Живой
Однако, здравствуйте) У меня очень внезапно появились подписчики, и именно это сподвигло меня наконец-то начать выкладывать сюда оригинальные тексты. Их не так много, гораздо меньше, чем фанфиков, и всё-таки они есть. Подумав и пересмотрев то, что есть, я выбрала несколько полноценных историй, которыми действительно горжусь, несмотря на все их косяки :D
И первой историей станет "Живой". Она об инквизиторе и ведьме. Об остальном пусть они расскажут вам сами. Отмечу лишь, что текст не претендует на историческую достоверность. Я знаю обо всех его ляпах, но он всё равно мне нравится) И да, с неймингом у меня всегда определённые проблемы, увы)
Приятного чтения!
_____________________________________________________________________________________________________
Зло многолико. У него несчётное количество имён, прозвищ и образов. Оно подкрадывается ближе всего именно тогда, когда ты беззащитен и слеп. Именно поэтому зло любит тьму, оно лелеет её и упивается её непроглядной мглой.
— Зло многолико. Но не бойтесь, дети Божьи, ибо хранит он Вас от тьмы, наступающей на мир. Он с Вами — Вы за веру Его.
Единый хор десятка голосов сотрясает старинные монастырские стены:
— Бойтесь Бога и воздавайте хвалу Ему, ибо приближается час суда Его!
Сайлас повторяет вместе со всеми — раз, второй и третий. Он, сын Святой Инквизиции и ярый её сторонник, смерти готов посмотреть в глаза да поспорить: кто кого сильней? Стоя рядом с товарищами, он преданно глядит на седого наставника снизу вверх, и думает о том, что не зря выбрал тяжёлый свой путь. Позади нелёгкое обучение, впереди — ещё более непростая борьба. Но Сайлас готов поставить на карту всё ради того, чтобы мир очистить от грязи и ереси. Ради того, чтобы души неправедные прошли очищение огнём и обрели, наконец, покой.
Сайлас верит — его дело правое. Зло будет побеждено и падёт от его руки. Ведь это его судьба, не так ли?
Он часто спрашивает себя об этом. Но ответ — очевидный, казалось бы, и простой — не даётся. Потому он держится за веру, как единственно верный вариант. Как светоч и маяк путеводный в кромешной ночи. Сайлас твёрдо стоит на избранном пути, не желая сворачивать или убегать. Он — Божий избранник. Он тот, кого многоликое зло должно бояться и убегать от него дальше и дальше, в чащи древних лесов. Туда, где оживают тени и шепчутся души убитых во имя веры.
А зло дерзко смеётся ему в лицо шквалистым ветром, когда он впервые выезжает на священную охоту за ведьмой. Зло путает лошади ноги колючими травами, зло сыплет мелким дождём за воротник. Зло шепчет: не ходи, недалеко так и до беды. Сайлас только крепче сжимает поводья и накидывает на голову капюшон уже вымокшего плаща. С тёмных прядей на глаза капает вода, и он проводит ладонью по лицу, силясь получше рассмотреть полурасплывшуюся тропу. В этот дальний, почти заброшенный край приводит его молва. Говорят люди, будто ведьма здесь прячется — в том далёком, мрачном и явно проклятом лесу.
Сайлас подгоняет уставшее животное и на лицо натягивает старый шарф грубой вязки. Холодом веет всё больше с наступлением темноты — тучи наползают одна за другой со всех сторон. Будто бы и до этого их было мало. Он поджимает губы и выпрямляется в седле, вглядываясь в мутную пелену дождя. Если поспешить, то сегодня сможет её найти.
Загадочную ведьму со звучным именем Гера.
Сайлас трясёт головой, вспоминая, сколько небылиц выслушал по пути сюда. Говорили, будто ведьма умеет в птицу обращаться — огромного, жуткого ворона с глазами, точно горящие уголья. Кто-то спорил, рассказывая о кровожадной чёрной лисице, способной загрызть даже здорового лесоруба. Иные и вовсе давились страхом и шёпотом бормотали о том, что она приходит с ночными тенями и заживо ест детей. Сайлас на это лишь ухмыляется едко, думая — добыча его будет тем более сладка, что достать её будет непросто.
Сайлас молод, самонадеян, но не глуп. Он верит в это, а ещё верит в свой выбор. Это ведь судьба, так?
Судьба бесстрастна, как тот седовласый старик у порога последней харчевни. Сайлас помнит его цепкий взгляд и голос хриплый, точно неживой.
— За смертью ты идёшь, парень.
— Плохо ты меня знаешь, старик, — качает головой тот, щуря светло-серые глаза. — Меня не сломить какой-то ведьме.
Старик в ответ на браваду хмыкает, поднимая голову, и медленно касается шеи инквизитора, скрытой шарфом.
— Судьба у тебя, парень, жестокая. Затянула верёвку на твоей шее с самого рождения. А ты и противиться не можешь.
Сайлас дёргается, рваным движением отходя от него подальше. Страх липкой ладонью хватает за горло, заставляя развернуться и вскочить в седло. Не оглядываясь назад, Сайлас пришпоривает лошадь и опрометью выезжает со двора, не желая больше там находиться. Не желая услышать, откуда старик знает о его тайне. О метке — переплетённой в знак бесконечности виноградной лозе. Подарке, оставленном матерью-отступницей. Еретичкой, проклятой Богом.
Сайлас этот знак ненавидит до дикого желания вырезать вместе с ним кусок кожи. Но боли страшится чуть больше, а потому прячет, боясь рассказать хоть кому-то. Засмеют, заставят вспомнить весь ужас детства — ребёнок ведьмы. Порождение зла. Никто не знает, чего стоило ему двадцать три года назад укрыться от праведного гнева Божьих слуг. Но, глядя издали на ярко пылающий материнский погребальный костёр, Сайлас яростно клянётся себе — он станет инквизитором. Он больше не хочет стоять по эту сторону баррикад.
Люди спросят — разве такое возможно? Разве он — не одно из многоликих воплощений зла? Если кто-то узнает об этом, выдержать будет трудно. Оттого он работает усерднее всех, заслуживая похвалу наставника. Оттого он и стремится доказать всем (себе, в первую очередь), что он — Божий избранник. Он тот, кто сражается за правду.
Темнота подбирается быстрее, чем Сайлас успевает заметить. До леса, вставшего впереди угрюмой стеной, совсем немного, и он подгоняет лошадь. На опушке, покрытой пожухлой травой, спешивается, пристально оглянувшись. Дождь перестаёт моросить, и Сайлас решается зажечь факел. Свет огня всегда успокаивает мятежное сердце.
Он ступает осторожно по нехоженым тропинкам диких зарослей. Шаг за шагом выверяет свой путь, оступаясь на скользкой земле и цепляясь за коварные корни древних деревьев, зорко следящих за ним. Не знает, куда идёт, но думает, что в конце концов должен что-то найти. В этом лесу должен обитать всего один человек.
«Человек?..»
Сайлас молод, самонадеян и в меру храбр.
Он старается уверить себя, что ведьме, какой бы сильный бес ни вёл её по грешному пути, не справиться со святым огнём. Потому и сжимает крепко факел, надеясь после краткого суда над еретичкой дать пламени полную волю. Час проходит за часом, мрак становится всё черней — Сайлас не прекращает идти. Он должен найти эту ведьму, он чувствует: она где-то рядом.
Ночь проходит, медленно ослабляя путы дьявольские на руках и ногах. Уставший, Сайлас выбредает на поляну — очередную, похожую на другие точно две капли воды. Вздыхает тяжело и опускается на землю без сил. Ему бы отдохнуть немного, и снова в путь. Охота ведь только началась…
Почувствовав на себе внимательный взгляд, Сайлас голову поднимает — и замирает ошарашенный. Ведьма стоит перед ним, не прячась и не таясь: белое платье из грубой холстины с подолом до самой земли, непослушные рыжие волосы, на руках кольца тускло блестят серебром. В глазах цвета вечнозелёной сосны искры рыжего пламени прячутся, а на бледной коже — ни следа румянца. Она смотрит задумчиво, без злости и горечи, точно знает что-то, что Сайласу знать не дано.
Он рывком на ноги вскакивает, хватаясь за арбалет. Наконец-то нашлась, даже имени вызнавать не требуется: точь-в-точь как по описанию. Факела нет (потух ещё пару часов назад), но ничего — и железо для начала сойдёт.
Ведьма молча наблюдает за ним, не двигаясь и не собираясь сбегать. Ни капли страха в твёрдо сжатых красивых губах и прищуре, ставшем вдруг насмешливо-нахальным. Будто не её смерть явилась в облике молодого инквизитора. Будто не она сегодня покинет этот мир. Совсем с другой целью привело её сюда сердце и стон тревожной души.
— Именем святой Инквизиции я приказываю тебе сдаться. Священный суд учтёт твою покладистость при вынесении приговора, ведьма.
Заученные слова ложатся легко и правильно, и Сайлас с ними чувствует за собой силу. Поднимает арбалет чуть выше, по-прежнему держа на прицеле ведьму, и делает шаг вперёд. А та вместо того, чтобы попытаться скрыться или ему навредить — размыкает губы.
— Меня Гера зовут.
Голос мелодичный — Сайласу кажется, будто его огрели молотом по голове. Замирает, не в силах сдвинуться, и смотрит-смотрит на ведьму, не отрывая глаз. Ведьма молода — а в глазах её мудрости свет вековой. Ведьма ступает тихо, а Сайласу чудится, будто под ногами дрожит земля. Ведьма улыбается, и Сайлас уверен — сердце его вот-вот вырвется из груди, диким грохотом крови в ушах оглушая. Внутри всё рвётся навстречу ей в диком желании стиснуть в объятиях и никогда больше не отпускать. Гера подходит ближе и ласково, почти невесомо касается его щеки.
— Судьба привела тебя сюда, Сайлас. Иначе и быть не могло — Древние Боги связали нас ярой просьбой твоей погибшей матери.
Она легко снимает с его шеи шарф, а потом изящным движением откидывает назад тяжёлую рыжую копну, открывая свою. Сайласу отчаянно не хочется в это верить — но на шее ведьмы точно такой же знак. Метка, которую он ненавидит больше всего на свете.
Кажется, теперь он знает ответ. Значит, это — его судьба?..
Резким движением назад отпрыгнув, он вскидывает арбалет и стреляет, не задумываясь. Точно знает, что метит в сердце, но болт в сторону уходит, лишь скользнув по левой руке Геры. Белый цвет моментально окрашивается багрянцем.
— Не смей, проклятая колдунья! — Сайлас очень старается, чтобы голос его не дрожал. — Я Божий избранник, и твои дьявольские фокусы…
— Твоему Богу плевать на тебя.
Голос Геры кажется далёким отзвуком приближающейся грозы. Она хмурит брови, но с места не двигается, лишь укоризненно качая головой. Видит инквизитора насквозь, вплоть до сжавшегося в комок сердца. Она слишком долго живёт на этом свете, чтобы не понимать — Сайлас чересчур самонадеян и очень глуп. Да, жизнь его не было сказкой, но для того и дан ему был этот редкий, невероятно драгоценный шанс — начать всё сначала и обрести покой. Но в споре с судьбой всегда проигрывает тот, кто не желает ничего признавать.
— Это судьба, Сайлас. Ты и я связаны — с твоего семилетия и навек.
— Неправда! — Сайлас больше не хочет ничего слышать. Не хочет чувствовать, как собственная душа всем естеством противится желанию наказать ведьму по всем законам Господа. Он не хочет её убивать. Будто цепью скованы руки и сердце в агонии заходится, грозя проломить крепкие рёбра…
— Правда, Сайлас. Правда.
Сайлас не помнит, как перезарядил арбалет и выстрелил ещё раз — на этот раз в ногу. Не помнит, как связывал беззащитную, не сопротивлявшуюся ведьму и сооружал для неё костёр. Гнев, жестокий и всепоглощающий, заполняет разум, не оставляя ничего после себя. В голове настойчиво бьётся лишь одна мысль — он не станет подобием матери. Он не будет связан со злом. Он Божий избранник и тот, кто сражается за веру.
Всё, что говорит ведьма — ложь.
«Ты сам-то в это веришь?»
Прежде чем кинуть факел в костёр, он долго разглядывает её лицо и шею, на которой метка алым горит. Руки дрожат, и стоит огромных сил просто стоять на ногах. А когда Гера смотрит прямо в его глаза, Сайлас видит в них отсветы тысяч и тысяч костров. Слышит крики убитых и чувствует, как призрачные ладони тянутся к его горлу за справедливой местью. Будто за одно мгновение пролетает перед ним вся будущая жизнь — а он в ней лишь зыбкая тень. Бледная копия себя самого. Живой — и мёртвый в то же время.
Человек без души
. — Ты этого хочешь? — тихо Гера спрашивает. Не молит о пощаде и не заклинает, не призывает на его голову кару всего подземного мира. Она, в отличие от него, не может руку поднять на того, кого выбрало Небо. Сердце её рвётся от боли и горечи: не понял, не внял. Не захотел услышать призыв души родственной, и руки по локоть в крови утопить решил. Неужели он и правда настолько жесток?..
Сайлас не отвечает. Помнит — нельзя разговаривать с ведьмой после того, как та взошла на костёр. Он молча кладёт факел на собранную древесину, и только когда первые язычки пламени робко лижут сыроватую кору, он поднимает голову и кивает.
Гера закусывает губу. Не сбылось предназначение, не смогла она спасти его душу от тьмы, на которую сам себя обрёк. Что ж, так тому и быть.
— Я вернусь, Сайлас. Вернусь, когда ты забудешь про меня — и снова заставлю вспомнить.
Полные губы впервые изгибаются в ухмылке зловещей — Сайлас поневоле отступает на шаг.
— Клянусь.
Сайлас не желает слышать — но Сайлас слышит и верит. До последнего момента он неподвижно стоит и смотрит, как заживо сгорает в очистительном костре половинка его души. Лишь когда Гера перестаёт кричать, он понимает, что, в сущности, старик тот был прав. Он сейчас жив, дышит и по-прежнему верит, что путь его единственно правильный. Но внутри вместо души — пустыня, выжженная дотла, а сердце — обугленный уголёк. Дунь, и рассыплется чёрной золой.
Отныне он больше не человек. Не жилец, не верный Божий избранник. Он лишь машина, призванная карать. Без жалости, без чести и без совести. Потому что расставшись с душой, Сайлас взамен проклятие обретает — видит в каждой убитой им ведьме ту, что поклялась его найти. И с каждым разом становится всё беспощаднее, ибо до последнего верит: однажды проклятие ведьмино ослабит тиски.
Однажды всё вернётся на круги своя.
В следующей — новой — жизни, молодой инквизитор молча со страхом смотрит на рыжую ведьму, в зелёных глазах которой отражаются искры тысяч и тысяч костров.
Метка переплетённой виноградной лозой бесконечности горит будто клеймо.
— Я тебя нашла.
Сайлас давно не молод, уже не самонадеян и не слушает чужих слов. Стоя в одном шаге от смерти, он знает — после будет именно так. Он обречён вечно встречать одну и ту же душу и наблюдать, как погибает она от его руки.
Другого выбора у него просто нет.
Показать полностью
Тот, кто преследует
Когда Ильза ворвалась в комнату Адель, девочка уже готовилась ко сну. Окна были закрыты плотными, укреплёнными железными полосами, ставнями от ночных гостей. И нет, это была не защита от воров. В Норфельде ночью гости куда страшнее и кровожаднее.
Мама была в ужасе, и Адель не видела ее такой никогда. Захлопнув дверь, она стала в панике оглядывать комнату. В свете свечи тени дрожали, смазывались...
-Мам? - напугано спросила Адель, поджимая край одеяла к лицу. Страх мамы передался и ей.
Женщина на вопрос не ответила. Она быстро заглянула под кровать, затем - в шкаф. Видимо, варианты были не подходящие. Она схватила Адель за руку и потащила ее за собой.
-Мам, что такое-то, - уже чуть не плача спросила Адель, но мама лишь шикнула на нее. Схватив дочь за руку, Ильза быстро потащила девочку в свою комнату, не тратя время на объяснения. Уже там женщина приметила сундук, из которого быстро вытащила вещи и посадила дочку внутрь.
-Сиди здесь, и тихо! - прорычала она. Даже в свете свеч видно, как блестели от слез ее глаза.
-Мам, я не... - Адель не успела договорить. Мама зашипела на нее, приложила палец к губам и прислушалась. Внизу, на первом этаже раздались три отчётливых удара чем-то крепким в дверь, а затем, следом за скрипом открывающейся двери, послышался мужской голос.
-Добрый вечер, простите, что без приглашения!
Голос был будто весёлый, но по тому, как мелко задрожала женщина, Адель поняла, что всё очень плохо. ОНИ здесь.
Женщина закрыла крышку сундука, бросив последний, полный любви, взгляд на дочь. Трижды глубоко выдохнула, пытаясь вернуть себе самообладание, но снова голос снизу заставил ее сердце рухнуть в пятки.
-Что, неужели никого дома нет?
-Сейчас спущусь, подождите! - выкрикнула Ильза и, собрав все свое мужество в кулак, пошла к лестнице вниз. Она знала, что её ждёт, но бежать она не собиралась. Главное - не пустить человека внизу на второй этаж.
Там, в прихожей, стоял инквизитор. Черный, с серебром мундир. Темные волосы, аккуратно зализанные назад. Он был явно на охоте - в полумраке закутка его глаза горели подобно двум уголькам.
-Чем могу помочь? - дрожь в голосе сильно подвела Ильзу, но хуже того, что она заметила мерзкую, плотоядную усмешку на губах мужчины.
-Ой, знаете, я здесь просто с проверкой... - наигранно ласковым голосом сказал мужчина, заходя, наконец, в дом. Он чувствовал себя вольяжно, будто бы он здесь хозяин. Впрочем, он и правда хозяин ситуации в данный момент.
-До нас дошли просто кошмарные слухи, и я здесь чтоб убедиться, что это лишь болтовня на рынке. Очень губительная болтовня, но знаете, я не из тех, кто просто так верит слухам.
-Ох, хорошо... - они оба умеют играть в эту игру, и Ильза тоже наигранно выдыхает, - простите, как могу к вам обращаться?
-Прошу прощения, что не представился! - инквизитор подошел к Ильзе вплотную, неприлично близко, - можете звать меня Эзра. Этого будет достаточно, без чина.
Ильза отпрянула от человека. От него веяло чем-то… кошмарным. Все в его виде будто было отравлено невидимым, но смертоносным ядом. Его мундир будто бы был чернее самой ночи, и серебряные пуговицы на нем напоминали давно забытые Ильзой звезды. Насквозь фальшивая улыбка сочилась злорадством - мужчина не скрывал своих намерений. Он хотел поиграть в «кошки-мышки» и не оставлял жертве выбора, кроме как поиграть с ним. Алый блеск в глубине его зрачков сверлил Ильзу. Взгляд, как скальпель, срезал с нее одежду и кожу, обрезал мышцы, чтоб добраться до её, съёжившегося от животного ужаса, нутра. Эзра стоял перед ней с прямой осанкой, как солдат или гвардеец, но это была не военная выправка - это была власть, которой он наслаждался, глядя на то, как его жертва вжимает голову в плечи. Ильзе, может, и хотелось бы проявить последние остатки гордости и смелости, но мистическое давление этого человека не дает ей даже взглянуть ему в глаза.
-А позвольте поинтересоваться… - проглотив ком в горле и отступив на шаг промямлила Ильза, - что же это за слухи такие?
-О, я ждал этот вопрос. Представьте только, поговаривают что вы…
Эзра сделал полшага вперед, вновь приближаясь к женщине и наклонился к её уху, будто собираясь поведать ей страшный секрет:
-…занимаетесь ведьмовством! - он не прошептал, но сказал это достаточно тихо, низким, зловещим голосом, будто сами эти слова находились под страшайшим запретом. Ильза не смогла сдержать испуганный выдох, и инквизитор услышал это.
-Ну что вы, не стоит так бояться, вы же ни в чем не виновны, не так ли? - слова Эзры пропитаны неискренностью, а сам инквизитор, наконец отошел от Ильзы. Убрав руки за спину, мужчина неторопливо начал прогуливаться по комнате, то и дело бросая взгляд на жертву. Тело перестало её слушаться - колени затряслись, а на лбу выступила испарина. И лишь в этот момент Ильза поняла, что это не её собственнай страх. Сейчас, когда выбор у неё «бей или беги», странная, неестественная аура инквизитора заставляет её сердце биться всё чаще. Тело само выдает секреты, и нет сомнений - это самое малое, что может сделать этот человек, чтоб выведать больше.
-Ну бросьте, никчему это, - Эзра показал пальцем сначала на колени Ильзы, а затем на её руки. Женщина, не замечая этого сама, сжимала в кулаке свои пальцы, - скажите, а вы одна живете?
-Да! - даже через чур резко выпалила женщина и Эзра снова усмехнулся:
-Прошу, успокойтесь… пойдемте на кухню, выпьем воды, поговорим за столом?
Ильза хотела бы сказать нет, но само её нутро не в состоянии сопротивляться. На ватных ногах она пригласила мужчину пройти за ней.
Кухня в доме была узкая, скудно обставленная. Небольшой столик, шкаф с утварью, стол для готовки и дровяная печка - вот и все. Ильза подошла к бадье с чистой водой, зачерпнула из нее кружкой воды и стала пить, не сводя с Эзры взгляд. Инквизитор же продолжал осматриваться, держа обе руки за спиной.
-Вот видите, обычно у ведьм тут травы всякие, хвосты ящериц сушатся, а у вас чисто. Следите за порядком в доме…
Он обратил внимание на небольшую лохань на полу. В ней, в воде, лежало две тарелки и две ложки. В этот момент у Ильзы пробежал холодок по спине, но Эзра будто бы и внимания не обратил.
-Садитесь, - хоть и с улыбкой, но в приказном тоне сказал он, сам присаживаясь за стол. Когда Ильза села на против, инквизитор начал беседу:
-Как думаете, кто и зачем пускает про вас такие гадкие слухи?
-Ох, да мало ли кто болтает? - она вновь поднесла к губам кружку, чтоб промочить пересохшее горло.
-А что, у вас много врагов, которые хотели бы вам как-то насолить?
-Не думаю… Просто болтовня…
-Что ж, слухи, что до нас дошли, были довольно конкретные. Знаете Эмму Кортскопф?
-Да, живет через пару домов от нас. У нас с ней бывают склоки, но ничего серьезного.
-Так вот Эмма говорит, что ее дочь, старшая, Герта, обращалась к вам за специфичной помощью. Она утверждает, что вы помогли ей избавиться от нежеланного ребенка.
-Какой кошмар! - дрожащим голосом всплеснула руками Ильза.
-И я о том же! Убийство ребенка, да еще и с помощью ведьмовства! Это очень. Тяжелый. Проступок. - последнюю фразу Эзра произнес уже без улыбки и совсем недоброжелательным тоном, чеканя каждое слово.
-Как хорошо, что вы пришли убедиться, прежде чем делать поспешные выводы, верно? - неуверенно произносит Ильза. Её руки затряслись, ведь она знает, что и правда дала Герте отвар из трав, чтоб помочь бедной девочке.
-Верно. Прежде, чем делать поспешные выводы, я наведался к Герте и отвел её в храм. И наши милосердные монашки тщательно её осмотрели. И знаете-ли, что?
-Боюсь представить…
-Бедняжка и вправду лишилась святого дара нашего Престола. И даже рассказала как…
Ильза даже перестала дышать. Страх затуманил разум. Еще увидев мужчину на улице, она знала, что ей не сдобровать. Что она попалась. Но сейчас липкий, холодный ужас сдавил ей грудь стальными оковами.
-И кто ей в этом помог. Так что, пойдем в храм? Там всё станет понятно, что нам теперь делать, - Эзра встал из-за стола, и в этот момент лучины и свечи будто на миг полыхныли, освещая комнату зловещим, красноватым светом. Что хуже - гадкая ухмылка вернулась на лицо инквизитора.
-Да, я не сопротивляюсь… - со слезами на глазах сказала Ильза, покорно вставая следом. Если инквизитор пришел за ней, то пусть забирает. Лишь бы решил не осматривать дом.
Вместе они вышли в гостиную, и инквизитор позвал подмогу - пару монахов-катаров, что подхватили Ильзу под руки. А Эзра, тем временем, бросил взгляд на лестницу. Женщина тут же выпалила:
-Я готова идти. Пойдемте!
-Ох, вы даже не представляете, как редко кто-то нас торопит… Попрощаться не хотите?
-С кем?
-Не знаю, - Эзра неспеша прошел к лестнице и начал подниматься по ней, отбивая своим мечом по каждой ступеньке, как тростью, - но обязательно это выясню.
Адель, услышав звук шагов, зажала рот ладонями. Стараясь не дышать, она, зажмуриваясь, вслушивалась в звуки на этаже - до этого было тихо. Но теперь каждый ритмичный стук заставлял девочку вздрогнуть.
-Привет? - услышала она из коридора мужской голос.
Там же, в коридоре, скрипнула дверь в комнату Адель. Девочка все еще прислушивалась к шагам, к шуму в её комнате.
-Прячешься, да? Знаешь, я обожаю эту игру!
Адель едва не пискнула от страха, но сдержалась. Этот возглас был похож на рык зверя. Голос незнакомца скользнул по ней, будто царапнул невидимыми когтями. Тут же послышался и грохот: распахнулись дверцы шкафа, с тяжелым скрипом сначала поднялась, а затем упала на свое место кровать.
-Холодно… - сам себе рычит мужчина. Он больше не ходит по комнатам. Он смерчем влетел в кладовку, распахнув двери и викидывая из нее вещи. Едва не сорвал с петель дверь в пустующую комнату, в которой когда-то жил старший брат девочки. С грохотом мужчина роняет шкаф, переворачивает кровать - слышно, с каким грохотом мебель падает на пол.
-Горячо… - мужчина вновь рычит входя в комнату Ильзы, - ты же здесь, да? Не бойся, я не причиню тебе вред…
Он говорил ласково, но затем, рывком распахнул дверцы шкафа и резко вывалил вещи на пол. Словно уняв вспышку гнева, мужчина оглядел комнату.
-Где же ты…
По скрипу половиц Адель понимает, что незнакомец у кровати.
-Здесь? - рявкает он, и девочка вздрогнула. От страха она начала плакать, но изо всех сил старалась не дышать, чтоб не послышались всхлипы.
-Ааа… вот ты где... - нараспев произнес мужчина.
Шаг. Второй. Половицы скрипнули дважды, все ближе и ближе к сундуку, в котором зажимала рот девочка. Незнакомец остановился, совсем рядом, не издавая ни звука. А затем…
Тук-тук
Два коротких удара в крышку сундука. В следующий миг крышка рывком открылась и крепкая, сильная рука мужчины схватила девочку за шкирку, как котенка. Эзра выволок её из сундука и Адель завизжала во всю мощь легких. На этот крик, будто эхо, послышался крик Ильзы, но он тут же захлебнулся в кашле от удара в живот.
-А кто это у нас тут? - насмешливо спросил мужчина, пока девочка брыкалась изо всех сил. Она махала руками и ногами, и стоило Эзре потерять бдительность, как Адель, как бешенная кошка, царапнула его ногтями по лицу. На брови, с края глаза и на скуле у Эзры тут же заблестели в свете свечей капли крови и мужчина откинул девчонку, даже слишком сильно для человека. Адель покатилась к стене и ударилась о нее спиной. Однако, у нее не было времени лежать - она увидела с какой яростью на нее глянул мужчина и будто бы сама боль тоже испугалась и утихла. Девочка тут же вскочила на ноги и попятилась к выходу из комнаты.
-Ну давай поиграем, мелкая дрянь! - рявкнул Эзра и в ту же секунду каждая свеча, каждая лампа в комнатах потухла, погружая весь этаж в кромешный мрак. Только два огонька красных глаз инквизитора остались сиять, и в этой тьме они светились еще более ярко и жутко.
Скользя босыми ногами по полу Адель бросилась прочь, закрыв за собой дверь, и лишь слышала, как Эзра выбил эту дверь плечом. Жалобно скрипнул косяк, звонко ручкой ударилась о стену дверь.
Адель что есть мочи убегала по коридору, пока шаги инквизитора, что просто шел по ней, раздавались по всему дому как скорбный, прощальный набат. Уже на лестнице девочка увидела маму, которую крепко держали двое мужчин.
-Беги! - со слезами на глазах крикнула Ильза, но очередной удар попытался её заткнуть. Однако, при виде Адель в женщине проснулись новые силы. Плечом она оттолкнула одного монаха, а затем повалила всем своим весом второго. Этим моментом и пришлось воспользоваться испуганной девочке - она бросилась на улицу. Эзра тем временем, запросто перепрыгнув через перила лестницы, быстрым шагом пошел следом.
-Да сломайте ей уже колени, - будничным тоном бросил он своим подчиненным, выходя на улицу.
Адель, выбежав на улицу, побежала вдоль дома влево, в переулок и нечеловеческий вопль Ильзы, хрипящий, надрывный, заставил её бежать быстрее, не смотря на то, что мостовая больно царапала ей ноги, а длинная ночная рубашка сильно мешалась.
В проулке девочка знала каждый метр - раньше она часто играла тут, но со временем это место стало её даже пугать. С разбегу Адель забралась на деревянный короб, с него - на крышу дровника.
-Может, тебе еще минуту форы дать?
Адель убернулась и увидела настоящее чудовище. Не тех страшных тварей, о которых рассказывала мама: это не оборотень, похожий на волка. Не мертвец-вампир, что хочет пронзить её клыками. В проулке будто бы тени собрались в единое целое. Они лишь очертаниями напоминали фигуру человека, они были чернее, тем этот темный закуток между домами. Два огонька глаз смотрели на нее, не моргая. Но хуже было ощущение того, что это лишь игра. Злая, опасная игра, в которой ей не победить. Ноги Адель подкосились, и она упала на колени, заплакав навзрыд. Истошный плач слабости смешался в ночи с хриплым воем боли женщины в доме.
-Ммм… - протянул Эзра, шагая к дровнику, - вот это я называю Гимн Инквизитора. Скажи, малявка, а мама тебя чему нибудь учила?
Высокий мужчина как по ступенькам поднимается на крышу дровника, и встает перед всхлипывающей и ревущей девочкой.
-Н. Н. Н. Ну да, - Адель всхлипывает, слезы встревают в глотке, не давая сделать выдох.
-А она тебя учила, как применять всякие травки? Может, надо что-то над котлом пошептать?
Уже даже не пытаясь отвечать, Адель лишь кивает, не понимая, на сколько губительно-неправильный этот ответ. Ведь она думает о супе, о приправах, о сборе трав от головной боли.
-Значит, не получится из тебя монашка, - хладнокровно говорит Эзра. Он рывком хватает девочку за ногу и на вытянутой руке подвешивает над краем дровника.
Его ладонь разжалась, а за ним послышался хруст сломаной шеи.
Через мгновение Эзра, в приподнятом расположении духа, вошел в дом. Ильза уже не кричала. Она лежала на полу, пустым, стеклянным взглядом смотрела вникуда, пока из ее рта текла тонкая струйка слюны.
-Ну что, забираем её?
-Мастер, это ведь уже пятая за сегодня… Что ж творится в городе?
Эзра пожимает плечами:
-Понятия не имею. Но пока есть такие как она, как Эмма и как все остальные, у меня мясо на завтрак. Поднимай её и пошли.
Инквизитор разводит руки в сторону и зевает, сладко-сладко, «Со всей силы»
-Какой же отличный вечер!
Показать полностью
Тяжела ноша слуги Трона
Показать полностью
1
Инквизиторы
Почему они не считаются стихами? Я нигде не могу найти ответа на этот вопрос. И были ли они в старом каноне?
П.с.
Я сильно извиняюсь за опечатку, но изменить уже не могу, точнее не хочу, шутки прикольные:D
К сорока годочкам
К сорока годочкам подсел на чтиво Абнета Дена про инквизитора Айзенхорна. Вархаммер вот этот вот. Лютая я вам скажу поебота. Слухаю аудиокнигу, просто ментально нахожусь в том мире А давеча узнал такое понятие как "вахоеб"
Я что "Вахоеб"?
Вечная проблема
Инквизитор:
*Обвиняет гражданских в том, что они представляют потенциальную опасность*
Саламандры, которые потеряли половину отряда спасая этих гражданских от разъяренных варп-высеров:
Показать полностью
1
Профессор - Радикал
Показать полностью
1