Пробую делать детский контент (для чего завёл отдельный второй канал на ютубе, подписывайтесь на него). Озвучил аудиокнигу с картинками из серии "Занимательная зоология", для которой издательство приглашало известных людей, каждый из которых писал книжку про животное, с которым он себя ассоциирует.
Жизнь не стоит того, чтоб жить, тем более умирать.
Нечем особенно дорожить, нечего выбирать.
Плохо кончит любой рожденный. Прочего не дано.
Победитель и побежденный проигрывают равно.
Непонятна мне Пастернакова дружба с его сестрой:
Здесь кончается одинаково все, несмотря на строй.
Месиво, крошево, тесто, печево, зелье, белье, сырье —
Пусть ее любят те, кому нечего делать, кроме нее.
Пусть ее любят отцы семейства, наместники теплых мест,
Все, кому в принципе здесь не место, но только они и есть.
Пусть ее любят пиявки, слизни, тюзовский худсовет —
Делай что-нибудь, кроме жизни, вот тебе мой завет.
Все, что хочешь. Броди по Денверу, Килю или Сен-Клу.
Растекайся мыслью по дереву, выпиливай по стеклу,
Изучай настойку на корках, заговор на крови,
Спи по часу, ходи в опорках, сдохни. Но не живи.
Рви с отжившим, не заморачиваясь: смылся — и был таков.
Не ходи на слеты землячеств, встречи выпускников.
Пой свое, как глухарь, токующий в майском ночном логу.
Бабу захочешь — найди такую же. Прочих отдай врагу.
Что есть мир? Роенье бактерий, чавканье, блуд в поту.
Нам, по крайности, дан критерий, которого нет в быту.
В жизни все обернутся прахом — и бабник, и нелюдим;
Всякий триумф обернется крахом, а тут еще поглядим.
Дрожь предчувствия, страх за шкуру, пресная болтовня,
Все, чему я поверил сдуру, — отойди от меня.
Я запрусь от тебя, как в танке. Увидим, кому хужей.
Стой в сторонке, нюхай портянки, не тронь моих чертежей.
(с) Дмитрий Быков
— Значит, повторяю в последний раз, — сказал Кошмин, высокий сухой человек, больше похожий на следователя-важняка, чем на инспектора гуманитарки. — В Можарове стоянка пять минут. Этого им достаточно, чтобы отцепить вагон с гумпомощью. При первой же вашей попытке открыть двери или окна я буду действовать по инструкции. Потом не обижайтесь.
Васильеву и так было страшно, да ещё и за окном сгущалась июльская гроза: набухали лиловые тучи, чуть не касавшиеся густого сплошного ельника. Безлюдные серые деревеньки по сторонам дороги глядели мрачно: ни живности, ни людей, только на одном крыльце сидел бледный большеголовый мальчик и провожал поезд недобрым внимательным взглядом, в котором не было ничего детского. Иногда Васильев замечал такой взгляд у безнадёжных сумасшедших, словно сознающих своё печальное состояние, но бессильных его изменить.
— Да не буду я, — сказал Васильев с досадой. — Вы же ещё в Москве пять раз предупреждали.
— Всех предупреждали, — буркнул Кошмин, — а некоторые открывали…
— Да у нас вон и окно не открывается.
— А Горшенин, который перед вами ездил, бутылкой разбил окно, — мрачно напомнил Кошмин.
— Ну, у нас и бутылки нет… И решётки вон снаружи…
— В эту решётку свободно можно руку просунуть. Хлеба дать или что. И некоторые просовывали. Вы не видели, а я видел.
Васильева бесило, что Кошмин столько всего видел, но ни о чём не рассказывал толком. Он терпеть не мог неясностей.
— Вы лучше заранее скажите, Георгий Валентинович, — Васильеву было всего двадцать пять, и он обращался к инспектору уважительно. — Что это за сирены такие, перед которыми невозможно устоять? Честное слово, проще будет. Кто предупреждён, тот вооружён.
— А чего вы такого не знаете? — настороженно глянул Кошмин. — Вам всё сказано: на станции подойдут люди, будут проситься, чтоб впустили, или там открыть окно, принять письмо для передачи, дать хлеба. Принимать ничего нельзя, открывать окна и двери не разрешается ни в коем случае. Можарово входит в перечень населённых пунктов, где выходить из поезда запрещается, что непонятного?
— Да я знаю. Но вы хоть скажите, что там случилось. Зона заражённая или что.
— Вас когда отправляли, лекцию читали? — спросил Кошмин.
— Ну, читали.
— Перечень пунктов доводили?
— Доводили.
— И что вам непонятно? Какая заражённая зона? Обычная зона гуманитарной помощи в рамках национального проекта поддержки русской провинции. Всё нормалдык. Но есть определённые правила, вы понимаете? Мы же не просто так, как баба на возу. Мы действуем в рамках госпроекта. Надо соблюдать. Если не будете соблюдать, я довожу о последствиях.
— Понял, понял, — сказал Васильев. Он терпеть не мог, когда ему что-либо доводили. Это его доводило. Также он терпеть не мог слов «йок» и «нормалдык».
— А почему тогда вообще не закрыть окна на это время? Жалюзи какие-нибудь спустить железные, ставни, я не знаю…
— Ну как это, — поморщился Кошмин. — Едет же пресса вроде вас. Иностранные наблюдатели вон едут. Что, в глухом вагоне везти, как скотину? Вон в седьмом едет представитель фонда этого детского, Майерсон или как его. Он и так уже приставал, почему решётки. Ему не нравится из-за решётки глядеть. Он не знает, а я знаю. Он Бога должен молить, что решётки.
Люди вроде Кошмина всегда были убеждены, что за их решётки все должны кланяться им в пояс, потому что иначе было бы ещё хуже.
— И потом, это же не везде так, — добавил он успокоительно. — Это одна такая зона у нас на пути, их и всего-то шесть, ну, семь… Проедем, а дальше до Урала нормально. Можно выходить, картошки там купить отварной, с укропом… пообщаетесь с населением, если хотите… Заповедник, природа… Всё нормалдык! Зачем же ставни? Всего в двух пунктах надо соблюдать, Можарово и Крошино, а в остальное время ходите, пожалуйста, ничего не говорю…
Васильев попытался вообразить, что делается в Можарове. Ещё когда их группу — три телевизионщика в соседнем вагоне и он от «Ведомостей» — инструктировали перед отправкой первого гуманитарного поезда, пересекающего Россию по случаю нацпроекта, инструктор явно чего-то недоговаривал. К каждому журналисту был прикреплён человек от Минсельхоза с внешностью и манерами профессионального охранника — что за предосторожности во время обычной поездки? Оно конечно, в последнее время ездить между городами стало опасно: вовсю потрошили электрички, нападали на товарняки… Ничего не поделаешь, тоже был нацпроект — приоритетное развитие семи мегаполисов, а между ними более или менее дикое поле, не надо нам столько земли… Кто мог — перебрался в города, а что делалось с остальными на огромном российском пространстве — Васильев представлял смутно. Но он был репортёр, вдобавок с армейским опытом, и его отправили с первым гуманитарным — писать репортаж о том, как мегаполисы делятся от своих избытков с прочим пространством, где, по слухам, и с электричеством-то уже были перебои. Правда, о том, что на отдельных станциях нельзя будет даже носу высунуть на перрон, в Москве никто не предупреждал. Тогда симпатичная из «Вестей» точно бы не поехала — она и так всё жаловалась, что в вагоне не предусмотрена ванна. Ванна была только в спецвагоне Майерсона, потому что он был филантроп и Бог знает какой миллиардер, Гейтс курит.
За окном плыл безлюдный и ничем не примечательный, но именно поэтому особенно страшный пейзаж: всё те же пустые серые деревни, иногда одинокая коза с красной тряпкой на шее, иногда тихий косарь, в одиночку выкашивавший овраг, — косарь тоже смотрел вслед поезду, нечасто он теперь видел поезда, и лица его Васильев не успевал разглядеть; мелькало поле с одиноко ржавевшим трактором — и опять тянулся угрюмый ельник, над которым клубилась лиловая туча. Быстро мелькнули остатки завода за полуразвалившимся бетонным забором, ржавые трубы, козловой кран; потянулось мелколесье, среди которого Васильев успел разглядеть бывшую воинскую часть за ржавой колючей проволокой, на которой так и остался висеть чей-то ватник — небось мальчишки лазали за техникой… Поезд замедлял ход.
— Что там хоть раньше-то было, в Можарове? — спросил Васильев, чтобы отвлечься от исподволь нараставшего ужаса. Он знал, что Минсельхоз просто так охранников не приставляет — там работали теперь люди серьёзные, покруче силовиков. — Может, промыслы какие?
— Кирпичный завод, — нехотя ответил Кошмин после паузы. — Давно разорился, лет тридцать. Ну и по мелочи, обувная, мебельная фабрика… Театр кукол, что ли… Я тогда не был тут.
— А сейчас есть что-то?
— Если живут люди — значит, есть, — сказал Кошмин с таким раздражением, что Васильев почёл за лучшее умолкнуть.
— В общем, я вас предупредил, — проговорил Кошмин после паузы. — К окну лучше вообще не соваться. Если нервы слабые, давайте занавеску спущу. Но вообще-то вам как журналисту надо посмотреть. Только не рыпайтесь.
— Ладно, ладно, — машинально сказал Васильев и уставился на медленно плывущую за окном станцию Можарово.
Сначала ничего не было. Он ожидал чего угодно — монстров, уродов, бросающихся на решётку вагона, — но по перрону одиноко брела старуха с ведром и просительно заглядывала в окна.
— Раков! — покрикивала она. — Вот раков кому! Свежие кому раки!
Васильев очень любил раков и остро их захотел, но не шелохнулся. Старуха подошла и к их вагону, приблизила к стеклу доброе измождённое лицо, на котором Васильев, как ни вглядывался, не мог разглядеть ничего ужасного.
— Раков! — повторила она ласково. — Ай кому надо раков?
— Молчите, — сквозь зубы сказал Кошмин. Лицо его исказилось страданием — тем более ужасным, что, на взгляд Васильева, совершенно беспричинным. Не может быть, чтобы ему так сильно хотелось раков и теперь его раздирала борьба аппетита с инструкцией.
Старуха отвернулась и тоскливо побрела дальше. Станция постепенно заполнялась людьми — вялыми, явно истощёнными, двигавшимися замедленно, как в рапиде. К окну подошла молодая мать с ребёнком на руках; ребёнок был жёлтый, сморщенный, вялый, как тряпичная кукла.
— Подайте чего-нибудь ради Христа, — сказала она тихо и жалобно. Несмотря на толстое стекло, Васильев слышал каждое её слово. — Работы нет, мужа нет. Христа ради, чего-нибудь.
Васильев со стыдом посмотрел на дорожную снедь, которую не успел убрать. В гуманитарных поездах кормили прекрасно, Минсельхоз не жалел средств. На купейном столике разложены были колбаса двух сортов, голландский сыр, что называется, со слезой, и паштет из гусиной печени с грецким орехом, так называемый страсбургский. Прятать еду было поздно — нищенка всё видела. Васильев сидел весь красный.
Вдоль поезда шла девочка с трогательным и ясным личиком, словно сошедшая с рождественской олеографии, на которых замерзающие девочки со спичками обязательно были ангелоподобны, розовы, словно до попадания на промёрзшую улицу жили в благополучнейшей семье с сытными обедами и ежеутренними ваннами. Васильеву казалось даже, что он видел эту девочку на открытке, сохранившейся в семье с дореволюционных времён, — в этой открытке прапрапрадедушка поздравлял прапрапрабабушку с новым 1914 годом. Девочка подошла к окну, подняла глаза и доверчиво произнесла:
— Мама болеет. Совсем болеет, не встать. Дяденьки, хоть чего-нибудь, а?
Она просила не канюча, улыбаясь, словно не хотела давить на жалость и стыдилась своего положения.
— А я песенку знаю, — сказала она. — Вот, песенку спою. Не прошла-а-а зима, снег ещё-е-е лежит, но уже домо-о-ой ласточка спеши-и-ит… На её пути горы и моря, ты лети, лети, ласточка моя-а-а…
Васильев знал эту песню с детского сада и ребёнком всегда плакал, когда её слышал. Он посмотрел на Кошмина. Тот не сводил с него глаз, ловил каждое движение — не было никакой надежды обмануть его и хоть украдкой выбросить в окно деньги или упаковку колбасы; дай решётка…
— Ну вот скажите мне, — ненавидя себя за робкую, заискивающую интонацию, выговорил Васильев, — вот объясните, что был бы за вред, если бы мы сейчас ей подали кусок хлеба или три рубля?
— Кому — ей? — жёстко переспросил Кошмин.
— Ну вот этой, девочке…
— Девочке? — снова переспросил Кошмин.
Что он, оглох, что ли, подумал Васильев. Может, он вообще сумасшедший, псих проклятый, придали мне урода, а я теперь из-за него не могу ребёнку дать еды.
— Вы не видите, что ли?!
— Вижу, — медленно сказал Кошмин. — Сидите смирно, или я не отвечаю.
К окну между тем подошла ещё одна старуха, маленькая, согбенная, очкастенькая, с личиком провинциальной учительницы. Дрожащей скрюченной лапкой она протянула к самому лицу Васильева маленькие вязаные тапочки, такие ещё называют пинетками, собственные его пинетки до сих пор хранились дома, покойная бабушка связала их крючком. Если бы не дедушкина пенсия да не проживание в Москве, покойная бабушка на старости лет могла бы стоять точно так же.
— Купите тапочки, — умоляюще сказала старушка. — Хорошие тапочки, чистая шерсть. Пожалуйста. Дитенку там или кому… Купите тапочки…
Вот они, сирены Можарова. Вот к кому нам нельзя теперь выходить. От собственного народа мы отгородились стальными решётками, сидим, жрём страсбургский паштет. Васильев встал, но Кошмин как-то так ткнул его стальным пальцем в подреберье, что журналист согнулся и тут же рухнул на полку.
— Предупреждал, — с отвратительным злорадством сказал Кошмин.
— Предупреждал он, — сквозь зубы просипел Васильев. — Суки вы все, суки позорные… Что вы сделали…
— Мы? — спросил Кошмин. — Мы ничего не сделали. Это вас надо спрашивать, что вы сделали.
Парад несчастных за окном в это время продолжался: к самым решёткам приник пожилой, болезненно полноватый мужчина с добрым и растерянным лицом.
— Господа, — лепетал он срывающимся голосом, — господа, ради Бога… Я не местный, я не как они… Поймите, я здесь случайно. Я случайно здесь, я не предполагал. Третий месяц не могу выбраться, господа, умоляю. Откройте на секунду, никого не впустим. Господа. Ведь нельзя же здесь оставлять… поймите… я интеллигентный человек, я такой же человек, как вы. Ведь невыносимо…
Голос его становился всё тише, перешёл в шёпот и наконец сорвался. Мужчина рыдал, Васильев мог бы поклясться, что он плакал беспомощно и безнадёжно, как младенец, забытый в детском саду.
— Я всё понимаю, — снова начал он. — Я вас понимаю прекрасно. Но я вас умоляю, умоляю… я клянусь чем хотите… Вот! — внезапно осенило его, и из кармана мятого серого плаща он извлёк какую-то обтёрханную справку. — Тут всё написано! Командировка, господа, командировка… умоляю… умоляю…
Тут он посмотрел влево, и на лице его отобразился ужас. Кто-то страшный в водолазном костюме неумолимо подходил к нему, отцеплял от решётки вагона его судорожно сжатые пальцы и уводил, утаскивал за собой — то ли местный монстр, то ли страж порядка.
— Ааа! — пронзительным заячьим криком заверещал пожилой, всё ещё оглядываясь в надежде, что из вагона придёт помощь. — Спасите! Нет!
— Это кто? — одними губами спросил Васильев.
— Кто именно?
— Этот… в водолазном костюме…
— В каком костюме?
— Ну, тот… который увёл этого…
— Милиция, наверное, — пожал плечами Кошмин. — Почему водолазный, обычная защита… Тут без защиты не очень погуляешь…
Станция заполнялась народом. Прошло лишь пять минут, а вдоль всего перрона тащились, влачились, ползли убогие и увечные. В них не было ничего ужасного, ничего из дурного фантастического фильма — это были обычные старики, женщины и дети из советского фильма про войну, толпа, провожающая солдат и не надеющаяся дождаться их возвращения. Уйдут солдаты, придут немцы, никто не спасёт. В каждом взгляде читалась беспокойная, робкая беспомощность больного, который живёт в чужом доме на птичьих правах и боится быть в тягость. Такие люди страшатся обеспокоить чужого любой просьбой, потому что в ответ могут отнять последнее. На всех лицах читалось привычное кроткое унижение, во всех глазах светилась робкая мольба о милости, в которую никто толком не верил. Больше всего поразила Васильева одна девушка, совсем девчонка лет пятнадцати — она подошла к вагону ближе других, опираясь на два грубо сработанных костыля. Эта ни о чём не просила, только смотрела с такой болью, что Васильев отшатнулся от окна — её взгляд словно ударил его в лицо.
— Что ж мне делать-то, а! — провыла она не с вопросительной, а с повелительной, надрывной интонацией, словно после этих её слов Васильев должен был вскочить и мчаться на перрон, спасать всю эту измученную толпу. — Что ж делать-то, о Господи! Неужели ничего нельзя сделать, неужели так и будет всё! Не может же быть, чтобы никакой пощады нигде! Что ж мы всем сделали?! Нельзя же, чтобы так с живыми людьми…
Этого Васильев не мог выдержать. Он всё-таки отслужил, вдобавок занимался альпинизмом, так что успел повалить Кошмина резким хуком слева, своим фирменным, — и выбежал в коридор, но там его уже караулил проводник. Проводник оказался очень профессиональный — в РЖД, как и в Минсельхозе, не зря ели свой страсбургский паштет. Васильев ещё два дня потом не мог пошевелить правой рукой.
— Нельзя, — шёпотом сказал проводник, скрутив его и запихнув обратно в купе. — Нельзя, сказано. Это ж как на подводной лодке. Сами знать должны. Знаете, как на подводной лодке? — Странно было слышать этот увещевающий шёпот от человека, который только что заломал Васильева с профессионализмом истинного спецназовца. — На подводной лодке, когда авария, все отсеки задраиваются. Представляете, стучат люди из соседнего отсека, ваши товарищи. И вы не можете их впустить, потому что устав. В уставе морском записано, что нельзя во время аварии открывать отсеки. Там люди гибнут, а вам не открыть. Вот и здесь так, только здесь не товарищи.
— Мрази! — заорал Васильев, чумея от бессильной ненависти. — Мрази вы все! Кто вам не товарищи?! Старики и дети больные вам не товарищи?! Это что вы за страну сделали, стабилизаторы долбаные, что вы натворили, что боитесь к собственному народу выйти! Это же ваш, ваш народ, что ж вы попрятались от него за решётки! Хлеба кусок ему жалеете?! Рубль драный жалеете?! Ненавижу, ненавижу вас, ублюдков!
— Покричи, покричи, — не то угрожающе, не то одобрительно сказал проводник. — Легче будет. Чего он нервный такой? — обратился он к Кошмину.
— Журналист, — усмехнулся Кошмин.
— А… Ну, пусть посмотрит, полезно. Тут, в Можарове, журналистов-то давно не было…
— Что они там возятся с вагоном? — неодобрительно спросил Кошмин у проводника. Они разговаривали запросто, словно коллеги. — Давно отцепили бы, да мы бы дальше поехали…
— Не могут они быстро-то, — сказал проводник. — Меньше двадцати минут не возятся.
— Ослабели, — снова усмехнулся Кошмин.
В этот момент поезд дрогнул и тронулся. Несколько девочек в выцветшем тряпье побежали за вагоном — впрочем, какое побежали, скорей поползли, шатаясь и сразу выдыхаясь; Васильев отвёл взгляд.
— Ну, извиняй, журналист, — сказал проводник, переводя дух. — Сам нам будешь благодарен.
— Ага, — сказал Васильев, потирая плечо. — За всё вам благодарны, всю жизнь. Скажи спасибо, что не до смерти, что не в глаз, что не в рот… Спасибо, век не забуду. Есть такой рассказ — вы-то не читали, но я вам своими словами, для общего развития… Называется «Ушедшие из Омеласа». Имя автора вам всё равно ничего не скажет, так что пропустим. Короче, есть процветающий город Омелас. И все в нём счастливы. И сплошная благодать с народными гуляниями…
— А в жалком подвале за вечно запертой дверью, — невозмутимо вступил Кошмин, — сидит мальчик-олигофрен, обгаженный и голодный. Он лепечет: выпустите, выпустите меня. И если его выпустить, весь город Омелас с его процветанием полетит к чертям собачьим. Правильно? Причём ребёнок даже не сознаёт своего положения, и вдобавок он недоразвитый. Даун он, можно сказать. Слезинка ребёнка. Читали. Урсула Ле Гуин. Наше ведомство начитанное.
— Какое ведомство? — спросил оторопевший Васильев.
— Минсельхоз, — сказал Кошмин и подмигнул проводнику. Тот жизнерадостно оскалился в ответ.
— Но если вы всё это читали… — упавшим голосом начал Васильев.
— Слушай, журналист, — Кошмин наклонился к нему через столик. — Ты думать можешь мало-мало или вообще уже все мозги отшибло? Ты хорошо их слышал?
— Кого — их?
— Ну голоса их, я не знаю, кого там ты слышал. Хорошо слышал?
— Ну, — кивнул Васильев, не понимая, куда клонит инструктор.
— А ведь стекло толстое. Очень толстое стекло, журналист. А ты их слышал, как будто они рядом стояли, — нет? И видел ровно то, что могло на тебя сильней всего надавить, так? Зуб даю, что-нибудь из детства.
— А вы? — пролепетал потрясённый Васильев. — Вы что видели?
— Что я видел, того тебе знать не надо! — рявкнул Кошмин. — Мало ли что я видел! Тут каждый видит своё, умеют они так! Интересно послушать потом, да только рассказывать чаще всего некому. Тут щёлку в вагоне приоткроешь — и такое…
— Ладно, — устало сказал Васильев. Он всё понял. — Кому другому вкручивайте. Ведомство ваше, Минсельхоз, Минпсихоз или как вы там называетесь, — вы хорошо мозги парите, это я в курсе. И фантастику читали, вижу. Но дураков нет вам верить, понятно? Уже и телевизор ваш никто не смотрит, про шпионов в школах и вредителей в шахтах. И про призраков в Можарове, которых я один вижу, — не надо мне тут, ладно? Не надо! Я и так ничего не напишу, да если б и написал — не пропустите.
— Вот клоун, а? — усмехнулся проводник, но тут же схватился за рацию. — Восьмой слушает!
Лицо его посерело, он обмяк и тяжело сел на полку.
— В двенадцатом открыли, — еле слышно сказал он Кошмину.
— Корреспонденты? — спросил Кошмин, вскакивая.
— Телевизионщики. Кретины.
— И что, всё? С концами?
— Ну а ты как думал? Бывает не всё?
— Вот дура! — яростно прошептал Кошмин. — Я по роже её видел, что дура. Никогда таких брать нельзя.
— Ладно, о покойнице-то, — укоризненно сказал проводник.
Васильев ещё не понимал, что покойницей называют симпатичную из «Вестей». До него всё доходило как сквозь вату.
— Нечего тут бабам делать, — повторял Кошмин. — В жизни больше не возьму. Что теперь с начпоездом в Москве сделают, это ужас…
— Ладно, пошли, — сказал проводник. — Оформить надо, убрать там…
Они вышли из купе, Васильев увязался за ними.
— Сиди! — обернулся Кошмин.
— Да ладно, пусть посмотрит. Может, поймёт чего, — заступился проводник.
— Ну иди, — пожал плечом инструктор.
Они прошли через салон-вагон перепуганного Майерсона. «Sorry, a little incident», — на безукоризненном английском бросил Кошмин. Майерсон что-то лепетал про оговорённые условия личной безопасности. Пять вагонов, которые предстояло насквозь пройти до двенадцатого, показались Васильеву бесконечно длинным экспрессом. Мельком он взглядывал в окно, за которым тянулись всё те же серые деревни; лиловая туча, так и не проливаясь, висела над ними.
В тамбуре двенадцатого вагона уже стояли три других проводника. Они расступились перед Кошминым. Васильев заглянул в коридор.
Половина окон была выбита, дверцы купе проломаны, перегородки смяты, словно в вагоне резвился, насытившись, неумолимый и страшно сильный великан. Крыша вагона слегка выгнулась вверх, словно его надували изнутри. Уцелевшие стёкла были залиты кровью, клочья одежды валялись по всему коридору, обглоданная берцовая кость виднелась в ближайшем купе. Странный запах стоял в вагоне, примешиваясь к отвратительному запаху крови, — гнилостный, застарелый: так пахнет в пустой избе, где давным-давно гниют сальные тряпки да хозяйничают мыши.
— Три минуты, — сказал один из проводников. — Три минуты всего.
— Чем же они её так… купили? — произнёс второй, помладше.
— Не узнаешь теперь, — пожал плечами первый. — Не расскажет.
— Иди к себе, — обернулся Кошмин к Васильеву. — Покури пойди, а то лица на тебе нет. Ничего, теперь только Крошино проехать, а потом всё нормалдык.
Мультипликационная антология русского хоррора, получившая загадочное название «Красный состав», после первого же трейлера была наречена не иначе как нашим ответом на «Любовь, смерть и роботы». Так ли это?
2023, Канада-Молдова, 12-18 мин.
Жанр: ужасы, триллер, драма
Количество серий: 6
Режиссеры: Джим Брайсон, Адам Джеффкоут, Сэм Чоу, Алёша Климов, Мэттью Лайон, Любомир Арсов, Сергей Кибус, Хирофуми Накада
Роли озвучивали: Лоуренс Бэйн, Алисия Ричардсон, Карло Рота, Кевин Ханчард, Дэниэл Кэш, Уильям Хоуп, Джош Круддас, Тара Йелленд, Роберт Баццокки
Если в двух словах, конечно, это не «Любовь, смерть и роботы», и при прямом сравнении отечественный сборник неизбежно проигрывает: тут и количество серий меньше, и шоураннеры-ноунеймы, а не фигуры уровня Дэвида Финчера, и анимация попроще, и хронометраж… В общем, «ответ» на что-то обычно задумывается совсем не таким, но в том-то и дело, что сами создатели нигде и никогда не говорили, что «Красный состав» – это «Любовь, смерть и роботы», только по-русски (к тому же в рядах ответственных за создание хватает североамериканцев, а России нет даже в графе «производство»). Перед нами просто домыслы зрителей, основанные исключительно на том, что не так уж и часто нам на суд выкатывают антологии короткометражных анимационных фильмов, зато у всех на виду существует самый успешный проект подобного формата – и это как раз «Любовь…». Так что и мы в нашем обзоре нет-нет да и прибегнем к подобному сравнению, уж слишком соблазнительным оно выглядит.
Если говорить о температуре в среднем по больнице, то шоу смотрится, простите за тафтологию, средним (не путать с посредственным!). Но некоторые эпизоды определённо заслуживают того, чтобы их посмотрели внимательно. Так что поговорим о каждой серии отдельно, а заодно сравним с литературными первоисточниками (да, эти мультики основаны на творчестве русских классиков – от Пушкина до Толстого).
15 мин.
Режиссёры: Джим Брайсон, Адам Джеффкоут
По рассказу Александра Грина «Крысолов»
«Черный вечер, белый снег. Ветер, ветер». Так описал один из вечеров 1918 года Александр Блок. Что характерно на эти стихи идеально ложится картинка анимационной короткометражки «Дочь крысолова», даром что между поэмой «Двенадцать» и рассказом Александра Грина «Крысолов» (который и лёг в основу мультфильма) прошло три года. К душевной неопределённости добавилось вполне осязаемое чувство голода. Именно голод погнал молодых людей на улицы, заставляя распродавать последние книги. Не бог весть какой заработок, но на корку хлеба должно хватить. А если учесть, что твоя конкурентка в книжной торговле весьма привлекательна, то от ситуации можно получить удовольствие. Пусть мимолётное, но тем оно ценнее в этом море серого хаоса, что бушует вокруг. Неплохая завязка для романтической истории, но Александр Грин зачем-то превратил её в ужастик. А Джим Брайсон и Адам Джеффкоут решили его в этом поддержать, перенеся данную сюжетную линию на наши экраны, разбавляя её причудливыми уродцами, о которых в первоисточнике не было почти ни слова.
В самом деле, первое с чем столкнётся читатель, решивший после просмотра ленты прикоснуться к оригиналу, это жуткий диссонанс между литературной и анимационной атмосферой. Грин с самого начал вводит нас в сомнамбулический сон, стирая границы между грёзами и реальностью. Проникаясь болезнью главного героя, мы вместе с ним погружаемся в бредовое состояние, где царят законы зазеркальной логики. Всё что ещё минуту назад казалось безумной выдумкой неожиданно оборачивается правдой, и мы постепенно теряем доверие к рассказчику. Именно в таком состоянии мы путешествуем по заброшенному дому, открывая причудливые комнаты. Поэтому встреча с таинственным культом, желающем смерти безымянному крысолову, кажется вполне естественной и пугающей. И мы вслед за главным героем не можем разобраться что же это на самом деле – бредовые иллюзии измученного голодом и болезнью организма или настоящая секта, нашедшая себе пристанище в укромном уголке. И именно эта неопределённость создаёт неуют, который хочется отчаянно стряхнуть с себя.
А вот в короткометражке нет места подобным вопросам. Тут всё до неприличия просто – есть крысолюди и есть Крысолов. Естественно, Главному герою не повезло – он оказался в эпицентре решающего боя. Но выбор стороны предопределён природой, и даже романтическая привязанность к дочери крысолова (хотя разве можно сильно привязаться к человеку после пары минут знакомства?) не слишком меняет ход игры. Всё что дальше – сплошной экшн с вкраплениями бодди-хоррора, которые вызывают лишь лёгкое отвращение, но никак не страх. Чувство сопереживания главному герою в такие минуты сводится к минимуму. Да, мы желаем ему удачи в его битве с демоническим злом, но по факту – это всего лишь механическая мышеловка, аккуратно выполняющая свою функцию. И даже если она сломается, на её месте поставят новую. В безумной мясорубке нет места эмпатии. Поэтому герою Грина мы можем сопереживать, пробираясь с ним сквозь мутный кошмар, а вот герою Брайсона и Джеффкоута уже нет. Да, анимационный аттракцион получился ярким несмотря на обилие серых цветов, но незапоминающимся. После него вы вряд ли будете вскакивать посреди ночи, судорожно глотая воздух. По сравнению с самим «Крысоловом» «Дочь» слишком проста, и в этом её главный минус.
12 мин.
Режиссёр: Сэм Чоу
По рассказу Алексея Толстого «Семья вурдалака»
Сербия, 1777 год. Зима, метель, не самое лучшее время для того, чтобы ночевать где-то в глухом лесу. Куда лучше остановиться в домике у местных и погреться у горячего очага. Именно так рассудил молодой дворянин, чуть ранее легкомысленно отмахнувшийся от предостережений монахов, мол, в здешних лесах обитают кровожадные чудовища. Глупые суеверия! Вот только семья, приютившая одинокого всадника, выглядит как-то подозрительно тревожно: лишнего не говорят, но всё смотрят в окно, ожидая возвращения старика-отца. Но какая разница, если сестра главы семьи Зденка – такая прекрасная особа, что горячит кровь похлеще камина! Падкий на красоту маркиз д’Юрфе тут же попадает под женские чары и ему уже не столь важно, что происходит вокруг. А вокруг происходит вот что: старик Горча ушёл в лес и строго-настрого запретил своим домочадцам впускать его внутрь если он вернётся после восьми часов. И, разумеется, возвращается он сразу после восьми, и недоволен собственным распоряжением, стремясь всеми правдами и неправдами попасть внутрь дома.
Действие одноимённого рассказа Алексея Толстого занимало несколько дней, в то время как мультипликационная версия «Семьи вурдалака» ограничивается лишь одной длинной (13 минут, кхм) ночью. Драматизму повествования такое сужение временных рамок идёт лишь на пользу – угроза выглядит более реальной, враг не ходит вокруг да около, потихоньку попивая кровь, а наводит суету в лучших традициях тех серий «Любовь, смерть и роботы», где сюжет умещался в одном предложении, а куда важнее была раскадровка экшн-эпизодов – помните те истории про вампиров в подземелье или робота-медведя на секретной базе? Вот нечто подобное ждёт нас и тут. Сюжет «вурдалак хочет напиться крови, но, чтобы он вошёл в дом, его должны впустить добровольно» предельно прост, хотя поначалу и даёт нужного напряжения. Можно попенять на то, что за несколько минут, что главный герой проводит с семьёй вурдалака, он не смог бы по-настоящему влюбиться в Зденку, но, во-первых, кто говорит, что тут настоящая любовь (маркиз выглядит тем ещё повесой), а во-вторых, и в литературном первоисточнике он подан весьма легкомысленным образом.
Зато на фоне мрачного повествования его энергичность и попытки пикапа неплохо развлекают. Всё-таки драма с недосказанностью ситуации очень быстро превращается в survival-хоррор, который призван именно развлекать публику. В отличие от рассказа, где упор сделан на психологизм и постепенное усиление саспенса, а все сцены кровопускания либо остаются за кадром, либо описываются без лишних деталей, анимационная «Семья вурдалака» представляет вурдалаков не только в виде бледных кровососов, но и как самых настоящих монстров, куда страшнее, чем волки. Визуально их максимально приблизили к оборотням, отчего действие очень сильно походит на анимационный ремейк «Псов-воинов» Нила Маршалла.
Рисовка тут довольно простенькая, да и сама история едва ли западёт кому-то в душу, но из плюсов можно назвать жестокость некоторых сцен: вида крови и расчленёнки авторы явно не боятся. Плюс подкупает неизбитая славянская мифология. Пусть по своей сути вурдалаки – это те же вампиры, но всё-таки свои, родные. И они достойны своих экранизаций. А творчество Толстого показывает, что и на наших просторах имеются достойные ужастики. Пусть не сравнимые по объёмам или значимости с «Дракулой» Брэма Стокера, зато опубликованные на 58 лет раньше!
16 мин.
Режиссёры: Алёша Климов, Мэттью Лайон
По рассказу Дмитрия Быкова «Можарово»
Кажется, разногласия между столицей и провинцией были всегда и искоренить их не получится, пока разница в доходах и уровне жизни остаётся прежней. В фантастике подобный зачин для конфликта – не редкость. Можно вспомнить множество историй от условных «Голодных игр» до «Звёздных войн», где жители периферии бросают вызов богатой и могущественной централизованной власти и либо свергают её, либо меняют так, чтобы хорошо было всем. Ну а в современной России, пребывающей в затяжном военном, политическом и – чего уж лукавить – морально-этическом конфликте, сюжеты о свержении власти и критика правящей элиты что-то сродни выстрелу в голову для любого благоразумного человека. Тем интереснее выглядит ситуация с творчеством Дмитрия Быкова, писателя, публициста и одного из главных оппозиционеров и критиков действующего президента Российской Федерации. Казалось бы, сегодня Быков должен быть под запретом, а всё написанное им, кануть в забвение, дабы не волновать умы соотечественников. И уж точно трудно представить, чтобы по Быкову сегодня сняли кино. Или мультфильм.
Но, однако же, сняли. «Можарово», ставшее одной из самых мрачных историй «Антологии русского хоррора» как раз принадлежит перу Быкова, и это удивительная смелость со стороны авторов антологии, которые в столь непростое время решили выдать на суд зрителя именно этот рассказ, в котором как никогда сильна критика российской власти и громко звучат призывы к переменам.
Сюжет короткого рассказа строится вокруг гуманитарного поезда, который время от времени выезжает из богатой и обнесённой стеной Столицы в глухую провинцию, обнищавшую и, кажется, пережившую некую биологическую катастрофу. Герои вскользь упоминают, что такое положение дел в стране сформировалось после подписания указа о точечном развитии семи крупных городов России, после чего вся остальная страна начала медленно и неотвратимо загибаться. Журналист Васильев в составе международной делегации наблюдателей намерен выяснить подробнее о работе гуманитарных поездов, для чего соглашается на поездку по направлению к населённому пункту Можарово, где, по слухам, происходит всякая чертовщина. И эта поездка станет для него не только наглядной демонстрацией того, как далека власть от народа, но и испытанием на прочность силы духа и нервов.
Авторами сценария и режиссёрами мультадаптации стали Алёша Климов и Мэттью Лайон, а за анимацию отвечает канадская Lakeside animation studios. Стоит отметить, что экранизация в составе антологии достаточно верна первоисточнику, но вот финал мультфильма всё же вызывает больший трепет своей натуралистичностью и детализацией. В рассказе Быкова главный герой лишь сталкивается с последствиями можаровского ужаса, а читателю предложено самостоятельно придумать, с чем же столкнулась пресса в этой богом забытой глуши. Другой отличный от оригинального сюжета референс – прозрачная отсылка на Клайва Баркера и его «Ночной поезд с мясом». Пожалуй, именно этот финальный твист деморализует сильнее всего и делает «Можарово» из антологии глубже и интереснее быковского оригинала. А уж этика главного героя в финале мультфильма, пожалуй, расстраивает больше, чем все ужасы российской глубинки вместе взятые.
Другой неоспоримый плюс именно анимационной версии – персонажи. В рассказе мы почти ничего не знаем ни об одном из трёх действующих лиц – есть журналист Васильев, инспектор состава Кошмин и безымянный проводник, из диалогов которых мы узнаём экспозицию. В анимации главным действующим лицом сначала выступает красавица-ведущая новостей Алиса Ганина, в которую влюблён стажёр Васильев, но именно глазами Васильева мы видим ужас, что происходит за окнами движущегося состава. Обрёл больший объём и Кошмин, который получил предысторию и трагедию, связанную с погибшим сыном. Персонажами проникаешься, они кажутся максимально замотивированными и живыми, и даже предмет обожания Васильева воспринимается в контексте истории не как обыкновенная функция, а как полноценный герой, стремящийся найти правду.
Комфортный безопасный мирок гуманитарного поезда выступает в истории на контрасте с мрачной болотной хтонью провинции, где разрушенные сельские дома и угрюмые люди ощущаются как самые настоящие зловещие мертвецы истории. Каждый, кто когда-нибудь путешествовал по России поездом, знает эти периодические остановки и людей на перронах, пытающихся продать вам втридорога какую-нибудь чепуху. В «Можарово» такие люди на перроне – главное зло, будь то бабушка-божий одуванчик или на первый взгляд безобидные дети. А впрочем, дети ли?.. Каждый видит в Можарово своих призраков прошлого, которые найдут отклик в сердце и чувстве вины. А там только поддайся жалости и открой двери… И отчаянный протест Васильева, что, дескать, власть прячется от собственного народа за стеной кажется по-настоящему злободневной и пророческой, ведь любой народ имеет предел терпения и способен обратиться против своих господ. И, зачастую, мистическая подоплёка тут совершенно не нужна.
«Можарово» – одна из лучших историй «Антологии русского хоррора», выверенная, держащая в напряжении от начала и до конца и не боящаяся вслух проговаривать неудобную правду современной российской действительности, где разница между богатеющей столицей и нищающей провинцией порождает всё больший раскол в обществе и умах народа.
18 мин.
Режиссёр: Любомир Арсов
По балладе Василия Жуковского «Лесной царь»
«Лесной царь» был произведением международным уже в своей литературной первооснове. Баллада Василия Жуковского, чьей весьма вольной экранизацией является четвёртая серия антологии «Красный состав», в свою очередь являлась переводом стихотворения Гёте. 1818 год, всего 32 строчки, но в этих строках умещается целая трагедия, две жизни и одна смерть. По сюжету, всадник мчится куда-то, а к нему прижался его молодой сын, находящийся при смерти. Сын то ли взаправду видит, то ли ему мерещатся соблазнительные призывы Лесного царя, которые раз за разом развенчает отец. И на первый взгляд кажется, что сделать мультфильм в киберпансковском антиутопическом сеттинге на такой основе нельзя. Но это только на первый взгляд.
Анимации перенимает главные сюжетные элементы – отца, сына, Лесного царя и спешку, аккуратно перенося их в недалёкое и безрадостное будущее. Свободолюбивый отец (кто сказал антиваксер?) борется за жизнь своего ребёнка, сын пропадает в царстве грёз VR, где из него буквально высасывает жизнь некий зловредный хакер, ну а машина скорой помощи, мчащаяся к больнице, успешно заменяет коня. Авторы рисуют мрачную картину повсеместной цифровизации и последствий внедрения социального рейтинга для граждан, что чётко отделяет от общества успешных, богатых, здоровых и относительно свободных людей второсортных люмпенов, которым не полагается посещать определённые публичные места и даже оказание медицинской помощи, если отсутствует справка о вакцинации. Гражданские права попираются под всеобщее молчаливое одобрение большинства, которое готово терпеть некоторую личную несвободу ради удобства обслуживания, Сети и гаджетов. Эта позиция – тоже выбор людей, и её нельзя однозначно осуждать, ведь вопрос дискуссионный, а за сытое и спокойное существование всегда нужно чем-то расплачиваться, но мультфильм делает акцент на том человеке, что выбирает свободу в ущерб качеству оказываемых государством услуг, показывая жестокую дискриминацию, а согласных мириться с таким положением дел выставляя серой и довольно неприятной толпой.
Пожалуй, в этом есть определённая доля манипуляции, но таков авторский месседж. И если вы являетесь гордой свободолюбивой личностью, то никаких проблем с подачей сюжета не возникнет, а вот всё остальное вызовет острый интерес. «Красному составу» явно не хватает лоска его западного собрата, «Любовь, смерть и роботы»: тут и анимация попроще, и практикуется в основном архаичное 2D, и сюжеты более одномерные, с уклоном в экшен и без какой-то рефлексии. Потому-то «Лесной царь» так выделяется на фоне соседей: он частично нарисован в нестыдном 3D, обладает приятной графикой, интересным дизайном и взрослым, неоднозначным сюжетом, который ещё и бьёт под дых в самом финале. События, происходящие в реальном мире, отрисованы в привычной плоской стилистике, но крепко срежиссированы, держат в напряжении и вызывают нужные эмоции. Действия же в виртуальной реальности выполнены в 3D. И там, и там, рисунок не прорывной, но определённая простота формы искупляется продуманным дизайном и любопытными операторскими ракурсами.
«Лесной царь» поднимает недетские вопросы о ценности личности, важности воспитания, детской доверчивости, обманчивости внешности, умении отличать добро от зла и не следовать стадному инстинкту, о подражательстве, потребительстве, сегрегации и нюансах анонимности в интернете. Эти непростые вопросы доходчиво доносятся не только через диалоги, но и посредством действия и даже таких моментально и подсознательно считываемых элементов как геометрические фигуры или цвет. Эта серия и самая длительная, и самая «взрослая», и с самой шокирующей концовкой, и с самым богатым визуальным рядом. Кажется удивительным, что она выросла из самой короткой литературной формы, но если подумать, то удивляться нечему, ведь, как известно, краткость – сестра таланта. А и Гёте, и Жуковский точно были талантливы.
У вас есть время лишь на одну серию Антологии русского хоррора? Посмотрите четвёртый эпизод. Если он и не выглядит на голову выше остальных (всё-таки у каждого свои вкусы), то точно смотрится одним из лучших в сезоне. Пожалуй, если бы остальные мультфильмы были сделаны на столь высоком качественном уровне, то «Красный состав» можно было безо всяких скидок называть нашим – и достойным! – ответом «Любовь, смерть и роботы». «Лесной царь» не потерялся бы там, став и в списке западных проектов одним из лучших.
2023, 13 мин.
Режиссёры: Хирофуми Накада, Алёша Климов
По рассказу Дмитрия Тихонова «Беспросветные»
С рассказом Дмитрия Тихонова «Беспросветные» приключилась весьма забавная история. Сперва он появился на страницах второго выпуска журнала «Darker» за 2014 год. Номер был посвящён «военному хоррору», штуке, бесспорно страшной, чем бы в конечном счёте она ни оказалась. Правда сам рассказ к тому самому «хоррору» имел весьма посредственное отношение. Парочка воинов после битвы пытается отыскать среди груды трупов выживших соратников. Однако во тьме таится нечто, желающее этих самых выживших сожрать. На этом, собственно, и всё. Саспенс не успевает достигнуть своего апогея, а читатель уже упирается лбом в последнюю точку рассказа. Что ж, в журнале есть и другие рассказы. Кажется, этой же логики придерживались и составители антологии «Самая страшная книга 2015» – сборник большой и один рассказ, в котором вместо ужаса будет ощущение тревожности, причем, весьма лёгкой, особой погоды не сделает. А если рассказ умудрился попасть аж в два тематических издания, то, почему бы его не перевести в формат короткометражного мультфильма? А то, что эта короткометражка будет смотреться совсем не страшно на контрасте с остальными представителями анимационной антологии, это уже дело десятое и вообще придирки зрителей. Вы же видите – мы сняли свой мультфильм по «страшному» рассказу. Какие могут быть претензии?
А претензии, тем не менее, есть. Ведь зритель, в отличие от читателя, не устанавливает скорость истории. А значит с ней можно слегка поиграться, добавив тех самых томительных минут, которые усилили бы заветное чувство тревожности в разы. Однако вместо этого авторы «Князя» решили удариться в такой жгучий постмодерн, что его и прокомментировать как-то сложно. Тут вам и синтез поверхностного славянства с эстетикой постапокалипсиса, и битвы дорожных банд, и мутанты-кочевники, и летающие чудовища, готовые сожрать нерадивых путников. Чего только нет. А нет здесь «Беспросветных» Дмитрия Тихонова. Всё что от них осталось – это странные монстры в жутковатой пещере. С тем же успехом в титрах можно было вообще ничего не указывать, но тогда бы вся концепция антологии русского хоррора летела бы к чертям. Поэтому авторы прикрутили к сценарию очень расплывчатое «по мотивам», и радостно закрыли тех задание. В конце концов, в сборнике же будут ещё короткометражки, вот пусть они и отдуваются за «ужас».
А ведь при определённом положении звёзд всё могло бы получиться, но тут же возникает законный вопрос – кто виноват? Первоисточнику не хватало сюжетной наполненности. Он был до неприличия краток и лаконичен. Языковые изыски автора старательно маскировали образовавшуюся пустоту, и этого хватило для того, чтобы рассказ заметили и оценили. Короткометражка наоборот – переполнена событиями настолько, что рамки хронометража воспринимаются не иначе как оковы авторской мысли. При этом той пугающей атмосферы, в которую пытался погрузить читателя Тихонов, здесь нет и в помине. Получилось пёстро и не страшно, зато про постапокалипсис и «люли-разлюли». И в каком-нибудь другом сборнике «Князь» мог бы стать украшением, в нём отчётливо чувствуется потенциал. Но не в «антологии хоррора». Здесь это всего лишь аляповатая поделка, занимающая чужую ячейку.
2023, 12 мин.
Режиссёр: Сергей Кибус
По рассказу Александра Пушкина «Гробовщик»
Для большинства Александр Сергеевич Пушкин – поэт и сказочник, и мало кто помнит его неформатные произведения, вроде повести «Гробовщик», вошедшей в цикл «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина». В этом довольно-таки мрачном повествовании Пушкин раскрывается с непривычной стороны – как умелый автор хоррора, амплуа которого в национальном восприятии давно закреплено за Гоголем. Написанная в 1830 году короткая форма рассказывает о гробовщике Адриане Прохорове, который переезжает с двумя своими дочерями и обслугой с Басманной улицы на Никитинскую и открывает салон ритуальных услуг. Приглашённый в составе прочих соседей на празднование серебряной свадьбы местного немца Готлиба Шульца, Адриан оказывается в компании таких же как он ремесленников, которые в разгар празднования решают выпить за здоровье своих клиентов. Неловкая шутка булочника Юрко выводит из себя вспыльчивого Адриана, и вот он уже в сердцах приглашает на собственное новоселье своих почивших заказчиков. А ночью сталкивается с ними вживую, когда мертвецы – те, что в состоянии передвигаться – приходят в лавку к Адриану, откликнувшись на приглашение.
Увы, Пушкин не стал развивать мистику дальше и ограничился тем, что главному герою нашествие мертвецов лишь приснилось после знатной попойки. Создатели же «Антологии русского хоррора» – Алёша Климов и Юрий Степанов вместе с режиссёром и сценаристом Сергеем Кибусом – пошли дальше и привнесли в Пушкина нотки раннего Тима Бёртона, превратив классическую повесть в макабрический эпизод из «Трупа невесты», обёрнутый в стильную оболочку из непривычной покадровой анимации. Другим отступлением от оригинала стала предыстория Адриана, как молодого гробовщика, влюблённого в дочь своего начальника, Людмилу, и трагедия, которой обернулась эта любовь. Схоронив сначала тестя, а потом любимую жену, Адриан становится всё более мрачным и замкнутым, уходя в работу и передавая по наследству дочерям все свои знания. Подобные детали, которые отсутствовали у Пушкина, позволяют лучше проникнуться образом персонажа, а закадровый голос рассказчика, принадлежащий блистательному Андрею Бархударову, настраивает на нужный лад похлеще угрюмой картинки и мрачного сюжета. Чего стоит финальное «Все мы когда-нибудь умрём», которое Бархударов произносит тем самым тоном, от которого становится по-настоящему не по себе. Примечательно, что эта фраза становится великолепной и очень уместной точкой в первом сезоне антологии, оставляя зрителя с лёгким потрясением от подобного пессимистического напоминания о бренности бытия.
Пожалуй, необычная форма является главным достоинством и одновременно главным недостатком «Гробовщика». Мультфильм выполнен в технике стоп-моушен анимации, когда все персонажи вырезаны из бумаги и наложены на отрисованные фоны, а эффект движения создаётся при покадровом фотографировании общей экспозиции. Подобную технику в своих работах в советские годы применял «Союзмультфильм» и Юрий Норштейн, но, если обратиться к истории анимации, примеров так называемой «вырезанной» анимации множество и её использовали в Чехословакии, США, Японии и других странах. Позже стоп-моушен получил ренессанс с подачи студии Laikа, чьи «Коралина» или «Кубо. Легенда о самурае» стали образцами кукольного стоп-моушена. Многих зрителей, избалованных классической двухмерной или тем более современной трёхмерной анимацией, «вырезанная» анимация скорее всего отпугнёт – настолько странно и необычно она смотрится в 2023 году. Но если вы дадите ей шанс произвести на вас впечатление, «Гробовщик» окажется едва ли не самой атмосферной и стилистически выдержанной работой во всей антологии, где визуальная составляющая – половина успеха этой зловещей притчи о живых и мёртвых.
Первый блин получился комковатым, но вполне съедобным. Да, немного не хватает «варенья», но короткометражная анимация и без того переживает не самые лучшие времена, а русскую культуру многие вообще хотели бы закэнсилить, чтобы ещё и мы вставляли ей палки в колёса. Так что надеемся в будущем увидеть ещё нечто подобное – работы над ошибками и обязательного продолжения!
Авторы текста: Игорь Талалаев, Сергей Прудников, Константин Большаков
Источник: http://www.25-k.com/page-id-6317.html
Мюррей Лейнстер — фантаст, произведения которого повлияли на Айзека Азимова
Белое платье, белая фата — 6 фильмов, в которых Дженнифер Лопес сыграла невесту
Современные «книжки с картинками» отечественных иллюстраторов — чем они покоряют читателей?
Не оргазм, а затянувшаяся трансгрессия — Как кино о киборгах размывало границу между био и техно
8 сериалов прошлого года, которые вы могли пропустить — а не стоило
Классика кинофантастики — «Гравитация» (2013), реж. Альфонсо Куарон
Колокола Рахманинова — 150 лет великому русскому композитору
Классика кинофантастики — «Прибытие» (2016), реж. Дени Вильнёв
Предтечи фантастики — Марк Твен. Янки из Коннектикута при дворе короля Артура
Как вам не стыдно?!!! — 11 лучших откровенных фильмов о сексе
Литературацентричность и фантастика текста — в творчестве братьев Стругацких
Как смотреть «Человека-паука» — подробный гид по главным фильмам (и некоторым мультфильмам)
Егор Яковлев о Дмитрии Быкове.
Подробнее о новом "стихотворном творении" Дмитрия Быкова в посте Новый взгляд на Суворова от нашей либеральной общественности.
Ютуб подкинул мне ролик, в создании которого участвовали такие люди как Дмитрий Быков, Чулпан Хаматова и Михаил Зыгарь.
Собсно, уровень произведения оцените сами.
Позволю себе небольшую цитату для тех, кто не может смотреть видео со звуком
Кто всех турков победил, жопу в альпах простудил
Не менее любопытно и описание ролика, которое демонстрирует глубочайшее знание истории от упомянутых персонажей
Суворов - наверное, самый легендарный полководец Российской империи. Про него с гордостью пишут, что он не потерпел ни одного поражения. Это неудивительно - большая часть битв, в которых участвовал Суворов, были карательными операциями против восставшего населения. Давайте посмотрим на него по-новому.
Во как! Не больше, не меньше. Суворов воевал с войсками Пруссии, Турции и самой мощной армией в Европе - с французами. Брал крепости, которые были сделаны по последнему слову военной техники и считались неприступными - Измаил.
Единственная правда, что он действительно не потерпел ни одного поражения даже против многократно превосходящего соперника: если кто не знает, погуглите про сражение при Рымнике, где 25 тысяч под руководством Суворова разбила и обратила в бегство 100 тысяч турок.
А вот наша либеральная общественность предлагает посмотреть на него "по-новому", где он просто обычный каратель (разумеется, без фактов)
Вот у воистину: никто не делает больше для дискредитации либеральной оппозиции, чем она сама.
PS Французский наполеоновский маршал Андре Массена, современник Суворова, который получил от Суворова поражение в Итальянском походе, отзывался о нем так: "я отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова". "Жопу а Альпах простудил", говорят об этом же событии наши либералы.
Всем привет! Уже очень давно (ещё с допандемийных времен), но совершенно безуспешно ищу рассказ Дмитрия Быкова "92-й километр". Правда, периодически про него забываю :)
Впервые услышал про это произведение на творческой встрече с автором в "Доме книги" на Арбате, и хотя не знаком с иными его произведениями, аннотация заинтересовала. Но найти так и не смог. В сети попадается только отрывок с одной из глав этого произведения, а также интервью, где Д. Быков немного рассказывает о нем. Может быть кто-то знает, он вообще вышел в свет и где его можно прочитать? Благодарю откликнувшихся.
Кинозал, в котором вы вместе грызли кедрач
И ссыпали к тебе в карман скорлупу орехов.
О деталь, какой позавидовал бы и врач,
Садовод при пенсне, таганрогский выходец Чехов!
Думал выбросить. И велик ли груз — скорлупа!
На троллейбусной остановке имелась урна,
Но потом позабыл, потому что любовь слепа
И беспамятна, выражаясь литературно.
Через долгое время, в кармане пятак ища,
Неизвестно куда и черт-те зачем заехав,
В старой куртке, уже истончившейся до плаща,
Ты наткнешься рукою на горстку бывших орехов.
Так и будешь стоять, неестественно прям и нем,
Отворачиваясь от встречных, глотая слезы…
Что ты скажешь тогда, потешавшийся надо всем,
В том числе и над ролью детали в структуре прозы?
Дмитрий Быков, 1991 г.
Встретил в одной книге, чем то зацепило.
