, грош цена и тебе как начальнику оперативной части и всему твоему отделу. Немедленно собирай всех своих ребят и исправляй ошибки. Ищи мне Кравцова. Ты меня понял?
- Так точно – громко заявил подполковник.
Генерал немного успокоился. Этим воспользовался начальник оперативной части
- Разрешите обратится Виктор Владимирович?
- Обращайся Коля.
- Я понимаю так, что препятствовать устранению лидеров ОПГ мы как бы не собираемся. Это даже нам на руку, избавимся от тяготивших нас проблем. Однако, сам факт предательства Кравцова будет лежать чёрным пятном на структуре. Я подумал…
- Ты правильно подумал – тихо сказал генерал, так и не дав ему полностью высказать своё мнение. – Я тоже считаю, что избежать такого позора мы сможем только увы единственным способом. Но всему своё время. Твоя задача сейчас Коля — это сопровождать Кравцова и его стрелка до самого финиша, а потом…- Генерал замолчал, давая возможность начальнику оперативной части самому закончить его мысль.
- Я вас понял товарищ генерал – сказал подполковник. – Всё сделаем чисто.
Виктор Владимирович удовлетворённо вздохнул.
- Ну вот и хорошо. Ты Коля иди, а мне нужно позаниматься. Как будут новости дай мне знать.
После ухода начальника оперативной части генерал закрутил педали велосипедного тренажёра, раздумывая о сложившейся ситуации вокруг Кравцова. До встречи главарей преступных группировок осталось ровно семь дней, но Кравцов ведёт себя странно, словно играет в кошки мышки. Деньги, взятые с бизнесменов за решение вопроса, уже находились в тайнике загородного дома. Но правильно и полезно ими распорядиться, Виктор Владимирович пока не мог. В случае провала операции их придётся вернуть, причём с процентами. И с немаленькими. Мало того, кто-то из этих толстосумов может попросту слить и его самого. Следственный комитет в последнее время сильно обновляется, приходят новые амбициозные прокуроры, формируются так называемые кланы со своими понятиями и запросами. А тех, на кого можно было положиться, осталось с гулькин нос. Пенсионеров выперли на пенсию, подчистую.
- Тут какие-то железячки лежат – улыбнувшись сказала Танька.
- Ну так вытаскивай. Помочь тебе я не могу, это же мой сюрприз.
- Придётся вытаскивать двумя руками. – Она засунула в сумку вторую руку и шутливо по-детски кряхтя вытащила два пистолета. Тут же положив их рядом с собой на кресло полезла в сумку опять. Вытащив третий, выдохнула. – Фу, теперь вроде всё.
— Вот и молодец – похвалил её Сергей. – Ну как тебе сюрприз?
- А они настоящие? А... Я поняла. Это зажигалки и поэтому ты мне их подарил. Да?
Сергей взял пистолет и передёрнув затвор несколько раз выстрелил по бутылкам. Было хорошо видно, как поллитровки разлетались на осколки.
Он посмотрел на Таньку и к своему удивлению не заметил на её лице какого-либо испуга или страха.
- Теперь ты – он протянул ей пистолет.
Она осторожно взяла оружие и вытянув руку перед собой стала прицеливаться.
– Прицелилась?
- Да.
- Стреляй.
Раздался выстрел. Сергей краем уха уловил звон стекла.
- А ну-ка ещё.
Танька выстрелила три раза подряд. Звон стекла повторился.
- Опусти ствол – произнёс Сергей и пошёл к бутылкам.
Из двадцати выложенных на камнях бутылок осталось одиннадцать. Девять уничтожено. Пока шёл считал. «Моих выстрелов пять — это пять бутылок. Четыре выстрела её. Значит, каждый её выстрел попал в цель. Неплохо, однако».
Танька сидела молча, наблюдая за Сергеем.
- Коротко об этих зажигалках – произнёс Сергей. – Автоматический пистолет Стечкина, разработан в начале пятидесятых годов. Носит название по фамилии конструктора Стечкина. Принят на вооружение в пятьдесят первом. Укомплектован кобурой-прикладом. Калибр девять миллиметров. Имеет двухрядный магазин на двадцать патронов. У данного пистолета есть огромное преимущество перед другими пистолетами: он может стрелять очередями. Для этого достаточно перевести вот этот флажок – Сергей указал Таньке пальцем на предохранитель, - вот в это положение. И мы получаем непрерывный огонь. Завтра ты постреляешь из него очередями. А сейчас нам пора на ужин. Я хочу приготовить для тебя хороший кусок мяса.
- Я люблю мясо, но правда очень давно его не ела – сказала Танька. - А можно мы завтра постреляем подольше?
- Да – ответил Сергей. — Завтра мы будем стрелять очень много.
За ужином он решил без утайки вывести Таньку на откровенный разговор и предложить ей грандиозный по своим масштабам контракт.
Полет
Это случилось несколько лет назад. Я тогда отдыхала у тети Светы под Питером. Ее муж Слава был военный летчик, поэтому мы жили в маленьком, обнесенном забором и проверочными пунктами, военном городке.
Минус (или плюс) города был в том, что все друг друга знали, хорошо ладили, вместе праздновали и горевали. Полеты проходили в две смены и, мы - жены, дети - обязательно всех провожали. Конечно, ничего произойти не могло, но все всё равно переживали. И от этого было как-то по-домашнему тепло.
Сначала я очень боялась внезапного грохота самолетов. Мне все время казалось, что началась война. Я испуганно выбегала на балкон и смотрела в небо в поиске всяких вражеских летчиков и парашютистов. Потом подбегал Димка, мой племянник, дергал меня за футболку, тыкал пальчиком в небо и радостно говорил: "Няня! Папа!" И мне казалось, что я видела славин самолет.
Вечером мужья приходили домой и рассказывали что- нибудь веселое. Мы в ответ делились своими глупостями. В общем, в военном городке все было мирно.
Я быстро узнала всех соседей, но сейчас помню лишь одних. Они жили выше нас. Красивая пара - двадцатилетняя Катя, которая была на 6 месяце беременности, и ее муж Саша. Слава хорошо дружил с ним, они всегда вместе уходили летать.
В тот день у Славы была первая смена. Сверху уже спустился Саша и ждал его у дверей. Мы пожелали им удачи, помахали с балкона и разошлись по своим делам - я нянчить Димку и строить гараж из кубиков, Света – печь пироги.
К обеду мы уже построили и сломали три гаража и решили пойти погулять. Я зашла на кухню, чтобы предупредить Свету и столкнулась с ней почти в дверях.
-Слышишь? – спросила она. - Не летают. Середина смены, понимаешь?
Света начала вытирать руки о свой клетчатый фартук и делала это очень долго. Сняв его, она дернула дверную ручку, и ручка затряслась в какой-то громкой судороге.
Мы вышли из дома и влились в толпу женщин с такими же, как и у Светы, тревожными глазами. Все шли к военной части – маленькому зданию в самом центре города.
Было тихо, пока двери части не открылись. Смена закончилась досрочно, и каждый подходил к своей жене, рассеяно целовал в щеку, и они уходили о чем-то шепчась. Время будто остановилось. Это было невыносимо. Кто-то из ушедших женщин охал и сдерживал всхлип.
К счастью, вышел Слава. Двери части закрылись. Я посмотрела вокруг и неожиданно увидела Катю. Она стояла одна. Из части снова кто- то вышел. Катя дернулась, но это был не Саша.
Я до сих пор помню, как менялось ее лицо – сначала оно побелело, потом все задергалось, как будто кто-то тянул за нитки в разные стороны кончики губ. Потом она вскрикнула и упала в обморок.
В общем-то, все. Я помню серый закрытый гроб, в котором ничего не было, кроме, возможно, пепла. Я помню бледную Катю, которая смотрела своими большими глазами, из которых лились ручьем слезы, и дрожащим голосом умоляла открыть гроб: “Я только волосы его поглажу, только волосы, пожалуйста! Только волосы…” Слава тогда держался. Я давилась слезами, закрыв губы ладонью. Света уткнулась в плечо мужа и не смотрела в сторону гроба
Как потом оказалось, Саше в двигатель самолета попала птица. Просто птица, которая была ни своей, ни чужой и тоже любила небо. Я часто представляю, что его маленькая дочка спрашивает о папе, а Катя показывает его фото в форме, где он у самолета, и говорит: " Это твой папа. Он летчик. Он улетел и скоро вернется". Вот дочка кивает кудрявой головкой, смотрит синими глазами, такая похожая на папу...Она назвала ее Александрой.
P.S. Еще можно почитать здесь – https://vk.com/youthtalya и здесь – https://zen.yandex.ru/id/5c2e25fa53ab1800aaa6b415
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Человек, который смог поговорить о Боге...)
Недавно прочёл новость о том, что свидетели Иеговы находятся в состоянии, близком к шоку, после того, как узнали, что их планируют в скором времени запретить. Я бы, конечно, вообще выслал их на Юпитер, газ добывать, но не в этом суть.
Вот этим ветром навеяло мне старую историю, рассказанную непосредственно главным героем событий.
Было это году в 2006 – 2007. Наш герой – назовём его Федя, после тщетных попыток перевестись из отдаленной воинской части в военную комендатуру базы дальней авиации города Э., в звании майора уволился с военной службы напрочь. С дальним прицелом, чтобы впоследствии восстановиться в желаемой должности.
Для непосвящённых поясню – перевестись всегда очень трудно. Потому что хорошего офицера хрен отпустят, а плохой и нах@р никому не нужен. Именно поэтому хорошим офицерам писались такие отвратные служебные характеристики, что с ними и в запрещённую в России ИГИЛ не взяли бы, а дурни, которых гнать надо поганой метлой, получали чуть ли не представления к званию героев галактики, и отправлялись в академию, лишь бы с глаз долой.
Так вот, наш Федя завис в неопределенном состоянии, ждал документов из военкомата, и в выходные, а также в свободное от подработок время, маялся от скуки.
В один из таких дней к нему и постучали.
Федя посмотрел в глазок, и улыбнулся. Там стояли двое – мальчик, и мальчик. В галстучках.
- Не хотите ли поговорить о Боге?
- Конечно же, хочу! – сказал Федя, и рывком распахнул дверь.
Мальчики впали в ступор. Такого они не слышали давно. Бочком, как два крабика, они протиснулись в прихожую и замерли.
- Давно хотел задать вопрос! – Федя сразу взял быка за рога.
- Какой вопрос? – мальчики начали потихонечку млеть. Происходящее выходило за привычные рамки.
- Вопрос, Который мучает меня давно! – Федя театрально воздел руки к небу. – Ответите на него, а после поговорим. Вот скажите, если я, допустим, умру, и душа моя попадёт, допустим, в ад, - буду ли я помнить о своей прошлой жизни? Буду ли я знать, что с моими родными?
- Мнэ-э-э…. Нет! – твёрдо сказал решительный мальчик.
- Ну, тогда мне с вами разговаривать не о чем. Пошли вон отсюда. – Федя снова распахнул дверь, и сделал приглашающий жест наружу.
- Как это? – Решительный мальчик растерялся. Нерешительный прижался к стене, и не отсвечивал.
- Да вот так. Сам посуди. Вот душа моя в аду. Терпит мучения. И я не знаю, за что мне всё это. Что же я такого совершил в жизни, что так мучаюсь? Какое же это в таком случае наказание? Я буду думать, что так и надо, так и должно быть. Теряется элемент воспитательного процесса! В общем, пошли вон, шарлатаны! Можете приходить, когда правильный ответ знать будете.
Остаток дня прошёл незаметно, а на следующее утро в дверь постучали вновь. Федя с улыбкой запустил гостей.
К решительному и нерешительному мальчикам добавилась битая жизнью тётенька, которая с ходу ринулась в бой.
- Вы знаете, - сказала она, - согласно «цитата из священной книги» вы будете помнить о своей прошлой жизни. Также вам будет известно о судьбе родных и близких. А теперь поговорим о Боге?
- А теперь тем более пошли вон, - сказал Федя. – Вообще с вами разговаривать не хочу!
- Почему это? – со святой троицы можно было писать картину «Иван Грозный о#уевает от своего сына».
- Да потому это! Вот смотри. Допустим я умер, а душа моя попала в рай. И вроде, должен скакать и радоваться. Но вот какая ситуация. Отец, мой родной человек, которого я любил и уважал, нагрешил где-то в жизни, и оказался в аду, и мучается там. А сосед, которого я ненавидел, падла, со мной в раю цветочки нюхает. Ну и что это за рай, в котором я буду каждый день так душевно нестабилен???
Битая жизнью тётенька молча открыла рот. Троица покинула жилое помещение.
На следующий день в Федину дверь постучал холёный мужик в дорогом костюме и очках в золотой оправе. Он оценивающе посмотрел на Федю. Федя оценивающе посмотрел на него. Потом они молча кивнули друг другу.
- Слушай, - сказал мужик, – я всякой х@рней заниматься не буду, да и ходить вокруг да около не привык. Мне про тебя рассказали. Впечатлён. Не хочешь у нас поработать? Зарплатой не обижу…