СССР первым в мире запретил лоботомию. Через год после вручения Нобелевки "за открытие терапевтического действия" этой варварской операции на людях. В то время, как в США и других странах с "развитой медициной" лоботомию практиковали даже на улице в специальных фургончиках, Баба-Яга, то есть СССР, был против. Развитие науки и наследие великих физиологов Сеченова и Павлова не позволяли. Советский подход был в сохранении и восстановлении функций мозга, а не в его разрушении.
Как же оправдывали рассечение мозга? Авторы методики уверяли: "Мы видим, что она помогает!" Они заявляли, что от операции больше пользы, чем вреда. Особенно в психушках, где всякие макмёрфи переставали буянить. А джентльменам принято верить на слово.
Главный апостол лоботомии, Уолтер Фримен, устраивал шоу-операции.
Шоу Уолтера Фримена
Его фишкой были путешествия по Америке в своём фургоне, прозванном "лоботомобиль", где он проводил сеансы исцеления в полевых условиях. Он упростил процедуру и поставил её на поток: вместо сложной и долгой трепанации черепа Фримен разработал трансорбитальную лоботомию.
Она выполнялась фактически ножом для колки льда (позже он немного его модифицировал и назвал орбитокластом). Инструмент вводился под веко, пробивал тонкую костную пластинку глазницы и затем рассекал волокна лобных долей. Доктор Фримен успел прооперировать около 3500 пациентов. Из них 2500 "ледорубным" методом.
Самой известной оперированной стала 23-летняя Розмари Кеннеди, сестра будущего президента США Джона Кеннеди.
Розмари Кеннеди: красавица до чудовища
У неё были сложности с обучением и эмоциональные проблемы, которые в статусной семье считались "неуправляемым поведением". Её отец, поверив в "передовую" методику, настоял на новаторском "лечении" дочери.
Розмари оперировали в университетской клинике. Девушка была в сознании. Доктор Фримен и его партнер хирург доктор Уоттс соблюдали свой привычный протокол. В мозге нет болевых рецепторов, поэтому Розмари предложили во время операции читать молитву, петь и рисовать. В момент, когда хирург разрезал мозг, пациентку будто подменили: она начала что-то бормотать, а потом перестала двигаться. Огонёк превратился в вареный овощ. Розмари потеряла способность ходить и говорить, её интеллект рухнул до уровня двухлетнего ребенка. Она стала тяжёлым инвалидом и провела остаток жизни в закрытом учреждении.
Розмари Кеннеди, редкое фото после операции
У других прооперированных, как и у Розмари, появлялся и прогрессировал психоорганический синдром – это потеря воли, снижение критики, апатия и утрата способности к планированию. Во многих случаях развивалось приобретённое слабоумие (деменция). Пациенты становились тихими и послушными не потому, что выздоровели, а потому, что их мозг был разрушен.
В то время как СССР прекратил эту практику в 1950 году, в США и других странах мракоделие продолжалось ещё долго. Что подчеркивало фундаментальные проблемы с медицинской наукой и организацией систем здравоохранения.
А потом появился аминазин. А потом Джон Кеннеди стал президентом США. А потом бабахнула книга "Пролетая над гнездом кукушки". В ней лоботомия главного героя Макмёрфи показана как орудие уничтожения личности.
И через два десятилетия после Бабы Яги лоботомию почти полностью запретили в большинстве стран. Это после 100 000 прооперированных пациентов. В вопросах гуманности и сохранения мозга СССР, опираясь на наследие великих физиологов, оказался прав. Причём с огромным временным запасом.
Лоботомия забирала не просто кусочки мозга. Она душила песни, стирала рисунки и отнимала разум. Сегодня медицине доступны другие инструменты. Мы, врачи, всё бережнее относимся к мозгу. А песни и рисунки не исчезают, а даже наоборот.
Лоботомия стала самой страшной ошибкой в истории современной медицины. И в истории Нобелевки.
Одним из самых обсуждаемых событий на международной внешнеполитической арене стало то, что президента США Дональда Трампа прокатили с Нобелевской премией мира, о которой он так мечтал. Ну очень уж хотелось нынешнему американскому лидеру поставить в своей биографии ещё и галочку, что он Нобелевский лауреат. Честолюбие и ничего более. Но это его право.
Однако в истории вручения премии есть и более курьёзный случай, связанный с американскими политиками. Правда, там никого с премией не прокатывали. Наоборот — вручили. Только не за реальные заслуги, а скорее авансом.
Дело было в 1973 году, в разгар войны во Вьетнаме. И лауреатов было сразу двое: Генри Киссинджер, госсекретарь США, и Ле Дык Тхо, член политбюро Северного Вьетнама. Награждали их за якобы достигнутые успехи в деле прекращения этой войны, а именно за Парижские мирные соглашения, которые обещали конец войны во Вьетнаме. Но церемония, которая должна была состояться в Осло 10 декабря 1973 года, обернулась фарсом.
Несмотря на достигнутое «бумажное» перемирие, на деле война как шла, так и продолжала идти, и конца этому не предвиделось. Если кто не помнит, то в действительности она закончится лишь в 1975 году. В декабре 1973-го же, в дельте Меконга и приграничных зонах всё ещё гремели перестрелки, южновьетнамские самолёты сбрасывали бомбы, а Вьетконг вёл партизанскую войну. Боевые действия возобновились ещё до того, как США вывели свои войска, что тоже должно было произойти по условиям мирных переговоров.
Соглашения, которые изначально были лишь хрупким перемирием, а не миром, трещали по швам. Это было настолько очевидно, что двое членов Нобелевского комитета, не желая участвовать в спектакле, даже подали в отставку, назвав награду «позором». Сам Киссинджер даже отказался лететь в Норвегию, чтобы не стать мишенью для антивоенных активистов, и согласился принять премию заочно.
В отличие от Киссинджера, его партнёр по премии, Ле Дык Тхо, тоже остался в Ханое, но есть нюанс. Вьетнамский член политбюро вовсе отказался принимать премию — ни заочно, ни очно, никак, — объяснив это тем, что война продолжается (кто бы мог подумать).Но на этом трагикомедия даже не собиралась прекращаться. В мае 1975 года, после падения Сайгона, под давлением общественности и журналистов, Киссинджер отправил в Норвегию телеграмму, в которой аккуратно попытался «вернуть» премию. Теперь этот факт часто преподносится как пример невероятной благородности и честности экс-госсекретаря. Однако сам он понимал, что премию у него обратно никто не заберёт, так как правила не предусматривают возврата и ничем не рисковал. Разумеется, так оно и вышло.
Но и это ещё не всё. Сразу после награждения он объявил, что прямо от всей своей широкой души жертвует свою долю премии — 65 000 долларов (около 460 000 в 2025 году) — на стипендии для сирот вьетнамской войны. Однако его благотворительный порыв длился недолго. В 1975 году, после падения Сайгона, он заморозил свой фонд для сирот, заявив, что «не хочет ассоциироваться с проигранной войной». Деньги, которые должны были пойти детям, вернулись на его счёт к 1977 году. Критики, включая прессу (Time, 1976), заклеймили его лицемером. Но не думаю, что он сильно переживал по этому поводу.
Ну а для ценителей, в моем канале в ТГ есть еще. Например про город в современной Европе, застывший с средневековье https://t.me/geographickdis/308 или про «Марию Целесту»: корабль-призрак, без единого человека на борту https://t.me/geographickdis/149 Не ругайтесь за ссылку, такие посты делаю я сам, ни у кого не ворую и потому думаю что это честно. Тем более это лишь для тех, кому интересно. Надеюсь на ваш просмотр и подписку. А интересного у меня много. Честно. Если подпишитесь, или хотя бы почитаете, то для меня это лучшая поддержка автора. Спасибо
Приходит Моня Рабинович из школы домой в слезах: - Мама, меня назвали жидовской мордой! - Привыкай, сынок, ты будешь жидовской мордой в школе, в институте, в аспирантуре... Зато когда ты получишь Нобелевскую премию, тебя назовут великим русским учёным!
24 мая исполнилось 85 лет со дня рождения самого известного русского поэта последних десятилетий, нобелевского лауреата Иосифа Бродского. За без малого 30 лет после его смерти о Бродском было написано множество исследований и воспоминаний, снято несколько десятков документальных фильмов – такого пристального внимания больше не удостаивался ни один современный стихотворец.
Бродский являл собой довольно редкий ныне тип поэта-мыслителя, чье творчество определяет скорее трезвый разум, чем эмоции и подсознание. И тем не менее эмоции вокруг него бушевали всегда и продолжают бушевать: несколько лет назад либеральная интеллигенция попыталась предать поэта анафеме как «носителя имперского сознания», когда вспомнили о его едком стихотворении «На независимость Украины». Но, как и в случае с другими классиками, отказывающийся от Бродского в первую очередь обкрадывает самого себя.
Капитанский сын
Воспитанный во вполне обычной советской семье, Бродский вырос необычным советским гражданином. Таких людей, как он, воспевал кинематограф: свободных, горячих, принципиальных, способных на решительные поступки. Но в реальной жизни от граждан СССР требовалось совсем другое – быть тихими, послушными, не высовываться, ходить строем.
Отец поэта Александр Бродский был военным фотокорреспондентом, в Великую Отечественную 1он дослужился до звания капитана 3-го ранга. В конце 1940-х заведовал фотолабораторией при Центральном военно-морском музее, а позже ему удалось организовать факультет фотожурналистики при Ленинградском доме журналиста и стать его деканом.
Мать Мария Вольперт работала бухгалтером, а во время войны – переводчицей в лагере для немецких военнопленных. Ее родная сестра Дора Вольперт играла в Большом драматическом театре. Иосиф мог бы пойти по типичному пути для еврейского мальчика из интеллигентной семьи: школа, институт или университет, хорошая должность, но вместо этого случился «разрыв шаблона». Учился он не слишком прилежно, часто менял школы, в седьмом классе остался на второй год. Больше всего ему нравилось в школе на Обводном канале среди детей рабочих, «потому что мне опротивела эта полуинтеллигентная шпана», пояснял поэт.
«Погорел на астрономии»
После седьмого класса Бродский, вдохновленный морской романтикой и рассказами отца, пытался поступить во 2-е Балтийское училище, «где готовили подводников»: прошел медкомиссию и сдал экзамены, но помешала национальность. Юношу отправили заново проходить врачей, и те внезапно обнаружили у только что признанного здоровым Бродского массу болезней, несовместимых со службой на флоте.
Пришлось вернуться в школу, но она ему вскоре окончательно опротивела. Делу помог и один из учителей, буквально возненавидевший нашего героя. В итоге 15-летний Иосиф как-то просто вышел из класса посреди урока и больше в школу не возвращался. У него не было даже справки о среднем образовании. Позже он пытался сдать экзамены за десятилетку экстерном, но «погорел на астрономии».
Нетипичный еврейский юноша устроился фрезеровщиком на завод «Арсенал». Потом Бродскому взбрело в голову стать нейрохирургом, и с присущим ему радикализмом свой путь в медицине он решил начать с работы в морге. Однако оттуда будущему нобелевскому лауреату пришлось уйти, после того как обезумевший от горя цыган попытался его убить, увидев вскрытые трупы своих маленьких детей. От нападавшего Бродский отбивался хирургическим молотком.
Затем была работа в котельной, а после нее – несколько лет участия в геологических экспедициях, куда брали всех, кого не пугали спартанские условия. Для Иосифа это была возможность и попутешествовать, побывав на Белом море и в Восточной Сибири, и заработать, и пожить в вольных условиях. Там же случились и его первые, скажем так, романтические опыты. «Мы часто останавливались на лесоповальных пунктах, а там постоянно бывали какие-нибудь расконвоированные бабы. И сразу же начиналось!» – вспоминал Бродский.
Живой Дзержинский и другие
Именно в экспедициях его впервые посетила мысль сочинять стихи. Бродский в целях самообразования много читал, но заняться творчеством ему в голову не приходило. Все изменила книжка Владимира Британишского, ученика любимого Бродским Бориса Слуцкого, также работавшего в геологических экспедициях и воспевавшего их. Прочитав ее, Иосиф подумал: «На эту же самую тему можно и получше написать». И начал сочинять. Ему было 18 лет, обычно поэты стартуют в более юном возрасте.
В Ленинграде Бродский сблизился с кругом беззаботных ровесников, читавших модных в то время Керуака и Гинзберга (в оригинале или подпольных переводах: официально их в СССР не издавали) и называвших себя битниками: Алексеем Хвостенко (Хвостом), Леонидом Ентиным (Енотом), Леоном Богдановым и другими.
Хвост, впоследствии заметная фигура русского авангарда, помогал Иосифу учить английский, вскоре Бродский стал одним из главных англофилов в русской литературе. Энергичный Ентин был первым пропагандистом творчества Бродского. Услышав ранние стихи Иосифа, Енот, по словам очевидцев, произнес историческую фразу: «Пока в России есть такие вот рыжие, все будет кипеть!»
Начинающий поэт часто вызывал у окружающих не восторг, а ироническую улыбку: не столько из-за самих стихов, сколько из-за специфической, завывающей манеры чтения и еще больше из-за желания мучить своим творчеством всех, кто окажется поблизости. «Мы, конечно, поначалу очень смеялись над Бродским. Но Хвостенко потом сказал, что не хочет больше смеяться», – рассказывал поэт Анри Волохонский, широкой публике известный как автор слов песни «Аквариума» «Город золотой».
Бродский большинство ленинградских битников тоже не жаловал. «Ему не нравилось, что молодые люди много пьют, а то и покуривают, ленятся и творят меньше, чем могли бы», – вспоминала литературовед Татьяна Никольская. Бродский и сам был не прочь выпить, но всегда знал меру: ему был важен самоконтроль.
Но зато от неформалов он научился глубочайшей аполитичности, которой позже так восхищал окружающих. В том кругу поэтов и художников было принято жить, как бы не замечая советской власти, а не противопоставлять себя ей, как делали диссиденты. Хвост и друзья существовали в собственной реальности, составленной из искусства античности, Средних веков, Ренессанса, редкостей русской литературы вроде первого романиста Нарежного, а также джаза и художественного авангарда.
Неосведомленность Бродского относительно реалий советской жизни была столь вопиющей, что казалась притворной. «Он был уверен, что Дзержинский жив. И что "Коминтерн" – название музыкального ансамбля. Он не узнавал членов Политбюро ЦК», – вспоминал Сергей Довлатов.
Детский мир
Подходящую себе компанию Бродский нашел, войдя в группу ленинградских поэтов, которую позже прозвали «ахматовскими сиротами». Остальные участники группы – Евгений Рейн, Анатолий Найман и Дмитрий Бобышев – были на четыре-пять лет старше и, соответственно, опытнее. Как видно из прозвища, эта четверка была связана с Анной Ахматовой, и в 1961 году Рейн, который, как тогда считалось, «открыл Бродского», привез молодого Иосифа в Комарово и представил гранд-даме русской поэзии.
Друг Бродского филолог Ефим Славинский считал: «У меня гипотеза такая, что если бы Бродский вовремя, в 20 лет, не познакомился с Рейном, Найманом и Бобышевым, то не было бы такого Бродского, которого мы знаем. Они к тому времени состоялись как поэты, а он пришел зелененький. Он писал тогда под Пабло Неруду. Они развивались до конца 1970-х, а он только начал разворачиваться. Вот если бы он познакомился тогда не с ними, а с Евтушенко, например? Это был бы другой человек».
В годы хрущевской оттепели в СССР поэзия была чем-то вроде рок-н-ролла на Западе: выступления Евтушенко и других молодых знаменитостей собирали огромные залы, за сборниками стихов выстраивались очереди. По всей стране существовала масса литературных объединений, где «питомцы муз» оттачивали свое мастерство. Распространенным явлением были поэтические вечера в молодежных кафе, домах культуры: стихи не только читали, но и горячо обсуждали. Звучала поэзия и в компаниях, собиравшихся частным образом, ведь, помимо официально признанных авторов вроде Вознесенского и Ахмадулиной, эпоха 1950–1960-х дала десятки имен талантливых, но не имевших возможности печататься поэтов: Роальда Мандельштама, Станислава Красовицкого, Леонида Аронзона, Виктора Сосноры, Геннадия Айги и других.
В отличие от русских битников, принципиально не желавших ни публиковаться, ни вообще вступать в какие-либо отношения с официальной культурой, «ахматовцы» были не прочь прославиться. Другое дело, что их стихи не соответствовали канонам советской литературы, поэтому была найдена лазейка – искусство для детей.
Оно в те годы стало прибежищем для многих неофициальных поэтов и художников. Первые, идя по стопам обэриутов Даниила Хармса и Николая Олейникова, писали детские книги, как Рейн или москвичи Генрих Сапгир и Игорь Холин, а вторые иллюстрировали их, как концептуалисты Виктор Пивоваров или Илья Кабаков. Бывали и мультфильмы, например «Паровозик из Ромашково» со стихами Сапгира или «Стеклянная гармоника» с рисунками Юло Соостера.
Видимо, понимая, что все дети – маленькие авангардисты, власть позволяла детским издательствам и журналам определенные шалости и вольности. Так, в 1962 году стараниями друга Бродского Льва Лосева, тоже поэта, но работавшего на официальной должности редактора в детском журнале «Костёр», состоялась первая публикация нашего героя – стихотворения «Баллада о маленьком буксире». Диссиденты увидели в ней «пронзительную тоску автора по невозможности выехать за железный занавес, за пределы России», а более вдумчивые читатели – стоический патриотизм: любящий свою работу и ощущающий свою нужность в порту буксир прощается с уходящими иностранными кораблями, говоря: «Я обязан остаться возле этой земли... остаюсь, не жалея, там, где нужен другим».
Охота на «трутня»
Были и другие детские стихотворения, а также переводы иностранных авторов – все, что мог позволить себе опубликовать в Советском Союзе автор, не желавший идти на компромиссы в творчестве. А тем временем в неофициальной среде молва о новом гении росла как снежный ком. Прочитав в 1963 году «Большую элегию Джону Донну», Ахматова сказала: «Иосиф, вы не представляете, что вы написали».
Но власти решили, что оттепель затянулась и форточку со свежим воздухом пора прикрыть. Началась борьба с инакомыслящими. В начале 1964-го Бродского, которым уже несколько лет интересовался КГБ, арестовали и судили согласно указу о тунеядстве 1961 года. Основанием для вердикта стало то, что пишущий стихи и публикующий переводы поэт не был нигде официально трудоустроен.
Незадолго до этого под такой же суд попал и друг Иосифа Хвостенко, но тот отделался легко: ему «присудили» поступать в институт. Процесс же над Бродским, инспирированный фельетоном «Окололитературный трутень» в газете «Вечерний Ленинград», сделали показательным: поэту влепили максимальный срок – ссылку на пять лет «с привлечением к труду по месту поселения». Власти видели, что из неофициальных поэтов он самый активный, и решили на нем отыграться.
Но все пошло немного не так, как рассчитывали ленинградские партийные бонзы. Процесс тайно стенографировала писательница Фрида Вигдорова – ей удалось записать лишь начало, прежде чем ее выгнали и случились, по словам поэта, «самые драматические, самые замечательные эпизоды». Но и то, что удалось зафиксировать, производило сильное впечатление.
«Судья: А какая ваша специальность? Бродский: Поэт. Поэт-переводчик. Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам? Бродский: Никто (без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому?»
Вскоре текст Вигдоровой попал на Запад. Эта стенограмма стала известна не менее, чем стихи Бродского.
Глава биографии
Из пяти назначенных лет поэт провел в ссылке полтора года, работая в совхозе «Даниловский» деревни Норенская Архангельской области. После застенков питерских «Крестов» и освидетельствований в психиатрических клиниках она казалась ему чуть ли не пасторалью: можно было спокойно читать и работать. А в это время об освобождении молодого поэта ходатайствовали Ахматова, Шостакович, Маршак, Паустовский, Твардовский. Последний записал в своем дневнике: «Парнишка, вообще говоря, противноватый, но безусловно одаренный, может быть, больше, чем Евтушенко с Вознесенским вместе взятые».
Иосиф Бродский с Евгением Рейном и крестьянами деревни Норенской, 1964
Когда к делу подключился французский философ и писатель Жан-Поль Сартр – в то время едва ли не главный защитник советского строя на Западе, – чиновники решили не портить отношения со столь ценным попутчиком и Бродского выпустили на свободу. Можно сказать, что на волю он вышел уже звездой. «Какую биографию делают нашему рыжему», – заметила Ахматова еще во время судебного процесса. Репрессиями власть, как это часто бывает, обеспечила невероятную рекламу своей жертве. В год освобождения Бродского в Америке вышла без его ведома первая книга опального гения – «Стихотворения и поэмы» (1965).
Для поэта помельче ссылка и шумиха вокруг нее могла бы стать пиком карьеры, но для Бродского она была лишь одним из этапов пути. Он не строил из себя героя-мученика и говорил: «Мне повезло во всех отношениях. Другим людям доставалось гораздо больше, приходилось гораздо тяжелее, чем мне».
От Бродского ждали диссидентских выпадов, но он сосредоточился на стихах, которые с каждым годом выходили все лучше. Его любовная лирика тех лет питалась болезненным романом с художницей Мариной Басмановой. У пары родился сын Андрей, ему дали фамилию матери, с отцом у него отношения не сложились. Несколько лет назад журналисты разыскали долгое время старавшегося не привлекать к себе внимания Басманова и выяснили, что стихам Бродского тот предпочитает творчество Эдуарда Лимонова. Это иронично, учитывая, что поэты относились друг к другу с неприязнью.
За «воротами Отечества»
Публиковаться Бродскому в СССР по-прежнему было нельзя, зато на Западе интерес к нему не ослабевал. В 1970 году в Нью-Йорке вышла подготовленная уже самим автором книга «Остановка в пустыне». В это время советские власти опробовали новый метод борьбы с инакомыслящими – давать им разрешение на эмиграцию или высылать принудительно, предлагая альтернативу: отъезд или тюрьма. В 1971 году такое «предложение» от КГБ получил ленинградский художник Михаил Шемякин, а в 1972-м дело дошло и до Бродского.
Иосиф Бродский в Пулково в день высылки из СССР, 1972
За границей его уже ждали. Бродскому не пришлось мыкаться в поисках работы, как большинству эмигрантов. В Вене, куда прилетали самолеты из Москвы, его встречал Карл Проффер, американский славист и основатель издательства «Ардис», выпускавшего русскую литературу. Проффер и другие почитатели поэта помогали ему обустроиться в Америке. Вскоре Бродский получил место «поэта-резидента» в Мичиганском университете.
Оказавшись на Западе, Бродский сразу же пресек попытки использовать его фигуру в политических целях, заявив в одном из первых интервью: «Я не стану мазать дегтем ворота Отечества». Он осуществил свои давние мечты – от путешествий по миру до управления самолетом (вскоре после приезда в США поэт выучился на пилота). Бродский успел лично познакомиться со своим кумиром, поэтом Уистеном Оденом, застав того в последний год жизни.
Англо-американский классик написал предисловие к первому сборнику стихов Бродского на английском языке и вообще хлопотал о молодом коллеге. «Благословение Одена изначально вознесло Бродского на недосягаемую высоту», – констатировала американская писательница и философ Сьюзен Зонтаг.
Одной из главных тем для размышлений Бродского в американский период стал язык, не только как пространство, в котором существует поэт, но и как сила, определяющая его мышление и саму жизнь. «Язык больше или старше, чем время, которое, в свою очередь, старше и больше пространства», – писал Бродский в эссе «Поклониться тени», посвященном Одену.
Эссе Бродского некоторые любят больше его стихов. В них мысль поэта, не связанная правилами стихотворной игры (пусть даже Бродский был виртуозом обращения с этими правилами), завораживает своей меткостью, а иногда непредсказуемостью.
В сторону Нобеля
После страстей, которые вызывала поэзия в Советском Союзе, Америка казалась равнодушной к этому виду искусства, как и ко всему, что нельзя хорошенько монетизировать. Лучшим вариантом для стихотворца было существовать на зарплате при каком-нибудь университете – так делал и Бродский. В отличие от многих других советских литераторов-эмигрантов, жаловаться на недостаток внимания он не мог. Американские слависты, респектабельные соотечественники вроде танцора Михаила Барышникова, местные литературные авторитеты вроде Дерека Уолкотта или Сьюзен Зонтаг, семья художественного директора издательской корпорации Condé Nast Александра Либермана – круг общения Бродского в США был элитарным.
Александр Галич, Галина Вишневская, Михаил Барышников, Мстислав Ростропович и Иосиф Бродский. Вашингтон, 1975
Поэтому присуждение ему Нобелевской премии в 1987-м стало неожиданностью только в СССР, где Бродский в глазах многих продолжал оставаться «окололитературным трутнем». Премия еще больше повысила его статус, открыв возможность для реализации давней задумки – проекта по популяризации поэзии среди простых американцев. По инициативе Бродского было издано несколько тысяч поэтических сборников, которые раскладывались в отелях, как это делают с Библией.
Бродский помогал и некоторым друзьям – по его протекции Сергея Довлатова напечатал авторитетный журнал The New Yorker. С прочими мог вести себя иначе: когда Эдуард Лимонов, в те годы малоизвестный поэт и автор скандального романа «Это я – Эдичка», попросил Бродского дать ему рекомендацию, то получил текст, из которого узнал, что он – современный Свидригайлов.
Бродский с Нобелевской премией по литературе. Стокгольм, 1987
Колючий характер Бродского был общеизвестен. Он мог быть резким, нетерпимым и воинственным. «В последние годы его авторитарность бросалась в глаза, но должен сказать, что в молодости желание настоять на своем, сломить чье-то несогласие было ничуть не меньше», – писал Анатолий Найман.
Бродскому было присуще то, что можно назвать «интеллектуальным мачизмом», стремлением во что бы то ни стало доминировать в разговоре, в компании. В кругу преданных почитателей, глядевших ему в рот и готовых терпеть любые уколы, это было несложно.
Компаний же, в которых он не мог главенствовать, Бродский избегал. Тот же Найман вспоминает, как однажды Иосиф поспешил покинуть дружеское собрание, где тон задавали насмешливые поэты-острословы вроде Владимира Уфлянда или Леонида Виноградова: «Тогда Бродский был в этом не силен, чувствовал себя, уступая другим, неуютно». В таком кругу даже спешный уход Бродского стал поводом для шутки: «От нас ушел большой поэт!»
Впрочем, некоторые друзья знали его нежную и заботливую сторону. Знала ее и любовь поэта последних лет, ставшая его женой Мария Соццани, итальянка с русскими корнями, родившая Бродскому дочь Анну-Марию.
Бродский с женой Марией и дочерью Анной на шведском острове Торе, август 1994
Перестройка упразднила железный занавес, и в гости к Бродскому потянулись его старые ленинградские и московские друзья. Сам он на родину возвращаться не спешил и так в итоге и не вернулся – знаменитая строчка «на Васильевский остров я приду умирать» не стала пророческой. Умер Бродский у себя дома в Нью-Йорке от инфаркта: болезни сердца преследовали его с молодости.
Похоронить себя завещал в Венеции, на улицах которой происходит действие единственного прижизненного российского документального фильма о поэте «Прогулки с Бродским», показанный по телеканалу «Культура» уже после смерти поэта, в 2000 году, как цикл из пяти частей «Бродский. Возвращение».
Не зная Брода
Бродский не боялся скандалов и любил резкие и провокативные высказывания. Ему, как и всякому ценящему глубокую и смелую мысль, доставляло удовольствие иной раз поддеть ту «полуинтеллигентную шпану», которая, получив формальное образование, превратилась в лидеров общественного мнения, по сути, оставшись носителями узкого, трафаретного взгляда на мир. Он мог ошарашить «культурного» собеседника матерным анекдотом, да и сама его поэзия при всем ее тяготении к классицизму – это не чинные тексты для института благородных девиц, частенько она бывает откровенно хулиганской.
Бродский был колючим и при жизни, а уж в нынешнюю эпоху «сверхчувствительных людей» блогеры обнаруживают, что он-де был и сексистом, и имперцем, да кем только не был.
Особенно много шума поднялось несколько лет назад вокруг стихотворения «На независимость Украины». На фоне присоединения Крыма к России определенная часть публики бросилась выискивать и клеймить «имперский дух» в русской литературе, и недвусмысленное поэтическое высказывание Бродского, датируемое началом 1990-х («Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго: скатертью вам, хохлы, и рушником дорога»), вызвало у многих оторопь, учитывая, что поэт был одной из «священных коров» либеральной интеллигенции.
Фрагмент стихотворения «На независимость Украины»
«С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи! Только когда придет и вам помирать, бугаи, будете вы хрипеть, царапая край матраса, строчки из Александра, а не брехню Тараса».
Это стихотворение относилось к числу малоизвестных, а некоторые даже уверяли, что это фальшивка. Однако видео, на котором Бродский читает его в 1992 году, положило конец спорам. Начались другие: «Как он мог?» Кто-то считал этот поступок поэта «неудачной шуткой», кто-то проводил фрейдистские параллели с обидой мужчины, брошенного любовницей, а кто-то злорадствовал, что «рукопожатные и неполживые» лишились своего кумира.
Думается, всех этих комментаторов автор, скорее всего, припечатал бы парой крепких фраз. Как при жизни, так и после смерти толпа не может простить Бродскому его предельный индивидуализм – свободу быть частным независимым лицом и говорить все, что считает нужным и как считает нужным, не раскланиваясь перед какими бы то ни было институциями. Всей своей жизнью он отстаивал право на этот свободный от обязательств перед коллективом голос и, как видно, остался не понят даже теми, кто считает себя любителем и знатоком его творчества.
Согласно правилам, лауреат должен был прочесть лекцию в пределах 6 месяцев после вручения премии, но из-за напряжённой политической обстановки Горбачёв смог это сделать лишь в июне 1991-го.
В своей лекции Горбачёв подчеркнул стремление народов СССР «быть органической частью современной цивилизации, жить в согласии с общечеловеческими ценностями, по нормам международного права», но вместе с тем сохранить свою уникальность и культурное разнообразие.
Эти слова остаются актуальными и сегодня. Россия, пройдя через сложные трансформации, продолжает развиваться, укрепляя свои традиции и в то же время интегрируясь в глобальный мир. Страна демонстрирует стремление к прогрессу, сохраняя свою идентичность и внося вклад в международную стабильность.
14 лекабря 1989 года я, как и многие еще советские граждане, не отрываясь слушал по телевизору речь академика А.Д. Сахарова. Складное, эмоциональное гуманистическое выступление производило на меня впечатление. Я слушал и, соглашаясь с тем, что он говорил, не верил говорившему.
Позже было подсчитано, что за время работы Съезда Сахаров 8 раз нарушал регламент выступлений, прерывая выступавших, занимая трибуну не в свою очередь.
А.Д. Сахаров (1921-1989).
За несколько лет до этого мне пришлось прочитать несколько стенограмм заседаний Отделения естественных наук АН СССР, относившихся к 1953-1954 годам. Решался вопрос о рассекречивании этих документов. Мы читали их вместе с академиком И.К. Кикоиным, одним из участников тех заседаний.
- Рассекречивать рано, еще живы некоторые участники – сказал Кикоин.
Его мнение основывалось совсем не на том, что вопросы, обсуждавшиеся на тех совещаниях, все еще сохраняли секреты. Через 30 лет ничего секретного в тех сведениях не было. Кикоина беспокоило то, как вели себя на совещании отдельные личности, какие доводы и рассуждения приводили. Время показало несостоятельность и ошибочность некоторых из высказанных научных умозаключений. Это нормально: наука развивается на гипотезах, предположениях, интуиции, наконец. Не все они бывают верными. Но было еще кое-что. В первую очередь это касалось молодого тогда, новоиспеченного академика Сахарова. Его поведение в компании солидных и неглупых людей выглядело эпатажно. Руководивший совещаниями академик В.А. Энгельгардт, демонстрируя терпимость и интеллигентность, с трудом окорачивал выскочку, то и дело прерывавшего выступавших, сыпавшего общими, демагогическими фразами.
Мне, не знакомому с Сахаровым, но, как и многие, слышавшему о нем и представлявшему его как чуть не символ отечественного либерализма и гуманизма, открывшееся в тех документах дало направление в понимании характера этого человека. Во всяком случае, того, каким он был за 30 лет до этого.
Усилиями пропагандистов определенного толка А.Д. Сахаров представляется обывателям как чуть ли не «отец водородной бомбы». Это сильное преувеличение. В проблеме атомных технологий работали множество людей во главе с многими выдающимися учеными. И среди математиков, работавших в атомном проекте, Сахаров был отнюдь не первой величиной. Хотя, он был достойным в нём трудиться и, безусловно, своим талантом способствовал успеху. За что был справедливо вознагражден.
Как же проявляла себя эта личность, став заметной и титулованной? Оговорюсь, что в те, старые годы, люди, даже выдающиеся, были известны лишь узкому кругу коллег и вышестоящих начальников.
Получив возможность быть услышанным в высоких кабинетах, Сахаров заявил проект, суливший выиграть третью мировую еще до ее начала. В воспоминаниях разных людей, которые были в курсе этого проекта, содержатся незначительные неточности. Но я же не о проекте, а о человеке.
Создание супер-торпеды с ядерной боеголовкой, которая могла вызвать цунами, составлявшее суть проекта, было технически осуществимо. Как положено, проект был передан на рассмотрение ряда «профильных» ведомств.
Сахаров считал подобный проект вполне оправданным с моральной точки зрения. Игнорируя мнение, например, своего учителя – академика И.Е. Тамма.
Сам Сахаров вспоминал это так:
«После испытания "большого" изделия меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счет, их легко сбить) - то есть в военном смысле мы работали впустую. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки…
Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал Ф. Фомин (на самом деле вице-адмирал П.Ф. Фомин, отвечавший в Минобороны за подводный флот ).
Он был шокирован "людоедским" характером проекта, заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою, и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. …. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта».
Изложено не логично. Ведь если Фомин был «одним из первых», значит, были и последующие. И, кроме того – неправда. Сахаров, потерпев неудачу в этом проекте, через некоторое время предложил еще один, не менее варварский.
Как бы там ни было, военные моряки, «утопившие» этот проект, оказались реальными гуманистами, в отличие от...
Сахаров не унимался и несколькими годами позже вновь выдвинул похожий проект блокады побережий США атомными зарядами. Это было уже во времена «карибского кризиса». Топить этот проект пришлось уже самому Н.С. Хрущёву. Во всяком случае, сохранились упоминания о его резкой реакции на активность Сахарова. Предполагаю, с этого времени отношения Сахарова с властями испортились. Самолюбивый, амбициозный академик воспринял произошедшее как оскорбление. Наверное, так и было, если вспомнить манеру Хрущёва не стесняться в словах.
Сахаров затих до конца 60-х годов, когда в стране появилось движение диссидентов, а в его жизни появилась Елена Боннер. Неспокойный, мальчишеский характер Сахарова легко читался. Достаточно было направить его импульсы в нужном направлении – и получился общественный деятель. Борец за что-то или против чего-то. Ему, в общем-то, ничего не нужно было делать. Лишь терпеть обидную ссылку из Москвы в недалёкую провинцию. За него все делали и говорили-писали специальные люди. Зато о нем стало широко известно. И, вспоминая его поведение в молодости, я понимаю: популярность, настоящая известность – вот что было нужно этому человеку. И он ее получил.
Автор проектов варварского уничтожения гражданского населения, в период рассвета своей популярности, был отмечен Нобелевской премией мира. Которую учредил изобретатель динамита.
Черчилль — фигура, вокруг которой сложилось множество мифов. Ему неоправданно приписывают десятки (если не сотни) высказываний, а о его жизни рассказывают множество небылиц. Однако Черчилль был неординарной личностью, и нередко то, что кажется невероятным вымыслом, оказывается настоящим фактом его биографии. Мы разобрали несколько расхожих утверждений о жизни политика.
1. Черчилль был гражданином США
Большей частью неправда. По современным законам он бы имел на это право: матерью Уинстона Черчилля была американка Дженни Джером, дочь преуспевающего нью-йоркского финансиста Леонарда Джерома. Она часто бывала в Европе, и однажды, в августе 1873 года, во время регаты на острове Уайт принц Уэльский (будущий король Эдуард VII) представил ей молодого аристократа Рэндольфа Черчилля.
Уже через несколько дней пара объявила о помолвке, а в апреле 1874 года состоялась свадьба. В том же году на свет появился первенец — Уинстон. В наше время он бы мог получить два гражданства: британское по отцу и американское по матери. Однако до 1934 года американское гражданство за границей передавалось только по отцовской линии. Лишь в 1994 году Конгресс США принял поправки к закону об иммиграции и гражданстве, которые давали право на гражданство США людям, родившимся за границей от американских матерей до 1934 года. Однако Черчилль к тому времени уже давно умер.
Зато у политика было почётное гражданство США (не дававшее, впрочем, никаких прав, привилегий и обязанностей обычного гражданства). Он получил его 9 апреля 1963 года по указу президента Джона Кеннеди. Для Черчилля даже изготовили специальный паспорт почётного гражданина — на торжественной церемонии в Белом доме его вручили сыну политика, поскольку сам Черчилль не смог приехать в Америку из-за плохого самочувствия. Черчилль стал первым человеком, получившим почётное гражданство США. После него этого звания удостоились ещё семь человек, но почти все — посмертно.
2. Черчилль родился в женском туалете во время танцев
Большей частью неправда. Мать Уинстона действительно была на балу в Бленхеймском дворце, когда у неё начались схватки, и не смогла дойти до отведённой ей спальни. Однако разрешилась от бремени она совсем не в туалете, а просто в одной из комнат дворца, которая в тот день использовалась как гардеробная.
Наиболее подробно обстоятельства рождения Черчилля описаны в трилогии The Last Lion писателя и историка Уильяма Манчестера (этот труд считается самой детальной биографией политика).
Манчестер пишет: «В этот вечер во дворце состоялся ежегодный бал Святого Андрея. Ко всеобщему удивлению, в том числе и мужа, [Дженни] появилась на нём в свободном платье и с бальной книжкой. Она танцевала,когда начались схватки. Рэндольф писал своей тещё: "Мы пытались остановить их, но безрезультатно". Собственно, пришла пора выбирать место для родов. Её внучатая племянница Энн Лесли впоследствии описала эти поиски. В сопровождении слуг и тёти Рэндольфа Клементины, леди Кэмден, она, спотыкаясь, ушла с вечеринки, которая, кажется, весело продолжилась без неё, и, пошатываясь, направилась "мимо бесконечной анфилады гостиных, через библиотеку, «самую длинную комнату в Англии»", к своей спальне.
Она не успела. Она потеряла сознание, и её отнесли в маленькую комнату рядом с большим залом Бленхейма. Когда-то она принадлежала капеллану первого герцога; сегодня это была женская гардеробная. Распластавшись, она лежала на бархатных накидках и горжетках из перьев, которые ловко вытянули из-под неё, когда бал закончился и весёлые гости разошлись. Это была долгая ночь, слуги сновали туда-сюда с припарками и полотенцами».
Миф о туалете возник, вероятно, из-за ошибки в переводе, ведь в английском языке слово cloakroom имеет два значения: «гардеробная» и «туалет» (в качестве эвфемизма).
3. Черчилль был опытным каменщиком и сам построил своё загородное имение
Полуправда. Черчилль не был заядлым спортсменом (хотя неплохо фехтовал и играл в поло), зато находил чрезвычайно полезным физический труд. Он считал, что это лучший отдых от труда умственного. А из всех вариантов физического труда больше всего ему нравилось ремесло каменщика.
Загородное имение он, конечно же, не строил — Черчилль купил старинное поместье Чартвелл в 1922 году, и всеми его переделками занимался модный в то время архитектор Филип Тайден. Зато политик сам возводил кирпичные ограды в саду поместья и даже принял участие в строительстве маленького игрового коттеджа для своих дочерей.
Одна из них, Мэри, позже вспоминала: «Пока мой отец возводил краснокирпичные стены, которые теперь окружают сад, ему пришла в голову прекрасная идея: построить небольшой однокомнатный домик. Он предназначался для нас обеих, но Сара, поступившая в пансион в 1927 году, довольно быстро утратила к нему интерес. Так это очаровательное здание стало известно как Мэрикот».
Для строительства коттеджа Черчилль нанял профессиональных каменщиков, но работал вместе с ними. В 1928 году он писал Стэнли Болдуину: «Провёл прекрасный месяц, работая над книгой и строя коттедж: 200 кирпичей и 2000 слов в день».
После того как в прессе появилась фотография Черчилля за работой, Джеймс Лейн, мэр Баттерси и основатель Объединённого профсоюза строительных рабочих, предложил ему вступить в их ряды. Несмотря на скептическое отношение к своим строительным навыкам, Черчилль согласился, заполнил заявление, оплатил членский взнос и был официально принят в профсоюз. Его членская карточка гласила: «Уинстон С. Черчилль, Уэстерхем, Кент. Профессия: каменщик», а местом работы значилось поместье Чартвелл.
Однако вступление Черчилля в эту организацию вызвало бурную реакцию среди членов профсоюза. Многие возмущались тем, что политика, который руководил подавлением всеобщей забастовки 1926 года, приняли в их ряды. В конечном итоге эти дебаты привели к тому, что исполнительный комитет профсоюза аннулировал членство Черчилля.
4. Черчилль сознательно допустил бомбардировку Ковентри, чтобы скрыть дешифровку немецкого кода британской разведкой
Неправда.Эту информацию распространил офицер британской военной разведки Фредерик Уинтерботэм. В годы Второй мировой войны он вместе с коллегами руководил программой по взлому шифра, используемого немецкой армией, и передачей полученных сведений британскому командованию.
В 1974 году Уинтерботэм опубликовал книгу «Секрет Ultra», в которой утверждал: Черчиллю доложили, что целью ближайшего массового налёта немецкой авиации станет именно Ковентри, около 15:00 14 ноября, примерно за четыре часа до начала бомбардировки. Однако премьер-министр не распорядился ни эвакуировать людей, ни принять особые меры для защиты города, чтобы не скомпрометировать источник важной информации.
Работая над книгой, Уинтерботэм мог полагаться лишь на свои воспоминания: архивные материалы того времени были всё ещё засекречены. Тексты донесений Черчиллю от министерства военно-воздушных сил были обнародованы лишь в 1980-е годы. В рапорте от 12 ноября на основании частичных расшифровок в качестве возможных целей предстоящей немецкой операции «Лунная соната» упоминались пять районов, и Ковентри среди них не было. Как возможный объект скорой мощной бомбардировки этот город (наряду с Бирмингемом) упомянул немецкий военный лётчик, попавший в британский плен 9 ноября. Но к его информации разведка отнеслась скептически, продолжая считать наиболее вероятной целью атаки Лондон и окрестности.
Днём 14 ноября Черчилль получил тайное донесение от главы Секретной разведывательной службы. Историк Фредерик Тейлор в книге «Ковентри: 14 ноября 1940 года», проанализировав целый ряд свидетельств и воспоминаний, приходит к такому выводу: скорее всего, в этом донесении действительно говорилось, что атака будет направлена не на Лондон, а на другое место, но в нём не обязательно был точно указан Ковентри. Впрочем, историк отмечает: даже если бы Черчилль и знал о предстоящей бомбардировке Ковентри, при тогдашнем уровне коммуникаций организовать за считаные часы эвакуацию крупного (около 250 000 жителей) города, занятого повседневными делами, было просто невозможно. А противовоздушная оборона Ковентри и так была усилена ещё с 7 ноября.
5. Черчилль появился голым перед американским президентом Рузвельтом
Скорее всего, правда. Свидетельства об этом сохранились в воспоминаниях телохранителя Черчилля Уолтера Томпсона и одного из его секретарей — Патрика Кинны.
Как пишет исследователь биографии Черчилля Ричард Лэнгворт, история произошла в конце 1940 — начале 1941 года, во время визита политика в Белый дом. Рузвельт заехал в комнату Черчилля, чтобы поделиться с ним идеей: назвать международную организацию, которую он хотел создать после войны, Объединёнными Нациями. Черчилль же в этот момент только что вышел из ванны и был, как выразился ближайший помощник президента Гарри Хопкинс, «розовый и сияющий, в чём мать родила». Увидев перед собой Рузвельта, политик не растерялся и сказал: «Как видите, господин президент, мне нечего от вас скрывать».
Лэнгворт отмечает, что сам Черчилль не подтверждал, но и не опровергал правдивость этой истории. С одной стороны, вернувшись в Великобританию, он заявил королю Георгу VI: «Сэр, я полагаю, я единственный человек в мире, который принимал главу государства в чём мать родила». С другой стороны, в ответ на прямой вопрос биографа Рузвельта Роберта Шервуда политик уклончиво сказал, что «никогда не принимал президента, не завернувшись хотя бы в полотенце».
6. Уинстон Черчилль каждый день выпивал бутылку армянского коньяка
Неправда. Политик действительно любил коньяк. На сайте Международного общества Черчилля даже указана марка напитка, который он предпочитал прочим, — французский Hine.
Что же касается армянского коньяка, то он совершенно точно его пил — об этом сохранилось множество свидетельств. Например, в воспоминаниях советского военачальника Александра Голованова, маршала авиации с 1943 года, есть рассказ о встрече Сталина и Черчилля в августе 1942 года. Как пишет Голованов, Черчилль не терял времени за столом и пил вместе с зампредом Совнаркома Климентом Ворошиловым перцовку, а затем перешёл на коньяк: «Тем временем я увидел в руках британского премьера бутылку армянского коньяка. Рассмотрев этикетку, он наполнил рюмку Сталина. В ответ Сталин налил тот же коньяк Черчиллю. Тосты следовали один за другим. Сталин и Черчилль пили вровень».
Однако вряд ли политик имел регулярные поставки коньяка из СССР, особенно после окончания Второй мировой и начала холодной войны. Авторы книги «Армянская еда: факты, вымысел и фольклор» Ирина Петросян и Дэвид Андервуд пытались найти в архивных источниках хоть какие-то сведения о поставках Черчиллю армянского коньяка, но потерпели неудачу и пришли к выводу, что эта история — вымысел.
7. Термин «железный занавес» в значении «изоляционная политика СССР» придумал Черчилль
Полуправда. Черчилль не придумал сам термин, но ввёл его в широкое употребление. Вероятно, первым выражение «железный занавес» в этом контексте использовал Василий Розанов в книге «Апокалипсис нашего времени» в 1918 году: «С лязгом, скрипом, визгом опускается над русскою историею железный занавес». Позже этот термин упоминала Этель Сноуден в книге «Через большевистскую Россию», а также министр пропаганды Германии Йозеф Геббельс в своей статье «2000 год» в издании Das Reich.
Однако по-настоящему на весь мир это выражение прозвучало благодаря речи, которую Уинстон Черчилль произнёс 5 марта 1946 года в городе Фултон (США): «Протянувшись через весь континент, от Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился железный занавес. Столицы государств Центральной и Восточной Европы — государств, чья история насчитывает многие и многие века, — оказались по другую сторону занавеса. Варшава и Берлин, Прага и Вена, Будапешт и Белград, Бухарест и София — все эти знаменитые города со всеми своими жителями и со всем населением окружающих их городов и районов попали, как я бы это назвал, в сферу советского влияния». И хотя сам Черчилль озаглавил свою речь Sinews of Peace, что можно перевести как «сухожилия (или мускулы) мира», в историю она вошла как «Речь о железном занавесе».
8. Черчилль сказал: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой»
Неправда. Автор этой фразы — британский историк и публицист Исаак Дойчер. 21 декабря 1949 года, в день 70-летия Сталина, газета The Guardian опубликовала статью Дойчера, в которой тот писал: «Возможно, историк будущего, подводя итоги правления Сталина, напишет, что он принял Россию пашущей деревянными плугами и оставил оборудованной ядерными реакторами». Спустя несколько лет, на другой день после смерти Сталина, в левой газете The Manchester Guardian появился некролог авторства того же Дойчера. В нём он повторил свой тезис: «Суть исторических достижений Сталина состоит в том, что он получил Россию, пашущую деревянными плугами, и оставляет её оснащённой атомными реакторами». Цитата позже вошла в книгу Дойчера «Россия после Сталина» (1953) и даже в «Британскую энциклопедию» (том 21, 1964).
Приписывать цитату Черчиллю начали в СССР из-за нашумевшей статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами» («Советская Россия», 13 марта 1988 года). Позже в газете «Правда» появилось опровержение: «Приведённый ею [Андреевой] панегирик Сталину принадлежит отнюдь не Черчиллю. Нечто подобное говорил известный английский троцкист И. Дойчер». Однако такого же общественного резонанса, как сама статья, это уточнение не вызвало.
9. Черчилль — лауреат Нобелевской премии по литературе
Правда. Черчилль был не только политиком, но ещё и писателем. В юности он много сотрудничал с прессой: служил военным корреспондентом газеты The Daily Graphic на Кубе, публиковал репортажи из Индии в The Pioneer и The Daily Telegraph (позже они легли в основу его книги «История Малакандского полевого корпуса») и освещал Вторую англо-бурскую войну в The Morning Post.
Уже после начала политической карьеры Черчилль написал двухтомную биографию своего отца, четырёхтомник о Джоне Черчилле, первом герцоге Мальборо, и мемуары «Мои ранние годы». Всего его литературное наследие включает около полутора десятков книг, не считая многочисленных сборников речей.
Большинство его работ — документальные. За нон-фикшен он и получил в 1953 году Нобелевскую премию с формулировкой «За мастерство исторических и биографических описаний, а также за блестящее ораторское искусство, служащее защите высоких человеческих ценностей». Что касается художественной литературы, Черчилль написал лишь один роман и несколько рассказов.
________________________________ «Проверено» в Телеграм
В сообществе отсутствуют спам, реклама и пропаганда чего-либо (за исключением здравого смысла)
Мой пост Почему в СССР не пугали постоянно проблемой клещей вызвал много споров по поводу использования ДДТ (C14H9Cl5 4,4-дихлордифенилтрихлорэтана), рассмотрим насколько все таки опасен ДДТ и насколько эффективны и безопасны его заменители.
Много лет назад США начали массовое использование инсектицида ДДТ. За 20 лет он снизил число умирающих от малярии на сотни тысяч в год. Но затем в Штатах вышла книга экологической активистки, направленная против препарата. В ней неверно излагались научные факты, но зато это сработало: использование инсектицида резко упало. Малярия, соответственно, пошла на взлет. Общее число жертв запрета ДДТ измеряется как минимум миллионами. К сожалению, эта история была только началом. По аналогичной модели прошло немало сражений с мифическими угрозами — и они привели к настоящим трагедиям.
Рассказываем, как мир сначала боготворил ДДТ, а затем возненавидел его — и как эти общественные аффекты помешали установлению научной истины, куда более сложной и неоднозначной.
ДДТ до сих пор остается самым эффективным средством отпугивания малярийных комаров -- и если бы не борьба с ним, построенная на ложных обвинениях, десятки миллионов людей не умерли бы в детском возрасте
В поисках волшебной пилюли для винограда и картошки
Вопрос борьбы с насекомыми и агрокультурными болезнями встал перед человеком примерно 10 000 лет назад — сразу после появления развитого сельского хозяйства. Первые технологии борьбы с вредителями и первые пестициды появились еще в Античности.
В XIX веке стало понятно, что вредители и болезни могут очень сильно влиять на урожай, независимо от уровня развития технологий и масштабов посева. Эпидемия фитофтороза (паразитического грибка) на картофеле стала причиной Великого голода в Ирландии 1840-х годов. Она повлекла за собой гибель миллиона человек и эмиграцию еще 1,5 млн, что сократило население страны на 30%. Похожие эпидемии, хоть и в меньших масштабах, поразили Англию, Бельгию и другие европейские страны.
Примерно в то же время крошечное насекомое филлоксера виноградная и грибок мучнистая роса, пришедшие из Северной Америки, практически уничтожили винодельческую индустрию Франции.
Метод борьбы с ними появился благодаря счастливой случайности. Бордосская жидкость, изобретенная химиком Жозефом Луи Прустом, предназначалась для защиты урожая от воровства: раствор медного купороса, наносимый на плоды, визуально напоминал плесень. Другой ученый, ботаник Пьер Мари Мильярде обнаружил, что к обработанным смесью ягодам не прикасаются не только грабители, но и грибок. Он установил, что причина — медь, содержащаяся в растворе. Медный купорос (в ходу до сих пор). Он куда эффективнее золы, но и куда опаснее: смерть от медного купороса наступает всего от 10 грамм (половина крыс погибает от него при дозе 30 миллиграмм на килограмм массы).
C 1892 года применялось еще более опасное соединение – арсенат свинца. Да, вы прочитали верно: люди обрабатывали сельхозкультуры (которые потом ели другие люди) соединением мышьяка и свинца. Мышьяк — яд и достоверный канцероген. Свинец – просто яд. Оба эти вещества имеют неприятную особенность: они плохо выводятся из организма, накапливаясь в нем.
Летальная доза такого пестицида для человека весом в 70 килограмм, в зависимости от состояния его здоровья – от 1,05 до 3,5 грамм. Причем в научной литературе утверждают, что бывали случаи вскрытия жертв реального отравления. То есть это не чисто теоретическая смертность, как от ДДТ, а такая, которая действительно случалась. Забавно, но этот пестицид в США запретили использовать в 1988 году – на 16 лет позже ДДТ. Во многих странах мира запрета все еще нет.
Изобретение ДДТ
После открытия Бордосской жидкости многие химики стали с энтузиазмом искать панацею, которая позволит избавить все сельскохозяйственные культуры от любых угроз разом. Среди этих экспериментаторов оказались и швейцарские химики. В середине 1930-х годов Швейцария страдала от неурожаев, вызванных болезнями растений, поэтому ученые стремились найти новые способы защитить посевы.
ДДТ, долгожданное чудо-лекарство придумал в 1939 году химик Пауль Мюллер, сотрудник химической компании J R Geigy. На создание состава он потратил более четырех лет. За это время ученый провел 349 неудачных экспериментов, прежде чем наконец получил желанную формулу.
Открытие заключалось не в изобретении нового соединения, а в открытии новых свойств уже хорошо известного. ДДТ (Дихлордифенилтрихлорэтан) был получен и описан австрийским химиком Отто Цайдлером еще в 1874 году, задолго до бума синтетической химии. Спустя 60 лет Мюллер выяснил, что вещество обладает сильным инсектицидным действием, о котором Цайдлер даже не догадывался.
В начале 1940-х компания J R Gaigy получила патент в британском, американском и австралийском бюро. Стремительное распространение вещества подтолкнула война и ее неизменные спутники — антисанитария, вши и вспышки смертельных болезней. В 1944 году американские военные провели эксперимент в Неаполе, где массовое опрыскивание домов при помощи ДДТ помогло остановить засилье вшей и вызванную ими эпидемию тифа.
Американского военнослужащего обрабатывают ДДТ: вши в войну переносили тиф, в Первую мировую убивший сотни тысяч солдат
Американцы немедленно начали применять новое изобретение в тылу. Новым инсектицидом опрыскивали виноградники, сады, поля, молочные фермы и даже обработали старинный дилижанс из Массачусетса с обивкой, кишащей молью — везде химикат успешно убивал насекомых-вредителей.
1946. Борьба с полиомиелитом при помощи ДДТ в Сан-Антонио, Техас. Тогда ошибочно считалось, что болезнь распространяют мухи. Источник
Инновационность вещества была и в том, что насекомые умирали от малейшего контакта с ним, даже не употребляя его в пищу. При этом первое время ДДТ казался относительно безопасным для людей, кроме отдельных случайностей. К примеру, в 1945 году им отравились голодающие тайваньские военнопленные — но лишь потому, что те приняли ДДТ за муку и напекли из него хлеба. При этом лишь у некоторых из них наблюдались неврологические нарушения.
В 1948 году Пауль Мюллер за свое открытие был удостоен Нобелевской премии по медицине «за открытие высокой эффективности ДДТ как контактного яда». Это был первый и единственный случай в истории, когда учёный получил наивысшую награду за открытие инсектицида. Нобелевский комитет отметил, что вещество спасло жизнь и здоровье сотен тысяч от таких болезней как тиф, малярия, желтая лихорадка и чума, которые переносятся насекомыми.
От эйфории к ненависти
Но не все оказалось так гладко. Очень скоро в СМИ появились мнения о потенциальной опасности ДДТ. Еще в 1945 году в статье National Geographic отмечалось, что перспективный пестицид не щадит и полезных насекомых. Авторы материала настаивали, что побочный ущерб от действия вещества для окружающей среды, не столь значимый во время войны, требует дополнительного изучения перед использованием в условиях мирного времени.
Кроме того, сразу после выхода продукта в массовую продажу в 1945 году, Совет по военному производству выпустил предостережение от использования ДДТ из-за риска нарушения природного баланса. Регулятор отметил, что остатки от его применения могут нанести вред людям. Как отмечает историк медицины Елена Конис, проблема заключалась в том, что характер и степень этого вреда не были в должной степени изучены.
Глобальные изменения отношения к пестициду начались в 1960-х, когда вышла в свет книга Рейчел Карсон «Безмолвная весна». Карсон, биолог из Пенсильвании, к ее 55 годам страдала от рака груди и стремилась найти токсичные вещества, которые могут его вызывать. До выхода произведения Рейчел тщательно скрывала свой рак: считала, что если противники ее точки зрения узнают об этом, то посчитают текст предвзятым.
Как отмечает Конис, к этому моменту, многие американцы уже два десятилетия требовали от правительства более глубокого изучения негативных последствий пестицида.
Отдельно Карсон описывала случаи отравления людей ДДТ и указывала на возможную канцерогенность — это утверждение по-прежнему остается дискуссионным и однозначно не доказанным.Известно, что ДДТ может вызывать онкологические заболевания у некоторых видов животных.
В 1962 году Карсон участвовала в экологической конференции в Белом Доме, где распространила первые экземпляры своей книги и заручилась поддержкой научного сообщества. Химические концерны во главе с DuPont — компании, производившей большую часть ДДТ, развернули против книги Карсон большую медийную кампанию. Но сыграл эффект Стрейзанд: общественный резонанс только нарастал. Как верно отмечает ее биограф, Карсон «вполне осознанно решила написать книгу, ставящую под вопрос парадигму научного прогресса, определившую американскую культуру послевоенной эпохи».
Работа Карсон стала катализатором для изменений. В 1972 году в США полностью запретили использовать ДДТ для опыления растений — к этому моменту только в Америке было распылено 1,35 млрд тонн инсектицида. Стокгольмская конвенция о стойких органических загрязнителях 2001 года зафиксировала запрет на использование ДДТ в сельском хозяйстве, и на 2019 год ее ратифицировало 183 государства, в том числе Россия.
Конвенция позволяет использовать ДДТ лишь для борьбы с человеческими болезнями, переносимыми насекомыми (в первую очередь речь о малярии) и лишь в случае, если недоступны другие инсектициды. Поэтому препарат все еще активно используется во многих странах Африки и Азии как основное средство борьбы с эпидемиями.
Для избирательной борьбы с насекомыми-переносчиками человеческих болезней разработали два метода использования ДДТ и его аналогов.
IRS — метод распыления веществ внутри помещений, который появился в 1950-х во время массовых кампаний по борьбе с малярией. Малярийный комар, который уже укусил человека-переносчика, некоторое время остается в его доме. Но обработка стен приводит к тому, что он умирает, не успев вылететь из него.
Противомоскитные сетки, обработанные химикатами (ITN) — метод, при котором ДДТ наносится не на помещение, а на сетки, которыми люди укрываются во сне. Именно к этой технологии обратились в начале XXI века такие страны как Китай, Вьетнам и Соломоновы острова, страдающие от вспышек малярии. Современные сетки содержат в себе действующие вещества, которые сохраняют эффективность до трех лет, что избавляет от необходимости повторной обработки, сложно осуществимой в районах эпидемии. За последние 20 лет было зарегистрировано более 400 патентных заявок на подобные устройства.
Так ли опасен ДДТ на самом деле?
«Безмолвная весна» сыграла в истории запрета ДДТ решающее значение. Но эффект книги многократно усилила история ее создательницы: умирающая от рака ученая отважно борется с гигантскими химическими корпорациями за благо человечества. Тем не менее, Карсон и по сей день обвиняют в смерти миллионов людей от тифа и малярии после запрета пестицида. Хотя ДДТ был первоначально запрещен только в США, это вскоре сказалось на развивающихся странах, получившим помощь от Агентства США по международному развитию: все проекты с использованием пестицида были свернуты.
Само решение о запрете пестицида не было единогласно поддержано учеными. В 1971 году недавно созданное Агентство по охране окружающей среды изучило научные доказательства и пришло к выводу об относительной безвредности вещества для природы и человека. К похожим выводам пришла Национальная академия наук США. В ее докладе утверждается, что «на момент написания статьи все доступные заменители ДДТ являются более дорогими и определенно более опасными». Воздействие ДДТ на иммунную систему человека, по-видимому, носит ингибирующий характер (тормозит активность ферментов, в данном случае угнетение образования антител), однако окончательно это не установлено.
Наука знает эффективный способ избежать проблемы смешных корреляций: нужно поставить контролируемый эксперимент. Дать лабораторным животным ДДТ и посмотреть, насколько чаще у них начнет возникнет рак.
Проблема в том, что такие эксперименты уже ставили. Но найти статистически отличия по частоте рака в лаборатории не удалось: в контрольной и основной группах частоты были сходные. Часть этих работ вообще была раскритикована: их авторы брали лабораторных животных из линий с повышенной вероятностью рака, а для таких высока вероятность «шумов». Отдельные животные таких специально выведенных линий могут иметь большую вероятность развития опухолей, чем другие грызуны из той же линии.
Вывод: никаких научных данных о том, что ДДТ реально повышает шансы на заболевание раком, не существует. Почти шесть десятков лет поисков в этом направлении так ничего и не дали.
Можно допустить, что эти выводы стали частью кампании химических гигантов против Карсон — в американской науке того времени корпорации имели лоббистское влияние даже на самых авторитетных ученых. Тем не менее, главная проблема «Безмолвной весны» в том, что это скорее художественное произведение. Карсон оперирует яркими образами: сама метафора тихой весны, в которой не слышно пение птиц, проходит красной нитью через всю книгу. При этом для научной работы в ней недостает указаний на конкретные виды и совсем нет статистики.
Согласно исследованиям, популяция многих птиц в США не только не упала, но даже увеличилась за время активного использования пестицида. Более поздние исследования показали, что ДДТ действительно может влиять на популяцию некоторых хищных птиц, но вовсе не так, как было описано в книге Карсон.
Карсон превозносит исследования ДэУитта, называя его эксперименты на перепёлках и фазанах классическими, но при этом она перевирает данные, которые получил ДэУитт в ходе своих исследований. Так, ссылаясь на ДэУитта, Карсон пишет, что «эксперименты доктора ДэУитта (на перепёлках и фазанах) установили факт, что воздействие ДДТ, не причиняя никакого заметного вреда птицам, может серьёзно влиять на размножение. Перепёлки, в диеты которых добавлялся ДДТ, на всём протяжении сезона размножения выжили и даже произвели нормальное число яиц с живыми зародышами. Но немногие птенцы из этих яиц вылупились».
Дело в том, что из яиц перепёлок, питавшихся пищей, содержащей ДДТ в больших количествах, а именно 200 ppm (то есть 0,02 %; для примера, в то время установленная в СССР предельно допустимая концентрация ДДТ для яиц составляла 0,1 ppm), вылупилось лишь 80 % птенцов, однако из яиц перепёлок контрольной группы, пища которых была свободна от ДДТ, вылупилось 83,9 %. Таким образом, разница между перепёлками, потребляющими пищу с ДДТ, и контрольной группой составила лишь 3,9 %, что не давало возможности сделать вывод относительно воздействия ДДТ на репродуктивную функцию у птиц.
В то же время, исследования показывают, что высокие дозы ДДТ действительно токсичны для человека. Вещество негативно влияет на печень, нервную и эндокринную системы. Согласно исследованию 2021 года ДДТ действует эпигенетически — он может повышать риски развития ожирения, гипертонии и рака груди даже у внучек женщин, которые получили большую дозу во время беременности.
Тем не менее не учитывают, что Карсон не выступала за полный запрет вещества, но призывала ограничить его использование и применять лишь там, где необходимо. Писательница хотела не остановить пестицида, а призвать потребителей относиться к нему с осторожностью, а государство и корпорации — тщательнее контролировать производство и применение таких веществ.
Сколько миллионов убила «Безмолвная весна»?
Самую жесткую критику книга Рейчел Карсон получила не за то, что называет ДДТ канцерогеном, хотя научных доказательств этого нет. И не за то, что она описывает упадок птиц от ДДТ, несмотря на то, что число птиц в эпоху этого инсектицида в США резко выросло. Все это можно было бы пережить: от воображаемого ДДТ-рака из ее книг никто не умер. Да и число птиц, несмотря на воздействие этого инсектицида, вовсе не сократилось.
Проблема заключается в том, что ДДТ активно использовали для борьбы с малярией – а вот после выхода ее книги инсектицид в этих целях стали применять гораздо меньше.
Зоны распространенности малярии по годам. Хорошо видно, что после внедрения ДДТ в середине 1940-х годов эта болезнь существенно отступила на самых разных континентах
До 1945 года, когда он попал в гражданское использование, малярия была самым обычным делом и у нас, и в США, и в Европе. Откроем «Энциклопедию Брокгауза и Ефрона»:
«на Кавказе местные войска в некоторых зараженных участках в 3-4 года совершенно вымирали. Обычно зараза гнездится в болотистых местностях. К числу таких следует отнести Пинские болота в Западном крае Европейской России… Пермская губерния… Швеция больше страдает от М., чем соседняя Норвегия». В нашей стране болезнь встречалась и в Сибири, и на Дальнем Востоке – не затронуты были лишь тундровые зоны и северная часть таежной.
СССР далеко не сразу смог изменить ситуацию. Например, в 1923 году только Москве было 150 тысяч малярийных больных. В 1934 году по всей стране их было 9,48 миллионов человек. Точные цифры смертности определить сложно, но в среднем примерно 1% переболевших погибал. К сожалению, чаще всего это были дети. Ясно, что такое положение дел не устраивало власти, и они пытались покончить с малярией.
В качестве средства борьбы с комаром – без которого плазмодий не может попасть в наш организм – использовали «нефтевание», то есть полив луж и водоемов керосином. Керосин много токсичнее ДДТ для людей и крупных животных, и довольно плохо разлагается в естественных условиях. Однако добиться с его помощью ликвидации малярии сложно. Все дело в том, что против насекомых его токсичность значительно ниже, чем у «настоящих» инсектицидов. В дополнение советский учёный Сергей Юрьевич Соколов предложил завезти в страну североамериканскую рыбку гамбузию!
Родиной гамбузии является Северная Америка. Эта маленькая, но ооочень прожорливая рыбка, в основном питается личинками малярийных комаров. Гамбузию до сих пор продолжают разводить в сочинском питомнике «Гамбузия» и расселять по водоемам города для профилактики.
Методы борьбы с малярийным комаром в СССР до начала эпохи ДДТ: женщина поливает керосином поверхность водоема.
Поэтому уже в 1946 году в СССР начали массовое производство ДДТ («дуста»). Со следующего года он начал оказывать влияние на малярию. В 1946 году малярией переболело 3,36 миллиона советских граждан, а в 1947 году – уже 2,8 миллиона. К 1960 году заболевших было… 368 человек. Малярию победили: новые ее случаи, как и в сегодняшней России, были завозными. Сама по себе такая угроза невелика: если заезжего больного не успел укусить малярийный комар, то дальше заболевание не распространится.
Город Сочи, куда при царе ссылали провинившихся военнослужащих с Кавказа – по причине зашкаливающей малярии – с начала 1960-х стал курортом. До того отдыхать в таком месте мог только человек с действительно крепкими нервами.
Аналогично события развивались и в США: в 1947 году там приняли программу искоренения малярии, опрыскали ДДТ миллионы домов, а водоемы «посыпали» дустом с воздуха. К 1951 году все случаи малярии в Штатах стали только завозными.
Малярия была бичом для всего мира: согласно ВОЗ, в 1947 году ею переболели 300 миллионов человек, из которых три миллиона погибли. Американские и советские программы борьбы с ней начали копировать. В Индии в 1947 году на 330 миллионов населения было 75 миллионов заболевших и несколько менее миллиона погибших. Затем там массово применили ДДТ – и в 1965 году в Индии от малярии никто не погиб.
Непредвзятый исследователь, выпустив книгу о ДДТ в 1962 году, не мог не указать на все эти факты. Он должен был написать: за 1945-1965 годы этот инсектицид спас явно больше десятка миллионов жизней. Увы, ничего этого в «Безмолвной весне» нет.
Увы, последствия запрета, который был бы невозможен без книги Карсон, поистине чудовищны. Дело в том, что Вашингтон – это сильнейший центр влияния на планете. USAID, американская правительственная организация, предоставляющая помощь странам третьего мира, делает это только тогда, когда эти страны выполняют ее условия.
После 1972 года одним из них стало: никакого ДДТ в программах, в США считают этот пестицид опасным. ВОЗ, также находящаяся под американским влиянием, стала давать такие же рекомендации, и переключилась с профилактики малярии через борьбы с комарами только на ее лечение хлорохином.
А создало ли человечество идеальный инсектицид?
После запрета ДДТ химики довольно быстро разработали большое количество новых, более эффективных и избирательных инсектицидов. Но, как выяснилось позже, они не сильно безопаснее ДДТ.
Третье (последнее) поколение инсектицидов состоит из двух групп — неоникотиноидов и пиретроидов. Они обладают более избирательным действием, а их продукты лучше разлагаются в окружающей среде. Но и они не лишены проблем и рисков.
Неоникотиноиды — самый распространенный вид инсектицидов. Они основаны на никотиновых соединениях, которыми отпугивали насекомых еще в древние времена. Три самых популярных среди них на 2015 год составляли 80% от общего объема используемого класса веществ.
Два из них, имидаклоприд и клотианидин, запатентованы фармацевтическим гигантом Bayer в 1985 и 2002 году. Права на изобретение третьего неоникотиноида, тиаметоксама, принадлежит швейцарской компанией Syngenta, выигравшей патентный спор у того же Bayer.
Ряд ученых указывает на то, что применение всех этих веществ тоже должно быть жестко ограничено. Так, американский энтомолог Джон Тукер утверждает, что вещества убивают ряд водных беспозвоночных. Фредерик Роу Дэвис, историк экологии и биологии из Университета Пердью в Индиане, считает, что неоникотиноиды угрожают популяции медоносных пчел и перелетных птиц — именно в этом обвиняли ДДТ. В мае 2023 года то самое Агентство по охране окружающей среды, созданное в ходе расследования действия ДДТ, опубликовало доклад о том, что три самых популярных неоникотиноида, угрожают существованию 200 вымирающих видов животных и растений.
Пиретроиды — искусственно синтезированные эфиры, аналогичные тем, что содержатся в далматской ромашке и других природных инсектицидах, также известных человечеству уже много столетий. Большинство современных пиретроидов произведены и запатентованы японским химическим гигантом Sumitomo Chemical. Именно его химики в начале 1950-х начали коммерческое использование аллетрина, первого современного пиретроида.
Но и этот класс далеко не идеален. Исследования показывают, что у насекомых может развиваться устойчивость к пиретроидам, что со временем делает конкретное вещество бесполезным. Ученые рекомендуют регулярно осуществлять наблюдение за устойчивыми популяциями и чередовать применение разных веществ.
Еще один инсектицид, хлорпирифос, был изобретен Dow Chemical еще в 1965 году, но споры относительно него ведутся до сих пор. Вещество остается одним из самых популярных в мире, но при этомвызывает доказанный вред человеку, включая кому и смерть при остром отравлении большими дозами. В 2017 году Агентство по защите окружающей среды США отказалось запрещать его, несмотря на несколько массовых случаев отравления. Как отмечает докторант Гарвардского университета Синди Ху, из-за того, что в сельском хозяйстве в США занято большое число нелегальных иммигрантов, есть риск того, что случаев отравления, которые не были зарегистрированы, намного больше.
У ДДТ нет и, скорее всего, никогда не будет популяризаторов. Научная популяризация имеет свои законы: если вы «продаете» читателю страх, он будет «покупать». И книги, и содержащиеся в них идеи.
Глобальное потепление вызвало резкий рост биомассы на Земле – до невиданных в истории значений? Вы не продадите это: страха нет. Зато вы определенно сможете продать книги про то, как оно уничтожает растительность, отчего мы уже скоро все вымрем от голода. И совершенно все равно, что в жизни все наоборот: то, что вы не можете продать, нет смысла производить. Страх лучше продается – поэтому в гонорарной сетке популярного автора он спокойно победит здравый смысл.
Так что же мешает создать оппозицию «страх перед ДДТ убил больше, чем Вторая мировая» и на этой основе снова внедрить его в борьбу с малярией?
Увы, это невозможно. Основная часть малярийных смертей – вне западного мира. Как знает любой житель России, незападные страны (за редкими исключениями) являются интеллектуальными колониями Запада. То есть там внедряются в основном те идеи, что приняты в западном мире.
P.S.
В январе 1944 года с помощью ДДТ была предотвращена эпидемиятифа в Неаполе. Помимо эффективности ДДТ против тифа, обнаружилась относительная безвредность этого инсектицида: 1,3 миллиона человек были опрысканы примерно 15-граммовой дозой с 5 %-м содержанием «дуста», и не было зафиксировано никаких пагубных эффектов для людей, кроме нескольких случаев кожных раздражений[4]:679. Значительные успехи ДДТ в борьбе с тифом были затем достигнуты в Египте, Мексике, Колумбии и Гватемале[4]:679.
В Индии благодаря ДДТ в 1965 году ни один человек не умер от малярии, тогда как в 1948 году погибло 3 млн человек. Согласно ВОЗ, антималярийные кампании с применением ДДТ спасли 5 миллионов жизней[5].
В Греции в 1938 году был миллион больных малярией, а в 1959 году всего лишь 1200 человек.
За пять лет действия кампании по искоренению малярии в Италии, развёрнутой А. Миссироли, к 1949 году в стране практически исчезли комары-носители малярии[4]:679.
Использование ДДТ в рамках программы борьбы с малярией в значительной степени избавило Индию от висцерального лейшманиоза (переносчиком которой являются москиты) в 1950-е годы[6]. После прекращения применения инсектицидов эпидемии висцерального лейшманиоза вспыхнули с новой силой начиная с 1970-х годов[7].
Применение ДДТ в сельском хозяйстве значительно повысило урожаи[4]:679 и было ключевым фактором в развитии так называемой «Зелёной революции»[8]:99.
