Рокеры
Рокеры СССР. Тогда использовали Иж и Яву в оснoвном.
Тяжелые Уpaлы и Днепpы нe иcпользовали на то вpeмя.
ИСТОЧНИК - НОСТАЛЬГИЯ ВСЕМ
Рокеры СССР. Тогда использовали Иж и Яву в оснoвном.
Тяжелые Уpaлы и Днепpы нe иcпользовали на то вpeмя.
ИСТОЧНИК - НОСТАЛЬГИЯ ВСЕМ
Витёк, друг мой, предложил сплавиться на байдарках с его друзьями.
Новогодний сплав. В декабре. В минус пять.
Ну я ж не могу спасовать, согласилась. Витёк уверял, что вообще всё предусмотрено, что мы точно не перевернёмся, и вообще, это весело.
Думала, красивые фотки сделаем на фоне речки, зимнего леса в снежных шапках. Как же я ошибалась.
Как только мы вышли из машины на месте, я сразу провалилась в снег. Ну правильно, откуда там расчищенные троутары. Лес же, берег реки.
Мои ноги, погрузившись в снег в тоненьких сплавных ботинках, сразу ощутили, что не тот месяц я выбрала для сплава.
Прямо по курсу чернела река. Утопая по колено, дошли до берега. Он резко обрывался вниз, и сразу под ним начиналась река. Дальше было, как в мультике про Вовку в Тридевятом царстве («Это что? Пирожки?» — «Ага!»).
Я: «Это что, и есть спуск?»
Витёк: «Ага».
Батюшки светы, это как же мы будем спускаться?
Послышался чей-то бодрый крик: «Тащите лопату!»
Оказалось, что спускаться мы будем прямо с горки. Съезжать в воду. В ледяную зимнюю воду.
А сзади ещё подтолкнут для ускорения.
Витя с воодушевлением тащил к лодке бензопилу. Тут я совсем обалдела.
— А пила зачем?
— Как зачем? (радостно) Лёд пилить!
В смысле? Там ещё и лёд будет, и его надо пилить бензопилой? Понадеялась, что не увижу, как это происходит.
Большинством голосов меня решили спустить с горки первой. Я почувствовала, что мне снова семь, я на утреннике в первом классе, и пацаны вытолкнули меня из хоровода, когда Волк в страшной плюшевой маске искал Красную Шапочку. А у меня, как назло, такая шапочка была.
В тот раз обошлось, а в этот — нет. С радостным улюлюканьем меня подтолкнули, я заорала и понеслась вниз. С берега горка казалась не такой крутой, но вот когда я начала падать носом лодки в чёрные воды, ощутила, что это последние секунды моей фрилансовой небольшой жизни. И дёрнуло ж меня согласиться на это вот всё.
Лодка качнулась влево, я заорала ещё громче, хотя казалось, что громче некуда. И тут передо мной разбился фонтан брызг.
Лодку дёрнуло, как дёрнуло и мои зубы, заботливо запломбированные на сумму годового заработка. Я даже не поняла, чего боюсь больше: переохлаждения бренного тела в ледяной воде или что зубы раскрошатся, пока я буду ими стучать, плавая туда-сюда вокруг байдарки.
Река приняла меня благополучно, я не перевернулась и стала наблюдать, как спускают других, пытаясь восстановить свой сумасшедший пульс, который скакал, как призёр на лошадиных бегах.
В итоге никто не перевернулся (а какое видо было бы, хе-хе), мы поплыли куда-то через камни. Вернее, пошли, так правильно говорить, как выяснилось.
Примерно через десять минут я почувствовала, что ноги сводит судорогой. Прямо посреди реки. А ещё сосульки намерзают на лодку, на весло, на руки. Даже на брови (они же не нарисованы).
Я принялась усиленно грести, причём смотрела буквально «под нос» — под нос лодки, чтобы не налететь на клятые камни и не перевернуться. Так увлеклась, что не заметила, как лодка ткнулась носом в льдину.
Получается, в том месте ветер прибил к берегу куски льдин, и я на одну из них заскочила на скорости. Да так заскочила, что ни вперёд не выгрести, ни назад.
Хорошо, что не успела запаниковать — подгрёб воодушевлённый Витя. А у него в лодке — бензопила. Пристроил байдарку рядом, завёл инструмент и принялся натурально пилить льдину.
Моя лодка стала проваливаться, оседать обратно в воду, я приготовила весло. Чтобы треснуть Витю по башке за такое приглашение. Нет, конечно же, чтобы грести. Или всё вместе, я не могла определиться.
Тут послышался неприятный звук вспарываемой ткани и Витин мат. Как оказалось, зубчики пилы соскользнули со льда и заодно пропилили его байдарку. Воздух стремительно покидал её, Витя шёл на погружение.
Что удивительно, он не расстроился. Пробормотал «Эва как», быстро догрёб до берега и начал там чем-то проклеивать разрезанную свою байдарку. Удивительный человек, конечно.
Я решила, что на один день с меня приключений хватит, и догребла до берега, расталкивая предательские льдины. Лучше буду смотреть из тёплой машины, как ̶п̶л̶а̶в̶а̶ю̶т̶ ходят другие.
А фотки так и не сделала. Да и пёс в ними! Хорошо хоть, что со льдины сняли, а то и сейчас бы там сидела, меня показывали бы в новостях и высылали за мной вертолёт.
оооооооооооооооооооооло
Пансионат "Угрюм-Река"
Пансионат "Угрюм-Река"
Там тишина...
Там тишина...
И облака...
....
И облака...
Структура леса - МОНОЛИТ.
Там по ночам огонь горит.
И бродят в гулкой тишине
Воспоминания о весне.....
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Это, с моей точки зрения, светлое воспоминание. Можете поругать за слишком откровенное изложение или выбранную тему. Когда говорят, что я интересно живу, понимаю, что просто не всегда думаю головой, вот и получаются приключения.
Тринадцатое-светлое
«Когда получаешь не то, на что рассчитывал, но остаёшься доволен»
Это кажется рубеж 14-15годов. Я уже работал, мне 20, но Константин ещё не успел взять на до мной шефство. Моему бывшему соученику предложили место, но он собирался отказаться из-за низкой оплаты. Я, когда узнал условия, попросил его отказаться в мою пользу. Суть. Строительная контора. Её генеральный строит себе домище (мог мужик себе позволить) Для выполнения каких-то художественных работ нужен был… художник))) ему рекомендовали, Николаича (буду называть его так) Николаич-человек в возрасте, с колоссальным опытом, человек бесспорно талантливый. В своих кругах хорошо известен. Так вот ему, как Остапу Бендеру, нужен был «мальчик-ассистент». (Помните эпичный плакат с сеятелем, разбрасывающим облигации) Это и был я. Платили сущие копейки, но я тогда считал, что глупо отказываться от возможности поработать с профессионалом и набраться опыта. Как говорится, хотите рассмешить бога, расскажите ему о своих планах. Когда меня ввели в курс дела, Николаич был на стадии разработки эскизной части, мы сидели в недостроенном доме. Смотрелось это круто. Однако, как выяснилось, мой сенсей давно пребывал в плену змия зелёного и любил в послеобеденную сиесту курнуть трав запретных, (исключительно в медицинских целях))))) после расположиться на пачке пенопласта и задумчиво смотреть в даль, попыхивая сигареткой. Работа не шла. Рисовать он посадил меня. Это было всё весьма интересно, но сами понимаете, ЧТО мне в этой схеме не нравилось. При этом, он меня недолюбливал, считал, что меня приставили за ним следить. Естественно, рабочие стукнули наверх и «верх» принял интересное решение, нас заставили работать в офисе! Выделили 2 стола в отделе продаж (кажется), мы были на виду. Тут возлежать после обеда крайне сложно. Почему не выгнали Николаича и не взяли кого-то менее плененного вредными привычками, я не в курсе, вероятно, сказывался авторитет и да, он как профессионал реально крут.
Я безгранично сочувствую людям, вынужденным работать в офисах, приходить в определенное время, соблюдать какие-то правила и прочие заморочки. Мы с Николаичем старались соответствовать. Нужно отметить, сенсей понимал пагубное влияние собственных привычек и воспринимал принимаемые меры, как неотвратимое. Он как раз вернулся к первой жене и она взялась за него дома, обложили со всех сторон. У меня работы пока практически не было. Я ковырял что-то в Фотошопе, пока не открыл для себя наличие на нашем этаже «Общего отдела». Туда свозили почту, там стояли ксероксы, туда приносили посылки и прочая суета. Работали там две девчули примерно моих лет, все в отношениях, но мы вполне невинно пили чай-кофе, я носил им печеньки-конфетки, они подкармливали меня домашним, хи-хи, ха-ха, ненавязчивый флирт. Вот и день прошел. То ли Вита, то ли Вика (холера, это разные имена?) Я звал её Веточка, как-то попросила меня помочь отнести ящик с какими-то бумажками в архив. Так я узнал о его существовании! Наше здание было новым, но к нему, как уродливый сиамский близнец тулилось старое, очень старое. (Это как новое мыло и обмылок) Со второго и третьего этажа можно было попасть через узкий коридорчик и маленький холл из одного, во второе. Только на последнем этаже этого примыкания вместо холла был архив. Двери с обеих сторон, стеллажи с папками, половина новенькое-беленькое напротив «наследие советского режима»)) у маленького окна старенький стол и стул. Я вошел и потерялся! На «старой» стороне было дохрена всякого интересного. Старые плакаты и газеты, какие-то таблички, папки на завязках, ящики и прочее. Веточка моих восторгов не разделяла.
Я взял один из ключей в «общем отделе» и частенько зависал в архиве, перекапывая старые газеты, попалась подшивка дореволюционная! Документы, справки, написанные чернилами красивым подчерком. Плакаты по ТБ и ГО. Мне было не скучно. Естественно было лень ходить в курилку. Я приспособил под пепельницу стеклянную бутылку от минералки с закруткой и прятал её под столом, открывал окно. Я чувствовал себя археологом на пороге открытия! Однако, не хотелось быть пойманным курящим в помещении битком бумагой. Я дымил в окошко, прислушивался к звукам шагов по узкому коридорчику, предваряющему вход в мою пещеру сокровищ. Как-то я курил по отработанной схеме, послышалось цоканье каблучков по кафелю, я выбросил сигарету в окно, прикрыл, оценил степень задымленности, как критическую и шмыгнул за дальний старый стеллаж, место присмотрел заранее, сел на сбитый из полированных листов ящик с противогазами, ящик скрипнул, я затих, в щель между пухлыми папками через несколько рядов стеллажей было видно современную сторону архива, я в тени и пыли. Вошла Веточка, она бросила на стол стопку каких-то писем, открыла окно. Выудила из кармашка тоненькую сигаретку, щелкнула миниатюрной зажигалкой и смачно затянулась. Я давился, чтобы не засмеяться, хотел выйти, но тут по коридорчику послышались шаги. Тяжелая поступь, надвигалось что-то серьёзное! Я почему-то подумал, что так маршировали римские легионеры. Веточка повторила мои действия. Сигарету в окно, раму на место, шасть за стеллаж. Я молча приветственно развел руками. Она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Дверь распахнулась, вошла не малых габаритов дама, кажется это бухгалтерия. Она что-то ворчала, было видно, что раздражена. Грохнула на стол пару толстых красных папок с полки, стала копаться и бормотать какие-то проклятья в адрес неизвестной, накурившей сволочи. Мы смотрели друг на друга и давились, чтобы не смеяться. Бухгалтерша достала очки, еще пару папок и я понял, что это на долго, уступить место не мог, по понятной причине, жестом показал, что в качестве места для посидеть могу предоставить только свои колени. Веточка смотрела в щель на тётку с паками, махнула рукой и сделала два беззвучных шага по старому линолеуму в мою сторону, присела, я показал, что все должно произойти медленно и плавно. Мы справились. Сидели и смотрели за раскопками в папках с доверенностями, о чем стало известно от самой лигеонерши из бухгалтерии. От Веточки пахло какой-то фруктовой водичкой, мятной сигареткой. Я положил голову ей на плечо и изобразил скорбь и тоску, она гладила меня по щеке, изображая сочувствие, мы давились от смеха, прижимая указательный палец к губам друг дружки, требуя тишины. Появиться сейчас, значило выглядеть максимально глупо и неоднозначно. Время шло, количество папок красного цвета на столе увеличилось, раскопки продолжались. Я без зазрения совести стал обглаживать Веткины бедра, я знал мне за это ничего не будет, по крайней мере сейчас. Это означало бы провал. Она на начальной стадии изображала негодование, а потом просто обняла за шею, я уткнулся лицом в грудь и осмелел. Вероятность быть пойманными жёстко будоражила фантазию, возбуждала и похоже не только меня. Веточка потерлась щекой о мой висок и расстегнула единственную пуговку на своем крошечном пиджачке. Мы дразнили друг дружку, каждый позволял себе все больше. Градус рос. Степень риска тоже не падала. При этом все это должно было быть абсолютно беззвучно. Бухгалтерша рылась в бумажках. Веточка вздыхала, как в немом кино. Её шейка была теплой и пахла фруктами, я ловил языком болтающуюся сережку, она шарила ладошками по моей спине. Неожиданно бухгалтерша смачно выругалась, зацепила папку и двинула обратно, дверь захлопнулась, мы замерли, поворот ключа, грузный удаляющийся топот, мы набросились друг на дружку, оба были на взводе и это было уже не остановить. Поезд мчался под откос! Ящик скрипел, стеллаж ему вторил. Мы оба справились очень быстро. Выбрались из пыльного угла, привели себя в порядок, как смогли, покурили в окошко, давясь от смеха и не произнося не слова.
Вот ведь, наш мозг проказник! Испытав однажды что-то яркое и впечатляющее, хлебнув суровую порцию гормона с каким-то сложным для запоминания мною названием, он хочет ещё! Это приключение не давало мне покоя. Через день, пересёкся с Веточкой в коридоре обмолвился, что собираюсь перерыв просидеть в архиве… Да, она пришла… этот старый казённый стол, с уродливым инвентарным номером на боку, пыльный стул стали нашим пристанищем. Да, было уже не так ярко, как в первый раз и опасность, скорее нами придуманная, но мы, как два наркомана, пёрлись в архив, за новой «дозой» снова и снова. Иногда, шаги в коридорчике мерещились и дыхание реально перехватывало. В отношения это не переросло и не могло перерасти. После работы за Веточкой заезжал ухажер на красивой машине со стильной короткой стижкой, а я волок сенсея на автобусную остановку. Меня это не печалило. Стол и стул скрипели, но держались. (умели в СССР делать стойкую мебель) Схема работала, пока меня не уволили за компанию с Николаичем, с формулировкой (дословно): «один бухает, второй вообще непоймичем занимается, художники, блядь!» Удалось ли мне получить новый опыт, работая с Николаичем? Однозначно, да. Ну, не тот, на который рассчитывал, конечно.))))) Кажется, в Сталкере была комната, исполняющая желания и идея о том, что каждый получает в конце концов не то, к чему стремиться, а то к чему стремиться на самом деле.))))))
Меня никогда не интересовал риск, во всяком случае я так раньше думала. Завсегдатай дивана, но с шилом. Совершенно не помню в какой момент заострилось это скорняжное орудие и в этом повествовании я буду утомлять читателя описанием долгого пути к собственному членовредительству.
Первое колено пострадало на тяжелой атлетике, что-то пошло не так и штанга на плечах качнула меня вперед в тот момент, когда я была в приседе и готовилась выпрямиться. Вместо этого нога вывернулась и сустав ткнулся в помост по совершенно нетипичной траектории. Самое обидное, что это была последняя тренировка перед соревнованиями на кандидата в мастера спорта.
Так состоялось моё знакомство с отличным хирургом, который в дополнение оказался весьма циничным человеком, гораздо циничнее меня. Операция несложная, лапароскопия и резекция на мениск. “Подлатали тебя чуть-чуть” - так сказал врач. Восстановление было молниеносным, но с атлетикой пришлось завязать.
***
Дальше по очереди было скалолазание. Я до сих пор благодарна всем богам за то, что панически боюсь высоты и так и не смогла ее перебороть. Из альпинизма произошел внезапный скачок на мотоциклы. Все-таки поближе к земле и падать невысоко.
В один прекрасный день я осознала себя на очередном соревновании в огромной, грязной, холодной луже, придавленная эндуриком. К этому времени я уже обладала внушительным количеством экипировки, тремя мотоциклами и неплохими навыками управления двухколесной техникой. Долгие, не дешевые и регулярные тренировки принесли свои плоды. Быстрый успех полностью лишил меня здравого смысла и дал ощущение неприкосновенности, а гонор стал причиной следующей травмы.
Ранним, солнечным, январским утром в Геленджике я, несмотря, на все намеки старших и более опытных товарищей, что мне с ними не по пути, поехала на тренировочный выезд в горы. По факту с подготовленными спортсменами. Уже через пять километров стоило бы развернуться домой, потому как то, что ребята обозначали словами “легкая прогулка”, на деле оказалось достаточно серьезным испытанием. Но мне очень не хотелось ударить в грязь лицом, и я ехала, и ехала, и ехала, стараясь не отставать. Пункт назначения именовался гора Безумная, с виду холм холмом, ничего страшного и с чего бы это у неё такое грозное название. Мои попутчики бешеными пчелами умчались наверх, строго-настрого наказав мне сидеть у подножья и грызть семечки. И я сидела, дисциплинированно, минут десять. Потом аккуратно начала раскатываться, наметила траекторию и решила попробовать всё-таки взять эту вершину. Конечно же я и не мечтала залезть на самый верх, хотя бы до середины, и это уже будет почетным. Мотоцикл урчит, у меня сталь в глазах, рука откручивает газ. И, оказывается, ничего сложного, чего пугали-то. Я ликовала, таким манером сейчас всех догоню, то-то они удивятся. Подъем стал набирать градус, мотоцикл буксовать, а я…
А я, не имея никакого опыта и теории езды в горах, сделала то единственное, что пришло в голову: скинула передачу и подала еще газу. Мотоцикл незамедлительно оторвал от земли переднее колесо, сделал офигенную курву и выскочил из-под меня. Вместо того чтобы отпрыгнуть я изо всех сил в него вцепилась, а дальше, как в тумане: отвратительный хруст в левой ноге, дикая, горячая боль, заливающая всё сознание. И вот я валяюсь по склону, кричу, жру землю и не могу больше думать не о чем, кроме как о способе избавления от этих мучений.
Я молодец. Так все сказали. Далеко заехала, и никто не ожидал, что я вообще так смогу. Эвакуация приехала очень быстро и отвезла сразу на МРТ. Вы спросите отчего не в травму? Да опытные все. Нога целая, колено опухло — значит связки, мениски и нечего тут гадать. Переломала я себе сустав в труху, конечно же. Хирург встретил как родную, посетовал, правда, что лучше тяжелая атлетика - повреждений меньше.
Вторая операция уже не была так безоблачна. Сустав собирали из кусков с помощью запчастей. Так у меня в ноге поселился анкерный болт. Звучит страшно, но на деле крохотный шурупчик в два миллиметра (а может и меньше), чье назначение было прикрепить удерживатель надколенника.
***
Ровно через полгода я снова села на мотоцикл. На обычный асфальтовый мотоцикл и поехала в Грузию. Никаких соревнований, никаких геройств, никаких тренировок. Просто небольшая развлекательная поездка с друзьями по ровной дороге. Но, забытый паспорт внес изменения в маршрут, и я уехала в Казахстан. Не просто в Казахстан, а в степи. На дорожной резине, на дорожном мотоцикле. Весело и бодро прыгая по кочкам, в обязательной, с некоторых пор, стойке, я вдруг поняла, что у меня не крутится руль и мотоцикл вообще встал. Переднее крыло от удара зацепилось за решетку радиатора. Короче, спрыгнуть я успела, но неудачно (тут, читатель, ты можешь смело смеяться надо мной).
Эту боль в колене я не могла спутать ни с чем. Разве что она была не такая острая, как в тот раз. Да и ходила я без помощи, нога сгибалась. В целом все было настолько не страшно, что мы еще неделю колесили по степям, разве что я была осторожнее и уже не так отчаянно лезла на бездорожье. По возвращению последствия удара полностью прошли, а в больницу опять не хотелось. Гибкий разум решил, что ничего не было и я вновь зажила полной жизнью.
Закончилась такая безответственность печально. На очередном мотофестивале, отплясывая огненную джигу прямо на столе, я оступилась, и вся моя передняя крестообразная связка покорно легла вниз, целиком. Отдельной песни достойна дорога домой, сквозь слезы. На мотоцикл меня посадили, а вот до дома сто пятьдесят километров и слезть я с него не могу. Зачем поехала одна — не спрашивайте.
“Да ты издеваешься надо мной, что ли?” — воскликнул хирург и пришил мне новую связку, краше прежней.
***
Ровно через полгода... Нет! Конечно же нет! Колени в четвертый раз я не ломала, но словно с цепи сорвалась. Встала на сноуборд, хотя всю жизнь каталась на лыжах, поехала в путешествие в Марокко на бездорожье, по трассе Дакара. Я металась по стране словно смертник, которому осталось жить считанные дни. Мне так всего было мало, так хотелось больше, еще больше и совершенно не получалось делать все помедленнее.
Только вот все чаще стал вспоминаться тот самый хруст и земля во рту.
И теперь моими коленями можно предсказывать погоду похлеще чем барометром. Понадобилось три операции, чтобы угомонить себя и хватило смелости и сил признать, наконец, что я себя изувечила. Ощущение, что эти четыре года безумного экстрима догнали меня все одновременно.
Чёрт, а так хотелось написать что-то веселое и легкое. Как я напугала до смерти охранника, рассекая на костылях по коридорам в костюме дракона. Как главный врач запретил мне есть груши под окном кабинета. Как хотела убежать из больницы на крещенские купания. Про друзей и про недругов. Про вождение машины одной ногой. Ведь тогда мне было очень весело.
Но вышло как вышло. Есть надежда, что история моих трех коленей заставит хоть одного человека остановиться и подумать, а все ли он делает правильно?
И если на моем счету будет этот один человек — значит и я все делала правильно.
Здравствуйте! Меня зовут Николай, мне 38 лет и я хочу рассказать вам свою историю. Так уж вышло, что родила меня мать на полюсе холода... От Якутска до Оймякона примерно тысяча километров. Автобусного сообщения круглый год нет. Летом на общественном транспорте еще добраться можно, а зимой приходится брать уазик «буханку» и ехать на нем по заснеженной пустыне. Дорога занимает в среднем тридцать часов, так что только состоятельный человек может позволить себе выехать или приехать в Оймякон зимой. Незима здесь только со второй половины мая по первую половину сентября. Все остальное время – холод собачий.
Смешно читать новости или смотреть сюжеты по телевидению, где рассказывают, как Москва замерзла в двадцать градусов мороза, у нас дети перестают в школу ходить, только когда столбик на термометре опускается ниже шестидесяти градусов. Двадцать градусов со знаком минус – сказочная теплынь, минус тридцать – легкая прохлада. В январе в Оймяконе средняя температура – 55 градусов ниже нуля, в феврале еще холоднее, под шестьдесят. Даже летом периодически бывает отрицательная температура.
Родители мои работали на метеостанции. По идее, на пенсию можно было уже уйти после пятнадцати трудовых лет, но они проработали двадцать два года – а потом уехали на большую землю, где в течение нескольких лет тяжело болели. В Оймяконе из-за низкой температуры окружающей среды совсем нет вирусов, они просто умирают здесь. На материке любая простуда, любой грипп, может оказаться фатальным для северянина...
При наших морозах автомобиль не глушат. У дальнобойщиков в Якутии моторы работают вообще месяцами без выключения. За два часа простоя все так замерзнет – что потом придется ждать лета, чтобы завестись. На большой земле машины отогревают в теплых боксах, в автомойках. У нас в Оймяконе ничего такого нет. Да и вообще, во всей Якутии, наверное, только в Якутске можно встретить теплые боксы. Если оставить машину с включенным двигателем на четыре часа, то она тоже замерзнет, колеса превратятся в камни. Конечно, двигаться на таком автомобиле можно, но очень аккуратно и медленно. Представьте себе, ехать на колесах, которые напоминают форму яйца – это удобно?..
Не редки случаи, когда зимой лопаются колеса. Железные рамы автомобилей регулярно трескаются, пластиковые бамперы – рассыпаются от мороза в пыль. Самое жестокое, что может произойти с автолюбителем – если в его машине сломается печка. Разумеется, тут все проклеивают и двери, и форточки, но холод все равно поступает в машину, да и сама она остывает из-за внешнего воздуха. Если печка накрылось – надевай на себя все, что найдешь и как хочешь, тяни до ближайшего поселка. Правда они у нас не так, как в Центральной части России, и двести, и триста километров можно проехать, пока кого-нибудь найдешь, а можно и все пятьсот.
Люди на большой Земле боятся, что доллар вырастет, рубль упадет, тарифы поднимут и т.д. и т.п. в Оймяконе же главный страх – проблемы с энергией. В условиях такого мороза к обычным житейским радостям начинаешь относиться особо трепетно. Весь поселок отапливается от дизельной электрической станции. Ни о какой котельной в такой мороз говорить не приходится, слишком большие потери будут.
ДЭС наша, на моем веку, несколько раз выходила из строя в самый трескучий холод. Причем, на моей памяти, никогда никто капитального ремонта электростанции не делал. Благо из Якутска оперативно реагировали на поломку и высылали бригаду рабочих. Все же мужское население в это время пыталось не дать замерзнуть водопроводу, который бы прорвало потом, после починки электростанции. Все, кто мог, брал в руки паяльную лампу и согревал трубы.
В каждом доме здесь стоит свой тэн, поскольку передавать горячую воду при шестидесятиградусном морозе чревато – в лучшем случае она просто остынет. Но чтобы до человека дошла хотя бы холодная, приходится обогревать электричеством трубы. Для этого на них кладутся специальные греющие кабели, а сверху кожух. Если электростанция перестает работать, то трубы перестают обогреваться, а кожух способен держать тепло только определенное время – потом его становится не хватать. Приходится сдирать кожух и греть трубу паяльной лампой. Если трубу прорвет – до лета заменить ее нереально. Представляете оставить больницу, школу или детский сад без воды?
Да, на полюсе холода есть и больница, и школа, и магазин. Работа находится не только для суровых мужчин, но и для хрупких женщин. Даже дети в Оймяконе не такие, как на большой Земле. Она с малолетства готовы к морозам и суровой якутской погоде. Когда за окном совсем холодно – никакое отопление не помогает. Школьники сидят на уроках в пальто (пальто специально хранится в школе, потому что таскать его с собой туда-сюда не резон) и согревают гелевые ручки, которые, по идее, не замерзают на морозе.
К одежде отношение в Оймяконе совсем не такое, как на большой Земле. Красиво-некрасиво – не важно. Главное, чтобы тепло было. Если на пару минут выскочишь на улицу в тонкой куртке, то рукав может отломиться, или воротник. Настоящий оймяконец на ногах носит унты из камуса, шкуры нижней части ноги северного оленя. Для одной пары унтов надо десять камусов, то есть мех с десяти ног оленя. Длина шубы обязательно должна доставать до унт. В противном случае можно отморозить колени и голень. На голове – меховая шапка из песца, норки или лисы, для тех, кто живет поскромнее. Без шарфа выходить на улицу вообще нельзя. При сильном морозе дышать на улице можно только через шарф. Таким образом, хоть какое-то количество теплого воздуха попадает в легкие. При низких температурах содержание кислорода в воздухе очень мало, поэтому у среднестатистического человека дыхание учащается вдвое. Если выдохнуть на морозе в тишине – то можно услышать шуршание, это замерзает выдыхаемый пар. Оймяконские морозы не страшны простудами, но обморожение [легких] здесь получить легче легкого — от него тоже можно защититься только теплым шарфом.
Как бы тяжело не приходилось в Оймяконе взрослым людям, детям тяжелее вдвойне. Когда я был совсем еще крохой, то перед тем, как вывести на улицу, меня одевали по половине часа, и все это очень напоминало таинственный ритуал. Сначала надевают теплое белье, затем – шерстяные штаны, а сверху – ватный комбинезон. На тело – байковая рубашка, сверху – теплый свитер. А потом еще, в довершение образа капусты – цигейковая шуба. На ногах – обычные носки, шерстяные носки и валенки. На голове – вязаная шапка, а сверху – цигейковая. На ладони – заячьи рукавицы. Ходить в таком рыцарском костюме не получалось абсолютно. Поэтому малых детей здесь не водят по улице, а возят в санках. Просто так класть ребенка в санки нельзя – на печке надо подогреть подстилку, постелить сначала ее, а сверху усадить ребенка. Снаружи у малыша остаются только глаза и брови, остальным частям тела не холодно...
До недавнего времени в Якутии никто не моржевал. Сейчас любителей тоже немного, но даже несчастные случаи их не отпугивают. Например, есть дурная традиция в России — в прорубь нырять на крещение. Удивительно, что православная церковь твердит, мол, не церковный этот обряд и вообще он вредный, а народ с каждым годом все больше и больше ныряет в проруби. До Якутии в середине двухтысячных тоже дошла эта мода на лжеправославие. Нескольким десяткам людей она стоила здоровья, а кому-то, наверное, и жизни. Представьте сами, за окошком минус пятьдесят пять градусов, температура воды – три градуса выше нуля. Раздеваешься – идешь сухой по снегу к воде – никаких проблем, окунаешься – вообще здорово, тепло, но стоит вылезти, как ноги моментально примерзнут ко льду.
Я сам был свидетелем, как первые отчаянные смельчаки ныряли в прорубь. Отдирали мы потом их ото льда на силу. Русский человек — он горазд на дурное дело. Никто экспериментов с моржеванием на полюсе холода не окончил – стали нырять, но имея под рукой ведро с горячей водой. Человек вылезает из воды и перед ним льют горячую дорожку, чтобы он успел до машины добежать, обтереться и одеться в сухое. Еще один способ – нырять в обуви, обувь не пристывает ко льду. В нетрезвом состоянии нырять в прорубь категорически запрещается.
В Оймяконе самые обычные предметы и вещи приобретают очень необычные формы. Например, полицейские здесь никогда не носят дубинок – на морозе они твердеют и лопаются при ударе, как стекло. Рыба, извлеченная на морозе из воды, за пять минут становится стеклянной. Белье приходится тоже сушить очень аккуратно. За пару минут на морозе оно становится колом, а спустя два часа вещи уже необходимо заносить обратно. Если делать это неаккуратно, то наволочка или пододеяльник могут переломиться пополам.
Зиму на улице, из всех домашних животных способны переносить только собаки, лошади и, разумеется, северные олени. Коровы большую часть года проводят в теплом хлеву. На улицу их можно выпускать, только когда столбик термометра поднимется выше тридцати градусов мороза, но и то при такой температуре на вымя необходимо надевать специальный бюстгальтер, а то животное его отморозит. Холодильники большую часть года здесь никто не использует, храня мясо, рыбу и бруснику на веранде. Рубить мясо топором нельзя – иначе оно превратится в мелкую щепку, приходится его пилить...
Люди на полюсе холода выглядят гораздо старше своих лет, а больше пятидесяти пяти лет живут лишь единицы. Отдельно стоит сказать о похоронах в условиях нашего климата. Есть даже здесь поговорка – не дай бог тебе умереть зимой. Могилы копают целую неделю. Землю сначала прогревают печкой, потом ломами долбят почву сантиметров на двадцать, затем греют вновь и снова долбят и так пока глубина не достигнет двух метров. Труд страшный. Штатных землекопов в Оймяконе нет, рытье могилы ложится полностью на плечи родственников и друзей.
Сейчас на полюсе холода работа еще есть. Она здесь будет всегда, пока есть люди, но с каждым годом жителей становится все меньше. Кто-то умирает, кто-то уезжает на большую Землю. Раньше близ Оймякона работал большой животноводческий совхоз и ферма, где разводили чернобурку. Мех у нее был самый лучший. Наверное, не зря говорят, что чем крепче мороз, тем лучше мех. Сейчас и комплекс и ферму закрыли. Считанное число людей трудится в аэропорту, кое-кто работает на подстанции, до сих пор функционирует метеорологическая станция. С большой Земли люди на работу сюда не приезжают, кроме совсем отчаянных храбрецов, но таких за последние десять лет можно пересчитать по пальцам одной руки. Зарплаты по северным меркам не самые высокие, но когда я говорю в Новосибирске, что получал в Оймяконе 72 тысячи рублей – все мечтательно закатывают глаза. Они просто не знают, что шоколад там стоит семьсот рублей за плитку, да и все другие товары тоже очень дорогие.
После развода с женой и смерти родителей у меня началась настоящая депрессия. Хоть родители и жили далеко, но раз в год я стабильно выбирался к ним, смотрел на огромный Новосибирск и завидовал всем людям, живущим там. Никто из вас не понимает, как трудно влачить свое существование в условиях нечеловеческого холода. К тридцати пяти годам мой организм, наверное, имел биологический возраст пятидесятилетнего мужчины. Своих зубов вообще практически не осталось.
В тридцать семь должно было исполниться пятнадцать лет, как я работал в Оймяконе, а это значит, мне была положена пенсия. После пенсии я не протрудился ни дня. Дождался, когда первый УАЗик пойдет на Якутск, собрал дорогие памяти вещи и уехал прочь. Попрощался с несколькими людьми, обошел в последний раз родной поселок и всё.
От родителей в городе осталась двухкомнатная квартира на Серебрянниковской улице, так что я живу почти в центре. Проблем не знаю, каждый новый день для меня действительно новый. Компьютер у меня был давно, но только в Новосибирске я открыл для себя интернет. Первое время неловко чувствовал себя в супермаркете и в метро, смущали толпы людей на улицах. Живя на севере, ты огромное количество времени проводишь сам с собой или со своими близкими. Таким образом, даже самый общительный человек рискует стать интровертом. Мне до сих пор сложно завязать разговор с незнакомцем. Я хоть и в армии служил, и жил в Якутске, пока учился в техникуме – все равно к огромным людским массам не привык. И еще, здесь, на большой Земле, люди гораздо общительнее, чем там у нас, на Севере. Недавно я разыскал в одноклассниках всех своих приятелей, кто уехал из Оймякона раньше – никто не тоскует и не хочет вернуться назад.
Единственное, что иногда снится – это наша теплая печка. Где я, будучи совсем еще маленьким пацаненком, спал в длинные зимние ночи. Я спал на печи, а мама вставала очень рано и готовила в этой печи для нас еду. Сон этот настолько реален, что сразу после него я просыпаюсь и долго не могу понять, где нахожусь, а потом подхожу к окну и смотрю на большие красивые дома, иногда вижу, как люди идут по улице и не кутаются в шарф и понимаю, что нахожусь в совсем другом, теплом мире. Не раз слышал, что Новосибирск считают холодным городом. Это, смотря с чем его сравнивать...
Я был так воспитан, что всегда считал, будто бы после сорока – уже начинается закат. Смотрю сейчас на сибиряков, они в сорок лет гуляют с молоденькими девушками, молодцевато выглядят и вообще стариками себя не считают. Пока мне это ново.
Когда я спросил на новой работе у коллеги: «Как думаешь, сколько мне лет?». Она сразу же ответила: «Пятьдесят?». С одной стороны было смешно, а с другой неловко. Мне всего-то тридцать восемь...
Как начинается в городе какая-нибудь эпидемия – я сразу начинаю заболевать. Нет иммунитета к болячкам с большой Земли, зато за одну зиму, что здесь прожил, ни разу ничего себе не обмораживал. Сибирский слабенький мороз не оставляет на моей коже никаких следов. Что будет со мной, обыкновенным оймяконским мужиком дальше – неизвестно, но я уверен, что ничего плохого уже не случится. Прошлое – забыто, будущее – закрыто, настоящее – даровано.
(с) с форума
Я так в 7 лет научился разбирать/собирать видик и клеить кассету маминым лаком для ногтей - на скорость, пока родители с работы не пришли.
Чертова порнуха. Но второй раз я смотрел эту кассету с уже открученными винтами и полу снятой крышкой магнитофона.
Навеяло этим комментарием про игры из детства.
У меня были такие игры из нестандартных для современных детей, а может и некоторых детей из СССР тоже:
I. С ножами:
1. Коняшки - втыкали столовский такой нож из нержавейки в квадрат из далека от черты. Пока кто-то не воткнет - он коняшка. Потом швыряли ногой нож куда подальше. Потом коняшка оттуда вёз наездника с ножом к квадрату для броска в квадрат. Если воткнётся - швыряет снова ногой.
2. Танчики - складничком в песочнице буквой Г подбрасываешь пальцем в квадратное разрыхленное поле. Смотря как упал нож получали солдатика, танк и т.д.
3. Хуй пойми что - втыкали нож в дерево - чем выше, тем лучше. Потом пол дня сбивали его камнями.
4. Ножички - на круглом отчерченом поле делили территорию. Втыкали нож в поле соперника и отжимали территорию - сколько получится отчертить, не вставая конечностями на чужое поле.
II. С непотребствами:
1. Башенка/пирамидка - подкапывали пирамидку из песка с сморчком как в комментарии на скрине.
2. Веснушки - в деревне. Вокруг свежей коровей лепешки. Ударяешь палкой. На ком больше «веснушек», тот и проиграл.
III. Экстремальные
1. Войнушка с воздушкой - когда поперла волна на игрушки-воздушки с пластиковыми пульками. Мы ими ебошили в войнушку. Пока кому-то глаз не выбили.
2. Догонялки от злого существа. На выбор по ситуации толпой злили:
- сторожа старого немца на территории детского сада. Кого догнал немец или его собака проиграл. Иногда немец даде за забор выбегал и гонялся по дворам.
- просто собаку друзей, когда он ее на выгул выводил. Была мода на спаниелей.
- старшекласника/старшеклассницу и бежали в рассыпную. С другом даже соорудили тайные местечки в виде тайной тропы из камней на заболоченном поле. Мы чистые, а догоняющий весь в говно, особенно если был упорный.
3. Усыпление - душишь за шею или в грудь. Потом будили. Не долго играли. Как-то не прижилось.
4. Гоночки - ездили по кругу на велосипедах Кама. Вокруг дома типо «Хрущёвки» и бортовали друг друга ногой или передним колесом по заднему.
IV. С битвами:
1. Царь горы - зимой с огромного сугроба друг друга скидывали с горы.
2. Арена - собирали «крестоносца» (паук), каракатуса (какая-то странная живность с двумя жалами, я такую больше никогда и не видел за пределами своего родного города) и т.д. Сували в арену в песочнице и смотрели кто кого заебошит.
V. Азартные.
Только одна - Тренька. Зековская карточная игра. Раздача по 3 карты. А далее все как в покере. Но без выкладывания дополнительных общих карт.
P.S. Все что смог, вспомнил. Городки, банки-склянки, лапта и т.д у нас не прижились. И да, я перечислил только то, чего не наблюдаю сейчас у нынешних детей во дворе.
Есть ещё у кого в воспоминаниях безумные или нестандартные игры?
@Exel81, @catchfish