Серия «Нервные состояния»

Заканчиваем знакомиться с книгой Уильяма Дэвиса "Нервные состояния".

Все части сложены здесь.

Коротко для ЛЛ: цифровые гиганты строят нам концлагерь. Природа разрушается. Чтобы противостоять популистам, нужно пользоваться их оружием: эмоциями.

Цифровизация принесла множество инноваций. А что ещё ждёт нас! Основатель Фейсбука мечтает о тех временах, когда люди станут общаться путём цифровой коммуникации мозг-мозг. Так, чего доброго, люди превратятся в читабельные массивы данных без права на некий внутренний мир. Язык и мысли перестанут быть средством представления и деградируют до поведения, которое можно отследить. Вот только оборудование для слежки будет не у каждого. С какой целью будут его использовать - большой вопрос.

Можно представить себе такую степень развития цифровых технологий, при которой единственная функция человека будет иметь чувства, намерения и желания. Всё остальное - дело техники. Развитие ИТ продвигалось прежде всего в военных целях. Мы уже знаем, что военные не любят публичное знание и консенсус. Потому секретность у компаний Силиконовой Долины имеет много общего с военными идеалами эффективной координации на пути к победе. Реальная цель цифровых гигантов - предоставить инфраструктуру, через которую люди будут контктировать с физическим миром. Мы будем узнавать всё только у Гугля, общаться только через Фейсбук, перемещаться только через Убер и делать покупки только в Амазоне. Это даёт, конечно, возможность совершать мини-акты доминирования. Но и оставляет цифровой след. Который сохраняется и анализируется.

Техника, развитая для военных и на их деньги, делает возможность мирного консенсуса иллюзорными. Возможности мобилизации публики в то же время многократно возросли. Следствие: политические аргументы, высказанные онлайн, приводят к возникновению конфликтов. В этих конфликтах цель троллей - не добиться власти, а причинить страдания. Слово становится инструментом насилия. В пылу политических дискуссий становится невозможно сохранить независимую и объективную точку зрения. Интернет получился очень эффективным средством для подрыва устоявшихся институтов демократии, но не конструирования новых. Когда Цукерберг говорит: "Наш успех... состоит в строительстве сообщества, которое сохраняет нашу безопасность", это мало отличается от националистических проектов на основе общих фобий и ненависти.

Демократия масс эпохи радиовещания и телевидения заместилась выверенным потоком сообщений к целевым группам. Этот поток невидим для других. Скоро станет возможно добиться срабатывания у человека-приёмника эмоционального переключателя по желанию вещателя. Чтобы приёмник пошёл на выборы и сделал свой выбор надлежащим образом, например. Так технология может неожиданно стать инструментом насилия. Интернет уже служит прекрасным орудием саботажа.

Цифровые гиганты Силиконовой долины имеют нечто общее с фашизмом: стремление решить проблемы немедленно, не озаботившись никакими дебатами и обсуждениями. Подобная ментальность набирает популярность. В то же время старые интеллектуальные элиты (журналисты, эксперты, официальные лица) теряют влияние. Благополучная жизнь и низкое неравенство, быть может, сдержали бы эти тенденции. Но вряд ли бы обратили их. Мы находимся на перепутье.

В политике появился новый игрок. Это - сама природа. Она входит в нашу жизнь без приглашения, в то время, как естественные и общественные науки кишат проблемами. В свете этих проблем аудиторию сегодня нужно убеждать "смесью из экспертов и не-экспертов". В таких условиях прекрасно себя чувствуют конспирологи и лоббисты, подвергающие сомнению научный консенсус и пытающиеся "разоблачить" науку в целом.

Голые факты нас не спасут. Бравадо-рационализм а ля Пинкер-Докинз не имеет шансов. Элитные призывы к объективности уязвимы, ведь они игнорируют мощные силы, подрывающие философию знаний семнадцатого века. Индустрия идей с её культурой дебатов и спектаклей не способствует торжеству разума через согласие, а провоцирует распри. Свобода речи стала прикрытием для корпоративных лоббистов. Те называют экспертов лицемерами и подготавливают почву для торжества тролля и либертарианского мозгового центра. Большинство из нас уже не может отличить их альтернативную науку от настоящей. Как действовать учёному в таких условиях? Ждать, пока правда пробьёт себе дорогу? Нет шансов. Без вовлечения в политику ничего не получится. Но и в политике у экспертов не самые лучшие карты на руках.

Чтобы восстановить доверие к науке и знаниям и отбить атаку популизма, можно воспользоваться рецептами националистов. Стоить вспомнить, что они начинали революционерами левого толка. Сильные эмоции национализма базируются на стремлении к сообществу и народовластию. Даже война имеет определённый шарм, хоть и скорее воображаемый: она предлагает общность и совместные переживания. Национализм придаёт обыденной жизни значение и предлагает выход из гражданской жизни. Каждая отданная за нацию жизнь ценится, не забывается и регулярно чествуется. В отсутствие религии есть ритуалы и институты публичного признания и утоления боли.

В условиях гниющего государства, когда самооценка на дне, легко пасть жертвой лжеца. Автор предполагает, что когда грань между миром и войной стирается, метафора войны может помочь отмобилизовать общество. Например, на борьбу против изменения климата. Как участники народной мобилизации, эксперты должны выражать свои политические пристрастия и чувства более открыто. На самом деле, наука всегда сопровождалась моральным видением. В эпоху Антропоцена наука может получить новую, эмоциональную политическую роль.

Возглавить борьбу должно государство. Только закон может противостоять быстрому подъёму цифровой алгоритмической власти. Нужно поставить преграды для разрезвившихся цифровых гигантов. Нужно научиться делать простые, реальные и изменяющие жизнь обещания. Эти понятные меры способны разорвать цепь цинизма и недоверия. Может быть, "вертолётные деньги" и не сработали бы лучше, чем количественное смягчение. Но в ценном символизме ему не откажешь. (Идея автора относится к 2009 году, но, как мы видим, десяток лет спустя ей таки воспользовались. Вряд ли очень успешно.)

Вертолётные деньги

В заключение автор призывает признать равное человечество с общими страданиями. Простой призыв "Стоп, вы убиваете нас!" может привести к позитивному популизму. Опасности нашего мира не иллюзорны. Ультра-привилегированные элиты будут подгребать под себя ресурсы и плоды научного прогресса. Они будут защищены от природных бедствий и политических сдвигов и жить всё здоровее, доживая до 150, а то и 200 лет. Кто-то из низ сможет высадиться на Марсе, как мечтает Маск. Мечта либертарианца приводит к разделению научного и общественного прогресса. Надежда избежать такого будущего - в чувствах, переполняющих сегодняшнее общество. К ним надо прислушаться.

------------------------------

Глава про ИТ самая слабая. Много воды и мало идей. Озабоченность ростом могущества цифровых гигантов, изменением климата и неравенством - это всё давно не ново. Как не ново и стремление написать справедливые законы для ограничения монополий. Вот только в законодательной власти лоббистов - пруд пруди. Главная идея автора - эмоциональный учёный, снявший белый халат и выступающий на митинге. Вот, кто нас спасёт. Вы в это верите? Я - нет. Пандемия коронавируса наглядно это продемонстрировала. Учёные заняли места на трибунах, чтобы обосновывать локдауны и прочие ограничительные меры. Они играют на чувствах, прежде всего страха смерти. Многие верят. А многие - нет...

Продолжаем знакомиться с книгой Уильяма Дэвиса "Нервные состояния".

Все части сложены здесь.

Коротко для ЛЛ: Наука помогает обществу двигаться вперёд. Но недостатки и злоупотребления снижают доверие, и люди бегут за популистами. Особенно когда жрать нечего и со здоровьем нелады. Чувство локтя в боевом коллективе многих если не излечит-исцелит, то хоть бы поможет перенести невзгоды.

Казалось бы, сухая и скучная наука - статистика. Мы вынуждены ею заниматься, чтобы не потерять основу для согласия и мира в обществе. Увы, сегодня для многих в обществах Запада она видится служанкой интересов элит, которая предоставляет версию реальности в интересах привилегированных культурных групп. Автор признаёт, что частично в падении авторитета науки виноваты сами технократы, которые "растягивают и сгибают" цифры в угоду политике. Сыграло свою роль и подозрение, которое вызвало участие по идее независимых технократов в политических кампаниях. Кристин Лагард, например, впряглась в ряды агитаторов Брекзит-референдума, убеждая британцев остаться в Евросоюзе. Впечатляющие провалы научного прогнозирования, будь то расчёт риска для облигаций (который послужил одной из причин кризиса 2008 года) или прикидка шансов на успех Брекзита и Трампа -  доверия к сообществу экспертов не добавили.

Чтобы понять, что случилось, Уильям заныривает в историю. Вообще, он любит этим заниматься. Он уже рассказал про Гоббса, Перри и Декарта (который разграничил тело и разум). Теперь очередь дошла до Джона Граунта. Этот успешный мануфактурщик был знаком с Перри, и имел страсть к цифрам. И нашёл сферу приложения своей страсти, суммируя случаи смерти из записей лондонских приходов. На основе временного промежутка в семидесят лет он вычислил вероятность смерти для определённого возраста, а значит - и продолжительность жизни. После публикации Королевское общество пригласило его в свои ряды. Но успех был не только академический. Результаты первого в мире демографа имели конкретный практический интерес. Ведь каждый суверен, планируя военную компанию, должен иметь возможность прикинуть, сколько граждан он сможет поставить под ружьё. А ещё нужно оценивать способность нации создавать богатство, с которого потом будет уплачен налог в казну. Так с помощью демографии человеческое общество обзавелось определённой предсказуемостью. Но если мы смотрим на общество, как на машину, то и каждая его частичка должна работать предсказуемо. ( Не согласен! И в хаосе находят порядок.)

Недельный листок смертности в Лондоне 1665 года.

Национальная статистика может рассказать, становится ли страна богаче, растёт ли её население, и как обстоят дела с торговлей. Она позволяет нам отследить путь прогресса от прошлого с его неведением и предрассудками в будущее со свободой и разумом. Числа позволяют нам видеть мир объективно. Но обратной стороной монеты является их бесчувственность. Мы оказываемся в плену цифр, стремясь к их непрестанному улучшению. Разумеется, этим пользуются недобросовестные политики, производя статистику, служащую их интересам. Эти манипуляции до поры до времени остаются незамеченными, но, накапливаясь, ведут к кризису экспертизы.

Если взглянуть на официальную статистику США - всё в шоколаде. Чего не скажешь о жизни рядового американца. Часть ответа кроется в неравенстве. Суммарные цифры скрадывают картину. Миллиардеры продолжают богатеть, в то время, как половина населения не испытывает экономического прогресса вот уже сорок лет. Неравенство имеет и географическое измерение с его депрессивными регионами Среднего Запада и Юга и процветающими побережьями. Та же фигня в Британии. Короче, прогресс для кого-то ускорился, а для кого-то - исчез. Перемены в экономической географии способствуют возрождению национализма. Можно сколько угодно говорить о благотворности торговли, но у процесса глобализации есть конкретные проигравшие, и таковых много. Иммигранты восхваляются с их позитивным вкладом в экономику. Но они же конкурируют за рабочие места с бедняками-аборигенами. Итогом такого расхождения между благостными картинками экономической прессы и незавидными перспективами очень многих является падение доверия к "цифровому правительству экспертов".

Это ценное наблюдение автора. Но тогда получается, что Трамп и Брекзит - вполне заслуженные явления. Можно сколько угодно говорить о недостатках статистики, что она не принимает в расчёт чувства и просто рассортировывает людей по категориям. Главное, что продвигает популистов - это падение благосостояния народных масс.

К экономической элитарности добавляется элитарность культурная. Образованная элита зарабатывает головой, извлекая пользу из экономики знаний. Самооценки работяге с кувалдой это явно не добавляет. Депрессивные регионы с горами ржавого оборудования не просто так именуются депрессивными. В то же время политика становится изолирована от основных инстинктов, касающихся несправедливости, наказания, страха и безопасности. Технократы на них внимания не обращают, но они есть.

Автор пишет, что внесение эмоций в политику вызывается ещё одним важным феноменом: ухудшением физического состояния. Человеческое тело стало объектом для альтернативных моральных, эмоциональных и политических перспектив. Но люди всё меньше хотят отдавать проблемы со своим здоровьем для решения научным сообществом.

Когда-то давно со здоровьем была беда. Было обычным делом давать имена умерших детей новорожденным, да ещё заставлять их носить оставшуюся одежду. Люди утешались религией и видели болезни и смерть наказанием за грехи. На закате Научной Революции Френсис Бэкон сформулировал новое видение:

Во-первых, сохранение здоровья, во-вторых, излечение от болезней, и в-третьих, продление жизни.

С помощью науки и техники дело быстро пошло на поправку. Декарт провозгласил раздельность разума и тела, сделав последнее объектом для исследования. Падение табу на вскрытие трупов ускорило прогресс медицины. Мы стали отказываться от определённых ритуалов и верований во имя продления нашей жизни. И если сегодня кто-то идёт в обратную сторону, то это говорит о том, что правительства и эксперты не сдерживают своих обещаний здоровья и долголетия. Трамп - президент больных и немощных, это факт. Растущая смертность белых среднего возраста, а также в депрессивных регионах - тоже факт. Так же и в Британии с Брекзитом. Меры бюджетной экономии ударили по здоровью населения и в южной Европе.

Если человек болен - у него и настроение плохое. Боль действует через психосоматику. Далее, потребительская ментальность, которая требует полного удовлетворения, делает боль менее выносимой. Если раньше доктора не очень беспокоились о "качестве жизни" пациента, то, начиная с шестидесятых, облегчение боли стало моральной обязаностью. Сегодня уже никто не говорит, подобно святошам, об исцеляющей, дисциплинирующей силе боли.

Следствием этого процесса стало широкое распространение опиатов в медицине. В период с 1980 по 2011 годы их стали выписывать в 35 раз больше, при этом 90% - в развитых странах. Параллельно учёные стали понимать, что тело и разум - всё-таки связаны через боль. Как становятся связаны и медицина с политикой. Физическое здоровье перетекает в эмоции, которые выбрасываются в общество.

В состоянии постоянной опасности наши нервы привыкают. При стрессе адреналин в крови заставляет нас реагировать по типу бей или беги. Когда всё кончилось, в кровь попадает кортизол, который восстанавливает нормальное состояние. Однако, если стресс очень сильный или очень частый, тело привыкает и не выделяет кортизол, как обычно. Человек живёт, как будто на пороховой бочке. Это называется ПТСР. При нём человек уже не стремится к здоровью и благосостоянию. Людей с ПТСР можно встретить в среде ветеранов. Но его можно часто встретить и у обычных людей. Можно даже иногда обнаружить, отняв смартфон у человека. Среди причин автор называет экономическое неравенство и чувство безвыходности. В таком состоянии люди могут обратиться к авторитаристам за решением.

Решением для многих служат опиаты. Наркоман не чувствует бессилия во время приёма, и это имеет значение. Его и боль и травма для него в этот момент под контролем. В период между 1999 и 2017 годами от их передоза умерло свыше 200 тысяч американцев: более чем втрое больше, чем во Вьетнаме. Уильям говорит нам в этой связи:

Есть нечто хуже боли, и это - полная потеря контроля.

Многие предпочитают быть причинителем вреда, чем жертвой, даже если вред причиняется себе самому.

Страдающий человек ищет понимания и сочувствия. Популисты помогают преобразовать страдания в ненависть. В воображении националиста война предлагает чувство общности и эмоциональной эмпатии, которые не найдёшь при мире и демократии. Она принесёт всё: признание, объяснение и поминовение. Одним из парадоксов национализма является то, что национальное сознание разжигается образами не столько героических побед, сколько трагических поражений. Ранение, полученное в бою, не так болит, как производственная травма. Война привлекает тем, что в ней чувства имеют значение.

------------------------

Изложено увлекательно, но неубедительно. Объяснить рост популизма недостатками статистики - это что-то новое. Ещё и историю науки приплёл неизвестно почему. На самом деле не недостатки, а манипуляции - вот, что вызывает протесты. Виноваты не учёные, которые якобы не могут рассчитать инфляцию, как надо. А политики, вносящие правила, снижающие её цифры. Эти манипуляции приукрашивают действительность. Когда действительность эта для многих мрачна - то и депрессия, и стресс, и болезни - всё это приходит. Люди ищут выход - и находят его. Ничего нового.

Доброго времени суток, уважаемые.

Трамп и Брекзит нанесли сильный удар по самодовольным западным элитам. Сразу начались попытки осмыслить подъём иррациональности и популизма. Ведь чтобы победить, надо понять. Одной из таких попыток является книга Уильяма Дэвиса "Нервные государства состояния".

Книга носит подзаголовок "Как чувства захватили мир". Есть перевод, можно ознакомиться. Я читал в оригинале.

Коротко для ЛЛ: Что предопределяет успех популистов? На что они упирают? На чувства! Человеку думающему трудно попасть на удочку горлопана-демагога. Сегодня чувства выходят на первый план. Разум уходит на второй. Мы погружены в поток образов и ощущений.  Эмоции мешают судить об экономике, обществе, собственном теле и природе. Индикаторы прогресса "сбоят" и неадекватны. Скорость информации становится важнее её верности. Размеренный и тщательный научный метод не в моде. Что делать? Пользоваться оружием врага.

Мы живём в эру толп. Конечно, феномен не нов. Но со времени прошлого кризиса на Западе он получил свежий смысл существования. Примером много: Occupy, Подемос, СИРИЗА... Социальные сети претворили в жизнь стиль общения, когда многие говорят со многими. Демократия-то работает по-другому. При ней большинство сидит молча и доверяет говорить своим доверенным лицам. Современный человек делает это всё более неохотно. Но, являясь частью толпы, он подвержен влиянию.

Толпами занимались многие социологи. Одним из первых был Гюстав Лебон. Он считал, что толпа обнажает подавленное в обычных условиях "опасное подбрюшье цивилизации". Толпа - единый организм, у которого есть нервная система и который можно заразить идеями и эмоциями. Это свойство - распространение идей - является ключевым. Современные дельцы давно это просекли, изобретя вирусный маркетинг. Политики не отстают, действуя путём слабых, но точных вбросов. Лучше всего работают не слова, а картинка или "физика". Потому Интернет с его визуальными техниками так важен для мобилизации толпы. При этом ложь продвигается быстрее установленных фактов. Особенно мощной силой являетя страх. Чувство опасности вызывает растущее стремление к безопасности. Автократы пользуются этим, утоляя его угрозами вовне.

Следствия этого нам знакомы. Социальные сети становятся местом баталий, военизируется сам язык. Публичные дебаты выстраиваются вдоль линий фронта, которые чертят идеологи-шовинисты, чтобы запугать своих оппонентов. Те, кто взывают к голосу разума, оказываются под огнём. Популисты говорят, что все эти якобы независимые журналисты, судьи, эксперты,  на самом деле потворствуют всегда "своим", защищая при этом доставшиеся им привилегии. То есть климатологи "спят в одной кровати" с Гринписом, экономисты с презрением смотрят на тех, кто не видит пользы в свободном рынке. Все они - лицемеры.

Лжецами восхищаются в те времена, когда политическая система начинает терять доверие. "Не от моего имени!" - лозунг, которым собирает своих сторонников Марин Ле Пен. Что делать в таких условиях экспертам и профессионалам? Отстраниться - прослывёшь "холодным". Станешь живо топить за кого-то - окажешься не лучше своих критиков. Но выхода нет. Когда-нибудь приходится выбирать сторону. Сегодня эксперты не ограничены стенами университетов, а сидят в креслах центробанков и правительств. В СМИ их называют "технократами".

Исторически появление научной экспертизы было обусловлено не только стремлением к знаниям, но и желанием мира. Так во всяком случае можно истолковать Гоббса, который представлял общество как войну всех против всех и стремился найти внешнего арбитра в этой борьбе. Гоббс невысоко ценил человеческие качества, в числе которых он отмечал излишнюю самоуверенность. Каждый склонен думать о себе, как самом лучшем и ценном члене общества. А уж если в руках оружие... Что делает насилие неизбежным - это, однако, не агрессивность, а то, что на деле большинство людей слабы и трусливы. Да, насилие - продукт страха.

Но больше всего люди всё-таки боятся смерти. Чтобы её избежать, надо найти способ избежать насилия. Нужна третья сторона, которую Гоббс называл "сувереном". Как результат, люди боятся не столько друг друга, сколько этого суверена. Уже во времена Гоббса стал нарождаться узкий класс опытных людей, которые занялись сбором и публикацией открытий в прикладных науках. Опыт по-английски - experience, и их позднее стали называть экспертами. Они утверждали, что, вместо суверена, можно доверять им. А вернее специальным измерительным инструментам и техникам. Научно-техническая революция изменила природу доверия. Стали доверять не патриарху или монарху, а собранным, записанным и опубликованным фактам. По иронии судьбы, сам Гоббс был не очень высокого мнения касательно Королевского общества. Эти элитарии его самого туда не приняли. Надо сказать, что члены Общества были дженльмены. Они чувствовали высокую моральную ответственность, особенно если речь идёт о преследовании истины.

В наши дни у многих создалось впечатление, что обещание правительств и экспертов бескорыстно исполнять свои обязанности стало фальшивым. Особенно когда невозможно точно сказать, кто есть эксперт: беспристрастный наблюдатель или технократ-правитель. Происхождение технократии автор выводит из необходимости применения научных знаний в государственных целях. Прежде всего для ведения войн, а также для управления обществом. Первым технократом автор называет Уильяма Петти. Свой метод он объяснял так:

Вместо использования лишь сравнительных и превосходных понятий и интеллектуальных аргументов я стал выражаться при помощи Числа, Веса и Меры; использовать только аргументы восприятия и рассматривать лишь те случаи, которые можно наблюдать в природе.

Увы, наследники Петти слишком часто стали навлекать ненависть как самодовольная либеральная элита. История экспертизы оказалась тесно связана с историей колониализма и рабства. Ведь тот, кто желает овладеть миром, неизбежно вначале должен его изучить. Сегодня на технократов-правителей часто глядят не иначе: как на проводников колониального господства. Наиболее чётко это можно наблюдать в Евросоюзе. Элиты хвалят ЕС за то, что он позволил достичь мира, в то время как остальные более склонны видеть открытые границы, иммиграцию, беженцев и единую валюту. Мир не избавил людей от страха. Особенно если благосостояние не растёт. Вернее, растёт, но не у всех. Государство в его экспертами-правителями становится в глазах его критиков игрой, в которую играет ограниченный круг инсайдеров.

----------------------

Не сказать, что неинтересно, но уж очень много воды. И на стройный анализ мало похоже. Да, толпа подвержена чувствам. Здесь ещё можно понять логику. Но почему люди перестают верить экспертам уже сегодня, а не сделали это вчера? На этот вопрос я не нашёл ответа. Вернее, он есть, но автор его ответом не считает, а вкладывает в уста популистов, которых он заочно объявляет лжецами.

Он гласит: слишком часто технократы оказываются лицами заинтересованными. Эксперт тоже хочет есть, и ему кто-то платит зарплату. В конце концов, для высказывания мнения эксперту должен быть обеспечен доступ к СМИ. Которые очень часто или в частных руках, или напичканы всевозможного рода лоббистами. Если раньше львиная доля экспертного сообщества была связана с государством, то сегодня частник сидит и в науке, и в советниках у ответственного лица. Так что, несмотря на высокий процент лжи у популистов, что-то из того, что они говорят - правда.