Ответ на пост «Пучков об антисоветчиках»
Тезис Гоблина (как я его понял, по крайней мере): антисоветчик - всегда русофоб, потому что антисоветчики "отрицают величие" СССР. А кто еще так делал? Гитлер! А Гитлер был фашистом. Значит, все отрицающие величие СССР (и/или критикующие СССР?) - тоже фашисты.
Дорогие товарищи, подскажите, мысль верно понята? Если так, у меня несколько вопросов:
- Есть мнение, что Гитлер очень любил животных. Значит ли это, что все, кто любят животных - фашисты?
- Есть мнение, будто Гитлер считал, что трава зеленая. Значит ли это, что все, кто считает траву зеленой - фашисты?
- У Российской Империи было много достижений мирового уровня. Правильно ли я понимаю, что те, кто отрицают величие РИ и критикуют ее - русофобы?
- У РИ были серьезные враги, тот же Наполеон, например. Значит ли это, что все критики РИ - это русофобы и любители французской диктатуры?
Все это вопросы риторические. Ответы на них и так очевидны. Прошлым можно и нужно гордиться - это нормально, когда есть за что. Прошлое можно и нужно критиковать - это нормально, когда есть за что.
Можно и нужно гордиться победой над Наполеоном и достижениями РИ. Одновременно с этим можно предельно критически относится к монархии и сословно-классовому обществу.
Можно и нужно гордиться и быть благодарным предкам за Победу над Гитлером и его кликой. За то, что наши предки героически отстояли наше будущее в войне против фашизма (мерзейшей и ужаснейшей идеологии).
Одновременно с этим можно предельно критически относится к социалистическому строю в целом или отдельным его элементам. За нежизнеспособную ущербную экономику с постоянным дефицитом, отсталостью и архаичностью; за тоталитаризм и репрессии.
Можно быть благодарным Гоблину за его переводы и помощь ученым, которых он приглашал на свой канал. За популяризацию науки я его действительно уважаю. Одновременно можно предельно критически оценивать компетентность Гоблина в политике и экономике.
П.С. Дико доставляют теги к оригинальному посту. Среди них "критическое мышление", "мудрость" и "философия".
Пучков об антисоветчиках
Вышло новое интервью Стаса АйкакПросто и Дмитрия Пучкова.
Стас спросил как реагировать на хейтеров в интернете, Пучков объяснил. Полное видео:
Ответ на пост «Русский алфавит "М" - масштаб»
Так и хочется попросить топикстартера рассказать об успехах космической отрасли Кубы или хотя бы Северной Кореи, вот уж кому никакой капитализм не мешает уже полвека развиваться (не то что этим "дуракам" из Южной, ага).
P.S. К нам капитализм так и не добрался (хотя многие т ак ошибочно называют текущий коррупционизм), потому что капитализм стоит на 3 китах:
- право частной собственности
- независимость судов (сюда же равенство всех перед законом)
и
- свободное предпринимательство
И если третье худо-бедно в каком-то виде существует, то о первых двух можно только мечтать. Так что хватитъ набрасывать, товаъищи.
Бухло, ты мир
Даже с хорошим воспитанием человек может на дороге жизни свернуть не туда. Главный герой двадцатиминутного мультфильма «Ваше здоровье» с детства живёт с добрыми родителями, которые приучают его к спортивному образу жизни. Но в дальнейшем что-то идёт не так, и уже взрослый мужчина начинает жёстко пить и курить.
Пропаганда ЗОЖ налицо: здоровье главного героя выглядит как его клон, только мускулистый. Но накачанное здоровье превращается в щуплого слабака трупного оттенка, когда мужика убеждают «обмыть» его жизненные успехи.
Мужчина проявляет самоуверенность, заявляя, что его здоровью хоть бы хны. Дело доходит до того, что антигерой теряет возможность быть с любовью всей своей жизни. В конце мультика зритель вообще наблюдает чуть ли не смерть протагониста. Забавляет сделанная из сигарет и выпивки надпись «конец».
Минздрав, как говорится, предупреждает. Наверное, современному обществу не хватает такого креативного подхода к социальной рекламе. Тут ведь сняли целый мультик, после которого умный ребёнок задумается, стоит ли идти на поводу пороков социума. Хотя, всё зависит от самого человека, его силы духа и воли. Как я говорил ранее, одного хорошего воспитания бывает недостаточно.
Проникнуться анимационной пропагандой ЗОЖ можно по ссылке на YouTube.
Славословие разуму — философ Алексей Лосев
23 сентября исполнилось 130 лет со дня рождения одного из оригинальнейших русских мыслителей ХХ века Алексея Лосева, автора «Диалектики мифа», многотомной «Истории античной эстетики» и еще более 700 работ по философии, филологии, математике, логике, теории музыки и другим дисциплинам.
Донской казак, монах в миру, арестант и строитель Беломорканала, рано ослепший, но плодовитый философ-долгожитель с острым и дерзким умом даже в глубокой старости, Лосев из тех ученых, чья личность не менее интересна, чем их труды. Он по праву мог говорить: «Если уж обязательно нужны какие-то ярлык и вывеска, то я могу, к сожалению, сказать только одно: я – Лосев!»
«Разгул и размах»
Алексей Лосев родился в Новочеркасске, столице донского казачества. Его воспитывали мать и дед, настоятель храма Михаила Архангела протоиерей Алексей Поляков. Наталья Алексеевна подрабатывала в библиотеке, так как ее муж Федор Петрович Лосев оставил семью, когда их сыну Алеше было три месяца.
Федору Петровичу жилось неспокойно. Он преподавал математику и физику в школе, работал архивариусом в Духовной консистории, но его страстью была музыка, и он был блестящим музыкантом, скрипачом и дирижером. О нем пишут как о человеке ветреном, гуляке, но при всей своей житейской легкомысленности Федор Лосев был знатоком и ревнителем церковной музыки, получив в итоге высокую должность регента хора Войска Донского. Тронутый его искусством, Александр III даровал ему золотой перстень с бриллиантами. Возможно, Лосев-старший заболел звездной болезнью и решил, что в браке ему тесно.
Брошенный отцом, Алексей не таил на него обиды. Наоборот, не без гордости подчеркивал, что унаследовал от родителя «разгул и размах, его вечное искательство и наслаждение свободой мысли и бытовой несвязанностью ни с чем». Лосеву всегда претил мещанский образ мысли, поэтому он, в отличие от своих биографов, не спешил называть Федора Петровича непутевым, а любовался его мятежностью и широтой интересов, которыми впоследствии славился и сам.
Волшебная гимназия
Настоящим подарком судьбы для Алексея стала классическая Новочеркасская гимназия. Казалось бы, что такого – гимназия провинциального города? Но уровню этого учебного заведения могли бы позавидовать многие столичные учреждения. В ней царили строгая дисциплина и в то же время свободный дух. Что говорить, если даже учитель Закона Божьего, традиционно самый консервативный педагог, священник Василий Чернявский был знатоком литературы, устраивал дискуссии о поэтах-символистах.
Обо всех преподавателях Лосев вспоминал с теплотой, говоря, что они были истинными учеными, «не чета нынешней профессорне». Но особенно благодарен он был учителю греческого и латыни чеху Иосифу Микшу. Именно он «заразил» будущего философа античностью.
Лосев стал лучшим учеником гимназии, но не сразу – первые классы он плелся среди отстающих, пока одним утром с ним не случилось какое-то волшебное прозрение – он вдруг ощутил в себе жажду знаний. Позже Лосев рассказывал, что томился на каникулах и ждал 1 сентября, как праздника.
За отличную учебу он получил от директора гимназии необычный подарок – восьмитомное собрание сочинений Владимира Соловьева. С тех пор этот философ, мистик и поэт стал одним из кумиров Лосева.
Театр и скрипка
Влюбчивый гимназист, Лосев писал девушкам многостраничные письма, некоторые из них достигали 40 страниц. Даже в этом проявлялась знаменитая лосевская основательность.
Влюбившись в юную скрипачку, Алексей и сам захотел стать скрипачом. Учился у итальянца Фредерика Стаджи, виртуоза и певца-тенора, некогда знавшего мировую славу. Во время гастролей в России Стаджи заболел, потерял голос, да так и остался тут, на юге страны, открыв частную музыкальную школу. Был он еще невероятным силачом, чем также завоевал уважение новочеркассцев. Учениками Стаджи были многие знаменитые русские артисты. Музыкальное образование впоследствии позволило Лосеву стать профессором Московской консерватории.
Еще одним увлечением юного философа был театр, куда он ходил почти каждый день, а по воскресеньям аж дважды, имея на эту вольность специальное разрешение инспектора гимназии.
При всей любви к античности краеугольным камнем жизни и творчества Лосева с юности была православная вера. Он не считал, что она сколько-либо противоречит научному познанию, скорее, наоборот, делает познание полноценным. «Верую, потому что максимально разумно», – любил повторять Лосев, переворачивая тертуллиановское «верую, ибо абсурдно».
«Высший синтез»
Часто говорят, что душа верит, а ум сомневается. «У меня все наоборот: душонка пищит, сомневается, а разум неумолимо свидетельствует – Бог есть!» – признавался Лосев. Он разделял в человеке рассудок и разум: «Я только и живу разумом. Он выше всякой логики, он не признает капризов душонки, рассуждений рассудка. Разум видит непосредственно, он созерцает». Термин «душонка» Лосев употреблял часто: так он пренебрежительно называл эмоциональную, поверхностную, шаткую сторону человеческой природы.
Одной из гимназических работ юного философа был очерк, в котором атеизм критиковался с научных позиций. Для Лосева это было одним из первых шагов к его утверждению синтеза – единства наук, религии, искусства. «Современность возжаждала синтеза более, чем всякая другая эпоха» – первые строки ранней работы Лосева «Эрос у Платона» актуальны и сегодня, столетие спустя. «Высший синтез как счастье и ведение» – так называлась статья 17-летнего Алексея Лосева, написанная накануне поступления в Московский императорский университет.
В университете Лосев учился сразу на двух отделениях историко-филологического факультета – классической филологии и философском. Одним из его товарищей-студентов был Борис Пастернак. «Очень симпатичный, добродушный человек. Хорошо знал языки», – вспоминал ученый.
Лосев также занимался в Психологическом институте у философа и психолога Георгия Челпанова, который привел его в Московское религиозно-философское общество памяти Владимира Соловьева. Здесь Лосев встретил цвет русской мысли начала ХХ века: Вячеслава Иванова, Николая Бердяева, Семена Франка, Льва Шестова, Павла Флоренского.
Собеседник всеблагих
Послереволюционную разруху Лосев переживал по-философски: словно бы не придавая значения внешним помехам, погрузился в любимую античность. Это было не бегство от реальности: Лосев считал, что в период всеобщего краха возвращение к основам культуры жизненно необходимо. Тем более когда большинство ученых занимались мешочничеством, то есть торговлей ради выживания.
Он любил повторять стихи Тютчева: «Блажен, кто посетил сей мир/ В его минуты роковые! / Его призвали всеблагие / Как собеседника на пир».
К середине 1920-х религиозно-философские страсти, бушевавшие в России с начала века, стихли: многие мыслители покинули страну, в том числе в принудительном порядке на так называемом «философском пароходе» (на самом деле пароходов было несколько). Лосев же еще не был настолько знаменит, чтобы «удостоиться» высылки. Государственное «признание» в виде ареста пришло несколько лет спустя.
А пока, в 1920-е, Лосев – профессор Нижегородского университета, Московской государственной консерватории и 2-го Московского университета, сотрудник Государственного института музыкальной науки и член Государственной академии художественных наук. Это внешняя сторона, а внутри он вынашивает свои концепции философии имени, символа, мифа.
Космическая любовь
Молодой Лосев платонически любовался многими женщинами и даже педантично заносил их имена в особый список, но на счастливый брак не рассчитывал – столь высоко установил он для него планку: только возвышенный союз единомышленников и ничто другое. Даже написал в 20 лет небольшой трактат о невозможности, за редкими исключениями, «космической любви» на Земле. Подобный идеализм чаще всего либо заканчивается семейной катастрофой, как у Блоков, либо просто испаряется по завершении периода юношеского максимализма. Но Лосеву повезло: он встретил по-настоящему близкую душу.
В 1917 году он снял комнату в доме на Воздвиженке. Дочь владельца квартиры Валентина Соколова сразу влюбилась в рослого и уверенного в себе молодого интеллектуала. Сама она была красива и образованна – астроном по специальности, но голова Лосева была так занята научными и духовными проблемами, что прошло несколько лет, прежде чем он понял: перед ним та единственная, найти которую он даже не надеялся. Их интересы совпадали полностью: от веры до высшей математики. Летом 1922-го в Ильинской церкви Сергиева Посада их обвенчал о. Павел Флоренский.
Алексей Федорович Лосев с супругой Валентиной на Беломорканале, 1933
Лосевы смотрели на свой союз как на «умную пристань в скорби и хаосе жизни». Попав в начале 1930-х в заключение, философ писал жене: «Мы с тобой за много лет дружбы выработали новые и совершенно оригинальные формы жизни: то соединение науки, философии, духовного брака и монастыря, на которые мало у кого хватило пороху и почти даже не снилось никакому мещанству из современных ученых, философов, людей брачных и монахов. Соединений этих путей в один ясный и пламенный восторг, в котором соединилась тишина внутренних безмолвных созерцаний любви и мира с энергией научно-философского творчества, – это то, что создал Лосев и никто другой, и эту оригинальность, глубину, жизненность никто не может отнять у четы Лосевых».
Валентина безоговорочно верила в мужа. «А.Ф. все определит. За ним я пошла бы на что угодно», – писала она в дневнике.
Необычность их союза состояла и в том, что в 1929 году, после семи лет брака, они приняли тайный монашеский постриг. Мысль о монастыре как о высшей степени духовного подвига они развивали давно, но к концу 1920-х почти все монастыри в стране были разогнаны, поэтому они решили создать «монастырь в миру». Почти никто не знал об их обетах, не знал и их монашеских имен – Андроник и Афанасия.
Семья монахов
Этот шаг был следствием напряженных духовных исканий, в которые Лосев погрузился примерно с 1917 года. В ту пору он сблизился с о. Павлом Флоренским, математиками Николаем Лузиным, Дмитрием Егоровым и другими людьми, которые, как и он, видели правду в соединении точных наук и религиозного опыта.
Все они проявляли интерес к имяславию – мистическому учению «о незримом присутствии Бога в Божественных именах», распространившемуся в начале ХХ века на Афоне и в 1913-м признанному ересью Святейшим Синодом российской церкви.
Считая, что это учение было неверно трактовано церковными аналитиками и примитивно подано некоторыми его адептами, Лосев и единомышленники хотели реабилитировать имяславие. Духовным наставником Лосевых был архимандрит Давид (Мухранов) – имяславец.
Религиозное напряжение было так сильно, что одно время Лосев думал даже оставить науку ради духовной работы. Но о. Давид сказал: «Ты лучше страсти свои брось, а науку не бросай».
Вместо реабилитации имяславия Лосеву и соратникам пришлось, наоборот, самим уйти в подполье: в 1927 году они присоединились к так называемым «непоминающим», то есть не признающим официальную Русскую православную церковь, возглавленную митрополитом Сергием (Страгородским), подписавшим декларацию о лояльности советской власти. Компромисс, на который митрополит пошел ради сохранения церкви, казался им недопустимым. Так до конца жизни монах Андроник Лосев и не ходил в церковь, потому что считал ее «сергианской». А ведь когда-то и регентовал, и звонил в колокола, и пел в храме на Воздвиженке.
Диалектика ареста
В конце 1920-х случился впечатляющий взрыв активности Лосева-автора: за три года он опубликовал восемь книг, пользуясь форматом «издание автора». Этот временно принятый в те годы формат позволял еще не справлявшемуся с объемом рукописей Главлиту выпускать часть книг под ответственность писателя, хотя и не без цензуры. Среди тех восьми книг Лосева – «Философия имени», «Музыка как предмет логики», «Античный Космос и современная наука», «Очерки античного символизма и мифологии». Андрей Белый писал, что, появись «Очерки» в Европе, все признали бы, что это более мощное явление, чем знаменитый «Закат Европы» Шпенглера.
Активность Лосева не осталась незамеченной наверху, тем более что автор порой позволял себе откровенную «антисоветчину». Лосев недвусмысленно иронизировал над идеей построения социализма в отдельно взятой стране, а в сталинские времена сажали и за более невинные тексты. Чашу терпения «бдительных органов» переполнила история с изданием книги «Диалектика мифа»: Лосев самовольно вернул в типографский набор выброшенные цензором резкие высказывания. Большевикам показалось оскорбительным описание их идей как очередного набора мифов.
Весной 1930-го Лосева арестовали, рукописи и книги конфисковали. Летом того же года на XVI съезде компартии Лазарь Каганович подробно рассказал о возмутительных сочинениях «философа-мракобеса», «реакционера и черносотенца» Лосева, позволяющего себе открыто превозносить монашество, критиковать марксизм и посмеиваться над диалектическим материализмом.
Вождь заговорщиков
Летом была арестована и Валентина Лосева, так как философу решили вменить не антимарксистские высказывания, а нечто посерьезнее: участие в «церковно-христианской монархической организации «Истинно-православная церковь». Подразумевался круг духовных друзей семьи Лосевых, за которым давно следили. Следствие пыталось придать всему больший масштаб и преподнести богословские беседы как контрреволюционный заговор, а Лосева назначить его идеологом. Философу дали 10 лет лагерей, его жене – пять.
Когда ученый вместе с другими зэками надрывался на строительстве Беломорканала, в декабре 1931-го сразу в двух главных газетах страны, «Правде» и «Известиях», появилась заметка Максима Горького «О борьбе с природой», в которой писатель обвинял Лосева в пропаганде христианства, называл его идиотом, безумным и малограмотным.
Зэка-философа, скоро получившего на Беломорканале инвалидность из-за работы в ледяной воде, эти нападки любившего греться на итальянском солнышке пролетарского писателя расстраивали куда меньше, чем разорение его домашней библиотеки. Кажется, именно это, а не перспектива физической смерти казалось Лосеву самым страшным.
«До последней минуты я надеялся на сохранение библиотеки и научного архива, уповая, что Бог не тронет того, на что Сам же поставил и благословил… Что мне теперь делать?.. Можно ли остаться спокойным за более высокие ценности, которые делают возможным такое безобразие и возмутительное попрание всего святого и высокого?! Не нахожу слов, чтобы выразить всю глубину своего возмущения и негодования, и готов, кажется, бунтовать против всего, во что всю жизнь веровал и чем жил…» – писал он жене. Но тут же спохватывается: «Что же я был бы за монах и философ, если бы жаловался тебе на страдания и лишения?»
Один идеалист
Освобожденного от тяжелых работ инвалида Лосева назначили сторожем склада древесины. Среди соседей по бараку появились не только уголовники, но и такие же, как он, ссыльные ученые – математики, физики, филологи. Появилась возможность пополнять свои знания, и Лосев начал работать над новыми книгами, складывая их в уме. Такой способ работы над текстами стал для него привычным и после освобождения – в лагере философ начал терять зрение.
Помощь пришла, по иронии судьбы, почти оттуда же, откуда наказание: за Лосевых начала ходатайствовать жена Горького Екатерина Пешкова, первая советская правозащитница, возглавлявшая Политический Красный Крест и спасшая многих репрессированных. По ее просьбе Валентину Лосеву сначала перевели из алтайских лагерей к мужу на Беломорканал, а вскоре произошло и нечто невероятное – снятие с Лосева судимости «за самоотверженную работу на строительстве Беломоро-Балтийского канала» с восстановлением в гражданских правах. Затем была освобождена и Валентина. Осенью 1933-го супруги смогли вернуться в Москву.
По одной из легенд, Лосеву почему-то благоволил Сталин. Якобы, когда вождю доносили, что в советских институтах работает философ-идеалист, он отвечал: «У нас все материалисты, пусть хоть один идеалист будет для разнообразия».
В лагерях Лосев осознал, что он все еще у порога настоящей философской работы, а все, созданное им ранее, можно считать лишь подготовкой. Он сокрушался, что умрет, так и не сделав главного. Но, как оказалось, это был не конец и даже не середина его жизни: Господь даровал 40-летнему ученому еще 54 года для работы, о которой он мечтал, а трудился Лосев до самой смерти.
Свой и чужой
Лосев с исследователем наследия Леонида Чижевского Л.В. Головановым и своей формальной женой А.А. Тахо-Годи, 1970-е
Формально Лосеву запретили заниматься философией, предложив идеологически безопасную замену: история античной культуры. При этом никаких публикаций в течение 20 лет – до смерти Сталина, – кроме пары научных переводов. Недавний лагерник, он согласился с этими правилами игры, более того, даже стал делать вид, что принимает некоторые положения марксизма. Писал «в стол» – распространенный метод работы для советских инакомыслящих.
На жизнь Лосев зарабатывал, читая лекции и преподавая в институтах разных городов. В 1941 году немецкая бомба разрушила дом на Воздвиженке, второй раз архив ученого был потерян. В 1954-м от рака крови в мучениях умерла его супруга, единомышленник и лучший друг. По ее просьбе аспирантка Лосева Аза Тахо-Годи стала новой формальной женой ученого-монаха: 60-летний Лосев почти лишился зрения, и ему нужен был не просто секретарь, а человек, способный заботиться о нем, что Аза Алибековна и делала до конца его жизни, став впоследствии главным биографом философа.
С середины 1950-х Лосева начали публиковать: сначала статьи в журналах, а потом и монографии – «Античная мифология в ее историческом развитии», книги о Гомере, Платоне, Аристотеле, Диогене Лаэртском, Владимире Соловьеве, эстетике Возрождения. Много писал для «Философской энциклопедии» и Большой советской энциклопедии.
Но для советских чиновников Лосев всегда оставался чужим, подозрительным, опасным осколком дореволюционного мира. Основным местом его работы во второй половине жизни стал Московский государственный педагогический институт. С кафедры философии МГУ его изгнали еще в 1940-е за идеализм.
Алексей Лосев после лекции в МГУ, 1985
Впрочем, власть понимала, что Лосев – величина мирового масштаба, и на 93-м году жизни дала ученому Ленинскую премию за «Историю античной эстетики».
«Уходя в бездну»
В арбатской квартире Лосева почти ежедневно собирались гости – те, кто считал себя его учениками, и те, кто считал за счастье возможность побеседовать с большим мыслителем: филологи Сергей Аверинцев, Владимир Бибихин, математик и богослов Сергей Хоружий и другие.
Памятник Лосеву в Новочеркасске, Ростовская область
Гостями были не только «избранные». «Что я любила в нем и все реже встречаю вокруг себя – это удивительный интерес к чужой личности, к чужой мысли, мнению. Часто встречаются крупные ученые, замкнутые в мире своих идей. Стоит их «рядовому» собеседнику, допустим, студенту, начать повествовать о своих изысканиях или попросить прочесть свой текст, как они зачастую тут же гаснут – весь интерес исчезает. А Алексей Федорович просто зажигался, когда видел, что человеку что-либо интересно, он с большим энтузиазмом начинал в это вникать», – вспоминала филолог Елена Тахо-Годи, племянница ученицы и наследницы Лосева.
О своих трудах Лосев иногда говорил как о «славословии разуму». А о жизни – с горечью: «Меня многие считают счастливым: профессор, доктор наук, печатается, а я считаю прожитую жизнь неудачной. Я хотел быть настоящим монахом, а стал не поймешь кем: два раза женился; я хотел заниматься одним – работаю над другим. Бог наделил меня различными дарованиями: я был звонарем, регентом, хорошо знал церковный устав, литургию. Наиболее постоянной моя любовь была и остается к богослужению, но даже этого я был лишен… С чем предстану перед Богом?»
Лосев умер в 1988-м – в год тысячелетия крещения Руси, 24 мая – в день памяти святых Кирилла и Мефодия, великих просветителей, которых он очень почитал. Телевидение и пресса не интересовались ученым, но его последние дни жизни успел запечатлеть Виктор Косаковский, в то время начинающий документалист, и это единственные съемки Лосева. Фильм так и называется «Лосев».
Незадолго до смерти философ писал: «Уходя в бездну истории и подводя итог, могу сказать, что самое интересное я видел в жизни. Самое ценное для меня – живой ум, живая мысль, такое мышление, от которого человек физически здоровеет и ободряется, психологически радуется и веселится, а ум ответно становится и мудрым и простым одновременно».
Автор текста: Александр Зайцев
Источник: postmodernism
Братский поцелуй...
Братский поцелуй» - это картина Дмитрия Врубеля, дублирующая одно реальное фото в советских газетах (сначала было граффити на Берлинской стене).
Это Леонид Брежнев и руководитель ГДР Эрих Хоннекер.
Была в одно время манера у советского руководства очень крепких мужских поцелуев в губы.
Моя дочь была ошарашена подобной сценой.
Это сейчас ТВ и Интернет кишит информацией о свободных отношениях, и различных направлениях ЛГБТ+К.
Но тогда…? Как подобное трактовать?
А никак)))
Смешно было смотреть на реакцию молодежи.
Однако, это история…
Кстати, это мы на экспозиции «Русское искусство XX века» в Новой Третьяковке
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Сага о несостоявшемся писателе. Глава пятая
После армии Гена захотел себе много чего купить, и потому опять пошел работать на дизельный завод. Его сестра тем временем вышла замуж за моряка, торгового флота, бывавшего за границей. К тому же он очень увлекся парашютным споротом, потому поступление в ВУЗ отложил на неопределенный срок. И вскоре в спорте он начал настолько преуспевать, что ему предложили работу инструктора в аэроклубе. Новая работа ему очень понравилась, потому что инструктировал он в основном молодых девиц. В клубе часто что-то праздновали и алкоголь на этих праздниках лился рекой. И там Гена начал искать ту девушку, с которой у него всё получится в лучшем виде. Сначала он начал ухаживать за очень неуверенной в себе, некрасивой девушкой. Какое-то время она отказывалась с ним встречаться, но потом сдалась, и на третьем свидании в лесопарке молодой инструктор лишил её девственности. Всё опять произошло слишком быстро, и вдобавок у девушки началась тихая истерика, и Гена не знал, что делать и позволил ей убежать домой. На следующий день он старался игнорировать её, но она подошла к нему и при всех сказала, что всё у них ещё будет, и семья, и дети, и счастье. А он решил продолжить поиск женщины, с которой у него всё будет хорошо.
И так он менял одну женщину за другой, совершенствуя свои навыки общения, но терпя неудачи в плане техники секса. К врачу с такой бедой в то время никто и не думал идти. Иногда он различными намеками пытался расспросить бывалых коллег, как бороться с этой напастью, и слышал всякие бредовые советы. Один студент медицинского института, посоветовал ему во время полового акта пальцем пережимать мочеиспускательный канал, другой рекомендовал перед соитием выпить побольше водки, третий советовал одеть сразу три презерватива. Ничего из этого, конечно, не помогало. Один фельдшер очень сильно расстроил Гену, сказав, что преждевременное семяизвержение происходит у всех, кто хоть раз занимался онанизмом. Он, конечно, в это старался не верить, но сомнения его постоянно терзали.
Гена сбился со счета, со сколькими девушками у него был секс, после которого он с ними прерывал отношения. Это вошло у него в привычку – сначала неделя или две настойчивых ухаживаний, потом секс и полный игнор. Больше всего его удивляло то, что ужасно редко ему попадались девственницы. Одна из девиц призналась ему, что она начала половую жизнь в четырнадцать лет, когда ещё в школе училась, причем это случилось у неё с учителем физкультуры. Вскоре он даже начал коллекционировать фотографии девушек, с которыми у него был секс. Он будто хотел низкое качество секса компенсировать его количеством. Один раз он договорился встретиться с одной девушкой в другом городе, приехал туда вечером последним автобусом, но после свидания девушка просто ушла домой, бросив его на улице. Тогда он пошел на аэродром и попросился переночевать в будке у пожилой сторожихи, на которую просто накинулся и тоже имел с ней половой контакт, от которого никакого удовольствия не получил, только неприятные воспоминания.
Один раз он чуть не попал в неприятную историю, когда начал ухаживать за девушкой, одетой в куртку пилота. Сама девушка ему не нравилась, к тому же у неё была привычка очень некрасиво искривлять рот, ему было интересно, где она достала такую куртку. Он давно мечтал о такой куртке и начал заигрывать со странной девушкой. Как-то раз он спросил её в конце инструктажа, что она будет делать, если он разобьется на смерть на следующий день. И она ответила, что принесет на его могилу сто красных роз. Он шутливо ответил, что в таком случае, он назначает ей свидание на городской свалке через три часа. Все засмеялись над его неуклюжей шуткой, кроме той девушки. Обычно он ночевал в клубе, там была и душевая, и электроплитка, и было очень удобно спать на стеллаже в несвернутых парашютах, и главное в аэроклубе был телефон, а дома его не было.
И только Гена начал укладываться спать, как ему позвонила девушка в куртке пилота и сказала, что она уже час ждет его на городской свалке. Он был ошарашен, сначала подумал, что она шутит, а потом взял такси и поехал на свалку, а оттуда они поехали к ней домой. И тут он понял откуда у неё куртка. Девушка жила в «сталинке» в центральном районе. В её квартире было очень много комнат, забитых различными импортными дорогими вещами и антиквариатом. В её комнате было очень много старинных книг, в том числе и на иностранных языках. Ему показалось, что он попал в музей. Он поинтересовался, чем они питаются при таком достатке, и она ответила, что им готовит домработница, но часто они хотят есть в специальную столовую. Потом она рассказала, что её папа генерал-майор авиации.
Ему захотелось поскорее уйти из той огромной квартиры, пока не явились родители девушки или даже домработница, и прекратить с ней отношения. Но девушка совсем не хотела с ним расставаться, и просто напросилась к нему в гости. Было уже совсем поздно, и им пришлось достаточно долго идти пешком в его полуподвальную квартиру. Его мама уехала к его сестре погостить, потому квартира была в его полном распоряжении. У него была заначка – бутылка вина и коробка шоколадных конфет. После употребления вина, девушка сама легла на скрипучую тахту, и он почему-то решил, что с ней надо быть грубым, и порвал её кружевное нижнее белье. Возможно, ему хотелось просто самоутвердиться, доминируя над избалованной генеральской дочерью. Но оказалось, что у девушки это в первый раз. Сначала она растерялась, а когда у неё пошла кровь, она очень испугалась и закричала так, что соседи начали стучать в стену. Тут уже испугался Гена, вскочил с кровати и принялся извиняться. Девушка разрыдалась и убежала. Больше он её никогда не видел.
А потом произошел случай, который сильно повлиял на окончание его карьеры. Он в одной из групп положил глаз на одну очень активную и наивную девушку, начал её намеренно игнорировать, он часто так делал, чтобы заставить девушек самих начать идти на контакт. Кончилось всё тем, что игнорируемая им девушка разрыдалась на занятии, и он строго велел ей приехать в аэроклуб вечером на следующий день. И она начала рыдать уже от радости, а потом явилась к нему с большим букетом цветов, которые он поставил в ведро уборщицы. А потом он долго и мучительно лишал её девственности. Крови было настолько много, что были испачканы многие парашюты на стеллаже, где это происходило, его белые брюки и майка, так же платье девушки. Ей было так больно, что она закусила руку, чтобы не закричать, и прокусила её до кости.
Встречался он с этой девушкой не очень долго, узнал, что у неё родители достаточно крупные номенклатурщики, у которых частный дом в Саласпилсе, и цветы, которые она ему привезла, были из собственного сада. Узнал он это от её старшей сестры, которая приехала к нему на работу и серьезно объяснила ему, что он ей не пара. Он по этому поводу совсем не расстроился, и охотно прервал с ней отношения. К тому времени в аэроклубе у него появился враг – один из летчиков, который был женат, но активно пытавшийся изменять своей жене на работе. Гена на занятиях постоянно упоминал о том, что у летчика жена и двое детей, что он образцовый супруг. Неизвестно как, но испачканные кровью парашюты кто-то положил на укладку, и их использовали во время прыжков в Даугаву во время парадов. Все заметили, что белые парашюты белые небезупречно, а летчик после прыжков принес один из парашютов начальству и заявил, что это вещественное доказательство аморальности инструктора. Когда кто-то усомнился в том, что это кровь девственницы, тот даже показал, что там налипли лобковые волосы. Увольнять за такое Гену не стали, это было бы позором для аэроклуба. Летчику велели заткнуться, но к молодому инструктору, начальство начало придираться.
Потом, Гена находился на парашютной вышке в самом известном рижском лесопарке. На эту вышку пришли туристы из Финляндии. К Гене тогда пришел его друг детства алкоголик Шнитков, который как раз раздобыл политуру, кидал в неё соль, взбалтывал и когда спирт отделялся от других веществ, пил его. Финны, с радостью попробовали экзотический коктейль, и остались довольны, подарив Гене и его другу несколько импортных дефицитных вещей. После этого Гену судил товарищеский суд, устроили ему проверку, и выяснилось, что он ещё и часто присваивает себе плату за прыжки с этой вышки, не давая желающим билеты, но взимая плату за аттракцион. Ну и окончательное решение о его увольнении «по собственному желанию», было принято после того, как один посетитель, прыгая с этой вышки начал болтать ногами и очень неудачно сломал ногу. Выпивший Гена решил вздремнуть, а посетителей начали обслуживать его друзья, и не предупредили, что ногами при прыжке болтать нельзя.