Потустороннее
В старом доме, где я прожил до 32 лет. Происходили странные события. Гостей душили во сне, пытали, пугали. Да я и сам много раз был удушен. Родственники всегда отказывались переночевать у нас дома).
Потустороннее или глюки?
Много лет перед сном вижу странные образы вокруг себя. При открытых глазах. Чат gpt помог сгенерировать приблизительный образ видений. Возможно ещё кто-то с подобным сталкивался
Как живут люди, которых "никто" не любит?
Люди - твои (=«никого») галлюцинации, наваждения, "порождения тьмы", "порождения дьявола", "потусторонние сущности". Общаясь с "людьми", ты общаешься с "душами умерших", с "потусторонним миром".
Ты ("никто") - "ведьма" (Баба-Яга, Кощей Бессмертный), входящая в контакт с "мёртвыми душами" - с людьми, с Иванушками-дурачками.
«Люди» у тебя есть только при «любви» к людям (=к «себе») - только при твоей самовлюблённости, очарованности "собой" (твоим отражением в зеркале твоего ума). Ты - "живущая" в твоём собственном сновидении "мёртвая (точнее, мёртвых) царевна" (=Царица мёртвых, "спящая красавица").
Твой разум опьянён (омрачён) "любовью" к "себе" (к своей силе, власти, славе, красоте, уму). И только поэтому ты видишь "людей" на абсолютно пустом месте - там, где на самом деле никого нет. Люди - твои "материализованные" мысли и желания. Ты выдаёшь желаемое за действительное.
Как живут люди, которых ты («никто») любишь? Никак не живут. Они же – твои галлюцинации, которые тебе кажутся, снятся. Никакой «своей» жизни в «людях» нет (и быть не может).
Таким образом, любя людей, ты любишь лишь «себя» - твоё представление о «себе», которое создаётся только через твоё представление о всех «других» (которых, как таковых, просто не существует).
Например, твоё представление о «себе» как о мужчине создаётся твоим же представлением о женщине. Твоё представление о «себе» как об отце, создаётся твоим же представлением о сыне.
Ты живёшь в мире твоих представлений обо всём (=о «себе») – живёшь в твоём собственном сновидении. В этом твоём сновидении все представления – твои (и только твои, твоего ума дело).
Люди, которых ты (=«никто») любишь, ЕСТЬ твои галлюцинации, миражи, призраки и привидения. Люди, которых ты («никто») не любишь, НЕТ даже как галлюцинаций.
Представь, что ты (в одну из ночей) спишь и видишь сновидение. Как живут "люди", которых ты видишь в этом твоём сновидении? Они никак не живут. Они же тебе просто снятся.
Точно так же и в "реальности". Все "люди" тебе просто снятся. При этом они никак не живут на самом деле. Ты - в сказке, в которой ты ("Я") - главный герой, сражающийся с "людьми" - с "тёмными силами", с "нечистой силой". Ты сражаешься за "правду", за "торжество справедливости" - за твоё просветление, за пробуждение из сказки - за счастливый конец сказки о твоей жизни в людях, за "конец света".
«За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе — на земле
Жил старик в одном селе.
*
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак…»
"Охотники за привидениями"
Мистика, да и только
Вы когда-нибудь сталкивались с чем-то мистическим? А у меня в жизни было несколько случаев, которые я до сих пор не могу объяснить. Вот один из них. 90-е годы. Мы - компания из 6 человек, вернее 3 пары. Я, мой партнер по бизнесу и приятель с женами и девушкой. У партнера были пока еще романтические отношения с будущей супругой. Мы посетили сауну, выпили, закусили, попарились, бассейн и т.д. Время закончилось, мы загрузились в ВАЗ-2108 и поехали домой за продолжением. Тогда так было модно, сауна была одним из атрибутов достойного отдыха. Штраф за алкоголь водителям составлял от 500 рублей и далее, сколько выторгуешь на руки гаишнику. Обычно выходило 500-1000. Ехать было недалеко, около 2 километров. Вдруг, в фарах фигура гаишника, отмашка жезлом, рулевой проезжает метров около 30-50, останавливается. Сидим ждем, когда подойдет. Готовим купюры, веселимся, рассуждаем, откуда ему тут взяться, никогда не было. Стекла запотевшие. Сидим минут 10. Никого. Водитель с пассажиром выходят, смотрят назад. Никого. Машины ГАИ, когда мы ехали, не видели. Уйти там некуда. Мы сели в авто и поехали на продолжение. До сих пор не понимаю, куда он делся? Его видели все. Может это было некое предупреждение свыше, чтобы мы остановились. Может эта остановка отвела нас от чего-то более серьезного? Может чей-то ангел-хранитель это устроил?
Чёрная Метель. Часть Вторая
Антоха взял свой рюкзак. Боря же тащить тяжёлую ношу не захотел, но нацепил пуховик, сменив свою куртку. Антон подумал и решил, что идея неплохая и тоже утеплился. Подготовившись, они отправились к предполагаемому месту сборища людей, утопая в сугробах. Быстро стало понятно, что идея со сменой гардероба была хорошей. Метель несла с собой колючий холод.
– О, Антох, смотри, правда, люди там.
– Ага.
Друзьям открылся вид на полянку, где танцевали и стучали в какие-то бубны порядка двадцати человек. Они были погружены в своё действо и парней не замечали. Антон уже было хотел пройти вперёд и окрикнуть их, но тут понял, что его что-то смущает. У людей вокруг костра были слишком длинные руки, да ещё и будто разные. Так же он заметил, что и ноги были какими-то деформированными. К тому же, одеты они были явно не по погоде. Какое-то рваньё, расстёгнутые куртки, лысые головы сверкали без шапок. Антоха поднял взгляд вверх, куда поднимался излишне густой дым от костра, и ему перехватило дыхание. Он молча потряс Борю и ткнул пальцем вверх. Тот посмотрел и охнул. Дым сгущался в подобие тучи. Она пульсировала, и порой выпускала наружу подобие чёрных щупалец, сотканных из того же дыма, чтоб коснуться одного из людей на земле, беснующегося в ритуальной пляске.
– Валим отсюда, – пробормотал Боря.
Сказал он это достаточно тихо, но этого хватило. Бубны стихли. Толпа повернулась в сторону парней. Антон увидел, что их лица скрыты масками, сделанными, вероятно, из шкур животных, но судить было сложно. Антон даже допустил, что это лица такие волосатые. Судить сложно, а думать некогда, и ребята побежали к машине. Так быстро, как позволял глубокий снег. Позади в ярости кричало несколько глоток, и эти голоса мало походили на человеческие. Антон обернулся, и увидел, что огромное чёрное облако летит за ними следом и тянет щупальца.
– Борь, поднажми, – выкрикнул Антоха, задыхаясь.
Боре два раза говорить было не надо. Он бежал так быстро, будто где-то раздобыл снегоступы. В итоге, парни оторвались, влетели в машину, и Антон дал по газам. Машина завелась с первого раза, и это дало им преимущество. Только вот дорога так и не появилась, и, спустя какое-то время интенсивной гонки, они влетели в сугроб, где авто успешно застряло.
– Чёрт. Ни туда, ни сюда! – Антоха, в сердцах, ударил по рулю.
– Они догоняют!
Крики приближались, да и чёрное облако было видно даже через нарастающую метель. Преследователи били в бубны на ходу, и даже исполняли что-то вроде горлового пения. Звуки плыли в пространстве, создавая ощущение присутствия со всех сторон.
– Выходим, Борян, быстро.
Боря выскочил наружу. Они побежали, куда глаза глядят. Антон уже мысленно принимал идею, что его тушку просто заметёт снег, и никто никогда не узнает, что случилось. Как вдруг
– Антох, там домик!
– Поднажмём.
Они добежали до старой избы, частично засыпанной снегом, и влетели внутрь. Антон запер дверь на большой засов, и они с Борей отбежали от неё подальше. Тут же последовал удар. Затем ещё и ещё. Преследователи ходили вокруг, били в бубны, пели свои страшные песни. Иногда стучали по стенам, иногда в дверь кто-то скребся или снова стучал. Затем всё прекратилось.
– Антох… ч… что это было вообще?
– Какой-то ритуал. Не знаю. Знаю только то, что в этом доме крепкие двери, и на наше счастье на окне есть прочные ставни, которые ещё и снегом завалило.
– Они были какие-то… странные.
– Я заметил.
– А… как мы сюда так быстро попали?
– В смысле?
– Почему вход не замело?
– Может быть, тут кто-то живёт?
Они осмотрелись. Обстановка была совсем примитивной, но иной они и ждали. Старый деревянный стул, стоял возле такого же стола, на котором стояла стопкой посуда, советского производства, какие-то металлические тазы в углу, развалившаяся метла, прислонённая к печке. Одна деревянная кровать да серый матрас, который свёрнутый валялся в углу. На подоконнике лежала сухая трава, от которой удушающе пахло. Под потолком висела связка сосновых веток. Судя по виду, уже тоже очень давно. Так же, в доме была вторая комната, но дверь туда была наглухо закрыта, и Антон так и не смог её открыть. Хорошей новостью было то, что в доме был небольшой запас дров.
– Так, Борь, не знаю – ушли ли они, но мы явно останемся тут на какое-то время.
– Я сразу знал, что мне надо туда ехать.
– Если так пойдёт, то мы всё равно опоздаем.
Антон достал телефон. Связи, конечно же, не было. Для сохранения батареи, телефон было решено выключить. Убрав его в карман, Антон занялся печкой. Благо, её не надо было чистить.
– Либо тут и правда кто-то живёт. Либо печкой сто лет не пользовались.
– Даже не знаю, что из этого хуже, – откликнулся Боря, – Или лучше. О. Смотри!
Он принёс Антону свёрток из газет.
– Рыба. Там под столом. Там ещё есть.
– Ну… с голоду мы теперь не помрём. Жаль, рюкзак в машине остался.
– Всё равно придётся выйти. Водопровода тут, как ты понимаешь, нет.
– Да… Ну это быстро сделать… Лишь бы они под дверью не караулили.
Когда в избе стало тепло, Антон взял один из тазиков, смахнул с него пыль рукавом и отправился к двери. Он прислушался, но услышал только грустную песнь значительно усилившегося ветра.
– Вроде там никого.
Он открыл дверь, и внутрь тут уже устремились мириады снежинок, которые будто пытались ободрать лицо. Видимость была почти нулевая. Антон быстро вылетел, нагрёб снега в таз и метнулся обратно. Он плотно закрыл дверь и понёс таз к печи.
– Да…Мы явно застряли, Антох. Пока это не закончится, хрен мы отсюда вылезем.
– Там, прям, чёрно от снега.
– Как ночью, ну.
Снег в тазике растаял, а потом и закипела вода. Боря выложил на стол вяленую рыбу, а Антоха отколупал немного хвои и накидал в чашки, после залив кипятком.
– Это ещё зачем? – недоумевал Боря.
– Ну… говорят, это хороший вариант, если ты застрял непонятно где. Типа… Витамины, согреваешься лучше, всё такое.
– Ммм… – Боря попробовал и поморщился – Как жидкая зубная паста с примесью пыли.
Антоха тоже глотнул и поморщился. Дальше они просто пили кипяток, заедая рыбой.
– Ну, я надеюсь, что хозяева не сильно обидятся, что мы жрём их припасы, – сказал Боря.
– Если тут есть хозяева. Давно сидим, а никого.
Подкрепившись, они решили, что лучшим вариантом будет лечь спать. Боря выбрал матрас и растянулся на полу. В печку ещё добавили дров, так что было достаточно тепло. Антон подложил пуховик на кровать и тоже лёг.
Антону снился сон, будто он один в комнате. Всё было чёрно-белым и расплывалось. Вдруг в печке что-то зашуршало, и оттуда кто-то начал выползать. Антоха вскочил и наблюдал, как, рассыпая в разные стороны угольки, на пол потихоньку выбрался небольшой дедуля. Он был такой же чёрно-белый, как и всё остальное, но его глаза горели красным. Антон со старичком внимательно посмотрели друг на друга.
– Ты ещё кто такой? – первым нарушил молчание Антон.
– А ты кто?
– Мы заблудились и прятались от каких-то людей. Решили переночевать здесь.
Дед захохотал.
– Людей? Ты ещё скажи, что это жилище человека!
– А чьё?
– Ооо. Здесь происходит такое, что тебе лучше и не знать.
– А если я хочу.
– Ты же всё равно не поймёшь.
– Слышь, а что за закрытой дверью?
Старик лишь махнул рукой и начал уползать обратно в печку. Антоха бросился к нему, но проснулся.
Утро, день, вечер – было не ясно. Антон пытался включить сотовый, но тот или замёрз, или намок, и слушаться не хотел. У Бори телефон, как выяснилось, разрядился уже давно.
– А что ж ты мне сразу не сказал? Пока в машине были.
– Да вроде не очень надо было. Да и… Он как-то быстро сдох. Я не сориентировался. Карты есть и ладно.
Они снова сидели, ели рыбу, пили кипяток и слушали, как трещит дерево и воет ветер. Боря набрался смелости и выглянул за дверь. Там было так черно, что установить время суток не представлялось возможным, а ветер успешно затолкал его назад. Друзья также заметили, что дверь в другую комнату обледенела и обросла инеем по периметру. Печка явно не протапливала ту часть дома. Скоротав время, мечтая о бутылке алкоголя из машины, а так же о нормальном туалете, Антон и Боря легли спать. Не было ощущения конца дня, но они как-то поразительно утомились.
Грохот. Друзья подскочили на своих спальных местах. Что-то колотило в дверь, да не во входную, а в запертую.
– Антох, может там не другая комната? Может там улица всё-таки?
– Не знаю, Борян. Не знаю.
Следом начали стучать и во входную дверь. Антоха взял метлу и подошёл.
– Кто там?
Вместо ответа снова удар. В дверь не просто стучали, а шатали её туда-сюда, что едва выдерживали петли. Через грохот Антон не сразу услышал более родные звуки. Телефон ожил сам по себе. Достав его, Антон увидел время – три часа ночи. Следом последовал новый звук. Будто где-то пробегала крыса, и она была внушительных размеров. Не отрываясь от телефона, Антон спросил
– Ты это слышишь?
Вместо ответа Боря заорал. Антон глянул на друга, а тот валялся на полу и показывал пальцем куда-то вверх. Антоха, включив фонарик, посмотрел туда и почувствовал, как его сердце обваливается вниз. Там, в тенях, на потолке, ползали маленькие уродливые существа. Они будто были слеплены из снега, что поблёскивал в свете телефонного фонарика и горящей печи. Существа, цокая коготками, перебегали из одного угла в другой, явно выбирая более удобный угол. Было только не ясно – для нападения или наблюдения. Антоха схватил любимую метлу и отступил в угол. Существа начали спускаться всё ниже. Вместе с ними будто бы и опускался сам потолок, а стены съезжались. Стол опрокинулся, разметав посуду. Приоткрылись и скособочились ставни, пустив внутрь стайку снежинок. Перед тем, как отрубиться, Антон увидел прямо перед собой страшную, но чем-то похожую на человеческое лицо, морду одного из существ, и ощутил его ледяные пальцы на своей шее.
Темнота. Звуки бубнов где-то вдалеке. Тьма разбавлялась фиолетово-синим сиянием, вызывающим ассоциации с космосом. Антон слышал чьё-то бормотание в том пространстве, и оно ему не нравилось. «Проснись. Проснииись!», – командовал он сам себе. У него получилось, он открыл глаза.
В доме было темно и становилось холодно. Антон растолкал Борю и, тормознув поток его вопросов, заставил помогать разводить огонь. Печь разгорелась. В свете пламени, они увидели, что с домом всё нормально, если не считать небольшого бардака и разбитой тарелки. Разве что запертая дверь обледенела ещё больше. Антон посмотрел время в телефоне. Он успел увидеть, что всё ещё три часа ночи, и на этом телефон сдох окончательно.
Вскипятив воды, Антон сел пить любимый кипяток, погрузившись в думы. Боря сидел на полу, раскачиваясь. Антоха даже не сразу понял, что друг что-то бормочет при этом.
– Чё говоришь?
– Ты же тоже видишь это во сне, правда?
– Ну… смотря, про что ты говоришь.
– Не прикидывайся.
– Ну я вижу, как из печки вылезает дел и…
– ПФ. Какой дед из печки? ОН ТАМ, – Боря ткнул пальцем в запертую дверь.
– Кто?
– Ты не понимаешь.
– Борь, с той стороны явно собачий холод. Там наверно стены сгнили или ещё что. Считай, что улица.
– Не-не-не. А я знал, что ехать не надо. Это всё из-за Веры. Сто процентов. Из-за того, как мы с ней не поладили.
– Смешной ты. А я тогда что ей сделал, что и на меня пало её древнее северное проклятие?
– Мне надо было сидеть дома. Может, нас и не звали никуда, а?
– Ещё скажи, что не было звонка.
– Ты. Не. Понимаешь.
Он замолчал, но продолжил раскачиваться, обхватив голову. Антон забил на попытки достучаться до друга и пошёл спать.
«Что это за белая хрень всё-таки была? Надо наверно открыть ту дверь…».
С этими мыслями Антон отключился.
Прошло какое-то время. Сквозь сон Антоха ощутил, что на него кто-то смотрит. Он пробубнил.
– Борь, тебе чего?
Ответа не было. Антоха открыл глаза и тут же изо всех сил вдавился в подушку. На него уставилось нечто. Оно было похоже на девушку в лёгком платье, но с мертвецки-серой кожей и мёртвыми стеклянными глазами. Её рот растянулся в улыбке, обнажив острые жёлтые зубы, и она отошла от Антона, направившись к Боре, который так и сидел на полу. Антон хотел крикнуть, предупредить друга, но изо рта вырвался лишь хрип, а тело отказывалось слушаться. Он просто наблюдал, как ужасная девица подошла к другу и погладила его по волосам. Боря открыл глаза, посмотрел на неё и расплылся в улыбке.
– Вера. Ох…
Монстр ничего не ответил. Просто смотрел на парня на полу.
– Ты прости… Я… Да, конечно, пошли. Пойдём. Я! Я – куда угодно.
Он, улыбаясь, вскочил на ноги и бросился ко входу. Существо открыло дверь и вышло первым. Боря пошёл следом, не надев верхней одежды. Антон предпринял ещё попытку его остановить, но, окончательно обессилев, провалился в сон.
Снова монохромные видения и старичок, который, кряхтя, выкарабкался из огненного печного нутра. Он отряхнулся, подошёл к Антону и ухмыляясь спросил.
– Ну, и чего ты лежишь тут? В этом доме и так много лежат.
– Я… я не могу встать.
– Пошёл бы и помог другу.
– Я тебе говорю, я не могу пошевелиться!
– Ну, и как это тебе мешает?
– Ты издеваешься?
– А. Ну, уже и не важно. Лежи дальше.
– Что за той дверью?
– Вы ему не нравитесь.
– Ты мне тоже не нравишься!
– Мне уйти? Я единственная причина, почему ты ещё живой.
– А Боря?
– Борей твоим чёрная метель завладела.
– Она что? Какая-то живая?
– И да. И нет. И много будешь знать, скоро состаришься.
– А когда метель стихнет?
– Когда он захочет. Он так прячется.
– От кого? От тех с чёрным облаком?
– Таких не знаю. Но он прячется. И вас спрятал.
– Да кто ОН-то?!
– Силён был …
На этих словах старик начал уползать обратно в печь.
– Эй-эй! Подожди!
Картинка резко сменилась. Антон понял, что не спит, и что может двигаться. Он вскочил с кровати, накинул пуховик и выбежал наружу, сопротивляясь ударам стихии, загоняющей его обратно.
– БОРЯ!!
Антон брёл, закрывая лицо руками и смотря вниз. Так он и увидел, что из снега торчит что-то тёмное.
«Рука!».
Антоха потянул за руку, и она выскочила из снега, как старая гнилая палка. Антон сразу же отбросил её от себя. Остальной части Бориса вместе с ней не было.
– Твою мать! БОРЯ! ТЫ ГДЕ?
Пройдя ещё не много, Антон наткнулся на торчащее из снега тело. У него было ступней, обеих рук и головы. Из одежды было только нижнее бельё. Так сразу и не опознаешь, но у Антохи не возникло сомнений, кому принадлежат подмерзающие останки.
– Твою…
Испугавшись значительно больше, чем просто при виде демонической девицы, Антон бросился бежать в домик. Он запер дверь и начал ходить кругами.
– Так. Таааак. Соберись. Дышим. Дышим.
Он посмотрел на обледенелую дверь. Далее, особенно не думая, Антоха схватил кочергу и нож и начал долбить лёд. Удивительно, но ледяная броня неплохо поддавалась. Нож в определённый момент сломался, но Антон раскурочил достаточно кожуха, подцепил дверь кочергой, как рычагом и поднатужился. С той стороны что-то сломалось, кочерга погнулась, и дверь отошла от косяка. Взяв метлу, в качестве последнего оружия, Антон вошёл внутрь.
По ту сторону двери, оказалась всё ж таки комната. Практически пустая, промёрзшая и без окон. Лишь у стены стояла кровать, накрытая материей. Под ней кто-то был. Антон приблизился и потыкал древком метлы человека под тканью. Ничего. Этим же древком он подцепил ткань и стащил её на пол. Антона уже сложно было напугать. Особенно тем, что не пытается напасть на него. Но несколько шагов назад от неожиданности он сделал. Под тканью было сморщенное тело, похожее на инопланетянина из фильмов. Серо-жёлтое, маленькое. Какое-то диспропорциональное. А рот человека был приоткрыт, как если бы он застыл посреди разговора.
– И что в тебе такого? Печной дед как-то явно преувеличил проблему.
В ответ раздался ни то вой, ни то крик, ни то скрежет металла. Это было так громко, что Антоха свалился на пол, зажав уши. Недавний труп одним движением сел на кровати, открыл большие чёрные глаза и уставился на Антона. Иссохшее лицо было искажено яростью. Он был ещё закоченевшим, но уже не особенно мёртвым. Глаза заблестели. Они следили за Антоном. А рот не переставал кричать. К общему шуму добавилось ещё и, невесть откуда взявшееся, карканье. Антон попытался подняться на ноги и броситься бежать, но комната исказилась, отодвинув дверь метров на 20 дальше, чем она была изначально. Антоха добавил скорости, но тут что-то сбило его с ног. Он успел разглядеть, что это похоже на глиняного человека, передвигающегося на четырёх конечностях. Теперь и сам Антоха частично передвигался на своих четырёх, да так как-то и выбежал из комнаты. А за её пределами чернота. Вой мертвеца и крик ворон. Антон, не сбавляя темпа, продолжал бежать, сам не зная куда. Темнота растаяла, разлетаясь на лоскуты, будто тлеющая чёрная ткань. Антон понял, что бежит по снегу, а кругом сосны до небес. Над головой каркают огромные вороны, закрывающие Луну, а там над макушками сосен за ним наблюдает кто-то ещё. Кто-то хищный и древний. Разглядывать было некогда, нужно было спешить, пока были ещё силы пробиваться через бесконечный густой поток из режущего снега. И Антон бежал, чертыхаясь. Вдруг… Резко всё закончилось. И метель. И крики. И карканье. И даже солнце откуда-то вылезло. Антоха сбавил скорость и побрёл, не разбирая дороги. Последнее, что он помнил – огни и люди, спешащие к нему.
Антон периодически просыпался, пытался сконцентрироваться на окружении, а потом засыпал обратно. Он ощущал тепло. Чувствовал, что ему ко лбу прикладывают что-то влажное. Иногда кто-то бормотал рядом. Иногда кто-то гладил его по голове. Один раз Антоха видел красивую девушку, словно антипод того демона, что утащил Борю на мороз. Она так же склонялась над ним и улыбалась. Как и монстр в проклятой избе. Но в этот раз, Антон ощущал умиротворение.
Жар и бред прошли. Антон пробудился из мутных грёз и кое-как сел на кровати. Рядом сидел мужчина и внимательно на него смотрел.
– Ну чё? Как ты?
– Вроде нормально. Голова только кружится.
– Ты сильно замёрз. Много спал. Давно не ел.
– Со мной такое произошло…
– Это всё шаман. Ты нашёл его. Вы нашли друг друга.
– Шаман?
– Ты был его в доме. Ты был там один?
– С другом, но он…
– Шаман свёл его с ума.
– И что теперь?
– Теперь его надо… как это… закрыть. Запечатать.
– Ну дела… А давно я тут?
– Пять дней.
– Наверно, меня уже ищут.
– Пусть только не идут сюда.
– Да вряд ли кто-то знает, как мы ехали… Я даже не знаю, куда СЮДА.
Мужчина нахмурился и посмотрел куда-то в сторону. Затем отвернулся и что-то крикнул вглубь дома на своём языке.
– Тебе надо нормально поесть. Ты ел еду в доме?
– Там рыба была…
– Плохо. Но будет хорошо. Сейчас поешь.
Женщина принесла ему тарелку горячего супа. По большей части, в составе было мясо. Она улыбнулась. Поставила тарелку на стол возле кровати и положила ложку.
– Ешь, — сказал мужик — Потом пойдём к тому шаману. Пойдёшь с нами. Только так сможем найти его.
– Х… Хорошо.
– Тебе ничего не будет. Всё будет хорошо. Сейчас ешь.
Антон сел на кровати и приступил к трапезе. С каждой ложкой ему становилось всё лучше и лучше. Он слышал, как в соседней комнате толпились люди и что-то обсуждали. И, будто бы его караулили, стоило ему доесть, как в комнату вернулся мужчина и сказал «Всё, пошли».
Погода успокоилась. На улице немного потеплело. Ветра почти не было. Антон шёл неизвестным ему путём в известное место, в компании четырёх мужчин, включая старого знакомого. Он заметил, что у них на шее висят костяные амулеты.
– А мне не нужен амулет?
– Тогда мы его не найдём.
– То есть я, как приманка?
– Просто он тебя знает.
– А то, что я не знаю, куда идти – это нормально?
– Мы знаем. Но только с тобой дойдём.
– Примерно понял. А эт… ещё вопрос.
– Ага.
– С ним как-то связано чёрное облако и кривые люди?
– Это ты где такое видел?
– Там. В лесу. Где-то недалеко от избушки.
– Никогда такое не видел. Может быть, тебе показалось. Иногда что-то может показать тебе несуществующее. Как-то так.
Антону не наврали. Скоро они вышли к проклятой избе. От одного вида на неё Антоху тряхнуло. Он так же поискал тело Бори, но его или утащил кто, или оно было похоронено глубоко под снегом. Что характерно, вход в дом, как и прошлый раз, был расчищен.
– Тебе надо идти туда, – сказал мужчина.
– Одному?
– Всё будет хорошо. Ничего не случится.
– А что мне там делать?
– Там есть печь, да? Принеси оттуда угля. Он понадобится.
– Мм… Ну, хорошо.
На плохо гнущихся ногах Антон отправился к дому, потянул дверь на себя, и вошёл в обитель шамана, которая уже изрядно промёрзла. На столе валялась недоеденная рыба, а в кружке был лёд.
«Так…уголь, значит…»
– Ты здееесь? – раздался голос из дальней комнаты.
– А что? Когда нас много, ты уже не такой смелый?
Труп засмеялся.
– Ты хоть понимаешь, кого ты сюда притащил?
– Ну… людей из деревни. Хотя, мне тут многие говорят, что я ничего не понимаю. И вообще…
– Из деревни? ИЗ ДЕРЕВНИ? Нет у них никакой деревни.
Антон бросил своё занятие и заглянул в дальнюю комнату. Шаман лежал под своей тряпкой, будто прошлых событий и не было.
– Что ты имеешь в виду?
– Это здесь была деревня. Вот прям вокруг этого дома. Они делали что нужно для меня, а я для них. Если не делали, им было не очень хорошо, – он посмеялся, – А потом стали приходить те. Другие.
– Люди, которые сейчас пришли со мной?
– Да не люди они. Как будто были когда-то люди. Такие же. А эти просто их личину переняли.
– И что?
– И так и извели они мою деревню. А меня закрыли тут. Пока ты меня не побеспокоил.
– Ну, тебя стоит закрыть.
– А из тебя стоит сделать амулеты. Видел, у них на шеях. Это ж кости-то… не животных, — он засмеялся.
– Ты вот ответь, а Бориса-то ты за что так?
– Это он уже сам. Это было у него внутри. Это всё равно бы случилось.
– Ну, не тебе решать. Ты бы вообще…
– Слушай сюда. Ещё не поздно убежать. Но надо так, чтоб они не поняли.
– Куда бежать-то?
– Твоя машина стоит рядом. Она — в порядке. Ты её увидишь. Метели больше нет. Снег от окна отвалился, а ставни я открыл. Но они тебя не отпустят.
– И что ты предлагаешь?
– Сейчас выходи, кидай им мою рыбу. Только крикни, что это уголь. А потом беги через окно. У тебя будет время.
– Если обманешь, я тебя вместе с домом сожгу.
– У тебя не выйдет. В любом случае.
Антон подошёл к столу, взял побольше вяленой рыбёшки, затем приоткрыл дверь и кинул рыбу на снег, крикнув, «Вот вам уголь!». Особенно ничего в людях, с которыми он пришёл не изменилось. Но он заметил, что к рыбе они подошли так, будто их колени не гнутся, а их лица стали красными, как помидоры. Антон захлопнул дверь, закрыл засов и кинулся к окну. Ставни легко распахнулись, и Антон выбрался наружу. Он не знал, куда бежать, потому просто держал в голове, что машину он увидит. Один раз он всё-таки оглянулся и увидел, что возле дома мечутся его провожатые. Издалека походило на то, как если бы кто-то двигал статичные фигуры в пространстве.
«Как настольный хоккей прям. Или анимация стоп-моушн. Они замороженные что ли?».
Что было дальше, Антон уже не знал. И знать не хотел, кто победил в той схватке. Но машина ждала его. Целёхонькая. Завелась сразу же. Будто и не было всех страшных ночей, ужасных тварей и чёрной метели.
Внезапно для себя, Антон без проблем смог найти трасу. По картам, которые остались от Бори он смог вырулить на дорогу, которая вела его к безымянной деревне, где когда-то была свадьба. Без приключений точка «Б» была достигнута через несколько часов.
Николай и Вера были, мягко говоря, удивлены запоздалому гостю. Они, разумеется, не злились, но были очень встревожены. Они прошли в дом, и там засыпали Антона вопросами – где же Боря. Антоха им всё рассказал, как мог. Николай, конечно же, слабо поверил в услышанное, но Вера отнеслась с пониманием.
– Жаль, что мы его теперь уже и не найдём, – сказала она.
– Скорее всего. Я даже затрудняюсь сказать, где то место. Да и не хотел бы туда ехать, – ответил Антон.
Они долго говорили. Просидели допоздна. Запоздало отметили свадьбу, помянули товарища. Антохе предложили переночевать, он согласился. Впереди была долгая дорога, к тому же он не хотел садиться после алкоголя за руль. Да ещё и с мыслями, что что-то придётся объяснять Бориным родственникам. Но перед тем, как пожелать спокойной ночи, он подошёл к Вере и спросил.
– Мы там с Борей кое-что видели. В лесу. Перед тем, как попасть в дом шамана.
– Да, что такое?
– Какие-то люди танцевали вокруг костра. Только это были не совсем люди. А над ними вилось чёрное облако, и оно было как живое. Они как-то связаны с той странной деревней, с которой конфликтовал шаман.
– Нет. Это… Они видели вас?
– Тут у нас возле дома что-то странное, – подал голос Николай, смотревший в окно – Какие-то люди разожгли костёр. Все полуголые. Уродливые какие-то.
Антон услышал звук бубнов. И пение, созданное из жутких криков. Звуки становились всё громче.
— Сейчас я им дам! — Коля начал одеваться, чтоб выйти на улицу.
— Коль, это плохая идея, — Антоха попытался удержать друга, а Вера тем временем закрыла дверь за засов.
— Да чё такого-то?!
Хороший удар откинул Веру вместе с засовом. Дверь распахнулась. В комнату медленно начало заползать что-то чёрное.
Некро
Небольшое предисловие. Рассказ написан давно. Хотел его переписать, чтобы участвовать в конкурсе (не проходит по количеству знаков, маловат). Но, перечитав, понял, что история имеет законченную композицию, и ничего уже туда впихнуть без ущерба для текста, не получается.
А в конкурсе я участвовать все же намерен, со свежим, нигде не опубликованным прежде, рассказом. Он дописан. Но, до того, как выкладывать, хотелось бы узнать мнение читателей. Тот ли этот жанр вообще. Поскольку пишу я приблизительно в одном ключе, не делая упора на страхе. Действие свежей истории будет происходить в нынешнее время.
Некро
Меня зовут Некро.
Банальнейшая фраза. Три слова. Три логических ошибки.
Никто меня уже давно не зовет. И имя я выдумал. А самое главное - нет никакого "меня". Срок моего земного существования истек. Все скудно отмеренные сухие крупинки бытия давно покоятся в нижней части песочных часов. И только нездоровая жажда продления хотя бы видимости жизни, все еще сохраняет моё "я". Впрочем, ненадолго. Подписывая договор, я готов был идти на жертвы. Но не предполагал, что строчки, набранные мелким шрифтом, столь коварны. Самое мое большое разочарование после... Ну, можно догадаться, после чего.
Сейчас, разговаривая так, как будто передо мной реальный собеседник, я тоже о многом только догадываюсь. Все, что касается личного опыта, срезало, будто косой. Кажется, я носил форменный китель. Возможно, убивал. Почти наверняка - убивал. Но в данную минуту всё минувшее кажется далеким, туманным. Ненастоящим. Время, место, обстоятельства– условности, когда речь касается моего нынешнего существования. Устроившись на шпиле собора, я наблюдаю ежедневную суету. Сверху люди не более, чем муравьишки. И все их страсти, усилия, намерения, - столь же исчезающе малы. Если б они только знали, как иллюзорны деньги и чины, и на что в действительности стоит тратить силы!
Но все-таки дневная суета приносит разнообразие в мою... Короче, как-то отвлекает от фактов. Конечно, я бы предпочел видеть пустынный берег моря. Или пронизанный солнечными лучами лес, или... Но все великолепие пейзажей, все богатейшее разнообразие видов природы, видов, наполненных величием и безмятежностью, не для таких, как я. Не для меня. Я не могу оторваться от людской массы. Она - мое море. Я - чайка, высматривающая рыбу. Несколько минут созерцания– всё, что я могу себе позволить. Жаль, нельзя замереть навечно еще одной горгульей на парапете. И Контракт, подписанный в Чистилище, сомнительный повод для оспаривания в суде. Я так мыслю.
Чу! Кажется, есть! Лысоватый гражданин схватился за сердце и стал медленно оседать на брусчатку. И сразу три, видимых только мне, тени, метнулись к нему. Ох, мать твою, опять не успею– перехватят раньше. Но нет, оказываюсь у цели первым и с удовлетворением отмечаю как менее удачливые конкуренты, закладывая плавный вираж, возвращаются на свои наблюдательные пункты. Правила есть правила. А как же! Людской поток затормаживает бег, наткнувшись на неожиданное препятствие. Молодая женщина приподнимает голову моего клиента, вторая, постарше, в нелепой шляпке, сует ему под язык белый кругляш. Терпеливо жду финала. По условиям контракта я не могу вмешиваться. Никогда. Никак. Наконец, чаша весов склоняется. На этот раз– не в мою сторону. Гражданин розовеет, в глазах появляется осознанный блеск. Одним словом, жизнь продолжается. Ничего, я подожду. Удлинившимся крылом касаюсь, помечая объект небольшой светящейся зарубкой на сердце. Знак, который могу различить только я. Теперь буду за тобой присматривать, приятель. Ничего личного. Просто работа. Мужчина чувствует небольшую, саднящую боль за грудиной и морщится напоследок. Но это уже так– на публику. Ему помогают встать на ноги, спасительницы радостно отряхивают дорогой костюм. Все приятно оживлены и собой довольны. Лысоватый господин может следовать дальше– к жене и наваристому супу с клецками. А вот меня вторые сутки продолжает мучить голод. Все строго по договору. Страдания, причиняемые Сопровождающему, который вздумал отлынивать от своих прямых обязанностей, многообразны. Нет доставленных клиентов, и к голоду добавляется зной. Или стужа. Это уж кому как «повезет». После приходит черед боли. Боль имеет много градаций. Лишенные покрова плоти чувства очень чутко отзываются на натяжение ниточек в руках кукловода. В этой работе нет ни премий, ни вызовов на ковер. Друзей тоже нет. Ходить на чай к соседям не принято. Даже не потому, что нечем поглощать напиток. Просто каждый, подписавший контракт, как снайпер. Умирает в одиночку. Страстное желание продлить свое существование знаменуется очередным надувательством. Как и большинство обывателей, ты продолжаешь делать то, что тебе не нравится. И, в придачу, стремительно деградируешь. Нужда заставляет идти на такие меры, что даже темные крылья сохранить нет ни малейшей возможности. Свора бродячих псов, грызущихся за кость возле мусорного бака местной больницы - вовсе не собаки. Опустившиеся на самое дно, такие же жадные до жизни, как и я, существа. Совсем недавно они были Сопровождающими. С крыльями. Однако, оперенные плоскости - недопустимая роскошь на избранном ими пути. Что они тут делают? Из-за чего дерутся? Все просто. Псевдособаки из тех, кто выбрал ожидание у кормушки. Люди создали немало мест, где смерть отнюдь не внезапно упавшая капля, которую надо изловчиться подхватить на лету. В таких местах мертвая вода стекает ручейками, иной раз переходящими в мутные, грязные потоки. Войны, конечно, в этом смысле вне конкуренции. Поле боя - что может быть притягательнее для стервятника? Иногда проходит под другим названием– театр военных действий. Да-да, и "люди в нем - актеры". До поры, пока есть еще у них силы шевелить ручками-ножками. Потом - просто скучная посылка без обратного адреса. И желающих доставить ее куда больше, чем воронов или грифов, пирующих в округе. Да и не все стервятники, как вы уже догадались, птицы. Поэтому ни один Сопровождающий не может без содрогания смотреть на оружие. Оно такое... Такое...
Война - хоть и обильное, но все-таки ограниченное во времени кровопускание. Существуют еще казни. И скоростные автострады. И больницы. Настоящие фабрики, работающие как часы. Не всех же подряд вылечивают доктора. Особняком среди медицинских учреждений вот такие, мимо которых я скольжу невесомой тенью. Одна из собак вырвалась из ожесточенной своры - и стрелой юркнула в подворотню. В пасти едва различимый мерцающий комок. Вы всё правильно поняли, при этой больничке,– абортарий. Такой товар ценится много дешевле. Но зато он постоянно в наличии. Жизнь неважный бухгалтер, она постоянно списывает излишки.
***
Петр Сидоренко
Окованная железом дверь, закрываясь, хлопнула так, что с косяка осыпались кусочки старой выцветшей краски. Заплаканная девчушка лет тринадцати, в видавшей виды кофточке поверх линялого ситцевого платья, вздрогнула всем телом. Мужчина в форме вскинул голову, оторвав взгляд от бумаг. Он легко поднялся навстречу девушке и несколько мгновений пристально её разглядывал. Приятное открытое лицо его выражало радушие хозяина, встречающего давно ожидаемого гостя.
– Ну, не надо пугаться, маленькая!– для начала надо приободрить пичужку.
– Ишь какая, глазки на мокром месте, а все равно красивые. Крупные, выразительные, сияют как два яхонта из-под аккуратно расчесанной челки.
"Ох, тебе б поэтом родиться, Петро Сидоренко!"– это уже про себя.
Слегка приобнял за плечи, проводил к табурету. Была б возможность, пододвинул бы стул даме, как в ресторане франтоватый хлыщ. Только каземат - не харчевня. Контингент случается буйный. Так что вся мебель надежно к полу привинчена. А спина у девоньки теплая. Даже через ткань чувствуется. Кожа, небось, нежная...
"О деле прежде всего, о деле, майор, думай!"– одернул себя строго.
Достал из кармана конфету в жесткой обертке, протянул девочке. Пододвинул крепко заваренный горячий чай в солидно поблескивающем подстаканнике. Ради такого случая специально припас грузинский байховый. Чаинки пришли в движение, закрутив игрушечный смерч в янтарной глубине.
– Давай, родная моя... Успокойся. Чаю вот выпей. Много тебе пришлось пережить, знаю. Но ты зла на нас не держи. Сейчас мы с тобой посидим, поговорим. Во всем не спеша разберемся. У нас невиновных не наказывают!
– И папу... отпустите?– робко, будто боясь спугнуть удачу, откликнулась девочка.
"Отпустили уже. Душеньку на покаяние. Забавный был кадр, философ, хоть и военспец. Чуть что: "Я так мыслю...". Спиноза, бляха, хренов!"
Майор улыбнулся так душевно, так ласково, что у девушки сразу отлегло от сердца. Он сразу прочел это по глазам.
" Не зря, не зря сослуживцы прозвали "соловушкой". Не потерял Сидоренко квалификацию!"– похвалил себя, довольный произведенным эффектом. А вслух охотно откликнулся:
– Конечно! Только ты сама посуди– не могу я товарищам судьям сказать: "Отпустите обвиняемого, пожалуйста, граждане судьи, я вот с дочкой его покалякал, и она за него поручилась!"
Следователь жестом предупредил порыв девочки и продолжил:
– Суду доказательства нужны, Катенька, понимаешь? До-ка-за-тель-ства.
Последнее слово он произнес нарочито официально, подчеркивая каждый слог.
И, уже совершенно другим, дружеским тоном, завершил:
– Так что пей чай. И приступим к работе. Она нам предстоит долгая.
Захрустел разворачиваемый фантик. Девочка склонилась над чашкой. Мужской взгляд беззастенчиво, будто раздевая, быстро скользнул по фигуре.
"Эх, жаль в целомудренный треугольничек платья ничего рассмотреть не удалось. Однако, округлости под материей уже вполне наметились. Еще немного - и нальются соком яблочки наливные. Талия, бедра, ноги сильные. И икры - прям с ума можно сойти, какие икры!"
Когда Катя оторвалась от чашки она встретила всё тот же добрый, по-отечески заботливый взгляд. Только теперь на майоре были еще круглые очки в тонкой черной оправе. Да лоб покрывали мелкие бисеринки пота.
***
Некро
Два раза видел "поплавков". Тех, кто в Главный Момент не нуждаются в эскорте Сопровождающих. Гладкими, сияющими мягким светом, сферами они торжественно поднимаются вверх, к Солнцу. И хочется находиться рядом. Не потому, что как то зачтется. Просто в людях так мало красивого, настоящего. Так мало, что иной раз кажется, что и вовсе нет. А тут– величественная феерия. Не я один так считаю. Десятка два Крылатых обычно вьется вокруг всплывающих светляков. Возле сфер тепло и даже празднично. Жаль, что все быстро заканчивается. Шлейф за ними тянется из более тусклых, утончающихся нитей. Одна за другой, ниточки рвутся, где-то далеко-далеко, у самой земли. И звуки перетянутых гитарных струн, одна за другой не выдерживающих натяжения, наполняют пространство, вибрируя. Ноты догоняют друг друга, накладываются, переплетаются, образуют объемный узор, простой и изысканный одновременно. И затихают печально, послав последнее "прости" остающимся на земле. Еще выше, там, где наши крылья уже абсолютно беспомощны, шар раскрывается, как цветок. Счастливцы, оказавшиеся ближе к бутону, носят еще пару дней отметину на память. Чуть заметное окаймление из золотой пыльцы. Говорят, приносит удачу. Хотя какая удача у Сопровождающих? Вот и с меня слетает последняя золотая искорка на ветру, память о кратком свидании с чудом, затерявшись крохотным метеором в сгущающихся сумерках.
Во тьме все по-другому. Днем– летишь. Ночью– паришь. Крылья становятся частью ночи. И ночь проникает в них, как чернила в промокашку. Голод отступает, вытесняемый более интенсивным чувством. Сейчас я, наверное, похож на летучую мышь. Столько суеверий вокруг маленького зверька. И, подозреваю, все из-за нас.
Зов настигает меня совсем неожиданно. В нем нет ничего мистического или возвышенного. Он похож на приказ хозяина, определяющий нерадивому работнику новую повинность. Сопротивляться повелительному сигналу бесполезно, и я послушно следую предназначению. Зов приводит меня к гнезду на чердаке солидного здания. Ну что ж, здравствуй, новый дом, милый дом.
***
Петр Сидоренко
"Катя, Катя, Катерина, - напевал Петр вполголоса, снимая очень даже опасной бритвой с щек обильный слой мыльной пены, - имя ты мое услышишь из-под цокота копыт!"
Завтрак уже ждал на столе, когда он показался из ванной. Домашние никогда не задавали ему вопросов. Фразы "Куда?", "зачем?", "когда вернешься?" имели место в других, параллельных мирах. Бытие разведчика целиком определялось теми задачами, которые ставило перед ним руководство. Во всяком случае, именно в таком ключе офицер предпочитал вести разъяснительную работу в кругу семьи. Неизменно находя в лице домочадцев благодарных слушателей и безупречных последователей сих нехитрых правил.
Близкие его прекрасно понимали. Работа по разоблачению врагов народа требовала полной отдачи. И не вина Петра в том, что вредители и заговорщики не знают ни выходных, ни праздников. А то, что не делится майор с ними государственными секретами– время ж такое, что так оно даже и лучше. И ему не с руки, и им жить спокойней.
Майор Сидоренко вышел из дома рано утром. Одетый в гражданский костюм, он вполне мог сойти за рабочего, решившего навестить в воскресенье деревенскую родню. Никакой военной выправки, никаких взглядов свысока на толкающихся локтями в трамвае граждан. Ничем не примечательный обыватель покинул вагон на конечной остановке, благополучно смешавшись с толпой. Народ направился к городскому кладбищу, и мужчина не стал отрываться от людской массы.
***
Некро
А ведь передо мной вовсе не приют Крылатого! Гнездо чересчур миниатюрное для нашего брата. Все понятно. Когда Сопровождающий не справляется со своими обязанностями, его определяют в пару к Шептуну. Когда-то и они были людьми. Наверное. Изредка Сопровождающие сбиваются в стаю и делятся сплетнями. Почему-то один из самых упорных слухов, слух о том, что самые отчаянные Шептуны бывшие проповедники.
По природе своей Шептуны– паразиты. Как клещи. Или пиявки. Хотя внешне твари больше походят на крысят. Проникают в самую мизерную щелку. Впрочем, гранит, бетон и сталь им тоже не помеха. Они грызут. Все подряд грызут. Не из-за голода. Из-за непрекращающегося никогда зуда в зубах. Это и стимул, и наказание одновременно.
Зуд прекращается только на время работы. Существа, похожие на крыс, провокаторы. Они склоняют людей к принятию роковых решений. Им тоже запрещено вмешиваться напрямую. Никаких толчков на рельсы, бросания черепицей с крыши или подпиливания ступенек на лестнице. Оружие Шептунов– голос. Едва заметный на фоне повседневных, обыденных дум, но весьма навязчивый речитатив. Иногда человек достаточно силен, чтоб противостоять чужой воле во время бодрствования. Но потомки Адама нуждаются во сне. А еще они не прочь сытно поесть. Утоляя жажду перебродившим виноградным соком. Иной раз так крепко перебродившим, что взалкавший валится с ног, забывая себя. Вот только облюбовавший жертву Шептун его не забудет, он всегда настороже. Сопровождать крысы не способны. Но способны получать удовольствие от мук ведомого. Иной раз Шептун намеренно оттягивает Главный Момент, если чует в подопечном потенциал. Наверное, можно сказать, что он привязывается к жертве. Совсем как ребенок к интересной кукле. До тех пор, пока игрушка находит в себе силы потакать жестоким капризам хозяина, конечно.
Мой Шептун совсем несмышленыш. Он еще толком и не умеет ничего. Вон он притаился в самом углу гнезда. Совсем и не крыса, скорее мышонок с крохотными агатами глаз-бусинок. Я вытягиваю крыло и дотрагиваюсь до шерстки на лбу. Мягонький!
Вдруг меня пронизывает ток. И я смотрю на пыльный чердак уже через переплетение веток. Смотрю из глубины гнезда! Надо мной нависает огромная крылатая тень, протянувшая свою уродливую перепончатую конечность ко мне. Страшно! Но лишь на краткий миг. Потому что уже через секунду я– снова я. Стою меж высохших потрескавшихся стропил и касаюсь лба трусливого шептунишки кончиком крыла. Если б мог, расхохотался! Напугал сам себя. Ну как же! Сопровождающего узрел! Как будто есть что сопровождать!
А может это и есть удача? Конечно, не та, о которой грезят люди. И не та, что в почете у бесплотных. Но все одно– удача! Попал бы к матерому Шептуну и навечно остался рабом. Сопровождающие не водят дружбы с зубастыми по одной причине. Если Шептуну нечего грызть, он принимается за партнера. И сбросить его с шеи очень трудно.
***
Петр Сидоренко
"Кажется, сегодня какой-то праздник", - равнодушно отметил Петр. Но на самом деле его истинные мысли были очень далеки от религиозного календаря. Миновав ограду, майор сразу же свернул к боковой аллее, ведущей на опушку леса. В силу профессии офицер прекрасно знал окрестности, без труда определив оптимальный маршрут подхода к точке. Через лес, по натоптанной тропинке, до насыпи узкоколейки. Рельсы с насыпи сняли сразу же, как только в карьере прекратили добычу известняка, а шпалы оставили. Идти по ним не слишком удобно, но местных грибников это не пугает. Впрочем, нынче не сезон, и встретить нежелательного свидетеля шансов немного. Шум крыльев над головой на секунду отвлек путника от дум. Ему почудился легкий удар по плечу и на миг даже показалось, что нахальная ворона нагадила на куртку.
"Дураки верят, что к счастью!" - выругался про себя майор. Идейный атеист с идеальным послужным списком, в приметы, безусловно, не верил. Он верил, скорее, в аккуратность и последовательность. Бегло осмотрев одежду, мужчина не нашел никаких следов птичьей несдержанности. Сидоренко хмыкнул, поглубже надвинул кепку с большим козырьком, оправил поношенную куртку, в левый карман которой заботливая супруга положила пару пирожков с картошкой, завернутых в вощеную бумагу.
"Повезло мне с ней,– майор споро вышагивал меж сосен,– и лишнего не спросит, и обязанности свои знает получше дневального". Мужчину охватило приятное возбуждение. Полчаса пути, и …
***
Некро
Голод вернулся. И, как на зло, ни единого Отбывающего. В таких случаях остается проверять помеченных. И Шептун тут может оказать неоценимую услугу. Мой хоть совсем мал, но голос у него вполне отчетливый. Попробовать подсадить на плечо позавчерашнему сердечнику? Пусть вкладывает нужные слова в голову. Не так уж и сложно, не надо уговаривать, часами напролет увещевать. Всего лишь подкинуть пару сомнений. "Выключил ли газ на кухне?", "не разлюбила ли жена", "позволит ли начальство взять отпуск летом?" Не факт, конечно, что сработает. Но попытка - не пытка. Шептун впивается коготками в загривок, и я легко поднимаю нас в небо. Хватка у мышонка необычайно крепкая. И, надо признать, болезненная. Где же ты, где, наш кандидат? Крылатый чувствует того, на ком он поставил крест издалека. А, вот и он, уверенной, энергичной походкой направляется по своим делам. Даже не верится, что еще вчера этого человека отделяла от Главного Момента какая-то ничтожная малость! Вот он забирается под металлическую крышу, которая рывками тащится по стальным полозьям. Транспорт сверху похож на ползущую гусеницу. Шептун возится, пробираясь ближе к затылку. Ему не терпится пустить в ход мелкие пилки зубов. Потерпи немножко, малыш. Наш приятель пока вне досягаемости. Закладываю широкий круг, перебирая потоки воздуха, как деревенская девка пряжу.
Полет пьянит, притупляя на время чувство голода. "Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать!" - всплывает откуда-то из глубины. Не могу вспомнить... Да и ни к чему. Мужчина уже покинул убежище на колесах и вполне себе бодро устремился к... Кажется, это называют иронией судьбы. Подопечный направился прямиком на кладбище! Рановато ты, друг. Пикирую к земле и точным броском отправляю мышонка к его первой добыче.
***
Петр Сидоренко
"А вдруг девчонка не придет? Испугается и не придет?– мысль была такой неожиданной, что Сидоренко едва не запнулся за крупный булыжник. Он, как на грех, торчал скалой из песка в том месте, где отсутствовала одна из шпал. - На костер утащили, гады, что-ли?"
"В бога душу мать вашу!"– в сердцах чертыхнулся майор, сбившись с ритмичного шага. Он остановился перевести дух, прислушиваясь к участившемуся сердцебиению. Хоть врач на службе и не нашел ничего серьезного, осмотрев его после внезапного приступа, но все-таки осторожность не повредит. Нащупал в кармане брюк пузырек с пилюлями. Приложив пальцы к запястью, посчитал пульс.
"Ничего, в пределах нормы. Обойдемся без аптеки пока. А девчонка придет. Обязательно явится! Другие же приходили. И постарше. И помоложе. Предпоследний вообще был мальчик".
Тут Сидоренко одернул себя.
"Не было этого!"
"Нет, было!" - упрямо отозвался невидимый собеседник.
" А коли и было, так никто не узнает! Ночью то случилось, от дороги проезжей далече. А болота там нехоженые, глубокие. Пошел за клюквой, да сгинул волчонок, выкормыш оппортунистический!"
"Убивец", - без всякого осуждения, почти ласково пропел тоненький голос.
"Клавка у меня тогда болела долго. По женски. А мужику ж без этого никак невозможно!"– Сидоренко вдруг поймал себя на мысли, что оправдывается. Он, офицер! Привыкший выслушивать такие вот сопливые признания по дюжине раз на дню! И перед кем?
"Значит, мало тебе девок недозрелых показалось, так ты еще и мальчонку,– нежными переливами журчали слова, обтекая железобетонные доводы майора, - испоганил".
"Да причем здесь он! Случай просто подвернулся! Я и не устоял!"
"Не пофартило, выходит, тебе, Петро, с вражинами. Не оказалось среди них такого, у кого дочурка в самом соку, да на все, ради родителя, готовая?"
Петро промолчал, широко, через одну шпалу, шагая по насыпи. Лицо его раскраснелось от жара, глаза лихорадочно забегали, будто в надежде отыскать меж березок да елей тот железный, непробиваемый аргумент, который перевесит нелепые обвинения так не к месту проснувшейся вдруг совести. Он потянул ворот тужурки, и прохладный воздух слега остудил напряженную шею.
"Так ведь ты их обманывал всегда. Всегда, слышишь, Сидоренко? Первой пообещал, что отца выпустят, если бумаги нужные найдутся. Помнишь, как помогал искать их, в пакгаузе шумного вокзала? А она вот никогда не забудет!"
Мужчина стиснул зубы, упорно продолжая свой путь.
"Следующую, без затей, пригласил на сеновал, неподалеку от правления колхоза. Чтобы задать вопросы наедине. О ее бате, председателе. Ох, что это были за вопросы! А потом и вовсе разошелся. От безнаказанности и вседозволенности. Да о тебе книгу писать можно! Мне больше всего эпизод с клятвой верности нравится. У боевого красного знамени. На коленках. Жена-то небось, себе такого не позволяет, да, Петро? Ты ж её, поди, уходя на работу, в губы целуешь?"
За грудиной поселилось ощущение, будто ребра, проседая внутрь, в пустоту, вот-вот оторвутся от кости.
"А ну как прознают твои партийные товарищи, что ты тем самым полотнищем, на котором капли их крови, подтирал?"
"Не прознают!– не удержавшись, зло выплюнул из себя Петр, вместе с комком горькой желчи, поднявшейся из утробы.– Не скажут никому шалавы малолетние! Постыдятся. И побоятся. Да и не поверит им ни одна душа! Кто я! И кто - они. Слово офицера-разведчика против наветов отродья тюремного! А то, что не помог сволочам-папашам ихним, так и по делом! Иных еще и поглубже в дерьме притопил, стараниями дочерей-шлюшек. А то государство у нас слишком гуманное! Сыновья не ответчики за отцов! Зато дочери - ответчицы. И, ай-яй, какие попадаются ответчицы среди них! Вызывал бы и вызывал их, слушал бы да слушал!"
Сердце бухало паровым молотом в кузне, липкий пот покрыл поясницу и живот, дыхание вырывалось из легких со свистом, будто убегал майор от жестокого охотника, поклявшегося сдернуть с него шкуру.
***
Некро
Я с удивлением понял, что великолепно слышу слова Шептуна. И не только слышу, чувствую каждую эмоцию! Какой диалог! И я еще собирался что-то подсказывать мелкому! Откуда у него такой талант к вытаскиванию наружу чужих тайн? Откуда? Неужели правда, что лучшие Шептуны получаются из служителей культа, умудрившихся сохранить часть своих навыков после Перехода? Да без разницы. Цель оправдывает... Что - оправдывает? Забыл. Наверное, все оправдывает. Все. Особенно тогда, когда желудок вот-вот вывернется наизнанку. Нет, умом я понимаю, что никакого желудка у меня нет и быть не может. Но от этого ни на грамм не легче! Давай, мышонок, давай!
Мост через овраг появился после поворота насыпи, как курьерский состав перед подгулявшим обходчиком. Внезапно. На мосту девочка, обернутая ситцевым платьем. Ветер сильно облепил ее фигуру, придав ей непередаваемую грацию, балансирующую на остром лезвии между скульптурой и танцем. Между покоем и движением. Между покорностью судьбе и острой жаждой жизни. Она была прекрасна в своем искреннем порыве. Прекрасна и беззащитна. "А ведь казенный мерзавец не пощадит её!– пронеслось в голове.– Даже если это будет его последний и решительный. Даже если "после" у него кровь хлынет из ушей и мышца в груди превратится в один сплошной рубец.
Словно услышав мои мысли, мужчина ускорил шаг, едва не сбросив увлеченно продолжавшего вещать что-то Шептуна, с плеча. До меня долетели лишь обрывки: "Возьми... она уже никому ... будет пищать как последняя..."
"Да они сейчас заодно!"– осенило меня. Два хищника, почуявшие кровь. Один, развратный и жадный и второй, расчетливый и глумливый, слились в единую плоть. Кентавр, циничный, похотливый, смертоносный, вздымая комья земли, вырвался на бетон моста. Жаль, что мы не в сказке. И другой берег не спасет девочку. Жаль.
"Тебе-то что за печаль?– отозвался голос столь явственно, что я вздрогнул.– Пусть порадуется паршивец, получит свое на прощание. А то, что девице не жить - что с того? Одной бабой больше, одной меньше. Все тебе в плюс!"
Вот так. Ничего и делать, оказывается, не надо. Даже смотреть не обязательно. Ни один Сопровождающий не пропустит секунды, в которую случается Главное. Останется подхватить и донести. Ничего сложного. Даже с двойным грузом справлюсь без натуги. Они ж как мешочки с перьями. Хотя нет. Девушка, возможно. А с наследством лысоватого гражданина повозиться придется.
Треск разрываемой ткани нарушил размышления. Я уже набрал высоту, сам не заметив того, но все-таки звук больно резанул по ушам. Внизу козлоногий сатир прижал к стальным перилам юную нимфу. Против моей воли крылья распахнулись, как паруса. И я перестал быть чайкой, высматривающей мелкую рыбешку с мачты. Прижал конечности к туловищу и ринулся вниз камнем, лишь чуть подправляя траекторию кончиками крыльев. Правила? Да к дьяволу правила!
–Бах!– бренная мужская плоть, объятая перепонками, перелетает чрез ограждения моста, как мяч, отправленный рукой бдительного голкипера выше створки ворот. Падая на дно, я успеваю подумать, что, возможно, был неплохим стрелком. Отличный результат. Мишень поражена. Пострадавших нет. В смысле– девочка осталась стоять на мосту. А остальные... Мертвым падение не повредит. А то, что один из них был до того ... не совсем... Так это пустая формальность. Как и проклятый Контракт. Я так мыслю.
«Вот кому надо Баркера иллюстрировать!» — Жуткие и мрачные рисунки художника Вергвокторе
Представляю вашему вниманию жуткую макабрическую вселенную художника, известного под псевдонимом Вергвокторе.
О нём мало что известно, но ходят слухи, что он начал рисовать после смерти в семье.
На рисунки углем Вергвоктора повлиял польский художник и фотограф Здзислав Бексиньский. Здзислав известен своими сюрреалистическими и апокалиптическими картинами, включая сцены смерти и пейзажи с искаженными телами и скелетами, созданными с большим вниманием к деталям.