Погрешность
В тот день молодому физику Нику Уэллсу не везло с самого утра ― из-за капризов погоды его самолёт приземлился на запасной аэродром. Добираться до места назначения пришлось с приключениями, а уж что ждало его на старых улочках города…
Честно скажу, я начал волноваться уже с самого утра ― частный самолёт совершил посадку на небольшом аэродроме, где привычное современное здание аэропорта заменяло небольшое строение очень скромных размеров, внешне напоминавшее какой-нибудь старенький, уютный, но давно требовавший ремонта железнодорожный вокзал. Впрочем, и наполовину заросшая сорняками взлётно-посадочная полоса выглядела не лучше.
― Авиакомпания приносит свои извинения за причинённые неудобства, ― вслед за командиром экипажа, устало улыбаясь, повторяла стюардесса с грустными глазами, ― резкая смена погоды и штормовой ветер, необычный для этого времени года, заставили наш борт приземлиться на запасной аэродром. Но не стоит волноваться, господа ― вас уже ждёт комфортабельный автобус, за каких-то сорок минут он доставит всех к месту назначения…
Я вздохнул, вытирая пот с лица и шеи, ведь на улице было настоящее пекло, усаживаясь в обычный рейсовый, явно знавший лучшие времена автобус с неожиданно сломавшимся кондиционером и потёртыми сидениями:
― Как чувствовал, что добром это не кончится. Спрашивается, кто тянул меня за язык, обещая Мишелю заехать в его родной городок на юге Франции? Разве я не клялся Лили, что обязательно вернусь домой пораньше? И как теперь объяснить вечно раздражённой женщине на последнем месяце беременности, что её мужу вдруг нестерпимо захотелось встретиться с другом, которого не видел пять лет…
Двери закрылись, и автобус на удивление плавно тронулся с места. Пассажиры, на чём свет ругая компанию и отвратительное обслуживание, с трудом открывали окна, впуская в салон жаркий, но, во всяком случае, чистый воздух, сменивший бензиновые миазмы, которыми насквозь пропахла эта доисторическая рухлядь.
Но как только шестиколёсное «недоразумение» набрало скорость, прохладный ветерок остудил наши разгорячённые лица, и настроение у всех заметно улучшилось. Особенно после того, как усатый шофёр ― типичный кареглазый южанин, поприветствовав всех на борту «старушки Лиззи», с присущим только французам юмором рассказал её увлекательную историю. Перемежая своё остроумное повествование забавными шутками и анекдотами, так что вскоре в салоне установилось ещё более тёплая, чем снаружи, атмосфера всеобщего веселья.
В общем, я и не заметил, как мы добрались в маленький провинциальный городок, где мне и предстояло провести два дня с человеком… Впрочем, что я мог сказать о Мишеле, с которым познакомился несколько лет назад на ежегодной конференции в Париже? Невысокий худощавый мужчина средних лет с пронзительными синими глазами, абсолютно не соответствовавшим субтильному телосложению басом и… роскошными рыжими бакенбардами. Да, это выглядело по меньшей мере странно, словно в современный город заглянул человек из далёкого девятнадцатого века.
Нас познакомил один из моих коллег, и уже очень скоро я был просто очарован остроумием и умением французского профессора вести беседу на любые связанные с астрономией темы. Мишель был забавным чудаком и при этом настоящим профи в области изучения гравитационных волн ― тут двое учёных, что называется, «нашли друг друга». Ведь именно этот вопрос был темой научной работы, с которой я прилетел в тот год во Францию.
Слово за слово, мы пообещали друг другу обмениваться новостями и мнениями, что потом и делали в течение пяти лет, незаметно став настоящими друзьями. В последнем сообщении, узнав, что в этом месяце я буду по делам на родине галлов, Мишель с присущим ему напором уговорил «дорогого Ника обязательно навестить «старика с бакенбардами», которыми, к слову, очень гордился.
― Ты должен непременно приехать, Никки, когда ещё увидишь настоящий персиковый сад в цвету? Посидим в тени прекрасных деревьев, выпьем потрясающего сидра ― сам в прошлом году делал! ― и поговорим о жизни. Так хочется снова встретиться с тобой и познакомить с Ниной, моей верной спутницей уже двадцать лет. К тому же, последнее время в нашем городе происходят странные вещи ― будет, что обсудить… ― писал он, и, растрогавшись, я сдался, решив навестить его, несмотря на данное Лили слово.
Автовокзал, на котором нас высадил неунывающий весельчак Франсуа, выглядел вполне современно. Выпив чашку очень приличного кофе с ароматной сдобой, ещё раз внимательно изучил присланный Мишелем подробный, ведущий к дому маршрут. Правда, начинался он в другом месте, но это меня нисколько не смутило ― подумаешь, разве можно заблудиться в небольшом приморском городке, где проживают меньше пятидесяти тысяч человек? Это же не Нью-Йорк, в конце концов…
Я понял, что сбился с пути уже через пятнадцать минут после блуждания по кривым и узким улочкам города, которых в тщательно составленном другом «путеводителе» почему-то не было. Озираясь, «путешественник» стоял перед зданием оформленного под старину магазинчика в совершенно пустом переулке, ругая себя за то, что, как нормальный человек, не взял такси:
«Давно бы уже был на месте, придурок. Достопримечательности могли и потом вместе с Мишелем посмотреть. Да, уж если с утра не повезло…»
В этот момент из дверей магазина вышла одетая в длинное чёрное платье женщина с метлой в руке. Её седые косы были уложены вокруг головы в старомодной причёске. Не обращая на меня внимания, она принялась подметать улицу, что-то недовольно бурча себе под нос. И поскольку никого больше рядом не было, смущённо закашлявшись, обратился к ней на хорошем французском:
― Добрый день, мадам! Не подскажите, как выйти на улицу…
Старушка обернулась, и слова застряли в горле, словно споткнувшись о невидимый барьер: девушка с седыми волосами была очень молода и хороша собой. Её глаза с любопытством пробежались по фигуре незнакомца, и, как показалось, разочарованно вздёрнув носик, она ответила:
― Вы не пройдёте отсюда к «Rue de l'Avenir»[1], возвращайтесь назад. Вам здесь не место.
Показалось, что незнакомка вложила в последние слова какой-то особенный смысл, которого я не понял и поэтому, помявшись, попытался спросить снова. Но именно в это мгновение до меня дошло, что она произнесла название улицы, о которой я только подумал.
Это показалось забавным, и я решительно спросил:
― Тогда, возможно, здесь есть проход к…
Она оперлась о метлу, глядя на незнакомца с явным недовольством:
― Нет, и к «Rue Pasteur»[2] через наш переулок не пройти. Не теряйте времени, Николя, пока не поздно, возвращайтесь по своим следам. Впрочем, Вы уже опоздали… ― как-то мрачно констатировала она, показав куда-то за мою спину.
Напуганный её словами, обернулся, тут же невольно попятившись: переулок, из которого я недавно вышел, быстро заполнялся голубоватым туманом. В этом странном, возникшем из ниоткуда облаке уже скрылись стены и крыши соседних домов. Более того, часть улицы, начинавшейся за «старинным» магазинчиком, тоже таяла, словно растворяясь в непонятной субстанции, с каждой секундой становившейся всё темнее и темнее.
Первой очнулась девушка, крикнув:
― Следуйте за мной, Николя, или умрёте! ― она распахнула дверь магазина и, прежде чем исчезнуть за ней, добавила, ― закройте за собой и потом бегите, не останавливаясь, что бы Вам ни привиделось во мраке…
Языки «хищного» тумана, извиваясь, уже стелились по старой брусчатке, всё ближе подбираясь к ногам, а я ещё стоял, не в состоянии даже пошевелиться. И только когда где-то рядом в надвигавшейся на мир темноте раздался громкий звериный рык, а за ним ― отчаянный, полный ужаса человеческий вопль, в несколько прыжков преодолел немаленькое расстояние, отделявшее меня от спасительной двери.
Не помню, как я её закрывал ― грохот обезумевшего сердца заполнил не только голову, но и пространство вокруг. Что-то громко хлопнуло за спиной, и узкая полоса света погасла, тогда беглец неожиданно для самого себя подумал:
«Как же хорошо, что я успел… Ведь то, что находится там, за дверью, наверное, уже поглотило наш мир».
В голове вдруг возник образ огромного многолапого зверя с колючками и зазубренными иглами вместо шерсти, зубастой пастью раздиравшего на части маленький провинциальный городок. Кровь лилась изо рта чудовища, а оно довольно щурилось, словно кот на освещённой солнцем скамейке, время от времени слизывая шершавым языком красные пузыри с чёрных губ.
В его утробном ворчании мне слышались вопли и стоны умиравших людей, их умолявшие о помощи голоса кого-то звали. И, уже не сдерживая рвотные позывы, профессор Ник Уэллс, трусливо зажав уши руками, упал на колени, чувствуя, как пол податливо изгибается, готовый вот-вот прорваться, чтобы сбросить ещё одну жертву монстру в пасть.
Ускользнув из клетки памяти, прилетел еле слышный спасительный голос девушки с седыми волосами:
― Бегите, не останавливаясь, что бы Вам ни привиделось во мраке…
Обезумев от страха, я со стоном поднялся с колен, чтобы последовать этому совету… Но замер, не понимая, куда бежать ― повсюду был только пугающая темнота, а пол под ногами, словно издеваясь, продолжал ходить ходуном. Резкая трель мобильного сначала заставила меня истерично закричать, а затем лихорадочно ощупывать тонкий корпус в поисках заветной кнопки фонарика.
Дрожащее пятно света прорезало окружавший меня мрак, немного успокоив готовое сдаться сознание, показав, что я стою в бесконечном коридоре с огромным числом повторяющихся с обеих сторон дверей. Но в тот момент беглеца это не смутило: главное ― впереди лежал путь, по которому можно было двигаться. Тем более я не собирался открывать эти двери ― итак уже по горло был сыт кошмарами.
Первым порывом было бежать, не оглядываясь и не смотря по сторонам. И будь что будет ― должен же и этот коридор когда-нибудь закончиться. Но один взгляд вниз, туда, где должен был находиться пол, значительно поубавил моей решимости ― прямо у ног начинался огромный провал с отвесными стенами. Из его глубины раздавались отчётливое ворчание и подозрительный скрежет, словно что-то, тяжело дыша и отфыркиваясь, поднималось наверх.
Я замер, боясь пошевелиться, чувствуя, как вместе с неуверенностью растёт утихнувшая было дрожь моей неустойчивой опоры. И, стараясь подавить нараставшую панику, попытался себя уговорить:
«Спокойно, Ник, подумай как следует. Женщина в чёрном платье сказала ― беги… Зачем ей было обманывать? Если бы она хотела обречь незнакомца на смерть, могла просто оставить на улице, на растерзание страшному туману. Значит, была уверена, что отсюда можно выбраться».
Переведя дыхание, осветил фонариком расщелину ― блики заиграли на поверхности стеклянного пола, кое-где покрытого сетью пока ещё крошечных трещин. Одного взгляда на это хватило, чтобы меня затрясло. Но когда что-то с размаху ударило в стену так, что, не удержавшись, я упал, больно ударившись о невидимый угол и чуть не выронив телефон, стало очевидно ― больше медлить нельзя.
Встав, вытянул руку с фонариком так, чтобы луч света шёл только вперёд, и побежал по стеклянному настилу, повторяя вслух слова любимого детского стихотворения:
Был когда-то я знаком
С рыжим Мистером Жуком.
Познакомились мы так:
Мистер Жук, большой чудак,
Прямо, честно и открыто
Вечером упал в корыто.
Сосредоточившись на этих забавных строчках, я как мог старался игнорировать обрушившиеся на меня страшные звуки: хруст трескавшегося под весом взрослого человека пола, удары в стену неизвестной стихии, хлопанье открывавшихся и закрывавшихся дверей… А ещё крики, стоны, рёв и плач живых существ, перемежавшиеся с грохотом отбойного молотка и визгом циркулярной пилы.
Я не хотел этого слышать, а потому бежал, упрямо повторяя:
Я спросил его: "Куда Вы?
Вот так детские забавы!
Вы, наверное, хотите
Пароходом стать в корыте?"[3]
И даже когда этот хаос взорвал надрывный вопль новорождённого ребёнка, он меня не остановил ― я продолжать твердить стихи о приключениях Жука. Пока мир не расцвёл ослепительной вспышкой, заставившей «чтеца» наконец закрыть мокрые от слёз глаза, а вновь распахнув их, увидеть себя стоящим перед небольшим домом с черепичной крышей, утопающим в белоснежной пене цветущих деревьев.
Я был на месте ― табличка на стене гласила, что дом принадлежит месье Мишелю Маршаллу, профессору Сорбонны. Но после только что пережитого кошмара ноги не хотели слушаться, и вместо того чтобы сделать несколько шагов вперёд, я без сил прислонился к большому вязу, чувствуя, как его выпуклая, жёсткая кора щекочет почему-то обнажённую спину.
Хрупкая женщина с короткой стрижкой отложила грабли и, присмотревшись, всплеснув руками, закричала:
― Мишель! Скорее сюда ― кажется, с твоим другом что-то случилось…
Я прекрасно видел бегущую ко мне чету Маршалл, слышал причитания симпатичной женщины с серебристой проседью в волосах и восхитительными молодыми глазами ― вероятно, Нины, жены Мишеля. Понимал, как волнуется, протягивая сердечные капли в прозрачном стакане добродушный чудак-профессор, уговаривая немедленно их выпить и опереться на его плечо в делавшей его похожим на фермера простой клетчатой рубашке.
Но я не мог ни ответить на их добрые слова, ни просто пошевелиться ― случившиеся со мной не отпускало… Мадам Нина, видимо, первой поняла, что происходило, уверенно сказав супругу:
― У него шок, быстрее неси саквояж! ― и когда Мишель примчался из дома с чёрным, похожим на старинный «докторским» чемоданчиком, достав шприц и ампулу, очень профессионально поставила укол.
Не скажу, что сразу, но стало легче: я, хотя и не очень уверенно, смог поздороваться и даже, осмотрев себя, пошутить, что оказанный мне в городе приём был слишком горячим, раз даже одежду подпалило…
Примерно через час, окончательно придя в себя и переодевшись в оказавшиеся слишком короткими джинсы и футболку друга, сидя за щедро накрытым столом, пил ароматный чай с плюшками, рассказывая свои удивительные приключения. Мишель и Нина слушали, не перебивая, и, честно говоря, меня слегка смутило слишком уж серьёзное выражение их лиц.
На простодушный вопрос:
― Надеюсь, Вы не прогоните бедного физика, с которым от жары случилась такая неприятность? Я раньше никогда не терял сознания ― а на этот раз, похоже, здорово приложился головой, раз привиделась подобная чушь. Хорошо, что хоть не обобрали ― документы и карточки на месте… А что касается прожжённой и рваной одежды ― ума не приложу, где меня носило. Сам виноват ― надо было ловить такси.
Мадам Нина встала, дрожащей рукой поправив шёлковое платье:
― Пойду принесу побольше закусок, а ты, Мишель, расскажи Николя всё как есть. Не надо ничего скрывать ― у него на руке есть её отметина.
Пробормотав это, она почти выбежала из комнаты, виновато опустив голову. А друг, стараясь не смотреть в мои удивлённые глаза, вместо ответа похлопал по плечу, пока я с интересом разглядывал овальный след ожога на запястье:
― Ты только не волнуйся, Ник, и особенно не забивай голову… Нина слишком верит во всю эту мистическую чепуху и местные суеверия. Представляешь, я несколько лет назад тоже ударился в ересь ― решил изучать алхимию: перечитал кучу литературы, даже оборудовал в сарае лабораторию и знаешь, к какому выводу в конце концов пришёл?
Почесал ноющий затылок:
― К какому?
― Это всё полная чушь! ― засмеялся Мишель, протирая стёкла круглых очков, и его густые рыжие бакенбарды задрожали в такт раскатам почти оперного баса.
Он достал из шкафа большую пузатую бутыль с жидкостью редкого тёмно-янтарного цвета, гордо поставив её на стол:
― Вот, ещё одно моё творение ― потрясающая настойка на двенадцати травах! Ты просто обязан попробовать…
Я улыбнулся, вертя в руках роскошный хрустальный сосуд с оригинальной крышкой в виде непонятного зверя:
― Выглядит заманчиво, Мишель… После сегодняшних потрясений, думаю, это пойдёт мне на пользу. Кстати, а как же обещанный сидр?
― Сидр? А… это… давай как-нибудь потом.
Согласно кивнул:
― Как скажешь. Кстати, помнишь, как мы напились в тот самый первый раз ― я тогда еле добрался до гостиницы.
Мишель рассмеялся, принимая из рук жены поднос с закусками и расставляя тарелки на столе:
― Ещё бы, нетрезвые идиоты тогда едва не подрались в ресторане, и двух профессоров чуть не выгнали взашей ― жаркая получилась дискуссия. Не забыл ещё, о чём шёл разговор?
Я пригубил налитую им в бокалы настойку, одобрительно хмыкнув:
― Разве такое забудешь? Что-то о погрешностях вычисления ― такая глупость… Ты же тогда чуть не мокнул меня лицом в салат за то, что «оппонент» не согласился с вескими аргументами. Какой же ты всё-таки псих, Мишель, а так и не скажешь.
Друг снова засмеялся, и мы чокнулись, опрокинув по первой. Внезапно он о чём-то вспомнил и, бормоча:
― Сейчас, сейчас ― ты должен это увидеть, ― убежал в другую комнату, а я подошёл к распахнутому окну, вдыхая аромат цветущих деревьев, и когда Мишель вернулся с книгой в руке, сказал:
― Это потрясающе! Как же тебе повезло жить в таком раю. Я и не знал, что цветы персиковых деревьев так чудесно пахнут…
Мишель, что-то сосредоточенно искавший в книге, захлопнул её:
― Да ты, профессор, смотрю совсем не разбираешься в растениях: какие ещё персики? Это же сумасшедший запах цветущих апельсинов. Нина по ним с ума сходит, а меня, если честно, выворачивает… ― и он, дурачась как мальчишка, высунул язык, закатив глаза.
Мы ещё немного повеселились, после чего друг с серьёзным лицом протянул принесённую книгу:
― Мой новый труд, только что из печати. Тебе первому показываю…
Я взял в руки пахнувший типографской краской том и, повертев, с удивлением сказал:
― Что это? Параллельные миры, серьёзно? Какая ерунда, Мишель, неужели тебе показалось мало увлечения средневековой алхимией ― переключился на фантастику?
Он молчал, но взгляд стал грустным и немного растерянным, и я смутился, тут же пойдя на попятную:
― Ради бога, прости. Видно, настойка ударила в голову ― крепкая, зараза. Не сердись, не собирался тебя обижать…
Мишель тяжело вздохнул, поднимая руку:
― Не извиняйся, я ждал чего-то подобного. Дело в том, Ник, что вот уже двадцать лет работаю над этой темой и именно по ней защитил докторскую…
Возмущённо тряхнул головой:
― Надо же… А почему до сих пор молчал, и как тебе удавалось сочетать такие абсолютные разные вещи ― разве изучение гравитационных волн не занимает всё время? Ты написал такие толковые монографии…
Он повернул стул и сел, положив руки на его спинку, негромко сказав:
― Дело в том, что я, Мишель Маршалл, профессор Сорбонны с многолетним стажем, никогда не занимался гравитационными волнами. И пять лет назад выпивал не с тобой, Никки, а другим Ником Уэллсом. Понимаешь, удачно пройдя коридор судьбы, ты попал в иную реальность… Это чужой для тебя мир, Ник. Прости за правду и постарайся мне поверить.
Я молчал, не представляя, что ответить на это заявление ― было не похоже, что Мишель шутил, и, происходи наша встреча в любой другой день, наверняка расхохотался бы очередному розыгрышу шутника-профессора. Но сегодня…
Сразу вспомнились серьёзные, полные тьмы глаза необычной женщины в чёрном, её странная фраза:
― Вам здесь не место…― мои страх и незабываемую физическую боль, через которые пришлось пройти ― этот слишком реальный сон, и сон ли?
А также кучу мелких нестыковок ― Мишель обещал другу дегустацию сидра, а оказывается, любил совсем другое, и сад из персикового превратился вдруг… Ерунда какая-то, а вот то, что друг посвятил свою жизнь изучению параллельных миров ― звучит куда серьёзнее. Не могу поверить ― мы же столько лет постоянно обсуждали только одну тему, часто ругались и даже ссорились.
Я ещё раз прочёл название книги ― «Структуры и виды параллельного пространства, разнообразие, способы создания переходов, погрешности расчётов…» Это же не может быть шуткой, да?
― Рассказывай, и как можно подробнее, что здесь происходит? Кто эта женщина и как меня занесло в этот ваш долбаный параллельный мир? И, наконец, самое главное ― как этому Нику Уэллсу, ― я ударил себя ладонью в грудь, ― вернуться домой?
Даже собственный дрожащий голос в тот момент казался молодому испуганному профессору странным. Мишель встал, но я жестом попросил его остаться на месте ― меньше всего сейчас хотелось услышать слова утешения от чужака.
Он вздохнул так, словно на его плечах лежала вся тяжесть мира, и мне стало стыдно, что я только что во всём винил пусть и незнакомого, но, судя по всему, хорошего человека. Поэтому уже более спокойно сказал:
― Прости, Мишель, это трудно принять, но я готов тебя выслушать.
Профессор кивнул, и в его глазах появились задорные искорки, так понравившиеся мне ещё при нашей первой встрече:
― На самом деле, Ник, тут столько всего переплелось ― наука и мистика, фантазии и реальность. Но я расскажу то, что знаю. Да, здесь параллельные миры давно перестали быть фантастикой, и не только я занимаюсь их изучением. Но тут тебе повезло ― Мишель Маршалл, тот, кого в народе прозвали «Мастер перехода» ― вызывает и настраивает «воронку перемещения». Сегодня ночью как раз будет благоприятное время, я возьму тебя в Институт и постараюсь, подчёркиваю ― постараюсь отправить домой. Потому что в этом деле даже микроскопическая погрешность расчёта может занести объект перемещения к чёрту на куличики, а кода «своей вселенной» ты, разумеется, не знаешь…
С трудом выдохнул:
― Звучит не слишком оптимистично.
Он ещё больше помрачнел:
― Верно, в этом вопросе мы пока только в начале пути, Ник, но я сделаю всё возможное: возьму образец крови и сравню ДНК с базой данных. Если нам очень повезёт, и «путешественники» из твоего мира уже здесь бывали ― клянусь, сегодня же верну тебя домой.
Спросил лишь для того, чтобы продолжить разговор, хотя уже догадывался, каким будет его ответ:
― А если «подобных объектов» к вам не залетало?
Профессор покраснел:
― Прости, для меня ты не «объект», а друг, пусть и из другого мира. Если образца нет, останется только полагаться на удачу, потому что наш мир не терпит «чужаков» ― такова его особенность. Происходит то, что в своём воображении ты представил монстром, пожирающим город…
Я засмеялся, но это был нервный смех обречённого:
― Ясно, ясно ― ваш грёбаный мир переварит Ника Уэллса… Ладно, Мишель, не переживай так и прости за грубость ― не каждый же день человеку подписывают смертный приговор. И сколько у меня времени?
Он снял очки и вытер слёзы рукавом, совсем как я:
― Бывает по-разному, но всегда не больше суток. Хотя с тобой всё не так просто…
Я притворно охнул:
― И в чём это «непросто» выражается?
Мишель подошёл ко мне, сев на соседний стул:
― А вот тут начинается вторая, мистическая часть рассказа. Ещё никто не попадал сюда таким способом ― помешав богине судьбы.
Я поднял бровь:
― Неужели «дамочка в чёрном» и есть…
Странный профессор, так похожий на моего друга, невесело засмеялся:
― Честно ― и сам в это не верю, но Нина ― верит. А она умнейшая женщина этой Вселенной, во всяком случае, для меня. По местным поверьям, богиня судьбы почему-то выбрала наш городок местом своего обитания. Больше того, именно сюда заносит людей, считающих, что судьба обошлась с ними несправедливо. Богиня сама решает, как ей поступить с недовольными жалобщиками, но чаще всего посылает их пробежаться по своему «коридору», давая шанс всё изменить.
Сразу вспомнилось, что пришлось там вытерпеть, неудивительно, что с языка сорвалось невольное:
― Вот же с…ка, нехорошая женщина… А меня-то за что? Я на судьбу никогда не жаловался ― дом, любимая работа, беременная жена. Господи, Лили! Надо же ей позвонить, она наверняка с ума сходит, ― схватился за сотовый, но Мишель отобрал телефон, положив его на стол.
― Знаешь, как я понял, что ты не тот Ник? Наш профессор Уэллс не смог приехать. Потому что у его жены начались роды, и сейчас счастливый папаша рядом с ней и своим чадом. Так что не стоит звонить молодым родителям и пугать их появлением двойника…
Пришлось с ним согласиться; я даже не дёрнулся, когда он заботливо похлопал «друга» по плечу. Только в этот момент до меня дошёл весь ужас происходившего ― Ника Уэллса ждала не только страшная смерть вдали от дома, но, что ещё хуже, перспектива никогда не увидеть своего сына. А Лили будет думать, что, возможно, муж бросил их обоих.
― Не понимаю, почему я всё-таки оказался здесь? ― бормотал, снова и снова складывая бумажную салфетку треугольником, ― когда это произошло? Неужели в тот момент, когда наш самолёт попал в грозовой фронт? Или когда свернул в злосчастный переулок к этой ведьме…
Мишель отобрал салфетку, зачем-то начав её распрямлять:
― Не говорит так, Никки, а то вдруг богиня обидится. Я сам ломаю голову над вопросом, почему она выбрала именно тебя? Нина считает, что где-то во Вселенной произошёл сбой программы, возникла та самая микроскопическая погрешность, которая ломает судьбы людей. И если богиня судьбы в этом как-то виновата, она же и поможет исправить ситуацию. Это шанс, Ник. Вот что, не будем ждать вечера, поедем в Институт, надо поскорее проверить твою кровь. Уверен, нам должно повезти…
Я не запомнил дорогу, потому что не смотрел по сторонам, по-прежнему упрямо сворачивая оригами из бумаги, которую мне дала Нина, смотревшая на «путешественника» добрыми сочувствующими глазами. Даже когда в кабинет, где я ждал результатов анализа, вбежал счастливый профессор, с криком:
― Есть! Сработало, Ник! Скоро будешь дома… Сиди здесь, играйся, а я уже бегу делать расчёт! Ты рад, дружище, скажи, рад?
Продолжая оставаться в этом странном, заторможенном состоянии, только кивнул в ответ, чувствуя, как душу заполняют тоска и страх очередной неудачи. Не знаю, сколько прошло времени, но, судя по всему ― немного. Взъерошенный Мишель, схватив меня за руку, потащил за собой в тёмную комнату, где, посадив на обычный стул, наклонился и крепко обнял:
― Давай прощаться, Ник! Я сделал что мог, пообещай… Впрочем, не надо ― когда вернёшься, постарайся забыть всё, как страшный сон, и будь счастлив, друг мой.
Выбросив из карманов множество бумажных журавликов, котов и кораблей, я крепко обнял его, шепнув в ответ непослушными губами:
― Спасибо, Мишель. Не забуду, не сомневайся… А как я пойму, что… это кончилось?
Он засмеялся:
― Не волнуйся, поймёшь. Главное, думай о доме. Кстати, ты уже решил, как назовёшь сына? Я ни на что не намекаю, но всё же…
Дверь захлопнулась, оставив меня в полной темноте. И тишине, если, конечно, не считать оглушительного грохота собственного сердца. Однако это продлилось всего лишь мгновение: мир вдруг вспыхнул яркими красками, а пыльный Нью-Йоркский воздух ― звуками вечно куда-то спешащей толпы, редкими гудками и шуршанием шин проносящихся мимо автомобилей.
Я стоял перед домом, не веря своему счастью, и только голос выбежавшей из подъезда соседки Клары меня «разбудил»:
― Наконец-то, Ник, беги домой! Кажется, у Лили начались схватки, я уже вызвала такси. Да что ты застыл ― поторопись, а я подожду машину!
Повторять не понадобилось ― будущего папочку как ветром сдуло, и через минуту я уже обнимал взволнованную жену, целуя её вспотевшие волосы, огромные глаза и пересохшие губы. Радостно шепча:
― Держись, родная, такси уже едет, всё будет хорошо. И прости, что задержался…
Слушая её сбивчивый лепет о том, как она меня любит и как боится первых в жизни родов, я успокаивал жену, одновременно придирчиво изучая обстановку в комнате, боясь нарваться взглядом на чужую, незнакомую вещь.
― Лили, а что это за фигурка кота на столе? Не помню такую…
― Да что с тобой, Ник, вместе же покупали на воскресной ярмарке, ― ворчала любимая, уткнувшись в моё плечо.
Я радостно выдохнул, вспомнив, как сам же подарил ей этого смешного уродца:
― Слушай, а большие книги с золотым тиснением, откуда они взялись?
Лили легонько стукнула мужа кулачком в лоб:
― Издеваешься? Твой приятель принёс в прошлом месяце ― этот, как его, Роджер.
Засмеялся:
― Да точно, совсем забыл ― Родж попросил придержать у себя какое-то редкое издание. Это всё от волнения, не сердись… Малышка, так ты выбрала имя, или оставим нашего сына «безымянным» до совершеннолетия?
Часто дыша, она посмотрела на меня как на полоумного:
― Да, тяжёлый случай! Мы же договорились, Ник ― ты придумываешь имя сыну, а я ― дочке. У нас двойня, или об этом тоже забыл?
Я помогал Лили устроиться на заднем сидении такси и, садясь рядом, думал, что двое ― тоже хорошо, хотя ещё совсем недавно узи упорно показывало нам только одного ребёнка, и врач уверял, что прекрасно слышит сердцебиение мальчика. Но всякое же бывает… Буду думать так, и точка. Это лучше, чем ломать голову над чёртовой «погрешностью», которую второпях мог допустить в расчётах Мишель. Или это богиня судьбы решила надо мной пошутить, обидевшись, что в сердцах назвал её…
[1] Улица Будущего (фр.)
[2] Улица Пастера (фр.)
[3] Стихи Дж. Чиарди в переводе Р.Сэфа
