Генерал Дмитрий Павлов, виноват он в разгроме советской армии в 1941г.?2
Любимчик
Дмитрий Павлов родился 23 октября 1897 года в деревне Вонюх Костромской области, впоследствии переименованной в Павлово. Окончил два класса, в Первую мировую войну дослужился до унтер-офицера, в 1916 году попал в плен.
Вернувшись в январе 1919 года в Россию, был мобилизован в Красную армию и почти сразу вступил в РКП(б). Служил в «продовольственном батальоне» в Костроме, то есть занимался продразверсткой. Воевал с Махно, потом с басмачами в окрестностях Худжанда и Бухары.
В 1931 году пересел с коня на танк, предварительно окончив Академию имени Фрунзе и курсы при Военно-технической академии.
Историк Владимир Бешанов на основании анализа учебных планов и воспоминаний преподавателей и слушателей выражает сомнение в качестве образования в советских военных академиях того времени, но у большинства коллег Павлова не было и этого. Георгий Жуков учился только на краткосрочных курсах и говаривал: «Что ни дурак, то выпускник академии».
В 1936-1937 годах Павлов был советником республиканского правительства Испании под псевдонимом «генерал Пабло». Вернувшись, получил звезду Героя и назначение начальником Автобронетанкового управления РККА. Участвовал в операции на Халхин-Голе и войне с Финляндией. В июне 1940 года возглавил Западный особый военный округ.
Никита Хрущев писал в воспоминаниях, что в 1940 году присутствовал на испытаниях танка Т-34 и был поражен тем, как тот под управлением Павлова «летал по болотам и пескам», но в разговоре после окончания заездов генерал «произвел удручающее впечатление, показался мне малоразвитым человеком».
Из опыта боев в Испании Павлов вынес уверенность в необходимости создания дизельных танков с противоснарядным бронированием и длинноствольными пушками, и сумел убедить Ворошилова и самого Сталина, начертавшего на его докладной записке резолюцию: «Я — за».
Благодаря Павлову Красная армия накануне войны получила не имевшие аналогов в мире танки КВ и Т-34, которые разрабатывались и строились соответственно в Ленинграде и Харькове и были приняты на вооружение в один день: 19 декабря 1939 года.
Дмитрия Павлова бездушным карьеристом, идущих по головам репрессированным, все-таки назвать было нельзя. В 1938 году он вместе с другими военачальниками обратился с письмом к Сталину с призывом прекратить репрессии в армии, а однажды на одном из совещаний в Наркомате обороны открыто заявил: «У нас врагов народа оказалось столько, что я сомневаюсь, что все они были врагами». Удивительно, но тогда это заявление сошло ему с рук. Некоторым казалось, что он пользуется особым покровительством Сталина.
Игра
До 1940 года Дмитрий Павлов никогда не командовал ни корпусом, ни дивизией. Самое крупное соединение, которое он возглавлял, было танковой бригадой (от 49 до 53 танков).
Маршал Георгий Жуков в мемуарах позже писал, что за полгода до начала войны высшее командование проводило учения — игру на картах, в которой была схожая легенда — отражение нападения Германии на СССР. Жуков писал, что Павлов уже тогда проявил себя неподготовленным к масштабным боевым действия — его приказы были непоследовательны и непонятны. Штабную игру он проиграл и многие промахи буквально повторил в июне 1941 года. Однако генерала защищал другой свидетель событий — генерал-майор Семёнов, начальник оперативного отдела штаба Западного фронта, который писал: "Я лично от начала и до конца был непосредственным участником событий. Со всей ответственностью могу сказать, что ни паники, ни растерянности со стороны Павлова и его заместителей не было. Всё, что можно было сделать в тех тяжёлых условиях, делалось, но было поздно, мы расплатились за упущенное время и за то, что были успокоены и верили, вернее — нас заставляли верить, что немцы — наши чуть ли не друзья".
Рассекреченные документы, которые цитирует историк Петр Бобылев, свидетельствуют, что во время игры отрабатывалась, опять-таки, не оборона, а наступление, и проходила она в два этапа: 2-6 и 8-11 января 1941 года.
Атаковать Германию можно было двояко: из Белоруссии и Прибалтики на Восточную Пруссию и Северную Польшу, либо с Украины и Молдавии на Румынию с выходом в Венгрию, Чехию и Южную Польшу.
Первый вариант открывал кратчайший путь на Берлин, зато на этом театре было значительно больше германских войск и укреплений, а также сложные водные преграды.
Второй отодвигал окончательную победу, но позволял сравнительно легко овладеть румынской нефтью и выбить из войны союзников Германии. Первая фаза игры, где советское наступление вел Павлов, а отражал его Жуков, продемонстрировала трудности «северного» варианта.
На втором этапе военачальники поменялись ролями. Сталин, который для себя уже все решил, не присутствовал, а нарком обороны Семен Тимошенко и его заместитель Семен Буденный, поддерживавшие «южный» вариант, составили условия так, чтобы максимально подыграть «красным».
Традиционная версия верна в одном: Павлов и правда действовал против Жукова без успеха.
Как явствует из последнего по времени плана войны с Германией, известного как «записка Василевского» и доложенного Сталину 19 мая 1941 года, окончательный выбор был сделан в пользу «южного» варианта.
Но вождь, очевидно, не имел в связи с этим претензий к Павлову: так и было задумано.
Перед нападением
Весь день 21 июня 1941 года Павлов и Климовских докладывали в Москву о подозрительном движении и шуме по ту сторону границы.
Хотя секретным приказом от 19 июня округ был преобразован во фронт с предписанием штабу выдвинуться из Минска на командный пункт в районе станции Обузь-Лесна, вечер субботы Павлов провел в столице республики на спектакле в Доме офицеров, старательно демонстрируя, как писал впоследствии генерал армии Сергей Иванов, «спокойствие, если не беспечность».
Сосед слева, командующий Киевским округом Михаил Кирпонос в это же время смотрел футбольный матч, а затем отправился в театр.
Спать Павлов, разумеется, не лег. В час ночи 22 июня в Минск позвонил нарком обороны: «Ну, как у вас, спокойно?».
Павлов доложил, что к границе последние сутки беспрерывно шли немецкие колонны, и что во многих местах со стороны немцев сняты проволочные заграждения.
«Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, — ответил Тимошенко. — Штаб соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но, смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации, позвоните».
Следующий раз Павлов позвонил с сообщением, что немцы бомбят и обстреливают советскую территорию и переходят границу.
В 05:25 22 июня он отдал знаменитый приказ: «Поднять войска и действовать по-боевому».
С одной стороны, разрешение поступать, кто во что горазд, на профессиональном языке называется потерей управления.
По оценкам многих исследователей, приказ, продемонстрировавший растерянность командования, положил начало деморализации войск и развалу фронта.
С другой стороны, до получения директивы № 2, которую Жуков в Москве лишь в 07:15 начал писать от руки, единственной действующей инструкцией являлась директива № 1 от 00:25, главным содержанием которой было требование «не поддаваться ни на какие провокационные действия».
Павлов, на худой конец, разрешил открывать огонь по неприятелю, а более конкретных задач поставить не мог, поскольку сам их не имел.
Провал
Получив директиву № 3, Павлов в 23:40 22 июня приказал своему заместителю генерал-лейтенанту Ивану Болдину сформировать группу в составе 6-го и 11-го мехкорпусов и 6-го кавалерийского корпуса (семь дивизий и 1597 танков, в том числе 114 КВ и 238 Т-34) и ударить во фланг наступавшим немцам в районе Гродно.
«Вследствие разбросанности соединений, неустойчивости управления, воздействия авиации противника сосредоточить группировку в назначенное время не удалось. Цели контрудара не были достигнуты», — констатируют авторы монографии «1941 год — уроки и выводы».
Шоссе Волковыск-Слоним было завалено брошенными танками, сгоревшими автомашинами, разбитыми пушками так, что движение на транспорте было невозможно. Колонны пленных достигали 10 км в длину«, — записали со слов местных стариков активисты белорусского поискового клуба «Батьковщина».
Судя по мемуарам противостоявшего Болдину командующего 3-й танковой группой вермахта Германа Гота, контрудара в районе Гродно он просто не заметил.
Начальник генштаба Франц Гальдер в «Военном дневнике» упомянул о русских атаках в направлении Гродно, но уже в 18:00 25 июня записал: «Положение южнее Гродно стабилизировалось. Атаки противника отбиты».
24 июня Павлов бессильно взывал из штаба фронта: «Почему 6-й МК не наступает, кто виноват? Надо бить врага организованно, а не бежать без управления».
25-го констатировал: «В течение дня данных о положении на фронте в штаб фронта не поступало».
Собственно, на этом самостоятельное руководство войсками со стороны Павлова закончилось. Управление взяли на себя прилетевшие из Москвы маршалы Тимошенко и Кулик, но овладеть ситуацией не удалось и им.
Скорая расправа
30 июня Павлова вызвали в Москву, где с ним разговаривали Молотов и Жуков, и назначили заместителем командующего Западным фронтом.
4 июля особисты остановили машину ехавшего в штаб фронта в Гомеле Павлова в районе города Довска.
Следователи раскручивали дело стандартным образом, интересуясь не столько причинами неудач Западного фронта, сколько отношениями подозреваемого с «врагами народа Уборевичем и Мерецковым».
Жестоко избиваемый Павлов подписал признание, что состоял в заговоре и умышленно открыл фронт неприятелю, но на суде отказался от этой части показаний.
Сталин решил ограничиться обвинением в некомпетентности и трусости, вероятно, посчитав нецелесообразным в сложной обстановке усиливать панику заявлением, что у нас фронтами командуют изменники.
Всё не в его пользу
Развернувшаяся 23-30 июня на Украине под руководством командующего Юго-Западным фронтом Михаила Кирпоноса и прилетевшего из Москвы начальника генштаба Георгия Жукова танковая битва в районе Дубно-Луцк-Броды (3128 советских и 728 немецких танков, больше, чем под Прохоровкой), закончилась разгромом пяти мехкорпусов Красной армии. Потери составили соответственно 2648 и 260 танков.
В Прибалтике темпы продвижения вермахта доходили до 50 км в сутки. 24 июня пал Вильнюс, 30 июня Рига, 9 июля Псков, к середине июля бои шли в сотне километров от Ленинграда.
Иван Болдин, второй человек на Западном фронте, к тому же прямо ответственный за поражение под Гродно, и командующие 3-й и 10-й армиями Василий Кузнецов и Константин Голубев к ответственности не привлекались и командовали армиями до конца войны.
Причина проста: в начале июля они находились в окружении и были недоступны, а когда вышли, политическая необходимость отпала. К тому же в 1941 году только в плену очутились 63 советских генерала, так что оставшихся пришлось беречь.
И уж во всяком случае, не Павлов в предвоенные годы запрещал даже говорить об обороне.
Не Павлов выдвинул к самой границе аэродромы и склады вместо устройства окопов и минных полей.
Не Павлов не разрешил 21 июня ввести в действие план прикрытия.
Не он придумал, что, если немцы и нападут, то главный удар нанесут по Украине, в результате чего 4-я армия, находившаяся на оказавшемся в реальности главным брестском направлении, стала единственной армией первого эшелона, не имевшей в своем составе бригады противотанковой артиллерии.
Разгром
За первые 18 дней войны Западный фронт потерял из 625 тысяч человек личного состава почти 418 тысяч, в том числе 338,5 тысячи пленными, 3188 танков, 1830 орудий, 521 тысячу единиц стрелкового оружия.
В окружении побывали 32 из 44 дивизий, откуда вышли, согласно записи в «Журнале боевых действий Западного фронта», «небольшие группы и отдельные лица».
Погибли, попали в плен или получили серьезные ранения 34 генерала и полковника на генеральских должностях.
28 июня, на седьмой день войны, пал Минск. Территории, присоединенные ценой колоссальных репутационных издержек по пакту Молотова-Риббентропа, были полностью утрачены за пять дней.
1 июля немецкие танки вышли к Березине. Треть пути до Москвы была пройдена.
Вермахт заплатил за это потерей 15723 человек убитыми и ранеными.
22 июня Сталин и руководство СССР рассматривали германское нападение как крупную неприятность, но отнюдь не катастрофу. Директива № 2 (07:15 22 июня) требовала «обрушиться на вражеские силы и уничтожить их», а директива № 3 (21:15) — к 24 июня овладеть Сувалками и Люблином, то есть перенести боевые действия на территорию противника.
Из 10743 советских самолетов в приграничном эшелоне первый удар по «мирно спящим аэродромам» уничтожил около 800. Было еще, чем воевать.
В первые дни войны Сталин был спокоен и деятелен. Ступор, когда он уехал на Ближнюю дачу, ни с кем не контактировал, и, по воспоминаниям Анастаса Микояна, бросил приехавшим членам политбюро: «Ленин оставил нам пролетарское советское государство, а мы его про…ли», случился с ним после падения Минска, 29-30 июня.
Остановить немцев не получилось — Павлову не хватало опыта. Он совершал ошибку за ошибкой — бросал на танковые колонны врага бомбардировщики, забывая о прикрытии, терял самолёты и войска.
Минск
Настоящей катастрофой стало наступление 3-ей танковой группы Германа Гота, которая сумела разгромить две советские армии на границе, вошла в Прибалтику, обойдя Западный фронт с севера, и нанесла удар в тыл. Литовцы не только не оказали сопротивления фашистам, но и приветствовали их как старых друзей. Это был удар под дых.
Через шесть дней после начала войны немцы вошли в Минск. Такого в Москве не ожидал никто. Именно падение Минска и предрешило судьбу генерала Павлова. Да, на других направлениях дела тоже шли из рук вон плохо. 30 июня пали Рига и Львов, 9 июля — Псков, 26 июля — Могилёв. Но именно падение Минска и стремительное продвижение гитлеровцев на востоке ставило под удар Москву, где к этому времени была организована Ставка. Чиновники запаниковали, многие в ужасе покидали город.
Поэтому не успели фашисты занять столицу Белоруссии, как Сталин вызвал Павлова в Москву, затем, правда, вернул на фронт — всего на два дня. Видимо, генерал убедил вождя, что "вину искупит кровью". Но через два дня Сталин поменял решение
Начало дела и арест
В начале июля 1941 года замначальника Третьего управления (военной контрразведки, будущего СМЕРШ) Наркомата обороны майор госбезопасности Михеев представил руководству страны «Список лиц командно-начальственного состава Западного фронта, арестованных за предательство интересов Родины». Первым значился генерал армии Дмитрий Павлов, как якобы предатель, открывший фронт немцам и своими действиями дезорганизовавший управление фронтов. Ровно через месяц после начала войны он был расстрелян. В приговоре значилось: «За трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти»…
Катастрофа на Западном фронте, созданном на базе Западного особого военного округа, стала одной из самых трагических страниц в первые дни войны. Уже 28 июня были захвачены Минск и Бобруйск, западнее белорусской столицы попали в окружение 3-я и 10-я армии, а остатки 4-й армии отошли за Березину. Создалась угроза быстрого выхода подвижных соединений врага к Днепру и прорыва к Смоленску. Руководители Западного фронта — командующий генерал армии Д.Г. Павлов, начальник штаба генерал-майор В.Е. Климовских, начальник связи генерал-майор А.Т. Григорьев, командующий 4-й армией генерал-майор А.А. Коробков и ряд других военачальников в первые дни июля они были отстранены от своих постов. А затем преданы суду военной коллегии Верховного суда СССР и расстреляны. Чуть позднее, в сентябре 41-го та же участь постигла командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта Н.А. Клича.
генерал-лейтенант Н.А. Клич
Сама процедура установления круга виновных выглядела политическим заказом. 30 июня Павлов был отстранен от должности и вызван Сталиным в Москву. Генерал пробыл в столице несколько дней, встретившись лишь с начальником Генштаба генералом армии Жуковым. Сталин его не принял и приказал возвращаться «туда, откуда приехал», хорошо зная, что бывший командующий до штаба фронта не доедет.
4 июля по дороге в Гомель, где к тому времени размещался штаб Западного фронта, Павлов был арестован. Процедуру ареста контролировал начальник Главного управления политической пропаганды РККА армейский комиссар 1 ранга Мехлис, по совместительству назначенный членом военного совета фронта. Ему же было поручено определить круг лиц из командного состава фронта, которые вместе с бывшим командующим должны были предстать перед судом, и сформулировать правдоподобное обоснование расправы над ними.
6 июля 1941 г. Мехлис собственноручно составил на имя Сталина телеграмму следующего содержания, которую, кроме него, подписали командующий фронтом Маршал Советского Союза Тимошенко и еще один член военного совета фронта Пономаренко:
«Военный совет установил преступную деятельность ряда должностных лиц, в результате чего Западный фронт потерпел тяжелое поражение. Военный совет решил:
1. Арестовать быв[шего] нач[альника] штаба фронта Климовских, быв[шего] заместителя командующего ВВС фронта Таюрского и начальника артиллерии фронта Клич[а].
2. Предать суду военного трибун[ала] командующего 4-й армией Коробкова, командира 9-й авиадивизии Черных, командира 42 сд Лазаренко, командира танкового корпуса Оборина.
3. Нами арестованы — начальник связи фронта Григорьев, начальник топографического отдела фронта Дорофеев…
Просим утвердить арест и предание суду перечисленных лиц…"
В тот же день последовал ответ вождя, от имени Государственного Комитета Обороны одобрявшего произведенные аресты и приветствовавший «эти мероприятия как один из верных способов оздоровления фронта».
Допрос
Согласно протоколу допроса от 7 июля 1941 года, на вопрос «Кто виновник прорыва на Западном фронте?» Павлов отвечал: «Как я уже показывал, основной причиной быстрого продвижения немецких войск на нашу территорию являлось явное превосходство авиации и танков противника. Кроме этого, на левый фланг Кузнецовым (Прибалтийский военный округ) были поставлены литовские части, которые воевать не хотели. После первого нажима на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались. Это дало возможность немецким танковым частям нанести мне удар с Вильнюса…».
«Изменнические действия были со стороны ваших подчиненных?» - последовал вопрос следователя. «Нет, не было. У некоторых работников была некоторая растерянность при быстро меняющейся обстановке», - отвечал Павлов.
«На всем протяжении госграницы только на участке, которым командовали вы, немецкие войска вклинились глубоко на советскую территорию. Повторяю, что это результат изменнических действий с вашей стороны», - гнул свою линию следователь.
«Прорыв на моем фронте произошел потому, что у меня не было новой материальной части, сколько имел, например, Киевский военный округ», - отвечал Павлов. После чего следователь завел обычную песню: «Напрасно вы пытаетесь свести поражение к не зависящим от вас причинам. Следствием установлено, что вы являлись участником заговора еще в 1935 г. и тогда еще имели намерение в будущей войне изменить родине…».
«Никогда ни в каких заговорах я не был и ни с какими заговорщиками не вращался. Это обвинение для меня чрезвычайно тяжелое и неправильное с начала до конца. Если на меня имеются какие-нибудь показания, то это сплошная и явная ложь людей, желающих хотя бы чем-нибудь очернить честных людей и этим нанести вред государству», - подчеркнул Павлов. И еще не раз он указывал на следствии: «Измены и предательства я не совершал».
Вину в контрреволюционных действиях Павлов отрицал и в дальнейшем. Тем не менее из обвинительного заключения, утвержденного заместителем наркома внутренних дел В. Абакумовым, следовало, что «в результате предательства интересов Родины, развала управления войсками и сдачи оружия противнику без боя была создана возможность прорыва фронта противником». Отмечалось также, что Павлов, как участник антисоветского заговора 1935–1937 годов «из жажды мести за разгром этого заговора открыл фронт врагу».
Приговор
Затем был закрытое заседание Военной коллегии Верховного суда СССР. Ни один из обвиняемых не признал себя виновным ни в преднамеренном бездействии, ни в других преступлениях. Между тем Павлов довольно точно назвал судьям причину своего и их ареста: «Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступление в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились к войне в мирное время».
Отрицая обвинение в том, что фронт был открыт противнику преднамеренно, Павлов подробно говорил о допущенных ошибках, о неукомплектованности частей, о нехватке топлива для танков, о слишком запоздалом занятии рубежей укрепрайонов…
В итоге Сталин решил ограничиться обвинением в некомпетентности и трусости, вероятно, посчитав, что в сложной обстановке не стоит усиливать панику заявлением, что фронтами командуют изменники. Так можно вообще подорвать у народа доверие к Красной армии. Судьи Военной коллегии в своем приговоре переквалифицировали измену на воинские противоправные действия.
В приговоре указывалось, что «обвиняемые Павлов, Климовских, Григорьев, Коробков вследствие своей трусости, бездействия и паникерства нанесли серьезный ущерб РККА, создали возможность прорыва фронта противником на одном из главных направлений и тем самым совершили преступления, предусмотренные статьями 193-17 «б» (бездействие власти… при особо отягчающих обстоятельствах) и 197-20 «б» (сдача неприятелю начальником вверенных ему военных сил…) УК РСФСР».
По этим статьям всех четверых приговорили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение немедленно, а приказом Наркомата обороны СССР № 0250 от 28 июля 1941 года объявлен в войсках.
Что думали обычные солдаты
Никаких документов, уличающих Павлова в предательстве, до сих не выявлено. На мой взгляд, дело в другом. Солдаты и офицеры наблюдали такие невероятные события, которым не находили разумного объяснения. Скажем, перед войной в Белоруссии началось бурное строительство и реконструкция военных аэродромов. Чтобы обеспечить фронт работ, самолеты кучно согнали на основные аэродромы, крыло в крыло... 22 июня немцы ударили по 26 аэродромам, как записано в журнале боевых действий Западного фронта, уничтожили 738 самолётов. Ведь все знали – сколько в Белоруссии было запасных аэродромов, из-за угрозы нападения рассредоточили бы на них боевые машины, трагедии не произошло бы. Но приказа о рассредоточении авиачасти так и не получили…
Записи бесед с участниками боев 1941 года, их письма свидетельствуют, что в абсолютном большинстве рядовые солдаты называли лишь одну причину своего вынужденного отступления – предательство командующего Западным фронтом генерала Павлова и его подчинённых.
Об артиллерии. В Белоруссии дислоцировались три противотанковые бригады с мощным по тем временам вооружением, а средствами тяги пушек (тракторами, автомобилями) бригады были обеспечены менее чем на треть от потребностей…
Буквально накануне войны, по приказу округа, артиллерия, в том числе и стрелковых дивизий, была направлена за 50 – 100 километров от своих основных сил на учебу в специализированные учебные лагеря. Стрелковые части, по вине своего же командования, 22 июня фактически остались безоружными в борьбе с немецкими танками…. Погибли и артиллерийские части, которые не сумели сквозь немецкие танковые колонны пробиться к своим войскам.
Трагическая гибель наиболее боеспособного 6-го мехкорпуса Западного фронта генерала Хацкилевича. Танки корпуса заправили топливом лишь на четверть, склады горючего сжёг противник, танкисты со слезами на глазах, выполняя приказ, подрывали свои же боевые машины… А ведь на складах в Белоруссии столько было горючего, и солдаты об этом знали…
Перед самой войной на строительство укрепленных районов от каждого полка приграничных армий было выделено по батальону, без оружия, для полевых работ. 22 июня 1941 года они, фактически безоружные, попали под немецкие танки, погибли десятки тысяч человек… И все это происходило на глазах солдат… В тех условиях они не находили другого объяснения, как предательство окружного командования во главе с генералом Павловым.
«Дороги не перекапывались…При отходе наших войск дороги, как правило не минировались, не взрывались, и противник проходил беспрепятственно».
— Но почему же после отхода наших войск перемычки во рвах не были взорваны?
— Вы не поверите, но причина та же: не было приказа сверху, да и некому было взрывать, саперы и органы НКВД отошли с нашими войсками…
Что же решено
31 июля 1957 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила приговоры в отношении командования Западного фронта за отсутствием в действиях осужденных состава преступления. Они были посмертно восстановлены в званиях и наградах.
В определении указывалось, что «прорыв гитлеровских войск на фронте обороны Западного особого военного округа произошел в силу неблагоприятно сложившейся для наших войск оперативно-тактической обстановки и не может быть инкриминирован Павлову и другим осужденным по настоящему делу как воинское преступление, поскольку это произошло по независящим от них причинам».
«Конечно, ошибочные решения в штабе Западного фронта тоже имели место, - отмечает современный историк Алексей Исаев. - Роковую ошибку штаб Д.Г. Павлова в итоге допустил уже в первый день войны. Это переоценка группировки противника под Гродно. В вечерней (20.00) разведсводке Западного фронта от 22 июня 1941 г. утверждалось, что на гродненском направлении действуют две танковые и две моторизованные дивизии. Это утверждение не соответствовало действительности...
Сейчас, в ретроспективе можно констатировать, что решение на отход и прорыв было обоснованным. Резервов для предотвращения замыкания намечавшегося «котла» под Минском у командования Западного фронта не было. Резервы Ставки сосредотачивались далеко позади, на рубеже Днепра и под Витебском. Отход был единственным осмысленным вариантом действий, дающим надежду на спасение…
Дмитрий Григорьевич Павлов находился в наихудших условиях в сравнении с другими командующими войсками особых округов в июне 1941 г. Вверенные ему армии попали под удар сразу двух танковых групп противника. Такого удара не держал никто…».
Есть беседы историки Алексеева Исаева, который приводит факты, что немецкий вермахт и люфтваффе были в июне 1941 года самыми сильными в мире армией и авиацией. К тому же уже опробовали в реальных боях совершенно новую для того времени стратегию блицкрига, в основе которой лежали дерзкие взламывания обороны противника при использовании авиации и мощной артиллерии с превосходством над противником в 5-7 раз в живой силе и танках, а затем глубокие танковые рейды по тылам противника и образование «котлов» окружения. И ошибки советского командования в размещении своих войск, скученность самолетов на отдельных аэродромах, отсутствие снарядов у артиллерии, нарушения связи, конечно, отразились на боеспособности, но противостоять немцам в приграничных сражениях Красная Армия не могла. Но она выполнила свою задачу. Упорным сопротивлением на фронте и в окружении задерживала наступление противника, а в сражении под Смоленском, по сути, поставила крест на стратегии блицкрига немецкой армии. Слишком большими потерями были достигнуты успехи немцев в летних сражениях на Восточном фронте, а до Москвы было еще много километров таких же упорных боев, и разгрома Красной Армии в приграничных сражениях, как хотело немецкое командование, не произошло.
Жена, сын, родители и тёща генерала были сосланы в Красноярский край, как семья изменника Родины, хотя нам известно, что в приговоре измена не упоминалась. Из Сибири вернулся только сын.
Заключение
По одной из точек зрения, личная вина Павлова заключалась в том, что он, возможно, оказался не на своём месте, получив после опыта командования бригадой целый округ — фронт. С начала военных действий немецко-фашистских войск против СССР Павлов и его заместитель Климовских проявили трусость, допустили развал управления войсками, сдачу оружия и складов противнику, самовольное оставление боевых позиций частями Западного фронта и этим дали врагу возможность прорвать фронт.
С другой стороны, в поражении Западного фронта вины Павлова было не больше, чем вины тех, кто находился в Москве, на более высоких военных и государственных должностях. Многие другие советские военачальники терпели не менее тяжёлые поражения — пали Одесса, Киев, Севастополь, Ростов-на-Дону и множество других городов
Ставьте лайки, подписывайтесь на канал, делитесь ссылками в социальных сетях. Спасибо за внимание!
