E1nher1

Следуя за Фрейдом, мы переходим к обсуждению четвертого момента в образовании сновидений - вторичной переработке.

В сновидениях присутствуют такие части, которые вызывают негодование сновидца (во время сна). Совсем не редка в сновидении критика - "ведь это всего лишь сон". Такое выражение было бы свойственно для уже бодрствующего человека. Часто эта критика предшествует пробуждению, но более часто этому моменту предшествует неприятное чувство, которое как бы "обезвреживается" вышестоящей фразой. Подобная мысль помогает сохранить сон, удовлетворяя критикующую инстанцию - цензуру, которая была захвачена врасплох.

Но участвует ли критикующая инстанция в образовании сновидений постоянно? Ответ - да. Работу цензуры можно распознать, когда сновидец в своем рассказе о сновидении употребляет фразу "как будто". Работа цензуры сравнима с "критикой философом поэта", эта инстанция "заштопывает" прорехи в строении сновидения, при этом сновидение лишается своей абсурдности и приближается к более рациональному повествованию. Однако же, если разложить это сновидение в более глубоком анализе, чаще мы наблюдаем, что сюжет сновидения будет значительно отличаться от истинного значения сна. Вторичная переработка может изменять материал сновидения, переструктурировать его, до неузнаваемости. Фрейд описывает этот момент достаточно удачным высказыванием: как будто толкование сновидения по-своему начинается еще в состоянии сна. Но есть сновидения, в которых переработка произвелась лишь частично, такие сновидения отличаются тем, что изначально сон кажется связанным, но затем распадается до абсурдности. В иных сновидениях переработка со стороны цензуры отсутствует полностью. Такие сновидения воспринимаются как отдельные обрывки содержания.

Четвертую образующую сновидение силу мы все хорошо знаем, часто ее зовут фантазией. Однако Фрейд пишет, что ее аналогия в бодрствовании будет являться дневными грезами.

При изучении психоневрозов выясняется, что фантазии или дневные грезы являются наиболее ближайшими предшественниками истерических симптомов. Тут Фрейд оказывается как всегда предусмотрительным и этот момент в повествовании обрамляет пассажем: "по крайней мере, целого ряда из них". Истерические симптомы связаны не с воспоминаниями, а фантазиями, которые создаются на основе этих воспоминаний. Но имеют место быть кроме осознаваемых фантазий и бессознательные. Они остаются такими в следствие того, что были произведены из вытесненного материала, либо их содержание оказывается недопустимым. Фантазии, о которых ведет речь Фрейд, не с проста называются грезами - они являются крайне схожими с ночными сновидениями. Анализ дневных фантазий, как уверяет З. Фрейд, может приблизить нас к пониманию ночных грез.

Далее Фрейд находит то общее, что связывает ночные сновидения с дневными грезами: они представляют собой исполнение желаний; часто основываются на впечатлениях родом из детства; часто их создание пользуется той халатностью, которая допускается цензурой. Мотив желания перемешивает исходный материал и преобразует его в новое целое. Фрейд дает аналогию к отношению этих грез к воспоминаниям детства в сопоставлении стиля барокко, который то же отношение имеет к античным руинам.

Четвертый момент в образовании сновидений, как заключает Фрейд, может создавать из представленного материала что-то, что будет в своем изложении напоминать дневную грезу.

Фрейд пишет далее, что в его сновидениях часто встречаются места, которые отличаются от других частей сна совершенно иным впечатлением. Это бессознательные фантазии, которые вклиниваются в сновидения. Такие фантазии могут быть подвергнуты сгущению, но не всегда.

И все же сновидение предпочитает в своей работе пользоваться обнаруженной в готовом виде фантазией, а не производить ее из материала мыслей сновидения.

Работа сновидения также отличается поразительной быстротой процесса построения, который во много раз превосходит скорость мышления в бодрствовании. Продолжительность течения времени во сне крайне отличается от той, что происходит в тот же момент в реальности. Например, Жюстин Тобовольска в своей диссертации о мнимой продолжительности времени во сне законспектировала случай сновидения драматурга Козимира Бонжура. Драматург уснул перед началом пьесы, как только поднялся занавес. В своем сновидении он "посмотрел" все 5 актов пьесы, услышал овации зрителей в свою сторону, однако его сон в реальном времени длился всего лишь 2 минуты. Фрейд этот случай комментирует таким образом, что подобное сновидение, скорее всего, пользовалось уже имеющимися фантазиями драматурга, а не генерировало пьесу и сюжет сна в ходе процесса сновидения. Часто воспоминания о подобных снах в бодрствовании являются скорее суммарными, чем детальными.

Сновидение с самого начала строится таким образом, чтобы удовлетворять всем четырем моментам в построении сна, тем самым, работа с огромным числом мыслей сновидения происходит единовременно, удовлетворяя все условия. Вторичная переработка по отношению к сновидению производится аналогично поведению предсознательного мышления в бодрствовании по отношению к воспринимаемому материалу.

Именно "обычное" мышление требует от сновидения логического построения. Тем самым эта инстанция первой "истолковывает" сон.

Фрейд выделяет правило, которому следует придерживаться при толковании сновидений:

во всех случаях оставлять без внимания внешнюю взаимосвязь в сновидении как подозрительную по своему происхождению и, каким бы ни было содержание – ясным или запутанным, – идти тем же обратным путем к материалу сновидения.

Ясным для сновидца кажется та часть сновидения, где вторичная переработка прошла удачно.

Х. Эллис за 1911 год описывает результаты вторичной переработки в сновидении следующим образом:

«Фактически мы можем представить себе это так, что сознание во сне обращается к самому себе: “Скоро придет наш хозяин, бодрствующее сознание, которое придает необычайно большое значение разуму, логике и т. п. Быстро! Соберите все вещи, приведите их в порядок, годится любое расположения – прежде, чем он войдет, чтобы завладеть местом действия”».

Под конец как главы так и данного раздела, мы вслед за Фрейдом подытожим все рассуждения о работе сновидения.

Психическую работу при образовании сновидений можно представить двумя функциями:  одна направлена на создание мыслей сновидения и другая, что направлена на их превращение в содержание сновидения. Мысли сновидения относятся к неосознанному мышлению, из него же при условии трансформации возникают также и сознательные мысли. В своей основе сновидение - это особая форма мышления, которая может осуществляться только в состоянии сна. Сновидение может решать задачи, которые мы ставим для себя в повседневной жизни. Та часть работы, которая превращает бессознательные мысли в содержание сновидения, качественно отличается от бодрствующего мышления и не может быть сопоставима с ним. Эта часть работы не занимается "мышлением", а ограничивается только преобразованием. Ее можно описать, если сослаться на те запросы, которым должно удовлетворять продукт сновидения: уклониться от цензуры; мысли должны быть воспроизведены исключительно в визуальной или акустической форме (здесь мы отсылаемся к учету изобразительных возможностей, о котором шла речь ранее в предыдущих частях); она подвергается сгущению, работающему с составными частями мыслей сновидения. Логические же связи находят свое скрытое выражение в формальных особенностях сновидения. Аффекты мыслей, испытываемые эмоции, подвергаются меньшим изменениям в ходе работы сновидения, чем содержание таких представлений. Переработка со стороны частично пробудившегося мышления (бодрствующего), как одна из соответствующих частей работы сновидения, отчасти может быть начата во время сновидения. Остальные же составные части работы сновидения не могут осуществлять свою деятельность во время самого воспроизведения сна.

Список литературы

1. Фрейд, З. Толкование сновидений.

"Леонардо да Винчи: воспоминание детства" стало первым произведением Фрейда, с которым было предложено ознакомиться, обучаясь психоанализу. Выбор данного очерка как «введение в психоанализ» основывается на том, что «Одно раннее воспоминание Леонардо да Винчи» - так звучит еще одно название, под которым можно найти тот же труд венского психоаналитика – это демонстрация того как и с чем работает психоанализ

Стоит перейти к изложению основных мыслей в работе З. Фрейда.

Начнем, пожалуй, с того, что в "Леонардо да Винчи: воспоминание детства" раскрывается тема сублимации, а также ее механизма. З. Фрейд упоминает в очерке то, что половое влечение особым образом приспособлено к тому, чтобы переходить в иные формы. Оно способно заменить первоначальную цель другими, приспосабливаясь к обстоятельствам. Это обусловлено механизмом сублимации.

Далее стоит обратить внимание на затронутое в очерке инфантильное сексуальное исследование, которое описывается следующим образом: З. Фрейд указывает на то, что дети примерно на третьем году жизни начинают интересоваться откуда они появляются, это особенно обостряется в том случае, если у трехлетнего ребенка появляются брат или сестра. Фрейд говорит о том, что ребенок как бы исследует вопрос из-за угрозы его эгоистическим интересам. То есть, смысл состоит в том, чтобы как бы изучить происхождение подобной угрозы и далее предотвратить появление соперника.

В контексте данной работы З. Фрейд обозначил три возможных исхода, которые связаны с дальнейшей судьбой сексуальной любознательности.

• Исследование разделяет судьбу сексуальности - любознательность прекращает свое существование, как бы парализуется.

• Интелектуальное исследование достаточно сильное, при сексуальном вытеснении оно остается, но изменяется в своей природе. Это больше не сексуальное исследование, но умственные процессы становятся порождающими аффекты - как наслаждение и страх. Также, собственно, как и в сексуальном процессе. Этот вариант достаточно свойственен для невротиков.

• Третий исход - когда наступает сексуальное вытеснение, либидо его избегает, при этом либидо сублимируется в любознательность и позволяет тем самым усилить стремление к исследованию. В этом случае страсть свободна - она может служить и интеллектуальным интересам.

З. Фрейд относит Леонардо да Винчи именно к третьему из возможных типов, которые выделяются исходя из различия исходов сексуальной любознательности.

В этот момент стоит осветить то воспоминание, которое Леонардо относил к своему детству, на чем в дальнейшем полагался Фрейд при анализе. В младенчестве будущий художник и исследователь лежал в колыбели и наблюдал за полетом коршуна. Затем коршун спустился к Леонардо, своим хвостом открыл его рот и много раз толкнул своим хвостом в его губы.

Однако З. Фрейд, проводя анализ, указывает, что это не совсем реальное воспоминание, скорее фантазия. У Леонардо эта фантазия родилась много позже того периода, к которому он отнес воспоминание. Получилось так, что художник создал подобную фантазию, а затем «прикрепил» ее к детскому возрасту. В этом З. Фрейд приходит к выводу, что многие детские воспоминания являются фантазиями - они как бы всплывают уже во взрослом возрасте, при этом подстраиваются под текущие настроения.

Зигмунд Фрейд объясняет формирование подобных фантазий о детстве, через аналогию, которая отсылает к тому как первые народы в древние времена создавали собственную мифологию. Фрейд считал, что жизнь людей, которые были составной частью древнейших народов, была слишком малозначительной, чтобы просто быть запечатленной в истории, да и к тому же многие факты просто пропадали из памяти. Тогда человек дополняет свою историю фантазией - появляется мифологическая история о ранних временах, которая при этом служит способом оказания влияния на современников.

Фрейд делает вывод, что к фантазиям о детстве не стоит относится пренебрежительно. К этому стоит относится как к мифологии - способу запечатления ранних воспоминаний, но в их искаженном виде.

Из воспоминания Леонардо хвост коршуна интерпретируется Фрейдом как мужской половой орган. При этом фантазия грудного возраста Леонардо - это воспоминание о сосании груди матери. Фантазия о коршуне - это фантазия о сосании и поцелуях матери.

К вопросу о гомосексуальной интерпретации подобного воспоминания. Стоит в первую очередь отметить, что гомосексуальность в обыденном понимании не может быть приравнена к «гомосексуальности чувствующего», как это обозначает Фрейд. Тем самым Фрейду буквально все равно на споры о гомосексуальной принадлежности Леонардо в обыденном понимании термина. Фрейд в своем очерке указывает лишь на то, что не реальное действие, а тот момент как человек чувствует, позволяет нам судить о чем-то, как о проявлении гомосексуальности.

На этом стоит отвлечься от основной линии повествования и обозначить интерпретацию коршуна в «воспоминании» Леонардо. Фрейд интерпретирует коршуна через припоминание, что в египетской мифологии мать изображается посредством этой птицы. Далее Фрейд отсылает к египетской богине Мут, ее имя как бы созвучно с немецким mutter- мать. Фрейд допускает, что Леонардо знал о подобном символизме во взрослом возрасте, поэтому в его воспоминании о детстве и всплывает этот коршун.

Такая фантазия Леонардо позволяет ему отождествлять себя с младенцем Иисусом Христом. Ведь тогда считалось, что коршуны исключительно самки, размножаются без отца. Леонардо тоже себя относил к тем, кто появился без отца от матери. Образ Девы Марии с младенцем Христом крайне значим для художников и представителей искусства, поэтому фантазия о коршуне стала для Леонардо на столько значимой.

Это подкрепляется также тем, что Леонардо первые годы жизни провел не с отцом и мачехой, а жил со своей бедной матерью. В этом кроется корень фантазий Леонардо о коршуне, а также сопоставления себя с Иисусом Христом.

Читая очерк, можно наткнутся на рассуждение З. Фрейда о важности того места половых органов, которое они занимали в сознании древних народов. Здесь Фрейд обращает внимание на то, что имеет место быть двуполость в мифологии древнейших людей.

В работе "Леонардо да Винчи: воспоминание детства" имеется важное изречение о психосексуальном развитии. Его стоит процитировать полностью:

...духовное развитие индивидуума вкратце повторяет ход развития человечества, и поэтому не найдем невероятным то, что психоаналитическое исследование детской души открывает в инфантильной оценке половых органов.

Далее З. Фрейд объясняет то, каким образом происходит гомосексуализация через любовь матери, раскрывает особенности анамнеза гомосексуальных мужчин. Многочисленные наблюдения свидетельствуют о том, что любовь к матери у мальчика подвергается вытеснению, далее материнская фигура заменяется на фигуру самого себя (этого мальчика), тем самым он отождествляет себя с ней. И далее он находит для себя тех же объектов любви, которые были свойственны для матери - мальчиков.

Стоит обратить внимание на попытку, которую предпринял З. Фрейд, чтобы попытаться раскрыть секрет, который заключен в улыбке Моно Лизы. Он отмечает, что подобная загадочная улыбка присутствует и на других картинах художника. Фрейд не без основательно делает вывод о том, что эту загадочную улыбку Леонардо да Винчи впервые увидел у своей матери, а далее пытался ее изобразить и в других своих произведениях. Так, например, мимическая особенность Джоконды заметна даже в картине Иоанна Крестителя в Лувре; особенно же ясно видны эти черты в лице Марии на картине со св. Анной. Но также стоит отметить, что улыбку и взгляд собственной матери Леонардо мог увидеть в осознанном возрасте у Джоконды. Это событие далее пробудило в нем воспоминания, в которых была запечатлена улыбка его матери. После чего он пытался «ухватиться» за них, повторяя материнские черты из воспоминаний и в других картинах. Это свидетельствует о том, что воспоминания о матери не могли покинуть Леонардо да Винчи.

Далее стоит раскрыть интерпретацию картины "Святая Анна Втроем" - "Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом". Здесь З. Фрейд видит синтез истории детства Леонардо. Иисус на картине - это сам Леонардо. Св. Мария и Св. Анна на картине изображены как женщины одного возраста - они одинаково прекрасны и молоды. Это наблюдение позволяет Фрейду интерпретировать образы этих женщин как мать и мачеху Леонардо да Винчи.

Далее, в след за повествованием З. Фрейда, обратим внимание на описку в тексте записки, в которой содержатся воспоминания Леонардо о своем отце. Художник дважды упомянул тот факт, что его отец умер. Тем самым Фрейд интерпретирует подобную ошибку тем, что Леонардо не смог подавить свой собственный аффект.

В жизни Леонардо да Винчи отец также имел определенное значение. Фрейд пишет о том, что Леонардо идентифицировал себя не с отцом, а с матерью, тем самым в тексте делается намек на Эдипов комплекс. Фрейд замечает, что отец повлиял на Леонардо в том ключе, что художник не заканчивал свои картины. Это происходило потому что отец «покинул» Леонардо в его детстве. Подобный сценарий Леонардо да Винчи вновь повторял со своими картинами уже во взрослом возрасте.

И все же, какой диагноз Фрейд ставит Леонардо? Фрейд говорит о том, что Леонардо ближе всего к неврозу навязчивости.

Перейдем к описываемой в тексте работы сущности психоанализа. Психоанализ пытается понять сущность человека, раскрыть его первопричины реагирования, проследить за трансформацией и развитием этих причин. Из описанных натуры и судьбы выясняется жизненное поведение личности.

Если попытаться ответить на вопрос, что осталось необъяснимым для психоанализа и З. Фрейда в судьбе Леонардо, загадкой остается то, почему Леонардо был на столько склонен к вытеснению, а также с чем связана выдающаяся способность художника к сублимированию. Сущность художественной деятельности также становится недоступной для психоанализа.

Особенность же конечного психоанализа Леонардо заключается в том, что только человек, который пережил детство Леонардо мог бы написать "Св. Анну втроем" и "Мону Лизу", при этом обречь свои произведения на такую печальную участь - оставлять их незавершенными. Но при этом семимильными шагами прогрессировать в области познания. Остается лишь только надеяться, что ключ к пониманию феномена Леонардо да Винчи лежит в его воспоминании о коршуне.

Список литературы

1. Фрейд, З. Одно раннее воспоминание Леонардо да Винчи.

Пираньи сейчас переживают не лучшие времена, в сети ходят слухи о закрытии студии. Возможно, что сейчас достаточно подходящее время, чтобы припомнить все классические игры студии, к которым были отнесены мной трилогия Gothic и первый Risen.

Следующих Risen касаться не сильно хочется, тем более, что Risen 2 еще не исполнилось 15 лет, чтобы о ней вообще стоило хоть как-то вспоминать в рамках данной лиги. Первому же Risen в этом году исполнится 15 лет, поэтому, думается мне, ничего криминального в этом нет.

Что касается первой Готики:

И пускай игра является ярким представителем самобытных RPG из Германии, наши люди любят эту игру также, как и Сталкер (когда-то) или Ведьмака. А все почему? Да просто жизнь "под колпаком" и суровые понятия в Готике так схожи с нашей обыденной жизнью. Но суровый мир - это далеко не все, чем может похвастаться столь самобытная игра.

Мир первой Готики "живой", в него верится куда больше, чем в почти статичный Балдурс Гейт 3. Тут ВСЁ живет не просто по расписанию, но и по понятиям. Прекрасная иммерсивность делает эту игру актуальной до сих пор. Но почему стоит играть даже сейчас в ту самую первую Готику?

Первая готика - игра по-настоящему уникальная, потому что сочетает в себе различные противоположности. Серая и в чем-то непримечательная снаружи и пестрая внутри. Сложная в освоении, но легкая и податливая при правильном подходе. Нереальная сложность в начале игры и казуальный end game. Линейный сюжет и потрясающая реиграбельность. Игра, заставляющая подчиняться правилам, но дающая право игроку идти по своему пути. Маленькие, но остающиеся в памяти истории. Все это и многое другое можно охарактеризовать, как "True Gothic Experience" - невозможно забыть и нельзя повторить.

Характеризовать опыт первой Готики можно было бы следующей цитатой:

О первой Готике можно говорить очень много, однако для нас является более приоритетной задачей проследить развитие готических идей в классических играх Пираний, от того обсудить еще будет что.

Что касается Готики 2:

В двух словах: идеальный сиквел.

А теперь постараемся развернуть мысль:

Что такое Готика 2 с дополнением "Ночь Ворона"? Это прямое продолжение саги, в разы превзошедшее оригинальную Gothic во многих аспектах.

Нет никакого смысла хоть что-то говорить о сюжете игры, лоре или о каких-то других деталях, потому что без спойлеров сюжета первой Готики не объяснить мир Готики 2. А без знакомства с историей первой Готики, прохождение Готики 2 особняком не имеет смысла (на мой взгляд).

Именно благодаря Готики 2 когда-то готическую серию сравнивали со "свитками", а Готика 2 была противопоставлена Морровинду.

Но что же такое Gothic II в сравнении с оригинальной игрой?

Мы имеем в два раза больше времени на прохождение игры, в несколько раз больше разнообразного контента, большую вариативность прохождения, колоссальные возможности для отыгрыша роли, практически максимально возросшую RPG-составляющую в соотношении с Action-составляющей. Напоследок можно отметить сильно подтянутую графику, но когда речь идет о настолько старой RPG, вопрос визуальной составляющей для вас не должен играть роли.
Gothic II настоятельно рекомендуется к прохождению исключительно после знакомства с первой частью игры (желательно собственного прохождения) и строго любителям RPG старой школы.

Переходим к аналитике Готики 3.

Очередной заход в готический мир на этот раз оставил неприятное послевкусие после прохождения - словно в бочку кристально чистого майского меда кто-то бахнул хорошую такую ложку дегтя, прям с горкой, да знатно перемешал. Вроде бы мед остался медом - его много, но он больше не такой чистый и с примесью есть его все же не так приятно, хотя с оглядкой на свежие игры Пираний, да и обращая внимание на современные мейнстримные поделки - все это воспринимается более или менее.

Следующий абзац будет крайне субъективным мнением, вы можете его пропустить, если вы не имеете "аллергию на пустыни".

Мое самое большое разочарование в этой игре - это Варант. Я не люблю пустынные локации, но тут готическая атмосфера теряется вовсе, пустыня "душная" и унылая - пустая, как и свойственно ей быть. На мой взгляд, это локация самая чуждая в данной игре, вызывающая самые неприятные ощущения. Скажем так, это прям основная часть "ложки дегтя", все остальное - множество встречающихся однотипных квестов и так далее - лишь горка дегтя на полной ложке.

А так - сейчас в игре все прекрасно (в целом). Миртана до безумия красивая. Самая родная локация. Диалоги такие неумелые, но от того забавные. Боевка сносная, но игра, собственно, на мой взгляд, не совсем про нее.

Самое трогательное, что есть в данной номерной части серии - это концовка, одна из. И ради нее, наверное, стоит пережить этот Варант и, хотя бы для себя, завершить историю о Безымянном, чтобы гордиться тем, что вам все же удалось проникнуться всем этим, максимально абстрагируясь от его "оттенка" и "послевкусия".

Мы намерено пропускаем Арканию, как минимум это поделка каких-то индусов, а не Пираний, последней классический игрой будет Risen, которую хвалит большинство игроков. Но для меня Risen - это неоднозначно вдвойне.

Как ни странно, но Готика 3 для меня является все же большей Готикой, чем Ризен. Готика 3 - это, кто бы что не говорил, чистокровная часть серии, которая завершает основную трилогию. Ризен в этом плане куда более примитивный, чем Готика 3, его мир примерно в размерах чуть больше Готики 1. При этом в Ризен нет того юмора, который присутствовал в готической серии, нет харизматичных персонажей, есть намек о родстве вселенных, но это все же не та игра.

Первые две главы воспринимаются чуть лучше Готики 3, но до уровня Готики 2 или же оригинальной игры они все равно не дотягивают. А дальше начинается практически линейный сюжет, в котором нам предстоит пробежать всю карту с максимумом боев и минимумом диалогов. Если по своему уровню качества лично для меня Готика 3 проседала в душном Варанте, то тут получилась абсолютно скомканная концовка игры.

Ролевая система/система боевая также оказались не сбалансированы. Изначально атакующие заклинания в принципе отсутствуют. В конце игры - после вашей "переквалификации" становится нецелесообразно использовать что-либо кроме магии. Как не крути - ты в этой игре все равно маг, но магия в играх серии Готика была в разы интересней. Без свитков вся кастуемая магия - шарики трех видов.

Охота в этой игра тоже нужна как собаке третья нога. Выходит так, что охотничьи квесты практически отсутствуют, не считая миссии, где нужны шкуры, а тебя все равно не могут выпустить из города.

Торговля также слабое место, кроме как для алхимии абсолютно невостребованная вещь.

Если с релизом Готики 3 просто не повезло, принято ругать издателя и так далее, но там чувствовался потенциал и бюджеты. Ризен же для меня - это просто очень слабое оправдание, которое не впечатлило, но рекомендую поскольку в сравнении с нынешними играми первый Ризен воспринимается хорошо, ну и потому что, к сожалению, эта игра стала последней из вменяемых игр от Пираний.

Для меня итог таков: пираньи отчего-то разучились после Ризен 1 делать Готику. Какие-то механики кочуют из игры в игру, но я бы сказал, что Готика у Пираний была их вершиной творческой мысли, лучшее, что они могли создать.

Сейчас мейнстримно утверждать, что Пираньи умеют делать только Готику, но если обратить внимание на Архолос, то становится понятно, что Готику умеют делать не современные Пираньи, а фанаты.