CreepyStory

Неомаг. Часть 3. Глава 1

Неомаг. Часть 3. Глава 2

Неомаг. Часть 3. Глава 3

Глава 4.

Прогулка к дому заняла несколько больше времени, чем Максим рассчитывал. Шёл он, не торопясь, занятый мыслями и планами на будущее, поэтому неладность происходящего почувствовал не сразу, как должен был, а за пару кварталов до своего дома. Царило в воздухе какое-то напряжение, странно сковавшее сонную улицу. Тишина и безлюдье царило вокруг, ни ранних прохожих, хоть и выходной день но всё же, ни дворников. Бродячих собак и тех не наблюдалось.

Максим сбился с размеренного шага и замер в разлитом вокруг него сером предрассветном мареве. Вскинув голову к небу, втянул носом воздух – пахло тревогой и опасностью. Он закрыл глаза, вслушиваясь в тишину вокруг себя. Тишина была нехорошей. Такая бывает перед боем – кровавым и страшным.

Мысли о Золе и их совместном будущем мгновенно вылетели из головы. В мозгу закрутились совсем другие винтики. Винтики, оценивающие сложившуюся ситуацию, и опасность, грозящую ему.

«Знал ведь – что-то должно произойти, ожидал удара, и в самый последний момент расслабился. Подумал: вот оно, случилось и не плохое, а хорошее. Кончилась плохая полоса, началась хорошая. Ан нет, шалишь, брат. Всё только начинается. Или продолжается? Не зря, нет, не зря буравил спину злой взгляд. Вот только зачем отпустили его, Максима, на сутки? Зачем? Чтобы расслабился, раскрылся, подставился? Если так, то это удалось. Или нет? Непосредственной опасности вокруг пока не наблюдается. Но она есть. Впереди она. У его дома? В квартире? Неизвестно. Но пока он в относительной безопасности. Вот именно, что пока».

Максим переступил с ноги на ногу и быстро свернул в ближайшую арку. Нечего торчать посреди улицы всем заметным столбом.

Мысли лихорадочно крутились в голове.

«Первым делом успокоиться. А то наворотишь дел в смятении, где-нибудь ошибёшься точно. Не в одном, так в другом».

Он глубоко вздохнул, урежая сердцебиение. Усилием воли заставил себя успокоиться и расслабиться.

«Так, первое – надо попасть в квартиру. Стоп. Первым делом надо узнать, кто его обложил. Если конторские – это одно. Если те молодцы из «Последнего прихода», то совсем другой коленкор выходит. Хотя вряд ли конторские, они обычные люди, и опасность от них должна исходить иная. Или у них есть собственные необычные бойцы? А может, они снюхались с сектантами. Чушь. Не может такого быть. Или, может? Чёрт, сейчас все может быть».

— Спокойно, Пётр, спокойно.

Голос, прозвучавший в его голове, был до боли знакомым, хоть наяву он слышал его давно, очень давно. Да и звать его старым, умершим с прежним человеком именем, мог только один человек.

— Дед, ты?

— А хто ж хлопец. Дзядуля.

— Откуда? — от радости на глаза Максима навернулись слёзы.

— Не о том думаешь, паря, не о том. Но так и быть, скажу. Дела свои заканчивай и ко мне дуй, сейчас пройдёшь.

На секунду Максим забыл обо всём: об опасности, ждущей впереди, о Золе, оставшейся позади, настолько он был рад Деду.

— Поможешь, Дед?

— Чем смогу – помогу, но немногим, рассчитывай только на себя. Да смотри, девку под монастырь не подведи. Дюже гарная дивчина. Понял, хлопчик?

Максим не стал спрашивать, о ком говорит Дед, и так было ясно. Золя! На сердце потеплело. Прорвёмся. Прорвемся, Дед, не ради себя, так ради неё. Он обещал.

И всё же спросил:

— Значит, она не при делах?

— Вот, дурная голова. Сам наследил, сам кашу заварил и ещё спрашивает.

Максим в момент успокоился:

— Говори.

— Ждут тебя четверо, в чёрной машине под окнами. Водитель – боец средней руки, человек обычный. Главный – маг, ведьмино отродье, так его растак, — Максим первый раз слышал, чтобы Дед ругался, — дюже крепкий. В лоб ты с ним не совладаешь, силы не те. И два нура с ним, накаченные силой до самых бровей.

— Кто они?

— Не ведаю, Пётр, сам думай. Все, бывай, закончишь с делами, жду. Девку береги, понял?

Максим кивнул:

— Сберегу.

— Но от помощи её не отказывайся. Никто тебе больше не поможет. А самки за своих самцов, что дикие кошки дерутся, если любят, конечно. Всё, с Богом!

— Дед, постой. Один вопрос.

Ответом Максиму была тишина, но он чувствовал: Дед ещё здесь.

— Дед, где ты был раньше, все эти годы, где? Когда был мне так нужен?

— Ты ведь не неразумный малыш, верно? — голос был мягким и чуточку усталым.

Через секундную паузу Дед добавил:

— Ты сам выбрал свой путь, Пётр, и сам должен был по нему пройти. До конца, Петя, до самого конца. И ты пошёл, и ты идёшь.

— А сейчас что изменилось, Дед? Что? Почему ты…

Он не закончил фразы: Дед исчез из головы. Ну да, конечно, это же второй вопрос.

Максим начал прикидывать, как поступить и как подобраться к дому незамеченным. И самое важное, как попасть в квартиру и уйти оттуда, опять же незамеченным.

Можно было, конечно, плюнуть на всё и слинять, но, но, но…

Этих, но было слишком много.

Во-первых, – паспорт, куда нынче без документов. Была у него в схроне левая ксива на левое же имя. Так, на всякий случай, сделал он себе пару лет назад запасной паспорт. Бандюган один расплатился, за, казалось бы, безнадёжно пропавшую «Инфинити», которую Максим благополучно нашёл, правда, уже в Гулистане.

Во-вторых – деньги. Лежали они у него в том же тайнике – полторы сотни тысяч наших деревянных, опять же на всякий случай. Плюс сберкнижки на предъявителя и дебетовые карточки на разные имена.

И третий пункт, может быть, самый важный. Лежал у него, там же, где документы и деньги, амулет. Тот самый, с которого начался непредусмотренный маятник, из-за которого, в свою очередь, закрутилась петрушка с соседями, вылившаяся в поиски девочки Инны и дальнейшей схваткой за неё. Соседи, кстати, спешно переехали. Как только чёрт этот похотливый из больницы выписался, так и переехали. Максим тогда проследил, куда, чтобы быть уверенным, что с девочкой всё в порядке. Всё с ней было хорошо. Отчим её сделался тихим и пришибленным. Из колледжа уволился, работать устроился сторожем ночным, на небольшую строительную базу.

Максим прочертил в голове маршрут скрытного приближения к дому. Затем прикрыл глаза, наращивая вокруг себя защитные щиты. Через пару минут он сам себе стал напоминать неторопливую черепаху, настолько толстым вышел панцирь, окруживший его.

Максим прошёл арку насквозь и нырнул в кусты, окружавшие дом, и тут же остановился.

«Придурок, это ж надо столько на себя навешать, да теперь любому мало-мальски сильному магу его обнаружить, что раз плюнуть. Это ж всё равно, что на танке посреди города переть. Эти, небось, нити внимания во все стороны раскинули. А тут он – раз такой, весь в белом, на коне, д’Артаньян, бля. Вот он я, вороги разлюбезные. Да любой щуп, наткнувшись на такую броню, враз хозяина проинформирует, что поблизости кто-то прячется. Прикинуться надо простым обывателем, усталым, чуть под хмельком, этаким хозяином жизни, возвращающимся под утро из кабака или стрип-клуба. Так и поступим».

Максим начал сдирать с себя броню защиты, а потом слой за слоем накидывать все те эмоции и чувства, что обуревают простых граждан, пьяных и довольных собой и жизнью. Скрывая под этой луковичной шелухой свою натуру.

«Так, пьяная горчинка, нет, сначала – довольное собой ЧСВ, поверх наглая самоуверенность, вот тут с краю добавим нотку напыщенности, тут кислятину похоти, и лёгкую терпкость озабоченности деньгами. Сверху накинем чуток презрения к стоящим ниже себя, а вот здесь раболепия перед теми, кто тебя выше. Подбавим немного, нет, пожалуй, лучше много, самодовольства. Подкинем уверенности в себе и своих силах, как-никак хозяин, бля, жизни. А вот теперь можно накинуть на весь этот кокон горечь опьянения. Накинули. Вот так хорошо».

Максим осторожно выглянул из-за угла соседнего дома. Всё было, как и сказал Дед. Чёрная «Волга». Четыре фигуры за тонированными стёклами. Вот только не чувствовал он их, хотя щуп чужого внимания легко задел его и... И прошёл мимо, не заинтересовавшись персоной Максима. Сработала маскировка.

Люди и нелюди сидели в машине, не шевелясь, словно мёртвые. Максим опасался смотреть на них прямо, боясь привлечь к себе внимание. Он фиксировал происходящее краем глаза.

Минута прошла, за ней другая, третья. Максим собрался уходить, мимо этих не проскользнёшь, как сидевший на водительском месте пошевелился. Вылез, бесшумно прикрыв за собой дверь, закурил.

Человек, нуры не курят, и на мага этот крепыш в короткой кожаной куртке и высоких армейских ботинках был похож, как Максим на балерину. Курил боевик, спрятав огонёк сигареты в кулаке, как курят зеки или армейцы. Докурив, крепыш раздавил бычок каблуком и, обойдя машину, что-то сказал в приспустившееся стекло. Максим разглядел в салоне породистое лицо с крупным носом и аккуратно подстриженной русой бородкой.

Бородатый что-то ответил водителю, и тот быстрым шагом скрылся в парадном, в том, в котором находилась квартира Максима.

«Проверить отправился? Может, с обратной стороны в окно влезть? Не вариант, без шума окно не откроешь, да и эти могли сигналки поставить на окна и двери».

Максим дождался, пока крепыш выйдет из квартиры и усядется за руль, и, обойдя дом, аккуратно потрогал щупом окна: да нет – вроде чисто. Город постепенно просыпался. Пора уходить, и чтобы попасть в квартиру, придумать что-то иное. Был вариант звякнуть в полицию и сообщить о подозрительных личностях, тусующихся возле дома. Но он понимал: это не вариант. Маг, находящийся в машине, мог просто сунуть им какую-нибудь липовую ксиву, или не липовую. Мог отвести доблестным служителям закона глаза, а мог сделать так, что приехавший на место наряд вовсе бы и не заметил, что возле дома стоит машина.

Максим отказался от этой заманчивой мысли ещё по двум причинам. Первая и самая банальная: он не мог позвонить, мобильного у него не было, а телефонных будок в городе он давненько не видал. И вторая: звонком он бы выдал себя, что называется, с головой. Маг сразу бы просёк, что Максим знает, что за его квартирой следят, и начал бы предпринимать другие действия. И только Бог знает какие, или точнее чёрт, или кому он там служит. Как один из вариантов развития событий – мог перебраться в его, Максима, квартиру, чтобы подождать хозяина в относительном комфорте. Почему он сразу так не сделал, Максим не знал, возможно, осторожничает.

План действий созрел у Максима сразу, как только он отошёл на приличное расстояние от дома, там он старался сильно не фонить усиленной мозговой активностью.

«Как Дед говорил? От помощи Золи не отказывайся. Значит, не откажемся».

Такси он поймал быстро. О цене с водителем договорился также быстро. Такси рвануло, Максим откинулся на подголовник заднего сиденья и, прикрыв глаза, собрался ещё раз прокрутить в голове неожиданно возникнувший план, но в голову нахально и упорно залезло воспоминание восьмилетней давности.

_________________

Максим Лотов.

Восемь лет назад…

Сказать, что Максим остался недоволен своей встречей с мастером «Кокю», было бы неправдой. Встреча эта оставила двойственное впечатление. С одной стороны, он ушёл, несолоно хлебавши, а с другой – короткое столкновение, а никак иначе назвать произошедшее Максим не мог, обогатило его новой информацией.

Во-первых, он раньше как-то не задумывался над тем, что есть ещё люди, помимо Деда и Пелагеи Дмитриевны, обладавшие даром. Слова Деда, сказанные им вначале его обучения, он благополучно пропустил мимо ушей.

Во-вторых, его сильно удивило и озадачило то, что сила, оказывается, бывает не только внутри человека, но и вне его.

С этого момента он начал искать людей, так или иначе, провозглашавших себя магами, волшебниками, колдунами, да и просто экстрасенсами.

Вторым, кого он посетил, был мастер и отец-основатель системы «Велесова сила». Могучий дядька с окладистой бородой и наголо бритой головой. Тоже заезжий, но уже из глубин Алтайского края.

То, что он не болтолог Максим понял ещё на его лекции, сумбурной, но познавательной. Не понравилось Максиму, что он слишком давил на окружающих своей харизмой, подавляя людей и заставляя их подчиняться. Делал отец-основатель это неосознанно, было видно, что он не до конца осознаёт свою мощь и не совсем знает, что с ней делать. Для себя Максим решил, что никакой он не отец-основатель, а просто ученик, притом недоучившийся, но, без сомнения, талантливый. Не исходило от алтайца той уверенности и спокойствия, что были характерны для Деда. Быть учеником ученика Максим не желал, тем более что, пощупав его, он решил – пожалуй, при желании справится с ним, с трудом, но справится. Причём неважно, в рукопашной схватке или как-то иначе.

С того момента Максим принялся ходить на все семинары как заезжих товарищей, так и тех, кто практиковал в их городе. Кого он только не повидал. И практикующих биоэнергетику – последователей Рейха, и Лоуэна, и практиков телесно-ориентированной психологии. Общался с поклонниками Карлоса Кастанеды и с теми, кто обещал научить управлять снами. Видал экстрасенсов как стихийных, так и практикующих по каким-либо системам, коих оказалось не счесть числа.

Посещал магов, ведунов, колдунов. Чёрных, белых, серых и радужных. Даже одного шамана, реального, между прочим, но тот, увидев Максима, наотрез отказался, о чём либо говорить с ним. Максим, собственно, и не настаивал, шаман ему не понравился.

Перевидав массу так называемых эзотериков, он убедился, что большинство из них – шарлатаны и баблосшибатели с доверчивых кумушек и экзальтированных дамочек.

Попадались ему, правда, и действительно сильные личности с реальным, не книжным, знанием и силой. Но и с этими он больше одного раза не общался. Кто не знал, как научить управлять силой (хоть обещал научить) и сам только учился. Кто не мог, кто просто не хотел.

Были люди, наделённые откровенно бесовским даром, которые могли научить, но с такими Максим сам не стал бы связываться.

В этих своих походах он познакомился с местной элитой экстрасенсорного сообщества. Образовавших «Академию открытия естественных возможностей человека». Основателями и главными академиками была та четвёрка, что не смогла найти Инну – Нестор, Матрёна, Иван Васильевич и Катя. Да, Катя. Та, что могла стать для него близким человеком, но, увы, увы...

Он увидел рекламу (всё в той же газете «Для не спящих душой»), приглашающую всех желающих посетить открытый урок в Академии и бла-бал-бла. Максим из любопытства зашёл, и первым, кого он увидел, была Катя, как к ней почтительно кто-то обратился – Катерина Ивановна. Стройная брюнетка с васильковыми глазами. Увидел её, и в сердце что-то дрогнуло. Той ночью ему в первый раз не снилась семья.

Девушка взглянула на него и что-то зашептала проходившей мимо Матрёне. Та заинтересованно взглянула на Максима, а после лекции подошла и попросила задержаться на минутку, задержка эта вылилась в долгий разговор.

— Молодой человек, — начала Матрёна осторожно, когда он остался с четвёркой наедине, — э, вы знаете о своём даре?

— О каком из? — поинтересовался Максим, глядя, впрочем, не на неё, а на Катю.

— У вас их много? — ехидно поинтересовался из угла Иван Васильевич.

— Я весь состою из талантов, — Максим решил поддержать игру, на плюгавого человечка он даже не посмотрел. Тем более что сразу, как пришёл, осторожно пощупал всех и теперь примерно понимал, с кем имеет дело.

Все они, за исключением Васильича были неплохими людьми, хоть и от них шёл негатив (но Максим давно смирился с тем, что слышит от людей только плохое) и действительно хорошими экстрасенсами.

— Я имею в виду ваш талант «нюхача».

Максим озадачился:

— А поподробнее.

Все находящиеся в комнате переглянулись.

Первым подала голос Катя. Надо сказать, что голос у неё был чертовски приятный:

— Матрёна, имеет в виду, что у вас…

— Максим, — не очень вежливо прервал девушку Максим, ему хотелось посмотреть на её реакцию. Он ещё до лекции почувствовал её интерес к себе, и не только как какому-то там таланту.

— Меня зовут Максим, и можно на ты.

Он по-прежнему смотрел только на неё и отметил, что от девушки начали исходить волны возбуждения.

— Да, Максим, — голос девушки чуть осип, и она откашлялась, — у вас, то есть у тебя, есть талант находить вещи.

— Вот как? — притворно удивился он, заметив, как поморщился Нестор.

Он, видимо, раскусил его игру, как, впрочем, и Матрёна.

— Максим, к чему эта игра, — укоризненно сказала она.

— И, правда, я веду себя как дурак, — Максим почувствовал себя неловко, — давайте начнём разговор сначала.

— Меня зовут Максим, и я действительно могу находить вещи, только я не знал, что это называется «нюхачеством», — он улыбнулся.

Все улыбнулись его шутке. Все, кроме Ивана Васильевича, он лишь скривился.

«Вот ведь хорёк мелкий. Конкурента, что ли, чует?».

— Вы, я так понимаю, тоже обладаете подобным даром, в смысле вещи находить, — он замолчал, ожидая реакции на свои слова.

— Кто вещи, кто людей, — подал голос, до этого молчавший Нестор.

Максим пожал плечами:

— Вы не беспокойтесь, я вам конкуренцию составлять не буду, и клиентов отбивать тоже, если вы этого боитесь.

Иван Васильевич фыркнул из своего угла:

— Клиентов он нам отбивать не будет, тоже мне… — он не закончил.

— Нет, нет, — откликнулась Матрёна, — наоборот, я вижу у тебя, Максим, сильный дар. Мы хотим предложить тебе работать с нами.

Максим был удивлён таким предложением:

— Я, если честно, не думал о подобном.

— А зря, Максим, — Катя чуть подалась к нему, он почти физически ощущал исходящее от неё тепло.

— Я подумаю, — Максим встал, показывая, что разговор закончен, — а пока разрешите откланяться.

Он пошёл к выходу, но на пороге обернулся и, глядя только на девушку, произнёс:

— Катя, разрешите пригласить вас на ужин. Там вы мне всё подробно расскажете. Об Академии, о работе. Согласны?

Девушка, молча, кивнула…

К счастью, проскочив дальше тамбур, поймал удачную «перезагрузку». Нужную. Пятый вагон не был пуст, в нём оказались люди. Теперь они мешали, и не столько ему, худому и юркому, сколько двоим пыхтящим за спиной «милиционерам». Дважды он оборачивался и видел, как раздосадованные «стражи порядка» постепенно удаляются от него. Один многообещающе погрозил кулаком.

Нагнали его в конце седьмого. Шестой вагон оказался уже пустым после заполненного пятого, и в нём двое преследователей заметно сократили расстояние. И когда Дмитрий сделал последний прыжок, намереваясь вылететь в тамбур восьмого вагона, за ворот майки схватила сильная рука. Ткань треснула, а в голове пронеслась мысль со словами школьного учителя физкультуры: «На финише никогда не прыгай. В прыжке всегда теряют скорость…»

Развернулся. Подсёк под колено ногу первому и на полной скорости помог ему въехать в дверь у себя за спиной. Сам же ушёл в сторону от второго, отпрыгнув влево, в бельевое купе. Седьмой – это плацкартный вагон, было, где развернуться. Только бы вырваться из закутка. Второй милиционер не успел своей парадной тушей запереть его в бельевом отсеке, получил удар коленом в живот, был отброшен, и путь снова стал свободным.

Какими же оба они оказались выносливыми! Крупнее него в габаритах и больше в весе, но с дыхания, пока бежали, почти не сбились. Только б не зажали в угол – там легче смять и действовать массой…

И всё же это случилось. Он только успел преодолеть седьмой вагон, уже в обратную сторону, когда они снова догнали. На этот раз дубинкой, и та оказалась весьма тяжела. Дмитрий ощутимо получил по спине, дух из него едва не вышибло. Выбросил, развернувшись, удар правой в лицо ближайшему и попытался коленом пробить ему же в пах. Но удар другой дубины через плечо того, с кем он сцепился, пришёлся уже по голове. Едва не словил нокаут. Стукнул по инерции в обратку первому, сразу накинул ещё и ещё. А вслед за этим опять пропустил в голову. На этот раз тычок полосатой как зебра дубинки оказался выверенным – угодил ему прямо в лоб.

Падая на пол спиной, в коридоре вагона, сквозь замелькавшее как разные реальности поезда сознание, Дмитрий услышал грохот и звон стекла. Успел сообразить, что звуком его падения это быть не могло. Потому что ещё летел и видел, как продолжал удаляться от него потолок. Лишь затем в глазах ярко вспыхнуло, и картинка погасла полностью. Затылок прибыл по месту назначения…

***

Боль и тошнота. Первые ощущения, которые он испытал, когда из каких-то дебрей тьмы сознание попыталось выбраться наружу к свету. Его вели двое. Им он не сопротивлялся. Помнил только, как в одном месте упал, и кто-то что-то кричал ему в ухо. Бить его больше не били, наоборот помогали подняться. Отряхивали даже коленки. А потом опять повели, поддерживали с двух сторон.

«Всё! Больше один не могу!..» – это были первые отчётливые слова, которые удалось расслышать, когда дверь в глазах перестала двоиться. И сразу же одной рукой ощутил, что с этой стороны, слева, его больше не поддерживают.

– Где… мы? – спросил он, пытаясь прогнать дрожащее, как в пустыне, марево перед глазами. Точно так же, как в Сахаре, во рту стало неприятно сухо. Словно горячим песком набили иссохший колодец.

– Всё в той же… дыре! – ответил голосом Саймона бледный манекен, стоявший перед ним. – И Фарадей ушёл. Не догнал его…

– Ты… рассказывал уже, – разбитыми губами прошептал Дмитрий, чувствуя, как его спиной прижимает к стенке, и колени дрожат, подламываются.

– Сейчас ушёл, только что! – отчётливей и громче, как для пациента, повторил рок-басист Саймон. – Мы вдвоём тебя тащили. И вдвоём надавали этим. Бутылками по голове…

Надо было срочно возвращаться в реальность.

Дмитрий тряхнул головой. Но болью отдалось так, что чуть не вскрикнул. Тошнота из живота поползла комом по пищеводу вверх. На миг перекрыл усилием воли горло, чтобы не вытошнило.

– Где… Фарадей? – сглотнув, спросил он. – Куда ушёл?.. Зачем?..

– Говорю ж, не знаю! – ответил Саймон. – Сказал, что все сможем обратно выбраться. Нужно просто вернуться за Красные Землянки. День-два-три – и проекция этого мира «схлопнется», сбой всё нарушил. Надо выбираться в наш мир. Валя хочет ещё что-то проверить, опять какие-то схемы нужны. Вот, что он оставил мне на хранение. Сказал, что вообще всё не так, как изначально он думал…

Конечно. Дмитрий едва начал принимать Валькину теорию про отражённый или созданный кем-то давным-давно похожий мир. А тут уже всё елдозило по-другому.

Взял из рук Саймона лист бумаги.

На нём карандашом был набросан эскиз той самой панели из кабины управления. Её он не видел, но после беглого взгляда на рисунок догадался, что это она. Также были некоторые обозначения словами, сделанные Валькиной рукой. Пришлось долго всматриваться и перечитывать записи, прежде чем начать понимать. На эскизе чётко были изображены две параллельные ветки движения поездов в двух мирах, с пунктами станций и отражающимся временем прибытия/отбытия. Время и точки в пространстве совпадали, а названия станций – нет. С этим всё было ясно.  Даже поездов в обоих мирах было по два – 21-й и 22-й, маршруты в цифровом выражении назывались в них одинаково. И, соответственно, ходили по кругу: пока 21-й шёл на Москву, 22-й двигался из неё. Потом просто менялись.

А перпендикулярно этим веткам была нарисована стрелка с монитором на ней – окном для ввода чисел. И судя по сделанным рукой записям, цифры в этом окне менялись – можно было выставить другую дату. Но только в этом, сломанном мире. Похоже, все становилось намного интереснее. Вот почему порой во время мельканий интерьер в купе и коридорах вагонов казался новей или немного старше. Опять-таки, газета 1979-го года, которой занялась Леся и что-то нашла. Из их настоящего мира в эту поломанную проекцию человеческий ресурс можно было поставлять в разные годы её существования? Ну, так всё выходило по Валькиным записям.

А ещё в уголке листа он увидел рисунок с надписью «карты». И рядом – название переулка. Тот самый переулок в Москве, где месяца три назад исчез Валька! Что же это получалось – прямо отсюда, с головной панели из кабины управления поезда-сборщика, после похищения человека из настоящего мира, в нём же можно было затерять его след? Как такое возможно вообще? А наружные камеры, которых в Москве тысячи – как подсоединялись отсюда к ним? Доступ к возможностям МВД?

Начинало всё походить на то, что это какой-то грандиозный эксперимент и заговор. Не мог больной поломанный мир вмешиваться в здоровый и заметать там следы своего вмешательства. Кто-то высоко стоящий над этим экспериментом тщательно всё замазывал. Да и последняя графа на панели, крайняя правая, только подтверждала это. В неё и вводились данные похищенных людей из электронной базы пассажиров 22-го поезда. После же, вероятно, переносились на точку на карте – туда, где те якобы исчезали в Москве. И никакого внимания к поезду – ни одного следа!

Конечно же, он это, наверное, себе нафантазировал, пытаясь разобраться в Валькиных записях. Не всё там было ясно и почерк у Фарадея был гораздо хуже, чем у пьяного медика. Сложным казалось даже представить, что это были за технологии, позволившие создать такую многомерную метафизическую макромодель. С разбитой головой рассуждать адекватно не получалось. Трудно было думать о самых простых вещах. Тут Вальку нужно спрашивать, что б разобраться в им же нацарапанном и услышать от него же внятные объяснения. Опять ведь исчез!

– Куда пошёл Фарадей? – ещё раз спросил Дмитрий Саймона. Резко оттолкнулся вдруг лопатками от стены и, все ещё шатаясь, стремительно шагнул к туалету.

Дойти до него не успел. Согнулся пополам. И вырвало. Порадовался про себя, что с пола убирать не придётся – «перезагрузятся», уходя, через тамбур, и вся грязь за спиной исчезнет. Исчезнет для них, но останется здесь. Людей в этом «моменте» поезда, где его стошнило, всё равно не было, а, стало быть, всем наплевать. Какое-то время блевотина будет в одиночестве.

Пока Саймон что-то рассказывал про микросхемы, которые нужно было доделать, Дмитрий успел умыться. И рассмотрел лицо в зеркало, стоя в туалете с открытой дверью. Лоб был хорошо рассечён. Кровь ещё сочилась. Губы разбиты и нос вроде бы сломан. Вдобавок ныли добрая половина рёбер и верх спины. Кажется, пнули до кучи в живот.

– Как ты нашёл меня?

– Сразу, как ты пропал, появился Фарадей. Пошли за тобой, – ответил Саймон, когда они уже шагали к десятому вагону, где оставались Леся и Гномик. Вагон-ресторан придётся обходить через улицу, пока стоял поезд. Может, и в нём кто появился. Не важно, что это была не станция, а экстренная остановка. Двоих «милиционеров» ребята вырубили, когда спасали его, но могли объявиться другие. Эти двое, кажется, были из кордона охраны первого вагона – больше там взяться им было неоткуда. Вот только как они сумели, в отличие от тех других, с перрона на Красных Землянках, что не могли даже подняться на ступени вагона, преследовать Дмитрия почти через весь состав? Им что, это было дозволено, тем, кто сторожил кабину управления?

– Мир меняется, – выдвинул свое мнение на этот счёт Саймон. – Ты сам же слышал, скоро мы от них не спрячемся. Фарадей так сказал. Нужно бежать, и завтра же. На обратном пути, когда поезд развернётся на Москву…

– Да ничего я не слышал!.. – ответил с раздражением Дмитрий, не помнивший толком, как его подобрали и вели, и злился теперь на неуловимого Фарадея. Не мог дождаться, когда придёт в себя, опять куда-то ушёл!..

В свой десятый вагон попали без приключений. На улице Дмитрий умылся ещё раз, растёрся холодным снегом. Наскрёб его из-под вагона. Скатал немного в шарик и приложил к опухающей ране на лбу. С четвертой «перезагрузки» вошли, наконец, в вагон, когда тот оказался пустым, не с людьми. И в крайнем купе их дожидались Леся и Соня. Соня, не взирая на стрессы, снова спокойно спала, вытянувшись под одеялом. Леся тихо ойкнула, увидев Дмитрия в таком состоянии. Принесла горячего чаю. А потом развернула-таки газету 79-го года и разложила её перед ними на столе.

– Вот, – сказала она. – Смотрите. Лишь небольшая сводка катастроф за последнее время…

***

Газета была отпечатана в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. В печатном доме с названием, которое ни о чём не говорило – какой-то «Орханский Овсет». Впрочем, одна из станций называлась «Орханск». Промежуточный пункт, город или крупное поселение. В их мире вместо него должно быть что-то другое. Наверное, Инза – всего по наброскам Валькиной схемы было не разобрать. Но внутри газеты хранился вкладыш на два разворота, и отпечатан он был в 2021-ом году. Две части двух разных газет с разницей в сорок пять лет. Кто-то один объединил их и читал одновременно обе. Возможно, такой же «странник» как они – Дмитрий не знал, какое ещё слово использовать для их ситуации. «Попаданцы» – раздражало и было слишком заезженным. «Странники». Пусть ими они и будут. Звучало же круто, могли побывать в двух разных мирах! А в этом поломанном мире – аж в нескольких темпоральных проекциях. Ведь здорово?

Нет. Совсем это не было здорово. Просто сильно болела голова, по которой заехали дважды дубиной, потому эмоции в ней скакали беспорядочно. Сейчас он и розовому пони обрадовался бы. Леся хотела, что б все взглянули на вкладыш газеты 21-го года. Этот разворот Дмитрий и взял в свои руки. В глазах, наконец, перестало скакать и плавать, и буквы потекли ровным услужливым строем.

«…Возле станции «Красные Землянки» образовался земляной разлом, глубиной в 400 метров. Исследователи спустились в него два дня назад. Из группы в 27 человек подняться обратно удалось только одиннадцати...»

«…Над зданием вокзала ж/д станции «Каменные Выселки» летающий объект курсирует уже две недели. Светящиеся шары иногда атакуют автомобили горожан, и во всех Каменных Выселках введен режим повышенной безопасности. Военные пытаются контролировать ситуацию, организован открытый госпиталь и перевозная полевая кухня…»

Он пробежался глазами ещё по двум десяткам сводок, и все они так или иначе касались каких-то катастроф. Но было у них и нечто общее – все эти жуткие, трагические и непонятные события описывались на станциях, вокзалах или прилегающих к ж/д ветке населённых пунктах. Будто другого мира вообще не существовало, как только вокруг этих рельсов. А между тем Дмитрий припоминал, что у пассажиров вагона, когда он беседовал с Валентином Ивановичем, шли разговоры о поездках и на тёплое море в бархатный сезон, и в холодные горы зимнего Закавказья во время школьных каникул. Так что ж тут вообще происходило?

В теории Фарадея ясности не было со многими деталями. Некоторые ответы порождали даже не один, а несколько дополнительных вопросов сразу. Саму теорию Саймон, вероятней всего, запомнил коряво, и ещё корявей потом изложил. Для себя же Дмитрий уяснил в сухом остатке одно – спастись и убраться отсюда можно было на тех же Красных Землянках. Вернее, сразу за ними. Где был вход, всегда находился и выход.

Только на выход проходная «дыра» между мирами пока не работала. Потому Валька и собирал какие-то микросхемы, что б починить панель управления. Или же… выхода изначально не было вообще, а Фарадей придумал, как изменить устройство, как доработать его. Для чего миру, черпающему ресурс из другого, иметь вообще возможность для оттока этого ресурса обратно? Может, она, эта возможность, наоборот, только и появилась недавно, как раз из-за общего сбоя? А Валька лишь хотел довести всё до ума. Саймон тоже поди не раз бывал на Красных Землянках, как по дороге из Москвы, так и на пути в неё, когда поезд, ходивший этим маршрутом, разворачивался и двигал в обратную сторону. Но не сбежал ещё тем не менее – возможности такой не появлялось. Он вообще признался, что всякий раз сидел в купе почти сутки и никуда не выходил, пока поезд готовился в путь в любую обратную сторону. Прятался. Спасаться не пытался и ждал, когда явится кто-нибудь и вытащит.

А ещё Симеон-Саймон видел много раз другую Москву. Другой её вокзал, красивый и иногда полный людей. И очень уж похожий на их Казанский. Кажется, назывался «Московским вокзалом», в этом неправильном сломанном мире...

– Так что ты говорил про то, что всё не так, как раньше думал Валька?..

Что толку было размышлять, если Фарадей додумался до чего-то другого?

Но Саймон не ответил. Пока Дмитрий внимательно читал сводки, рок-басист задремал, свесив голову на грудь. После месяца пьянства и игр в «прятки» с милиционерами-сборщиками быстрая жизнь утомляла его мгновенно.

Поезд вздрогнул. Затем другой раз. Скрипнуло межвагонное сцепление, и состав потихоньку тронулся. Получается, справились впереди бульдозеры, расчистили рельсы от снежных заносов. Мир этот, чем бы он ни был в теории Вальки, трещал весь по швам, разваливался, но все ещё старался и пыхтел, не желал просто так сдаваться. Стянули с рельсов дерево, разровняли наметённые сугробы, избавили от наледи шпалы. И 22-й фирменный поезд, который так назывался в обоих мирах, опять наращивал ход…

Дмитрий какое-то время приходил в себя после побоев. Кажется, иногда проваливался сам, глядя на спящего «манекена». Не спала только Леся, сидела рядом с Соней, читала газету. Затем тридцать минут они простояли на станции Каменные Выселки. А дальше состав двинулся к Синим Озёрцам. Без разговора с Фарадеем он всё равно ничего не собирался делать, потому все ждали его. Картинки так плавно сменялись перед глазами. И вот, наконец, сомлела и Леся с Сонечкой рядом. Проснувшийся же Саймон, кажется, пошёл в вагон-ресторан, немного выпить. Следовало отдать должное этому трусоватому рок-пьянице – в трудный момент он пришёл с Валькой к нему на выручку. Не важно, кто из них тогда верховодил.

Кода от мерного стука колёс Дмитрия снова стало укачивать, дверь в их купе вдруг открылась. Как призрак с кругами под глазами внутрь ворвался Саймон, дыхнул. Воздух вокруг подёрнулся водочным маревом.

– Вставай! – затормошил он его, думая, что говорит тихо. Гномик сразу заворочался.

Показав ему кулак, что б тот перестал сипеть, как прорвавшаяся паровая труба в котельной, Дмитрий нехотя поднялся и вышел за ним.

Они пришли в вагон-ресторан. И дальнейших разъяснений не потребовалось. Только прошагали через весь зал до девятого вагона, когда стало всё ясно. Сквозь оконце двери из тамбура, на них терпеливо смотрели две сытые круглые морды. Одна даже улыбалась, подмигивала. Мол, скоро, ещё чуть-чуть, обождите! Крепкие мордовороты. Обычно про крепышей говорили, что бицепсы у них «прорывают» рукава пиджака. У этих же рвали зимой пуховики и дублёнки. С явным наслаждением один из них, словно маньяк, поднял ладонь и начал гладить ей по стеклу. Ёбнуть бы сучару тяжёлым по пальцам, подумалось вдруг. Но для этого пришлось бы раньше времени разбивать стекло.

– Они войдут к нам… – начал тихо истерить Саймон, прихлёбывая из бутылочки.

– Каждую станцию заходят, еду сюда приносят, – спокойно пытался аргументировать Дмитрий, но понимал прекрасно, что басист-манекен говорит сейчас совсем о другом. Это были те, другие, которые приносили еду; они приходили на вокзалах, а потом уходили. А эти, скорее всего – охранники из первого вагона. И почему-то раньше из него они до случая с дракой не выходили. Хуже всего могло оказаться то, что мир этот действительно менялся, и ограничения в нем падали как преодолённые барьеры одно за другим. Сначала «милиционеры» в белом не выходили совсем. Затем сумели дойти аж до восьмого вагона, а теперь стояли в девятом и очень хотели в вагон-ресторан.

– Забаррикадируемся, – сказал Дмитрий, быстро взвесив все «за» и «против».

И первым делом, найдя за барной стойкой скотч, приклеил им накрепко железный поднос к стеклу. Не хотелось лицезреть самоуверенные рожи, пялившиеся и дерзко и сально улыбавшиеся.

В тринадцатом плацкартном вагоне, в который успешно зашли лишь с шестого раза – люди никак в нём не хотели исчезать – выломали две боковые полки. И понесли их в вагон-ресторан, проталкиваясь; пассажиры в двенадцатом пялились на них настороженно – на него, с разбитым лицом, и на пьяного до неприличия Саймона.

Смотрины эти быстро закончились. Следующий вагон, одиннадцатый, оказался уже пустым. В нём Дмитрий и выронил от неожиданности обе полки, заставив и Саймона выпустить их из рук. Потому что резко пригнулся первым, почувствовав вдруг, будто сейчас его собьёт грузовик.

– Ты чего?.. – испуганно выпучил на него Саймон глаза, упав, потому что полками получил по щиколоткам.

Дмитрий даже не мог объяснить. С чувством внезапно накатившей тревоги он огляделся вокруг. Как будто ничего. Показалось. Словно увидел на миг огромную чёрную тень. Вполне могло померещиться после того, как столько раз получил по голове. Просто что-то мелькнуло в глазах. Свет слабо мерцал над головой, и странно, что всё ещё горел, обычно в это время в поездах его тушили. Быть может, обычный блик?

Но тут его взгляд упал на стекло. И там снаружи, чуть выше окна, метрах в пяти в темноте, моргнули вдруг… два красных светящихся глаза.

Большая голова с изогнутым клювом, на которой они оба сидели, безынтересно уже отвернулась от идущего поезда. И громадная птица-ящер, взмахнув гигантскими крыльями, издала пронзительный крик. После чего вознесла своё тело ввысь, разрывая полётом пространство. А по стеклу поползла длинная трещина – всего-то коснулась окошка перьями. Чешуйчатая шкура на брюхе, в пасти частокол зубов, крепкие как кинжалы когти. Да, это была не какая-то вывернутая наизнанку пичужка, а что-то сродни настоящему птеродактилю или подобным древним «летунам». Размахом крыла тварь едва ли уступала «кукурузнику». Дмитрий долго ещё вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть огромные силуэты в вышине, но ничего, кажется, кроме похожего на косяк летящих гусей не увидел. Те парили высоко-высоко при свете луны. И даже это показалось странным, что птицы летали ночью, а не дремали где-то в тихом пруду, посреди лягушек и цветущего лотоса.

– Что… это было? – спросил он, наконец, сидевшего на полу Саймона, когда чудище и гуси исчезли бесследно и любоваться в бархатной синеве ставшего вновь летним неба, кроме как огромной белой луной, вновь стало нечем.

Судя по круглым глазам рок-басиста, по его удивлённо открытому рту, он это чудище также видел впервые.

– Может… с аттракциона какого сбежало… – промямлил своё предположение.

– Чего-чего?.. С какого ещё… аттракциона?..

Но Саймон только помотал головой.

– Валька пусть расскажет, сам. Когда вернётся. Я опять чего-нибудь напутаю. Он же сказал, что всё теперь по-другому…

И парень всхлипнул. Последний алкоголь побежал по его щекам слезами.

Дмитрий вздохнул. Присел рядом на корточки. Чёрт его знает, как бы он сам вынес месяц изоляции в призрачном поезде, будучи уверенным, что сбежать с него вряд ли получится. А теперь ещё несколько дней пробыл в полном одиночестве, без Фарадея, пока не встретил их. Людей-то он, конечно, изредка видел. В основном, когда их, как зевак, забирали на Красных Землянках. Ведь из любопытства выходили почти все поглазеть на незнакомую станцию. В этот последний рейс, рассказал он, вообще никого, кроме них не встретил в поезде. А Вальку, до сегодняшнего дня, не видел аж трое суток и думал, что тот пропал насовсем. На вопрос, почему не пытался предупредить других людей, которые попадали на этот поезд с каждым рейсом, ответил, что делал это не единожды. Один раз даже побили – не поверили. Показал заживавшую губу. Хорошо ему за правду наваляли, шрамик останется навсегда.

– Ладно, пойдём, – позвал его Дмитрий, тронув за плечо. – С нами девчонки. не раскисай…

Саймон всхлипнул в последний раз, вытер глаза кулаками. И, приняв руку, поднялся. Снова взялись за полки.

После пустого десятого вагона принесли, наконец, их, куда хотели – в ресторан. Также сняли ещё одну дверь и, воспользовавшись инструментом, найденным в одном из проводницких купе, наглухо заколошматили вход из головы поезда. На станциях пусть заносят еду через другой. Сами же попадут в локомотив как-нибудь через улицу или по крыше состава, Валька туда так и пробрался. Насколько Дмитрий разобрался в рисунке Фарадея, на панели управления понадобится переключить работу с ветки поездов здесь на ветку поездов в их настоящем мире. И где-то после Красных Землянок они попадут домой, перенесутся в родной мир снова. Если, конечно, Валька починил панель в кабине, а не только рисованием занимался.

Более того, раз этот мир разрушался, договорились больше никуда не ходить в одиночку, а тихо сидеть в купе с Лесей и Соней, ждать Фарадея. Что б не вышло дольше и хуже, чем в тринадцатом вагоне, опустевшем сейчас с шестого раза. Ведь так могло зависнуть и наглухо – потеряются друг от друга насовсем и никакая «перезагрузка» через тамбур не поможет воссоединиться…

Тихо заперлись и расползлись по полкам подремать, после того как вернулись, и дверь в ресторане показалась им надёжно забаррикадированной. А где-то через час-полтора в их купе уже постучали…

– Живой? – тихо, одними губами и с беглой улыбкой, спросил его Валька Лоскутов, которого привычней было всем называть Фарадеем.

– Живой… – ответил Дмитрий. И крепко пожали друг другу руку…

Три месяца в этом поезде Валентина изменили сильно. Острижен был коротко и неряшливо. Патлы на голове, вероятней всего, обрезал себе сам – парикмахера тут задёшево не найти. Щёки и глаза впали. В одной руке зажимал под мышкой ноут с кучей проводов, в другой держал большой железный нож навроде мачете. Сделан тот был, скорее всего, из большого кухонного, взятого где-нибудь здесь, в вагоне-ресторане. При появлении неожиданного гостя Соня и Леся начали просыпаться. А Дмитрий успел заметить на Валькином оружии кровь. Лезвие огромного ножа, по крайней мере, всё было в засохших бордовых пятнах. Успел, похоже, повоевать.

– Ну, что, Дима… – уже серьёзно произнес Валентин Фарадей-Лоскутов, вежливо кивнув Лесе и маленькой Сонечке. – Надо поговорить…....

Часть 5

Такое бывало. Пернатые разбивались от удара в лобовое стекло автомобиля или залетали в решётку открытого авиационного мотора. Иногда, «сходя с ума», настойчиво стучались в стеклянные двери и окна домов. И умирали тогда не сразу, а медленно, раз за разом ударяясь в прозрачную преграду и стремясь по какой-то причине к смерти… Здесь удивило другое. Ударившаяся птица изначально будто была мертва. Стукнулась животом и грудкой, похожими на вывернутый куриный желудок или сибирский пельмень. Прилипла и, повисев немного, сама отвалилась. Наверное, на скорости сдуло ветром.

А следом за ней ударилась уже другая, оставив такой же кровавый след. Потом ещё, и ещё.

– Ты видел раньше подобное?..

Саймон растерянно покачал головой.

В их первом купе в этот миг завозились. Соня проснулась и попросилась в туалет. Оба, не сговариваясь, встали к окошку спинами, закрыли собой запачканное стекло. Леся прошла мимо них вместе с Соней.

– Сок, – тихо произнёс Дмитрий.

– Ага, – быстро, как ни странно, догадался басист. – Томатный. Шёл дождь из томатного сока…

Ребёнку нужно было что-то соврать, если заметит, сложностей на этот день ей хватило. Поэтому они стояли и ждали, пока за их спиной продолжало постукивать. А когда девочки вернулись в купе, забарабанило так, будто начался настоящий мёртвый дождь из птиц. Вот-вот треснут стёкла, и никаких уже спин не хватит прикрыть все разводы с кровавым омовением.

Дождавшись, когда Соня уснёт, они вернулись. Дождь из мёртвых пернатых к тому времени прекратился. Можно было засесть в соседнее купе, чтобы никого не будить, но раз уж начинали происходить какие-то новые вещи, девочек решили из виду надолго не упускать. Просто так, для безопасности.

– Кто это – Кира? – спросил Дмитрий в беседе Саймона. – Ты говорил, она исчезла…

– Кира – это он, – поправил его рок-басист. – Наш ритм-гитарист. Красава, Джимми Хендрикс! Даже не знаю, как отыграем без него первый концерт…

Лирично, конечно. Но сейчас было не до лирики. Полезного во время вылазки выяснилось мало. Лишь удалось убедиться в том, что эти «милиционеры» могли появляться всегда и везде. У них была миссия – привозили еду. Подкармливали, вероятно. И похищали стекавшихся в вагон-ресторан пассажиров. Тех, кого не успели забрать с перрона на Красных Землянках.

– Про то, как выбраться – давай про это поподробнее, – последовал главный вопрос.

Басист-манекен отставил свой чай. Разбавил его коньяком после «птичьего бриза».

– Нужно в самый первый вагон попасть, в кабину локомотива, – деловито и со знанием дела заявил он. – Машиниста там всё равно нет, но есть панель управления. И можно «переводить стрелки». Так мне сказал Фарадей. Один из тех, кто скрывался, как я. У него была целая теория, он тут два месяца до меня выживал. И думал, что всё это – поломанный мир, мир созданный кем-то давным-давно или самопроизвольно отражённый от нашего. Как он вызнавал и что, у кого всё это выпрашивал, я не знаю. Но Фарадей побывал в том первом вагоне – в локомотиве. И он оттуда вернулся. Сказал, произошла поломка и что нужна микросхема. Я в электронике не шарю. Но схему эту он здесь добыл, в других вагонах. И снова ушёл. Больше я его тут не видел…

– И как он ушёл отсюда, этот самый Фарадей?.. Кличка такая?.. Что за поломка?.. Почему сразу не сказал об этом человеке? – сыпались на Саймона вопросы. – Попытайся вспомнить всё. Это важно...

Что-то сильно знакомое зашевелилось в памяти при упоминании имени этого Фарадея. Но только вряд ли такое было возможно...

– Как он ушёл? – переспросил Саймон. – Верхом и ушёл, по вагонам. Единственный способ обойти охрану. Кордон из этих "милиционеров" стоит во втором вагоне, человек восемь-десять. Охраняют локомотив. А что за поломка случилась – я не знаю. Мне так Валентин сказал – «сломалось», и всё. Я даже думаю, он говорил чаще о каком-то общем сбое, но микросхему искал для конкретного, частного замыкания. Сам, кстати, просил называть себя Фарадеем, не я эту кличку придумал...

Ну, нет, как же такое...

Вернее, все-таки… «да» вместо этого «нет». Да! Да! Да!

Это ж Валька Фарадей, аспирант с радио-технического! Всё говорило за него. В политехе и МГУ было ещё три Фарадея – кличка среди студентов-физиков популярная. Но не могло существовать двух «валек фарадеев» сразу, разъезжающих на 22-м фирменном поезде. Фамилия, конечно, была у него Лоскутов, но физик Фарадей стал его кумиром. Никогда Валька никому не объяснял, почему, поступив на радио-техническое отделение, в кумиры выбрал себе не Попова, а Фарадея.

А еще Валентин был самой настоящей рок-звездой своего потока, в полном смысле этого слова. Тихий, дружелюбный, но ярый квн-щик, танцор, музыкант, шахматист. Наконец, просто большой умница и многое тому подобное! На каком-то научном конкурсе занял первое место и утёр нос всем долгопрудненским гениям с МФТИ.

Только ведь пропал Валька этой весной. Давно уже пропал, месяца три как. Все московские газеты писали тогда, исчез, мол, парень с Рузаевки, надежда российской науки, пропал в московском подземном переходе, зашёл в него и оттуда не вышел. Даже камеры издалека засняли, как заходил, как спускался по лестнице! Они с Валькой несколько раз ехали в одном поезде, только он был с самой Рузаевки, а Дмитрий из деревеньки подальше. Кто бы подумал, где на самом деле исчез Фарадей – в этом же самом поезде! Похоже, что поломанный мир, о котором говорил Валентин, выдвигая теорию, сам заметал за собой следы и вмешивался в наш. Люди пропадали в поезде, но все думали иначе. И записи с камер, выходит, исчезали. Последняя его засекла у подземного перехода, а дальше – ничего, как сквозь землю провалился! Ловко. Кто так придумал? Как создал и для чего? Фантазия могла разгуляться и дальше, но не пытаться хоть как-то объяснять причины всего для себя самого Дмитрий не мог.

Он снова спросил, уже почти трезвого, басиста, и тот, запинаясь, продолжил.

– Мы сели все в один поезд на Казанском вокзале. В разные дни, но в одно время. Другой поезд, в ином мире, но в этой же точке пространства, всегда стоит там же, и в это же самое время ждёт отправления. Мы сейчас в нём. Валька только не успел понять сам принцип – как мы переходим из нашего поезда в нашем мире в другой поезд в мире здесь. Зато догадался, когда. Есть некая точка перехода в пространстве – у станции Красные Землянки. Поезд проходит сквозь неё, и тот, другой поезд, успевает вобрать в себя избранных пассажиров из нашего мира. Всё ваше купе, например. Именно в тот момент, у станции Красные Землянки, и происходят изначальные перемены. Тогда ещё не важно, где ты находишься, в тамбуре или нет, – перемены эти все равно произойдут. Ты свой «момент» просто проспал. Во сне перенёсся из поезда в поезд…

Да, он уснул. Вымотался за день и провалился. Случившегося не повернуть.

– Но Соня и её родители не спали. Не знаю точно, почувствовали они что или нет. Но вышли вместе с дочкой на ставший чужим перрон. Там их и забрали. Возможно, они пытались выяснить, почему в их купе собираются сесть другие люди. Тебя будить не стали, сами хотели разобраться. Не вышли б из поезда, были бы снами здесь и сейчас... Потом проснулся ты, а в купе сидят другие люди. К тебе их подсадили. Фарадей, Кира, я – все мы тоже проспали этот момент перехода. Может, в нём ничего и важного, но он неизбежен…

– Но проводница сказала, что трое сели со мной в купе ещё там, в Москве… – нашёл возражение Дмитрий. – И Соню с её родителями она не помнила. Как так-то? Не клеится что-то…

Саймон только усмехнулся.

– Не я тебе дал этот «клей» – Фарадей его заварил. Не помнят проводницы людей, которых с перрона забирают от поезда «милиционеры». А вместо них приводят с билетом к вагонам других. Здесь все начинает появляться и исчезать на той первой станции. На Красных Землянках. Валентин наблюдал за этим, а я прятался. Кого-то отловят на перроне, и вместо них – сразу замену в поезд. Проводницы и другие люди не вспомнят. Будто проги в башке у всех так прописаны. На забвение. Знают и видят лишь те, кого выбрал поезд. Кого он забрал из нашего мира. Знают и пытаются сопротивляться. Некоторые из нас…

Зловеще. И в чём-то немного гротескно – вспомнился какой-то подобный комикс. Там правда было смешно, а тут – не сойти бы с ума.

– И многих забирает поезд? Зачем тащит в свой мир и куда всех потом уводят? Почему исчезают и появляются пассажиры?

Картина, которую со слов Фарадея нарисовал Саймон, становилась всё более громоздкой. Конечно, возможно, за день всего было не понять. Валька исчез, но парень он был башковитый. Если б не его имя, Саймона Дмитрий вообще бы не слушал. Да и сейчас тот мог что-то напутать, объясняя ему с Валькиных слов своими, птичьими, в четыре струны.

– По поводу выбранных людей Фарадей говорил, что мир этот так пополняет ресурсы. Он сломан и сломан был изначально. В нем нет деторождения, копия, пустая и бесплодная. «Неправильно прорисованная, с глюками». Возможно – просто кривая альтернатива или отражение нашего, но не зеркальное. Но… копия эта функционирует. И хочет продолжить существовать. Сосёт всё из нашего мира, грабит, ворует, подсматривает. Как паразит. Не может воссоздать человеческий ресурс биологически, и заимствует его таким вот варварским способом. Готовых людей забирает. Большую часть уводят на Красных Землянках. Когда кончается еда, оставшиеся по одному стекаются в вагон-ресторан, и на других станциях их забирают оттуда. Чем моложе, тем лучше. Что б забирали пожилых – такого я не видел ни разу. Сюда они просто не попадают. Всем до тридцати. Заметил, как на Землянках было много стариков на перроне? И милиционеры-сборщики – тоже не самые молодые парни. Этот мир «старый», пожилых и взрослых больше. И дети тут дефицит. Они и есть главный ресурс. Остальное мир успешно копирует. Видал, какие вокзалы? Даже мобильная связь имеется. Валька сумел разобраться с их связью, даже разговаривал с кем-то …

Наверное, надо было остановиться. Столько информации теснило в его черепе мозг, и он начинал раздвигать коробку. В висках слегка заломило.

– Последний вопрос, и я его уже задавал, – тихо произнес Дмитрий и посмотрел на мирно сопевшую Сонечку. – Почему ты сразу ничего не сказал про Фарадея? Почему только и делал, что трещал про своего Киру? Тот пропал давно, а Валентин недавно…

– А ты что, всему, что я тут наговори, поверил? – ответил так же вопросом Саймон. – Я и половину бреда, что нёс Фарадей, не понял. Посмеивались тут над ним, и я, и другие. Теории, видишь ли, у него, физика да математика, параболическое исчисление. И это, как его… квантовое… Тьфу! Ты сам то слышишь, что я несу?

– Но ты поверил, что нужно попасть в кабину управления. И зовёшь нас туда. Как можно верить в спасение, не веря ни слову говорящего о нём спасителя?..

Похоже, и этот вопрос Саймона в тупик не загнал. Он даже зарделся щеками, запыхтел, заёрзал плечиками под кофтёнкой и нервно затряс ногой. Вовремя сдержался, что б не повысить голос.

– Фарадей, может, и выдумщик, но он уже возвращался оттуда, – чётко отвесил он, дыхнув им с Лесей в лицо многодневным перегаром. – За схемой. А, значит, вернуться оттуда можно, если что пойдёт не так. Вот только сам Фарадей, когда ушёл во второй раз, не вернулся. Думаю, у него получилось. Это я испугался пойти с ним три дня назад. Теперь жалею об этом. И знаю, что один не выберусь. Никчёмный я, вечно во всё вляпываюсь…

В этот момент его стало даже жаль.

Но так же хотелось отвесить хорошую затрещину. Саймон не мог знать, выбрался ли Фарадей из этого поезда в тот, на котором попал сюда, или нет. Придётся выяснять самим. И конечно же, даже такой союзник, как этот четырёхструнный пьяница, сейчас им был очень нужен.

– Будь ты совсем никчёмным, не выжил бы здесь целый месяц, – примирительно произнес Дмитрий.

– Забавно, но Фарадей рассказывал, что люди, возможно, здесь тоже счастливы, – слабо попробовал улыбнуться в ответ собеседник. – Похоже, говорил он, что им стирают память. Так же, как проводницам и местным пассажирам. Они ничего не помнят из своего настоящего прошлого и имеют другие воспоминания. На Красных Землянках есть один дед. Торгует газетами. Память его, вероятно, стёрлась не до конца. Однажды он пытался помочь ребёнку, спрятать его от сборщиков. Есть и другие такие, с памятью, я замечал. А один сука-сборщик знает меня в лицо. Выслеживает. И пугает до усрачки…

И отхлебнул коньяка, от которого почем-то начал трезветь.

Со сборщиком-сталкером разберутся. Башку расшибут, если встретится. А вот деда в костюме и фетровой шляпе Дмитрий запомнил хорошо. Тот самый, что газетами на руке и самим собой закрыл от глаз «милиционеров» Гномика. Ему рассказала об этом Леся. Поговорить бы с кем-нибудь из таких на перронах, может, что вспомнят из прежнего своего мира. Но для начала нужно было выйти и зайти несколько раз в тамбур, пока люди не появятся в вагонах и на перроне. С этим бы ещё разобраться, для чего все эти мелькания. Или, как их назвал Саймон, тамбурные «перезагрузки»…

– С этим немного сложнее, – почесал тот свой подбородок. – Опять-таки – это всего лишь деталь в бесконечно разветвленной теории Фарадея. Но всё же он предположил, что если мир этот зародился не сам, то такой поезд-сборщик существует не один. Просто именно в нашем случился технический сбой. Их много, таких поездов, не сломанных и на разных маршрутах, и все они выполняют сборные функции. Собирают людей, заполняют свой мир. И люди, попав в этот мир, моментов перехода не замечают. Просто жить начинают иначе, в другой немного реальности, принимают её мгновенно как свою. Не будь наш поезд сломан, мы тоже ничего б не заметили. Не было б никаких исчезновений пассажиров с проводницами и тамбурных перезагрузок, смены зимы и лета. Но Фарадей тут прожил несколько месяцев, и никаких изменений в процессах вокруг не заметил. А, значит, сбой починить никто не пытался. Вот он и предположил тогда, что строили такие поезда не люди этого мира, а, возможно, его создатели. Они по какой-то причине на сбой и не реагируют. Либо самих нет давно, либо что-то ещё случилось. Весь мир будто создан кем-то, точно один большой эксперимент. Валентин почти сразу начал рыскать по поезду в поисках ответов. Набрёл так однажды на меня. И день ото дня всё больше пугал меня размышлениями. Затем, вот, пропал. Наверное, спасся? Как же иначе...

Саймон был неглуп. Хмель из него почти выветрился, он даже фразы начал строить иначе – сложнее, изящнее. Чувствовалось не пропитое до конца образование. Дмитрий, слушая его, хорошо налегал на колбасу с хлебом. Аппетит у него появился и мысли бегали в голове до нервного жжения в затылке. Одну из них, ускользавшую от него постоянно в ходе беседы, он почти что схватил за хвост. Однако, Леся, слушавшая их внимательно и читавшая одновременно ту самую газету, внезапно отложила её.

– Кажется, я кое-что нашла, – сказала она.

Перевернула для них разворот.

И в этот самый миг поезд их вдруг загудел страшно и включилось резкое торможение. Тяжёлые колёса со свистом и до рези в ушах заскользили по железным рельсам. Это был не стоп-кран, иначе маленький Гномик сразу слетел бы с полки. Но поезд тормозили резко, и гудок продолжался, будто что-то встало на его пути.

– Не бойся, не бойся… – Леся первой оказалась у полки девочки и пыталась её успокоить, испугавшуюся спросонья.

Дмитрий поднялся. Открыл дверь в коридор. Прежде всего в глаза бросилась одна деталь. Внутри купе, за окном слева, они все видели зиму: снаружи лежали снега и голыми стояли деревья, как пред Рождеством намело. Так было и справа в последний раз, во время «птичьего ливня». Теперь же там во всю дышало лето. Он даже лбом прижался к стеклу, что б лучше разглядеть природу, когда в вагоне вдруг отключили свет. Темно стало внезапно, и поезд полностью остановился. Единственный фонарь, что горел вдоль путей, был виден только изнутри купе, не с этой стороны.

– Я пошёл, – объявил всем Саймон, пощупал карманы. Там было всего несколько маленьких бутылочек, а тут случилось неожиданное. Ясно, каким образом он переживал здесь любые стрессы. Выпивка его спасала, выпивка в больших объёмах.

– Подожди, – остановил Дмитрий. – Давай выясним, что там.

– У кого? – спросил басист, мысленно уже делавший перебор по коньячным струнам.

– Останься с девочками, – прозвучало настойчиво. – Просто запритесь в купе. Я сам все выясню. А у кого – найду…

Не став слушать возражений и прочего нытья, он быстро вышел в тамбур. Затем вернулся. Увидел всё того же Саймона с разведенными в немом удивлении руками. Не исчез. Вышел снова, и в следующий раз в коридоре вагона уже не застал никого. А когда в третий раз прошёл через перезагрузку тамбуром, в коридоре десятого вагона, где они сидели вчетвером в крайнем купе, появились люди. Полный вагон людей. Проводница спешила с тележкой, её не пропускали, и громко надрывно плакали дети. Именно такую «перезагрузку» Дмитрий и ждал.

***

Он протолкнулся через весь десятый вагон дважды, но суета в нём стояла такая, что добиться хоть чьего-то внимания оказалось сложно. Каждый занимался собой, своей семьей, вещами, попытками выловить другую проводницу, которых всего было две. И когда он продвигался через коридор в третий раз, заметил вдруг одиноко сидящего старичка за столиком у боковушки. Тот будто выпал из происходящего, спокойно пил чай и флегматично-благородно, сквозь похожие на пенсне очки, поглядывал в окно. Белым платочком отирал усы. Не ясно, почему он с первого раза его не заметил. Видимо кто-то из других пассажиров закрывал деда собой. Вокруг стоял шум, слышались словесные перепалки, и детский плач только усиливался. Пару минут назад их рыдало четверо, а теперь уже больше. Заиньки и лисоньки, куда же без них? Хор голосов в вагоне уплотнился до высокого.

– Вы позволите? – спросил он у деда разрешения. И когда старик оторвался от созерцания безобидного тёмного лета за окном, переведя свой взгляд, Дмитрий уже сидел за столиком напротив – второе место не было незанятым.

– Когда это закончится? – громко возмущалась полная женщина рядом, пытавшаяся, как и другие, получить ответы у проводницы. – Неужели нет бульдозеров на Каменных Выселках?

– Они все в пути!.. – отвечал кто-то из середины вагона. Этот отвечавший, видимо, побывал ближе других к телу проводницы, потому что несколько человек сразу закивали головами, подтверждая правдивость его ответа. Всё, что на слух успел понять Дмитрий, пройдясь по вагону два с половиной раза, так это то, что образовался снежный занос и на рельсы упало огромное дерево. Поезд стоял где-то в лесу, минутах в двадцати от станции Каменные Выселки.

Пожилой пассажир смотрел на него доброжелательно. Умные внимательные глазки. Ждал вопроса или хотя бы слова от бесцеремонно подсевшего к нему.

– Здравствуйте, – произнёс Дмитрий. – Хорошая за окном погода.

Дедушка улыбнулся и кивнул. Сдержанно. Ничего не сказал, отхлебнул чая и снова уставился на пейзаж. Кто-то проходил под окном с фонарями и высветил деревья в лесу. Листья не свежие и стоячие, а пожухшие слегка от мороза. И сверху валили хлопья снега – их будто надувало с другой стороны. Поезд словно разделил собой два времени года, но зиму постепенно переносило и сюда, на правую сторону.

– Скажите, сейчас зима или лето?..

А вот этот вопрос собеседника заинтересовал. Он посмотрел на Дмитрия, затем огляделся. Снова глянул в окно, вздохнул.

– А почему вы спрашиваете, молодой человек? – у него оказался на удивление приятный и поставленный голос. Как у профессора Демьянова, что вёл у них когда-то физику полупроводников.

– В последнее время такие вопросы задают не впервые, – повёл он худыми плечами. – По крайней мере, мне. Вас ведь это удивило – что деревья стоят зелёными, а рядом лежит снег? Как и того молодого человека. Эти катаклизмы идут давно. Не помню даже с каких времён… Ему я это объяснял. Не знаете ли вы Валентина?

Он сделал после этого задумчивое лицо, помешивая ложечкой чай, подул на неё, положил на салфетку. А Дмитрий не сразу сообразил, о ком идёт речь.

– Какого Валентина?.. Фарадея?.. – спросил удивленно, назвав на всякий случай вместо фамилии прозвище.

– Ну, да! – ответил дед. – Он сам так просил его называть. Фарадеем – как физика. Известного, между прочим, учёного, но которого у нас никто не знает. Валентин так и не сумел мне объяснить; может быть, тогда сделаете это вы, если вопросы у вас одинаковые? Скажите тогда, откуда про физика Фарадея помню я, если здесь его никто не знает?..

Вот что-то и начинало вырисовываться. По крайней мере, если отталкиваться от той же теории Вальки – неизвестно, уж как он её вывел и на чём основывался. Что-то нарыл за три месяца. Похоже, что сбой в этом мире, о котором предположил Валька, действовал не только на поезд и явления природы, но и на людей. Сначала тот дед, который спас Гномика на Красных Землянках. Теперь другой дед, вот этот, что сидел перед ним. Никакого физика Майкла Фарадея в их мире не было, но он его помнил. Откуда? Да всё оттуда же. Дед этот так же, на этом маршруте или каком другом поезде-сборщике, попал в этот мир из их родного, пополнил собой ресурс. Вероятно, давно. А после обработки памяти забыл всю прежнюю жизнь и знания. Однако, не то забыл не до конца, не то виною всему тот самый сбой. Память начала возвращаться, он вспомнил Майкла Фарадея.

– Нильс Бор, Исаак Ньютон, Стивен Хокинг – вам эти имена о чём-то говорят? – назвал для него Дмитрий фамилии других известных физиков.

– Молодой человек, – улыбнулся тот, – я уже слышал эти имена от вашего друга Валентина. Вы ведь друзья? И сказал ему, что нашего физика зовут Джеймс Хокинг, но заболевание у него было то же. Ныне он также покойный… Других я не знаю. Почему бы вам не спросить у вашего друга? А, хотите, поговорим втроём…

– Когда вы его видели? – нетерпеливо, немного даже грубовато, перебил Дмитрий.

– Я каждую неделю езжу этим маршрутом, – не обиделся дедушка. – Ровно восемь недель назад. В своём ещё уме, хорошо считаю. Вы что, с тех пор не виделись сами? Так позвоните ему, он оставил номер…

И дед достал из кармана смешной кнопочный телефон. Значок восьмёрки с двойным крестом на нём присутствовал, высветился на маленьком загоревшимся жёлтым экранчике. Похоже, это был распространённый оператор сотовой связи и в то же время производитель телефонов. Знак был и на самом корпусе.

– Знаете ведь, что в поезде и на перронах связи нет? – спросил он. – На Каменных Выселках зайдёте за здание вокзала. Это хорошая станция, там связь появляется ближе, метров пятьдесят пройти от здания в город. Вижу, вам нет двадцати одного, а стало быть и нет своего телефона…

– Да что же это такое?! – рядом, почти над ухом крикнула мамаша, и ещё один ребёнок присоединился к всеобщему плачу. С верхней полки грохнулся горшок.

– Вы никуда не уйдёте? – встав со своего места, спросил Дмитрий.

Договорить с дедушкой он собирался, но нужно было сначала дойти до первого вагона.

– Валентин Иванович, – представился напоследок собеседник.

– Дима, – ответил коротко Дмитрий.

– Куда ж я из поезда денусь? – пожал плечами Валентин Иванович. – Тем более надо поговорить. Валентина я больше не видел. А ведь я поверил ему. И он мой тёзка…

– Поверили… чему? – задержался на мгновенье Дмитрий.

И снова раздался громкий гудок поезда. Снаружи захрипел громкоговоритель. Эти штуки вещали невнятно в обоих мирах.

– Возвращайтесь, – не стал задерживать его Валентин Иванович. – Тогда и обсудим.

Дмитрий кивнул, и стал протискиваться в ближайший тамбур. Сначала был план пройти через все вагоны и перед вагоном с охраной выйти из поезда, что б посмотреть, что на самом деле происходит впереди локомотива, в мире, где начались страшные катаклизмы. Хотел своими глазами увидеть заносы или то, что ими назвали для пассажиров. Но потом, пока говорил со своим новым знакомым, решил выйти сразу и пробежаться вдоль поезда, посмотреть, что вокруг. Ситуация была явно нештатной, здесь «милиционеров», скорее всего, не было. Никто не схватит, а он увидит немного больше, чем на перроне Красных Землянок. Однако выходить придётся, скорее всего, несколько раз из-за этой «тамбурной перезагрузки». Он желал видеть людей, как внутри, так и снаружи.

Было зябко. Майка с коротким рукавом не грела. На Красных Землянках стояло лето, а здесь лютовала зима. «Холодно... Хооооолодно!.. Арктика... Ааааарктика!..» Снег выглядывал из-под вагонов слева от него, но рядом справа стояли деревья леса с замерзшей зелёной листвой. Порывы теплого воздуха оттуда говорили о том, что борьба между двумя стихиями все ещё шла не на жизнь, а на смерть. Либо к утру заметёт все пути, либо зима отступит. Пока что хлопьями сверху падал холодный снег, и Дмитрий набирал скорость, что б не замёрзнуть. Кроссовки скользили мёрзлому дёрну.

Остановился. По пути он обогнал четверых или пятерых рабочих в отсвечивающих малиновых жилетах, они все шли вдоль вагонов с фонарями в одну сторону – двигались к локомотиву. Чем они могли там помочь, откуда здесь вообще взялись между станциями, на чём сюда доехали, понять в темноте было сложно. А останавливаться для расспросов он не стал. Почти во всех вагонах, кроме двух, не было света. Окна горели позади, в последнем, а также в вагоне-ресторане. Дмитрий уже понял, что со светом там, в другой параллели этого мира, в поезде без людей, где остались Леся, Гномик и Саймон, ситуация была точно такой же. Это люди почему-то то исчезали, то появлялись вновь. Но природные явления и технические вещи, вероятно, были стабильны для всех измерений, параллелей или временных точек – пока он ещё не придумал точного слова для этих мельканий. Следовало спросить у Саймона, возможно тот запомнил и это из объяснений Вальки о его разветвленной теории поломанного мира. Фарадей мог в голове создать собственный сложнейший улей или термитник, и заставить его работать так же, как настоящий. Даже, пожалуй, лучше. Плохо, что здесь требовалось не создавать, а разгадывать уже кем-то созданное. Ещё и сделанное криво или не так работающее.

Он достал из кармана зажигалку. Стянул её на одном из столиков, когда оставил Валентина Ивановича и отправился наружу. Вещь из его кармана не исчезла. Осмотрел. Вероятно, если что-то проносить через тамбур с собой, как рюкзак, еду, выпивку из ресторана и прочее, оно оставалось всегда, поскольку ты с этим не разлучался. И люди, если шли вместе, не исчезали. Тряхнул головой. Нет уж, размышления о подробных нюансах местного бытия лучше оставить Фарадею. Было предчувствие, что за эти три дня Валька из поезда никуда не ушёл, всего лишь застрял где-то. И что вообще хрен они просто так из этого мира выберутся, всё окажется намного сложнее. Попасть бы для начала в кабину управления.

Зажёгся огонь. Бензиновая, ветер поддувал, но пламя не гасло. Однако толку от неё? Ничего из темноты не высвечивала. Луна же пряталась за снежными тучками. Затушил и сунул в карман, пригодится ещё. Двинулся мимо первого вагона дальше.

Техника на самом деле тут была и разъезжала. Какой-то примитивный тягач тащил уже с рельсов в сторону дерево, надрывался. Работали два бульдозера, занимаясь расчисткой. Слабый свет их фар он видел издалека, когда ещё подбегал. Двух машин было недостаточно, но где-то впереди виднелись далёкие огоньки – сюда, возможно, ехали другие. Мир погибал, но боролся за себя до конца.

Любопытство вызвала правая сторона леса, та, что была еще зелёной. Впереди явно перевалило много снега через рельсы, и зима напирала на эту летнюю сторону справа. Но интерес вызвал не снег, а розовый свет, походивший на северное сияние. Он был далеко, наверное, в километре-полутора от локомотива, немного наискосок от путей. И свет этот исходил из нижнего края неба – прямо над верхушками зелёных деревьев. Чёрт его знает, на что это было похоже, не то световой разлом, не то НЛО, не то битые пиксели как на сгоревшей экранной матрице. Смотрелось всё равно красиво и круто, прямо световой аттракцион!

А где-то чуть в стороне от этого свечения мелькнула неясная и огромная тень. Будто нечто большое прошагало на двух ногах, высокой макушкой задев край неба. Большая голова, массивные задние лапы, могучее тело и длинный хвост. Дмитрий даже протёр глаза, что б убедиться, что всё ему это не привиделось. Парк Юрского Периода зимой, в замерзающем от снега летнем лесу? Кажется, так вымерли мамонты и динозавры – от холода. В этом он не был силён, зато посмотрел Ледниковый Период. Мультфильм ему нравился. И почему такое должны были смотреть только дети? Вот, выберутся с Гномиком отсюда, вместе облюбуют все части, будут пить чай и есть бутерброды…

– Интересно? – спросил вдруг голос, и он тут же вздрогнул.

Их было двое, милиционеров. Как же бесшумно они подошли! Блуждающие улыбочки больше походили на хищные улыбоны гопников, нежели на вежливую мину сотрудников правопорядка.

– Пройдёмте с нами, – сказал один из них, нащупав рукоять своей палки-трости на поясе. И, не меняя выражения лица, плавно расстегнул пальцами фиксирующий её ремешок. – Кажется, у нас безбилетник…

Часть 4

-- И что наши ребята будут делать с такой агрессивной толпой? – спрашивал Калуев. – Не стрелять же в гражданских боевыми патронами. Это грозит шумихой. А иначе они задавят наших ребят числом.

-- У нас имеется и нелетальное оружие, -- сказал Нойманн. – Его немного. Но у нас получится войти на пляж с газовыми баллончиками и дубинками. Бойцам нужно выезжать прямо сейчас, иначе мы не успеем...

-- Вот только наши пацаны никогда не отрабатывали противодействие толпе гражданских! – сказал Калуев. – Наши пацаны привыкли херачиться в окопах на фронте, либо мочить тварей из пулемётов. А махать дубинками  и закрываться щитами их никто не учил. Мне кажется это плохо закончится.

-- И что ты предлагаешь? – спросил Нойманн.

-- Предлагаю дождаться, пока все рассосутся, -- сказал Калуев. – А потом выловить поодиночке.

-- Резонно… -- задумался Варшавский. – Но слишком большой риск.

-- Видеокамеры сейчас повсюду, от нас никто не уйдёт.

-- Не нужно дожидаться, -- вмешался в разговор Олег. – Мы сможем их всех повязать прямо на пляже. Если предпримем ряд необходимых мер…

-- И каких же это «мер»?

-- Это не так уж и сложно, -- сказал Олег. – Но нам нужно спешить, Владимир Нойманн прав…

Фургончики добрались до пляжа за несколько минут, благо, Штаб располагался рядом. Однако не все штурмгруппы успели прибыть к месту. Не все они ехали от Штаба – кто-то патрулировал город, а кто-то ещё ехал из дома, поднятый со своего выходного.

Всего четыре фургончика, в том числе и бойцы Олега. Меньше тридцати. Немного, учитывая, что только двадцать из них зайдут на пляж.

Первые гражданские уже вышли в город. Они направлялись к ближайшим аптекам за шприцами для кормёжки, да в магазины – за молочком. Кто-то видел в тварях котят. Кто-то узнавал в очертаниях чёрных комочков – щенят. Матери видели в них маленьких детей, а детишки – свои любимые плюшевые игрушки.

-- Надеваем противогазы! И разделяемся, -- сказал Калуев, руководивший операцией непосредственно. Он распределил группы по направлениям. Бойцы бросились за гражданскими, преграждая им выходы из пляжа. Завязались первые стычки. Люди напугались, но отдавать «котят» не хотели. Ещё бы.

Первое время разбираться с ними было легко. Бойцы заливали лица газовыми баллончиками, горожане кричали, хватались за глаза, не в силах оказать сопротивление. Падали на землю под ударами дубинок. Бойцы вырывали из рук «котят», швыряли паразитов на асфальт. И давили сапогами.

Это привело толпу в ярость. Люди обезумели от жестокости и вдруг потеряли страх.

Раздались выстрелы. У кого-то нашёлся пистолет. Стрелка тут же прикончили ответным огнём. Он успел задеть двух бойцов, но не критично – те отделались лишь ушибами от заброневого воздействия.  

Кто-то бросился бежать после первых выстрелов. Кто-то напротив накидывался на бойцов. Но атакующие быстро получали в лица слезоточивые струи, от которых глаза рефлекторно закрывались. А вслепую много не навоюешь.

Но вот как догнать все двести человек имеющимися силами?...

На берег тут и там падали дымящиеся гранаты. В воздухе над пляжем появились свирепо жужжащие чёрные точки, испускающие клубы дыма…

В это время операторы штурмгрупп сидели отдельным отрядом на безопасном расстоянии. Бойцы управляли квадрокоптерами. Олег поднял в небо дрон-камикадзе с примотанными к нему слезоточивыми шашками. Дрон оставлял за собой густой непроглядный шлейф. Управлять им было непривычно из-за создаваемой шашками реактивной тяги. Но немного поразмыслив над способом крепления, Олегу удалось найти необходимый баланс.

Не зря на инженера столько лет учился…

Дрон стремительно проносился над головами паникующих пляжников, обволакивая их клубами химозного дыма. Калуев сказал, что никто умереть, вроде бы, не должен.

-- Астматикам придётся хреново. Но ничё. Медики тут уже неподалёку, как ветром сдует газовое облако – они окажут необходимую помощь…

Коптеры же делали сбросы слезоточивых гранат, чтобы дополнить эффект от дронов-камикадзе.

Никто далеко не убежит.

Бойцы вошли в дымы, абсолютно неуязвимые для газов и для нейротоксинов. Пляжники валились на колени, орали, но сверху по ним прилетали дубинки. Руки разжимались, сумки потрошились. Пищащие комочки вываливались на песок, где их тут же растаптывали в лепёшку берцами.

-- Жалко, сука! – сетовал Данилыч.

-- А эти твари нас не пожалеют! – ответил Всеслав. – Ни нас, ни нашу родню!

Прибывали новые фургончики подкреплениями. Группы, вооружённые дубинками и ружьями с резиновыми пулями, оцепляли пляж, чтобы никто не смог вырваться за его пределы.

Снова слышалась стрельба. Но гражданский палил вслепую и его быстро повалили на землю, вывихнув руку напоследок.

Лучше всех в рукопашных поединках проявил себя громадный Серёга. От его лещей даже самые буйные становились самыми мирными.

Группы скрылись в густом тумане, который развеялся ветром только через десять минут. За это время бойцы уже практически закончили.

-- Вон та задыхается! – Калуев показывал медикам, кому необходима помощь. – А у того рука сломана… Да ниче не будет с вами! Главное не снимайте противогазов. Да-да, дымы. И чё, что рассеялись? Нехуй снимать!

Вместе с медиками на пляж зашли бригады дезинфекторщиков. Они складывали «котяток» в пластиковые контейнеры. И к концу работы насчитали пятьдесят два паразита.

Штурм пляжа завершился успехом.

Заранее отключили камеры видеонаблюдения, а интернет над местом заглушили, не позволяя зевакам отправлять своим знакомым «кружочки».

На берег никого не пускали. Личности каждого пострадавшего установили и внесли в базы данных. Мало ли какие долговременные последствия имеет нейротоксин паразитов…

Пляжников потом запаковали полицейские, по делу о нападении на стражей правопорядка. Если б их отпустить сразу – имелся риск, что люди начнут выражать недовольство. Нужно было сначала пришугнуть хорошенько. Тем более было за что.

А грамотная работа «следователей» на «допросах» смогла убедить почти всех жертв, что никакой твари, выбросившейся на берег, не существовало вовсе. Тех, кто спорил до конца – отправили на анализы для проверки на наркотики. Запрещённые вещества якобы находили.

Однако никого не посадили. Только серьёзно запугали.

Пляжники не просто не выражали потом своего недовольства, поднимая в соцсетях ненужную шумиху – пляжники были безумно рады, что их не упрятали далеко и надолго! А что за «котята»?... непонятно. Никто из гражданских не смог дать внятного объяснения собственным вспышкам ярости.

Атаки журналистов тоже отбили. В местных газетах и на местных телеканалах ничего о серьёзной потасовке на пляже не упоминалось…

-- Мы связались со Спонсорами, -- вмешался в эфир Владимир Нойманн после того, как штурмгруппы закончили все дела. – Есть предположения, что это за паразиты такие… Но подобные твари в наших лесах не водятся. Кто-то их сюда завёз из джунглей Южной Америки. Возможно, биотеррористы.

-- Снова эта Южная Америка, -- хмыкнул Олег, припоминая и «метаморфозу». – Что там у них вообще творится на материке?

-- Не хотел бы я работать в бразильском отделе Организации, -- сказал Данилыч.

-- У них там самый богатый биом планеты, -- пояснил Нойманн. – Пути эволюции порой очень причудливы и не всегда подчиняются тем законам, о которых пишут в учебниках. Берега Амазонки скрывают в себе и не такие кошмары… Чем глубже в джунгли – тем неприветливей становятся леса. Даже наша сибирская глушь отдыхает…

В конференц-зале Штаба собрались все. Присутствовал даже молчаливый человек в чёрном костюме, откуда-то сверху. Может даже Спонсор, но его никто не представлял. У экрана с презентацией выступал Михаил Варшавский – глава отдела. В тот день его ледяные глаза, повидавшие многое на этом свете, отображали особую обеспокоенность.

-- Мы столкнулись с опасной тварью, -- говорил он и на экране отображались фотографии чудовища. – Из бразильских лесов. Не знаем, что занесло её к нам… Наши коллеги из Южной Америки называют это существо «Ломехузой». В честь известного муравьиного паразита. С муравьиными ломехузами эта тварь не имеет биологического родства. Но механизмы её действий очень схожи… Особенно когда тварь попадает в мегаполис. И когда человеческий муравейник подвергается её влиянию, то происходит катастрофа… Коллеги из Бразилии прислали нам информацию о подобных инцидентах. В их стране Организация была слаба достаточно долгое время, что и привело к  отсутствию своевременного реагирования.

На экране отобразились кадры разрушенного города. Серые руины. Трупы на улицах. Разбитые автомобили.

-- Инцидент в начале прошлого века в Санту-Антонио был ещё цветочками, всего на пару тысяч жертв… А вот инцидент в Порту-Велью в девяностые годы, на экране, закончился практически полным уничтожением города и его окрестностей! Пострадало четыреста тысяч человек по всей Бразилии. Последствия той катастрофы устраняют до сих пор по всему миру. Тварей наплодилось тысячи, они охватили не только Южную Америку, но и были разбросаны авиарейсами по всему миру… И если у нас, в Сибири, самые частые выезды – это Одержимые, то у них помимо Одержимых – «ломехузы». Твари захватили Порту-Велью за считанные месяцы. Правительство реагировало медленно. Впоследствии армия долго не могла взять ситуацию под контроль – бойцы часто переходили под контроль «ломехуз», создавая очаги сопротивления…

Последовали кадры сожжённых лесов. Бескрайние джунгли на многие километры превратились в пепел.

-- Организации пришлось брать ситуацию под контроль. Многие отделы Америки пришли на помощь. Штаты предоставили тогда Бразилии беспрецедентно большие партии белого фосфора и напалма для зачистки джунглей. На сам город обрушили бомбы, не жалея жителей, безнадёжно подсевших на нейротоксин. И только потом бразильцы ввели войска в костюмах химзащиты…

-- Да это похлеще нашего Загорска будет, -- хмыкнул Калуев.

-- Жаль по телеку такое не показывают, -- руководитель отдела разведки Анита Лимцова лопнула жвачкой.

-- Да, бразильцам пришлось туго, -- кивнул Варшавский, сохраняя прежнюю холодность. – Та же участь может постичь и наш регион, если мы не примем соответствующие меры… Сначала я хотел бы похвалить бойцов наших штурмгрупп за оперативную работу по уничтожению выводка. В экстренной ситуации командиры проявили смекалку, что позволило справиться с огромной толпой без потери личного состава. И без шумихи в средствах массовой информации…. А теперь к грядущим проблемам.

На экране появились фотографии истощённого человека. Живой скелет…

-- Роман Гольцов, -- сказал Варшавский. – Один из первых пострадавших. Он – одна из первых жертв ещё предыдущего выводка. Один выводок может содержать до пятидесяти-шестидесяти особей. В воде твари и размножаются. Как и бесполым путём, так и половым. А потом выходят на берег и разрываются на куски, из них вылезают многочисленные личинки. Которые расползаются по округе, в поисках хозяев. Большая часть из них обычно гибнет, так и не найдя реципиента… Просто вдумайтесь. Если хотя бы десять особей из такого выводка найдут себе реципиента, то в дальнейшем они могут произвести на свет уже пятьсот особей! Их рост ограничивается только количеством пропитания, которое может дать местность. Стоит отметить, твари способны влиять и на обычных животных. Но предпочитают они человека. Человек может дать им гораздо больше пропитания, чем любой зверь. Поэтому инстинктивно они стремятся больше к людям.

На слайдах показались стадии жизни «ломехузы»: от личинки до материнской особи.

-- Твари быстро растут. Они перепрошивают нервную систему жертвы при помощи нейротоксинов… Предыдущий выводок, по нашим данным, оказался выброшен на берегу реки. Неподалёку от сельхозканалов. По этим каналам личинки ползли и плыли так долго, насколько могли. Подразделение кинологов обнаружило останки мёртвых личинок не сразу. Личинки не нашли себе хозяина. И уже успели сгнить. Остались только хитиновые оболочки…

Варшавский нажал на пульт и показал находки кинологов. Не самые приятные фотографии…

-- Обследовав местность, кинологи нашли много таких останков. Всего тридцать четыре особи. А я напоминаю, что в выводке может быть до шестидесяти… А это значит, что либо поисковики просто не всё нашли. Либо с два десятка таких тварей сейчас находятся в городе и его окрестностях. Они выросли и вот-вот выйдут на охоту. Поэтому мы ищем всех, кто мог бы теоретически оказаться реципиентом. Под поиск попадают все люди, резко изменившие свой образ жизни. В большинстве своём, попавшие под власть паразита, увольняются с работы, лишь бы посвящать больше времени своим паразитам. Так же мы проверяем всех, кто связан с работой у каналов… Одна из Ломехуз того выводка уже добралась до речки – это их финальная стадия развития, когда они отъедаются настолько, что становятся неспособны летать по воздуху. Где отъелась эта тварь – мы только устанавливаем. Возможно, участившиеся случаи без вести пропавших этим и объясняются, хотя в городе так же орудует и Плоть... Я надеюсь, отдел информационной разведки сможет выявить всех ломехуз своевременно. Эту задачу я поручаю Аните Лимцовой. Не подведи.

-- Мы уже нашли очередную жертву, -- сказала Лимцова. – Минут пятнадцать назад. Спальный район. Некий Артемий приютил себе «котёнка». И теперь тот живёт на чердаке пятиэтажки. Жители верхних этажей жалуются на шумы.

-- Выезд оформим сразу после конференции, -- сказал Варшавский.  

-- Можно вопрос? – поднял руку один из бойцов. -- А почему коллеги Романа не восприняли «котяток»? Он рассказывал, что таскал их на работу…

-- Паразит на той стадии развития поглощает только одного реципиента, -- ответил Варшавский. -- Это необходимо для того, чтобы реципиенты не поубивали друг друга в конкуренции за источником своего обожания. Потом же паразиты, когда становятся взрослее, начинают использовать свои нейротоксины уже на всех подряд… Кстати говоря, нейротоксины действуют не на каждого.

-- У кого-то есть иммунитет?

-- Полного иммунитета нет ни у кого. Однако нейротоксину менее подвластны люди, обладающие высокой степенью осознанности и внутреннего самоконтроля. Люди, вышедшие из депрессий и тревожных расстройств победителями без медикаментозной помощи – на морально волевых качествах. Такие люди обладают высокой сопротивляемостью… Так же в выигрыше находятся те, кто имел проблемы с наркотиками, но завязал. Так сказать, эти люди точно знают, что такое зависимости. И знают, как выглядят опасные иллюзии.

-- Возможно ли наличие ещё одной гигантской материнской особи?

-- Вполне вероятно. Реку уже сканирует отряд поисковиков на катере. Пока безрезультатно… надеемся на лучшее. Поэтому мы не будем прекращать полёты беспилотников даже ночью. А небо будут сканировать радары. Хорошо, что твари не такие уж и незаметные…

Лимцова схватила телефон. Ей звонили.

-- Извините, -- сказала она. – Это мои ребята…

-- Ответьте…

Анита прислонила телефон к уху.

-- Ага…. Хорошо… Вот беда… Хорошо… Отличная работа, парни. Продолжайте в том же духе.

Лимоцва спрятала телефон.

-- Отдел киберразведки выявил сразу несколько подозрительных элементов. Один в дачном посёлке, ещё двое – в городе. И двое уехали за пределы нашей ответственности. Об этом нужно сообщить в соседние регионы, чтобы они немедленно проверили туристов…

-- На этой ноте и закончим конференцию, -- вдруг заговорил чинуша в чёрном костюме. – Займитесь делом. Думаю, всем и так уже понятно, с чем мы столкнулись. Не теряйте драгоценного времени. Ликвидируйте всех тварей.

-- Согласен, -- сказал Михаил Варшавский. – Охоту на «ломехуз» объявляю открытой…

***

На точки выезжали по две штурмгруппы сразу. Никого не отпускали на выходные, пока имелась работка, пока не проверили квартиры и дома всех подозреваемых.

Бойцы спали прямо в фургончиках между выездами.

Отдел киберразведки постепенно выявлял в городе и его окрестностях всё новых подозреваемых. Не все из них оказывались порабощёнными «ломехузами». Кто-то просто спивался или принимал наркотики, резко начав асоциальный образ жизни. Люди и без «ломехуз» знают толк в порабощении себе подобных…

Группы выезжали в спальные районы, в дачные посёлки за городом. Беспилотники выявляли тварей даже в лесах. Тогда впервые в отделе применили «Бабу Ягу» -- материнский дрон размером с человека, с несколькими дронами-камикадзе на борту и с ретрансляторами, увеличивающими дальность полётов до тридцати километров. Гораздо круче единичных ФПВ-дронов… Спонсоры подарили. Данилыч матерился, вспоминая былые времена на фронте, где эти аппараты с вражеской стороны на голову превосходили одиночные ФПВ с нашей стороны, сильно затрудняя снабжение, при том что их операторы прятались за пределами досягаемости арты... «Баба Яга» быстро настигла тварь, обнаруженную и преследуемую разведочным беспилотником. Быстрее, чем это могли бы сделать штурмгруппы на фургончиках. А мелкие дроны со взрывчаткой на борту не дали твари уйти…

Осталось только отправить дезинфекторщиков, чтобы они собрали «ломехузу» по частям. Отличная штука. Кажется, через лет пятьдесят бойцы останутся без работы…

Бывало, что твари объявлялись сами. Одной из ночей мужчину закусали посреди парка. Полиция приехала на осмотр, а Организация взяла дело под свой контроль, едва разведчики узнали о характерах ранений.

Мужчина гулял со своей девушкой. Эту девушку тварь и утащила в своё гнездо на чердак в одной из старых пятиэтажек. А мужчина захлебнулся в собственной крови от перекушенного горла.

Бойцы осторожно поднялись по лестницам и незаметно поднялись на крышу. Оттуда они открыли по твари настолько плотный огонь, что наружу она выбраться даже не успела. Спускать тяжеленное чудовище вниз оказалось той ещё задачкой… Решили звать на такие случаи высокие автокраны. Всего в городе обнаружили четыре «Ломехузы» -- и все они предпочитали чердаки на пятиэтажках. Открытые крыши новостроек почему-то тварям не нравились. Не любили жаркое солнце…

Группа Олега была отправлена в дачный посёлок. Тварь выбралась наружу и летала над домами, выискивая жертв. Бойцы прибыли на место достаточно быстро, предотвратив гибель гражданских.

Пришлось, правда, побегать по дворам и протаранить бронированным фургончиком ворота на одном из участков. В итоге «Ломехузу» встретили плотным огнём.

Когда Олег с Антохой осторожно заглянули за угол дома – чтобы не получить от своих же – то увидели повисшее на заборе нечто.

-- Походу угробили, -- доложил Данилыч по рации. – Больше не дёргается. Мы в неё четыре рожка всадили где-то…

-- Вижу, -- ответил Олег.

-- А вы ссали! – хохотнул Серёга. – Главное в рукопашку с ней не ходить! И всё путём, на! Пули её берут тока так!

Первые несколько дней группы работали почти без отдыха. А потом дело пошло на спад. Всё меньше без вести пропавших среди гражданских.

-- Думаю, мы уничтожили большую часть «ломехуз», -- сообщал бойцам Владимир Нойманн. – Меньше людей утаскивают на чердаки. Честно говоря, судя по сводкам, у нас больше нет «ломехуз». К тому же, мы проверили все городские чердаки.

Крайний выезд достался группам Олега и Германа. Пруд посреди спальных районов, радиусом метров в двести… В жаркие дни в нём плескались детишки, даже несмотря на предупреждения о загрязнённой воде, в которой даже утки стеснялись плавать. Хотя пруд и назывался «Утиный». Всё дерьмо от собак после зимы оттаивало, стекая в этот самый пруд. Туда стекали и химикаты с ледяных дорожек. Но это не смущало детишек. Не смутило и «ломехузу», которая успела где-то отожраться до материнской стадии. Тварь только-только поселилась в пруду. Утонул маленький мальчик, а его друзья прибежали жаловаться взрослым, что того на дно кто-то утащил. Взрослые вызвали МЧСников. И только тогда спасатели осознали, что детишки говорили правду.

Жителей разогнали по домам. Но, очевидно, те продолжали глазеть из окон.

Связь в районе сразу же заглушили. Передаваемые данные перехватывались для предотвращения утечек.

-- Как будем охотиться? – задумался Герман, когда бойцы дали несколько безуспешных очередей по водной глади.

-- Да вы чё, нахуй! – растопырил свои пальцы Серёга. – Какая охота? Этож рыбалка, мля! Ха-ха!

Серёга вытащил из своей разгрузки гранату, но его тут же остановил Олег.

-- Осколки разлетятся по окнам, не дай Бог, -- сказал он.

-- Внатуре… Не подумал, начальник!

-- Но идея отличная, -- сказал Олег. -- Тащите взрывпакеты. Будем глушить рыбу.

-- Пизда тебе, «ломехуза»!

Пруд «Утиный» взъерошился высокими белыми столбами взрывов. Стёкла в близлежащих домах задребезжали. Когда всплески утихли, когда вода успокоилась – на поверхность всплыла Ломехуза. Мёртвая.

«Ломехуза – кверху пузом!», как метко выразился Серёга.

-- Это тебе за Егорку… -- Данилыч затоптал догорающую сигарету.

-- Пацаны! – Серёга вытащил из разгрузки две небольшие баклашки с водкой. – Какая же это рыбалка и без самого главного, а? По глоточку – всем хватит, на!

-- Опять ты за своё… Ну давай.

Экзотические твари из Южной Америки больше никогда не тревожили сибирские края.

Город спал спокойно.

Спасибо лайкнувшим! Жаль, что многие просто читают пост и не лайкают, даже если понравился. Это губит авторский контент. Давайте на финалочке наберём максимальную отметку!) Прошлые главы набрали по 500 минимум что принесло больше сотни новых читателей, которым понравилось!

"Котята" являются частью книги: Спасители

Но гораздо удобней навигация по главам и подрассказам здесь: https://vk.com/topic-170046450_50024595

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)

Роман Т. 2000р "За печатную книгу авансом. Саму книгу - не надо, устраивает электронный формат. Спасибо тебе за твоё творчество, приятно отвлечься" Ответ: ^_^

Ольга Сергеевна 500р "Спасибо за Спасителей! на пивко)" Ответ: спасибо) пивко не пью, а вот пуэр куплю обязательно)

На ТГ канале вы точно не пропустите выход новых рассказов и книг: https://t.me/emir_radrigez

- Что? Нет, - резко ответил Алексей, прекрасно осознавая, что она попала в точку.

- Почему ты меня боишься? - девочка прищурилась и уставилась майору в глаза.

- Кто ты такая? - едва скрывая дрожь в голосе спросил он.

- Я Лиля. Такое имя дал мне папа перед смертью.

- А кем был твой папа?

- Ты его знаешь, - девочка откинулась на спинку стула, - его звали Максим. И маму мою ты знаешь.

Поляков побледнел, догадываясь, о ком она говорит, но отрицал это до последнего.

- Поэтому ты живёшь один, - девочка продолжала говорить спокойно и расслаблено, - мало, кто простит убийство сына.

- Как? - на глазах Алексея навернулись крупные слёзы, - откуда ты знаешь?

- Просто знаю. Не знаю, откуда. Мама говорила мне, что дедушка умер на службе, но я знала, что это не так.

- Максим, - прошептал про себя Поляков, - а ведь он едва не убил соседскую девочку, в попытках надругаться... я должен был...

В памяти невольно всплыли картинки, и он рассказал, как его сын, его кровь и плоть, прижимает к горлу маленькой девчушки нож и стягивает с неё трусики прямо на его с женой ложе. Он пришёл проверить, как там будущая внучка и её мама, с большущим букетом цветов. Вовремя пришёл.

Девочка убежала домой, испуганная, зарёванная, когда в комнату вошёл Алексей. Букет белых роз рассыпался по полу, а сын забился в угол, пытаясь оправдаться под дулом отцовского пистолета. Никакие слова, только что павшего в его глазах сына, не пробились в сознание Полякова. Ведь педофилов и насильников он ненавидел больше всего. А если это всё в одном лице...

Три выстрела, первым из которых он отстрелил ему причинное место. Чтоб и на том свете не повадно было. Второй выстрел пришёлся в плечо. Просто промахнулся, когда Максим скорчился от боли и только третий хлопок оборвал его жизнь, забрызгав мозгами половину спальни.

Когда Алексей пришёл в себя, то увидел шокированную Ольгу, стоящую позади него и он сразу понял, что за кровавой сценой она наблюдала всё это время.

Он пытался оправдаться перед ней, но она видела то, что видела, жаль, что без контекста.

Начальник на работе, конечно, встал в положение, а его связи помогли избежать суровых последствий. Девочку опросили и побои сняли, а семья сказала, что Поляков оклеветал Максимку, пользуясь положением, и ушла, не желая больше с ним иметь хоть что-нибудь общее.

А теперь к нему пришла внучка, чьего появления он ждал с замиранием сердца ещё с десяток лет назад. Но эта внучка нагоняет страх на него.

- Я всё знаю, дедуль, - Лиля подошла к нему, обвив свои маленькие ручки вокруг его шеи, и поцеловала в щёку, - ты у меня хороший.

Поляков не выдержал и разрыдался, обняв девочку с такой теплотой и любовью, на которую был только способен. Страх перед ней отступил, но сомнения ни куда не делись.

- А почему ты к бабушке не пошла? - наконец, спросил Алексей, успокоившись.

- Потому что знала, что нужна тебе, - ответила она, смущённо пожав плечами.

Может быть этот дар она получила с эмоциональной травмой, полученной в утробе матери? Или она таки водит меня за нос, нажимая на самые живые точки в его душе?

Поляков не знал наверняка. Он старался не дать затуманить разум внезапно свалившемуся на него счастью. Если это уловка, то очень хорошая. Теперь его ход.

Зная жертву, ему не составило труда найти адрес и приехать туда с проверкой. К слову, она не поменяла места жительства и даже замок красовался всё тот же, ключ от которого Алексей носил в своей связке все эти годы.

Затхлый, пропитанный гнилостным запахом, воздух ударил из приоткрытой двери в лицо. Полякова едва не вывернуло наизнанку от смрада.

- Удивительно, почему соседи не жаловались на столь резкий аромат, - прошептал Алексей и вошёл внутрь.

Вся квартира была залеплена алюминиевым скотчем. Каждая щель, каждый угол, окна, дверь и даже замочная скважина была заклеена изнутри, а вентиляция была наглухо забита различными тряпками.

- Вот почему ни кто не жаловался, - Поляков прокашлялся  и вытер слезящиеся глаза.

На кухонном полу он обнаружил изуродованный труп мужчины. Он не сильно был тронут разложением, и если это самоубийство, то надо быть абсолютно безумным, чтобы сотворить такое с собой.

Из его правой глазницы торчала вилка, зубчиками наружу, брюхо вспорото, а кишки обмотаны вокруг грудной клетки. В одной руке он держал свой собственный скальп, а в другой сердце. Видимо, тоже своё.

Ольгу он нашёл в спальной комнате. От неё то и шёл основной смрад. Желеобразная масса, сидящая на полу, за журнальным столиком, а из затылка торчит рукоять большого кухонного ножа.

Осмотрев место, майор вышел из квартиры и тут же надрал Калинина.

- Это точно не убийство, - думал он про себя, закончив разговор по телефону, выкуривая одну сигарету за другой, - это безумие какое-то. Убийца не смог бы покинуть квартиру, учитывая всё увиденное. Если, конечно, это не призрак. Или всё-таки Лиля не та, за кого себя выдаёт и расправилась с отчимом она, в отместку за мать.

Поляков взял в магазине большую упаковку зефира и отправился навестить Снегирёва. Ничего лучше, чем просить подсказку у него, он не придумал. Лиля, если всё дело в ней, может избавиться от него, как только ей надоест играться, или, как только заподозрит что-нибудь неладное.

Больница встретила его гробовой тишиной. Ни санитарок, ни пациентов, ни врачей, вечно снующих по лабиринтам коридоров и только редкий смешок проносился эхом по голым стенам откуда-то издалека.

Поляков собрал всё своё мужество, которое утекало, как песок сквозь пальцы, с каждым шагом в глубины здания. Сердце колотилось так сильно, что становилось больно в груди, но Алексей упрямо шёл вперёд.

Наконец, он нашёл источник шума. Это был Снегирёв, который хихикал каждый раз, когда скальпелем отрезал себе очередную фалангу пальца.

- Ты, ты, ты, снова ты, - в голосе его явно присутствовало безумие, в которое Поляков уже окунулся с головой, пытаясь вынырнуть, - чего тебе от меня НАДО?!

- Я тебе зефир обещал привезти, - с тоской сказал Алексей и протянул Константину упаковку, - вот, привёз.

Снегирёв бросил скальпель и набросился на гостинец, жуя его вместе с картоном и полиэтиленом.

- Они пришли за мной, за нами, - говорил он, плюясь пережёванной массой во все стороны, - я знал, что они придут.

- Кто они?

- Демоны, потерянные души, адские твари... какая разница? Они здесь и сводят меня с ума.

- А где все остальные? Куда делись люди?

- На заднем дворе, с окошка видно, на прогулку вышли, - вдруг Снегирёв замер, притих и уставился на Полякова, затем внезапно закричал - ТЫ! ЭТО ТЫ ОТКРЫЛ ЕМУ ДВЕРЬ! ЗАЧЕМ ТЫ ПОКАЗАЛ ЕМУ ВЫХОД?

Алексей попятился назад, готовясь к атаке, но Константин и не думал нападать. Напротив, он разбежался и сиганул в окно. Стекло разлетелось вдребезги, а Снегирёв застрял головой в оконной решётке. Поляков хотел, было, помочь, но тот вырвался, схватил большой осколок стекла и тут же всадил его себе в горло, затем вынул и повторил действие.

Алексей не стал смотреть, как Константин себя убивает. Он прошёл в соседнюю палату, чтобы посмотреть на задний двор больницы и потерял дар речи, выглянув в окно.

По середине большого двора, огороженного высоким кирпичным забором, из стороны в сторону бродила высокая фигура. Закутанный в тряпки так, что не видно лица, человек медленно подошёл к куче трупов, сваленных около лестницы, сел рядом с ней и пропал из виду.

Поляков рванул на задний двор, выхватив по пути пистолет, но выбежав, не обнаружил ни единой живой души, а гора обнажённых тел, словно тряпичные куклы, были перевязаны узлами друг с другом. С рваных ран торчали осколки костей, а лица. Все лица, которые Алексей смог рассмотреть - улыбались,  смотря прямо на него.

Глава 8.

Полковник закурил третью папиросу подряд и протянул пачку, вошедшему в кабинет, Полякову.

Майор, усевшись напротив, трясущейся рукой вытянул угощение и спешно прикурился.

- Есть какие-нибудь догадки? -  спросил Калинин без лишних приветствий, абсолютно бесцветным голосом.

- Я видел в больнице что-то, - дрожащим голосом отвечал Алексей, - но, тот человек, словно сквозь землю провалился.

- То есть, - полковник нахмурился, выпустив две струи дыма из носа, - количество жертв продолжает расти с немыслимой скоростью, а у нас даже подозреваемого нет?

- А кого подозревать? - растерянно пожал плечами Поляков, - потусторонние силы, разве что. Я с таким не сталкивался и понятия не имею, как с этим бороться.

- Так, может быть, стоит обратиться к тому, кто в этом разбирается? Иначе эти силы и до нас доберутся. - Калинин затушил окурок и пристально уставился на майора, - есть некоторые наработки, которые, возможно, могут помочь. Например, та девушка, Аня, кажется, жила в том доме висельников. Её хотели выпустить, но пока всё как-то туманно. Дом её опечатан, вход строго запрещён, психическое здоровье сейчас проверить некому. В общем, пока под нашим наблюдением.

- А в больнице жил последний Снегирёв, - додумал майор, но умолчал о том несчастном парне.

- Ещё в изоляторе остался московский блогер из этой цепочки, - продолжил полковник, - поскольку мы не знаем, как с ним быть.

- Да, - Алексей задумался, - только в общую картину не вклиниваются два трупа в квартире.

- Три, - коротко перебил его Калинин.

- Не понял?

- На балконе, под всяким хламом, нашли тело девочки.

Полковник недолго пошарил в столе и показал фотографию Полякову.

Там, в неестественной позе, лежала девочка с размозжённой головой, в порванном зелёном платье в горошек.

- Соболезную, Лёш, - вздохнул Калинин, глядя на то, как меняется в лице его коллега, - знаю, что внучка твоя, не хотел говорить до последнего.

Поляков резко встал и направился к выходу.

- У нас сейчас нет времени, - бросил ему в след начальник, - приходи в себя, а позже мы вместе будем скорбеть.

Майор кивнул и скрылся за дверью.

Но Полякова сейчас больше тревожила мысль о том, кто же сейчас находится у него дома? Откуда взялась эта загадочная Лиля. После того, как он увидел странную фигуру во дворе больницы, все подозрения, на счёт девочки, отпали. А сейчас вопросов стало только больше.

Лиля встретила Алексея широкой улыбкой и пригласила за стол, пить чай с печеньем. Она сама напекла, раздобыв рецепт, по её словам, на просторах интернета.

Полякову кусок в горло не лез, но таки съел одну штуку, дабы не расстраивать девочку и оценил её старания на твёрдую пятёрку.

- Кто ты такая? - спросил он, отпив чай.

- Лиля, - спокойно ответила та, - мы же недавно об этом говорили.

- Да, но... - Алексей задумался, стоит ли обо всём говорить этой девочке.

Хотя, вполне вероятно, эта девочка обо всём прекрасно знает и без него. Тогда зачем притворяться? Он долго глядел в её бездонные серые глаза, прямо, как у него. И эта горбинка на носу, похоже, тоже от деда.

- Но что? - прервала долгое молчание Лиля.

- Но тело моей внучки нашли в квартире матери, - выдавил из себя Поляков.

- А ты уверен, что это была твоя внучка?

Он не переставал поражаться спокойствию этой девочки.

- Не знаю, - Алексей растерянно пожал плечами, - а что было делать в квартире посторонней девочке? Ещё и в том же платье, что было на тебе при нашей первой встрече.

- Она там была ещё до смерти мамы, - ответила Лиля, уставившись в темнеющее окно, - я сбежала оттуда, когда отчим разбивал ей голову молотком.

- И откуда она появилась?

- Это... - Лиля немного замялась, - моя сестра.

Поляков от неожиданности разлил уже остывший чай по столу, едва сдержав матерок.

- Сестра? А почему ты раньше мне об этом не рассказала?

- Не хотела вспоминать этот ужас.

Алексей понимающе кивнул и принялся убирать со стола, пытаясь собраться с мыслями. Оказывается, у него было две внучки и внутри были смешанные чувства. С одной стороны скорбь от того, что одну убил психованный садист, с другой радость, что есть вторая.

Но, как ни крути, эти три жертвы ни как не вписываются в общую теорию, если только он сам не привёл с собой зло. По сути, он тоже побывал в этих мрачных местах, но с другой стороны, в его доме ничего сверхъестественного не происходит. Да и девушка Аня свой дом не посещала после похода. Картинка опять не сходится.

Калинин прав - времени скорбеть совершенно не было. И, вероятно, стоит посетить батюшку в их невзрачной церквушке. Возможно, он прольёт хоть каплю света на эту непроницаемую тьму.

Звуки шагов гулко отражались от стен; в одном из переходов под ноги кинулась крыса. Матюгнувшись, Серега пинком отшвырнул ее, грызун с писком улетел в угол. Серега едва не выронил свою ношу. Иван, не сбавляя шага и не поворачивая головы, вякнул что-то недовольное, но Серега не расслышал.

Тоннель пошел резко вниз: воздух загустел и потяжелел, а с потолка закапала вода. Несколько ледяных капель угодили Сереге за шиворот. Он поежился, перехватил мраморные руки трупа поудобнее; фонарик осветил глубокий вырез на груди девушки.

«А она ничего. Была...», — пронеслась мысль. Сереге стало жарко, несмотря на холод. Иван тоже запыхался и сбавил шаг.

— Долго еще идти? — спросил Серега. — Может, уже расскажешь?

— Недолго. Скоро сам все увидишь, — проронил Иван глухо. Свет его фонарика выхватил из тьмы кусок массивной ржавой двери в десятке метров от них.

Серега сразу понял, что перед ним не простая дверь. Такими тяжелыми дверьми с глухими оконцами немцы перекрывали ходы в бункеры. В стене рядом с дверью из сквозного отверстия выглядывал ствол сгнившего пулемета. Сердце Сереги забилось быстрее.

Бункер глубоко под землей? Неизвестный еще никому? Не затопленный? Да это ж чудо!

Большая часть обнаруженных немецких подземелий затоплена — из-за особенностей почвы. Поговаривали, что в некоторых подземельях немцы перед войной запрятали сундуки с золотыми слитками, принадлежавшими крупному банку.

Но даже если здесь нет золота, тут могли бы сохраниться какие-то артефакты, за которые на черном рынке платят бешеные бабки. И этого как раз хватит на лечение Вари! Варенька. Варенчик. Сергей на секунду представил, как дочка, вылечившись, сумеет встать на ноги, как все дети, побежать... Как она засмеется, и как улыбнется, наконец, ее мать...

Он прикрыл глаза и прислонился пылающим лбом к холодной стене. «Ладно. Причем здесь труп? Зачем тащить его сюда?»

— Так. Кладём ее... — скомандовал Иван. Пока он поправлял каску и ковырялся в сумке, висящей на плече, Серега обратил внимание на позеленевшую от времени и сырости медную табличку над входом. Надпись была полустерта, он едва сумел разобрать ее. «Carpior corpus». Хм. Немецкие офицеры увлекались мистикой, и частенько в полуразрушенных военных объектах обнаруживались солярные символы или скандинавские руны. Но латынь? Иван заметил недоумевающий взгляд приятеля.

— Это значит — собиратель трупов, — он криво улыбнулся и добавил загадочно:

— Немцы знали, чего хотят.

Иван вынул из сумки небольшую баночку с густой, янтарной жидкостью и шприц. Уверенными движениями он тщательно опрыскал дверные петли. Серега тем временем заглянул в узкую щель: там, за приоткрытой дверью, в комнате, полной какого-то хлама, валялись стулья, смятые железные плафоны и стол со сломанными передними ножками.

— Надеюсь, масла хватит, — прошептал Иван, схватился за ручки двери и потянул на себя. Серега, привалившись плечом, помогал ему. Общими усилиями они приоткрыли створки так, чтобы можно было затащить внутрь тело.

Воздух в бункере оказался свежее, вентиляция спустя столько лет все еще работала. Бункер представлял собой узкий и тесный коридор, с комнатами по обе стороны. Серега прошелся, разглядывая их. Нашел две шинели на вешалке да разбросанные по полу пожелтелые листы каких-то газет. Вряд ли тут есть, чем поживиться. Чертовы немцы!

Иван хлопнул приятеля по плечу:

— Давай, затащим ее вон туда, на третий уровень, — он мотнул головой, указывая на темную дыру в конце длинного коридора. И, словно прочитав мысли Сереги, добавил:

— Не дрейфь! Сейчас бабки будут.

По узким и скользким ступеням лестницы пришлось двигаться осторожно, чтобы не свалиться вместе с трупом. Коридор оказался настолько тесным, что Серега терся плечами о стены. Иван пыхтел и втихомолку ругался. Видимо, уже окончательно вымотался.

— Все. Пришли, — сказал Иван и тыльной стороной ладони стер пот с лица. Серега осветил коридор, но темнота была настолько густой и вязкой, что мощи фонарика не хватило. Как ни старался Сергей, ему не удалось разглядеть, что скрывает тьма.

— Ты ничего не увидишь, — сказал Иван. Он положил фонарь на ступеньку и сам уселся рядом, глядя на часы. — Надо подождать. Это скоро придет.

— Что значит — это? Ты о чем? — Сергей невольно передернул плечами. Ему не понравились ощущения, которые он испытал сейчас, при этих словах приятеля. Нечто омерзительное представилось.

— Сам увидишь. На слово не поверишь, — отмахнулся Иван, но беззаботный жест сопровождало такое дрожание голоса, что Сергей напрягся.

— Послушай. Я ведь согласился нести труп? Значит, мы в одной лодке. Говори, черт бы тебя побрал!

Иван не ответил.

«Что-то мне это совсем не нравится. Будто во второсортный ужастик попал, — подумал Сергей. — Может, пора делать ноги? Иначе из темноты на нас бросится монстр... Чего Ванька запирается? Какой смысл?»

И вдруг... тьма словно сжалась в комок, запульсировала и задвигалась. В нос ударила специфическая сладковатая вонь...

В углу заскрежетало, будто кто-то провел по стене железом. Серега испугался. Он мигом взлетел обратно на ступеньки лестницы, зацепив и едва не сбив ногой фонарь Ивана. Удушливый сладковатый запах становился все сильней, он пропитывал собой все. Сергей закрыл нос рукавом, почувствовав, что еще немного — и его стошнит.

Иван вони не замечал — он напряженно всматривался в темноту. Тьма наступала. Сергей водил фонариком из стороны в сторону: ему казалось, что во тьме он видит множество фигур. Он ждал, что услышит сейчас шорох, стон, любой звук.

Но темнота хранила горделивое молчание. Фонарик замерцал, Сергей постучал по нему ладонью... Свет вспыхнул. И Сергей увидел, что принесенный ими труп исчез. Растворился в окружающей темноте.

Был съеден. А потом, словно отрыжка, из тьмы донесся голос:

— Она ничего... Не хуже твоего приятеля. Принесите нам больше мертвецов. Нам нужно еще. Много нужно!

И на лестницу с металлическим звоном посыпалось золото. Золотые монеты.

***

Серега Сорокин стоял на остановке и мучительно, затяжно зевал. Спать хотелось жутко. Варенчик плохо спала после последней операции, и то и дело мучила родителей дикими криками среди ночи. Как обычно, в выходной день автобуса было не дождаться. Подул пронизывающий ветер, морось оседала на лице и холодила кожу. Серега чертыхнулся, плотнее запахнул куртку, сунул руки в карманы. Поглядел на дорогу в поисках автобуса: дорога была пуста, если не считать несущийся на большой скорости черный «Чероки». Тонированный джип внезапно затормозил и остановился чуть поодаль от остановки. Из окна автомобиля показалось красное лицо с широким носом и голубыми, близко посаженными глазами.

— Серега! На работу едешь? Давай подвезу?

Серега узнал своего бывшего одноклассника, Ивана Рудникова. За прошедшие пять лет Ванька раздобрел, надел очки и, судя по всему, преуспел.

— Да тебя не узнать! Давай. Автобусы чего-то не ходят, — Серега растянул губы в неискренней улыбке и забрался в теплый салон автомобиля. Заметил, что Иван одет в военную «цифру», всю в подтеках грязи, и обут в грязные резиновые сапоги.

«С охоты, что ли? Это кто ж на охоту ночью ходит? Разве что браконьеры». Довольный Иван забросал Серегу вопросами. Сергей нехотя рассказал о болезни дочери.

— Ох, паря, как я тебя понимаю! У меня вот мать болеет — это трындец, сколько бабла на лекарства уходит, и конца-края не видно. Не факт, что поможет, ну, а что сделаешь?.. Мать она и есть мать.

Серега мрачно пережидал, пока одноклассник изливался словесами.

— Слушай, а не хочешь легко и быстро подзаработать пару штук баксов? — внезапно предложил Иван. Серега встрепенулся. Такая сумма, безусловно, не была лишней, однако за легкие деньги иной раз приходится тяжко расплачиваться.

Насколько ему было известно, одноклассник несколько лет подряжался «черным копателем» — незаконная добыча янтаря, немецкое оружие и все такое. А как-то раз через общих знакомых он искал, кому сбыть ржавый «Люгер» с патронами. Значит, раскопки? На это Серега наверняка рискнул бы. Но Иван зашел издалека и с совершенно другой стороны.

— Ты же говорил, что в крематории работаешь? Ну, вот когда мы всем классом собирались, помнишь?

Серега кивнул, пытаясь понять, к чему приятель клонит. Иван сбавил скорость, вывел автомобиль на правую полосу, хотя дорога была пуста, и продолжил:

— Значит, у вас там, в крематории есть? — Иван задумался, подыскивая нужное слово. — Ну, это, как... неучтенные трупы?

— А с какой целью интересуешься? — обозлился Серега. Он уже пожалел, что не дождался автобуса. Всякие подколы, стеб и байки из склепа ему сейчас были ну совершенно не в жилу.

— Да я так. Из интереса. Чисто из интереса... Не хочешь, не говори, я че?

Серега вздохнул. В морге и впрямь частенько появлялись так называемые невостребованные тела не криминального происхождения, в основном — бомжи, замерзшие на холоде или отравившиеся денатуратом. Все — отправлялись в крематорий, а их прах хранился на складу, до востребования. Ну, как сказать хранился? Персонал относился к этим вещам не сказать чтобы профессионально: подвыпивший санитар во время уборки умудрился завалить полку с прахом на глазах у проходящего мимо Сереги. Многие сосуды — на самом деле представляющие собой закрытые литровые банки — за давностью лет были потеряны, или вообще оказались на помойке.

— Предположим, есть, и что? Ты про дело давай.

Иван сверкнул глазами:

— Сейчас... До дела дойдем. Ты вот скажи... Опять же — чисто теоретически. Можно у вас... забрать такое тело? Незаметно? Такой... свежий трупик, а? Я просто нашел... одного щедрого покупателя. Ему нужны трупы. Чем больше — тем лучше. И нужны свежие. Очень хорошо платит.

Иван потянулся к бардачку, выудил оттуда толстый конверт и протянул Сереге.

— Вот, завалялось кое-что на всякий случай. Предоплата.

Сергей взглянул... и уже не думал.

***

Наметки как без проблем раздобыть свежий труп имелись у Ивана давно, Сереге осталось отшлифовать их и превратить в рабочую схему. Смысл состоял в том чтобы перехватить готовые к кремации тела. Сам крематорий был расположен отдельно, невдалеке от здания морга — к нему вела заасфальтированная дорожка по которой перемещали на телеге тела. Возил их устроившийся санитаром Иван, Серега в свою очередь растапливал печь. До последней обычно покойные не добирались — аварийный выход удачно выходил к низенькому забору, а за ним располагалась производственная зона, малолюдная опять же. Основной проблемой стало перемещение тел за забор, пришлось применить немалую смекалку чтобы решить эту задачу.

Родственникам умерших выдавался прах оставшийся от неучтенных тел. Схема была почти идеальной и могла работать многие годы, до тех пор пока не выяснится что тела исчезают за забором.

А потом Серега оказался здесь. В подземелье. Рядом с ЭТИМ.

***

— Говорил же: пока сам не увидишь, не поверишь! — сказал Иван, выдохнув и вытерев лицо. Поднялся на ноги и принялся собирать золото. Одна из монет, которые он поднял, размером оказалась побольше прочих. Он посветил на нее фонариком и присвистнул:

— Аурелий никак? Походу, нам повезло.

Серега поднял монету, подкатившуюся к его ноге. Тяжелая, с неровными краями. На одной из сторон изображена грубая фигура с венком на голове и скипетром, на другой — латинская цифра. Иван посветил фонариком, посмотрел.

— А это тоже большая редкость. Сегодня нам повезло. Реально, круто повезло! — он улыбнулся и хлопнул Серегу по плечу. — Давай, однако, топаем отсюда скорее, пока меня инфаркт не хватил.

— А что это был за..? Что это было? — спросил Серега.

Зубы у него мелко постукивали от холода. Они выбрались на верхний уровень бункера.

— И что за место вообще?

Иван задумчиво почесал нос.

— Скажу честно: что это за штука, не имею понятия, и знать не хочу, — он хлопнул по карману, в котором бряцали монеты. — Но платит эта хрень римскими монетами. Золотыми. Очень старыми и очень ценными. Каждая из таких монеток стоит пару штук баксов, если не дороже. Я напряг своих знакомых-историков, чтобы те покопались в архивах. Ничего интересного они не нарыли, но нашли несколько заметок в газетах довоенного времени про то, как немцы планировали устроить здесь подземный лабораторный комплекс, для экспериментов над пленными. Бросили все после начала осады Кенигсберга... Это и все, вся инфа. Но понимаешь ли ты, какой фарт нам выпал?! Братка, нам реально прет! Смотри, как мы можем сделать...

Иван продолжал балаболить, но Серега уже не слушал. Его тянуло побыстрее выбраться к теплу — от холода его била крупная дрожь, замерзли и руки, и ноги. Хотелось поскорее забыть мерзкий запах тления. Он шел за Иваном, который не переставал болтать, рассуждая про великое будущее их обоих, и думал, как его напарник впервые встретился с этой... херней? И сама эта тварь... Что она сказала? Про какого-такого приятеля? Это надо выяснить. Темнит Ванька, ой, темнит. Сука.

***

Спать после всего пережитого он стал плохо. Не высыпаясь, шел на работу. И «плавал» там, как вяленая вобла. В голове шум, руки-ноги заплетаются. Он пытался сосредоточиться, заполняя бумаги, чтобы не наделать в документации ошибок. Получалось плохо — приходилось выкидывать замаранные бланки и заполнять формы заново.

Уже несколько дней он спал при включенном свете: боялся, что из темноты выскочит злобная, склизкая тварь и утащит в свою нору. Серега убеждал себя, что давно не верит в истории про монстров из шкафа, но побороть страх не удавалось. А потом пришел Иван и передал ему конверт, значительно толще и тяжелее предыдущего.

— Продал через знакомого коллекционера две монеты — оторвали с руками, — сообщил Иван с улыбкой. Серега пересчитал купюры — этой суммы хватит на несколько месяцев лечения дочери в израильской клинике и лучшие лекарства для нее. Значит, надо терпеть. До последнего. «Как запахнет жареным — свалю. В конце концов. Ну что тут такого? Я ж никого не убиваю. Если проблемы будут, срок вряд ли получу. И вообще: нет тела, нет дела. А тела-то точно нет! Сожрал этот...», — подумал Серега и вздрогнул.

За несколько месяцев они отвезли в подземелье еще три тела: неопознанного подростка, прыгнувшего с крыши (череп и лицевую часть разнесло вдребезги от удара об асфальт), старушки, умершей от инсульта посреди улицы, и здорового крепкого мужика, погибшего в аварии: полупустая маршрутка столкнулась с газелью, мужик сидел рядом с водилой маршрутки. Каждый раз трупы буквально растворялись во тьме.

— Плохой мертвец, — обьявлял невидимый голос и платил мало. Однажды свет Иванова фонаря случайно выцепил из мрака белую руку существа, которое вцепилось и тянуло к себе лодыжку трупа. Странно, но руку эту украшал татуировка в виде паука — точно такая же была у того мужика, которого они притащили недавно... Очень странно.

Но к чему об этом думать?

***

Полгода минуло незаметно. Серега отправил жену с ребенком в зарубежную клинику, и теперь каждый день слышал счастливый голос жены, рассказывающей, как Варенчик самостоятельно поднимает ножки и ручки, и что врачи настроены оптимистично. Между тем похищать трупы стало сложнее: городские газеты писали о случаях исчезновения тел — с многочисленными комментариями огорченных, ошарашенных, несчастных родственников. Поползли нехорошие слухи. Иван настаивал, что надо на время залечь на дно, но каждый раз Сереге удавалось его переубедить. Только Иван не успокаивался: регулярно заводил подобные разговоры. Серегу это бесило.

Поначалу он намеревался лишь найти деньги на лечение дочери. Но теперь планы его разрослись — он мечтал о двухэтажном особняке с забором и дорогих машинах — ему и супруге, и его раздражали Ванькины психозы при каждой новой вылазке. Напряжение между ними росло; Серега предполагал, что проблемы теперь только дело времени.

***

— Фух! — Серега осторожно прислонил мертвое тело к стене. Руки у него дрожали, а спина обещала отвалиться от боли. Иван выглядел еще хуже. Серега вытянул мятую пачку сигарет из кармана и закурил, Иван знаком попросил сигарету и себе. На этот раз им пришлось тащить тело мужика, весившего наверняка за сотню — с огромным брюхом, отвислыми щеками и носом с красноватыми прожилками.

Знакомый запах мертвечины ударил в нос. Тьма разрослась перед Серегой сплошной стеной. Он спокойно ждал. Страх давно покинул его. Втайне он гордился этим, считая, что не каждый сумеет сохранять силу духа в таких условиях.

Но его напрягал Иван. Он дергался. Все время дергался. Серега сошел с лестницы на рыхлый, земляной пол, отсчитал двадцать шагов и выключил фонарь. Сумрак обступил его со всех сторон. Серега ждал. В кромешной темноте эта тварь общалась намного охотнее, как-то раз даже назвала свое имя.

— Капиоркорпус, где ты? — позвал Серега после непродолжительного молчания. Он несколько раз использовал уменьшительно-ласкательный вариант, но реакция следовала только на полное имя. Стоило намекнуть, чтобы монстр выбрал имя попроще.

— Здесь, — шепнул голос. — Плохой мертвец. Он не нужен нам.

Серега ругнулся — значит, денег не будет. К тому же его страшно бесила манера этой твари говорить о себе во множественном числе. Это беспокоило.

— Нам больше не нужны мертвецы, — продолжал голос. — Нам нужны живые, теплая кровь.

— Что? — вздрогнул Серега.

— Живые люди. Приведите живых людей. Мы заплатим в три раза больше.

Серега, поняв, что дело повернулось уже не так, как он рассчитывал, начал уговаривать невидимого собеседника забрать тело и взять еще нескольких за вдвое меньшую цену, но тьма оставила эти уговоры без ответа — Капиоркорпус промолчал.

Встревоженный Иван топтался на лестнице, высматривая Серегу, уголки его рта мелко подрагивали. Принесенное тело осталось там, где они его положили.

— Пошли наверх, — выдохнул Иван, выслушав рассказ Сереги. — Халява закончилась.

— А где мы живого человека найдем? — пробормотал Серега. Глаза Ивана забегали.

— Нигде. Конторка закрылась. Похищение — это уже серьезно. Срок за это полагается большой. Нас сразу сцапают.

— Да вырубить какую-нибудь бомжиху или алкаша, которых искать не будут. Одна-две ходки — и дело в шляпе! Мне деньги нужны, — уламывал Серега.

— Что-то ты расслабился от хорошей жизни. Мозги протухли? Ладно, как знаешь, — сказал Иван в итоге, после чего уселся за руль своей иномарки. Серега проводил его машину тяжелым взглядом. Настроение было хуже некуда — до полного исполнения мечты — всего ничего, а тут такая засада.

***

Он пил чай в комнате отдыха, когда зазвонил телефон. Алена? Голос у супруги дрожал, она волновалась:

— Сереженька, нам предложили экспериментальное лечение, мы можем встать первыми на очередь, если сможем найти триста тысяч...

Серега внимательно выслушал жену. И вздохнул — Алена никогда не спрашивала, где он брал деньги на лечение. Значит, не спросит и сейчас.

Времени обдумывать свои шаги не было. Он прикупил в магазине несколько бутылок водки, закуску. Постучал в дверь в квартире этажом выше. Открыл ему низенький полный мужчина с большой залысиной и покрасневшими глазками. Увидав пакет в руках Сереги — оживился и поманил за собой.

— Ленка на даче до завтрашнего вечера. Заходь давай! А что за повод?

— Палыч, операция у дочки удачно прошла. Надеюсь, что поможет. А мне бы вот нервишки подлечить, — сообщил Серега, улыбаясь. Палыч покивал и понесся на кухню доставать стаканы. Пока он там копался, раскладывая по тарелкам закуску, вскрывая упаковки, Серега нащупал в кармане мятую картонную упаковку и бросил в открытую бутылку таблетку. Потом разлил водку, бряцая бутылочным горлышком о края граненых стаканов. Палыча не требовалось просить дважды. Даже не присаживаясь, он схватил стакан и опрокинул его содержимое одним махом. Взял с тарелки кусок колбасы и приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но не успел — глаза закатились, и он мешком грохнулся на пол. Серега поднялся — без сознания Палыч пробудет часов десять. Нацепив на соседа ботинки, шапку и куртку, Серега с трудом вынес его из дома, стащил вниз по выщербленной лестнице, занес в лифт и нажал на кнопку первого этажа. И вдруг лежащий Палыч разлепил один глаз, замычал, замотал головой. Серега перепугался.

Как только лифт остановился, он сорвался с места и бросился к машине, припаркованной у подъезда заранее. Сосед остался в лифте.

Несколько часов Серега бесцельно колесил по городу, пока не остановился у входа в какой-то магазинчик на окраине. В маленьком дворе напротив ребенок лет десяти рисовал палкой какие-то фигуры. Серега подошел и попробовал завести разговор, но мальчик отвечал неохотно и косился на дверь близкого подъезда. Когда в окне на первом этаже показалось широкое мужское лицо, Серега отошел к машине и уселся в салон. Мальчишка скрылся в подъезде.

Серега выжал газ, выехал из двора. Закурил, чтобы успокоить нервы, глянул на часы — поздний вечер. Оставалось два дня, чтобы найти деньги.

Время утекало, словно вода сквозь пальцы.

***

Иван любил роскошную жизнь. Сидя в кожаном кресле, в одной из комнат своей четырехкомнатной квартиры, отведенной под кабинет, он потягивал дорогой купажированный «Реми Мартен» 25-летней выдержки и курил ароматные сигары.

Да, он любил роскошную жизнь, но он знал, когда следует остановиться. Одно дело — похищение трупов, другое — похищение живых людей. Безусловно, тело никогда бы не нашли, пройди все удачно. Но удача имеет свойство отказывать, а ситуация — усугубляться. Иван печенкой чуял, что ничем хорошим все это не закончится.

Он все еще помнил радостное выражение лица его приятеля, Валька, когда тот показывал ему копии довоенных карт и рассказывал, что, по его мнению, под заброшенным бастионом «Грольман» должен быть проход в катакомбы, пролегающие почти под всем городом, затопленные или разрушенные участки которых иногда находили при проведении ремонтных работ. И он оказался прав. Внутри бастиона они нашли проход и через несколько часов наткнулись на закрытую дверь бункера. Сырость и влага сделали свое дело — петли двери заржавели, а она сама просела из-за деформации потолка. Несколько дней пришлось потратить, чтобы проникнуть внутрь. Ничего ценного они не обнаружили — ни документов, ни оружия, ни оборудования. Иван ожидал найти хотя бы скелеты, но ничего такого там не было. Он рассматривал бумаги (это оказались листы из разорванной библии) на полу одной из комнат, когда тишину разорвал громкий крик, который тотчас замолк. Иван спустился на второй уровень и увидел, как схватившийся за голову Валек неловко пытается встать на ноги, а в следующее мгновение — со страшным криком исчезает во мраке. Да, это было... Неприятно.

***

Иван включил висящий на стене плазменный телевизор: в новостях шел репортаж про исчезновения трупов. Иван с интересом слушал, радуясь, что вовремя завязал с этим делом. Все деньги мира все равно не заработаешь.

Завибрировал телефон на столе.

— Да?

— Мне следак звонил, — Серегин голос звучал нервно и напряженно. — Они нашли машину, на которой мы трупы перевозили. Теперь я должен к ним прийти на допрос.

Иван сглотнул, приподнялся с кресла, в груди у него защекотало. Собрав волю в кулак, спросил:

— А мне-то что с этого?

— А того, что я тебя сдам, если не поможешь разобраться с ситуацией! — крикнул Серега. У Ивана зашумело в голове, будто от удара кирпичом. «Вот влип, — подумал он. — А ведь сам, сволочь, жадничал».

— Хорошо, — буркнул он в трубку.

— Встречаемся завтра, рядом с входом в бастион, там народу почти нет, никто нас не увидит, — сказал Серега и отключился. Иван положил телефон обратно на стол. Положил ногу на ногу и глубоко задумался.

***

Проем, ведущий внутрь бастиона «Грольман», представлял собой просто дыру, образовавшуюся после обвала стены. Ближайшие дома располагались на холме выше, но из-за густо проросших деревьев увидеть, что происходит внизу, было непросто. В начале двухтысячных годов городская администрация задалась целью организовать тут парк, на все ограничивалось до сих пор прокладкой гравиевой дорожки для прогулок вдоль рва. Иван пересек мостик, ведущий через ров к бастиону. Накрапывал дождь, поднялся ветер. Настроение у Ивана было таким же мрачным, как серое небо над головой. Он не мог избавиться от дурного предчувствия.

Серега спрятался под толстыми стенами редюита у провала. Стоял, запахнувшись в свою любимую куртку, периодически выглядывая в поисках Ивана. Разгар дня, а ни одного прохожего. Горожане предпочитали гулять в более благоустроенных парках. Проход к бастиону со стороны города закрывали гаражи, и, чтобы пробраться к его стенам, требовалось взобраться вверх по склону, по раскисшим от дождя глинистым дорожкам. Зачем? Что тут интересного можно найти? Ничего.

Серега увидел Ивана и помахал рукой, зазывая внутрь. Редюит представлял собой узкое продолговатое двухэтажное здание с медной винтовой лестницей в конце. Саму лестницу давно спилили и сдали в металлолом много лет назад. Пол был усыпан окурками и пивными банками, кто-то затащил внутрь огромный спиленный ствол дерева и использовал его в качестве скамейки.

— Ну. И чего ты от меня хочешь? — заговорил Иван, проходя в глубину редюита вслед за Серегой. — Я ничем не могу тебе помочь!

— Можешь, — сказал Серега и выбросил вперед руку. Ивану вдруг стало тяжело дышать, горло перехватил спазм. Он хватанул ртом воздух и упал на влажный после дождя пол. Он чувствовал удары, пока не потемнело в глазах.

***

Серега стянул связанного Ивана с лестницы на земляной пол — приятель шмякнулся как пакет с мусором. Мрак подкрался ближе; фонарь Серега не зажигал. Он стоял, заложив руки за спину, и чувствовал всей кожей, как на него смотрят тысячи невидимых глаз.

— Ты хочешь отдать нам его? — спросил знакомый голос.

— Да, — ответил Серега. Он думал, что будет испытывать чувство вины, но не чувствовал ничего. Иван беспокойно завертелся в углу, завозил ногами, поднимая пыль. Серега не видел ничего, кроме тьмы перед глазами, но в деталях представлял, что происходило поблизости.

— Хорошо, — голос не поменял интонации, оставаясь по-прежнему равнодушным и холодным. Внезапно под потолком вспыхнули фонари. Серега даже не думал, что тут еще работает проводка. Свет, исходящий от фонарей, был нестерпимо ярким и ненатуральным.

Первой на свет вышла фигура с двумя руками с правого бока и тремя — с левого. Из-за ног разной длины и толщины, вышагивало это существо с большим трудом. Длинное туловище венчала непропорционально маленькая голова с белокурыми волосиками (Серега узнал голову мертвого младенца, которого они выкрали). Вторая фигура следовала рядом. Головы и рук у нее не было, и представляла она собой, скорее, несколько скроенных между собой туловищ с заплывшими от жира короткими ногами, на которых передвигалась весьма быстро. Первая фигура вперилась в Серегу злобными крохотными глазками.

— Ты хочешь отдать нам своего друга? — спросило существо, не открывая своего младенческого рта.

— Да, — не задумываясь, подтвердил Серега. Иван очнулся, затрепыхался, попытался встать на колени. Но его прижала к полу здоровенной рукой отделившаяся от теней третья кривая фигура. Четвертая фигура, похожая на собаку с неестественно длинным туловищем и множеством искривленных ног, безмолвно раскрыла пасть и впилась зубами Ивану в плечо. Тот завопил тонким, девчачьим голоском. Услыхав его, Серега ухмыльнулся.

Трус. Даже умереть не может по-мужски. Существа потащили барахтающегося Ивана во мрак.

— Теперь осталось решить вопрос с тобой, — проговорило существо. Его маленькие мертвые глазки уставились на Серегу. — Мы Карпиоркорпус. Нас много, и чтобы жить, нам нужны мертвецы и живая кровь. Ты хорошо послужил нам, и послужишь еще. Мы можем дать тебе больше, чем просто деньги — мы сделаем тебя лучше.

Карпиоркорпус приблизился к Сереге на шаг.

— Ты про что это? — пробормотал Серега, отступая назад. Страх накатывался волнами.

— Те люди, с которыми мы заключили договор много лет назад, — они предали нас. Хотели использовать нас... Поэтому поплатились. Мы ждали, когда появится тот, кто поможет нам снять оковы.

— Кто? Что? К-какие оковы? А я тут при чем? — голос Сереги дрожал. Успеть бы добраться до ступенек. Дальше эти твари пройти не смогут. Только он подумал об этом, и его лодыжек коснулось что-то холодное — и секунду спустя, хватанув ртом затхлого воздуха, Серега очутился лицом вниз на грязном бетонированном полу. По спине скользнуло что-то холодное, длинное и твердое. Серега хотел дернуться, но не сумел: Карпиоркорпус тронул его голову тоненькой женской рукой, а многочисленные холодные лапы намертво приковали Серегу к полу. Что-то шлепнулось ему на спину и ритмично задвигалось, приближаясь к голове.

Серега закричал. Он кричал как никогда в жизни.