Вика переступила порог квартиры, чувствуя себя не просто опустошённой, а вывернутой наизнанку. Эйфория жертвенной любви выветрилась, оставив после себя холодный осадок глупости, щемящую пустоту в душе. Она бросила новый, но уже ненавистный телефон на тумбочку.
Мама Люда вышла из кухни, её лицо сияло. Она несла тарелку с только что испечёнными пирожками, аромат которых раньше казался Вике символом дома и счастья.
— Ну, доченька! — заявила мама с непривычной для неё лёгкостью. — Вот теперь-то заживём! С деньгами-то! Ремонт в этой комнате наконец сделаем, диван новый купим, тебе шубу хорошую… А? — Она хитро подмигнула. — Щас как раз сезон распродаж!
Вика не смогла сдержать тяжёлый, горестный вздох. Он прозвучал громче, чем хотелось.
— Мам… — она опустила глаза. — Денег… нет.
Мама Люда замерла с тарелкой в руках. Улыбка медленно сползла с её лица, сменившись знакомым выражением ледяного ужаса.
— Как нет? — прошептала она. — Миллион же был на карте! Ты же сама говорила!
— Я… их перевела Полу, — Вика выдавила из себя, чувствуя, как горит лицо.
— Какому ещё Полу? — с удивлением выкрикнула мама Люда.
— Ну, Полу, к которому я ездила в Европу. Ему было очень плохо, мам. Он в бегах, и его обокрали… Ему надо было денег на билет и еду… Он любит меня, мам. И я его люблю. Я не могла не помочь!
Тишина в комнате стала гулкой и давящей, а потом грянул гром.
— Дура!!! — завопила мама Люда, швырнув тарелку с пирожками на стол так, что они покатились во все стороны. — Ну, полная же ты дура! Безнадёжная тупица! Ну, опять же, ну! Опять двадцать пять! Миллион пульнула неизвестно кому! Наши последние деньги! Этому… хахалю своему! Манипулятору! Проходимцу! Да он же тебя как последнюю дуру развёл!
— Мама, не кричи! — попыталась вставить Вика, но голос дрожал. — Он не манипулятор, а финансист. Просто у него временные проблемы! И не манипулируй мной! Не дави на чувство вины! Это мои деньги и моё решение!
— Я манипулирую?! Это я то манипулирую? — Люда всплеснула руками, и её глаза метнули молнию. — Это твой хахель, твой Пол — вот кто настоящий манипулятор! Ловкач! Шельма! Он тебе мозги запудрил своими сказками про любовь!
— Нет, мама, — Вика неожиданно нашла в себе силы поднять голову. Горечь и усталость смешались с обидой. — Это ты сейчас манипулятор и пытаешься мной манипулировать через крик и оскорбления! Ты же видишь, мне плохо!
— Я манипулятор?! — Людмила Сергеевна подошла вплотную, тыча пальцем в воздух. — Это ты мани свои пуляешь туда-сюда всем подряд! То пропадут, то вернутся, то опять улетели! Кто так делает? Это ты манипулятор!
Вика вдруг фыркнула. Сквозь слёзы и обиду пробился нелепый смешок.
— Мани, мама? По-английски — это деньги, вообще-то. Ты только что сама сказала: «Мани пуляешь», то есть «деньги пуляешь». Вот именно это манипулятор и делает — «пуляет» деньгами, людьми, чувствами… Управляет ими как пулями — манипулирует.
Мама Люда открыла рот и сразу закрыла. На её лице отразилось искреннее изумление, смешанное с непониманием.
— Чего? Какие пули? Какое мани? Я про деньги! Ты свои деньги… как пули… швыряешь! И это… это плохо, дочь!
— Мама, это просто слово! Но смысл ты уловила, — Вика устало опустилась на стул. Спор выдохся так же внезапно, как и начался, оставив после себя только усталость и пирожки на столе. — Да, я перевела деньги Полу. Да, возможно, это моя ошибка. И ты сейчас пыталась манипулировать мной, вызывая чувство вины. И участковый манипулировал нами. И Пол… И даже моё приложение… Все мы в чём-то манипуляторы. Большие или маленькие, осознанные или нет.
— Манипулятор… — проговорила Вика тихо, больше для себя. — Это как река. С одной стороны — да, все мы иногда пытаемся направлять других, влиять, «пулять» словами, деньгами, чувствами, чтобы получить что-то. Как река точит берега, направляя течение. Это часть жизни. А с другой стороны… — она взглянула на маму, которая слушала, нахмурившись, — …когда манипуляция становится ядом, ложью, способом сломать и ограбить… Тогда это зло. И самое страшное, что рано или поздно всё возвращается. Ложь всплывает. Вымогательство наказывается. Деньги, украденные манипуляцией, утекают сквозь пальцы, а слепая вера в манипуляцию… — её голос дрогнул, — …оставляет только пустоту и боль. Это горький урок, но нужный.
Мама Люда молча подошла и обняла дочь.
— Больно умная ты у меня стала. Это где ты набралась-то? Заграницами? Урок… — проворчала она, но уже без прежней ярости. — Уроки эти дорого нам с тобой обходятся, Викуша. Миллионами. — Она взглянула на дочь. — И нервами моими. Но… — она тяжело вздохнула, — …чай-то пить будешь? Пирожок, может, съешь?
Вика повернулась от окна. В глазах матери она увидела не злость, а усталую, безмерную любовь и принятие. Даже её ворчание было теперь другим — не манипуляцией, а просто… мамой.
— Буду, мам, — улыбнулась Вика слабой, но настоящей улыбкой. — Самый вкусный пирожок на свете.
Они сели за стол. Река жизни текла в своём русле. Деньги приходили и уходили. Манипуляторы появлялись и исчезали, а в маленькой, чистой кухне пахло чаем, свежей выпечкой и чем-то неуловимо важным — пониманием, что какие бы течения ни были снаружи, здесь, в этой гавани, можно просто быть. Без манипуляций, без сложных игр. Можно просто пить чай и знать, что самое ценное — вот оно, за этим скромным столом.
(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)
