EHOTbI4

– Не будут. Завтра Мухомора повезут в Костополь для следственных действий. По дороге вы нападёте на фургон, охрану разоружите, но как только выпустите Мухомора, случится какой-нибудь форс-мажор, завяжется бой, в общем вы как бы погибнете, а Мухомор в это время удерёт.

– А в чём смысл такого?

– Как же ты не понимаешь. Я ему вчера сообщил как бы невзначай, что Гермоген – наш агент, и что он его заложил. Мухомор первым же делом побежит в Службу Безпеки, а там разбираться-то не будут, раз есть сведения, что Гермоген – агент органов, сразу его запытают и убьют.

– Но мы ведь тогда так и не узнаем, кто он.

– Это проблема, безусловно. Но так ли это важно? Мы знаем, что он бандеровец, и что версия наших сибирских коллег оказалась неверной. Следует покарать виновников гибели Ватутина, пусть даже и не своими руками.

– Действительно, не так уж плохо.

– Так что отставить разговорчики, готовьте операцию. Повезёт Мухомора вот тот фургон, – и  он показал в окно. Запомните номер. И добудьте на всякий случай бычью кровь.

Операция была назначена на 8 утра завтрашнего дня. Трое чекистов полпути проехали на машине, дальше незаметно переоделись в бандеровскую форму, и выдвинулись к нужной точке на шоссе.

В шесть с небольшим утра Мухомора вывели из камеры и сказали, что повезут в Костополь на некие следственные действия. Он был крайне удивлён. Его вывели и посадили в автозак. Всю дорогу Мухомор что-то бормотал себе под нос.

Вдруг через полтора часа раздалась автоматная очередь, фургон остановился. Мухомор напрягся. Он не стал высовываться в окошко, мало ли, шальная пуля прилетит. Была сымитирована гибель охраны в перестрелке, для достоверности их ещё быстро вымазали бычьей кровью. Настал решающий момент.

В кузове находился всего один милиционер. Когда кто-то из «бандитов» приблизился к двери, он выстрелил. «Бандит» страшно закричал. Затем послышался крик.

– Открывай дверь, гнида, или на воздух взлетишь! У нас базука есть!

Милиционеру ничего не оставалось, как открыть дверь. Ворвавшиеся внутрь «бандеровцы» оглушили его, а потом «заметили» Мухомора.

– Ба, а это что за птица!

– Выпустите меня, я свой! Мухомор я!

– Да хоть подберезовик, лишь бы не мент поганый! Вылезай!

Мухомор вылез наружу.

– Здорово вы их! А нас вот восьмерых… один одолел. Теперь-то поквитались!

– Бегом отсюда!

Вдруг откуда-то показался Виллис, мчавшийся прямо к ним. Мухомор поспешил унести ноги, не особо заботясь, что будет с его «спасителями». И тут устроили стрельбу, по большей части в воздух, не обошлось и без криков подстреленных «бандитов». В общем, сработано было чисто.

Мухомор всё бежал и бежал. Прошло уже часа три, он углубился в какой-то лес, присел отдохнуть. Вдруг сзади его ткнули автоматом.

– Кто такой, дядя?

– Я... М-Мухомор.

– Пойдём с нами, разберемся.

Его привели в какой-то бункер. Значит, свои это. – подумал он.

– Побеседуешь с СБ, или как?

– А что поделаешь.

– Ну вот и правильно. Уж очень охота знать, как ты на наш провод вышел.

Вошёл главарь Службы Безпеки. Назвался Серым.

– Так ты, Мухомор, говоришь, отбили тебя наши хлопцы?

–Да, километрах в двадцати отсюда.

– Ой, не засланный ли ты казачок? Странно, что за хлопцы такие были.

– Думал, ваши. Меня самого буквально недавно в бункере взяли, один мент поганый с ноги в голову засадил, гранату бросил, других выстрелами напугал. Восемь человек в одиночку повязал считай.

– Не повезло, не повезло.

– Гермоген проклятый выдал! Он их агент! Я ведь так всегда и думал!

– Гермоген?! – глава Службы Безпеки задумался.

– Да, полкан тогда на допросе сказал, мол не отопрёшься теперь, всё про тебя Гермоген рассказал.

– Ну сволочь красная! Замочить надо зрадника!

– Как бы он того, не улизнул.

– Ну нет. От меня ещё никто не уходил! Сколько я таких предателей убил – не счесть! Внешне он как ангел чист, а внутри-то он чекист.

Мухомор вздрогнул.

– Ладно, ты живи пока, а вот Гермоген больше не жилец.

Как оказалось, пресловутый Гермоген волею судьбы переместился из Ровненской области почти на самую границу – куда-то под Ужгород, где трудился обычным служащим. Серый в течение недели выяснил это. Он приказал при обнаружении Гермогена немедленно его взять и пытать.

Поздно ночью к Гермогену в дом ворвались бандиты, оглушили и уволокли его в лес.

На стуле сидел почти раздетый пятидесятилетний мужичок в разбитых очках. Ему уже хорошо досталось от Службы Безпеки, и он решил, что если уж умирать, то хотя бы без лишних мучений.

Он рассказал, что действительно, находясь в Ровно в 1943-м году был завербован одним человеком, который представился членом подпольного обкома. А зимой 1944-го тот человек поручил ему деликатное дело – выйти на Клячина, и «заказать» тому покушение на Ватутина. Тот, кому это нужно было, был большим человеком, кто-то с 1-го Украинского Фронта. Он обещался перебросить деньги через линию фронта, что и было сделано, но деньги присвоил Клячин.

Однако Безпеку не интересовали такие тонкости, кто убил врага бандеровцев Ватутина. И вообще, там считали, что Гермоген говорит полуправду, в чём-то признался, а что-то утаил. Гермоген сознался, что он сотрудничал с людьми с той стороны. Факт сотрудничества с противником перевесил, и Гермоген был всё же подвергнут дальнейшим пыткам, убит и вздёрнут на дерево.

Слухи об этом дошли до Черногорцева и Харитонова.

– Это наш провал. – сказал Черногорцев.

– Не скажи. Без всей проделанной работы такого результата могло бы и не быть.

Человек, пославший Гермогена к Клячину в качестве посредника, успокоился. Теперь свидетелей уж точно нет. Впрочем, совесть преступника никогда не знает покоя. А ведь шло уже лето 1953-го года, Берию фактически вышибли со всех постов.

Черногорцев и Харитонов задумались, не повлечёт ли это и для них каких-нибудь последствий? Ведь внезапная отставка Тетерина тоже случилась не просто так.

Но вроде бы не было ничего такого подозрительного. Правда, Харитонова отправили по какому-то делу в командировку в Воронеж. Черногорцев же остался здесь.

Харитонову временно поселился в доме на улице Освобождения труда. Задача его была – заниматься поиском одного фашистского карателя из отряда АСАНО, помогавшего японцам, который как-то засветился в Новосибирске, но взять его тогда не успели, а теперь будто бы был обнаружен в Воронеже.

Харитонов навёл кое-какие справки по этому делу. Действительно, каратель мог окопаться здесь, и круг поисков всё более сужался.

Однако в ночь со 2 на 3 августа 1953 года случилось страшное.

Харитонов возвращался на квартиру на улице Освобождения труда, как вдруг из-за угла выскочил ГАЗ-67. Борис Михайлович не успел ничего сделать, из машины раздалась автоматная очередь, прямо как в каком-нибудь американском кино про гангстеров, и он упал. Так и скончался, не приходя в сознание. Машину нашли за городом брошенной и подожжённой.

Черногорцев узнал об этом через день. Его терзал вопрос, с чем связано убийство, с новым делом, которое почему-то дали Харитонову, или же с чем-то другим? Зачем было направлять его в командировку на другой конец страны ловить какого-то улизнувшего от правосудия карателя? Что, хороших чекистов мало у нас? Что-то здесь нечисто.

Вдруг ему пришла в голову мысль, что убийство могло быть связано и с делом о покушении на Ватутина. Всё-таки смена всего руководства и самого министра не прошла даром. Не пронесло, как он надеялся в глубине души. Но что же выходит, преступник засел где-то на верху и всех зачищает? Нет, бред какой-то, разве может у нас такое быть? А в то же время странная отставка Олега Филипповича, и опять же, эти непонятные перестановки. Не будет ли он следующим, или Олег Филиппович?

Впрочем, если только с ним не расправятся также подло, как с Харитоновым, он сумеет выкрутится. Во всяком случае, постарается.

20 августа на него обрушилась ужасная новость. Волченко с какой-то стати вздумал обвинять его в угрозах, якобы все показания из него выбивались именно таким путём, а также пытками, не оставляющими следов. С какой стати он так заговорил, кто его надоумил? Ведь это всё неправда. Связался на свою голову с этим бандеровским выродком.

Дело против Черногорцева пока ещё не возбудили, но всё шло именно к тому. Конечно, многие на самом деле ему сочувствовали, и не верили подобным обвинениям. Но тучи явно сгущались.  

Черногорцев решил посоветоваться с Олегом Филипповичем. Они решили не встречаться у кого-то на квартире, а встретиться на Большевистской улице, как бы случайно.

– Плохие дела, Ваня, плохие. Слухи всякие циркулируют, хотя может и не стоит, конечно, им верить, что Берия уже убит втихую. И в целом, всё как-то непонятно. Вот Харитонова так расстреляли. Кто, за что?

– Нет у меня ответов на эти вопросы, Олег Филиппович. Против меня-то вообще дело могут завести. Волченко вдруг оговаривать стал, мол и пытал я его, и показания выбивал.

– Ну это не иначе, как надоумил его кто.

– И что делать?

– А много ли у тебя вариантов? В подполье уходить разве что, скрыться куда-то, даже не знаю.

– Дожили. Я, чекист, и должен так поступать.

– А что, лучше, если так вот полоснут на ходу из автомата, или посадят?

– Не лучше. Но сильны мы, лишь пока вместе, а не поодиночке.

– Тут ещё надо знать, Ваня, кто с нами, а кто против нас.

Черногорцев пошёл к себе домой на улицу Кирова, где он жил на первом этаже в двухэтажном доме. Открыл почтовый ящик. Там какая-то записка.

«Иван Данженович, за вами скоро придут, лучше скрывайтесь! Всегда преданный вам Д.»

– Может, провокация? – подумал Черногорцев. Хотят, чтобы я удирал как трусливый заяц!

Однако он забрал из квартиры деньги и ценности, а также пистолет и патроны, и только хотел уходить, как вдруг в подъезде появились двое его коллег.

– Иван Данженович, приказано вас задержать!

– Факт. – заметил Черногорцев.

Они подошли к нему.

– А пистолет-то заряжен? – спросил Черногорцев у одного.

– Заряжен-заряжен.

Черногорцев ударил его ногой в колено и выхватил пистолет. Второй не успел ничего сделать, Черногорцев приставил ему пистолет к виску. Пришлось действовать такими вот гангстерскими методами, какими был убит Харитонов.

Он решил поступить по-гангстерски, как с Харитоновым. Нет, ни в кого стрелять он не собирался. Но на улице он увидел других чекистов.

– Внимание, у меня заложник! Бросайте оружие, или я ему башку прострелю! Считаю до трёх!

– Бросайте, что делать. – проворчал командир группы.

– Толкните ко мне!

У дороги стояло две машины – ЕМВ 340 и Победа. На них и приехала группа чекистов брать Черногорцева.

– Ключи от любой из машин, быстро!

Ему кинули ключи от ЕМВ 340.

– Вот хитрецы, хотят выиграть время, ведь Победа стоит впереди, её пока объедешь. А тут каждая секунда дорога. – размышлял Черногорцев.

Он прострелил Победе два колеса, сам сел в ЕМВ и усадил своего заложника.

Черногорцев завёл машину, и, недолго думая, дал задний ход на полную. Это оказалось неожиданностью для тех, кто пришёл за ним.

– Ротозеи! – кричал командир.

Тут они увидели проезжающий мимо Москвич, остановили его, и заставили водителя выйти. Двое прыгнули в Москвич и погнались за ЕМВ.

На ближайшем перекрёстке Черногорцев успел развернуться. Конечно, он заметил, что за ним гонится Москвич. В такое время машин было совсем немного. Черногорцев обогнал Эмку, потом ЗИМ и какой-то грузовик, посмотрел в зеркало – Москвич упорно висел на хвосте. Делать было нечего. Черногорцев выехал на перекрёсток, где по встречной полосе двигался ГАЗ-93. Сидевший рядом заложник закрыл глаза от страха. Черногорцев вылетел прямо на самосвал, который резко свернул вправо. Самосвал занесло, и Москвич, пытаясь избежать столкновения, взял сильно влево, и в итоге опрокинулся на бок.  

Вскоре Черногорцев высадил заложника. Теперь надо было думать, как быть дальше. Все пути назад отрезаны. Впрочем, были ли они?

Укрыться у Олега Филипповича теперь нельзя, Харитонов убит, что теперь делать? Только скрываться. Может даже и за рубеж, в народный Китай или Монголию. Может, повезёт, не выдадут. А может, и не повезет, но в капиталистические страны удирать точно не хотелось, да и далеко они.

– Что теперь делать с машиной? Бак-то чуть менее чем полный, а что толку? Обложат со всех сторон и выловят, как он ловил всяких гадов. Да и до границы всё равно не дотянет без заправки. Впрочем, какая к чёрту граница? Что за трусость?

Итогом его размышлений стало то, что он всё же решил укрыться у Олега Филипповича. Он понимал, что за его квартирой вполне могут наблюдать, но решил сыграть на парадоксе. Ведь знают, что Черногорцев – опытный чекист, и едва ли сунется туда, где его могут ждать.

Машину он бросил и пошёл пешком. Он шёл через колхозный рынок. Внезапно вокруг началось что-то непонятное, все забегали, засуетились. К рынку подъехало несколько милицейских фургонов.

– Опять за мной, наверное. – подумал Черногорцев.

Он не ошибся. Через громкоговоритель призвали всех оставаться на местах и готовить документы для проверки.

Черногорцев спрятался за каким-то строением. На глаза ему попался грузовик с арбузами и дынями.

– Точно не местный. Либо из нашей Средней Азии, либо из Монголии. То, что надо! – подумал Черногорцев.

К грузовику подошли двое милиционеров. От них Черногорцева отделяло не больше двадцати метров. Водитель показал им документы, они начали о чём-то спорить. Тут Черногорцев заметил, что водитель – монгол.

– Ха, со мной, что ли, спутали. – думал он.

– Показывай кузов! – приказали ему.

– Там никого нет, товарись милицанер.

– Сейчас проверим!

В кузове действительно были только арбузы с дынями. Однако это их не успокоило.

– Разбирай это всё!

– Да как можно? Их же ещё так много!

– Разбирай! Может у тебя там преступник прячется!

– А не меня ли ищете, товарищи милиционеры? – сказал подкравшийся сзади Черногорцев.

– Он! – едва успел воскликнуть один, как Черногорцев ударил его ногой в колено, и тот опустился. Второй было полез за пистолетом в кобуру, но у Черногорцева пистолет был уже наготове.

– Не советую! – сказал он, качая пистолетом.

– Вот гад, обхитрил нас! Тебя же по всему городу теперь ищут, и по всей стране будут искать, не уйдёшь!

– Надо действовать быстрее. Они ведь здесь не одни. – думал Черногорцев. Опять придётся рискнуть своей головушкой.

Он приказал одному из милиционеров раздеться, надел его форму, затем сковал наручниками водителя и посадил его в кабину.

– Так надо, потерпи немного.

Тот кивнул.

Черногорцев тронулся к выезду с рынка. На выезде ему преградили путь.

– Куда едешь?! Не велено!

– Черногорцева задержал, вон он у меня в кабине сидит! Тут в машине целый склад оружия ещё.

– Ай молодец! Ну проезжай тогда, вези в отделение! Попался-таки!

Будь Черногорцев без формы, ему бы не уйти, но форма чаще всего «убивает» лицо, и потому на него никто не обратил внимания.

– Так хорошо торговля шла. – сокрушался монгол. А потом этот худой милиция, потом вы ещё.

– Не переживай. Сможешь меня через границу перебросить, так отблагодарю.

– Готовься благодарить. Я ведь и в Китай тропки знаю.

– Да ты, никак, контрабандист?

– Ну, что-то вроде того.

– Полгода назад я бы тебя повязал конечно прямо здесь.

– А теперь мы в одной упряжке. – заметил монгол.

– Серьёзно контрабандист? Что же у тебя под арбузами и дынями?

– А сто и обычно. Солото, толляры, иены есть.

– Да ты меня благодарить должен. Представляешь, что бы с тобой было, найди они твоё добро.

– Плохо было бы мне.

– То-то же!

– Грузовик-то задержат где-нибудь в пути, сообразят. – огорчённо заметил Черногорцев.

– Остановись! – сказал монгол.

Черногорцев остановился. Монгол вылез, извлёк из кузова другие номера, снял эти, и прикрутил их.

– Ну ты жулик, однако! Вот говорю, ещё весной я ты тебя повязал!

– А теперь твоя жизнь зависит от меня, как и моя от тебя.

В Новосибирском МВД были в бешенстве от того, что Черногорцев опять ускользнул прямо из-под носа. Конечно, сообразили, что в грузовике тогда был именно он. Но фальшивые номера сделали своё дело, грузовик никто нигде не останавливал, всё прошло тихо.

Границу с Монголией в целом миновали спокойно.

Дальше нет смысла вдаваться в похождения Черногорцева, можно сказать только одно. Монгольские власти собирались его изловить и выдать. После смерти Чойбалсана там всё тоже стало несколько не так, чего и не учёл Черногорцев.

Привёзший его контрабандист рекомендовал ему убираться, иначе его и самого могут поймать.

Черногорцева провели по тайным тропам прямо в Китай. Конечно, никто не гарантировал, что и здесь его не захотят выдать. Да и редко где любят непрошеных гостей.

Однако всё получилось несколько не так, как он предполагал.

Черногорцев угодил в лапы недобитых гоминьдановцев, сколотивших банду и терроризировавших округу. Откуда-то в банде оказался и один казах, через которого Черногорцев с трудом смог всё рассказать о себе. Его поставили перед нетривиальным выбором – быть убитым прямо здесь и сейчас, или служить в банде.

Черногорцев согласился остаться в банде, хотя такое положение ему, конечно же, нравиться не могло. В общем, обложили со всех сторон. Китайское правительство тоже было готово его выдать, как только он будет пойман, но об этом ему не было известно. Впрочем, даже если и было, то что, терпеть недобитых гоминьдановцев лучше?

Однажды лес с гоминьдановцами окружила Народно-Освободительная Армия, тогда ещё более-менее заслуживавшая такого названия. Началось жаркое побоище. Гоминьдановцы несли потери, лишь Черногорцев встал во весь свой немалый рост и из двух автоматов вёл огонь по солдатам, чем и сумел их задержать, хотя старался ни в кого не попасть. Пуля царапнула его в щёку, и он упал. Кто-то из гоминьдановцев потянул его за ногу, указывая назад. Стали отступать.

В живых остались лишь тот казах, один гоминьдановец и сам Черногорцев.

– Ну, бурятский богатырь, храбро ты с ними сражался! Наверное, много солдат положил! А мы-то думали, тебя чекисты заслали! – сказал казах.

– Чего ради? Китай не в их компетенции.

– Мало ли, вот за мной хотя бы. Я шпионю теперь в пользу ЦРУ. Знаешь такое?

– Как не знать.

– Открутить бы тебе голову, да рано пока. – подумал Черногорцев.

– Этот говорит, - казах показал на гоминьдановца, что надо пробиваться на юг, там переберемся куда-нибудь. Может и американцы самолёт вышлют, заберут, хотя сейчас это трудно сделать. Но он тебе теперь доверяет.

Совершая небольшие переходы, они добрались до Тибета через полгода. Там им удалось укрыться, хотя не без труда, ведь Тибет уже был в составе Китая. Однако там было много повстанцев, боровшихся против китаизации Тибета. В общем, какое никакое убежище Черногорцев нашёл. Пришлось поселиться при одном тибетском монастыре. Такая жизнь продолжалась до 1959 года. С каждым годом маоисты всё сильнее прессовали Тибет. Черногорцев понял, что нынешний Китай, Китай конца 1950-х годов – никакой не народный, а скорее эсеровский. В России от эсеров в своё время ничего хорошего ждать не пришлось, с маоистами в Китае аналогично.

В начале марта 1959 в Тибете вспыхнуло народное восстание. Стоит заметить, что участвовали там отнюдь не только феодалы и аристократия, но и немалое чисто трудящихся. И нет, они не были кем-то обмануты.

Черногорцев тоже принял в нём участие, но восстание закономерно потерпело поражение, и ему со многими повстанцами пришлось бежать в Индию.

– Кто бы мог подумать лет шесть назад, что придётся бежать в капиталистическую страну. – удивлялся и сокрушался Черногорцев.

Однако в Индии Черногорцев не задержался. Вместе с уцелевшим гоминьдановцем он перебрался на Тайвань, руководимый удравшим из Китая Чан Кайши. Поселился в Тайбэе и работал там на одном из заводов. Есть сведения, что даже забастовку как-то устроил.

Умер Иван Данженович Черногорцев в Тайбэе 26 июля 2012 года в возрасте 95 лет. Его товарищ и коллега Борис Харитонов погиб, будучи всего лишь 40-летним.

Иван Данженович болезненно реагировал на провокации Китая против СССР в 1969 году. Понял, что не зря ему не понравился Китай в своё время, и так же болезненно воспринял уничтожение СССР, увидев, что 1953 год был в этом ключевым моментом. Вполне вероятно, что успел издать свои мемуары на китайском и английском языках. К сожалению, он толком не смог ответить на вопрос, кто же был заказчиком убийства Ватутина, однако, благодаря совместной с Харитоновым и Ровненскими коллегами деятельности он сузил круг подозреваемых до пяти, максимум десяти человек. Только дотянуться до них ему уже не позволили, а без мешка доказательств все обвинения не стоят и ломаного гроша. Конечно, можно было бы спихнуть всю вину на Хрущёва, или Жукова, или Крайнюкова, но это было бы неверно. И главный свидетель, одновременно и соучастник – Гермоген, навеки замолчал, хотя и не ушёл от возмездия.

– Здорово. Но если Голубева отопрётся, скажет, что не знает ничего о прошлом Светланы Калинович? Ты сам бы наверняка так сказал.

– Неважно, что она скажет, важно, что они будут делать. Кажется, пришла пора действовать.

– Запускать дезинформацию?

– Именно!

– А кто нам в этом поможет?

– Твой Сова, который сейчас лежит в больнице в Костополе.

– Если я правильно понял, то получается: я должен снова навестить Голубеву, и сообщить, что мы нашли убийцу Сморковича. Он сейчас лежит в больнице и готовится дать показания. Она решит с кем-то посоветоваться, как быть, скорее всего, примут решение его убрать, а мы её возьмём, а затем и всех остальных, не так ли?

– Именно так.

– Хороший план. А если она не попадётся? Вдруг мы ошибаемся?

– Увидим.

Харитонов уговорил полковника Петренко выставить группу ещё и у дома Федюнина. Это, конечно, было сложнее сделать. Но было сделано.

В итоге подозреваемые оказались обложены со всех сторон. Оставалось только подтолкнуть их к действиям. А пока что я хотел бы изложить версию Харитонова.

Харитонов в общем-то поначалу ничего не подозревал, однако его весьма заинтересовал тот факт, что группа подпольщиков совершила нападение на банк, похитила оттуда огромную сумму денег, которая будто бы была сожжена. У него возникла мысль, а что, если далеко не вся сумма была сожжена? К тому же человек с советской стороны, дававший 200 тысяч марок за покушение на Ватутина, откуда-то должен был их взять. Не станет же он их печатать в самом деле! А похитить деньги тогда вполне было возможно. Ведь отряд Д. Медведева, в котором состоял легендарный разведчик Н. Кузнецов, всегда имел при себе достаточно рейхсмарок. К тому же он обратил внимание на то, что при обстреле кинотеатра в мае 1943-го пострадало не так уж много гитлеровцев, а предлог для развязывания террора появился просто великолепный. Подрыв двух грузовых машин – что же, иногда и гитлеровцам на такое можно пойти, создать и укрепить легенду своих людей.

Однако этой версии, на первый взгляд весьма правдоподобной, которая, быть может, очень понравилась читателю, и до того понравилась, что он негодует, почему эти злодеи ещё не арестованы, нашёл что противопоставить Иван Данженович.

Борис обратил внимание, что группа похитила более двухсот тысяч рейхсмарок, которые потом якобы были сожжены. Согласен, обстоятельство странное. Можно предположить, что Гермоген похитил их, чтобы в будущем заплатить за покушение на Ватутина, только здесь есть одно большое «но».

– Какое же?

– А такое. – продолжал Черногорцев. Ведь мы знаем, что Клячин попросту обманул Гермогена, присвоив все деньги. Что же получается, Гермоген совсем тронулся умом, что похищенные его же группой деньги по чьему-то приказу целиком отдаёт Клячину. Допустим, ему было приказано оплатить покушение похищенными марками. Но тогда бы он сто тысяч сразу оставил себе, а остальные дал Клячину, и тот бы его не смог обмануть. Из этого следует, что деньги-то принадлежали совсем не тому Гермогену, то есть не Федюнину. Можно в чём угодно заподозрить Гермогена, но не в таком идиотском поступке.

Далее, вопрос насчёт радиостанции. Если группа создалась по своей инициативе, то ей взяться-то поначалу было неоткуда, тем более группа занималась диверсиями внутри города, а не разведкой. А вот с Гермогеном более странная история, если он якобы кому-то из членов Военного Совета писал донесения, то уж его-то по-хорошему следовало обеспечить радиосвязью. Да, его могли бы запеленговать, но и многих других разведчиков тоже.

Борис Михайлович пытался отстоять свою версию, и на сей раз предположил, что, может быть, деньги сразу были переправлены за линию фронта, а оттуда они попали сразу к Клячину.

– Интересно, но сомнительно. Нет, так вряд ли могло бы быть, для этого им нужен был бы самолёт, потому что Гестапо после такого налёта наверняка перекрыло все входы и выходы, попробуй улизни из города.

– Может чудом удалось улизнуть?

– Тогда где же этот член Военного Совета прятал такую сумму? – расхохотался Черногорцев. Хоть во все карманы запихивай – не поместится.

– Может под видом портфеля с документами передали?

– Обнаружили бы всё равно. Разведка – это тебе не частная лавочка.

Тут Харитонов понял, что его версия дала трещину. Но в отношении Федюнина и подпольщиков он был прав – надо их разрабатывать, и в случае чего арестовывать. Аналогично поступить и с Калинович. Впрочем, нет, её арестовать при первом же появлении. Только где она появится? И получается, что Гермоген всё-таки не тот. Конечно, он в чём-то замешан, но, похоже, не в покушении на Ватутина.

Однако пока ни к чему ломать голову над тем, как деньги попали к Гермогену, тому или не тому – неизвестно, и почему Клячину удалось его обмануть.

Операция вступила в завершающую стадию. Впрочем, до завершения было ещё далеко, но конкретно в деле с подпольщиками и Федюниным надо было ставить точку.

Черногорцев позвонил из Ровненского МГБ Голубевой, и через час, на всякий случай, Васютину. Сообщил радостную новость. В Костополе в результате штурма квартиры был задержан опасный преступник, который теперь даёт признательные показания. Он-то и выболтал, что в 1944-м году ему приказали убрать Сморковича. Черногорцев беспечно сообщил, в какой больнице находится бандит. Оставалось только дождаться ответных действий с другой стороны.

– Приманка брошена. Местных предупредили. Но может и самим поприсутствовать?

– Если успеем. – сказал Харитонов.

Для этого полковник Петренко согласился им выделить старенький довоенный Мерседес с шофёром, чтобы их быстрее довезли до Костополя и потом обратно.

Наконец их довезли. Пока что всё было спокойно. Харитонов решил остаться на первом этаже, а Черногорцев – в палате с Совой.

– Готовься, Сова, возможно тебя придут убивать.

– Господи, за что мне всё это.

– Зато зачтётся, что помог нам задержать преступников. Если они конечно заявятся сюда. Мы их возьмём раньше.

Но первый день прошёл для Черногорцева и Харитонова спокойно. Никаких покушений на Сову не было.

Голубева же тем временем навестила Васютина, а потом доехала на поезде до Оржева. Потом возвратилась. Стало ясно, что наживка проглочена, хотя пока нельзя было сказать точно, захочет ли она или кто-то другой убрать Сову. Всё можно списать на то, что это известие взволновало всю их группу, ведь спустя девять лет нашли этого отморозка, зарезавшего их товарища.

На следующий день страну шокировало ужасное известие – умер товарищ Сталин. Всё вокруг сразу как-то помрачнело и посерело. Но и этот день прошёл для Совы спокойно.

Кстати следует отметить, что сразу после его смерти МГБ и МВД были объединены в одно ведомство.

Наступило уже 7 марта. Черногорцеву с Харитоновым уже наскучило пребывание в этой больнице, но ничего не поделаешь, так нужно. И тут вдруг Харитонов увидел, как в больницу входит Голубева.

– Пожаловала, голубушка. На всякий случай хорошо бы предупредить. Они, конечно, не ротозеи, но мало ли что.

Голубева поинтересовалась у кого-то, где находится раненый бандит. Ей ответили. Затем она достала халат и пошла к Сове.

Харитонов всё же успел добежать наверх и предупредить всех о приближении Голубевой. Сам уже собирался уходить, как вдруг заметил, что она приближается. Быстро закрыл дверь.

Он и Черногорцев вжались в стены, чтобы сразу со входа их не было заметно.

Дежурящей снаружи охране Голубева сказала, что она медсестра и пришла делать укол. Её впустили.

– О, а вы что, новенькая? – прямо с порога отвлёк её Сова.

Она как-то сразу отвлеклась, и не заметила спрятавшихся по бокам Черногорцева и Харитонова.

– Да. А вы значит и есть тот самый бандит?

– Ну видимо я.

– Ложитесь на живот, сейчас будем делать укол.

– Какие ещё уколы? Давно не делали.

– Снова прописали.

Сова нехотя повернулся на живот. Голубева полезла в сумку, как вдруг появились Черногорцев и Харитонов.

– Ой, Ульяна Викторовна, а что это вы тут делаете? – И Черногорцев тут же схватил её за руку, сжал со всей силы, и она выронила пистолет.

– Полюбуйся, Сова, чем тебя угостить хотели! Кстати она имеет какие-то контакты со Светланой Калинович, которую ты упоминал.

Сова лишь присвистнул, а затем истерически захохотал.

– Как видите, про вас известно чуть менее чем всё. Будем разговаривать, или как?

Голубева не ответила.

– Будем-будем. – сказал Харитонов.

Где Васютин? – спросил Черногорцев.

– Выгляните в окошко, если ещё не поздно. Всё продумано до мелочей. – усмехнулась она.

Черногорцев метнулся к окну. Увиденное повергло его в ужас: Васютин уже заряжал фаустпатрон. Некогда было размышлять, откуда он у него взялся. Черногорцев, не открывая окна, всадил в Васютина две пули. Рука у того беспомощно повисла, он упал и уронил фаустпатрон, не успев его толком зарядить. Граната выпала, и через несколько секунд произошёл взрыв. От Васютина остались лишь рожки да ножки. В палате были выбиты стёкла, Черногорцева немного зацепило их осколками.

Затем и остальные подошли к разбитому окну. Черногорцев прыгнул вниз со второго этажа. Мало ли что, нужно действовать быстро. Но нет, Васютин был мёртв.

– Превратности судьбы. Свои горят гораздо большим желанием уничтожить меня, чем вы. – заметил Сова.

– Всё равно, Сова, твой дом – тюрьма. Лет на десять уж точно. – сказал Харитонов.

Поднялся страшный переполох, который утих лишь когда приехал уже знакомый Черногорцеву капитан Быковский.

– Здравия желаю, товарищи майоры! Вот это вы работаете! Столько шуму в городе, зато Сову изловили, за которым мы безуспешно гонялись, теперь ещё этих вот вывели на чистую воду. А я ведь тогда читал о них заметку в газете. Кто бы мог подумать!

– С Совой была… Черногорцев было хотел сказать случайность, но вспомнил про покушение на Ватутина. Впрочем, может и не случайность была.

– Плохо, что теперь минус один свидетель. – заметил Харитонов.

– Придётся тебе за двоих отвечать. – сказал Голубевой Черногорцев. Где бункер в лесу?

– На большой поляне. Чтобы войти – надо постучать в пень три раза, откроют.

– Уводите её. Пришлите ещё людей, будем брать бандитов. И надо нейтрализовать Федюнина в первую очередь. – приказал Харитонов.

– Слушаюсь! Пришлю двадцать человек, достаточно будет? – сказал Быковский.

– Должно хватить. Кстати тебе бы, Ваня, может остаться? Всё-таки посекло малость.

– Пустяки, царапины. Пусть помажут чем-нибудь. Не могу же я в операции не участвовать.

– Хорошо. Ждём тебя и выезжаем.

– Черногорцеву быстро смазали раны, на большее он и не согласился, они сели в Победу и направились к Оржеву. Пришлось немного задержаться, чтобы в пути их догнали два ЗИС-150 и автозак ГАЗ-51.

У Оржева колонна разделилась. На этот раз решили направить к Федюнину Черногорцева, а Харитонов с Внутренними Войсками поехал брать бандитов в бункере.

Черногорцев и двумя милиционерами подъехал к дому Федюнина и постучал. На этот раз скрывать, кто он, было ни к чему.

– Неужели меня в чём-то подозревают? – удивился он.

– А в чём конкретно вас подозревать? Проблемы случились у ваших так сказать бывших подопечных, о них и будем говорить.

– Это вы о ком? Неужели о Голубевой и Васютине?

– Именно.

– Так что с ними случилось? Это честные и храбрые люди, в чём их можно заподозрить?

– Сначала они просто путались в своих показаниях, а потом совершили покушение на одного бандита. Мы нашли того, кто убил Сморковича.

Федюнина передёрнуло.

– Не может быть! И кто же это?

– Один бандит. Сегодня Голубева и Васютин пытались его убить. Она пришла к нему с пистолетом, потом он хотел выстрелить из фаустпатрона в окно палаты, видимо, когда Голубева не подала сигнала, что дело сделано, но подорвался.

– Да это же абсурд какой-то. Они честные подпольщики, а вы описываете их как каких-то бандитов.

– Однако это факт, я всему этому был свидетелем сегодня. Посмотрите хотя бы на моё лицо.

– Даже не знаю, может жажда мести у них была так велика.

– На то существуют советские законы, которые они грубо нарушили.

– Да-да, конечно.

– А ещё, вы не знаете Светлану Калинович?

Федюнин побледнел, но быстро взял себя в руки, и ответил, что не знает.

Пока оставим Федюнина и Черногорцева, и посмотрим, как обстояли дела у Харитонова.

Машины остановились в сотне метров от поляны. Дальше двигаться уже не позволяла весенняя распутица, да и не было необходимости. Всего в операции участвовали двадцать шесть солдат Внутренних Войск, трое милиционеров и сам Харитонов. Двадцать пять человек окружили поляну, ещё четверо пошли с Харитоновым.

– Буду говорить только правду! – сказал он.

Харитонов стукнул в пенек три раза. Через полминуты голос откуда-то снизу спросил, кто там.

– Милиция, открывай!

– Какая к лешему милиция?

– Советская! Открывай же!

– Да ты сдурел, пьяная морда?! Я вот тебе сейчас покажу милицию!

Пенек отодвинулся, и снизу показалось дуло автомата и чьё-то рассерженное лицо. Харитонов ударил бандита сверху ногой в голову, затем бросил внутрь гранату с чекой и прыгнул сам. Пять бандитов лежали на полу, видимо, испугались броска гранаты, двое потянулись за автоматами, но Харитонов выстрелил в их стороны.

– Все на пол!

Затем он позвал нескольких солдат, они спустились вниз.

Он заметил какую-то забившуюся в угол женщину. Это и была Светлана Калинович.

– Вас-то мы тоже разыскиваем, так что собирайтесь.

Бандитов сковали наручниками и по приставленной лестнице подняли наверх.

– Этих гавриков в фургон, и везите в Ровно. Этого, пожалуй, тоже. – Он толкнул главаря банды, который открыл ему бункер. – А вот с ней я хочу побеседовать здесь.

– Здесь как-то холодно. – сказала она.

– Холод освежит память. Быстрее всё расскажешь, быстрее доставим в тёплую камеру.

– Товарищ майор, мы ещё нужны?

– Останьтесь пока, мне же надо будет на чём-то её отвозить. Можете их арсенал забрать пока.

– Слушаюсь!

Бандитов погрузили в фургон, и тот уехал. Остальные солдаты и два грузовика пока остались здесь. Кто-то полез в бункер, чтобы забрать оружие бандитов.

– Ого, тут и фаустпатрон завалялся! – воскликнул один молодой солдат.

– У них как-то и пушка завалялась, было дело. Только не поможет. Давили и будем давить этих вонючих клопов. – сказал другой.

Харитонов приступил к допросу Калинович.

– Спрашиваю только один раз. Первый вопрос, в каких отношениях ты состояла с Клячиным? Ответ не знаю принимается, но как последний. Я увезу тебя подальше от населенных пунктов и… отпущу, подстилка бандитская. Сама прибежишь.

– Отношения у нас были такие, что ближе и придумать трудно.

– Что тебе рассказывал Клячин о своих делах, особенно в период января-апреля 1944 года?

– Он рассказывал, что некий Гермоген пообещал ему сто тысяч марок за покушение на генерала.

– Ты видела этого Гермогена?

– Нет… То есть, видела, но только в окно дома, а оно всё грязное. Я тогда хотела к нему прийти, смотрю, свет горит на кухне, а там, видимо, этот Гермоген с ним был.

– Ну что увидела-то?

– Очкастый и лысеющий мужичок лет сорока, сухонький. Больше ничего не разобрала.

–Больше его не видела?

– Я тогда спряталась во дворе у Клячина, он вышел, воротник пальто поднял, особо не разглядишь.

– Но ты видела, как он шёл. Может что-то в походке было?

– Что-то было, не помню точно, что, вот если бы увидела, может и вспомнила.

– Вёл ли Клячин дневник?

– Вёл, но весной, когда он сымитировал нападение на свой дом, он решил его предать огню. Помню этот, Пастушенко с кем-то ещё уже зажёг дом, а я про дневник вспомнила, тайком пробралась, знала, где он лежит, чуть не угорела, но вытащила.

– Где он?!

– Товарищ майор, тут тетрадка какая-то! – послышался голос из бункера.

Ему принесли несколько обгоревшую тетрадь. Какие-то листы сгорели полностью, какие-то ещё можно было прочитать. Тоже неплохо.

– Кто из них тебе знаком? Харитонов достал фотографии Голубевой, Васютина, Сморковича и Федюнина.

– Троих знаю. Они из лжепартизанского отряда, созданного немцами. Иногда приходилось иметь с ними дело.

– А вот этого-то?! И он показал на Федюнина.

– Не припоминаю.

– Сколько человек было в отряде?

– Только они кажется.

– Пока достаточно. Принесите ей тёплые вещи, и выдвигаемся в Ровно! – скомандовал Харитонов.

Ей принесли её вещи, и усадили в грузовик вместе с Харитоновым.

Теперь пришла пора вернуться к Гермогену и Черногорцеву.

**

Гермоген упорно всё отрицал. Говорил, что никого не знает, и что он честный человек.

– Знаете, Аркадий Михайлович, не клеится у нас что-то разговор. Так что собирайтесь, и побеседуем уже у нас. Только без глупостей!

– Да, конечно.

Федюнин начал неторопливо собираться, а сам усиленно соображал, что они могут о нём знать? Да может быть, и ничего такого, откуда. А вдруг знают всё? Что же делать.

Федюнин собрался, и Черногорцев, желая припугнуть его, сказал:

– Да, Аркадий Михайлович, всё выплыло наружу.

Через полтора часа все собрались в отделении, куда были доставлены Голубева, Калинович и Федюнин. Харитонов же тем временем изучал дневник Клячина, точнее, то, что от него осталось.

Удалось обнаружить несколько записей о Гермогене. Как выяснилось, впервые Гермоген вышел на Клячина в декабре 1943-го года. Как это произошло – уже не узнать, страницы утрачены. Однако странно, почему Гермоген первым делом обратился именно к нему. В дневнике мало что было на этот счёт. Упоминалось лишь, что Гермоген грозился обратиться к другим.

В январе 1944-го года он был дома у Клячина и ужинал с ним, обсуждая дела. Вообще, Гермоген описывается весьма нелестно. Но из примет его внешности ничего нового так и не найдено. Последняя запись – 1 февраля 1945-го. Гермоген прислал записку с угрозами. Возникает вопрос, через кого он это делал?

Устроили очную ставку между Голубевой и Калинович. Отпираться им было бесполезно, обе признали друг друга. Оставалось много вопрос к Федюнину, что он за птица такая? Гитлеровец, бандеровец, или кто ещё? Ведь его не признала Калинович.

Федюнин ещё поупирался, но в итоге понял, что всё равно всё раскрылось.

– Ладно, чего уж там, пишите. Настоящие мои имя и фамилия – Воробецкий Казимир Брониславович.

– Как и когда вы оказались в Ровно на самом деле?

– Я был сюда послан разведкой Армии Крайовой ещё весной 1943-го, чтобы в будущем вредить наступающим советским войскам. Думаю, об этой организации вам хорошо известно. Признаюсь, служил в Офензиве с 1935-го года, а дядюшка мой ещё в Эвиденцбюро. Это в Австро-Венгрии. Шпионил в царской России. Целью моей было всячески гадить Советской Армии при наступлении, но иногда и немцам с бандеровцами нагадить по-мелочи, чтобы создать впечатление, будто мы боремся с ними. Всё-таки АК по существу руководилась эмигрантским правительством в Лондоне.

– Уже интересно. А конкретнее, что вам надо было делать?

– Вести потихоньку пропаганду среди верующих, что эти земли должны стать польскими. Дело в том, что отец Гермоген был похож на меня. Очень.

– Почему был?

– Пришлось его убрать и занять его место. Ну немного изменить внешность очками. Сами же знаете, в них лицо выглядит несколько по-другому. А про то, что настоящий Гермоген появился здесь перед войной – я не соврал, об этом узнал у него.

– Как вы сошлись с лжепартизанским отрядом?

– Они как-то пронюхали, кто я есть, ну и поставили перед выбором, что или я им помогаю, или мной займётся Гестапо.

– Ну, вам-то конечно делать больше ничего не оставалось.

– Да.

– Теперь главное. Кто вам поручил заказать Клячину покушение на Ватутина?

– Вот об этом я ничего не знаю.

– Не отпирайтесь. Игра проиграна!

– Но тот Гермоген это был не я! Это всё Сморкович мутил воду, передавал какие-то донесения на советскую сторону, не всегда правдивые, я их шифровал.

– Что в них было?

– Да обычная в таких случаях информация, где какие части, чем вооружены и так далее.

– Может что необычное прошло через ваши руки?

– Не припомню.

– Куда делись деньги, которые были в банке?

– Рейхсмарки я припрятал. Каюсь, не сжёг. Но потом они куда-то исчезли.

– Кто знал о том, куда вы их спрятали?

– Сморкович разве что, больше некому.

Харитонов и Черногорцев вышли в коридор.

– Ну, что думаешь, врёт или как? – спросил Черногорцев.

– Как ни странно, но кажется, что не особо. Увы, но сдаётся мне, Гермоген – это не он.

– Но кто тогда? Того третьего мы ведь отбросили как несоответствующего.

– Мне кажется, даже если мы отловим всех до последнего бандеровцев здесь, всё равно этого не узнаем.

– Что за пессимизм? Нет преступений, которых нельзя раскрыть, Борис.

– Мы арестовали и допросили уже кучу бандитов, столько всего вскрылось, а Гермогена как нет, так и не было.

– Но вот же он сидит в кабинете.

– Я считаю, это не он.

– Объясни же.

– Позже.

Затем Федюнина попросили пройтись туда-сюда, а Харитонов пригласил Калинович. Они действительно не признали друг друга. Вскоре её увели.

– Нет, не он как будто, походка всё же отличается. Я же говорю, вспомнила бы.

Харитонов с Черногорцевым вернулись на квартиру. Потрудились они сегодня на славу, не мешает и отдохнуть. Однако не до отдыха им.

– Так вот, Ваня, я считаю, Гермоген этот вроде бы очень близко и в то же время очень далеко.

– Как это?

– Ну вот представь, запер ты пистолет в сейф, а ключи выбросил в реку. Пистолет близко от тебя, но в то же время далеко, потому что ты не в состоянии его достать. Такая вот диалектика.

– Как её применить к нашему Гермогену?

– Ну рядом он где-то, только недосягаем пока что для нас. Не там мы его ищем.

– Может дожать этого Гермогена, вдруг всё же он? Ну некому больше.

– Есть кому.

– Чёрт возьми, ну не… Волченко же! По возрасту не подходит, и вообще. Рост у него высокий, немногим ниже меня. А во мне-то 183. – сказал Черногорцев.

– Нет, не Волченко. Но ведь неспроста он решил заговорить. Что если этот Гермоген его и надоумил, чтобы запутать следы?

– Мысль интересная. Неужели ты считаешь, что Гермоген может сидеть вместе с Волченко?

– А вдруг?

– Чертовски интересно. Но кто он, бандеровец, или нет? Как и когда он рассказал ему об этом?

– Теперь я думаю, что он бандеровец. Во-первых, был с Клячиным на короткой ноге. Во-вторых, сделал правильный выбор в лице Волченко. Вряд ли попал пальцем в небо.

– Что будем делать, подключим Олега Филипповича, или сами возвратимся домой и продолжим дело?

– Думаю, пора возвращаться. Уж больно мы здесь в гостях задержались, квартиру занимаем как-никак. Правда, хлеб свой недаром едим, бандитов им помогли отловить на год вперёд. Подпольщиков этих так называемых на чистую воду вывели.

– Да, мне рассказали, как ты их в бункере взял. Один на восьмерых, не считая Калинович, прямо как конь в шахматах.

– Ну не один. Как-никак, наши воины прикрывали сверху. Сила-то наша в том, что мы не одни.

Харитонов и Черногорцев поблагодарили за сотрудничество местных коллег, со всеми попрощались, и готовились отбыть в Новосибирск. Пока шло дело, пролетела уже большая часть марта. Конечно, прежде они телеграфировали Олегу Филипповичу, чтобы предпринял меры к продолжению дела до их прилёта.

Наконец Харитонов и Черногорцев вернулись в родной Новосибирск. Погода здесь была, разумеется, более холодной, но всё же им было очень приятно вернуться домой после отсутствия длиной в несколько месяцев.

Олег Филиппович тем временем выяснил, что в одной камере с Волченко находятся ещё семь человек. Из них бандеровцев только двое. Но следовало бы отработать всех. Также необходимо было обратить внимание на его контакты во время работы. Может, кто ему передаёт записки.

Это была практически последняя возможность вычислить Гермогена, а вслед за ним и других людей, которые за ним стояли. Харитонов и Черногорцев огорчались, что так легко поверили в свою версию о Гермогене – церковном служащем. Конечно, она принесла немало пользы, но так и не приблизила к настоящему Гермогену.

Наступал апрель 1953 года. Развалилось, а может быть было умышленно развалено дело врачей. Казалось бы, какое отношение это имеет к нашему делу? Однако, имеет, поскольку и дело о покушении на Ватутина могли заставить свернуть, тем более оно не было таким резонансным. Мало ли, что там наговорил какой-то бандеровец. Начали проверять, но никакого Гермогена так и не нашли. Так может его и не было никогда?

Уже несколько недель как сменено было руководство МВД во многих регионах страны. Затронуло это явление и Ровненскую, и Новосибирскую области. Многие люди по каким-то непонятным причинам стали заменяться, особенно из среднего звена. Черногорцева с Харитоновым это несколько тревожило. С другой стороны, внешне-то шло всё своим чередом, чего было беспокоиться. Но во что бы то ни стало, они решили до Гермогена добраться, пусть бы даже пришлось и сложить свои головы.

Итак, приступили к разработке нынешнего окружения Волченко. Сопоставили данные о Гермогене с их данными, сразу отпало человек пять. Оставался один бандеровец и один еврейский националист.

Черногорцев пошёл изучать их дела. Начал с бандеровца.

Васильчук Юхим Петрович, 1902 года. Много чего за ним водится, и у Петлюры воевал, и границу нелегально пересекал. Позднее работал кладовщиком. Арестован в августе 1945-го в Ровненской области за укрывательство двух бандитов и так далее. Вполне подходящий человек на роль Гермогена.

Милашевский Иосиф Абрамович, 1904 года. Так, чем занимался во время войны? Вот: выдал Гестапо пять человек, бежавших из Ровненского гетто. Занимательно. Однако Гермоген жил в Ровно, вероятно, без особых ограничений и притеснений, а этот, хоть и выдавал подпольщиков, но позволили бы ему так свободно жить и общаться с Клячиным? Пожалуй, надо начать с него, чтобы понять, насколько он подходит или не подходит на роль Гермогена. Только сделать это как-то незаметно.

Решено было сделать так, как делали в Ровно. Куда не следует идти Черногорцеву, пойдёт Харитонов. Вот Харитонов и вызвал на допрос Милашевского.

Милашевский оказался как раз невысоким и сгорбившимся. Видел, судя по всему, тоже неважно. Харитонов решил постепенно подвести его к нужным вопросам.

– Иосиф Абрамович, нам известно о ваших чёрных делах в Ровненском гетто. Однако хотелось бы кое-что уточнить. Где вы пребывали с конца 1943-го по февраль 1945-го?

– Таки это очень просто, до начала августа 1944-го я пребывал в лагере в Дрогобыче. Когда он был освобождён от немцев, я бежал, дальше скитался по Западной Украине, пока в одном городе меня кто-то не признал, что это я выдал беглецов из Ровненского гетто. Угодил под арест. Это было в начале 1945-го, в середине января.

– Да, даты как-то не стыкуются. – подумал Харитонов. Арестован он несколько раньше, чем Клячин получил последнюю записку от Гермогена. Может просто долго шла? Надо его потрясти ещё.

– А с бандеровцами какие у вас отношения были?

– Скажете тоже, какие у меня могут быть с ними отношения?

– Мало ли, может знали кого.

– Нет, никого я не знал.

– А вот этого человека не припоминаете? – Харитонов показал ему фотографию Клячина.

Лицо Милашевского совершенно не изменилось. Он сказал, что такого не знает.

Харитонов окончил допрос. Оставалось разобраться с Васильчуком.

Казалось бы, дело шло хорошо, но смена руководства дала о себе знать. Харитонов зашёл к Тетерину, и заметил, что тот чем-то огорчён.

– Меня, Борис Михайлович, снимать собираются, и, как ты понимаешь, не в фильме.

– Как же так, за что?

– Стар мол стал, говорят, тридцать пять лет трудишься, пора тебе на пенсию, дорогу молодым нужно давать. Всё, завтра последний день здесь работаю.

– Да что же творится-то!

– Я бы и сам хотел знать, что. С тех пор как Сталин умер, много чего непонятного происходит. И вроде бы трудно придраться к заменам руководства и прочему, а всё же что-то происходит, что-то не то.

– Вероятно. Но, надеюсь, Гермогена мы изловим. Осталось немного.

– Ох, надеюсь.

Харитонов рассказал о предстоящей отставке Олега Филипповича Черногорцеву.

– Да, дела. Надо усиливать натиск на Гермогена. Этим продолжу заниматься я.

Однако честь покончить с Гермогеном выпала не доблестным сибирским чекистам Черногорцеву и Харитонову, а их Ровненским коллегам.

Конечно, здесь было всё не так просто, и кто такой Гермоген – так и осталось неизвестным для чекистов. Однако версия, что Гермоген был человеком с советской стороны, потерпела крах.

Проблема Харитонова и Черногорцева была именно в этом. Полковник Петренко решил действовать иначе. Может быть, и ошибочно, ведь Гермоген мог и не оказаться бандеровцем.

Начал он с допроса главаря банды. Возглавлял её бандит по кличке Мухомор, он же Степанюк Аким Петрович.

– Ну что, Мухомор, будешь признаваться-то в содеянном?

– Не в чем мне признаваться, начальник. Ну да, в банде состоял, это вы и сами знаете, но ничего серьёзного сделать не успели.

– Да что ты говоришь! Врёшь, врёшь, зараза! Мне-то Гермоген всё про вас сообщил, сколько людей вы поубивали, как дома грабили и жгли!

– К-к-какой Гермоген?!

– А что, у вас их много?

– Сдал, сволочь!

– А ты думал. Наш агент как-никак.

– Подозревал же гада, и не только я. Ещё тогда. Ножом в грудь… ну точно он его.

– Ты о чём?

– А, ни о чём, начальник. Ничего больше не скажу!

Мухомора увели.

– Так в чём же ваш план-то, Юрий Алексеевич? – спросили у Петренко.

– Увидишь. Наживку он уже проглотил. А вы готовьтесь, вам скоро предстоит пьеску одну разыграть.

– Какую ещё пьеску?

Черногорцев добрался на поезде до Костополя, благо, это было недалеко – меньше 40 километров. Как ему было известно, Дорошенко жил на улице 1 мая, а службы проводил в Петропавловском соборе. Черногорцев зашёл в собор, узнал, что Гермоген не появляется уже второй день. Недавно сказался больным. Значит, надо было навестить его дома.

Черногорцев зашёл в подъезд нужного дома. Сейчас он сообразил, что никого не взял с собой, а надо было. Мало ли что.

Впрочем, потом он махнул рукой, и решил действовать один. Не потому что хотел все лавры стяжать, а потому что знал, что Харитонов за него никого не пощадит, и, если Дорошенко и есть тот, кто им нужен, ему всё равно не уйти.

Черногорцев поднялся на второй этаж и позвонил в четвёртую квартиру.

– Кто там? – раздался голос.

– Откройте, милиция!

– Я вроде не вызывал!

– Мне нужно задать вам пару вопросов. Открывайте!

– Сейчас, иду.

Черногорцев отошёл вбок от двери, и как раз вовремя, потому что в этот момент пуля пробила дверь.

– Вот тебе и мирный отец Гермоген!

Черногорцев достал пистолет, и выстрелил в замок двери и в саму дверь. В ответ опять раздался выстрел. Преступник периодически постреливал в дверь. Черногорцев успел её дёрнуть, но, несмотря на простреленный замок, она не открывалась. Видно на задвижку ещё закрылся, гад, – думал он. А в неё я не попал.

Черногорцев понял, что явно зря полез один. Но наконец услышал, как рядом с домом остановилась машина. Выглянул в окно – так и есть. Приехала Победа, и из неё выскочили четыре милиционера. Они быстро взбежали на этаж.

Черногорцев сразу показал им документы, и объяснил, что в четвёртой квартире засел опасный преступник.

Капитан приказал сержанту встать под окна, чтобы преступник не сбежал. Ещё двое остались на лестничной площадке.

– Товарищ капитан, есть идея. Вы тут поотвлекайте его, а я веревку найду, и с крыши спущусь в квартиру.

– Опасно, товарищ майор! Да и не лето сейчас, неудобно в такой одежде.

– Я справлюсь!

– Хорошо, мы вас прикроем! Огонь по двери!

Черногорцеву повезло, в квартире на третьем этаже оказалась веревка. Он поднялся на крышу, привязал крепко веревку к ограждению, скинул пальто, и начал спускаться. Стало холодно, ведь на улице было едва больше нуля, но он не обращал на это внимания. Он заметил, что к дому подъехала ещё одна машина. Ну и переполох же!

Наконец он достиг нужного окна, вышиб его своим телом. Увидел в углу комнаты человека с пистолетом, и, не мешкая, выстрелил. Тот рухнул и уронил пистолет. Из кухни выскочил Дорошенко и закричал:

– Не стреляйте! Сдаюсь!

Черногорцев взял их обоих на мушку, и, забрав пистолет, пошёл открывать дверь.

– Батюшки, да это же Сова! – удивлённо воскликнул капитан, увидев бандита, раненного Черногорцевым. Вот где был, гад! А его везде ищут!

– Это всё он, он, я ни при чём! – визжал Дорошенко!

– Разберёмся! –  капитан толкнул его в спину и вывел за порог.

Черногорцев сбегал на крышу за оставленным там пальто, а заодно вернул веревку хозяевам. Подстреленного Сову пришлось везти в больницу, потому что помимо ранения от выстрела Черногорцева, у него была ещё одно толком не зажившее ранение, которое, видимо, и заставило его искать убежища у Дорошенко. Впрочем, об этом позднее.

Черногорцев сказал, что ему надо допросить Дорошенко, для чего, собственно, он к нему и явился. Возражений не было, и Черногорцев поехал с ним в другой машине. Потом придётся ещё допрашивать этого Сову, раз он попался под руку. Кто знает, не причастен ли и он к тому делу.

Наконец приехали в отделение. Капитан, представившийся Геннадием Николаевичем Быковским, отвёл Черногорцева и задержанного Дорошенко в свой кабинет.

– Да ни при чём я! Это Сова, чтоб его, при ограблении кассы ранение схлопотал, и ко мне подался, адрес-то мой знал, холера его возьми!

– Ай да Дорошенко. Вот тебе и свидетель! Я-то знал, что ты тесно с бандеровцами связан, знал, но повезло тебе, что пять лет назад на тебя улик не нашлось. Только теперь не повезло, сядешь, как миленький! Раненых бандитов укрывать вздумал!

– Да он только третий день лежал, самому надоел, хуже горькой редьки! Его двоих напарников подстрелили, один он удрал подраненный. Уж думал, пойти вам рассказать, покаяться, да так времени и не нашёл.

– Впрочем, у вас, Дорошенко, есть шансы поправить своё бедственное положение. – сказал Черногорцев.

– Это как ещё? – Дорошенко был немало удивлён.

– Я ведь к вам приходил не из-за этого Совы, про которого ничего и не знал. Совсем другой вопрос меня интересовал.

– Ааа, чёртов Сова! Да почему его не завалили! – чуть не расплакался Дорошенко.

– Он своё получит. А вот вам я рекомендую подробно отвечать на мои вопросы.

– Что же делать, буду отвечать. За всё старое придётся расплачиваться.

– Придётся, Алексей Павлович, придётся. Только вопрос меня не простой интересует. Вашими тесными отношениями с бандеровцами пусть местная милиция занимается, а мне важно знать другое.

– Так что же? Всё расскажу!

– Покушение на Ватутина в 1944 году.

Тут уж удивился не только Дорошенко, но и Быковский.

– Я-то здесь при чём? Я в их этой так сказать армии никогда не был, и оружием неважно владею. Пособничал, было дело, но чтоб стрелять в кого – этого на меня сваливать не надо!

– Нет, я знаю, что вы в нём участия не принимали. Но может быть вы знали кого-то из исполнителей этого покушения, или людей из отряда Клячина?

– Ах, вот оно что. Нет, вроде бы никого не знал, во всяком случае, из ныне живущих. Разве что вот Сова, не помню…

– Что Сова?

– Ну мог в этом участвовать, Клячина-то он должен был знать.

– В этом много кто мог участвовать, но мне важно даже и не это.

– А что же?

– Дело в том, что один из ваших бандитов, отбывающий сейчас наказание, признался, что Клячину поручил совершить покушение на Ватутина человек, по кличке или по имени – уж не знаю, Гермоген.

– Но это же не я! Зачем мне такое!

– Понятно, что вам незачем, вы заурядный пособник, да и двухсот тысяч рейхсмарок на такое дело у вас точно бы не нашлось.

Дорошенко был удивлён ещё больше. Но в то же время и обрадован.

– Конечно, вы же видите, что я тут ни при чём!

– Это и так понятно. Но объясняю ещё раз. Клячину поручил совершить покушение некий Гермоген, а ведь вы тоже отец Гермоген.

– Но это другой, это не я!

– Я понимаю, другой. Об этом Гермогене нам известно лишь, что он сильно ниже Клячина, а рост Клячина был 185 сантиметров. Больше ничего. Нам нужен кто-то, кто бы мог видеть Гермогена.

– Да я и Клячина видел лишь раз-другой.

– Людей из банды Клячина знаете?

– Все уж на том свете, или за границей кто. Из живых… ну вот Сова, а так, разве что Орлик.

– Какой ещё Орлик?

– Хорунжий Орлик. Сергей Степанович.

– А хорунжего Пастушенко знали?

– Вам и про него известно. Да, знал, но он давно покоится с миром.

– Ладно, на сегодня всё. Теперь будем разбираться с Совой.

– Гражданин майор, ну это ведь зачтётся, что я рассказал?

– Должно.

Дорошенко облегчённо вздохнул, и его увели. Он всё не мог простить себе, что пустил Сову в дом.

Оставим пока Ивана Данженовича и предстоящий допрос Совы, и посмотрим, как шли дела у Бориса Михайловича Харитонова.

Харитонов спокойно доехал на поезде до посёлка Оржев, и там сошёл, а поезд поехал дальше. Он ещё не знал, в какой переплёт попал Черногорцев.

Найти церковь в Оржеве там оказалось нетрудно, и он направился прямо туда. Ему пришлось подождать, пока отец Гермоген освободится. Наконец, через час отец Гермоген, он же Аркадий Михайлович Федюнин, вышел из церкви.

Харитонов догнал его, поздоровался, и представился писателем. Рассказал, что планирует написать книгу о подпольщиках Ровенщины, помогавших нашим партизанам, и был немало удивлён, узнав, что среди таких оказался даже священнослужитель. Ему подсказали, что отец Гермоген живёт в посёлке Оржев, и он решил лично навестить его, собрать кое-какие интересные материалы для книги.

Гермогену, то есть Федюнину, рассказ Харитонова показался достаточно правдоподобным. Он пригласил его к себе в дом на беседу.

– Весьма польщён таким вниманием. Обычно ведь считают, и во многом правильно считают, что священнослужители здесь пособничали бандитам и немцам, потому какие из них помощники партизанам. – сказал Федюнин.

– Но, как видите, в вашем лице проявилось исключение из этого правила. Вот потому хотел бы узнать различные подробности, которые вы не посчитаете по каким-то причинам секретными.

– Ну что же, расскажу. Появился я здесь незадолго до войны, в апреле 1941-го. Так сказать, определили вот сюда, я и согласился. Заодно так к местному духовенству присматривался.

– И как вам оно?

– Ну, вы же сами знаете, были там нехорошие люди. Бандеровцам помогали, немцам, венграм.

– Ладно, оставим их. Может быть расскажете, кого из партизан вам удалось спасти от немцев и их холуёв, и как?

–Да, вы правы. Так вот… ох, где же мои очки. Неважно вижу в последнее время, уж пятьдесят мне скоро.  А, вот нашёл. Хочу вам показать одну вырезку газетную. Там всё увидите, а потом дорасскажу.

Федюнин порылся в ящике, достал вырезку из какой-то газеты за 1947 год. В нём был его портрет, и шла заметка, как он в 1943 году укрывал подпольщиков. Дальше были перечислены несколько фамилий подпольщиков: некая Голубева, Васютин и Сморкович.

– Интересно. И часто ли вы так поступали? Просто здесь-то описан всего один случай с тремя подпольщиками. Впрочем, он безусловно делает вам честь.

– Понимаете ли, всё больше приходилось работать с конкретными людьми. Да и добрых людей у нас немало, тоже помогали им. Ко мне, сказать по правде, не так уж часто обращались.

– Как вас только немцы не вычислили? Да и бандеровцы тоже.

– Бог миловал, что сказать.

– А ещё эпизоды были такие?

– Да, был ещё один эпизод, но, к сожалению, не очень хочется об этом вспоминать. После того, как тот человек ушёл от меня, он каким-то образом попался, ну а дальше сами знаете, как – пытки, казнь. Повезло конечно, не выдал он меня.

– Да уж, случается. Кстати, не припомните ли, когда произошёл этот случай?

– Ох, не очень хорошо помню, но где-то во второй половине 1943-го года, точно после начала Курской битвы, точнее не скажу. Я всё-таки надеюсь, никто не подумает, что это я его тогда гестаповцам выдал.

– Нет, что вы. Я думаю, рассказанное вами заслуживает как минимум одной главы в книге.

– О, это большая честь для меня.

– Больше ничего не можете рассказать?

– К сожалению, нет.

– Не беда, этого хватит. Всего доброго.

– До свидания.

Как видим, у Харитонова прошло всё более гладко, чем у Черногорцева. Однако каждый из них с уверенностью мог сказать, что время здесь потрачено не зря. Ещё нельзя было сказать, какой из отцов Гермогенов является тем, кто им нужен, но ясно было, что до него теперь не так уж далеко.

Харитонов возвратился на квартиру, и поинтересовался у Черногорцева, как прошёл разговор с Дорошенко.

– Очень весело, с шумом и стрельбой.

– Серьёзно? Значит это он наш Гермоген? Он задержан?

– Задержан, но боюсь, что не он. Этот идиот приютил одного раненого бандита, а когда я наведался к нему для разговора, бандит подумал, что пришли за ним, и открыл пальбу. Ну пришлось его брать, тоже целая история была.

– Ты что же, один пошёл туда? Совсем себя не бережёшь! Взял бы пару милиционеров для подмоги.

– А ты бережёшь? Тоже ведь один ездил.

– Ну у нас-то был тихий и спокойный разговор. А ты что же?

– А я на крышу залез, и оттуда по верёвке в квартиру Дорошенко спустился, ранил этого бандита. Потом впустил милицию. Там так-то две машины их приехало на стрельбу, так что не совсем один я был.

– А ну как попал бы в тебя бандит через дверь, или в окне бы заметил?

– Ну не попал же.

– Эх, и боевой же вы народ, буряты! – и Харитонов похлопал Черногорцева по плечу.

– Да что всё обо мне, у тебя какие новости?

– Есть кое-что интересное. Этот Аркадий Михайлович вырезку одну из газеты показывал, где про него написано, мол подпольщиков укрывал, и 3 фамилии перечислены, я запомнил, инициалы тоже. Голубева, Васютин и Сморкович. Надо бы теперь ими заняться, может что расскажут.

– Ну, может быть.

– Ещё Федюнин об одном эпизоде неохотно рассказал, мол прятал одного подпольщика, а тот, как от него ушёл, в лапы гестаповцам угодил, ну и всё. А его не выдал. Интересный случай. Да и в газете про это нет.

– Чего же на человека тень бросать. А эпизод интересный, надо иметь в виду. Как-никак, количество Гермогенов не так уж велико.

–Да и по параметрам подходит.

– Тогда я завтра пойду допрашивать Сову. Думаю, говорить-то он уже в состоянии.

– Может и я с тобой?

– Не знаю, есть ли смысл. Брал-то его я.

– Так может наоборот, как раз и есть.

– А что с Дорошенко и Федюниным делать?

– Дорошенко пока оставим, куда он теперь денется. Что касается твоего Федюнина… хорошо бы у него дома пошарить.

– Но с точки зрения законности нехорошо. – заметил Черногорцев.

– Ну, Ваня, платить за убийство наших генералов ещё хуже.

– Это надо ещё доказать, что именно он в этом виновен.

– Да, ты прав. Пока не будем его тревожить.

На следующий день они приехали в Костополь и пошли в больницу допрашивать Сову. Черногорцев вошёл в палату, Харитонов пока остался ждать.

– Ну что, совушка-сова, отлетал своё?

– Повезло вам тогда. – проскрипел Сова. А то бы ведь попал.

– Так я не за тобой приходил.

– А за кем? – удивился Сова.

– Побеседовать мне надо было с твоим Дорошенко о деле одном старом. Впрочем, может быть и ты в нём замешан.

– Да почему чуть что сразу Сова?! Кассу взяли – так Сова, убили кого – опять Сова!

– Видать такая ты здесь известная фигура. Но не волнуйся, за то дело тебе никто уже ничего не сделает, а если расскажешь всё, что знаешь – так может от расстрела спасёшься. На тебе вон сколько всего. Кстати, как твоё настоящее-то имя?

– Савельев Никита Сергеевич.

– А лет-то тебе сколько?

– Тридцать третий уж идёт.

– Столько лет, а ума нет.

– Так что за дело-то?

– Дружки твои из банды Клячина в 1944-м году генерала нашего подстрелили.

– А я здесь при чём? Да, я был в его банде, но в тот день свалился с простудой, не моих это рук дело.

– Мне всё равно, твоих или не твоих. Тут вопрос в другом.

Сова задумался. Вот это поворот, ему даже всё равно. Что же ему нужно-то?

– Так вот, Сова. Мне известно, что некто по кличке Гермоген выступил посредником между Клячиным и неизвестным лицом с нашей стороны для убийства Ватутина. Вот что меня интересует.

– А, припоминаю. Клячин так не хотел делиться с ним деньгами, что нам пришлось устроить показушный налёт на его дом, будто его советские партизаны сожгли, ну и денежки тю-тю. Это было, когда он уже в Горохов перебрался. Он бывало то в Горохове сидит, то в ваш тыл заберётся.

– Это хорошо, что память твоя работает. Меня интересует конкретно Гермоген, не видел ли ты его, или может быть что-то слышал о нём? Может быть видел что-то ещё, что может навести на его след?

– Не, откуда же мне его видеть. Его, наверное, никто кроме Клячина и не видел.

– А Орлик и Пастушенко тебе знакомы?

– Первый сейчас где-то за кордоном, наверное, второго подстрелили.

– Понятно. А вот о таких людях не слыхал: Голубева, Васютин и Сморкович?

– Нет, не слыхал. Но напомнил ты мне, начальник. Была у нас баба одна в отряде, чертовски хороша. Светка, как же её фамилия… Калинович кажется, вот не помню, хоть расстреляй. А лицо до сих пор помню.

Черногорцев подумал, что никакой информацией не стоит пренебрегать, пока Сова говорит. Потому он решил спросить, узнает ли он её, если увидит.

– Узнаю, узнаю. Хотя ей уж тридцать первый год идёт, наверное, не та, что раньше. Все мы уже не те.

–Ну что же, Сова, оставляю тебя пока что. Но, может быть, ещё навещу.

И Черногорцев отправился обратно в Ровно.

– Как, выяснил что новое? – поинтересовался Харитонов.

– Да, кое-что есть. Сова подтвердил, что налёт на дом Клячина был сымитирован, то есть он хотел утаить деньги от посредника. Насчёт Орлика сказал, что тот, вероятно, удрал за границу. И почему-то, когда я ему назвал фамилии подпольщиков, так, на всякий случай, вспомнил, что в их отряде девушка была, и фамилию с именем припомнил, возраст примерный. Говорит, узнал бы.

– Ха-ха, сова – птица мудрая. Видит, что жизнь на волоске висит, вот и признаётся. Я полагаю, надо бы к нему охрану приставить, пока он здесь.

– Думаешь, всё так серьёзно?

– А что хорошего, если он так же внезапно помрёт, как скончался Ватутин?

– Пожалуй, ты прав.

Как оказалось, подобное решение имело под собой основания.

Теперь оставалось выяснять всё до мельчайших подробностей о Дорошенко и Федюнине. С Дорошенко в этом плане было проще – он находился в руках милиции. А вот с Федюниным надо что-то делать. Слишком часто попадаться ему на глаза – плохая идея.

С каждым разом появлялось всё больше и больше людей, которые могли быть так или иначе причастны ко всему этому. Сначала три подпольщика, потом какая-то особа из банды – и обо всех них требовалось навести справки, при случае допросить. Тут уж без помощи местных коллег никак не обойтись.

Харитонов решил подробнее заняться этими людьми, а дополнительную работу поручить Черногорцеву. В управлении МГБ им удалось получить некоторые сведения. Выяснилось, что действительно, существовала некая подпольная группа из трёх человек, уже перечисленных выше. Они занимались диверсиями в оккупированном Ровно. Из наиболее известных их диверсий можно выделить три: В мае 1943-го они обстреляли здание кинотеатра, в котором находились немецкие солдаты и офицеры. Хотя пострадало их не так уж много, шуму было немало. Через три месяца неподалёку от ортскомендатуры ими были подорваны два грузовых автомобиля. А ещё через три месяца они совершили нападение на банк, захватив двести шестьдесят тысяч рейхсмарок. Большая часть денег была уничтожена. И всё это время их укрывал отец Гермоген, то есть Аркадий Михайлович Федюнин.

Из подпольщиков в настоящий момент остались Живы лишь Голубева и Васютин. Сморкович не дожил до конца войны, погиб незадолго до освобождения Ровно.

О некоей Светлане Калинович было известно не так уж много. Она совершила мелкую кражу перед войной, и угодила в тюрьму. Сохранилась лишь её старая фотография из дела, и само дело. Ни родителей, ни родственников к настоящему времени не осталось. Из связей – лишь бандеровский сброд, частью перебитый, частью отловленный.

К сожалению, не удалось узнать о том подпольщике, который был у Федюнина, а потом оказался схвачен гестаповцами.

Обо всём этом Харитонов рассказал Черногорцеву, показал ему выписки и некоторые фотографии.

– А что если портрет Калинович размножить и разослать по отделениям МГБ? Может она прямого отношения к нашему делу не имеет, но отловить-то её надо.

– Скажешь тоже, Иван Данженович. Страна большая, отделений в ней много. Трудно сказать, куда она забилась. Может быть здесь где-то прячется.

– А вообще, хорошо бы и эту фотографию твоему Волченко показать, вдруг узнает.

– Точно. И портреты подпольщиков на всякий случай тоже. Даже погибшего.

Уже начался февраль 1953 года. Дело двигалось не очень быстро, и потому Черногорцев решил отправить фотографии Калинович и подпольщиков в Новосибирск, чтобы там Олег Филиппович посетил Волченко и показал ему их. Чем чёрт не шутит, вдруг связаны. На Харитонова же легла задача выяснить всё об этих подпольщиках. Впрочем, если Калинович всё же окажется на Западной Украине, взяться и за неё.

Наконец в Новосибирск поступили материалы и фотографии от Черногорцева. Тетерин про себя похвалил своих подчинённых, толково работают. Затем стал изучать присланное.

На следующий день он навестил Волченко. Тот как-то уже отвык от таких визитов, к тому же пришёл теперь другой человек, не Черногорцев. Взял фотографию не очень охотно, и стал рассматривать.

– А ведь где-то я её видел.

– Где? Там, на Украине, или может здесь?

– Вот не помню, но лицо какое-то знакомое.

– Ещё бы. Она ведь в ваших рядах была, судя по тому, что мне написал Черногорцев.

– Вспомнил кажется! Да, была! С Клячиным у неё что-то было! Но потом не попадалась.

– Когда исчезла?

– Да вот незадолго до всего этого, в феврале 45-го.

– Так, хорошо. А из этих людей никто не знаком?

Тетерин положил перед ним фотографии подпольщиков, в том числе и погибшего Сморковича.

– Нет, не припоминаю.

На этом допрос завершился.

Тем временем Черногорцев и Харитонов продолжали вести дело в Ровно. Они попытались выяснить, как погиб подпольщик Сморкович. Оказалось, что где-то на окраине города он был зарезан бандеровцами.

– Странное дело, ты не находишь?  Гестапо, и эту, венгерскую, как её, кеймелгариту кажется, обвёл вокруг пальца, но погиб от рук бандеровцев. – заметил Харитонов.

– Но другие-то ведь не погибли. Значит так получилось, случайность. – ответил Черногорцев.

– Сам знаешь, в нашем деле случайности редки.

– Что же, поговорим с оставшимися в живых подпольщиками, может выясним что-то.

– Начнём с Голубевой. Голубева Ульяна Викторовна, 30 лет. Живёт на улице Москаленко, дом 4, квартира 6. Идём? – сказал Харитонов.

– А как представимся, как есть, или тоже соврём, мол писатели? – спросил Черногорцев.

– Как есть.

– А вдруг стрелять начнут, как в тот раз? – пошутил Черногорцев.

– Тогда им придётся об этом сильно пожалеть. От тебя уж точно не спрячутся! – расхохотался Харитонов.

– Может хоть наблюдение потом установить за ними?

– Хорошая мысль. Но позволят ли? Ведь их ни в чём не подозревают, да и как заподозришь таких заслуженных людей?

– И что делать?

– Иди ты один, а меня они пусть пока что не видят.

– Хорошо.

Черногорцев поднялся на второй этаж. Он подумал, уже второй раз второй этаж, что же такое. Может и здесь в квартире бандит какой засел? Но вроде бы нет. Дверь ему открыли почти сразу.

Черногорцев представился, показал удостоверение и спросил разрешения войти. Голубева его провела на кухню.

– Чем обязана вниманию со стороны органов?

– Видите ли, выясняем некоторые подробности гибели вашего Сморковича, и попутно расследуем ещё одно дело, связанное с бандеровским подпольем.

– Так ведь это они его и убили тогда. Такое несчастье было. Странно конечно, что прошло уже столько лет, а что-то стали выяснять.

– Разве вы не хотели бы узнать, кто и за что его убил? Почему бы и не отловить тех бандитов, пусть даже через девять лет? Расскажите поподробнее. Как я помню, погиб он 31 января.

– Да, возвращался с задания, и вдруг у дома к нему подошли двое, нож в бок… и всё.

– Что за задание у вас было, можете рассказать?

– Даже не знаю…

– Уж органам-то можно. Да и столько лет прошло.

– Да, так и быть. Его посылали с зашифрованным донесением через линию фронта, он его успешно отнёс, также успешно перешёл обратно, а вот у самого дома… так случилось.

– Что было в том донесении и кому оно предназначалось? Кстати почему отправляли таким сложным способом? Не было радиостанции, боялись, что запеленгуют?

– Не знаю, оно было как-то зашифровано, кому предназначалось – тоже точно не скажу. Впрочем, могу точно сказать, что кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Да, радиостанция оказалась испорчена.

– И самое главное: кто посылал его с этим донесением?

– Один человек, укрывавший нас от Гестапо. Про него ещё в газете тогда писали.

– А, кажется отец Гермоген.

– Да, он.

– Вам не кажется странным, что его убили, а ни вас, ни Васютина – нет? Ну и Федюнина, то есть Гермогена, тоже.

– Трудно сказать. На войне всякое случается, много случайностей. Вот как с Ватутиным, угодившим в бандеровскую засаду. Ну кто же мог знать, что так случится?

– В точку! Кстати, вам что-нибудь известно о покушении на Ватутина?

– Нет, и вроде бы там всё предельно ясно.

– Может быть, может быть. Кстати, насколько я знаю, в августе 1943-го вы здесь ограбили банк, там была приличная сумма рейхсмарок, куда их потом дели?

– Сожгли эту гадость.

– Больше вопросов не имею. Всего хорошего, до свидания.

Черногорцев ушёл. Харитонов нетерпеливо поджидал его на углу.

– Ну, что удалось выяснить?

– Много чего. В частности, кое-что о гибели Сморковича. Она сообщила, что он носил через линию фронта донесения от Федюнина кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. А 31 января его бандеровцы зарезали рядом с домом. Я тоже удивился, что его одного, теперь это и мне кажется странным. И радиостанция мол испорчена оказалась, потому таким способом донесения передавали.

– Вот видишь. Очень тут много странного. Ну да ладно, теперь пойдём к Васютину. Он недалеко живёт, на этой же улице.

Васютин Игнат Григорьевич жил в одноэтажном скромном домике. Черногорцев постучал в дверь, а Харитонов встал подальше.

Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти. Черногорцев снова представился и показал документы. Васютин разрешил пройти внутрь.

– Чем обязан?

– Расследуем, знаете ли, обстоятельства гибели Сморковича. Он ведь был членом вашей группы.

– Удивительно, девять лет прошло, а только сейчас стали расследовать. С чего бы?

– Это дело связано с другим, которое мы сейчас ведём. И разве плохо отловить тех бандеровских гадов, которые его убили?

– Да, вы правы, было бы хорошо.

– Кстати, как он погиб? А то об этом весьма противоречивая информация у нас.

– Да заколот был.

– Ножом?

– Да, ножом. Прямо в грудь.

– Это точно?

– Абсолютно точно!

– При каких обстоятельствах это произошло?

– Он перед этим переходил линию фронта с донесением от… ну вы, наверное, читали тогда в газете, от отца Гермогена. Уже успешно перешёл её снова и возвращался обратно, и вот такое несчастье.

– Получается, Гермоген-Федюнин посылал донесения? А кому, и почему не пользовался радио, а посылал так?

– Да, посылал, кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Радиостанции у него и не было никогда. Мы ведь были подпольщиками, а он нас просто укрывал, сообщали, что человек надёжный.

– Кто сообщал?

– Сморкович покойный. Собственно, он ведь и явился инициатором создания нашей группы. Порекомендовал Федюнина как хорошего агента, на него и легла вся шифровка-дешифровка.

– Вот как интересно, то есть Федюнин не просто укрывал, а ещё и активно помогал вам.

– Именно так.

– Хорошо. Ещё хотел бы спросить, как считаете, почему убили именно Сморковича, а не кого-то другого из вашей группы? Или не всех сразу?

– Даже и не знаю. Случайность видимо.

– Как и покушение на Ватутина, не так ли?

Васютин помрачнел.

– Да, нелепо так получилось, напоролся на бандеровскую засаду, как и наш Сморкович.

– А может быть засада там была не случайно?

– Ой, не знаю, тут слово за контрразведкой.

– Припоминаю, в 1943-м вы здесь банк ограбили, взяли тысяч двести с лишним рейхсмарок. Интересно, куда их потом дели?

– Вроде бы сожгли, хотя я лично не видел процесса. Но уверен, что сожгли.

– Хорошо. Больше вопросов не имею. До свидания.

Черногорцев ушёл. Затем подробно доложил Харитонову, что удалось выяснить.

– Кто-то из них врёт, Борис! Голубева сказала, что Сморковича закололи в бок, а Васютин – что прямо в грудь. Не могут же они так путать?

– Да, путаница тут маловероятна. Ну вот, видишь, вероятно, мы на правильном пути, и потихоньку заманиваем в сети этого Гермогена.

– Ещё Голубева говорит про радиостанцию, мол она как будто бы была, но испортилась, а Васютин – что её и не было никогда, и что все донесения кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского фронта слал через Сморковича именно Гермоген. И шифровкой занимался тоже он. То есть со слов Васютина, Федюнин-Гермоген – разведчик.

– Опять убеждаюсь, что я был прав. Кстати Федюнин говорил, что появился здесь незадолго до войны. Тоже интересный факт.

– Хорошо бы ещё узнать, когда здесь появился Гермоген-Дорошенко. Я этим займусь. И ещё: ты бы мог установить наблюдение за Голубевой или Васютиным?

– Постараюсь за Голубевой. Там спрятаться проще.

– Хорошо.

Тем временем Тетерин сообщил им, что с Волченко ничего путного не вышло. Конечно, Калинович он признал, но сообщил, что с февраля 1945-го, за несколько дней до разгрома банды, она куда-то исчезла, и с тех пор он её не видел.

– Впрочем, может быть такое, что Калинович – ложный след? Просто Сова о ней вспомнил, а мы ухватились зачем-то. – сказал Черногорцев.

– Может и не ложный, рано её со счетов скидывать.

Черногорцев отправился в Костополь допрашивать Дорошенко. Тот рассказал, что всю жизнь прожил в Ровно. Ничего интересного. Зря только потратил время на поездку. Впрочем, может и не зря. Какой-то из Гермогенов уж точно тот, кто им нужен.

Харитонов же явился в Ровненское МГБ и подробно изложил ситуацию с Голубевой и Васютиным. Настаивал на том, что кто-то из них врёт, что дело здесь нечисто.

Полковник Петренко, с которым он разговаривал, счёл его доводы достаточно убедительными, и приказал выделить по группе из двух человек на каждый адрес. Условились, что обо всём будут сообщать Харитонову и Черногорцеву.

– Вот ты боялся, а зря. Группы для наблюдения за нашими подпольщиками выделены, всё хорошо. – сказал Харитонов.

– Это здорово. Как дальше будем действовать?

– Для начала всё обдумаем.

– Получается, мы сейчас подозреваем подпольщиков?

– Да.

– Как нам их вывести на чистую воду? Заставить войти в контакт с Гермогеном?

– Нет, в таком контакте не будет ничего криминального. Подпольщики контактируют с тем, кто им помогал, что тут такого.  Надо заставить их совершить что-то глупое. Для этого надо скормить им кое-какую дезинформацию. Но прежде понаблюдать за ними, точно кто-то из них зашевелится.

– Долго наблюдать?

– Хотя бы несколько дней, а дальше по обстоятельствам.

1 марта. Хмурый зимне-весенний день. Голубева вышла из дома и направилась куда-то. За ней пошли два человека. Ни на первый, ни на второй день не было зафиксировано ничего интересного. С Васютиным аналогично, первые два дня никаких контактов не было.

На третий день удалось зафиксировать контакт Голубевой с неизвестной женщиной лет тридцати. Та будто бы случайно столкнулась с ней, и от внимания сотрудников госбезопасности не ускользнуло то, что Голубева успела ей что-то передать, вероятно, какую-то записку. Сотрудники решили разделиться. Один направился за Голубевой, второй – за неизвестной. Неизвестная села на станции в поезд и куда-то поехала. Сотрудник, поспешно купив билет, поехал за ней.

(продолжение следует)

На следующий день в такой же серенькой и неприметной избушке сидел этот человек, и с ним ещё один. Второй был помоложе лет на пять и на целую голову выше. Они устроили роскошный по меркам военного времени ужин. Попивая французское вино и поедая сардины из банки, они обсуждали дело.

Очкастый вытащил чью-то фотографию, и положил перед собеседником.

– Ну что, Дима, осилишь?

Высокий взглянул на фотографию.

– Серьёзный человек. Такого убить – не комара прихлопнуть. Охраняют как следует.

– Так и заплатят за него хорошо, Дима.

Очкастый написал на бумажке сумму, протянул ему. У того округлились глаза. Он тут же сжёг бумажку.

– Зачем лично тебе его устранять?

– Мне незачем, это нужно другим людям. Я же буду только посредником.

– И какова твоя доля за посредничество?

– Половина, Дима.

– Побойся бога, Гермоген!

– У нас, Дима, сам знаешь, отучились его бояться. Если ты не справишься с этим – я обращусь к другим людям.

– Я согласен. Но мне нужно месяц-полтора на всё.

– Как я получу свои долю?

– Передай заказчику, пусть пришлёт сюда человека. Сделаем дело – рассчитаюсь.

Тем временем город Ровно 2 февраля был освобождён, и одному из наших антигероев пришлось выметаться из Ровно. Другой каким-то образом смог остаться.

Собеседник того человека был довольно серьёзной фигурой среди бандеровцев, и недаром с такой просьбой обратились именно к нему. Для дела он отобрал около пятидесяти наиболее боеспособных бандитов. 29 февраля в 15:00 они заняли окраину села Милятин-Бурины. Бандиты были хорошо вооружены.

Тем временем в Ровно генерал Ватутин ознакомлял руководящий состав 13-й армии с планами наступления. Затем получил приказ Жукова выехать в штаб 60-й армии в Славуту, что и было сделано в 16:30. Впрочем, точно уже не установить, Жуков или кто другой отдал такой приказ. Сам Ватутин расположился в Виллисе, впереди ехал Студебекер с охраной и Додж.

Жуков утверждает, будто советовал послать Ватутину в 60-ю армию своих заместителей, а тот захотел съездить сам. Также он утверждает, что Ватутин ехал в одной машине с Крайнюковым.

Во время поездки Николай Фёдорович Ватутин, по воспоминаниям его коллег, оживлённо беседовал с Крайнюковым и с майором Белошицким. Настроение у него было хорошее.

Колонна двигалась в Славуту. Постепенно темнело, и вот на развилке колонна остановилась.

– Почему стоим, кто приказал? – спросил Ватутин.

– Товарищ генерал, – обратился к нему Крайнюков. Георгий Константинович говорил, что тут есть более короткая дорога, пусть и просёлочная. Право, стоит ли ехать через Новоград-Волынский, или лучше срезать путь?

– Сомнительное дело затеваем, но времени нет на обсуждение, сворачиваем. Под вашу ответственность. Хотя конечно не по нутру мне такая затея.

Впоследствии все стали утверждать, что именно Ватутин предложил срезать путь.

Дорога петляла по лощинам и рощам, колонна проехала несколько сёл. Везде как будто бы всё вымерло. Студебекер с охраной въехал на окраину села Милятин-Бурины, как вдруг засвистели пули. Машина стала разворачиваться. Полковник Семиков закричал, что в селе бандеровская засада.

– Все к бою! – приказал Ватутин.

Из-за строений появились бандеровцы и цепью стали наступать на колонну, непрерывно ведя огонь. Ватутин получил ранение в бедро, его с немалым трудом отправили в тыл. Шофёр Крайнюкова струсил и покинул поле боя. Однако боевиков удалось отогнать от колонны сильным огнём, в чём немалую роль сыграл рядовой Михаил Хабибуллин, и портфель с документами бандеровцам не достался. Впрочем, боевикам портфель, вероятно, и не был нужен, цель их была совсем другой, хотя на войне всякие документы могут пригодиться.

Главарь тем временем посматривал в бинокль с пригорка. Пока что всё шло как по маслу. Конечно, генерал не был убит, что его несколько озадачило (думаю читатели поняли, что целью был именно он). Но в целом своё дело он сделал, заказчик должен оценить результат. Конечно, пришлось потерять некоторое количество боевиков, но что стоили их жизни по сравнению с обещанным кушем.

Однако обещанной суммы в 200 тысяч марок ему пришлось ждать до середины апреля, когда Ватутин скончался в Киеве.  Да и мысль, что придётся половину из них отдавать за посредничество, не очень-то его прельщала. К тому же у немцев сложилось очень тяжёлое положение – к середине апреля, когда умер Ватутин, они давно уже потеряли такие города, как Луцк и Ковель, и держались лишь во Владимире и Горохове Волынской области. Конечно, оставалась оккупированной ещё Львовская область, но всем было ясно, что это ненадолго, и мало кто верил в болтовню о чудо-оружии.

Теперь можно раскрыть имя главаря – Дмитрий Семенович Клячин. А вот имя его собеседника пока что нам неизвестно, это личность уж очень секретная.

Однажды ночью на его дом в Горохове произвели налёт. Сообщили, будто это сделали партизаны. Гестапо не замедлило воспользоваться этим и усилить террор. Клячин каким-то чудом спасся, но дом его будто бы сгорел вместе с деньгами.

Вскоре через линию фронта он получил записку от Гермогена, где тот угрожал выдать его Гестапо якобы за связь с советской разведкой. И в общем-то, угроза его не была безосновательной.

Однако Клячин не испугался этой угрозы, и написал, что ему плевать, куда он там его хочет выдать, хоть Гестапо, хоть Кеймелгарите. Денег у него нет и не будет, а если что, проберётся на советскую сторону, что он регулярно делает, и заложит Гермогена, а там и до того, кто его прислал, доберутся. Помирать так всеми вместе. И Гермоген не стал приводить угроз в исполнение.

Как позднее выяснилось, Клячин погиб в результате перестрелки с органами госбезопасности в Ровненской области. Посредник же вышел сухим из воды, и следы его где-то затерялись. Каким-то образом он узнал о гибели Клячина, и теперь полагал, что мало кто сможет раскрыть его. Ведь всех свидетелей он убрал. Однако он не забывал, что заказчик убийства Ватутина до сих пор жив и здоров, занимает ответственный пост. Кто знает, не захочет ли он зачистить все концы? Таким образом, наш посредник находился в двойственном положении. С одной стороны, никто не знал о его тёмных делах, и едва ли теперь узнает, хотя всякое может быть. С другой – его покровители ведь могли бы от него избавиться.

Однако, всему своё время.

Как позднее стало известно, бандеровцами из групп «Олег» и «Черноморец» 29 февраля 1944 г. было совершено нападение на командующего 1 Украинским фронтом Н.Ф.  Ватутина, который 15 апреля скончался от полученных ран.

Далее тов. Сталину было доложено, что единственный из оставшихся в живых участник этой банды, захваченный органами госбезопасности раненным, Троян Григорий, в своих показаниях подтверждал факт нападения этой банды на тов. Ватутина.

По уточненным данным, засаду на Ватутина организовала сотня командира Зеленого. Его отряд численностью 80–90 человек засел в районе села Миляты. При появлении красноармейского обоза повстанцы напали на него и захватили четыре подводы (остальным удалось бежать). Во время преследования обоза была также обстреляна грузовая машина. Уже в сумерках повстанцы увидели четыре автомашины, три из которых были легковые. Зеленый приказал открыть по ним сосредоточенный огонь из засады. Одна машина получила повреждения и остановилась, три другие быстро развернулись и уехали, оставив на дороге одного раненого.

Расследованием обстоятельств ранения генерала Ватутина занималась армейская контрразведка СМЕРШ. По некоторым сведениям, ей удалось найти место базирования сотни Зеленого. Этот отдел в полном составе насчитывал около 150 человек, имел на вооружении 15–20 автоматов, до 30 ручных пулеметов, 8–10 станковых пулеметов, одну 76-мм пушку. Сотню окружили войска и почти полностью уничтожили.

Однако в дневнике у уничтоженного главаря банды «Олег» написано, что захвачены документы и карты, тогда как на самом деле карты захвачены не были. И, как оказалось, остался в живых далеко не единственный бандит. Так что некоторые из этих донесений не стоит принимать на веру.

Стоит отметить и другую странность. Каким образом Ватутин беседовал с Крайнюковым, если они находились в разных машинах?

Действительно, выжил далеко не единственный бандит из тех, кто напал на Ватутина. Так, Евгений Басюк («Черноморец»), остался жив, и в 1990-е, проживая в Ростовской области, рассказал свою версию гибели Ватутина. По словам «Черноморца», стычку с охраной Ватутина провёл уголовный отдел полевой жандармерии УПА* в численности около 30 человек под командованием «Примака» (Трояна). Когда появились машины командующего 1-м Украинским фронтом и его свиты, «повстанческая милиция» была занята тем, что разгружала подводы обоза, ранее захваченного у красноармейцев. И по машинам огонь открыли спонтанно, безо всякой засады.

Встречаются данные о том, что бойцы УПА* разработали план нападения на штаб 1-го Украинского фронта и даже захвата советского генерала в плен.

Стоит отметить, что чаще всего Ватутину приходилось бить войска Манштейна. Не мог ли он каким-то образом устроить всё это дело? Ведь Ватутин наверняка бы добил Манштейна в Каменец-Подольской операции, не убей его бандеровцы. Небезынтересен тот факт, что бандеровцы активно хвалились похожим убийством шефа СА Лютце. Можно точно сказать, что без санкции вышестоящего гитлеровского руководства они бы не пошли на такой шаг. Возможно и за это убийство им была уплачена какая-то сумма.

Как видно, совершенно разные банды берут на себя ответственность за убийство Ватутина, и донесения тоже сильно разнятся.

1952 год. Новосибирск.

Чекист Иван Данженович Черногорцев работал в МГБ с 1946 года. После окончания войны он твёрдо решил связать свою жизнь с госбезопаснотью. До войны он жил в Бурятии, где также родился и вырос. Стоит отметить, что настоящая его фамилия была вполне заурядная – Цеденов, но в двадцать лет он решил её сменить. Так как он занимался альпинизмом, то долго думать над новой фамилией не пришлось.

В настоящий момент он сидел в своём кабинете и размышлял. Дело в том, что один из бандеровцев, отбывавших наказание в лагере, вдруг заявил, что у него есть очень важная информация для органов. Непонятно было, почему он решил ей поделиться лишь спустя семь лет с момента заключения, но проверить всё надо было, и послали на это дело Черногорцева.

Черногорцев устроился в небольшой комнате, куда ему и привели баендеровца.

– Ваши фамилия, имя, отчество, год рождения.

– Волченко Марк Андреевич, девятьсот четырнадцатого года.

– За что отбываете наказание?

– Таить не буду, бандеровцем был, ещё до войны к ним прибился. С 1941-го года особенно активно участвовал в их делах. Зимой 1945-го отряд ваши разгромили, ну я и сдался, не хотел без дела помирать, как остальные.

– Это всё нам известно. Ближе к делу.

– Ладно, раз уж сам напросился… Так вот. Был я сотником в этой так сказать армии, командовал конкретно моим отрядом Клячин. Он тогда в перестрелке и погиб, когда меня взяли.

Черногорцев покачал головой.

– Так вот, он нами руководил, когда мы на какого-то вашего генерала нападали, ранили тогда его, а он потом помер. Нам правда говорили, что цель – документы в портфеле, их тогда нам взять не удалось.

– А на самом деле? – спросил Черногорцев.

– На самом деле… Не знаю, что на Клячина нашло, но в тот день, когда его убили, он меня пригласил к себе, и стал всё рассказывать. В итоге проболтался, мол тогда целью был именно генерал, а заказал его человек с вашей стороны, и посредник был кто-то из ваших, очень секретная личность. Говорил, двести тысяч марок было уплачено за генерала, правда сто надо было этому посреднику отдать, а Клячин взял да прикарманил их. И всё так хитро обставил.

– Имени того, кто прислал посредника, он не называл?

– Нет, он говорил, что лучше сдохнуть прямо сейчас, чем назвать его. Так, собственно, и вышло.

– Интересно получается. Значит ты, Волченко, утверждаешь, что твой командир рассказал тебе, будто за убийство Ватутина заплатил кто-то из людей с нашей, советской стороны, не немцы? Может дезинформация? Ну как ты себе такое представляешь? И почему именно сейчас об этом решил рассказать?

– Надоело уже здесь гнить, да и своих покрывать тоже. Хотя какие они теперь свои.

– Может ты всё это придумал, чтобы тебе срок скостили за столь важную информацию?

– Да нет же, так оно и было.

– Что с тобой сделаешь. Человека-то этого, посредника, ты хоть видел?

– Когда мне. Наш главарь тайно с ним встречался всегда, говорил, личность секретная. Единственное, как-то выболтал его кличку, подзабыл уже, как имя патриарха.

– Никон?

– Нет, но что-то похожее. Сказал тогда, посредник вообще совесть потерял, Гестапо на него навести грозился, что-то они там не поделили. Потом-то конечно понял, что.

– А кто теоретически мог видеть этого «посредника»? Может кто из ваших, кто ещё не подох в лесу?

– Не знаю я, не знаю. О… вспомнил! Гермоген – вот его кличка была!

– Долго же нам с такими данными искать его придётся. А с тобой что делать – даже и не знаю.

– Словечко за меня замолвите. Я уж даже тут готов остаться, лишь бы на свободе.

– Ну, тут подумать надо. Я вот прежде проверю, а потом уж поверю. С такими как ты иначе нельзя.

– Да я что, я ничего.

Его увели, а Черногорцев всё размышлял. Услышанное не укладывалось в голове. Впрочем, не то чтобы не укладывалось – вот, вспомнить Московские процессы, Ленинградское дело – сколько сволочи всякой вытащили на свет. Но с трудом представляешь, как может кто-то из военачальников, по всей видимости из них, пойти на такое. И откуда ему взять эти самые двести тысяч марок? И кто этот самый Гермоген, раз он с нашей стороны? Притом с нашей, но грозился навести на Клячина Гестапо. Очень интересно. Впрочем, может быть не совсем с нашей, перевербованный?

Так Иван Данженович размышлял и размышлял. Вдруг дверь кабинета отворилась и вошёл его коллега – Борис Харитонов. Оба они были майорами.

– Над чем, Ваня, размышляешь? – поинтересовался Борис.

– Об одном деле думаю.

– Что там такого, раз даже ты не можешь ничего придумать?

– Старая и непонятная история, подтверждений которой, кроме показаний одного бандеровца, нет.

– Ну-ка, поведай.

– Сидит он уже семь с половиной лет, и тут вдруг надумал рассказать кое-что. Ну и нарассказывал такое, что не знаешь, как и быть. Помнишь, в сорок четвёртом покушение на Ватутина было?

– Как не помнить. Ранили его эти сволочи, а он через полтора месяца и умер, хотя вроде на поправку шёл, да и ранение не так чтобы смертельное. А он как-то связан с этим?

– Связан ещё как. Бандеровец наш говорит, мол его отрядом Клячин командовал, его ещё в перестрелке убили, и вот в тот самый день разгрома банды Клячин ему с какой-то стати выболтал, что Ватутина его попросил убить некий человек с нашей, советской стороны, прислав посредника тоже будто бы с нашей стороны. И деньги были уплачены огромные – двести тысяч марок, которые Клячин прикарманил, обманув этого посредника.

– Чего только не сочинят.

– Но согласись, что-то в этом есть. Вдруг правда?

– Может и правда, Ваня, только с какого конца ты за это дело ухватишься? И на каком основании нам за него браться?

– Хотя бы на основании появившейся информации. Клячин давно мёртв. Но от Марка Волченко мы теперь знаем, что с покушением на Ватутина было не всё так просто, его через посредника кто-то поручил убить одному из бандеровских главарей, что кличка посредника была Гермоген. И посредник непростой – ведь он, с его слов, с нашей стороны, но грозился сдать гестаповцам Клячина. Как это понимать?

– Задачку ты задал, однако. Я пока вижу два варианта, при условии, что всё это правда. Первый – этот Гермоген блефовал, но для него это могло плохо кончиться, как-никак, с бандеровскими главарями шутки плохи. И второй вариант – трудно в это поверить, Гермоген – агент, причём двойной.

– Если я правильно понял, то он был наш, но стал немецкий, так что ли получается? А как же тот, кто его присылал к Клячину, и почему именно к нему?

– Может статься, что и не немецкий, а, например, английский или американский. Сейчас сам видишь, все они в одной лодке.

– И что получается?

– А получается, Ваня, что да, некая крупная фигура каким-то образом склонила этого Гермогена к сотрудничеству.

– Может быть, всё-таки гитлеровцы?

– Может-то может, но зачем им вся эта возня? У них и своих людей хватало.

– Они могли выдать своего агента Гермогена за человека с нашей стороны, что им стоило?

– Интересная мысль. Однако Клячин не такой идиот, разве поверил бы? Может всё-таки и правда посредник с нашей стороны?

– Как же нам, Борис, найти его, если это правда?

– Покумекаем, Ваня, и справимся. Вон, учитель-то наш – и он показал на портрет Дзержинского, – тоже дела ой какие нелегкие распутывал.

– Да, ты прав. Подумаем, и решим, как нам этого Гермогена отловить. И не только его.

Немало же пришлось им подумать над этим. Ведь каждый из них понимал, что вряд ли кто-то им так запросто возьмёт и предоставит списки всех, кто засылался в оккупированную Ровненскую область. Об этом было смешно и думать! Оставался ещё вариант – беседы с участниками тех событий, хотя попробуй их разыщи. Кто же мог подумать, что этот Волченко свалится как снег на голову.

Харитонов решил навести справки, сколько бандитов с Западной Украины находятся сейчас в местах заключения в Новосибирской области. Всего было более четырёхсот человек. Многовато, и не факт, что они могли хоть что-то знать. Интересующие их люди могли находиться совсем в других местах, или вообще где-то за рубежом.

– А если нам сыграть на страхе того самого посредника и того, кто за ним стоит? – предложил как-то Черногорцев.

– Как ты себе это представляешь? Запустить дезинформацию, что нашёлся мол свидетель, могущий пролить свет на гибель Ватутина? Но без железных доказательств нам не поверят, а рассказы Волченко много ли стоят?

– Раз уж этот он так разговорился, я выжму из него всё. В конце концов, может вспомнит людей со своей банды, вдруг удастся их найти?

– Шансы не так уж велики, впрочем, не так уж и малы. Более четырёхсот человек у нас.

Черногорцев снова встретился с Волченко и повёл допрос. Но Волченко с трудом припоминал фамилии людей из своего отряда.

– Припоминаю только двоих. Степан Рамбовский и Данила Антонюк. Остальных уже не припомню, да и много их поубивали.

– Уже кое-что.

– Если удастся найти хотя бы этих двоих, то, может быть, они припомнят кого-то ещё, а так ниточка потянется, и, может быть приведёт к тому самому Гермогену. Впрочем, надо понимать, что Гермоген тоже не лыком шит, может учуять опасность. – думал Черногорцев.

Прежде надо было выяснить, где находятся те двое, которых вспомнил Волченко. Дело это было нелегким. Наконец, выяснилось. Антонюк оказал вооружённое сопротивление и был застрелен в Ровненской области в 1947 году, а Рамбовский погиб в перестрелке с польской госбезопасностью после убийства бандеровцами польского генерала Кароля Сверчевского. Что интересно, убит он был тоже из засады.

Через некоторое время Черногорцев и Волченко уже третий раз встретились в той комнате.

– Ну, Волченко, давай, снова всё вспоминай, есть к тебе вопросы.

– Да я вроде бы всё рассказал.

– Ты мог кое-что и забыть. Начнём вот с чего: ты утверждаешь, что твой командир Клячин прикарманил те деньги, так?

– Да, от нас-то он не скрывал, тем более мы сами ему в этом помогли, сымитировали налёт партизан на его дом.

– Вот, теперь дело проясняется. И зачем ему такие деньги, если он так и не смог или не стал убегать в Германию?

– Амуниции купить, того, сего, ну и себе не грех припасти.

– Возможно. Но зимой 45-го он уже должен был понимать, что Германии осталось совсем немного, и с деньгами надо было бежать туда, иначе они бы стали просто макулатурой. Или он верил в её «чудо-оружие»?

– Не знаю.

– Оставим пока его. Вспомним о Гермогене. Может что ещё о нём говорил? Может приметы его хоть какие-то.

– Кажется припоминаю. Где-то весной 1944-го, незадолго до того, как мы устроили налёт на его дом, командир кому-то говорил, мол этот гном проклятый деньги требует. Точно! Значит, вероятно он говорил о Гермогене!

– Возможно. А почему гном?

– Ну, у командира нашего рост был немалый – 185.

– Уже кое-что. Значит рост Гермогена – 170–175, или ещё ниже.

– Значит, так.

– А кому он мог это говорить?

– Не могу вспомнить.

– А как Клячин отреагировал на то, что Гермоген потребовал у него половину за посредничество? Он не рассказывал?

– Кажется говорил, хоть бы бога побоялся.

– Интересно, не означает ли всё это, что он из церковной среды? И не было ли у Клячина или у кого ещё из твоих привычки вести дневник? А то ведь всякие Геббельсы любят такое дело, чем же ваши хуже?

– Может и вели, только мне не докладывали.

– И всё же в последний день Клячин поведал именно тебе это всё. Жаль конечно, живым гада не взяли, а то бы может и добрались до Гермогена.

– Насчёт него он бы молчал.

– Ты-то заговорил спустя столько времени.

– Ну то я, а то он.

– А могло ли быть так, что в отряде госбезопасности, разгромившем тогда вашу банду, оказался тот самый Гермоген?

– Откуда мне знать такое?

– А в последние дни как себя вёл этот Клячин, как обычно, или может что изменилось в его поведении?

– Припоминаю, последние дни он как-то нервничал. Конечно, вроде ничего необычного, когда занимаешься такими делами, редко приходится спать спокойно и умирать в своей постели, но он стал какой-то подавленный.

– Почему?

– Не знаю. А прежде он с хорунжим Пастушенко говорил, и всё кричал, мол смотри, что этот гад себе позволяет, что пишет.

– И что стало с этим Пастушенко?

– Да подох в тот же месяц.

– Видимо, речь здесь тоже о Гермогене. Получается, Гермоген затеял таким образом ликвидировать Клячина.

Волченко промолчал.

– Вот что. Давай-ка мы попробуем картину боя восстановить, и вообще, события того дня. – Черногорцев взял бумагу и карандаш.

– Думаете, хочется об этом вспоминать?

– А надо.

– Там был небольшой лесок, в нём два наших бункера, человек по тридцать в каждом. Вдруг слышим, стрельба поднялась. Кричат, облава мол. Решили бой дать, всё равно из бункеров выкурят, если доберутся. Клячин автомат схватил, я винтовку, вылезли, засели за деревьями, и давай отстреливаться. Минут через десять уже большую часть наших побили, и тут в Клячина откуда-то пуля прилетает, он падает. На меня ваши выскакивают, я и сдаюсь.

– А что за лесом было?

– Села какие-то.

Черногорцев понял, что нужно привлечь ещё кого-нибудь, и решил посоветоваться с начальством – полковником Олегом Филипповичем Тетериным.

– С чем пожаловали, Иван Данженович? – поинтересовался тот.

– Видите ли, товарищ полковник, дело очень непростое появилось. Один из бандеровских бандитов, отбывающий в наших краях наказание, вдруг задумал признаться, что ему немало известно о покушении на Ватутина, и что люди, оплатившие это покушение, в рейхсмарках, между прочим, будто бы с нашей, советской стороны.

– Очень занимательно, а что ещё?

– Ещё, судя по всему, посредник был не только нашим человеком, но и вполне вхожим к немцам. Нельзя исключать, что он из церковной среды. Кличка, а может быть и имя – Гермоген. Его бы и надо найти.

– Иван Данженович, за чем же дело стало. Почему не послали запрос в управление МГБ Ровненской области? Уж надеюсь, про Гермогенов они вам сообщат.

– К сожалению, про личный состав, участвовавший в операции против Клячина, вряд ли сообщат, а ведь этот Гермоген мог быть и там.

– Да, такие сведения вряд ли дадут. Но ведь этот ваш Гермоген мог навести госбезопасность на конкретную банду, и проследить, чтобы Клячин был убит, или сам каким-то образом в разгар боя его убрал.

– Может быть. Так что же, Олег Филиппович, прикажете взяться за Гермогенов?

– Да, беритесь. В любом случае, остальные ниточки по этому делу не в наших краях, и если где искать – то уж на Западной Украине.

– Ох, сколько же этих Гермогенов в Ровненской области. – вздохнул Черногорцев.

– А ты не вздыхай, а шерсти. Работа у нас такая, нелегкая. И убить нас могут, и вообще. Нелегкая работа, но очень важная. Кто ещё разберётся с этими Клячиными, а в особенности со всякими так сказать Гермогенами, которые ещё коварнее, потому что под своих маскируются.

– Слушаюсь! – и Черногорцев удалился.

Он составил запрос в МГБ Ровненской области, объяснив вкратце ситуацию. Оставалось ждать ответа, но что делать, пока будешь ждать? Неужели тормозить дело?

Впрочем, пока можно заняться и другими делами. К сожалению, или к счастью, их хватало.

Ответ на запрос на удивление пришёл относительно быстро, всё-таки дело-то важное. Черногорцеву сообщили, что в Ровненской области Гермогенов набралось трое. Из этих троих, вероятно, один и есть тот самый. Прилагались и краткие их биографии.

Черногорцев позвал Харитонова, и они стали изучать сведения и размышлять.

Итак, первый кандидат – отец Гермоген, в миру Алексей Павлович Дорошенко, 1909 года рождения, проживает в городе Костополь Ровненской области, где и служит в одном из приходов. Есть подозрения, что во время войны помогал немцам, после войны проходил свидетелем по одному делу, хотя мог и очутиться в тюрьме, если бы не недостаточность улик.

– Как тебе такой кандидат? – спросил Черногорцев.

– Не очень хорошая биография. Тот, кто нам нужен, сумел каким-то образом почти не запятнать себя. Хотя и этот вышел сухим из воды, но думаю, не он. – сказал Харитонов.

– Ещё бы данные о них запросить, в плане роста.  Волченко говорил, что со слов Клячина наш Гермоген – человек среднего роста или ниже. Значит более-менее высоких следует отбросить.

Харитонов заметил, что на это опять же уйдёт время. Пока надо проанализировать имеющиеся сведения об имеющихся Гермогенах, а уж потом решать, с кого начинать.

Рассмотрели второго кандидата.

Второй кандидат – снова отец Гермоген, в миру Георгий Акимович Долженко, 1902 года рождения. При немецкой оккупации так же служил в приходе в городе Ровно, но более ни в чём предосудительном замечен не был, во всяком случае, никаких связей с бандеровским подпольем не обнаружено.

– Подходит? – спросил Черногорцев.

– Трудно сказать. Вроде и ничего преступного формально за ним нет, хотя при немцах служил – противненько.

– Осудить-то его не за что, значит чист.

– Это да. Кто там дальше?

– Последний. Отец Гермоген, 1903 года рождения, в миру Аркадий Михайлович Федюнин. Служил и служит в приходе посёлка Оржев Ровненского района.

– А что при немцах делал?

– Представляешь, написано, будто бы укрывал наших партизан, всячески помогал им, и награды соответствующие имеет. Да, службы вёл при немцах, но вот ведь дела, оказывается вполне свой человек. Понятно, тут тебе ни одного намёка на связи с бандеровцами. Бывают же такие люди в их среде, удивительно.

– Что-то я уже слышал про этот Оржев, не припомню, где и от кого.

– А, да это же Волченко рассказывал, что банду их под Оржевом накрыли, главаря этого, Клячина, подстрелили тогда. – сказал Черногорцев.

– Да, точно.

– Я тут думаю, не упускаем ли мы чего-то? Вдруг Гермоген – это какой-нибудь монах, в общем, более мелкая фигура?

– Думаю, нет. Гермоген – фигура не мелкая, искать его среди монахов ни к чему.

– Тогда остаются эти трое.

– Остаются. Придётся тебе продолжить переписку с Ровненскими коллегами, пусть фотографии этих Гермогенов пришлют, рост их сообщат, хотя бы примерный. Фотографии можно Волченко показать, вдруг узнает кого, хотя вряд ли.

– Будет сделано.

Черногорцев снова отправил запрос, и снова стал ждать ответа, попутно занимаясь другими делами. А тем временем 1952-й год подходил к концу, до нового 1953-го оставалось всего 6 дней.

– Уже год кончается, а дело так с места и не сдвинулось. – посетовал Черногорцев.

– Надеюсь, уж в будущем году осилим, вытащим этого Гермогена и всех его сообщников за ушко да на солнышко! – сказал Харитонов.

– Непременно.

Наступил новый 1953-й год. Затрещали сибирские морозы. А Черногорцев с Харитоновым всё ещё продолжали размышлять, как найти подходы к Гермогену. Ещё в прошлом году они получили фотографии всех Гермогенов, и их приблизительный рост. По росту больше всего подходили первый и третий, второй оказался высоковат – около 180 сантиметров, разница с Клячиным несущественная. По фотографиям Волченко никого опознать не смог. Впрочем, и неудивительно, ведь Гермоген старался не светиться.

Черногорцев решил посоветоваться с полковником Тетериным, какие действия предпринять дальше. Попробовать ли поручить разработку Гермогенов Ровненскому МГБ, или как-то самим отправиться туда в командировку.

– Насчёт командировки трудно сказать, где вы там жить будете, сколько денег нужно. Конечно, вы ребята стойкие, выдержите любые условия. А в Ровненском МГБ, вероятно, и своих дел хватает.

Впрочем, как оказалось, их там вполне готовы принять. Решено было вылететь на самолёте, благо что в Ровно уже с 1945 года функционировал аэропорт. По прибытии Черногорцева и Харитонова встретили и отвезли в небольшую квартирку на улице Сталина, что было совсем недалеко от центра.

– Вот мы вроде бы совсем близко к тому, кого ищем, а с кого начинать? – спросил Черногорцев.

–Думаю, нам надо разделиться. Основных подозреваемых у нас двое, вот и отработаем каждый по одному. Кого предпочитаешь?

– Дорошенко. Как-никак, бандеровский пособник, чудом не угодивший за решетку.

– Хорошо, тогда мне достаётся Федюнин. Тем более он ближе к Ровно.

– Да, но он как бы свой человек, к нему не придраться.

– А это как посмотреть. Не забывай, что этот самый Гермоген и у нас за своего сошёл, и что он здесь живёт спокойно.

Черногорцев задумался. А ведь действительно, всё так.

– Только надо не вспугнуть никого из них. – заметил он. Следует продумать, как к ним подобраться.

– В моём случае я представлюсь писателем, скажу, что собираюсь писать книгу о людях Ровенщины, помогавших партизанам. Так у него и выведаю что-нибудь, а дальше буду проверять.

(продолжение следует)

*УПА — запрещенная в России организация