Злодея звали Бурят. Так-то он был тувинец, но в этом маленьком селе до таких нюансов дела никому не было. Годами Бурят был едва старше 23 лет, но, что меня поразило, выглядел на запущенные сорок. Угрюмый, неопрятный, малограмотный, при этом здоровенный, чрезвычайно злобный и вспыльчивый.

Адвокат по назначению у него была колоритная такая тетенька – местная легенда.  Маленькая, лет шестидесяти, сухонькая, в детстве перенесшая какое-то заболевание, приведшее к серьезному искривлению позвоночника, поэтому она заметно кривилась одним плечом вниз и была немного горбата. При этом на лице её, живым огнем горели умные и смешливые, почти черные глаза. А громкое, картавое её грассирование, раздававшееся в стенах ИВСа, заставляло с интересом вслушиваться в новое звучание знакомых слов. Изумительного чувства юмора тетенька была.

Так вот, парочка – страдающий эмоциональным кретинизмом злобный громила Бурят и его адвокат - интеллектуалка, были такой удивительной по контрасту картиной, что не могло не сказаться на живописности их реакций друг на друга во время допросов.

Она выслушивала показания Бурята, которые я вносила в протокол допроса подозреваемого, склонив по-птичьи голову набок, любопытно рассматривала своими чернющими как бездна глазами этого бугая, едва вмещавшегося на табурете, изредка издавала клокочущий горловой звук, приводивший Бурята в изрядное волнение, ибо он не понимал смех это, издёвка, или сочувственное цоканье над следственным произволом. Бурят багровел, ерзал и скрипел челюстями.

А то, что Бурят считал происходящее произволом, не вызывало сомнений. Как водится в таких банальнейших случаях бытовых убийств и покушений на них, жертва и злодей пили беспробудно и вдруг, аккурат в момент возникновения личных неприязненных отношений, под рукой злодея оказывается топор или нож.

Бурят по классическому сценарию, обречься на который он так стремился всю беспутную жизнь, пил несколько дней с соседом. Пили много, разного труднопроизносимого и плоховоспроизводящегося в протоколе осмотра места происшествия. И к моменту обсуждения парадоксов философского нигилизма Бурят изрядно устал. После чего взял со стола нож и с воплем «Убью!» нанес потерпевшему несколько ударов ножом в шею.  В этой среде экзистенциальный спор обычно решался радикально.

На шум ссоры прибежала сожительница Бурята и к счастью потерпевшего оказала ему первую помощь, поскольку работала санитаркой – уборщицей в местной врачебной амбулатории и мал малость знала за что хвататься в таких случаях.

Потерпевший сосед выжил, Бурята неизбежно осудили к реальному лишению свободы. Хотя вину он не признавал, поскольку «Ну я же не убил!!!»

Госы сказывали, что адвокат, на эти его крики со скамьи подсудимых, реагировала возмущенно – извиняющимся клёкотом, и вынужденно выискивала из скудных характеристик о личности Бурята хоть какие – то смягчающие наказание обстоятельства. Бурят, обычно агрессивно ведущий себя в процессе, в такие моменты замирал и вслушивался в доселе неведомые ему добрые слова о нем.

Спустя годы я Бурята увидела вновь на скамье подсудимых. Узнала мгновенно, абсолютно не изменившегося злобного угрюмца. Поняла отчего фамилии в материалах комитетского следствия на меру пресечения мне показались знакомыми.  В этот раз Бурят обвинялся в убийстве доведенном до конца.

Потерпевший по делу был все тот же.

Бурят, освободившись из мест лишения свободы, поскитался малость по стране, вернулся в то маленькое село. Однако выяснилось, что его сожительница к тому времени сочеталась законным браком со спасенным ею потерпевшим.
Бурят вывел зашиворот свою бывшую жертву во двор и сделал его нынешней. Положил на пень и отрубил голову топором.

Пока в зале суда ждали судью, Бурят меня, само собой, узнал, и единственно что спросил – а где его адвокат? На что нынешний, старательно заполнявший ордер за день участия, удивленно заозирался, мол вот он же я!!

Впрочем, я поняла о ком он и шепотом сказала «она умерла».  Этой мудрой, смешливой, худенькой совы с неподражаемым грассированием и многозначительным клекотом не стало к тому времени уже много – много лет как.

Почему вспомнила то эту историю.

Сегодня просматривала списки пропавших без вести на территориях боевых действий. Увидела фамилию Бурята. Как и многие заключенные он подписал контракт и, высоковероятно, его нет в живых. Показала коллеге, который помнит ту историю, поскольку был основным гособвинителем по делу, на что он ответил риторическим «Бог ему судья теперь». Вот и думаю, ну, возможно, смешливый клекот своего адвоката Бурят еще услышит. Где-то там, высоко.

Жалко их всех.

По совету начинающего блогера, удалил пояснение 😎 🙌

Вᥴᥱʍ д᧐δρᥲ, уʙᥲжᥲᥱʍыᥱ ᥰᥙκᥲδуɯнᥙκᥙ :)

Мне было девять лет. Я был весёлым парнем, и улыбка почти не сходила с моего лица. Тем самым сорванцом, что носится на переменах, пока учителя кричат «не бегать!», и выясняет отношения с мальчишками после школы — по-джентльменски, кулаками.

На тот момент мы жили раздельно: папа — один, я с мамой. Отношения у них были непростые, но отца я любил безмерно и очень ценил каждую минуту, проведённую вместе.

Как-то мама с её новым мужчиной уезжали на юг на пару недель. Я должен был остаться с отцом. Ждал этого невероятно, был на седьмом небе от счастья.

В день отъезда он пришёл к нам. Провожая маму, он бросил фразу: «Когда вернёшься, его не узнаешь». Мы тогда посмеялись. Я не сомневался, что условия будут спартанскими, но ничуть не боялся этого. В еде наши вкусы совпадали: мы оба обожали отварные макароны — я с кетчупом, он с майонезом. В тот вечер мы сварили целую кастрюлю. Сходили погулять и легли спать: он в одной комнате, я — в другой.

У меня всегда был очень чуткий сон, будто охраняющий меня. Назову его паранормальным — хотите, верьте, хотите, нет. Это похоже на то, как люди чувствуют на себе чей-то пристальный взгляд. Так и я просыпался от ещё не случившейся беды. В ту ночь я проснулся за секунду до того, как в тишине раздались его шаги. Потом — глухой удар тела о пол. Абсолютная тишина.

И тогда я вскочил. Распахнул дверь и увидел, что с ним творится что-то страшное. Его трясло, он не мог вымолвить ни слова. Я подбежал, звал его, тряс за плечо, спрашивал, что делать. Потом бросился к домашнему телефону, набрал «скорую». Выдавил адрес, фамилию, сказал, что отцу плохо, что он умирает. Сначала мне не верили, но в итоге бросили: «Ожидайте». Не помню, сколько длился этот кошмар, но, кажется, недолго. Его не стало.

Позже приехала скорая. Врачи делали свою работу, а я в это время сидел в комнате, прижав к себе кота. Потом приехала бабушка, которой я тоже успел позвонить. Вызвали и полицию. Маме решено было ничего не говорить, решили дать отдохнуть. (Это было не мое решение)

Те самые макароны мы с бабушкой забрали с собой, чтобы они не пропали. Я ел их примерно неделю, с кетчупом и слезами.

Ему было всего тридцать. Мне сейчас тридцать один. Я тогда думал, что не переживу его.

Я стал угрюмым, замкнутым. На переменах читал, а не бесился с остальными, и не понимал, как можно так беззаботно носиться. Улыбка почти исчезла с моих фотографий, став неуместной гримасой.

Мама вернулась с отдыха загорелой и отдохнувшей.

Она действительно меня не узнала.

«Когда вернёшься, его не узнаешь».

Жалуюсь ли? Отнюдь - у многих есть истории и похуже. А я в те годы научился не капризничать и не перебирать, не брезговать и ценить то, что есть в данный момент. Научился работать и зарабатывать да и вообще многому.

А после был суд с предприятием и отцу наконец-то выплатили компенсацию. Продуктами. Коробки спагетти, что тогда ещё не фасованными были, вязанки сарделек (морозильный отсек "Бирюсы" был ими забит) и банки с концентрированным да сгущёным молоком - и это был пир, настоящее изобилие после нескольких меяцев довольно скудного рациона. Этакая хорошая концовка.