Харлана пришлось ждать целых два часа. Я метался по гостиной, как тигр в клетке, потом смирился и уставился в потолок. За это время я выпил у них, наверное, три литра крепкого, как смола, кофе и уничтожил целую тарелку искусно приготовленных маленьких бутербродов.

«Надо бы почаще пользоваться своей наглостью», — с циничной благодарностью подумал я. — «Может, и готовить не придётся учиться? Хотя вряд ли они станут меня кормить вечно».

Когда он наконец появился, я уже начинал клевать носом на мягком, но неудобном диване — кофеин подействовал ровно на полчаса, а ел и спал я в последний раз, кажется, ещё до того, как в моей жизни возник этот проклятый артефакт.

— По какому делу на этот раз? — спросил он, входя в комнату и не утруждая себя даже кивком.

— Мне надо в клуб попасть. Послезавтра. В «Грех Неона».
— Зачем? — Его брови чуть приподнялись, выражая скучающее любопытство.
— Там будет сходка всех авторитетов. Будут обсуждать «Дым». Мне туда надо. Без этого никак.

— Вам там нечего делать, — отрезал он, и в его голосе зазвенела сталь. — Вы занимаетесь поиском моего пропавшего артефакта, а не их грязными делишками.

Я едва удержался, чтобы не выругаться вслух, с такой силой сжав кулаки, что ногти впились в ладони.
— Ваш артефакт прямо-таки связан с этими «шишками»! А вдруг кто-то из них решил его украсть и теперь выставляет на продажу?

— Вы тратите моё время, — его голос стал тихим и от этого ещё более опасным. — И, к слову, скоро вы получите помощника. Мне надоело наблюдать за вашими беспорядочными и бессистемными метаниями.

— Мне не нужна никакая помощь! — взорвался я, вскакивая с дивана. — Я сам, между прочим, кровью и потом пытаюсь вам помочь!

На это он вдруг хищно улыбнулся, в его глазах вспыхнуло явное, леденящее удовольствие.
— Неужели вы думаете, что поиском столь ценного предмета я позволю заниматься кому-то в гордом одиночестве? Приставил бы помощника раньше, но он был занят деликатным поручением в другом городе. Скоро появится и составит вам неразлучную компанию.

Я выругался, что вызвало у него ещё более широкую, самодовольную улыбку, словно у кота, сытно съевшего канарейку.

— Да это же карнавал какого-то дичайшего бреда, дерьмо дерьма! Твою мать! Всех бы на кол — да раскидать в разные стороны, как паршивых псов! Эта вонючая, сопливая тягомотина до печёнок меня прожгла! Кастинг для психушки, б**ь! Абсурд, маразм — тошнотворное дерьмо, а не работа! Зубы сводит, будто мелом по драному стеклу водят!

Покидал я его палаццо с таким настроением, что, кажется, мог бы зарядить им патроны, и они взрывались бы от одной лишь ярости. Просто не понимал, как теперь выкрутиться. Как вести двойную игру, когда за тобой постоянно следят? А тут ещё и постоянный присмотр, цепной пёс, которого мне подсадили на шею... Ловушка, в которую я сам и полез, медленно, но верно сжималась, и стенки её становились всё теснее.

Сам клуб «Грех Неона» оказался наглухо закрыт. Глухие ставни на окнах, ни единого проблеска света изнутри. Никаких посетителей, на входе — утроённая охрана, стоящая с таким видом, будто она вросла в асфальт. Видимо, готовили площадку для предстоящего «мероприятия».

Я обошёл здание, ощущая на себе колючие взгляды камер наблюдения, но все входы, кроме служебного, были намертво заблокированы. Даже у служебного входа внутри дежурили двое суровых парней с бычьими шеями.

«Основательно они готовятся, нечего сказать. Прямо как крепость перед штурмом».

Весь оставшийся день я провёл в баре «Бешеный валет», где воздух был густ от табачного дыма и азарта. Я не стал привлекать к себе внимания крупными выигрышами. Напротив, я позволял себе проигрывать за одними столами, изображая досаду, а за другими — отыгрывался, чтобы в итоге остаться со скромным, но стабильным плюсом. Пока я механически сбрасывал карты и делал ставки, ощущая шершавость фишек между пальцев, мой мозг лихорадочно работал, выстраивая план. Возможно, проникнуть в клуб всё же удастся. Нужна лишь одна щель в их броне.

Зачем мне это было нужно? Я не видел другого выхода. Мне надо было узнать больше. Если кража «Дыма» была заказана на таком высоком уровне, значит, Харлан специально что-то от меня скрывал. Какой-то ключевой фрагмент, который я мог бы использовать как рычаг в своих интересах.

За липкой кружкой пива и необязательными карточными разговорами я выяснил кое-какие детали. На сходке будут артисты, элитный эскорт и вино — каждая бутылка стоимостью около 50 тысяч крон.
«Немыслимая сумма. На эти деньги можно купить небольшой домик в пригороде».

Вино оказалось непростым — раскрывалось букетом лишь при температуре ниже 15 градусов, доставку осуществляла местная курьерская служба «Стальной гонец». Значит, кто-то должен доставить его прямо к началу.

Самое важное — один из игроков, мужчина с лицом, покрасневшим от выпивки и волнения, оказался менеджером той самой службы. Играя на его раздутом самолюбии, подначивая его в духе «Да не может быть!» и «Врешь, как сивый мерин!», я вытянул из него, что тот слышал эту историю лично от своего друга-курьера, с которым любит по пятницам пропустить стаканчик-другой в одном затрапезном баре.

Мой план был на грани фола и самоуправства. Но именно в этой абсолютной, почти безумной дерзости и заключалась его сила.

Итак, скромно обыграв компанию (оставив им на прощание ровно столько, чтобы хватило на такси и не возникло желания мстить), я покинул «Бешеный валет». Бар нашёлся быстро: пройдя пару сомнительных местечек с кислым пивом и тяжёлыми взглядами отчаявшихся. Полутьма, мигающий свет, музыка — эхо забытых мечтаний. Нужный мне парень, Марлоу, оказался чуть шире в плечах и выше меня, но это не имело значения. Главное, чтобы форма сидела сносно.

Я подошел к нему, пока он одиноко потягивал виски у стойки, глядя в пустоту.
— Зейн Арчер, детектив Управления правопорядка, — представился я низким, деловым тоном, показывая жетон. В его глазах мелькнуло не столько беспокойство, сколько удивленное любопытство. — У меня к вам есть несколько вопросов конфиденциального характера.

— Каких? — насторожился он, отставляя свой стакан.

— Скажите, вы доставляли товары в ресторан «Рука кальмара»? В прошлый четверг. Среди них были особые, дорогие специи.

— Всякое возить приходится, — пожал он плечами, но в его позе появилась напряжённость. — И в этот ресторан тоже. Деталей не припоминаю.

— В таком случае, вы временно задержаны. Проследуйте со мной в участок. Этот ресторан замешан в крупных махинациях с контрафактными товарами, и вы, как лицо, осуществлявшее доставку, подлежите допросу как соучастник.

Его уверенность мгновенно сменилась растерянностью, а затем и тихим, паническим страхом. Везти его пришлось на такси — как непрофессионально и как унизительно для нас обоих, — но выбора не было. В участке, используя своё влияние и психологическое давление, я добился его помещения в камеру временного содержания «для выяснения обстоятельств» и заставил его переодеться в безликую, серую униформу задержанного. Его собственная одежда, включая форменную куртку с логотипом «Стального гонца» и пластиковый пропуск, теперь была у меня. Она пахла чужим потом и дешёвым стиральным порошком.

План сработал. Теперь у меня был пропуск. Правда, для этого пришлось переступить через пару неписаных законов и, возможно, безнадежно сломать карьеру невиновному человеку. Но в моей новой жизни, в этой игре на выживание, такие мелочи отошли на второй план, словно шелуха. Главное — двигаться вперёд.

Заехал к Джонатану, своему «документальщику», в глухом переулке Сумерек. Его контора пряталась за дверью без вывески и пахла химикатами и старой бумагой. Показал ему пропуск курьера; шершавый пластик уже казался чужим в руке.
— Нужно кое-что подправить. Фото, печать. Сделаешь как свое?

Он попросил подождать часок-другой. Чтобы не стоять у него над душой, впитывая едкий запах проявителя, сходил в ближайший бар, где пиво отдавало металлом и тоской. Забирая готовый, идеально подделанный пропуск, на котором моё фото выглядело чужим и плоским, подумал: у того парня, Марлоу, теперь будут серьёзные неприятности. Его либо уволят за «потерю» документа, либо, что ещё хуже, накажут свои же, записав в число ненадежных сотрудников. Возвратить утраченное я не собирался. В этой игре выживала лишь та крыса, что не оглядывалась на битую посуду.

А теперь — городская тюрьма «Блекуотер». Её серые стены из грубого камня отсырели и покрылись мхом, а воздух у ворот был густ от запаха отчаяния и дезинфекции. Договорился встретиться с Крокодилом. За толстым стеклом, исцарапанным вдоль и поперек, предстал суровый гном. Усевшись, он не сразу взял трубку, сперва внимательно, словно скальпелем, изучал моё лицо, старался запомнить каждую черту, каждую морщинку, каждый шрам. Я молча ждал, держа холодную трубку у уха, в котором уже начал звенеть навязчивый гул.

Наконец, он поднял руку — движение её было медленным и исполнено презрения.
— Чего тебе надо? — Голос его звучал хрипло, пропитан сыростью тюрьмы и злостью. — Разве недостаточно уже взял того, чего желал? Моей жизни, моей репутации?

— Не вижу смысла что-то скрывать, — сказал я, и мой голос прозвучал удивительно ровно в этой давящей тишине. — Ты и сам должен понимать. Тебя просто слили. Как отработанный пар. Теперь появится какой-нибудь другой «Крокодил». Он будет работать лучше и, возможно, даже дешевле. Но я здесь не за тем, чтобы говорить о твоих ошибках.

— Тогда зачем? — в его глазах, утонувших в синяках, вспыхнула тихая, беспомощная злоба.

— Мне нужно знать, что ты можешь рассказать о сходке авторитетов. Послезавтра. В «Грехе неона».

Он выругался грязно и многословно, послал меня на три буквы и резко швырнул трубку на рычаг. Поднимаясь, он показал мне отточенный, оскорбительный жест — его палец, упёртый в стекло, казалось, мог его пробить.

Что ж, не вышло. Не все ниточки можно дергать. Некоторые рвутся, обжигая пальцы.

Вернувшись в участок, где знакомые стены внезапно показались тесными, я велел привести ко мне в допросную того самого водителя курьерской службы — Марлоу. Комната была пуста, выкрашена в унылый зелёный цвет, без зеркал, лишь металлический стол да два стула. Оставил его одного на десять минут — классический приём, чтобы нагнать страх, дать нарасти тишине, чтобы она начала давить на барабанные перепонки.

Затем вошёл и сел напротив, с грохотом отодвинув стул, отложив пухлую, но наскоро сляпанную папку с делом о ресторане «Рука кальмара».

— Ну что, Марлоу, — начал я, не повышая голоса, но каждое слово падало, как камень. — Давай начнём сначала. Ресторан «Рука кальмара». Ты работаешь там водителем и отвечаешь за них в своей конторе?

— Я… я уже всё сказал, — он нервно ёрзал на стуле, пальцы теребили край куртки.

— Не торопись. Специи. Откуда их везли?

Я медленно, с наслаждением листал папку, делая вид, что изучаю несуществующие документы.

— Склады на окраине, порт... — он мямлил, глаза бегали по стенам, ища выход.

— Конкретнее. Номера накладных. Маршруты. Имена водителей. — Я посмотрел на него поверх стола, вонзив взгляд. — Потому что если мы не сойдемся в цифрах, твоя компания получит такой штраф за соучастие в контрабанде, что тебя вышвырнут на улицу в тот же день без выходного пособия. И с волчьим билетом.

Он побледнел, и капли пота выступили у него на висках. Давление действовало.
— Ладно… ладно! — выдохнул он, и его плечи обвисли. — Но это касается не только их! Есть ещё один заказ. Очень дорогой. На послезавтра.

— Продолжайте, — я сделал вид, что записываю это в протокол, хотя в блокноте был лишь список продуктов.

— Вино... «Слеза Феникса». Бутылка — пятьдесят тысяч крон. Забирают его со склада элитных вин на Аллее Аристократов, в семь вечера. Доставка к восьми, в «Грех Неона».

— И кто заказчик? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Аноним. Через подставную фирму. «Сильвер Энтерпрайзис». Но... — он понизил голос до шепота, — машину повезут два курьера. Старший по рейсу — я. Мой напарник... — он замялся, взгляд его стал затравленным.

— Твой напарник, Марлоу, — я закончил за него, не отрывая взгляда. — Кто?

Он сглотнул, гортань дернулась, понимая, что точка невозврата пройдена.
— Лейтон. Лейтон Эштон мой напарник.

Я закрыл папку с громким, окончательным щелчком. У меня было всё: время, место, маршрут и имя моего «напарника» на эту миссию. Оставалось лишь дождаться послезавтра и занять место в грузовике «Стальной Гонец», как тень, подменившая собой настоящего курьера.

— Спасибо за сотрудничество, Марлоу. Теперь о «Руке Кальмара»... Мы еще вернемся к этому вопросу. Как нибудь в другой раз.

Я вышел из допросной, оставив его в комнате, наполненной холодным потом и страхом. План обретал чёткие, почти осязаемые очертания. Игра вступала в решающую фазу, и ставки были выше, чем когда-либо.

Я оставил дела ресторана на растерзание своему отделу. Пусть сами ковыряются в контрабанде, штрафуют и делят скучные лавры. Меня это больше не волновало. Теперь это была забота скрупулёзных финансистов и счетоводов, а моя игра шла на гораздо более опасном поле.

Переодевшись в слегка пахнущую чужим потом, чуть большеватую форму курьера «Стального гонца», я заглянул в тот самый бар, где воздух был густ от перегара и приглушённых разговоров. В углу, под тусклой лампой, сидел мой «напарник» на завтра — Лейтон, чьё имя я вытянул из Марлоу. Подошёл, скользнув между столиками, представился вымышленным, ничего не значащим именем и сел рядом, заказав тёмное пиво для правдоподобия.

— Завтра работаешь со мной, — сказал я коротко и безапелляционно, не оставляя места для вопросов. — Марлоу выбыл.

Он удивлённо поднял бровь, отставив свою полупустую кружку.
— А Марлоу? С ним что стряслось?

— Марлоу задержали, — ответил я с деланно сочувственной интонацией. — Но ты не бойся, сам ты чист. Там какая-то мутная история с подставными специями для «Руки кальмара».

— Какими ещё специями? — он сразу насторожился, и его пальцы нервно забарабанили по столу.

— Да так, один из грузов оказался левым, — махнул я рукой, изображая лёгкое презрение к такой мелочности. — Но раз ты всего лишь напарник, то тебе ни одна собака ничего не предъявит. Завтра просто отработаем смену. Всего-то и делов — пару ящиков вина доставить. Главное — сделать всё чётко и без опозданий. Премиальные за срочность никто не отменял.

От Лейтона исходил знакомый сладковато-горький запах страха, смешанного с неуверенностью. Он был идеальной пешкой — достаточно напуган, чтобы слушаться, но не настолько, чтобы сломя голову броситься к начальству.

— Понимаешь... — он замялся, отводя взгляд. — У меня завтра семейные дела могут быть... Не будешь капать начальству, если я не выйду? Прикрой, а? Я тебя потом отблагодарю.

Я притворно-отецки улыбнулся, изобразив на лице маску добродушного понимания.
— Да ты чего, дружище! Брось! Не бойся, всё утрясётся. Я сам всё улажу с бумагами. Главное — сегодня в себя много не лей, а то с похмелья за руль — верная дорога к аварии.

— Хорошо, — он слабо кивнул, немного успокоившись, но напряжение в его плечах не спало. — Обещаю выйти.

Но я чувствовал его ложь. Она висела в воздухе между нами липкой и тягучей паутиной. Он и не думал выходить. Искал предлог, чтобы, словно мышь, проскользнуть в нору и избежать любых возможных проблем. Это было… почти слишком идеально. Его добровольное отсутствие лишь упрощало мой план. Не придётся никого оглушать, подмешивать что-то в пиво или инсценировать поломку. Он сам устранится, как ненужный винтик.

Я вышел из бара, звякнув колокольчиком на двери, оставив Лейтона додумывать свои жалкие отговорки в облаке табачного дыма. Мой план, казалось, должен был сработать безупречно, словно швейцарские часы. По крайней мере, я на это отчаянно надеялся. В этой игре ставки были слишком высоки, чтобы полагаться лишь на надежду, но другого выхода у меня не оставалось. Завтра я стану тенью в форме курьера, доставляющего проклятое вино на сходку самых опасных людей города. И никто, абсолютно никто, даже всевидящий Харлан Ла Бруньер, не будет знать, зачем я туда пришёл. И именно в этой неопределённости таилась моя единственная свобода.

Читать далее

Психологический подтекст этого высказывания выходит далеко за рамки религии. «Тёплость» — это не про отсутствие действий, а про особый, коварный вид бездействия, замаскированный под движение. Это позиция человека, который достаточно страдает, чтобы постоянно жаловаться, но недостаточно отчаялся, чтобы по-настоящему измениться. Он не «холоден» — то есть не может смириться и принять свою боль как данность, отпустив контроль, — и не «горяч» — то есть не способен на яростную, всепоглощающую решимость сломать порочный круг. Он пребывает в зыбком, комфортном в своём дискомфорте пространстве между. Он исследует пути решения, но отступает; читает о самопомощи, но продолжает жить в стрессе; жалуется на обстоятельства, но отказывается видеть их глубинную связь со своей историей и эмоциями. Эта «тёплая» позиция — психологический эквивалент той самой лаодикийской воды: она не лечит и не освежает, она лишь поддерживает состояние хронической, фоновой тошноты души и тела. И именно это состояние является питательной средой для застоя, проблем со здоровьем и безысходности.

Когда мы говорим о проблемах в жизни и здоровье, современная наука всё чаще говорит на языке психосоматики и биопсихосоциальной модели. Это не просто «от нервов». Это сложнейший диалог между психикой и телом, где эмоциональное состояние, травматический опыт и хронический стресс напрямую влияют на физиологию, самочувствие и жизненный тонус. Мозг, находящийся в постоянной «тёплой» тревоге — не в панике, а в фоновом режиме ожидания угрозы, — посылает телу искаженные сигналы, а оно, в свою очередь, своими симптомами и усталостью усиливает сигналы обратно в мозг. Замыкается порочный круг страдания и бездействия. И вот здесь вступает в силу жестокий парадокс: невозможно разорвать этот круг, оставаясь в тех самых психологических, эмоциональных и поведенческих «водах», в которых он сформировался. Нельзя вылечить расстройство или выйти из тупика, корни которых уходят в паттерны мышления и реакции на стресс, продолжая думать и реагировать по-старому. Мозг, создавший проблему, не может быть тем же самым инструментом, который находит радикально новое решение без внешней помощи, без «инструктора».

Вот почему не всем суждено избавиться от хронических проблем. Не потому, что они неизлечимы — опыт и исследования доказывают обратное. А потому, что путь к исцелению требует мужества перейти из состояния «тёплого» страдания в состояние «горячего» — решительного и часто болезненного — исследования себя. Требует перестать быть пассивным объектом обстоятельств и стать активным субъектом своей жизни. И здесь на помощь приходит психотерапия, выступая тем самым необходимым внешним катализатором. Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), например, имеющая убедительную доказательную базу, не работает с симптомами напрямую. Она работает с тем, что их поддерживает: с катастрофизирующими мыслями («я никогда из этого не выберусь»), избегающим поведением (отказ от возможностей из-за страха), перфекционизмом и неумением выставлять границы — теми самыми «тёплыми» паттернами. Она учит мозг новым, более адаптивным способам обработки стресса и боли. Терапия, основанная на осознанности, учит не бороться с реальностью («горячее» сопротивление) и не погружаться в неё с головой («холодная» капитуляция), а наблюдать её с принятием, меняя сам тип взаимоотношений с собственными мыслями и телом.

Сделать первый шаг к психологу — это и есть тот акт «горячего» решения, который вырывает человека из тёплого болота. Это признание: «Да, я не справляюсь в одиночку. Моих внутренних ресурсов недостаточно, потому что они и являются частью проблемы». Это шаг в сторону изменения не столько обстоятельств, сколько себя в этих обстоятельствах. Современные данные нейровизуализации показывают, что успешная психотерапия буквально меняет активность мозговых структур, связанных с эмоциональной регуляцией, болью и принятием решений. Она не «успокаивает нервы», она перепрограммирует диалог человека с самим собой и миром.

Таким образом, судьба избавления от проблем — или любого другого затяжного страдания — решается не в попытках механически исправить внешние условия, хотя это важно, а на той внутренней развилке, где человек делает выбор: остаться в «тёплой» знакомости муки, где есть вторичные выгоды (внимание, право не действовать, оправдание неудач), или вступить на «горячий», незнакомый и пугающий путь личностной трансформации. Истинное исцеление начинается не тогда, когда проходят трудности, а тогда, когда заканчивается внутреннее сопротивление переменам, когда жалость к себе сменяется ответственностью за себя. В этом и заключена вечная мудрость древнего текста: быть «тёплым» — самая большая опасность, потому что это иллюзия жизни, за которой следует не взлёт, а тихое, но окончательное извержение из потока собственных возможностей.

https://vk.com/srk_problemi

Такие уж времена настали…

Но удивление собравшихся под сенью базилики достигло небывалых высот, когда из неприметной двери слева за алтарем к ним вышла Жюстин.

- Ведьма, ведьма, - пронеслось под сводами Сен-Валери.
- Невозможно! - громко заявил кто-то из собравшейся толпы. - Ведьма не может появиться в святом месте!

Эта точка зрения тут же нашла сторонников.

- Была б ведьмой - сгорела бы в адском пламени, как только ступила б в храм! - авторитетно высказалась какая-то женщина, стоявшая в первых рядах.

Кардинал, в келье которого Жюстин провела всю ночь, сперва усмехнулся, но затем понял, что эту неожиданную поддержку надо бы использовать.

- Истинно так! - возвысил он голос, и прихожане притихли. - Все вы знаете Жюстин Фиори, в разное время помогавшую доброй половине собравшихся. Ведьма бы разве стала лечить вас от хворей?!
- А чо ж вы ее вчерась на костер уволокли? - раздался еще один голос из толпы.

Робер поискал взглядом столь недоверчивого прихожанина, но не нашел.

- Жюстин не было вчера на площади, - прозвучало снова из первого ряда.

На этот раз - мужчина.

Сенешаль.

- Вчера на площади казнили ведьму, - продолжил он. - ткачиху с улицы Тюрго. Причем здесь Жюстин, добрые люди?
- Но ведь Жюстин вы упрятали в темницу ранее! - упорствовал голос.
- На допросе ткачиха призналась, что хотела погубить Жюстин, - развеял сомнения кардинал. - Навести на нее порчу. Надо было спрятать нашу травницу, защитить ее. А где, как не в базилике, проклятия чернокнижников не достанут?!

Жюстин тоже усмехнулась. Следы, оставшиеся после такой защиты на ее спине и ягодицах, все еще немилосердно саднили. Но нарбоннцам знать об этом было совершенно незачем.

По крайней мере, сейчас.

Хорошо еще, что лицо почти в порядке после оплеух Робера, разыгрывающего для Де Шабри лютую ненависть к ведьме. Они обговорили это с кардиналом заранее, девушка была готова к такому, но все равно вышло неожиданно больно… Увы, лицо ведьмы на костре надо было сокрыть, чтобы никто не заметил подмены. Пришлось потерпеть! Жюстин усмехнулась, вспоминая, что именно Де Шабри предложил надеть на нее колпак, мол, толпе народа так будет спокойнее… Выскажи эту идею Робер, может, у лжеепископа и возникли бы подозрения, а так… Они с кардиналом, пожалуй, переоценили ум этого чернокнижника. Де Шабри, гори он в аду, оказался-таки тем еще болваном!

Все заживляющие чары Жюстин применяла только к лицу, решив оставить исцеление шрамов на спине на потом. Как знала, что лицо окажется важнее!

- Довольно споров! - резко прозвучал еще один голос.

К алтарю, тяжело ступая, поднялся Верховный Инквизитор в мантии кардинала.

Внутри Робера все рухнуло.

- Свидетельствую, что эта девица - не ведьма, и все, сказанное сейчас кардиналом Робером, есть истина, - произнес Романо, обернувшись к толпе. - А теперь - послушаем ее, - инквизитор кивнул Жюстин, приглашая девушку говорить.

Травница никогда раньше не держала речь перед всем городом. Оттого она часто сбивалась и путала слова. Но горожане все-таки уразумели, что им надлежит делать, чтобы избежать черной смерти. Больше всего недовольства вызвал призыв Жюстин собирать с хлеба плесень и есть ее, будто лучшее кушанье на много лье окрест.

- Ну, как есть колдовство, - начали роптать прихожане. - Видано ли, такую пакость есть?
- Никакое не колдовство, - парировала Жюстин. - Плесень - это же целебная трава! Вы что, не знаете? И цветом такая же, зеленая…
- А чего ж мы тогда ее завсегда выбрасываем? Да еще и вместе с хлебом!
- А травы из леса вы каждый день что ли едите и тинктуры из них пьете? Нет же! Только если приключилась хворь!

Выпроводив последних нарбоннцев, заверив их, что ежели те что-то почувствуют, то пусть приходят сюда за помощью, девушка и кардинал поднялись в келью.

- Ну? - вместо тысячи слов, Романо, поджидавший их сидя за роберовым столом, довольствовался всего одним.

Но вложено в это слово было немало!

- Вместо меня вчера казнили другую женщину, - начала объяснять Жюстин. - Она была детоубийцей и заслужила это…

Инквизитор недовольно поморщился.

- Я сообразил, что под колпаком другая, - проговорил он хмуро. - Я не дурак. Я сразу понял, что этот, - он мотнул головой в сторону Робера, - тебя любит и приложит все усилия, чтобы ты избежала казни. Значит, подмена? Этого следовало ожидать. Своим лицедейским горем вчера, на площади, Вы, Ваше Высокопреосвященство, меня лишь убедили, что тут дело нечисто.
- А как Вы догадались? - тихо спросила Жюстин. - Про любовь…

Романо хмыкнул.

- Когда Робер бил тебя плетью, у него в глазах стояли слезы. От отчаяния, что он вынужден это делать, я полагаю.
- Я бы лучше руку себе отрубил, - подтвердил кардинал. - А еще лучше - голову, причем - Де Шабри и… Вам, - с вызовом докончил он. - Жюстин не ведьма!
- Кстати, где епископ? - спокойно поинтересовался Романо, проигнорировав угрозу.
- Выехал из города до того, как закрыли ворота, - с непроницаемым лицом пояснил Робер.

Великий Инквизитор кивнул. Кажется, он понял, в какую сторону отправился Де Шабри, но предпочел не уточнять.

- Если Вы, монсеньор, такой сообразительный, - к Жюстин вернулась ее ехидная интонация, - то почему не прекратили пытки? За что мне было все это?!
- Да потому, что ты - ведьма! - гневно ударил ладонью по столу инквизитор. - Ты сумела своими инкантациями вытащить того упавшего с дерева мальчишку из лап смерти! Мы все это видели, забыла?!

Действительно, забыла. Но… и что же?!

- Правда, ведьма странная, надо признать, - продолжил Романо. - Все чернокнижники, что я знал, пакостили людям… Вредили, как могли. А ты помогала! Помогала даже тогда, когда это грозило раскрыть твою тайну. В моем присутствии! Знала, что это приведет тебя на костер, но все равно спасала этого ребенка.
- И Вы решили… - подтолкнул его Робер.
- И я решил отдать судьбу этой ведьмы в руки Господа, - пожал плечами Романо. - Ведь если Он захочет, чтобы ведьма сохранила свою жизнь, инквизиция ничего не сможет сделать. Что до меня… Я не увидел в этой девице ничего от дьявола, как ни старался разглядеть. Поняв, что вы что-то затеваете, я увел тогда за собой епископа из камеры. Чтобы у вас была возможность претворить в жизнь свой план, каким бы он ни был.

Великий Инквизитор криво усмехнулся.

- Смешно сказать, епископ всерьез тогда решил, что без его помощи я не смогу обуздать гнев толпы! Я, кардинал Романо ди Треви́зо ди Рениéри, и не справлюсь без какого-то клирика-выскочки?! Вчера он еще разносил похлебку в монастырской трапезной, а сегодня вообразил, что Великий Инквизитор нуждается в его красноречии…

Робер медленно выдохнул.

- Значит, Вы уже тогда посчитали, что приговор Жюстин несправедлив и надо дать ей шанс избежать костра…
- Именно так, - кивнул Романо. - Я решил, что у Всевышнего на эту ведьму свои планы, и Он в итоге явит нам свое решение. И оно, разумеется, истинно верное, поэтому надо следовать ему и делать то, что в моих силах. Потому на сегодняшней проповеди я солгал людям, ни секунды не сомневаясь, что это верно. Кто я такой, чтобы вставать на пути у плана Господа? Пыль… Меньше, чем пыль. А если ты действительно сможешь сделать что-то с чумой, пришедшей в город, то… Пожалуй, я получу ответ, для чего все это было Ему нужно…

Окончание фразы вдруг утонуло в хриплом, надсадном кашле. На губах Великого Инквизитора появилась кровь.

- Пора приниматься за хлеб с плесенью? - спокойно уточнил Романо, прокашлявшись.

Кардинал вопросительно посмотрел на Жюстин. Та медленно покачала головой.

- Слишком быстро Черная Смерть им овладела. Так бывает, но плесенью тут уже не откупиться.

Инквизитор с шумом и хрипами выдохнул.

- А что-то можно сделать?
- Да, - кивнула ведьма.
- Что?
- Вы знаете. Сейчас соберусь с силами и помогу.

На этот раз молчание длилось дольше.

- Эти твои… колдовские… ну, фокусы, - инквизитор старательно поискал подходящее слово и не нашел, - отнимают у тебя силы?

Жюстин в раздражении закатила глаза.

- Ну, а как Вы думаете? Это Вам не на рынок сходить! Вы же видели, как я исцеляла Кристофа… мальчишку, что упал с дерева, - пояснила она.

Романо кивнул. Он именно так и думал, просто хотел убедиться.

- В таком случае, попрошу Вас ничего со мной не делать.

Кажется, инквизитор в первый раз обратился к ведьме на “Вы”.

- Сохраните больше сил для тех, кто заслуживает исцеления в полной мере, - пояснил он. - Для детей, например. Я же смерти не боюсь, и если Господу угодно призвать меня прямо сегодня - я готов.

На лице Жюстин отразилось неподдельное удивление.

- Знаете, - задумчиво начала она, - если б Вы попытались приказать мне исцелить вас, бросить для этого все силы, позабыть о других - я бы точно отказалась…
- Но?
- Но Вы оценили свою жизнь меньше, чем жизни простых, даже незнакомых Вам детей, - развела руками травница. - Это - редкое качество. Потому я помогу Вам. Хочу помочь, - поправилась она.

Потому что неизвестно еще, получится ли. Но Романо отрицательно покачал головой.

- Я настаиваю. Займитесь теми, у кого впереди больше лет. Вам понятно?

Он метнул на травницу сердитый взгляд и вдруг потерял сознание. Верно, Черная Смерть уже крепко стиснула его в своих костлявых объятьях, и медлить было нельзя. Впрочем, Жюстин медлить и не собиралась.

- Ничего, - пробормотала она, кладя руку на грудь инквизитору. - Так даже лучше.
- Он потребовал, чтобы ты… - начал Робер, но девушка его перебила.
- Я слышала. Просто его мнение меня не слишком заботит. Я здесь, и он здесь, значит - так было угодно Богу, чтобы мы в эту минуту встретились. Да и других заболевших пока нет…
- Пока нет, - со значением повторил кардинал, сделав акцент на первом слове.
- Тем более, - пожала плечами Жюстин. - Потренируюсь. Вдруг у меня не получится?

Но у нее получилось.

И получилось еще семьдесят два раза: Жюстин не отказала в помощи никому, работая, не покладая рук до самого вечера. Не разделяя людей на хороших и плохих, правильных и неправильных, она помогала всем, кто смог подняться в келью кардинала, разделенную для таких случаев напополам шкафом, что прежде стоял вдоль стены.

Пока не свалилась сама.

Робер без колебаний выставил очередного страждущего исцеления за дверь и кинулся в угол комнаты, где стояла добротно сработанная дубовая кадка.

- Вода, - он поднес девушке полный кубок. - Пей!

Она послушно отпила несколько глотков и закашлялась. Кардинал сперва подумал, что девушка поперхнулась, но вдруг сердце его оборвалось и ухнуло камнем вниз.

На губах Жюстин показалась кровь. Робер с запозданием вспомнил, что ведьма объясняла ему: помогая кому-то, забирает часть беды себе.

Так значит…

- Вино… Крепкое вино, - прошептала Жюстин еле слышно. - Такое делают в монастырях. Его еще называют Aqua vitae (39). Здесь оно есть?
- Принести тебе? - встрепенулся Робер.

Крепкого вина в Сен-Валери не водилось, но кардинал, судя по всему, готов был отправиться за ним в Тулузу, в Париж, да хоть в Тартарию.

- Тебе, - с трудом ворочая языком, проговорила Жюстин. - Берешь бутыль с вином, садишься на коня и едешь прочь отсюда. И каждый час моешь в этом вине лицо и руки. Авось пронесет.
- Ворота закр…
- Улица Лилий заканчивается проломом в городской стене. Он скрыт плющом, но ты найди его… Я часто выходила там за пределы Нарбонны, - девушка прикрыла глаза.

Закатное солнце давало не так уж много света, но даже на слабые его отблески ей стало больно смотреть. Значит, уже скоро…

- Никуда я не поеду, - повысил голос Робер. - Уже говорил ведь: или с тобой, или никак. Я тебя спасу!

Глаза девушки наполнились слезами.

- Ты уже меня спас! От костра, помнишь? Дай же теперь мне тебя спасти… пока еще есть время…
- Может, нет никакого времени. Может, я уже ношу с собой черную смерть, отмечен ей!
- Не носишь, - Жюстин тоже заговорила громче, теряя остатки терпения. - Я прочла на тебя защитное заклинание. Черная Смерть не тронет тебя… пока я жива. Но долго эти чары не держатся. Умру - и они развеются. Так что, умоляю, поторопись. Обещаю тебе: все будет хорошо!

Роберу на мгновение показалось, что он ухватил идею, как быстро решить проблему.

- Наведи свои ведьминские чары и на себя! - воскликнул он и тут же понял, что Жюстин, конечно, сделала бы это, если б могла.

Умирать от чумы в семнадцать лет она едва ли хотела. Просто выбора у нее не было. Если б они убежали из Нарбонны сразу, как только узнали, что в городе объявилась Черная Смерть, быть может, и разминулись бы с ней… Но девушка выбрала остаться и спасать других.

Хоть нескольких.

- Вернешься через два месяца, тогда и похоронишь меня… что останется.
- Ты представляешь, что это будет? Как ты будешь выглядеть через два месяца?
- Мне будет уже все равно, - резонно заметила Жюстин. - На старом римском кладбище у северной окраины растут три бука. Строго посередине между ними… Так я смогу вернуться, - добавила она нехотя.

Робер радостно вскинулся, но тут же сник.

- Опять врешь, - горько проговорил он.
- Вру, - согласилась Жюстин. - Но тебе нужна надежда? Мне тоже хочется надеяться… Вдруг смогу. Надежда есть всегда!

Надежда. Великое дело эта надежда! Корабль, вдохновленный надеждой, благополучно пробирается сквозь шторма, через исполинские волны в тихую гавань, что ожидает за ближайшим мысом. Израненный после битвы воин, вооруженный одной лишь надеждой и сломанным мечом, попадает к своим и вскоре шагает маршем победителей по вражеским землям. Простой пастух, окрыленный надеждой, добивается взаимности от давно приглянувшейся дочки герцога, и вместе они сбегают в далекий край, где будут счастливы…

Великое, величайшее дело эта надежда!

- А есть ли шанс, что ты одолеешь свой недуг? - с робкой надеждой в голосе спросил Робер.
- Может быть, - кивнула Жюстин, устраиваясь поудобнее на кровати. - Поцелуй меня еще раз, ладно?

_______
39 Крепкое вино, Aqua Vitae (Вода Жизни - лат.) - разные названия этилового спирта или его водных растворов с большим содержанием последнего.

Это выпуск с Таней Млынчик и Артёмом Сошниковым, писателями и подкастерами в «Двух авторских». Вообще в этом выпуске мы должны были обсуждать «Когнату» Сальникова, но добрались до книги ближе к концу выпуска.

Зато обсудили литературную кухню – кланы, интриги, неискренность, скандалы и всякое такое. Потом поговорили о подкастинге, отличии литературы провинциальных авторов от столичных и девальвации контента. До «Когнаты» Сальникова мы тоже добрались, но наши мнения о книге разделились.

Обсудить выпуск можно в нашем высокоинтеллектуальном сообществе «ИБК».

Слушать выпуск:

• Apple Podcasts

• Яндекс Музыка

• Pocket Casts

• Castbox

• YouTube

• Все платформы