Бунд бл*дь
Пичет. Минусы вернули вроде как а в лучшем какая-то херня в 60%.
В браке (сожительстве) мужик живёт один, но держит «собаку» - женщину. Женщина (в идеальном случае) - «друг человека», беззаветно преданная мужику «собака» («меньший брат»).
«Женщина держит собаку» - заводит ребёнка или любовника или даже держит своего мужа за собаку. Муж не даёт жене держать собаку - не даёт ей заводить ребёнка, любовника и сам отказывается служить жене, как пёс.
Женщина - Спартак, периодически поднимающий "восстание Спартака". Женщина заводит собаку - проявление в ней бунтарских, изменнических настроений, своеволия, инакомыслия. Мужчина (естественно) по мере сил подавляет в женщине это стремление взять власть в свои руки.
Позволить жене завести собаку - позволить двое-властие в доме. Мужик, позволяющий жене заводить собаку, ребёнка или любовника, рубит сук, на котором сидит.
Если мужчина САМ желает уйти от жены, он поступает с точностью до наоборот - поощряет (не запрещает) заведение женой ребёнка, собаки, любовника.
Например, для чего мужчина делает женщине ребёнка? Чтобы ему было легче уйти от неё (к другой женщине).
"Мать-одиночка" - довольно устойчивая (стабильная) конструкция. А "одинокая женщина" - ущербная, нестабильная. Мужчине психологически легче сделать женщину "матерью-одиночкой", чем "одинокой женщиной".
Соответственно, мужчине психологически легче (при прочих равных условиях) уйти от "дамы с собачкой", чем от дамы без собачки. Мужчине психологически легче уйти от дамы с любовником, чем от дамы без любовника.
К сожалению, не знаю про них ничего. Но даже одного взгляда достаточно, чтобы понять... это НАСТОЯЩИЕ ГЕРОИ! ДОСТОЙНЫ УВАЖЕНИЯ! СОГЛАСНЫ? А ВЫ ЧТО ДУМАЕТЕ?
------------
Здесь расположен виджет для сбора донатов на цель автора. Он пока не работает в приложении, но мы обязательно это исправим!
------------
Многие восхищаются современными фильмами, где сюжет завязан на событиях, происходящих в одном помещении. Оно и понятно, такое может увлечь, только если актёры смогли вывезти, – что ещё можно показать в одном помещении, кроме ярких характеров героев.
Один из таких фильмов, который держит в напряжении от начала и до конца, представляя нам события, происходящие во времянке на строящемся объекте, это советский фильм 1974 года – «Премия».
Жанр фильма – производственная драма.
В ролях - плеяда великих советских актёров: Леонов, Джигарханян, Янковский и многие другие.
Хочется отметить, что хотя трудовое законодательство современной России и несёт на себе серьезнейший отпечаток КЗОТ СССР, тем не менее, сейчас такие разборки между работодателем и работником трудно себе представить.
И всё же нам как работникам тут стоит обратить внимание на то, как работодатель выкручивается и делает лицо кирпичом, несмотря на то, что его ловят на служебном подлоге; какие приёмы работодатель применяет, чтобы разбить коллектив работников, впрыскивая в их ряды отраву сомнений и взаимных претензий, и вбрасывая информацию, которая начинает разделять людей. Интересно и то, как рабочие с этим справляются и как выходят из ситуации. Сегодня эти приёмы нисколько не изменились. А потому, смотрим и запоминаем!
Приятного просмотра!
(с) Межрегиональный профсоюз Рабочая ассоциация, Санкт-Петербург.
Я недавно уже вспоминал, как хотел гитару, а оказался в Лондоне. Но именно гитарный вопрос тогда задело по касательной. Настало время для подробностей.
В каком-то возрасте мальчишки-подростки делятся на две большие группы: одни мечтают про ветер в харю и рычание мотора, а другие — про рокот струн и вопли в микрофон. Я, как понимаете, попал во вторую категорию, и попал крепко. Открыв для себя сначала русский рок на кассетах, потом рок зарубежный на виниле, а следом рок альтернативный на CD, ваш покорный слуга влип, словно кузнечик в янтарь. Узрел цель, и у цели этой было шесть струн.
Сказать, что я хотел гитару, было преуменьшением в духе "я кинул атомную бомбу, и она бумкнула". Я вожделел, томился, жаждал и страдал. Ночами мне снилось, что я захожу в магазин музыкальных инструментов и разнузданно тарюсь на все деньги. В любых гостях я первым делом включал гитарный радар, безошибочно определял, на каком шкафу пылится искомое, и решительно шёл на пеленг. Отобрать у меня объект страсти значило нажить врага.
Но родня свято верила, что гитаризм головного мозга, если ему потакать, ведёт к разгильдяйству, наркотикам, пьянству, невосторженному образу мысли и — о, ужас! — длинным волосам. В чём-то они оказались правы. Когда дедушка, сам большой любитель музыки, тайком всё же задарил мне на Новый Год вполне приличную акустику, я с ужасом осознал, что "маловато будет". Теперь я хотел электруху.
Но тут предки встали стеной, предварительно запугав дедушку отлучением от дачи. Если с акустикой я мог рассчитывать на аудиторию максимум в пару одноклассников, то электруха означала выход на сцену, погружение в богемную жизнь, разгильдяйство, наркотики... Список всё тот же. Иные варианты развития событий не рассматривались. Складывалось впечатление, что меня не столько оберегают от дурных перспектив, сколько на них программируют.
Так оно и вышло. В первой своей банде я начал тайно бренчать ещё в школе, украдкой починив пылившуюся за кулисами "Аэлиту". Поступив в Политех, я влился в местный рок-клуб, наврав родне про вечерние курсы английского. То терзая одолженный у приятеля Washburn, то отжимая у одногруппника лежавший без дела Telecaster, я был счастлив.
Случились и алкоголь, и вещества, и патлы до плеч — подростково-юношеский бунт, бессмысленный и беспощадный. Всё, чем запугивали, то и сбылось. Кроме, как ни парадоксально, электрогитары. Я имею в виду, СВОЕЙ электрогитары. Играя на чужих инструментах, я всё время ощущал себя ненастоящим. Всего лишь притворяющимся, а не подлинным и цельным.
Версию с подарком от близких я перестал рассматривать сразу же. Единственной возможностью добыть искомое оставалось заработать и накопить. Увы, яростное погружение в андеграунд ничуть не мешало мне оставаться наивным и доверчивым мальчиком. Родня цепко следила за моими заначками, выуживала их под любыми благовидными предлогами, а если я начинал упираться — доставала учебник по манипуляциям.
В ход шло всё: просьбы, слёзы, угрозы, шантаж. До сих пор помню, как отец торжественно вручил мне абсолютно ненужный на тот момент ноутбук — при том, что стационарник у меня уже стоял, а таскать с собой портативку было особо некуда, — и выяснилось, что на это пошло всё содержимое моей же копилки. Ещё и обвинил в неблагодарности, когда не узрел восторгов. А когда я неосторожно ляпнул, что сдам ноут по гарантии, верну деньги и куплю таки гитару — пригрозил, что расхреначит её об асфальт.
Но времена меняются. В семье случился раскол: мать с отцом крепко рассорились и хоть не развелись, но разошлись и разъехались. Оставшись со мной и в некотором смысле теперь от меня завися, мать начала пересматривать свои принципы. В какой-то момент и длинные волосы, и поздние репетиции, и ночные концерты попали в категорию "ну ты уже взрослый, сам решай, как тебе жить". Правда, откладывать и копить стало ещё сложнее. Всё же воспитывали меня с определёнными приоритетами, где слова "семья", "забота", "долг" звучали громко, часто и убедительно.
А потом я остыл. Просто в какой-то момент почувствовал, что струн и правда всего шесть, нот семь, а аккорды повторяются. Ходить на репетиции стало досужей обязанностью, да и на сцене теперь шарашил не адреналин, а слишком яркие софиты прямо в глаз. Я взял паузу, пересел за звукорежиссёрский пульт, освоил звукозапись, сведение и основы мастеринга. Потом понял, что оттягиваю неизбежное, и просто попрощался. Со всем сразу.
Но однажды я проходил мимо небольшого музыкального магазина, и что-то дёрнуло заглянуть. Зайдя, я разговорился с продавцами, пересказал свою историю, оборжал драму жизни. Один из ребят покачал головой и отошёл к стенду, где висели электрогитары.
— Вот, попробуй, — вручил он мне нечто рыжее, буйное, непокорное. — На ценник не смотри. Звучит она минимум в два раза дороже.
Я проторчал в магазинчике не меньше часа. Денег у меня с собой не было, но гитара не отпускала. С трудом разжав пальцы, я в помрачении добрался до дома, а с утра вытряс заначку и рванул обратно. И хоть сейчас я уже не так часто достаю эту красотку из чехла, меня греет мысль, что она у меня есть. Моя гитара. СВОЯ гитара.
Сколько раз мы уже такое видели? Как можно объяснить такое настырное желание совершить переворот и разрушить страну, и так находящуюся в сложном положении? Вот уж действительно, умные учатся на чужих ошибках.
Для ЛЛ: "Рабский бунт" это бунт ради протеста, а не ради поиска решения, т.к. подчинен правилам, делающих людей зависимым от него. У такого проявления детской позиции нет конструктивной формы, нет альтернатив на случай провала, он ни на что, коме самовыражения и возможности жалоб на обстоятельства, не направлен.
Дальше 707 слов, длительность чтения ~4 мин. В основе изучения - мой конспект лекций по трансакционному анализу.
В ТА есть понятие "жизненный сценарий" — это бессознательный план жизни, заложенный в раннем детстве, сформированный под влиянием родительских предписаний и разрешений (о них напишу позже). Он состоит из решений, которые в детском возрасте подтверждаются через взаимодействие с окружающими.
Одним из таких сценариев является "сценарий неудачника" — человека по жизни сопровождают сплошные неприятности, которые воспринимаются как нечто, от чего невозможно избавиться. Ему кажется, что он заранее знает, что у него что-то не получится. Поэтому человек может сам себе и другим бессознательно создавать препятствия, но объяснять это "злым роком" и демонстрировать то, что он несчастный заложник обстоятельств.
Это может быть следствием того, что когда-то этот человек принял установки типа:
"Будь послушным" (не выражай несогласие).
"Делай, как говорят" (не анализируй, следуй правилам).
"Ты ничего не можешь изменить" (смирись с обстоятельствами).
"Жертвуй собой" (твои потребности не важны).
В случае столкновения с внутренним конфликтом, вызванным таким сценарием, человек может выбрать "антисценарий" - противопоставление себя этим предписаниям.
Одним из способов это реализовать в стремлении освободиться от сценарных ограничений и является бунт (или протест), который выражается в следующем:
Отрицание авторитетов: отвержение любых форм власти, даже конструктивных. Отрицание общепризнанных правил, социальных норм.
Радикальная автономия: отказ от сотрудничества, компромиссов, стремление к полной независимости.
Разрыв связей: изоляция или агрессивное дистанцирование от семьи, друзей, общества.
Импульсивность: спонтанное, необдуманное поведение, основанное "назло" предписаниям.
Антисценарий иногда просто заставляет человека действовать ЗЕРКАЛЬНО, и вместо "подчиненного" он становится "вечным бунтарем", но при этом в режиме противодействия остаётся зависимым уже от потребности выражать свой протест.
Если бунт неосознанный, он превращается в ту же зависимость, только с другой стороны.
Признаками такой детской позиции бунтующего человека, выражающейся в антисценарном поведении, будет являться следующее (в скобках дана привязка к контексту):
Он протестует "назло" (хотя знает, что способен игнорировать).
Его больше волнует борьба, чем результат (он знает, что эффективнее для своей психики "пройти мимо", а не бунтовать).
Его поведение импульсивное, а не стратегическое (задеты личные чувства, зависть, ревность и т.д.).
Он не хочет слышать другие мнения, даже если они логичны. Бунт "завязал" его на объект протеста (как только в конце появляется ссылка, читатель обесценивает то, что могло показаться ему интересным в начале).
Он чувствует, что если согласится с чем-то, значит проиграет (что-то не дает ему отпустить ситуацию с рекламой личных социалок, будто это его персональная борьба против агрессии, направленной лично против него).
Его решения — это просто противоположность тому, что ему навязывали (ссылка на tg кажется навязывает по ней пройти, хотя никто не лишал его выбора отказаться от этого).
Кстати, знаете почему здесь я употребляю местоимение "он", а не "я" или "ты"? Так я пытаюсь избежать влияния когнитивного искажения под названием "ошибка атрибуции" - это когда поведение других обосновывается их личными качествам, а причина собственного поведения перекладывается на окружающие обстоятельства.
Если будет написано "Вы протестуете", боюсь восприятие будет слишком личное и искажено тем, что читающий подсознательно будет искать оправдание своему собственному протесту во внешних обстоятельствах будто кто-то другой в этом виноват. Хотя на самом деле протест и бунт - личная реакция, не зависящая от внешних причин.
Бунт - это не всегда плохо, но важно, чтобы он вёл к свободе, а не к зависимому сопротивлению.
Настоящая свобода наступает когда человек не просто отрицает прежние установки, а осознанно выбирает путь и стиль жизни.
Когда взрослого человека что-то бесит, он или перестает обращать на это внимание, или находит конструктивный способ это изменить. В контексте ненависти к ссылкам на tg маркером отвязки от "рабского бунта" будет спокойное игнорирование, понимание, что есть возможность делать выбор и оценивать материал независимо от наличия ссылок.
А в контексте жизненных ситуаций, скажем, в случае с нелюбимой работой, для "взрослого бунтаря" будет характерно вот что:
Он не тратит свою энергию на "войну", а принимает решения и берет за них ответственность.
У него есть альтернатива и план, что делать после протеста или если вдруг он не сработает.
Он способен сотрудничать, идти на компромиссы, а не только противостоять.
Он не только против чего-то, но и за что-то.
Он может взаимодействовать с системой, если это ему выгодно.
Он создает новые возможности (увольняется, переучивается, пробует свои силы в разных сферах, а не строит из себя жертву обстоятельств и бросается в жалобы на всех вокруг).
Как-то так.
___________________________________________
Надеюсь было интересно и ссылка на мою тележку не обесценит качества поста. Если ссылки раздражают не читайте подписи под чертой. Кстати, моя статья "Почему читатели ненавидят ссылки на личные социальные сети авторов" на мой взгляд хорошо иллюстрирует этот "рабский бунт".
Сама возможность существования мифа о терпении и покорности русского народа - вещь довольно странная. Спросим у себя хотя бы следующее: чего ради коммунисты создали такую беспримерно мощную карательную машину, такую неслыханную в мировой истории тайную политическую полицию и с их помощью умертвили десятки миллионов своих же сограждан? Неужели из чистого садизма? Вряд ли. Может, с целью уменьшить толчею на стройплощадке коммунизма? Непохоже.
Я слышал, правда, и такой ответ: всякий тоталитаризм держится на поиске врага и устрашении, вот коммунисты и устрашали. Данная гипотеза плохо вписывается в подлинные события советской эпохи. Запугивание действенно, если доводится до сведения каждого. Таким оно было в гражданскую войну, когда большевики печатали в газетах и вывешивали на заборах списки расстрелянных и взятых в заложники. Но когда душегубы начинают действовать предельно скрытно, существование концлагерей (не говоря уже о числе казнимых) становится государственной тайной, репрессии яростно отрицаются, а официальное искусство и идеология изо всех сил изображают счастливую, жизнерадостную и практически бесконфликтную страну, это означает, что запугивание отошло на второй план, а на первом встала другая задача - истреблять тех, кто враждебен воцарившемуся строю, кто сопротивляется либо способен и готов к сопротивлению, кто ждет или предположительно ждет своего часа. Не будем себя обманывать: чекисты видели врагов. С помощью самого чудовищного в истории «профилактического» террора они тайно ломали потенциал народного сопротивления.
Не ясно ли, что для целей простого устрашения количество жертв этого террора было бесконечно избыточно? Приходится признать: сила карательного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия. Это противодействие редко прорывалось на поверхность, не имело шанса заявить о себе, быть услышанным и увиденным. Чем дальше, тем оно больше становилось подспудным, пассивным, инстинктивным, но коммунисты все равно не смогли его одолеть - ни во времена коллективизации, ни во времена «бригад коммунистического труда». Сколь бы долог ни был путь коммунистов к поражению, этот путь был предопределен именно тотальным «сопротивлением материала».
Загнанное внутрь, сопротивление вылилось в формы неосознанного саботажа, превратив все затеи большевистских вождей в пародию и карикатуру на первоначальный замысел. Оно отразило процесс постепенного тканевого отторжения Россией большевизма из-за их биологической несовместимости. «Сопротивление материала» во всех его формах отменило саму возможность коммунизма. В конечном счете, именно оно - не иностранные армии, как в случае Германии, Италии или Японии - вернуло в Россию свободу.
Но может быть период строительства «измов» как-то нетипичен для нашей истории? Что ж, давайте вернемся к истокам этой строительной деятельности, к событиям 1917 года и порожденных ими долгой гражданской войны. Кровавость этого периода также едва ли говорит о тяге ее участников к непротивлению. Никак не свидетельствует о такой тяге и гражданская война 1905-07 годов. Весь российский ХХ век можно рассматривать как продолжение и развитие событий этих двух непримиримых гражданских войн.[2] Основы (если так можно выразиться) поражения коммунистов были заложены во время «главной» гражданской войны 1917-20 годов.
Большевистское руководство было убеждено, что их военную победу (на которую они поначалу мало надеялись) увенчает появление принципиально нового общества - общества без товарно-денежных отношений и вообще денег. Новое общество не будет ведать «имущественного рабства», в нем исчезнет институт наследования, мгновенно отомрут необоснованные потребности и, самое главное, будет действовать строжайшая система учета и распределения всего и вся. Эта система выявит точные соответствия, эквиваленты трудовых усилий, например, врача и пастуха, чтобы каждый был вознагражден в соответствии с затраченными усилиями. И всем станет хорошо. Но ни к чему подобному, как мы знаем, военная победа большевиков в гражданской войне не привела, оставшись военно-карательной, террористической победой.
С точки же зрения собственных идеалов, коммунисты закончили гражданскую войну тяжелейшим поражением - нэпом. Они просто не совладали с населением страны. Нэп уже сам по себе означал крушение коммунистического проекта. Вся дальнейшая история СССР представляла собой сочетание слабеющих попыток воскресить этот проект (во все более редуцированных версиях) с оппортунистическим приспособлением власти к наличному народу. Хотя, конечно, и народа к власти - никуда не денешься.
Встречное приспособление народа позволило коммунистам - через четыре десятилетия после захвата власти! - пойти на ощутимое сокращение размаха деятельности своей карательной машины. К тому времени она перемолола значительную часть населения страны, но, как мы теперь хорошо знаем, так и не сумела сделать коммунизм необратимым.
ХХ-й век не уникален в истории России. Сколько ни углубляйся в наше прошлое, к какому его отрезку ни обратись, постоянно бросается в глаза, особенно на фоне остальной Европы, действие фактора, который писатель Трифонов вынес в заголовок своего исторического романа. Имя этого фактора - нетерпение. Россия - едва ли не мировой чемпион по части народных восстаний, крестьянских войн и городских бунтов.
Непокорность отличала не только низы общества, но и его верхи. По удачному выражению ветерана Радио «Свобода» Фатимы Салказановой, «списки сибирских ссыльных за последние два века доказывают, что российское общество всегда противостояло авторитарной власти» (Русская мысль, 6.11.97). Вникая в подробности политических и общественных столкновений и противостояний почти на всем протяжении отечественной истории, видишь, что они почти неизменно разгорались именно на почве нетерпеливости (может быть, даже чрезмерной) русских. Мы - народ, мало способный, сжав зубы, подолгу смиряться с чем-то постылым, если впереди не маячит, не манит какое-нибудь диво. Когда же наш предок видел, что плетью обуха не перешибешь, а впереди ничто не маячило и не манило, он уезжал, убегал искать счастья в другом месте.
Кстати, именно эта черта русского характера сделала возможным заселение исполинских пространств Евразии. Как писал историк Л.Сокольский («Рост среднего сословия в России», Одесса, 1907), «бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России». Будь русский народ терпеливым и покорным, наша страна осталась бы в границах Ивана Калиты и, возможно, развивалась бы не по экстенсивному, а по интенсивному пути. В школьные учебники истории как-то не попал тот факт, что земли на Севере, Северо-Востоке, за Волгой, за Камой, к югу от «засечных линий» - короче, все бессчетные «украины» по периферии Руси - заселялись вопреки противодействию московской власти, самовольно. В 1683 дело дошло до царского указа об учреждении «крепких застав» против переселенцев, но и эта мера оказалась тщетной. Государство шло вслед за народом, всякий раз признавая свершившийся факт. «Воеводы вместо того, чтобы разорять самовольные поселения, накладывали на них государственные подати и оставляли их спокойно обрабатывать землю» (А.Дуров, «Краткий очерк колонизации Сибири», Томск, 1891).
Помимо невооруженной крестьянской колонизации была колонизация вооруженная, казачья. Заповедь «С Дона выдачи нет», да и вся история казачества, этого глубоко русского феномена, слишком известны, чтобы об этом рассказывать здесь. Отдельную главу нашей истории составляет трехвековое сопротивление миллионов (миллионов!) старообрядцев всем попыткам заставить их перейти в официальную конфессию.
Восстания и крестьянские войны имели место, конечно, и в Европе, но в целом народы стиснутых своей географией стран проявили за последнюю тысячу лет неизмеримо больше долготерпения, послушания и благоразумия, чем мы. Они научились ждать и надеяться, класть пфениг к пфенигу, унавоживать малые клочки земли и выживать в чудовищных по тесноте городах. Они стерпели побольше нашего - стерпели огораживания, «кровавые законы», кромвелевский геноцид, истребление гугенотов, гекатомбы Тридцатилетней войны, они вырыли еще до всех механизаций почти пять тысяч километров (это не опечатка!) французских каналов и вытесали в каменоломнях баснословное количество камня ради возведения тысяч замков, дворцов и монастырей для своих господ, светских и духовных. Они и сегодня не идут на красный свет даже когда улица пуста.
Именно в европейской истории мы сталкиваемся с примерами «труднообъяснимого» (как выражается г-н Грачев) смирения и покорности. Труднообъяснимого именно с русской точки зрения. Особенно поразил меня, помню, один английский пример - и не из «темных веков», не из времен первых «огораживаний», а из XIX века. Герцогиня Элизабет Сазерленд (Sutherland) вместе со своим муженьком, маркизом Стаффордом, добившись прав практически на все графство Сазерленд площадью 5,3 тыс. кв. км, изгнала оттуда (около 1820 года) три тысячи многодетных семейств, живших там с незапамятных времен. И эти люди покорно ушли![3]
Мы уже не услышим народные голоса прошлого, они не расскажут, каково им было в жизни. Поэтому не возьмусь выносить суждение, какой народ был удачливее. Нет у меня и ответа на вопрос, хорошо или плохо то, что нас, русских, так и не выучили ходить по струнке. Но есть и нечто, не подлежащее сомнению: заявления о покорности «вечно страдающего» русского народа, которые и по сей день нет-нет, да и всплывают брюхом вверх то в одном, то в другом журналистском тексте, можно объяснить лишь невежеством заявителей.
Горянин Александр, «Мифы о России и дух нации», Издательский дом: «Pentagraphic, Ltd», 2001г.