Вышел трейлер фильма The Woman in Cabin 10 от Netflix.
Страна: США
Жанр: Драма / Детектив / Триллер
Дата выхода: 10 октября 2025
Описание: Журналистка Лора, путешествуя на борту роскошного круизного лайнера, становится свидетельницей убийства таинственной пассажирки, но никто ей не верит, и она берёт расследование в свои руки.
Источник: Netflix
Пять незнакомцев просыпаются посреди безлюдной пустынной трассы. Они не помнят, как оказались здесь, и не знают, как выбраться. Время идёт, а путь к спасению кажется невозможным — каждый из них — человек с собственными тайнами, страхами и мотивами. Смогут ли они объединиться, несмотря на различия и недоверие? Могут ли они положиться друг на друга, когда каждый — потенциальная угроза? А что, если среди них есть тот, кто скрывает свою истинную личность? Кто из них — друг, а кто — враг? И кто из них способен пойти на всё ради выживания?
Глава 1 - Дорога иллюзий
Глава 2 - Дорога иллюзий
Глава 3 - Дорога иллюзий
Глава 4 - Дорога иллюзий
Глава 5 - Дорога иллюзий
Глава 6 - Дорога иллюзий
Глава 7 - Дорога иллюзий
Глава 8 - Дорога иллюзий. Глава 8
Глава 9 - Дорога иллюзий. Глава 9
Глава 10 - Дорога иллюзий. Глава 10
Глава 11 - Дорога иллюзий. Глава 11
Глава 12 - Дорога иллюзий. Глава 12
Глава 13 - Дорога иллюзий. Глава 13
Глава 14 - Дорога иллюзий. Глава 14
Глава 15 - Все дороги ведут в...
Первые лучи солнца пробиваются через закрытые веки и будят меня и Энн.
Это была самая спокойная ночь за все дни на трассе, ни кошмаров, ни видений, ничего, только её тёплое тело и её нежные поцелуи.
– Ну что? Какой план, Джейкоб? – Энн села у края обрыва и посмотрела вниз. – Уступов много, если осторожно и неспеша спускаться, то, думаю, у нас получится.
Честно говоря, других вариантов и не было, нам негде было взять верёвку, а даже если бы она нашлась, то её не за что было бы привязать.
– Хорошо, я первый, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал увереннее, чем я чувствовал. – Следуй за мной, но повторяй мои движения только когда я скажу. Сначала проверю каждый уступ ногой. Старайся не наступать всем весом, пока лично не убедишься, что камень не шатается и не осыпается. Нам нужно добраться хотя бы до той широкой плиты, видишь, на треть высоты? – я указал на массивный выступ, поросший бурым лишайником. – Там уже падать не так… страшно будет, – я попытался подбодрить её шуткой, заменив в последний момент «больно» на «страшно».
Энн понимающе улыбнулась, уголки её губ дрогнули. Она встала и потянулась ко мне, чтобы коротко, по-боевому, поцеловать в щёку.
– Тогда поехали, первопроходец. Я за тобой.
Я развернулся лицом к скале, повис над бездной, отыскал ногой первую, широкую трещину в породе, и сделал первый шаг вниз, в холодную тень каньона.
Спуск начался лучше, чем я мог надеяться. Камни были шершавыми и цепкими под пальцами, уступы, хоть и узкие, но встречались часто. Я двигался медленно, методом, словно спускающийся с горы альпинист, всё время находя хотя бы три точки опоры, прежде чем перенести вес на ногу, ищущую следующий шаг. Энн следовала за мной с поразительной ловкостью и абсолютным доверием, повторяя каждое моё движение лишь после моей короткой команды: «Иди».
Мы уже миновали ту самую широкую плиту. Воздух стал влажным и прохладным. Я уже начал позволять себе мысль, что мы справимся, что самое страшное позади.
И это была роковая ошибка.
Мой левый ботинок упёрся в казавшийся монолитным выступ. Я уже начал переносить на него вес, когда под моей ногой раздался резкий, сухой хруст. Не треск, а именно хруст — словно ломались кости самой скалы. Камень, размером с мою голову, внезапно отвалился и покатился вниз, с грохотом отскакивая от стен.
Инстинктивно я попытался рвануться назад, к предыдущей опоре, но моё тело уже потеряло равновесие. Правой ногой я нащупал пустоту. На долю секунды я завис в воздухе, беспомощно цепляясь пальцами за непригодную для этого шершавую поверхность скалы.
«Джейкоб!» — крикнула сверху Энн.
Затем гравитация взяла своё. Я не полетел вниз камнем, а рухнул, задевая и скребя спиной и плечами о выступы, пытаясь затормозить падение, которое уже было не остановить. Мир превратился в месиво из боли, мелькания камней и неба.
Удар был оглушительным. Я приземлился на склон осыпи под небольшим углом, и моё тело, по инерции, перекатилось ещё несколько метров, пока не ударилось спиной о большой валун. Грохот в ушах стих, сменившись высоким, пронзительным звоном.
Первым пришло осознание не движения, а его полной невозможности. Я лежал на боку, и снизу, от ног, поднималась волна такой всепоглощающей, горячей боли, что у меня перехватило дыхание. Я попытался пошевелиться, и в бёдрах что-то хрустнуло с тем же ужасающим звуком, что и камень под моей ногой. Острая, режущая агония пронзила меня от коленей до самого позвоночника. Я застонал, и это был низкий, животный звук, который я сам в себе не узнал.
Я рискнул опустить взгляд. Ноги лежали под неестественным, сломанным углом. Даже сквозь ткань джинсов было видно, что правая голень изогнута там, где изгибаться не должна. Боль пульсировала синхронно с бешеным стуком сердца, каждая пульсация — новый удар молота по раскалённому металлу моих костей.
Сверху доносились приглушённые, панические крики Энн. Я слышал, как осыпаются камни под её торопливыми шагами — она карабкалась вниз, уже не осторожно, а с отчаянной скоростью, рискуя повторить мою судьбу.
Я закрыл глаза, пытаясь заглушить рёв боли в ушах. Мы почти спустились. Почти. А теперь я лежал здесь, в тени ущелья, с двумя сломанными ногами, и наш побег превратился в нечто гораздо более страшное.
Звон в ушах начал стихать, уступая место монотонному гулу и нарастающему, пульсирующему огню в ногах. Я лежал, прижавшись спиной к холодному камню, и пытался хоть как-то дышать сквозь боль. Сверху всё ближе доносились звуки торопливого, неаккуратного спуска: сбившееся дыхание Энн, звяканье отскакивающих камешков.
— Джейкоб! Держись! Я уже почти! — Её голос был полон слёз и паники.
Вот она уже рядом. Я услышал, как она соскальзывает с последнего уступа и её шаги тяжело ударяют по грунту осыпи. Она бросилась ко мне, её лицо, бледное и испуганное, появилось надо мной, заслонив кусок неба.
— О, Боже… Джейкоб… — Её пальцы, дрожащие и холодные, коснулись моего лба. Она окинула взглядом неестественное положение моих ног, и её глаза наполнились ужасом. — Что нам делать? Я… Я не знаю, что делать!
Она металась вокруг, судорожно пытаясь сообразить, как помочь, хватаясь то за рюкзак, то за мою руку. Её паника была заразной, и отчаяние начало душить и меня. Мы в ловушке. Совершенно одни.
И в этот момент тишину ущелья нарушил новый звук. Не птицы, не ветер. Чёткий, размеренный шаг по гальке. Не один. Несколько пар ног.
Я повернул голову, превозмогая боль в шее. Из-за поворота тропы, всего в двадцати метрах от нас, вышли трое. Они были одеты в белые, почти лабораторные халаты поверх тёмной одежды. Их лица были невозмутимы, спокойны, словно они вышли не из лесной чащи, а из соседней палаты. Они шли прямо к нам уверенным, деловым шагом.
Энн замерла, увидев их. На её лице сначала мелькнула надежда — помощь! — но тут же сменилась леденящим страхом. Эти люди не выглядели как туристы или спасатели. В их движениях была какая-то безжалостная эффективность.
— Всё в порядке, мисс, — сказал один из них, мужчина с гладкими, зачёсанными назад волосами. Его голос был ровным, без единой ноты эмоций. — Мы здесь, чтобы помочь.
— Кто вы? — выдохнула Энн, отступая назад, ко мне.
— Медицинский персонал. Пожалуйста, не оказывайте сопротивления, — произнёс второй, и это прозвучало не как просьба, а как приказ.
Они подошли к ней. Энн попыталась отбиться, закричать, но один из мужчин ловко и без лишних усилий взял её за руки, а другой ввёл шприц ей в шею. Её крик оборвался, глаза закатились, и её тело обмякло. Всё произошло за несколько секунд — тихо, профессионально и жутко.
— Энн! — Хрипло крикнул я, пытаясь приподняться на локтях, но адская боль в ногах приковала меня на месте. — Отдайте её! Что вы делаете?!
Но они меня уже не слушали. Двое понесли безвольное тело Энн обратно по тропе, вглубь леса. Третий, тот первый, на секунду задержался. Он посмотрел на меня холодными, безразличными глазами.
— Вам помощь уже в пути, — безжизненно сообщил он и, развернувшись, скрылся за поворотом вслед за остальными.
Я остался один. Тишина вернулась, но теперь она была оглушительной и полной ужаса. Энн забрали. Её увели в неизвестном направлении, и я был слишком сломан, чтобы что-либо сделать. Отчаяние и боль слились воедино, и я зажмурился, пытаясь заглушить вой внутри себя.
И тогда мой взгляд, блуждающий по следам их ухода, уловил что-то ещё. В тени огромной ели, метрах в пятнадцати от меня, стоял объект, который выглядел здесь абсолютно инородно.
Инвалидная коляска. Новая, со стальными блестящими колёсами. Она стояла там, аккуратно и ровно, как будто её только что припарковали и вот-вот за ней вернутся.
Ледяная дрожь пробежала по моей спине, заглушая даже физическую боль. Это была не случайность. Это не была помощь, «которая уже в пути». Это было сообщение. Приговор.
Они знали. Они знали, что я упаду. Они знали, чем это закончится. И они уже приготовили для меня то, что станет моей новой клеткой. И пока они уносили Энн в одну неизвестность, для меня они подготовили другую. Меня здесь уже ждали.
Кости выли, каждый сантиметр был огнём, но адреналин и леденящий ужас за Энн были сильнее. Я оттолкнулся локтями, волоча за собой неподвижные, предательские ноги. Песок и острые камешки впивались в ладони. Каждый дюйм пути был пыткой, но мысль о ней, о её испуганных глазах, гнала вперёд.
Наконец, я добрался. Холодная сталь ободьев колёс. Я с рывком подтянул своё тело и ввалился в сиденье, от боли потемнело в глазах. Руки, слава богу, слушались. Я схватился за колёса и оттолкнулся.
Коляска покатилась по неровной тропе, подскакивая на кочках. Я не смотрел по сторонам, уставившись вперед, в точку, где они исчезли. Лес медленно редел, стволы становились реже, и сквозь ветви стал пробиваться странный, ровный серый свет.
И вдруг деревья окончательно расступились.
Передо мной был ухоженный газон, подстриженный до неестественной аккуратности. А за ним — высокий, увенчанный колючей проволокой забор. И массивные кованые ворота. За ними возвышалось здание. Трёхэтажное, из тёмного кирпича, с рядами одинаковых окон, некоторые из которых были забраны решётками. Строгое, подавляющее, безмолвное. На табличке у ворот, аккуратными бездушными буквами, было выведено: «Психиатрическая лечебница «Святого Куонта»».
Моё дыхание перехватило. Это было не просто какое-то место. Это была крепость. Тюрьма.
Ворота были приоткрыты, словно меня ждали. Я замер, озираясь. Ни души. Ни охраны, ни тех людей в белом. Только угнетающая тишина и это здание, нависающее надо мной, словно готовое поглотить.
Я сделал последний, отчаянный толчок и пересёк зловещую границу. Колёса глухо застучали по асфальтовой дорожке, ведущей к главному входу.
Колёса коляски отдавались глухим эхом в абсолютной тишине пустого холла. Я катился по длинному, стерильному коридору с глянцевым линолеумом, отражавшим тусклый свет люминесцентных ламп на потолке. Ни голосов, ни шагов, ни признаков жизни — только моё собственное прерывистое дыхание и монотонный скрип резины.
Я проехал мимо десятков одинаковых дверей, пока не упёрся в последнюю, в самом конце коридора. Она была приоткрыта. Собрав всю волю, я толкнул её, и дверь бесшумно отъехала в сторону.
Комната была небольшой и почти пустой. Совершенно белые стены, белый потолок. В центре стоял небольшой стол из светлого дерева, а по обе стороны от него — два глубоких мягких кресла, обтянутых белой тканью. Всё было новым, чистым, без единой пылинки, словно только что из каталога.
И в верхнем углу, напротив входа, чёрным безжалостным глазом, была вмонтирована камера наблюдения. Её крошечный красный светодиод мерцал, подтверждая, что за мной наблюдают.
Я замер посреди этой стерильной пустоты, и ледяная волна осознания накрыла меня с головой. Это не случайная комната. Это кабинет для бесед. Или для допросов. Они не просто привели меня сюда. Они приготовили для меня именно это место. Всё — от коляски у подножия скалы до этих двух стульев — было частью плана.
Я остался один в этой искусственной тишине, под пристальным взглядом объектива, ожидая того, кто должен был войти в эту дверь.
В следующую минуту в комнату зашёл доктор, он сел на один из стульев и посмотрел на меня.
– Добрый день, мистер Хоуп.
– Ага, добрый…
– Как у вас дела сегодня, мистер Хоуп? Где вы?
– Где я? Как будто я поверю вам, что это не очередная иллюзия…Психушка? Ну да, ну да, после отеля, супермаркета, и полицейского участка, очень умно, очень, – я истерически смеюсь.
– Вы снова были на трассе? И как дела? Вы нашли убийцу? – голос доктора был спокойным и монотонным.
– Где Энн? А? Куда вы дели мисс Эйвери? Отвечайте! – я кричу на него, еле сдерживаясь, если бы не чёртова коляска.
– Прошу, успокойтесь, скажите, какой сегодня день недели? Месяц? Год?
– Вы хотите сделать из меня идиота? Откуда у меня календарь на этой чёртовой трассе? Не знаю я, июнь, июль.
– Ну хотя бы год вы можете назвать, мистер Хоуп?
– Две тысячи двадцать пятый год, – я ответил уверенно и без запинки.
– А как же вы оказались в инвалидной коляске, если вы утверждаете, что ходили дни напролёт по трассе?
– Я упал с обрыва перед тем, как нашёл эту очередную иллюзию…Вы знали всё это наперёд, там лежала коляска, вы всё просчитываете до мелочей, да? Я видел, как вы увели мисс Эйвери, отвечайте, где она!
– Так вы не нашли убийцу, мистер Хоуп? – Доктор сидел неподвижно, его лицо было бесстрастной маской.
Я молча сижу, пытаясь проанализировать, что происходит, в голове тысячи мыслей и образов, она вот-вот разорвётся.
– Мистер Хоуп, – голос доктора был ровным, как поверхность стола между нами. – Вы не нашли убийцу, потому что его не существует. Так же, как не существует трассы, отеля и супермаркета. Вы никогда не покидали стен «Святого Куонта». Всё, что вы описываете – это сложная защитная конструкция вашего сознания. Попытка спрятаться от травмы, которую ваш разум отказался принять.
– Нет, нет, я вам не верю, это очередная игра, очередная ложь! – Я пытаюсь выехать из комнаты, но дверь закрыта, тогда я начинаю стучать по ней, пытаюсь надавить плечом, но всё без толку. Доктор лишь сочувственно смотрит на меня.
– Мистер Хоуп, сейчас седьмое сентября две тысячи тридцать пятого года, вы пациент нашей лечебницы уже более десяти лет…Вам знакомы такие понятия, как дереализация? Деперсонализация? Диссоциативное расстройство идентичности? Интенсивное фантазирование? Шизофрения? – Доктор перечисляет названия психических болезней, а я оставляю свои попытки выбраться из комнаты.
– Вы хотите мне сказать, что я нахожусь и всегда находился в психушке? Десять лет? И что я всё выдумал? Трассу? Мистера Найта и мистера Алекса? Мисс Кэйтлин и мисс Эйвери? А? – Я подкатываюсь на коляске к нему, и только сейчас осознаю, что у меня нет никакой боли в ногах.
– У вас очень сложный случай, мистер Хоуп, я такого никогда не встречал ещё, мы много раз созывали консилиум лучших врачей со всей Америки, но так и не смогли приблизиться к истине. В вас собраны сразу несколько отклонений. Устойчивые бредовые системы, убеждённость в заговоре, особом предназначении, вы решили, что в аварии, произошедшей с вами, виноват кто-то другой, что эти люди, используя коррупционные связи, спрятали правду, и ваше особое предназначение – эту правду найти, совершить акт возмездия.
Доктор встал, открыл дверь и, взявшись за ручки моей коляски, выкатил её в коридор, в котором было полно людей, медсёстры, врачи, пациенты, здесь кипела жизнь. Мы вышли с ним на улицу и подошли к небольшой импровизированной трассе, закольцованной, не больше тридцати метров. Там были нарисованы различные объекты, такие как отель, супермаркет, парк аттракционов, школьные автобусы, придорожные кафе.
– Вот ваша трасса, мистер Хоуп…
Всё моё нутро отказывалось верить в происходящее, перед головой вновь замелькали образы, в первую очередь лицо мисс Эйвери.
Я застыл, глядя на эту жалкую пародию на трассу. Нарисованные мелом контуры, картонные макеты... Это было так унизительно. Так безнадежно мало.
– Нет, – выдохнул я, и голос мой звучал хрипло и чуждо. – Вы не понимаете. Она не могла быть нарисована мелом. Она была...Настоящей. Я чувствовал асфальт под ногами. Чувствовал ветер. Я...Я держал её руку, я целовал её губы…
Я посмотрел на свои ладони, лежавшие на колёсах коляски. Они были чистыми. Ни грамма дорожной пыли.
– Доктор... – моя ярость иссякла, сменившись леденящим душу холодом. – Если всё это правда...То я просто ходил по этой нарисованной трассе? И кто же тогда те люди, которые были со мной на трассе?
Я повернулся к нему, ища в его глазах хоть каплю обмана, хоть тень неуверенности.
Тишина после моего вопроса повисла тяжелым свинцом. Шум больничного двора куда-то отступил, упёршись в стены этого невыносимого открытия. Я ждал ответа, зная, что он, вероятно, уничтожит последние остатки того мира, в котором я жил.
– Дереализация — ощущение, что окружающий мир ненастоящий, изменённый, похожий на сон или фильм, а диссоциативное расстройство идентичности характеризуется наличием двух или более личностей, которые могут иметь свои миры, воспоминания, модели поведения, – доктор посмотрел на меня глазами, полными печали и сочувствия. – Шесть дней в неделю вы живёте в другом, вымышленном мире, мистер Хоуп, будь то пустынная трасса, или стадион, или необитаемый остров, вы прожили уже столько жизней в стольких местах…Все ваши эмоции, все ваши диалоги, вы всё проговариваете вслух, и мы все становимся участниками вашего шоу, переживаем с вами ваши успехи и неудачи, каждый ваш мир, каждая созданная иллюзия – это нечто великолепное, проработанное до мелочей.
Я поднимаю глаза в небо и вижу пролетающий над нами самолёт.
– Вы сказали шесть дней в неделю, доктор…
– Да, один день в неделю к нам возвращается мистер Хоуп, у которого нет никаких проблем, никаких иных миров и загадок, он знает правду, но не знает про вас…
– И когда это происходит?
– На следующий день после того, как ваш путь в очередном мире иллюзий завершается…Я рассказываю ему о вас, он отказывается в это верить, и потом всё повторяется опять и опять, вновь и вновь…
– Меня можно вылечить?
– Я…Я хотел бы дать вам надежду, сказать, что всё возможно…Но…– Доктор опускает взгляд вниз.
– Там, на трассе, у каждого из нас пятерых было по одному особому предмету: нож, револьвер, верёвка, зажигалка и ключ. Вы знаете, что это может означать, доктор?
– Поразительно! – У доктора Нейсмита от удивления округлились глаза. – В свои видения и иллюзии вы начинаете вплетать элементы вашего настоящего!
– Что вы имеете в виду?
– После аварии, мистер Хоуп, когда вам сообщили о смерти ваших родных, о том, что вы останетесь парализованным до конца жизни, вы предприняли пять попыток самоубийства…С помощью ножа, с помощью верёвки, вы даже заплатили другому пациенту по вашей палате, чтобы он тайно принёс вам ваш револьвер, спрятанный у вас дома, благо в последний момент в палату вошёл доктор Ленски.
– А ключ и зажигалка?
– Вы украли ключ от крыши больницы, каким-то чудом смогли туда залезть, но ваши планы вновь прервал доктор Ленски…Ну, про зажигалку и найденное средство для уборки, думаю, не нужно говорить…Отделались лёгким ожогом на ладони.
Я смотрю на свою ладонь, на которой отпечатался ожог, который, как я думал, я получил, когда выбирался из горящего бара. Холод проник в меня, как ледяной ветер, когда я осознал, что все эти предметы и действия были не просто случайными элементами моих иллюзий, а отражением моего сверкающего, но болезненного внутреннего мира. Где-то в глубине души я уже знал, что все эти опыты, каждая попытка избавиться от боли, просто воплощались в атрибуты моих фантазий.
– Я пытался уйти. – Мой голос едва слышен, как будто страх снова задушил меня. – Я не мог жить с этой реальностью.
Доктор Нейсмит, казалось, переживал каждое мое слово. Он снова посмотрел мне в глаза, полные сожаления и понимания.
– Мистер Хоуп, ваши механизмы защиты создали этот мир, чтобы вы могли выжить. Каждое ваше приключение, каждый образ, каждый из тех, с кем вы взаимодействовали, — это ваши элементы выживания, ваш способ справиться с тем, что произошло с вами.
– Но это всё иллюзия, не так ли? Я просто беглец от реальности...– Это признание отозвалось в моем сердце, как эхо.
– Да, – ответил доктор, – но это иллюзия, которая имеет для вас значение. Она помогает вам справиться с горем. Она – ваше утешение и безопасность даже в том, что скрыто в тени.
– Но ведь я даже не вспомню этот наш разговор, так? Завтра я буду совсем другим человеком, а послезавтра я вновь погружусь в очередную фантазию и иллюзию, которая по итогу приведёт меня к вам…Сколько раз мы с вами вот так разговаривали, доктор?
– У меня закончилось уже несколько достаточно толстых записных книжек, мистер Хоуп…
– А мистер Найт и мистер Алекс, мисс Кэйтлин и мисс Эйвери, кто эти люди?
– Вы их всех видели когда-то, в прежней жизни, обрывки информации, репортажи или газеты. Персонажи ваших иллюзий меняются по кругу, одна четвёрка меняет вторую, и так по кругу, поэтому мы уже знаем всё о них. Например, Энн Эйвери, в 1985 году работала в школе для девочек Святого Мунго, там она узнала, что местные учителя, во главе с директором, развращали учениц, и, пригрозив директору, что сообщит обо всём в полицию, подписала себе смертный приговор. Её тело нашли в лесу на окраине города, а всех участников тех событий приговорили к пожизненному сроку.
Мы с доктором вернулись в больницу, и пока я ехал к своей палате, он продолжал рассказывать.
– Гленн Найт, в 1966 году был шерифом небольшого провинциального городка, в состоянии алкогольного опьянения он устроил аварию, в которой погибла вся семья, после чего, не справившись с давлением общественности и собственного чувства вины, застрелился. Ну, про мистера Алекса я думаю, что вы слышали из новостных репортажей, это было как раз незадолго до вашей аварии, звезда нескольких брендов умер в гримёрке от передозировки наркотиков. История Лизы Кэйтлин тоже печальна, в 2002 году она работала ассистенткой в одном модном бренде, в течение недели на неё свалилось всё разом, её уволили с работы, мама умерла от тяжёлой и продолжительной болезни, и она осталась один на один с огромными кредитами. Её нашли через три дня после смерти матери, повешенной в своей же квартире.
– О, господи…– Мы дошли до палаты номер пятнадцать, и доктор открыл дверь.
Заходя в палату, я ощущал, как каждый шаг отзывается внутри меня тяжелым грузом. Стены были белыми, почти слепящими, словно напоминали о какой-то болезненной утрате чего-то чистого и несбывшегося.
– И все эти люди, их жизни…Они для меня как метафоры моей боли? – Тихий голос прозвучал почти невесомо, как будто и правда не от меня.
Доктор Нейсмит кивнул, и в его взгляде читалась вся горечь, которую он старался скрыть за профессиональным спокойствием.
– Можно сказать и так. Ваше подсознание использует их как символы, мистер Хоуп. Каждый из них – это часть того, что с вами произошло, подсознательно пережитая заново через чужие трагедии. Невыносимое одиночество Лизы, бегство Гленна от вины, безвыходность Энн, пороки Алекса…Это всё про вас. Вы невольно искали ответы в чужой боли, потому что не могли справиться со своей, – после небольшой паузы он добавил. – И теперь, когда вы начинаете приходить в осознание, эти персонажи становятся всё более реальными, потому что вам всё труднее скрываться в иллюзиях.
Доктор помог мне сесть на край кровати.
Я ощущаю, как дрожь пробегает по всему телу. Закрыв глаза, я почувствовал головокружение – словно моё собственное сознание пыталось защититься, отторгая истину. Мистер Найт, мисс Эйвери, мисс Кэйтлин, мистер Алекс…они не просто призраки, они стали моими спасителями и мучителями одновременно.
Доктор сел напротив, сложив руки.
– Чем дольше вы игнорируете правду, тем глубже увязаете в этом цикле.
– Доктор…А если понять их истории до конца, глубоко – не поможет ли это мне выбраться из этого круга? Если я начну понимать, в самом начале иллюзии, что это всего лишь мои фантазии…
– Если бы у меня был универсальный ответ или лекарство для вашего случая, мистер Хоуп…Вы можете только пробовать, что-то менять, обращать внимание на детали, на несоответствия…Даже здоровый человек, когда ему снится сон, считается, что всё происходит по-настоящему, единицы способны понять во сне, что это сон. Так и тут, всё зависит от вас, мистер Хоуп.
– Собрать пазлы воедино, найти несоответствия…– Я ложусь на кровать и закрываю глаза. – Надеюсь, доктор, при следующей нашей встрече у меня будет заметный прогресс.
Доктор Нейсмит молча кивнул головой и вышел из палаты.
Ему нужно пройтись, развеяться, за пределами больницы его уже ждал доктор Ленски.
Доктор Нейсмит подходит, слегка сутулясь, доктор Ленски молча протягивает ему сигарету.
– Ну что, опять уходите в его мир? Или на этот раз он сам пытается выбраться?
– Впервые за всё время он не отрицает, а ищет, – доктор Нейсмит делает несколько затяжек подряд.
– И ты веришь, что это не очередная ловушка его сознания? – Доктор Ленски укоризненно смотрит на коллегу.
– Он не убегает. Он ложится и закрывает глаза не чтобы спрятаться, а чтобы увидеть. Чтобы собрать пазл…
– А если пазл соберётся в картину, которую он не сможет вынести? Что будет, если два его сознания, два по сути разных человека соединятся в одно?
– Тогда, возможно, это будет конец иллюзии. Или начало чего-то настоящего, – доктор Нейсмит тушит сигарету и смотрит в сторону больницы, в окно палаты мистера Хоупа.
– Вы слишком привязались к нему, я понимаю…Вы хотите помочь…Но невозможно помочь всем, доктор Нейсмит, столько лет…Я не вижу прогресса…– Доктор Ленски кладёт руку на его плечо.
– Может быть вы и правы, но я не могу по-другому…И я искренне верю, что мистеру Хоупу можно помочь.
– Хорошо, если вы уверены в своем решении, я поддержу вас. Но будьте осторожны. Эта дорога может привести к неожиданным последствиям.
Доктор Нейсмит улыбается, хотя в его глазах читается решимость.
– Я знаю. Но иногда именно через темные тоннели мы можем увидеть свет в конце.
С этими словами они оба оборачиваются к окну, где в небе начинает загораться вечерняя звезда, символизируя надежду и возможность нового начала.
Эпилог
В голове всё раскалывается, мысли путаются, как будто кто-то хорошенько приложился бейсбольной битой.
«Где это я?»
Глаза с трудом открываются и пытаются привыкнуть к яркому солнечному свету, в воздухе витает аромат морской воды.
Медленно приходя в себя, я осматриваюсь. Под ногами горячий песок, слышен крик чаек и шум прибоя. Вдали – бескрайняя синева океана. В кармане шорт нащупывается гладкий холодный предмет и какой-то клочок бумаги.
Я достаю содержимое карманов, небольшой перочинный ножик и записка, в которой написано: «Не верь Эйвери».
«Эйвери? Как будто бы знакомое имя…Где я мог его слышать?»
Перед глазами всплывают какие-то образы, обрывки, и сразу же улетучиваются.
– Есть кто-нибудь? – Я осматриваю берег, но ничего и никого.
За спиной — стена диких джунглей: спутанные лианы, пальмы с широкими листьями, тёмные заросли, где свет едва пробивается. Оттуда доносится стрекот невидимых насекомых, щелчки, шелест — будто остров дышит.
Вдали возвышается скалистый холм, увенчанный клоками облаков. У его подножия — пещера, чёрный провал в зелени. На песке следы: кто-то тут был. Может, птицы. Может, не только.
Вокруг ни души. Только ветер, море и тишина, которая давит громче любого крика.
Я решаю идти вдоль берега. Час. Два. Три. Солнце припекает, и меня одолевает жажда. Наконец, спустя ещё какое-то время, на берегу, на песке, я замечаю силуэт.
Подбегая к человеку, я понимаю, что это девушка, совсем юная, с длинными тёмными волосами, и большими красивыми зелёными глазами, которые она только что открыла, придя в сознание.
– Где я? Кто вы? – Я помог ей встать.
– Не знаю, мисс…
– Эйвери, Энн Эйвери.
* * *
– Добрый день, мистер Хоуп, – в комнату заходит доктор и присаживается напротив меня.
– Ага, добрый…
– Как у вас дела сегодня, мистер Хоуп? Где вы?
– Где я? Как будто я поверю вам, что это не очередная иллюзия…Психушка? Ну да, ну да, посередине необитаемого острова, очень правдоподобно, – я истерически смеюсь, но неожиданно меня накрывает чувство дежавю.
– Вы снова были на острове? И как дела? Вы нашли убийцу? – Голос доктора был спокойным и монотонным.
– Где Энн? А? Куда вы дели мисс Эйвери? Отвечайте! – Я кричу на него, еле сдерживаясь, и мои слова эхом отдаются в моей голове.
– Прошу, успокойтесь, скажите, какой сегодня день недели? Месяц? Год?
– Вы хотите сделать из меня идиота? Откуда у меня календарь? Не знаю я, июнь, июль, – меня не покидают ощущения, что я уже говорил эти слова, что я уже где-то видел лицо этого доктора.
– Ну хотя бы год вы можете назвать, мистер Хоуп?
– Две тысячи… – Я запнулся, перед глазами мелькают образы, в голове голоса и несоответствия.
– Какой сейчас год, мистер Хоуп??? – Доктор удивлённо смотрит на меня и слегка наклоняется в мою сторону.
– Я…Я…– Какие-то кадры, лица, я пытаюсь собрать воедино огромный пазл.
– Год, назовите год! – Доктор приподнимается со стула.
– Кажется, сейчас две тысячи…
______________________________________________________________________________________________________
Кому интересно фэнтези по тематике Героев 3, бесплатно, почти завершён - https://author.today/work/456233
Кому интересен микс хоррора и фэнтези, мой законченный и бесплатный роман - https://author.today/work/444445
Литературные зарисовки - https://dzen.ru/literats
Всё бесплатно и в свободном доступе, буду рад новым подписчикам, лайкам и комментариям.
ЧТО: Корейский детективный триллер
О ЧЁМ: Об уважаемом судебном патологоанатоме по имени Кан, назначенном исследовать расчленённый труп молодой женщины, которого неожиданно начинает шантажировать обвиняемый по делу, похитив дочь доктора. У Кана есть всего три дня, чтобы любой ценой спасти обвиняемого от суда, запутав ход следствия, и рутинная размеренная работа превращается в опасную игру.
МНЕНИЕ: Корейские жёсткие триллеры это конечно отдельная песня, пожалуй только эти азиатские братушки умеют беспристрастно подавать под одним соусом сцены ультранасилия (в данном случае вскрытия), откровенные постельные сцены, и какие-то визуально, либо сюжетно умиляющие моменты. И конечно они мастерски приноровились, как следует ударить под дых всем личным зрительским ожиданиям по части хэппи-энда. Актёрская игра на высоте, операторская работа радует взор, и зрелище трогает эмоционально, предварительно увлекая в свои сети. И чтобы им в полной мере насладиться вовсе не обязательно запоминать имена главных героев (у меня очень редко это получается) их говор с забавным растягиванием слов в диалогах (дубляжа нет) первое время малость отвлекает от мрачной картины происходящего, но к нему со временем привыкаешь. Просмотра однозначно заслуживает, особенно если вы не проходите мимо всевозможных историй о мести. А так это крепкий замысловатый, великолепно сыгранный триллер с запутанным и практически непредсказуемым финалом, оставляющим желание поразмышлять о природе возмездия, непростых решениях, которые мы принимаем, и цене, которую однажды, возможно, придётся заплатить.
СМОТРЕТЬ:
• обожаешь южнокорейские детективные триллеры;
• коллекционируешь неожиданные твисты, и въедающиеся в память финалы;
• любишь запутанные и неоднозначные истории.
НЕ СМОТРЕТЬ:
• азиатский кинематограф это просто не твоё;
• ты слишком впечатлительный зритель и старательно избегаешь насилия и даже самого вида крови на экране;
• всегда настроен(а) на позитивный лад и ждёшь хэппи-энда.
Моя оценка: 7.5 из 10
Кинопоиск: 7.0 из 10
IMDb: 7.4 из 10
Детективный фильм-книга
Десятая серия
СССР, Свердловск, лето, ночь, аллея городского парка.
С включёнными фарами, направлеными на деревья, стоят милицейские машины, около скамейки, где сидела Маша, установлены осветительные лампы, работают криминалисты.
Власов стоит рядом, в плаще и шляпе, одной рукой курит тонкую тёмную сигарету, второй вытирает платком кровь на щеке.
Московский криминалист Дёмин:
Найдена её пудреница с разбитым зеркалом, сумки нет. Есть один след обуви, примерно 43 размер. Преступник наступил на мягкую почву без травы, а так как нёс на плече тело, след получился вдавленный.
Власов:
Это хорошо, сделайте силиконовый слепок следа. Поворачивается к одному из оперативников, - Как вы его проморгали лейтенант, пока нас не было?
Лейтенант, смущённо переминаясь с ноги на ногу:
Так это… На аллее не было никого…она села…а он ….сзади из кустов… Ещё фонарь над скамейкой не горит… Мы не увидели, всё как-то быстро…
Из-за кустов парка, выходят Титов и двое оперативников с фонарями, они запыхались, у Титова порез от ветки на лбу.
Титов Власову:
Прочесали всё в направлении дороги, есть обломанные ветки и следы волочения. На обочине свежий след протекторов легковушки, суда по расстоянию между осями это, скорее всего, «Волга».
Власов:
Это уже кое-что! Сделайте крупно снимок протекторов. Подходит к УАЗику и берёт автомобильную рацию, - Центральный, объявляй план «Перехват», останавливать и досматривать все легковые автомобили, движущееся по дорогам города и области. Особое внимание уделить «Волгам». Преступник вооружён и очень опасен. С ним может находится заложница.
Титов:
Почему «может»?
Власов:
Потому что он заложников обычно не берёт, майор! Обращаясь к оперативнику: - Поднимите с постели профессора, пусть едет в МОРГ, возможно, ему предстоит скоро вскрывать тело своей ассистентки.
Раннее утро, подъезд Машиной пятиэтажки, на площадке у квартиры Маши стоит Митя с букетом ромашек и звонит в дверь.
После нескольких звонков, дверь открывает Машин дед, он удивлено смотрит на Митю и букет:
Доброе утро, молодой человек! Вы, наверное, к Марии?
Митя, тревожно:
Доброе! Да! Она уже наверное в институт ушла?
Дед:
Мария на дежурстве со вчерашнего дня, дома не ночевала.
Митя, волнуясь:
Ладно! Спасибо! Извините меня! Вот! передайте, ей будет приятно! - отдаёт букет ромашек и несётся вниз по лестнице.
Телефонная будка возле остановки. Митя звонит в РУВД. Трубку берёт Титов.
Митя, ненатурально позитивно:
Олег Евгеньевич, а где Маша? Я звонил в Бюро, там не берут…
Титов, запинаясь:
Мить…тут такое дело… Машу похитили…
Митя, холодея:
Он?
Титов:
Да…
Митя:
Где и когда это произошло?
Титов:
Сегодня ночью, в центральном парке, во время спецоперации…
Митя:
Олег Евгеньевич, прошу, встретимся в парке, покажете место…мне важно…
Титов:
Хорошо, через полчаса у входа в парк.
Помещение Бюро судебных экспертиз и Морга.
За столом сидит невыспавшийся, уставший профессор, перед ним стопка материалов с фотографиями убитых женщин. На столе звонит телефон, профессор не обращает на него внимание.
Он с тоской смотрит на машин стол, пустую чайную кружку, оставленное ею яблоко и белый халат на спинке стула.
Профессор снимая очки, протирает слезящиеся глаза платком, шепчет одними губами:
Машенька… как же так…
Утро, Свердловская школа милиции СССР, кабинет начальника школы милиции
За столом сидит генерал и ставит подписи на документах. В кабинете входит кадровик - подполковник:
Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться?
Генерал:
Чего у тебя, подполковник? Опять донос?
Кадровик:
Никак нет, товарищ генерал! Не донос, а донесение! Докладывает комсорг первого курса. Курсант Григорьев часто прогуливает занятия! Ну тот, которого подстрелили, помните? Говорят он опять выполняет поручения Титова, того которого вы выгнали, помните?
Генерал, морщась:
Что у Григорьева с успеваемостью?
Кадровик, замешкавшись, суетливо открывает папку, которую держал под мышкой и смотрит список оценок:
Вроде … всё на отлично…
Генерал, холодно:
Ну вот и отцепись от него подполковник! Мне из самого министерства звонили, Москвой создана группа по расследованию убийств, Титов и Григорьев в ней, понял? Ты хоть день на практике проработал, подполковник?
Кадровик, гордо:
Конечно, товарищ генерал! Я в школе вождения ГАИ инспектором целый год проработал…
Генерал, резко:
Всё! Свободен, школьный инспектор…
Утро, центральный парк
У скамейки стоят Титов, Митя и опер Сергей.
Опер:
Она сидела здесь, он напал сзади и уволок её в парковую зону за деревья.
Митя:
Выходит сработала идея Власова с наживкой, только мы остались в дураках…а Маша… - Митя зажмурился, и провёл по лицу рукой.
Титов, обращаясь к оперативнику:
Серёга, давай ещё раз вспоминай всё по минутам, не было ничего странного или необычного?
Опер:
Да всё было как обычно, мы следили, она прохаживалась, мимо неё пару раз люди проходили, женщина с коляской, парень с девушкой, дед какой-то. Один военный даже хотел с ней познакомится…
Титов, с напряжением:
В смысле? К ней подходил кто-то? Военный? Какой военный, как он выглядел? Почему сразу не доложил?!
Опер, смущённо:
Так ведь… он ушёл сразу..я подумал прохожий..
Титов:
Через сколько на неё напали, после того, как военный ушёл?
Опер:
Минуты через три…
Титов:
Башкой же надо соображать! Прохожий! Приметы военного, быстро!
Опер, заикаясь:
Невысокий, спортивного телосложения, загорелый, коротко стриженный, форма, похожа на маскировочную «полёвку», вроде берет за поясом, но не десантный, тёмный, скорее морпеховский, звание не разглядел, темно было…
Титов:
Срочно сообщи в дежурку все приметы, подготовь ориентировку на подозреваемого. Запросишь по приметам все воинским части, комендатуры, военкоматы, учебные заведения и госпитали, по служащим, демобилизованным, командированным, прибывшим из расположения частей в отпуск или на лечение.
Опер убегает к машине, Титов и Митя обходят скамейку, идут между кустами и деревьями через парковый массив.
Титов:
Митя, давай ещё раз пройдём его путём, может что найдём, то что ночью не увидели… Не переживай так, она жива…
Митя, тихо:
До этого он никого из жертв в живых не оставлял…
Они идут вдоль деревьев и кустов, оглядывая землю и стволы деревьев. Доходят до самой дороге на краю парка, останавливаются, Митя оглядывается и видит на стволе берёзы красную черту. Он подходит ближе, это не след крови, не краска, это след от красной помады.
Митя гладит ствол дерева, говоря Титову:
Это помада Маши, я точно знаю! Это значит, что он нёс её на плече и она смогла достать помаду, и оставить след на дереве. Следовательно, до того, как он увёз её, она была жива!
День, школа милиции, аудитория кафедры криминалистики, идёт занятие, майор Пташук, проверяет журнал.
В аудиторию вбегает Митя и извиняясь, садится на своё место.
Майор Пташук:
Григорьев! Знаешь ли ты, что главное в работе советского милиционера?
Митя:
Уметь работать головой?
Майор Пташук:
Головой, Григорьев, ты будешь на футболе мячи отбивать и фуражку форменную гордо носить! А в работе советского милиционера главное - дисциплина и субординация! Понял, Григорьев!
Митя, тихо:
Так точно, товарищ майор!
Майор Пташук:
Последний раз допускаю тебя на занятие после звонка! Товарищи курсанты, тема сегодняшнего занятия, записываем - “тактика осмотра места происшествия”.
Митя открывает тетрадь и начинает рисовать схему: в центре круг, он подписывает «Маша», от него стрелки в разные стороны «Власов», «Титов», «Военный», «Опер Сергей», «Профессор», «Неизвестный».
Помещение РУВД, ленинская комната, в команде собрались Власов, Титов, московские: психолог и криминалист.
Власов:
Ребята давайте, что у вас?
Криминалист Дёмин:
Слепок следа ноги сделали. Как я и предположил - 43 размер, ботинки узкая колодка, на каблуке, импортные, дорогие, не советская фабрика точно.
Психолог Травкин:
Я доработал психологический портрет преступника, с учётом того, что жертва не убита сразу, он поменял тактику. Преступник знает о нас и полностью контролирует ситуацию, он её похитил, чтобы нас проучить, убийца с нами играет, перекладывает нас ответственность за смерть, если мы Машу не спасём, вся вина будет на нас…
Титов:
У нас есть приметы предполагаемого подозреваемого: он военный, скорее всего морпех, владеет оружием и приемами рукопашного боя… По всем военизированным подразделениям разосланы ориентировки.
Власов, подходя к доске показывает на большое фото автомобильных шин:
По моему приказу сделали увеличенные снимки протектора, так делают в ФБР, чтобы рассмотреть дефекты и особенности шин. Обратите внимание: правая передняя шина имеет дефект в виде стёртого протектора, а у левой, видите, небольшое круглое тёмное пятно, на всех фото. Это или заплата на покрышке или небольшой камень, попавший между протектором. В любом случае теперь у нас есть приметы колёс автомобиля преступника.
Титов:
Дело за малым, осталось найти эту «Волгу»…
Власов:
Ладно, работаем, с тем, что есть. Машу, скорее всего, уже не спасти. Сориентируйте личный состав районных дежурных частей, в случае сообщений об обнаружении женского трупа, докладывать мне лично и незамедлительно!
Психолог, криминалист и Титов с тревогой смотрят на Власова.
Титов выходит на крыльцо райотдела и закуривает, из-за угла его свистом подзывает Митя.
Титов подходит к Мите:
Мить, что за конспирация?
Митя:
Я не очень московским доверяю! Я должен был вам сразу сказать! Это важно! Это может помочь спасти Машу!
Титов, взволновано:
Говори быстрей!
Митя:
Помните я сказал, что преступник никого из жертв в живых не оставлял? Это не так! Моя мама несколько лет назад стала жертвой нападения того, кого мы ищем… я поступил в школу милиции чтобы найти его… но она не помнит примет преступника…
Вечер, богатая квартира в старом красивом доме, в дверь звонят, хозяин: седой, статный мужчина, в очках и в красивом халате открывает дверь.
На пороге Титов, Митя и мама Мити.
Титов:
Добрый вечер, доктор! Извините, что поздно, срочное дело, нужен сеанс гипноза, чтобы жертва вспомнила приметы преступника!
Доктор, удивленно глядя на гостей:
Жертва? Преступника?
Мама:
Да, прошло несколько лет, я ничего не помню. Жертва - это я!
Вечер. Ресторан в центре Свердловска.
За отдельным столом у окна ужинает Власов, он аккуратно режет мясо ножом, пьёт вино из длинного бокала и закуривает тонкую тёмную сигарету.
В ресторан вбегает московский криминалист, запыхавшись докладывает Власову:
Пришёл ответ на ориентировку! Мы его нашли! Бьюсь об заклад, вы никогда не угадаете, кем он работает?
Власов, вставая, выпуская дым и надевая шляпу:
Давай майор, не томи!
Этот капитан в военной форме работает преподавателем боевой подготовки в Свердловской школе милиции! И у его отца есть старая «Волга».
Власов:
Титов в райотделе? Нет? Тогда сами возьмём, готовь группу захвата, выезжаем на адрес!
Ночь. Окраина города. Пятиэтажка.
Во двор заезжают милицейские машины и тушат фары.
Группа захвата из оперов в штатском заходит в подъезд и поднимается по лестнице.
Власов с водителем ждут во дворе, глядя на окна и балкон третьего этажа.
Площадка перед дверью в квартиру, оперативники отмычками пытаются вскрыть замок.
Ночь. Квартира пятиэтажки.
На раскладушке в полупустой комнате без мебели, просыпается капитан, на нём майка-тельняшка и спортивные трико, он услышал звук у входной двери.
Он босиком тихо идёт по коридору к двери, включает свет, обходя висящую боксерскую грушу, прислушивается и нагибается, чтобы посмотреть в замочную скважину.
Мощным ударом дверь бьёт его в лицо, он падает на спину, оперативники в штатском наваливаются на него. Капитан толкает одного двумя ногами в грудь, второго бьёт стропой в шею, третьего бьёт коротким ударом в живот, оперативник успевает выстрелить в стену.
Власов , услышав выстрел, выпрыгивает из машины, и бежит к подъезду.
Он вбегает в квартиру и видит двух лежащих на полу оперативников, и третьего - вцепившегося в спину капитану и пытающегося заломать ему руку.
Капитан бьёт локтем в ухо оперативнику, поднимается и бежит к балкону.
Власов снимает висящий на стене (под фотографией капитана в берете на фоне афганских гор) штык-нож, и с силой швыряет его в капитана.
Нож втыкается в правое бедро капитана по самую рукоятку, капитан стонет, запутавшись в занавесках, переваливается через перила балкона и падает вниз.
Власов медленно проходит на балкон между встающими с пола и кряхтящими, потирающими ушибленные места, оперативниками.
Он холодно смотрит с балкона вниз на лежащего на спине раскинув руки капитана, и закуривает тонкую тёмную сигарету.
Водитель подбежав к лежащему, трогает пульс на шее, задирает голову вверх кричит:
Всё! Он готов, товарищ подполковник! Отбегался!
Конец десятой серии
– Как же в моём случае быть? Мой-то совсем наоборот, не только не помогал, а скорее выдавал. Заходить в лоб – сомнительная затея, замкнётся, и ничего не расскажет.
– Почему же. Правильно мыслишь – такого надо атаковать в лоб. Ни к чему скрывать, что ты из МГБ. Тем более, если он даже и причастен к этому делу, волноваться по поводу него не будет. Подумает, что ты его за старые грехи трясёшь, что он бандеровцам помогал, немцам, а значит, выкрутиться будет не трудно. Едва ли ему придёт в голову, что нас интересует покушение на Ватутина.
– А если придёт? Недооценивать-то его нельзя.
– Начни со старых его грехов, так он успокоится, а потом резко спрашивай про Ватутина.
– Да ты, Борис, голова!
Черногорцев добрался на поезде до Костополя, благо, это было недалеко – меньше 40 километров. Как ему было известно, Дорошенко жил на улице 1 мая, а службы проводил в Петропавловском соборе. Черногорцев зашёл в собор, узнал, что Гермоген не появляется уже второй день. Недавно сказался больным. Значит, надо было навестить его дома.
Черногорцев зашёл в подъезд нужного дома. Сейчас он сообразил, что никого не взял с собой, а надо было. Мало ли что.
Впрочем, потом он махнул рукой, и решил действовать один. Не потому что хотел все лавры стяжать, а потому что знал, что Харитонов за него никого не пощадит, и, если Дорошенко и есть тот, кто им нужен, ему всё равно не уйти.
Черногорцев поднялся на второй этаж и позвонил в четвёртую квартиру.
– Кто там? – раздался голос.
– Откройте, милиция!
– Я вроде не вызывал!
– Мне нужно задать вам пару вопросов. Открывайте!
– Сейчас, иду.
Черногорцев отошёл вбок от двери, и как раз вовремя, потому что в этот момент пуля пробила дверь.
– Вот тебе и мирный отец Гермоген!
Черногорцев достал пистолет, и выстрелил в замок двери и в саму дверь. В ответ опять раздался выстрел. Преступник периодически постреливал в дверь. Черногорцев успел её дёрнуть, но, несмотря на простреленный замок, она не открывалась. Видно на задвижку ещё закрылся, гад, – думал он. А в неё я не попал.
Черногорцев понял, что явно зря полез один. Но наконец услышал, как рядом с домом остановилась машина. Выглянул в окно – так и есть. Приехала Победа, и из неё выскочили четыре милиционера. Они быстро взбежали на этаж.
Черногорцев сразу показал им документы, и объяснил, что в четвёртой квартире засел опасный преступник.
Капитан приказал сержанту встать под окна, чтобы преступник не сбежал. Ещё двое остались на лестничной площадке.
– Товарищ капитан, есть идея. Вы тут поотвлекайте его, а я веревку найду, и с крыши спущусь в квартиру.
– Опасно, товарищ майор! Да и не лето сейчас, неудобно в такой одежде.
– Я справлюсь!
– Хорошо, мы вас прикроем! Огонь по двери!
Черногорцеву повезло, в квартире на третьем этаже оказалась веревка. Он поднялся на крышу, привязал крепко веревку к ограждению, скинул пальто, и начал спускаться. Стало холодно, ведь на улице было едва больше нуля, но он не обращал на это внимания. Он заметил, что к дому подъехала ещё одна машина. Ну и переполох же!
Наконец он достиг нужного окна, вышиб его своим телом. Увидел в углу комнаты человека с пистолетом, и, не мешкая, выстрелил. Тот рухнул и уронил пистолет. Из кухни выскочил Дорошенко и закричал:
– Не стреляйте! Сдаюсь!
Черногорцев взял их обоих на мушку, и, забрав пистолет, пошёл открывать дверь.
– Батюшки, да это же Сова! – удивлённо воскликнул капитан, увидев бандита, раненного Черногорцевым. Вот где был, гад! А его везде ищут!
– Это всё он, он, я ни при чём! – визжал Дорошенко!
– Разберёмся! – капитан толкнул его в спину и вывел за порог.
Черногорцев сбегал на крышу за оставленным там пальто, а заодно вернул веревку хозяевам. Подстреленного Сову пришлось везти в больницу, потому что помимо ранения от выстрела Черногорцева, у него была ещё одно толком не зажившее ранение, которое, видимо, и заставило его искать убежища у Дорошенко. Впрочем, об этом позднее.
Черногорцев сказал, что ему надо допросить Дорошенко, для чего, собственно, он к нему и явился. Возражений не было, и Черногорцев поехал с ним в другой машине. Потом придётся ещё допрашивать этого Сову, раз он попался под руку. Кто знает, не причастен ли и он к тому делу.
Наконец приехали в отделение. Капитан, представившийся Геннадием Николаевичем Быковским, отвёл Черногорцева и задержанного Дорошенко в свой кабинет.
– Да ни при чём я! Это Сова, чтоб его, при ограблении кассы ранение схлопотал, и ко мне подался, адрес-то мой знал, холера его возьми!
– Ай да Дорошенко. Вот тебе и свидетель! Я-то знал, что ты тесно с бандеровцами связан, знал, но повезло тебе, что пять лет назад на тебя улик не нашлось. Только теперь не повезло, сядешь, как миленький! Раненых бандитов укрывать вздумал!
– Да он только третий день лежал, самому надоел, хуже горькой редьки! Его двоих напарников подстрелили, один он удрал подраненный. Уж думал, пойти вам рассказать, покаяться, да так времени и не нашёл.
– Впрочем, у вас, Дорошенко, есть шансы поправить своё бедственное положение. – сказал Черногорцев.
– Это как ещё? – Дорошенко был немало удивлён.
– Я ведь к вам приходил не из-за этого Совы, про которого ничего и не знал. Совсем другой вопрос меня интересовал.
– Ааа, чёртов Сова! Да почему его не завалили! – чуть не расплакался Дорошенко.
– Он своё получит. А вот вам я рекомендую подробно отвечать на мои вопросы.
– Что же делать, буду отвечать. За всё старое придётся расплачиваться.
– Придётся, Алексей Павлович, придётся. Только вопрос меня не простой интересует. Вашими тесными отношениями с бандеровцами пусть местная милиция занимается, а мне важно знать другое.
– Так что же? Всё расскажу!
– Покушение на Ватутина в 1944 году.
Тут уж удивился не только Дорошенко, но и Быковский.
– Я-то здесь при чём? Я в их этой так сказать армии никогда не был, и оружием неважно владею. Пособничал, было дело, но чтоб стрелять в кого – этого на меня сваливать не надо!
– Нет, я знаю, что вы в нём участия не принимали. Но может быть вы знали кого-то из исполнителей этого покушения, или людей из отряда Клячина?
– Ах, вот оно что. Нет, вроде бы никого не знал, во всяком случае, из ныне живущих. Разве что вот Сова, не помню…
– Что Сова?
– Ну мог в этом участвовать, Клячина-то он должен был знать.
– В этом много кто мог участвовать, но мне важно даже и не это.
– А что же?
– Дело в том, что один из ваших бандитов, отбывающий сейчас наказание, признался, что Клячину поручил совершить покушение на Ватутина человек, по кличке или по имени – уж не знаю, Гермоген.
– Но это же не я! Зачем мне такое!
– Понятно, что вам незачем, вы заурядный пособник, да и двухсот тысяч рейхсмарок на такое дело у вас точно бы не нашлось.
Дорошенко был удивлён ещё больше. Но в то же время и обрадован.
– Конечно, вы же видите, что я тут ни при чём!
– Это и так понятно. Но объясняю ещё раз. Клячину поручил совершить покушение некий Гермоген, а ведь вы тоже отец Гермоген.
– Но это другой, это не я!
– Я понимаю, другой. Об этом Гермогене нам известно лишь, что он сильно ниже Клячина, а рост Клячина был 185 сантиметров. Больше ничего. Нам нужен кто-то, кто бы мог видеть Гермогена.
– Да я и Клячина видел лишь раз-другой.
– Людей из банды Клячина знаете?
– Все уж на том свете, или за границей кто. Из живых… ну вот Сова, а так, разве что Орлик.
– Какой ещё Орлик?
– Хорунжий Орлик. Сергей Степанович.
– А хорунжего Пастушенко знали?
– Вам и про него известно. Да, знал, но он давно покоится с миром.
– Ладно, на сегодня всё. Теперь будем разбираться с Совой.
– Гражданин майор, ну это ведь зачтётся, что я рассказал?
– Должно.
Дорошенко облегчённо вздохнул, и его увели. Он всё не мог простить себе, что пустил Сову в дом.
Оставим пока Ивана Данженовича и предстоящий допрос Совы, и посмотрим, как шли дела у Бориса Михайловича Харитонова.
Харитонов спокойно доехал на поезде до посёлка Оржев, и там сошёл, а поезд поехал дальше. Он ещё не знал, в какой переплёт попал Черногорцев.
Найти церковь в Оржеве там оказалось нетрудно, и он направился прямо туда. Ему пришлось подождать, пока отец Гермоген освободится. Наконец, через час отец Гермоген, он же Аркадий Михайлович Федюнин, вышел из церкви.
Харитонов догнал его, поздоровался, и представился писателем. Рассказал, что планирует написать книгу о подпольщиках Ровенщины, помогавших нашим партизанам, и был немало удивлён, узнав, что среди таких оказался даже священнослужитель. Ему подсказали, что отец Гермоген живёт в посёлке Оржев, и он решил лично навестить его, собрать кое-какие интересные материалы для книги.
Гермогену, то есть Федюнину, рассказ Харитонова показался достаточно правдоподобным. Он пригласил его к себе в дом на беседу.
– Весьма польщён таким вниманием. Обычно ведь считают, и во многом правильно считают, что священнослужители здесь пособничали бандитам и немцам, потому какие из них помощники партизанам. – сказал Федюнин.
– Но, как видите, в вашем лице проявилось исключение из этого правила. Вот потому хотел бы узнать различные подробности, которые вы не посчитаете по каким-то причинам секретными.
– Ну что же, расскажу. Появился я здесь незадолго до войны, в апреле 1941-го. Так сказать, определили вот сюда, я и согласился. Заодно так к местному духовенству присматривался.
– И как вам оно?
– Ну, вы же сами знаете, были там нехорошие люди. Бандеровцам помогали, немцам, венграм.
– Ладно, оставим их. Может быть расскажете, кого из партизан вам удалось спасти от немцев и их холуёв, и как?
–Да, вы правы. Так вот… ох, где же мои очки. Неважно вижу в последнее время, уж пятьдесят мне скоро. А, вот нашёл. Хочу вам показать одну вырезку газетную. Там всё увидите, а потом дорасскажу.
Федюнин порылся в ящике, достал вырезку из какой-то газеты за 1947 год. В нём был его портрет, и шла заметка, как он в 1943 году укрывал подпольщиков. Дальше были перечислены несколько фамилий подпольщиков: некая Голубева, Васютин и Сморкович.
– Интересно. И часто ли вы так поступали? Просто здесь-то описан всего один случай с тремя подпольщиками. Впрочем, он безусловно делает вам честь.
– Понимаете ли, всё больше приходилось работать с конкретными людьми. Да и добрых людей у нас немало, тоже помогали им. Ко мне, сказать по правде, не так уж часто обращались.
– Как вас только немцы не вычислили? Да и бандеровцы тоже.
– Бог миловал, что сказать.
– А ещё эпизоды были такие?
– Да, был ещё один эпизод, но, к сожалению, не очень хочется об этом вспоминать. После того, как тот человек ушёл от меня, он каким-то образом попался, ну а дальше сами знаете, как – пытки, казнь. Повезло конечно, не выдал он меня.
– Да уж, случается. Кстати, не припомните ли, когда произошёл этот случай?
– Ох, не очень хорошо помню, но где-то во второй половине 1943-го года, точно после начала Курской битвы, точнее не скажу. Я всё-таки надеюсь, никто не подумает, что это я его тогда гестаповцам выдал.
– Нет, что вы. Я думаю, рассказанное вами заслуживает как минимум одной главы в книге.
– О, это большая честь для меня.
– Больше ничего не можете рассказать?
– К сожалению, нет.
– Не беда, этого хватит. Всего доброго.
– До свидания.
Как видим, у Харитонова прошло всё более гладко, чем у Черногорцева. Однако каждый из них с уверенностью мог сказать, что время здесь потрачено не зря. Ещё нельзя было сказать, какой из отцов Гермогенов является тем, кто им нужен, но ясно было, что до него теперь не так уж далеко.
Харитонов возвратился на квартиру, и поинтересовался у Черногорцева, как прошёл разговор с Дорошенко.
– Очень весело, с шумом и стрельбой.
– Серьёзно? Значит это он наш Гермоген? Он задержан?
– Задержан, но боюсь, что не он. Этот идиот приютил одного раненого бандита, а когда я наведался к нему для разговора, бандит подумал, что пришли за ним, и открыл пальбу. Ну пришлось его брать, тоже целая история была.
– Ты что же, один пошёл туда? Совсем себя не бережёшь! Взял бы пару милиционеров для подмоги.
– А ты бережёшь? Тоже ведь один ездил.
– Ну у нас-то был тихий и спокойный разговор. А ты что же?
– А я на крышу залез, и оттуда по верёвке в квартиру Дорошенко спустился, ранил этого бандита. Потом впустил милицию. Там так-то две машины их приехало на стрельбу, так что не совсем один я был.
– А ну как попал бы в тебя бандит через дверь, или в окне бы заметил?
– Ну не попал же.
– Эх, и боевой же вы народ, буряты! – и Харитонов похлопал Черногорцева по плечу.
– Да что всё обо мне, у тебя какие новости?
– Есть кое-что интересное. Этот Аркадий Михайлович вырезку одну из газеты показывал, где про него написано, мол подпольщиков укрывал, и 3 фамилии перечислены, я запомнил, инициалы тоже. Голубева, Васютин и Сморкович. Надо бы теперь ими заняться, может что расскажут.
– Ну, может быть.
– Ещё Федюнин об одном эпизоде неохотно рассказал, мол прятал одного подпольщика, а тот, как от него ушёл, в лапы гестаповцам угодил, ну и всё. А его не выдал. Интересный случай. Да и в газете про это нет.
– Чего же на человека тень бросать. А эпизод интересный, надо иметь в виду. Как-никак, количество Гермогенов не так уж велико.
–Да и по параметрам подходит.
– Тогда я завтра пойду допрашивать Сову. Думаю, говорить-то он уже в состоянии.
– Может и я с тобой?
– Не знаю, есть ли смысл. Брал-то его я.
– Так может наоборот, как раз и есть.
– А что с Дорошенко и Федюниным делать?
– Дорошенко пока оставим, куда он теперь денется. Что касается твоего Федюнина… хорошо бы у него дома пошарить.
– Но с точки зрения законности нехорошо. – заметил Черногорцев.
– Ну, Ваня, платить за убийство наших генералов ещё хуже.
– Это надо ещё доказать, что именно он в этом виновен.
– Да, ты прав. Пока не будем его тревожить.
На следующий день они приехали в Костополь и пошли в больницу допрашивать Сову. Черногорцев вошёл в палату, Харитонов пока остался ждать.
– Ну что, совушка-сова, отлетал своё?
– Повезло вам тогда. – проскрипел Сова. А то бы ведь попал.
– Так я не за тобой приходил.
– А за кем? – удивился Сова.
– Побеседовать мне надо было с твоим Дорошенко о деле одном старом. Впрочем, может быть и ты в нём замешан.
– Да почему чуть что сразу Сова?! Кассу взяли – так Сова, убили кого – опять Сова!
– Видать такая ты здесь известная фигура. Но не волнуйся, за то дело тебе никто уже ничего не сделает, а если расскажешь всё, что знаешь – так может от расстрела спасёшься. На тебе вон сколько всего. Кстати, как твоё настоящее-то имя?
– Савельев Никита Сергеевич.
– А лет-то тебе сколько?
– Тридцать третий уж идёт.
– Столько лет, а ума нет.
– Так что за дело-то?
– Дружки твои из банды Клячина в 1944-м году генерала нашего подстрелили.
– А я здесь при чём? Да, я был в его банде, но в тот день свалился с простудой, не моих это рук дело.
– Мне всё равно, твоих или не твоих. Тут вопрос в другом.
Сова задумался. Вот это поворот, ему даже всё равно. Что же ему нужно-то?
– Так вот, Сова. Мне известно, что некто по кличке Гермоген выступил посредником между Клячиным и неизвестным лицом с нашей стороны для убийства Ватутина. Вот что меня интересует.
– А, припоминаю. Клячин так не хотел делиться с ним деньгами, что нам пришлось устроить показушный налёт на его дом, будто его советские партизаны сожгли, ну и денежки тю-тю. Это было, когда он уже в Горохов перебрался. Он бывало то в Горохове сидит, то в ваш тыл заберётся.
– Это хорошо, что память твоя работает. Меня интересует конкретно Гермоген, не видел ли ты его, или может быть что-то слышал о нём? Может быть видел что-то ещё, что может навести на его след?
– Не, откуда же мне его видеть. Его, наверное, никто кроме Клячина и не видел.
– А Орлик и Пастушенко тебе знакомы?
– Первый сейчас где-то за кордоном, наверное, второго подстрелили.
– Понятно. А вот о таких людях не слыхал: Голубева, Васютин и Сморкович?
– Нет, не слыхал. Но напомнил ты мне, начальник. Была у нас баба одна в отряде, чертовски хороша. Светка, как же её фамилия… Калинович кажется, вот не помню, хоть расстреляй. А лицо до сих пор помню.
Черногорцев подумал, что никакой информацией не стоит пренебрегать, пока Сова говорит. Потому он решил спросить, узнает ли он её, если увидит.
– Узнаю, узнаю. Хотя ей уж тридцать первый год идёт, наверное, не та, что раньше. Все мы уже не те.
–Ну что же, Сова, оставляю тебя пока что. Но, может быть, ещё навещу.
И Черногорцев отправился обратно в Ровно.
– Как, выяснил что новое? – поинтересовался Харитонов.
– Да, кое-что есть. Сова подтвердил, что налёт на дом Клячина был сымитирован, то есть он хотел утаить деньги от посредника. Насчёт Орлика сказал, что тот, вероятно, удрал за границу. И почему-то, когда я ему назвал фамилии подпольщиков, так, на всякий случай, вспомнил, что в их отряде девушка была, и фамилию с именем припомнил, возраст примерный. Говорит, узнал бы.
– Ха-ха, сова – птица мудрая. Видит, что жизнь на волоске висит, вот и признаётся. Я полагаю, надо бы к нему охрану приставить, пока он здесь.
– Думаешь, всё так серьёзно?
– А что хорошего, если он так же внезапно помрёт, как скончался Ватутин?
– Пожалуй, ты прав.
Как оказалось, подобное решение имело под собой основания.
Теперь оставалось выяснять всё до мельчайших подробностей о Дорошенко и Федюнине. С Дорошенко в этом плане было проще – он находился в руках милиции. А вот с Федюниным надо что-то делать. Слишком часто попадаться ему на глаза – плохая идея.
С каждым разом появлялось всё больше и больше людей, которые могли быть так или иначе причастны ко всему этому. Сначала три подпольщика, потом какая-то особа из банды – и обо всех них требовалось навести справки, при случае допросить. Тут уж без помощи местных коллег никак не обойтись.
Харитонов решил подробнее заняться этими людьми, а дополнительную работу поручить Черногорцеву. В управлении МГБ им удалось получить некоторые сведения. Выяснилось, что действительно, существовала некая подпольная группа из трёх человек, уже перечисленных выше. Они занимались диверсиями в оккупированном Ровно. Из наиболее известных их диверсий можно выделить три: В мае 1943-го они обстреляли здание кинотеатра, в котором находились немецкие солдаты и офицеры. Хотя пострадало их не так уж много, шуму было немало. Через три месяца неподалёку от ортскомендатуры ими были подорваны два грузовых автомобиля. А ещё через три месяца они совершили нападение на банк, захватив двести шестьдесят тысяч рейхсмарок. Большая часть денег была уничтожена. И всё это время их укрывал отец Гермоген, то есть Аркадий Михайлович Федюнин.
Из подпольщиков в настоящий момент остались Живы лишь Голубева и Васютин. Сморкович не дожил до конца войны, погиб незадолго до освобождения Ровно.
О некоей Светлане Калинович было известно не так уж много. Она совершила мелкую кражу перед войной, и угодила в тюрьму. Сохранилась лишь её старая фотография из дела, и само дело. Ни родителей, ни родственников к настоящему времени не осталось. Из связей – лишь бандеровский сброд, частью перебитый, частью отловленный.
К сожалению, не удалось узнать о том подпольщике, который был у Федюнина, а потом оказался схвачен гестаповцами.
Обо всём этом Харитонов рассказал Черногорцеву, показал ему выписки и некоторые фотографии.
– А что если портрет Калинович размножить и разослать по отделениям МГБ? Может она прямого отношения к нашему делу не имеет, но отловить-то её надо.
– Скажешь тоже, Иван Данженович. Страна большая, отделений в ней много. Трудно сказать, куда она забилась. Может быть здесь где-то прячется.
– А вообще, хорошо бы и эту фотографию твоему Волченко показать, вдруг узнает.
– Точно. И портреты подпольщиков на всякий случай тоже. Даже погибшего.
Уже начался февраль 1953 года. Дело двигалось не очень быстро, и потому Черногорцев решил отправить фотографии Калинович и подпольщиков в Новосибирск, чтобы там Олег Филиппович посетил Волченко и показал ему их. Чем чёрт не шутит, вдруг связаны. На Харитонова же легла задача выяснить всё об этих подпольщиках. Впрочем, если Калинович всё же окажется на Западной Украине, взяться и за неё.
Наконец в Новосибирск поступили материалы и фотографии от Черногорцева. Тетерин про себя похвалил своих подчинённых, толково работают. Затем стал изучать присланное.
На следующий день он навестил Волченко. Тот как-то уже отвык от таких визитов, к тому же пришёл теперь другой человек, не Черногорцев. Взял фотографию не очень охотно, и стал рассматривать.
– А ведь где-то я её видел.
– Где? Там, на Украине, или может здесь?
– Вот не помню, но лицо какое-то знакомое.
– Ещё бы. Она ведь в ваших рядах была, судя по тому, что мне написал Черногорцев.
– Вспомнил кажется! Да, была! С Клячиным у неё что-то было! Но потом не попадалась.
– Когда исчезла?
– Да вот незадолго до всего этого, в феврале 45-го.
– Так, хорошо. А из этих людей никто не знаком?
Тетерин положил перед ним фотографии подпольщиков, в том числе и погибшего Сморковича.
– Нет, не припоминаю.
На этом допрос завершился.
Тем временем Черногорцев и Харитонов продолжали вести дело в Ровно. Они попытались выяснить, как погиб подпольщик Сморкович. Оказалось, что где-то на окраине города он был зарезан бандеровцами.
– Странное дело, ты не находишь? Гестапо, и эту, венгерскую, как её, кеймелгариту кажется, обвёл вокруг пальца, но погиб от рук бандеровцев. – заметил Харитонов.
– Но другие-то ведь не погибли. Значит так получилось, случайность. – ответил Черногорцев.
– Сам знаешь, в нашем деле случайности редки.
– Что же, поговорим с оставшимися в живых подпольщиками, может выясним что-то.
– Начнём с Голубевой. Голубева Ульяна Викторовна, 30 лет. Живёт на улице Москаленко, дом 4, квартира 6. Идём? – сказал Харитонов.
– А как представимся, как есть, или тоже соврём, мол писатели? – спросил Черногорцев.
– Как есть.
– А вдруг стрелять начнут, как в тот раз? – пошутил Черногорцев.
– Тогда им придётся об этом сильно пожалеть. От тебя уж точно не спрячутся! – расхохотался Харитонов.
– Может хоть наблюдение потом установить за ними?
– Хорошая мысль. Но позволят ли? Ведь их ни в чём не подозревают, да и как заподозришь таких заслуженных людей?
– И что делать?
– Иди ты один, а меня они пусть пока что не видят.
– Хорошо.
Черногорцев поднялся на второй этаж. Он подумал, уже второй раз второй этаж, что же такое. Может и здесь в квартире бандит какой засел? Но вроде бы нет. Дверь ему открыли почти сразу.
Черногорцев представился, показал удостоверение и спросил разрешения войти. Голубева его провела на кухню.
– Чем обязана вниманию со стороны органов?
– Видите ли, выясняем некоторые подробности гибели вашего Сморковича, и попутно расследуем ещё одно дело, связанное с бандеровским подпольем.
– Так ведь это они его и убили тогда. Такое несчастье было. Странно конечно, что прошло уже столько лет, а что-то стали выяснять.
– Разве вы не хотели бы узнать, кто и за что его убил? Почему бы и не отловить тех бандитов, пусть даже через девять лет? Расскажите поподробнее. Как я помню, погиб он 31 января.
– Да, возвращался с задания, и вдруг у дома к нему подошли двое, нож в бок… и всё.
– Что за задание у вас было, можете рассказать?
– Даже не знаю…
– Уж органам-то можно. Да и столько лет прошло.
– Да, так и быть. Его посылали с зашифрованным донесением через линию фронта, он его успешно отнёс, также успешно перешёл обратно, а вот у самого дома… так случилось.
– Что было в том донесении и кому оно предназначалось? Кстати почему отправляли таким сложным способом? Не было радиостанции, боялись, что запеленгуют?
– Не знаю, оно было как-то зашифровано, кому предназначалось – тоже точно не скажу. Впрочем, могу точно сказать, что кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Да, радиостанция оказалась испорчена.
– И самое главное: кто посылал его с этим донесением?
– Один человек, укрывавший нас от Гестапо. Про него ещё в газете тогда писали.
– А, кажется отец Гермоген.
– Да, он.
– Вам не кажется странным, что его убили, а ни вас, ни Васютина – нет? Ну и Федюнина, то есть Гермогена, тоже.
– Трудно сказать. На войне всякое случается, много случайностей. Вот как с Ватутиным, угодившим в бандеровскую засаду. Ну кто же мог знать, что так случится?
– В точку! Кстати, вам что-нибудь известно о покушении на Ватутина?
– Нет, и вроде бы там всё предельно ясно.
– Может быть, может быть. Кстати, насколько я знаю, в августе 1943-го вы здесь ограбили банк, там была приличная сумма рейхсмарок, куда их потом дели?
– Сожгли эту гадость.
– Больше вопросов не имею. Всего хорошего, до свидания.
Черногорцев ушёл. Харитонов нетерпеливо поджидал его на углу.
– Ну, что удалось выяснить?
– Много чего. В частности, кое-что о гибели Сморковича. Она сообщила, что он носил через линию фронта донесения от Федюнина кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. А 31 января его бандеровцы зарезали рядом с домом. Я тоже удивился, что его одного, теперь это и мне кажется странным. И радиостанция мол испорчена оказалась, потому таким способом донесения передавали.
– Вот видишь. Очень тут много странного. Ну да ладно, теперь пойдём к Васютину. Он недалеко живёт, на этой же улице.
Васютин Игнат Григорьевич жил в одноэтажном скромном домике. Черногорцев постучал в дверь, а Харитонов встал подальше.
Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти. Черногорцев снова представился и показал документы. Васютин разрешил пройти внутрь.
– Чем обязан?
– Расследуем, знаете ли, обстоятельства гибели Сморковича. Он ведь был членом вашей группы.
– Удивительно, девять лет прошло, а только сейчас стали расследовать. С чего бы?
– Это дело связано с другим, которое мы сейчас ведём. И разве плохо отловить тех бандеровских гадов, которые его убили?
– Да, вы правы, было бы хорошо.
– Кстати, как он погиб? А то об этом весьма противоречивая информация у нас.
– Да заколот был.
– Ножом?
– Да, ножом. Прямо в грудь.
– Это точно?
– Абсолютно точно!
– При каких обстоятельствах это произошло?
– Он перед этим переходил линию фронта с донесением от… ну вы, наверное, читали тогда в газете, от отца Гермогена. Уже успешно перешёл её снова и возвращался обратно, и вот такое несчастье.
– Получается, Гермоген-Федюнин посылал донесения? А кому, и почему не пользовался радио, а посылал так?
– Да, посылал, кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Радиостанции у него и не было никогда. Мы ведь были подпольщиками, а он нас просто укрывал, сообщали, что человек надёжный.
– Кто сообщал?
– Сморкович покойный. Собственно, он ведь и явился инициатором создания нашей группы. Порекомендовал Федюнина как хорошего агента, на него и легла вся шифровка-дешифровка.
– Вот как интересно, то есть Федюнин не просто укрывал, а ещё и активно помогал вам.
– Именно так.
– Хорошо. Ещё хотел бы спросить, как считаете, почему убили именно Сморковича, а не кого-то другого из вашей группы? Или не всех сразу?
– Даже и не знаю. Случайность видимо.
– Как и покушение на Ватутина, не так ли?
Васютин помрачнел.
– Да, нелепо так получилось, напоролся на бандеровскую засаду, как и наш Сморкович.
– А может быть засада там была не случайно?
– Ой, не знаю, тут слово за контрразведкой.
– Припоминаю, в 1943-м вы здесь банк ограбили, взяли тысяч двести с лишним рейхсмарок. Интересно, куда их потом дели?
– Вроде бы сожгли, хотя я лично не видел процесса. Но уверен, что сожгли.
– Хорошо. Больше вопросов не имею. До свидания.
Черногорцев ушёл. Затем подробно доложил Харитонову, что удалось выяснить.
– Кто-то из них врёт, Борис! Голубева сказала, что Сморковича закололи в бок, а Васютин – что прямо в грудь. Не могут же они так путать?
– Да, путаница тут маловероятна. Ну вот, видишь, вероятно, мы на правильном пути, и потихоньку заманиваем в сети этого Гермогена.
– Ещё Голубева говорит про радиостанцию, мол она как будто бы была, но испортилась, а Васютин – что её и не было никогда, и что все донесения кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского фронта слал через Сморковича именно Гермоген. И шифровкой занимался тоже он. То есть со слов Васютина, Федюнин-Гермоген – разведчик.
– Опять убеждаюсь, что я был прав. Кстати Федюнин говорил, что появился здесь незадолго до войны. Тоже интересный факт.
– Хорошо бы ещё узнать, когда здесь появился Гермоген-Дорошенко. Я этим займусь. И ещё: ты бы мог установить наблюдение за Голубевой или Васютиным?
– Постараюсь за Голубевой. Там спрятаться проще.
– Хорошо.
Тем временем Тетерин сообщил им, что с Волченко ничего путного не вышло. Конечно, Калинович он признал, но сообщил, что с февраля 1945-го, за несколько дней до разгрома банды, она куда-то исчезла, и с тех пор он её не видел.
– Впрочем, может быть такое, что Калинович – ложный след? Просто Сова о ней вспомнил, а мы ухватились зачем-то. – сказал Черногорцев.
– Может и не ложный, рано её со счетов скидывать.
Черногорцев отправился в Костополь допрашивать Дорошенко. Тот рассказал, что всю жизнь прожил в Ровно. Ничего интересного. Зря только потратил время на поездку. Впрочем, может и не зря. Какой-то из Гермогенов уж точно тот, кто им нужен.
Харитонов же явился в Ровненское МГБ и подробно изложил ситуацию с Голубевой и Васютиным. Настаивал на том, что кто-то из них врёт, что дело здесь нечисто.
Полковник Петренко, с которым он разговаривал, счёл его доводы достаточно убедительными, и приказал выделить по группе из двух человек на каждый адрес. Условились, что обо всём будут сообщать Харитонову и Черногорцеву.
– Вот ты боялся, а зря. Группы для наблюдения за нашими подпольщиками выделены, всё хорошо. – сказал Харитонов.
– Это здорово. Как дальше будем действовать?
– Для начала всё обдумаем.
– Получается, мы сейчас подозреваем подпольщиков?
– Да.
– Как нам их вывести на чистую воду? Заставить войти в контакт с Гермогеном?
– Нет, в таком контакте не будет ничего криминального. Подпольщики контактируют с тем, кто им помогал, что тут такого. Надо заставить их совершить что-то глупое. Для этого надо скормить им кое-какую дезинформацию. Но прежде понаблюдать за ними, точно кто-то из них зашевелится.
– Долго наблюдать?
– Хотя бы несколько дней, а дальше по обстоятельствам.
1 марта. Хмурый зимне-весенний день. Голубева вышла из дома и направилась куда-то. За ней пошли два человека. Ни на первый, ни на второй день не было зафиксировано ничего интересного. С Васютиным аналогично, первые два дня никаких контактов не было.
На третий день удалось зафиксировать контакт Голубевой с неизвестной женщиной лет тридцати. Та будто бы случайно столкнулась с ней, и от внимания сотрудников госбезопасности не ускользнуло то, что Голубева успела ей что-то передать, вероятно, какую-то записку. Сотрудники решили разделиться. Один направился за Голубевой, второй – за неизвестной. Неизвестная села на станции в поезд и куда-то поехала. Сотрудник, поспешно купив билет, поехал за ней.
(продолжение следует)
Пять незнакомцев просыпаются посреди безлюдной пустынной трассы. Они не помнят, как оказались здесь, и не знают, как выбраться. Время идёт, а путь к спасению кажется невозможным — каждый из них — человек с собственными тайнами, страхами и мотивами. Смогут ли они объединиться, несмотря на различия и недоверие? Могут ли они положиться друг на друга, когда каждый — потенциальная угроза? А что, если среди них есть тот, кто скрывает свою истинную личность? Кто из них — друг, а кто — враг? И кто из них способен пойти на всё ради выживания?
Глава 1 - Дорога иллюзий
Глава 2 - Дорога иллюзий
Глава 3 - Дорога иллюзий
Глава 4 - Дорога иллюзий
Глава 5 - Дорога иллюзий
Глава 6 - Дорога иллюзий
Глава 7 - Дорога иллюзий
Глава 8 - Дорога иллюзий. Глава 8
Глава 9 - Дорога иллюзий. Глава 9
Глава 10 - Дорога иллюзий. Глава 10
Глава 11 - Дорога иллюзий. Глава 11
Глава 12 - Дорога иллюзий. Глава 12
Глава 13 - Дорога иллюзий. Глава 13
Глава 14 - Иллюзия жизни
Мы с мисс Эйвери стоим на трассе возле полицейской машины, на которой нас привёз к участку шериф Коннели.
— Если это всё происходит у нас в голове, или это что-то вроде сна, то как нам проснуться? — Я смотрю в её прекрасные бездонные глаза.
— А вы уверенны на все сто процентов, что это всё не по-настоящему, мистер Хоуп?
Пазлы в моей голове сходились к одному.
Создать такой мир, где столько иллюзий, столько несуществующих элементов, такое невозможно в реальной жизни.
Авария, в которой погибли мои Мелисса и Грейс, в ней виноват только я, так как именно я был за рулём.
Единственный вопрос, который у меня остался, это как связаны со всем этим мистер Найт, мистер Алекс, мисс Кэйтлин, мисс Эйвери, если их там не было. Какое отношение они ко всему этому имеют, почему именно они здесь.
— Да, мисс Эйвери, я в этом уверен, — я открываю дверь полицейской машины и сажусь за руль. Ключи в зажигании, бензина полный бак, как удобно, я непроизвольно ухмыльнулся.
— Но что, если вы вдруг всё-таки ошибаетесь? — мисс Эйвери садится на пассажирское сидение.
— Почему вы считаете, что были на той трассе, мисс Эйвери? С чего вы взяли, что эти ваши воспоминания, про убийства учителей, которые вас избили, про встречу с мистером Найтом, про свидетелей и всё остальное, что это всё правда?
— Ну… Как это? Я это просто помню, и всё…– Она наморщила лоб.
— Напрягите память ещё раз, мисс Эйвери, опишите мне ваш день, сразу после того, как мистер Коул и остальные избили вас и вывезли в лес умирать…
— Я…Кажется… Ну-у-у…– Я видел, как на её лице страх сменялся непониманием.
— Ну же, мисс Эйвери, расскажите мне про следующий день, что вы делали? Где были? Что ели?
— Я была в их домах, во всех их домах, я убила их всех и потом встретилась с мистером Найтом…– Мисс Эйвери схватилась за голову, как будто воспоминания приходилось доставать щипцами прямо из мозга.
— Следующий день, мисс Эйвери… Или тот же вечер, вы в лесу, что было дальше? М? — Я схватил её за плечи и немного потряс. — Ну же, вспоминайте.
— Да не помню я! Не было ничего, провал, я не знаю…– Она оттолкнула меня и с психом ударила по приборной панели рукой. — Такой ответ вас устроит?
— Вы ничего не помните по одной простой причине, мисс Эйвери, — я поворачиваю ключ зажигания, машина заводится.
— По какой же?
— Потому что вы так и остались в том лесу.
* * *
— Вы не думаете, что здесь ему станет только хуже?
В небольшом кабинете за столом сидят пять человек в белых халатах. Окна открыты настежь, ещё только утро, но июньская духота невыносима, а кондиционер в очередной раз сломался.
— Пять попыток за месяц, доктор Нейсмит, пять… Мы не можем брать на себя такую ответственность, — говорит доктор в очках и с седой бородой.
— Поэтому вы хотите, чтобы такую ответственность взял я? — Доктор Нейсмит достаточно молод, ему около сорока лет, но в глазах отражается ум и мудрость прожитых лет. — Так, доктор Ленски? Вы мне скидываете по одному пациенту в месяц, весьма удобно, а мне их куда девать? Штат не выделяет дополнительные деньги из бюджета, крыло «Е» до сих пор закрыто на ремонт… А текучка кадров… Вы знаете, что средний срок работы медсестёр у нас составляет два с половиной месяца?
— Я это прекрасно понимаю, но этот случай не такой сложный, он не буйный, просто затяжная депрессия…
— Затяжная депрессия? Я читал его дело, мистер Ленски, он в одночасье потерял всю семью и стал инвалидом, какое состояние вы ожидали?
— Но пять попыток…– Доктор Ленски не сдавался, и украдкой поглядывал на остальных коллег, которые сидели молча, это была комиссия, которая должна была утвердить перевод пациента из обычной больницы в психиатрическую.
Мистер Нейсмит подошёл к окну и посмотрел на внутренний двор своей больницы. Сейчас были как раз прогулки после завтрака.
Кто-то из пациентов сидел молча на лавочке и смотрел в небо, кто-то качался на качелях, кто-то сидел за столиком и играл в шахматы, кто-то ездил на самокате по импровизированной трассе, небольшой закольцованной трассе в тридцать метров, там даже были нарисованы различные объекты, такие как отель, супермаркет и парк аттракционов.
— Как решит комиссия, так и будет…
Комиссия единогласно проголосовала «За», и мистер Нейсмит отправился к входным воротам встречать нового пациента.
— Добро пожаловать в мою больницу, мистер Хоуп, — через ворота двое санитаров завозят человека в инвалидной коляске, на его запястьях свежие бинты, которые немного пропитались красным цветом, а на шее след, оставленный верёвкой.
— Я не псих…– Мистер Хоуп посмотрел на других пациентов.
— Я разве это утверждал? У нас в больнице не принято ставить клеймо, мистер Хоуп, у нас нет психов, у нас есть пациенты, которые в данный этап своей жизни оказались в сложной жизненной ситуации, мы лишь стараемся им принять её и идти дальше, — доктор Нейсмит взялся за коляску и повёз мистера Хоупа по территории больницы.
— Надолго я здесь?
— Всё зависит от вашего состояния… Насколько мне известно, прямых родственников у вас нет, а родственники со стороны жены…– Доктор взял паузу.
— Они знать меня не хотят, и я их не осуждаю, это только моя вина…– Закончил за него мистер Хоуп.
— Это трагедия, мистер Хоуп, нелепое стечение обстоятельств, такое могло произойти с любым, не стоит винить себя, — они заезжают в крыло «С» и подъезжают к одной из палат.
— Одиночка? — Мистер Хоуп вытягивает шею, чтобы посмотреть в небольшое окошко в двери палаты.
— О, нет, конечно, крыло «С» рассчитано на тех пациентов, которые… Кхм…– Доктор Нейсмит пытается подобрать слова.
— Суицидники? — Мистер Хоуп, в отличие от доктора, слова подбирать не стал.
— Склонны к причинению вреда себе, — Доктор поправил его. — Поэтому мы стараемся делать так, чтобы такие пациенты всегда находились в социуме, были рядом с другими людьми, и оказывали друг другу поддержку.
— Коллективного суицида не боитесь? — Мистер Хоуп ухмыльнулся, и вновь попытался заглянуть в окошко, но не доставал до него.
— Таких случаев, к счастью, у нас не было, и надеюсь, что не будет…
— И сколько у меня будет соседей?
— Вместе с вами? Пятеро, — доктор Нейсмит повернул ручку и открыл дверь.
* * *
— Я что, по-вашему, мертва? Вы хоть слышите, какой бред вы говорите, мистер Хоуп? Господи, — мисс Эйвери, недовольно нахмурившись, смотрела на него, полицейская машина ехала по трассе на скорости сто двадцать километров в час.
— Тогда скажите вы, мисс Эйвери! Где мы? А? Что это за место? Почему у нас разные воспоминания о том, что было до него? Ответьте мне хоть на один чёртов вопрос! — Мистер Хоуп нервно смотрит на неё. — Когда я очнулся здесь, я точно помнил, что накануне приехали домой после работы, что принял душ и разогрел ужин, но этого всего не было, понимаете, мисс Эйвери? Воспоминания, которые я считал настоящими, оказались фальшивыми!
— Хорошо, допустим это так, но с чего вы взяли, что именно мои воспоминания фальшивые, а не ваши? Что, если всё наоборот? И мы действительно все виновны в смерти вашей жены и дочери, а вы огородились от этого в своей голове, построив стену, где вы обвинили самого себя, — мисс Эйвери сменила тон, и говорила без эмоций, максимально логично. — И спасибо, что записали меня в мёртвых, получается, что вы целовались с трупом, если вы так считаете.
— Я…Простите… Просто… Голова просто раскалывается, нет уже никаких сил думать и анализировать, всё настолько противоречиво, настолько запутанно, что я уже не могу отличить настоящее от иллюзии, — мисс Эйвери положила свою руку на мою, и я опять почувствовал тепло и надежду.
— Ничего не изменилось, мистер Хоуп, нам просто нужно ехать по этой трассе, а когда закончится бензин, мы будем идти, и рано или поздно мы доберёмся до правды.
— Вечные путники, — я ухмыльнулся, а мисс Эйвери положила голову мне на плечо.
— Почему нет? Пока у нас есть вода и еда, и пока мы есть друг у друга, я готова идти столько, сколько нужно.
Перед моими глазами всплывают образы больницы, какая-то дверь с окошком, доктора в белых халатах, газетные вырезки, всё расплывчато, я не могу разглядеть ни их лица, ни заголовки газет. Всё пропадает так же молниеносно, как и появилось, и вновь только трасса впереди, бензина осталось на пару часов, а дальше — неизвестность.
* * *
— Как дела, доктор Нейсмит? — Доктор Ленски и доктор Нейсмит прогуливаются по территории больницы.
— Как и всегда, выписок ничтожно мало, а вновь прибывших всё больше…– Доктор Нейсмит с грустью посмотрел на большую трёхэтажную больницу.
— Да уж, грустно это всё, грустно…
— Но вы же приехали не просто узнать о моих делах? Очередной пациент?
— Нет, нет, в этот раз я с пустыми руками, — доктор Ленски почесал нос и продолжил. — Ко мне тут на днях приходила одна женщина… Аманда Райс, это мама погибшей Мелиссы Хоуп.
— И что? — Доктор Нейсмит удивлённо посмотрел на коллегу.
— Она хочет увидеться с мистером Хоупом… Я ей сказал, что это не в моей компетенции, чтобы она обращалась к вам напрямую…
— Она обращалась к нам, ей было отказано во встрече, по крайней мере, пока что.
— А по какой причине?
— Состояние Джейкоба Хоупа за последние пять месяцев ухудшилось, он был сначала переведён в крыло «В», а месяц назад в крыло «А».
— Но там же…– Доктор Ленски крайне удивился услышанной информации.
— Да…– Доктор Нейсмит поджал губы и бросил взгляд на крыло «А», самое малочисленное из всех.
— Так быстро?
— Увы…– Они дошли до ворот и попрощались.
* * *
Мы проехали ещё два часа, так ничего и не встретив по пути, а вскоре закончился бензин. Благо у нас было достаточно воды, которой мы набрали в полицейском участке, и небольшие припасы с оставшейся едой. Дальнейший путь нам вновь предстояло преодолевать пешком.
Дело шло к вечеру, мы с мисс Эйвери всю дорогу смеялись, шутили и рассказывали разные истории из детства, те, что помнили, те, что считали настоящими.
— Ты видишь это, Джейкоб? — Мисс Эйвери впервые за всё время назвала меня по имени.
— Что именно, Энн? — Я смотрю по сторонам, но ничего не замечаю.
— Впереди! Там как будто бы обрыв! — Она побежала вперёд, и я еле поспевал за ней.
Через минуту мы уже стояли на краю обрыва, где асфальтированная трасса, словно безмолвный свидетель наших с ней переживаний, завершала свой путь.
— Река! Где есть река, там всегда можно найти выход к людям, Джейкоб! — Мисс Эйвери встала на корточки и посмотрела вниз.
Внизу, на расстоянии двадцати метров, петляла речушка, не широкая, но стремительная. Солнечные блики на её поверхности были похожи на рассыпанные серебряные монеты. Берега были усеяны валунами, отполированными водой до идеальной, обманчивой гладкости. Их тёмная, почти чёрная поверхность контрастировала с ярко-зелёными пятнами мха. Чаща по берегам была непролазной: старые ели с искривлёнными стволами, будто застывшими в вечной попытке убежать от воды, густой папоротник, кусты ольхи и орешника, сплетённые в единый, колючий ковёр. Выше, на противоположной стороне каньона, стеной стоял хвойный лес, отбрасывающий длинные, набегающие тени.
Я поднял горсть земли с обочины и разжал пальцы. Мелкие камешки и крупинки песка понеслись вниз. Я не услышал их падения. Они просто исчезли в зелёной пучине, будто их и не было. Это был идеальный, бездонный конец пути. Место, где заканчивались все карты и начиналось нечто настоящее, древнее и безразличное к нашим маленьким драмам.
— Это он, Джейкоб? Это выход? Нам нужно вниз! — На неё нашла эйфория, она ходила из стороны в сторону, что-то бормоча под нос.
— Уже темнеет, Энн, давай не торопиться, заночуем здесь, придумаем план, как нам спуститься, а утром уже предпримем что-нибудь, — я старался рассуждать логически и безэмоционально.
— Да, да, ты как всегда прав, как всегда, — она на радостях подскочила ко мне, крепко обняла и нежно поцеловала. — Я почему-то прям уверенна, что это конец, что мы справились, Джейкоб, понимаешь?
Я бросил ещё один взгляд вниз. Там нас ждала неизвестность. Люди? Или новые испытания? Дикие звери? Очередная проверка? Не представлял я себе и как мы будем спускаться, около двадцати метров, без верёвок и страховок…
Мы собрали сухих веток и развели костёр, плотно поужинали и легли рядышком в обнимку, уставившись на звёздное небо. Оно было прекрасным.
— Когда мы выберемся отсюда, обещай мне, что не бросишь меня, что мы будем вместе после всего, через что мы прошли…– Она гладит меня по груди своей рукой и с трепетом смотрит в глаза.
— Если мы выберемся отсюда, Энн, то я подарю тебе целый мир…– Наши губы сплелись воедино, и только звёзды стали свидетелем нашей страсти и похоти.
* * *
— Мистер Хоуп? — Доктор Нейсмит сидит на мягком белом стуле, напротив него, по другую сторону стола, в инвалидной коляске сидит мужчина средних лет, аккуратная причёска, которую сделали местные медсёстры, лицо гладко выбритое, взгляд уверенный и осознанный.
— Да, доктор Нейсмит…
— Как у вас дела сегодня, мистер Хоуп? Где вы? — Доктор открыл тетрадку, достал ручку и приготовился делать записи, а камера в углу комнаты уже писала аудио и видео.
— Всё хорошо, доктор, я в психиатрической больнице, — мистер Хоуп был абсолютно спокоен.
— Какой сегодня день недели? Месяц? Год? — Доктор делал пометки в тетради.
— Четверг… Сентябрь… Две тысячи тридцать пятый год…
— Сколько времени вы находитесь уже здесь?
— Больше десяти лет…
— Вы понимаете, почему находитесь здесь? — Доктор поднял на мистера Хоупа глаза.
— Мы беседуем с вами каждую неделю, доктор Нейсмит, и каждый раз вы задаёте одни и те же вопросы, каждый раз я даю одни и те же ответы, вы говорите, что всё хорошо, но через неделю мы встречаемся с вами вновь… Нет, я не понимаю, почему вы держите меня здесь, у меня давно уже нет никаких суицидальных наклонностей, я чувствую и ощущаю себя отлично, может быть, вы ответите мне тогда? — Спокойствие мистера Хоупа улетучилось, а на лице была саркастическая улыбка.
— Мистер Хоуп, может быть, лучше вместо меня ответите вы сами? — Доктор Нейсмит достаёт из кармана диктофон, кладёт его на стол и включает.
— Запись общения с пациентом, Джейкобом Хоупом, понедельник, седьмое сентября две тысячи тридцать пятого года, — из диктофона доносится голос доктора Нейсмита, и спустя минуту, когда доктор зашёл в палату, он повторяется. — Добрый день, мистер Хоуп.
— Ага, добрый…– мистер Хоуп слышит свой же голос, но несколько отстранённый и раздражённый.
— Как у вас дела сегодня, мистер Хоуп? Где вы?
— Где я? Как будто я поверю вам, что это не очередная иллюзия… Психушка? Ну да, ну да, после отеля, супермаркета, и полицейского участка, очень умно, очень, — на записи мистер Хоуп слышит свой же истеричный смех.
— Вы снова были на трассе? И как дела? Вы нашли убийцу? — голос доктора был спокойным и монотонным.
— Где Энн? А? Куда вы дели мисс Эйвери? Отвечайте! — мистер Хоуп слышит свой крик.
— Прошу, успокойтесь, скажите, какой сегодня день недели? Месяц? Год?
— Вы хотите сделать из меня идиота? Откуда у меня календарь на этой чёртовой трассе? Не знаю я, июнь, июль.
— Ну хотя бы год вы можете назвать, мистер Хоуп?
— Две тысячи двадцать пятый год, — голос мистера Хоупа ответил уверенно и без запинки.
— А как же вы оказались в инвалидной коляске, если вы утверждаете, что ходили дни напролёт по трассе?
— Я упал с обрыва перед тем, как нашёл эту очередную иллюзию… Вы знали всё это наперёд, там лежала коляска, вы всё просчитываете до мелочей, да? Я видел, как вы увели мисс Эйвери, отвечайте, где она!
Доктор Нейсмит выключил запись и посмотрел на мистера Хоупа, у которого на лице отражены смесь ужаса и непонимания.
— Эта запись была сделана три дня назад, мистер Хоуп…
— Н-е-е-т, нет, нет, этого не может быть, это невозможно, это фейк, да? Это не мой голос, нет, нет, — мистер Хоуп откатывается на коляске назад и, пытаясь встать, падает с неё на пол. В этот момент в палату забегают двое крепких медбратьев и поднимают его, а доктор Нейсмит достаёт из внутреннего кармана шприц и делает ему укол.
— Мне очень жаль, мистер Хоуп, мне очень жаль…
______________________________________________________________________________________________________
Осталась последняя глава!
Кому интересно фэнтези по тематике Героев 3, бесплатно, почти завершён - https://author.today/work/456233
Кому интересен микс хоррора и фэнтези, мой законченный и бесплатный роман - https://author.today/work/444445
Литературные зарисовки - https://dzen.ru/literats
Всё бесплатно и в свободном доступе, буду рад новым подписчикам, лайкам и комментариям.
Пятый день мы шли следом за отступающим врагом. Деревня Вельдхейм лежала впереди, за лесистым холмом, тихая и подозрительно безмолвная. Радист вчера перехватил панику в немецких шифровках, что-то про «зверей в ночи», про «чертей из леса». Мы посмеивались. Отчаяние рождает призраков. Фашисты, эти отлакированные машины смерти, боящиеся собственных теней? Смешно.
Но когда рота капитана Седова вступил на околицу Вельдхейма на рассвете, смех застрял в горле. Застрял вместе с комом тошноты и ледяным ужасом, заползшим под кожу.
Тишина. Не просто отсутствие звука, а гнетущая, густая, как похоронный саван. Ни выстрелов, ни криков, ни привычного гула отступающей техники. Только ветер шевелил обрывки колючей проволоки и нес с собой запах. Сладковато-приторный, знакомый до боли запах смерти, но перебиваемый чем-то другим. Медным, резким, как горячая кровь на морозе, и звериным, густым, диким, оседавшим в легких пылью страха.
Первое, что бросилось в глаза это техника. Два тигра, гордость немецких танковых клиньев, стояли посреди поляны. Но это были не боевые машины, а груды искореженного металла. Броня, толщиной в добрую ладонь, была вскрыта. Не пробита снарядом, не разворочена миной, а именно вскрыта, как консервные банки гигантским, невероятно острым консервным ножом. Стальные ленты были разодраны вдоль, словно картон, закручены в немыслимые спирали, обнажая внутренности машин. Башни снесены, орудия погнуты чуть ли не в узлы. Рядом лежали раздавленные бронетранспортеры, их корпуса сплющены, как будто по ним проехал паровой каток размером с дом.
И повсюду тела. Не убитые солдаты, а только их останки. Поле было усеяно ими. Десятки, возможно, сотни. Две роты? Больше? Сосчитать было невозможно. Картина была настолько чудовищной, что разум отказывался ее воспринимать сразу, цельно. Он выхватывал детали, каждая, как сильный, новый удар по нервам.
Почти у всех они были оторваны головы. Не снесены осколком, не пробиты пулей. Отделены с чудовищной, звериной силой. Некоторые валялись в метрах от тел, с застывшими гримасами немого крика. Другие были раздавлены, словно спелые дыни. Тела были не просто мертвы, они были изувечены. Груди распороты, внутренности вырваны и разбросаны по грязи. Кости переломаны, конечности оторваны или неестественно вывернуты. На снегу и мерзлой земле зияли темные, липкие пятна запекшейся крови, перемешанные с чем-то более светлым - жиром, мозгом? И повсюду были следы зубов. Огромных, не принадлежащих ни одному зверю известному науке. Глубокие рваные раны на туловищах, откуда были вырваны куски плоти. Полуобглоданные конечности, черепа, проломленные мощными челюстями.
Я присел на корточки, опираясь на ствол ППШ, стараясь не дышать полной грудью этот смрад. Желудок сжался в тугой узел. Рядом боец, молоденький парень из Сибири, отвернулся и его вырвало. Никто не сказал ему ни слова. Мы все чувствовали то же самое. Это был не бой, это была бойня, безмолвная, яростная, нечеловеческая.
Капитан Седов, лицо его было серым, как пепел, медленно провел рукой по лицу. Его взгляд скользил по полю, отмечая детали, которые складывались в жуткую картину последних минут обреченных немцев.
- Видите? - его голос был хриплым шепотом, но в мертвой тишине его слышали все. - Гильзы, они повсюду.
Он был прав. Пустые гильзы от карабинов и пистолетов-пулеметов валялись буквально везде. Кучками, рассыпанные поодиночке, под ногами, у разбитых машин, на обледеневших кочках. Стреляли. Стреляли много, отчаянно, во все стороны. Следы пуль зияли на стволах деревьев по краю поляны, на разбитой технике, на стенах уцелевших сараев. Но ни одного попадания в противника… того, что это сделало. Никаких следов крови, кроме немецкой. Никаких трупов, кроме фашистов. Никаких признаков того, что хоть одна пуля нашла свою цель в этом ночном кошмаре.
Это было самое страшное. Бессилие, абсолютное, подавляющее. Они видели что-то, что заставило этих закаленных, жестоких солдат паниковать, стрелять без цели, метаться. Что-то, что не боялось их пуль, их стали, их «Пантер» и «Тигров». Что-то, что рвало броню, как бумагу, и ломало людей, как сухие ветки.
- Оборотень? - пробормотал кто-то сзади, крестясь дрожащей рукой. - Или… черт знает что из лесов этих.
Никто не ответил. Вопрос висел в ледяном воздухе. Оборотень? Мифический волк-человек? Но масштаб… Нет. Слишком огромно, слишком неистово. Следы на грязи у края леса - не лапы, а глубокие вмятины, как будто оставленные чем-то тяжелым и когтистым, размером с тележное колесо. Или… или это был просто след танка? В этой жути любая логика трещала по швам.
Мы собрали трофеи - документы, карты, пару уцелевших шмайсеров. Молча, без обычных шуток, без злорадства над поверженным врагом. Злорадствовать было невозможно перед лицом такого уничтожения. Перед этой демонстрацией абсолютной, первобытной мощи, которая смешала человеческую плоть и сталь в один кровавый хаос.
Уходя из Вельдхейма, я оглянулся. Солнце, бледное и холодное, поднялось выше, но не согревало. Оно лишь ярче высветило поле смерти: исковерканные остовы машин, чернеющие на снегу пятна, неестественно вывернутые фигуры в серо-зеленых мундирах. И тишину,глухую, зловещую, как будто сама земля затаила дыхание, напуганная тем, что пришло сюда прошлой ночью и ушло обратно в темные чащи.
Мы ушли. Мы взяли деревню без боя. Но победа не принесла облегчения. Она принесла лишь холодный, липкий страх и вопрос, который будет преследовать во сне: что бродит в этих лесах? Что может сделать такое?
Продолжение следует…
ЧТО: Низкобюджетный фантастический триллер.
О ЧЁМ: Загадочное послание на видеокассете заставляет двух братьев вернуться на территорию загадочного культа, откуда они сбежали десять лет назад. В надежде найти ответы, которые они не могли найти в юности они заново знакомятся с убеждениями членов культа, которые кажется не состарились с тех пор как братья сбежали. Пока люди вокруг готовятся к некоему грядущему событию, братья стараются найти истину, прежде чем произойдёт непоправимое
МНЕНИЕ: Тот самый случай, когда энтузиазм и любопытные идеи создателей ленты значат больше чем цифры бюджетов со множеством нолей и сюжеты банальные, которые мгновенно забываются после просмотра. Фильм за копейки сняли два товарища, которые и сценарий написали и главные роли исполнили, и не смотря на возникающие порой мысли "Боги, как же дёшево" и "Что за чертовщина здесь происходит" - всё же здесь присутствуют достаточно оригинальная идея, общая таинственная атмосфера происходящего на экране, смесь фантастики и сверхъестественного, и конечно элементы детектива, что вкупе делают просмотр интересным и запоминающимся. Кино без которого легко можно обойтись, но и о просмотре не пожалеешь.
СМОТРЕТЬ:
• тебя никогда не смущали низкобюджетные ленты;
• веришь в силу независимого кино и любишь необычную фантастику;
• обожаешь тревожную атмосферу, вызванную древним страхом перед неизвестным.
НЕ СМОТРЕТЬ:
• предпочитаешь обходить непонятные инди-фильмы снятые за копейки стороной;
• не готов(а) смотреть кино без единого знакомого актёра;
• не терпишь недосказанности.
Моя оценка: 7 из 10
Кинопоиск: 6.2 из 10
IMDb: 6.5 из 10
