Серия «Американские горки»

Заканчиваем знакомиться с книгой британского историка Яна Кершоу "Американские горки".

Ссылки на предыдущие части: 1 2 3 4 5 6 7

Краткое содержание: Последний десяток лет Европу стабильно трясёт. Финансы, мигранты, Украина, и конца этому пока нет. Уже трудно предсказать континенту столь же благоприятное будущее, каким было недавнее прошлое. Автор, всё же, надеется на него, но оснований для надежд поубавилось.

После 2008 года Европу начало трясти в различного рода кризисах. Первым кризисом был финансовый, который прозвали "Великая Рецессия". Как известно, острая фаза началась с банкротства американского Lehman Brothers. Европейские банки были тесно интегрированы в мировую систему спекуляций воздухом финансов, и неудивительно, что когда всем срочно понадобились живые деньги, проблемы начались и у них. Чтобы предотвратить их банкротство, пришлось помогать деньгами налогоплательщиков. По примеру Британии, так делали Франция, Германия, Исландия и другие страны. Госдолг у всех них резко вырос, экономика сжималась - государства, потратившие деньги на спасение банков, вынуждены были экономить на своих гражданах. Меры экономии не привели, однако, к снижению долгов - больше налогов с падающей экономики ведь не соберёшь. Особенно сложно пришлось странам еврозоны, которые по идее должны быть теснее интегрированы в банковский, экономический и политический союзы, но по факту боролись с кризисом каждая в одиночку. Там, где банки были с головой замешаны в сомнительные спекуляции - Британия, Исландия, Испания, Португалия, Ирландия, Греция, балтийские страны - похмелье было особенно тяжким. Другие - Скандинавия, Германия, Польша - довольно быстро "отошли". В целом к 2012 году самое худшее уже было позади.

Выросшие долги европейских стран не остались незамеченными для инвесторов. Как результат, проблемным государствам стало трудно находить деньги: условия займов становились всё более невыгодными. Ведь кто захочет просто-так кредитовать потенциального банкрота? Ключевую роль в этом процессе играли американские рейтинговые агенства, подрывающие своими оценками потенциал для восстановления экономики.

Влияние кризиса на политику выразилось в некоторых общих для всех траекториях развития:

- партии, бывшие у власти во время кризиса, терпели поражение;

- выросший протестный электорат стал выбирать новые партии и искать козлов отпущения;

- правительства, будь то левые или правые - всё равно, стали проводить политику жёсткой экономии.

Старые европейские демократии с солидной экономикой, в том числе Германия, Австрия, Швейцария, Дания, Норвегия, пережили кризись без серьёзных политических сдвигов. Кое-где (Венгрия, Польша) наметились сдвиги к правому авторитаризму. Берлускони в Италии пришлось уйти из политики. Пришедший ему на смену "технократ" Монти долго не продержался. Франция выбрала социалиста Олланда, который стал снимать 75% налог со сверхбогатых. Его министр экономики Макрон предсказывал, что такая политика превратит Францию в "Кубу без солнца", и через пару лет этот налог отменили. Другие меры правительства социалистов не способствовали росту зарплат и пособий, соответственно тому популярность Олланда была весьма низкой, упав до 4% в 2016 году. А росла популярность у правых с Марин Ле Пен во главе, собравших четверть голосов на выборах в Европарламент в том же году. В Великобритании консерваторы с Кэмероном во главе прилежно экономики, снижая дефицит госбюджета, что не снизило, однако, госдолг. В условиях деиндустриализации, проходящей десятилетиями, выход экономики из кризиса был болезненно медленным. Средний британец беднел с каждым годом, чего нельзя было сказать об элитариях, закончивших престижные частные школы. Козлами отпущения для многих стали трудовые и прочие мигранты из ЕС и не только. UKIP набирала силу. Евроскептицизм перерастал в еврофобию. Испанские, португальские, ирландские избиратели, вымещая свой гнев, выбрасывали из правления свой политический истеблишмент, но это не помогало, потому как новые правители были вынуждены продолжать экономить, чтобы странам не перекрыли финансовую помощь. То же происходило и в Греции, где на фоне беспрецедентных массовых протестов к власти пришла СИРИЗА с Ципрасом во главе, которому тоже пришлось прогнуться под давлением международных кредиторов, получив деньги в обмен на продолжение драконовских мер экономии. За шесть лет, начиная с 2011 года, пенсии грекам снижали 12 раз, и до 2019 года было запланировано дальнейшее их снижение на 18 процентов!

При описании всех этих невзгод автор отмечает, что европейским демократиям и гражданскому обществу удалось выстоять. Была продемонстрирована готовность к взаимодействию для преодоления экономических проблем. Говорит ли это о том, что единая Европа окажется способна противостоять новым вызовам? Нет, конечно. Ограниченная способность к сотрудничеству была наглядно продемонстрирована во время миграционного кризиса, разразившегося, начиная с 2015 года. Дестабилизированный Ближний Восток выплеснул в том году свыше миллиона беженцев, которые сели в лодки и отправились в Европу в поисках лучшей доли. Страны, через которые проходили их маршруты, забили тревогу. Первыми были Италия и Греция, где беженцы вступали на землю. Они стали требовать распределения прибывавших по всей Европе, чему стали противиться другие. Хорватия, Венгрия, Словения, Австрия и другие страны стали строить пограничные заборы и вводить контроль документов при пересечении. Поначалу тёплый приём со стороны активистов стал сменяться холодной неприязнью населения, которая вылилась и в дальнейшем росте правых настроений. И нельзя сказать, что настроения эти росли необоснованно. Помимо очевидных опасений, что "аборигенам" перепадёт меньше социальных платежей и рабочих мест, поведение самих пришельцев было тоже неидеальным, что выразилось в массовом "лапании" немецких женщин арабской молодёжью, собравшейся перед вокзалом Кёльна встречать Новый 2016 год.

Полицейское видео кануна 2016 года в Кёльне.

Мне на ум приходит, помимо этого случая, поджог выставочного зала в Дюссельдорфе, где временно были размещены беженцы. Те, кто не соблюдал рамадан, были недовольны, что всех подряд кормили по мусульманскому расписанию, вот и подожгли свой дом. Уже в нынешнем, 2019 году уже заново отстроенное здание подожгли снова... И хотя миллион беженцев в масштабах даже одной Германии серьёзной нагрузки на бюджет не оказывает, народ заволновался и волнуется до сих пор, отдавая голоса за правых. При этом число беженцев, начиная с 2016 года, неуклонно идёт на убыль. Евросоюз пошёл на договорённости с Турцией, платя ей три миллиарда евро за то, что она со своей стороны прикладывает усилия по сокращению потоков мигрантов. Автор сожалеет, что приходится договариваться с нелюбимым им Эрдоганом, который посмел нарушать права человека при подавлении им военного путча в своей стране.

Непрекращающиеся войны на Ближнем Востоке озлобили не только местных мусульман, но и часть мусульманского населения Европы. Это озлобление и недовольство выплеснулось в серию громких терактов во Франции, Британии, Бельгии, Германии и других странах, организованных после 2014 года. Эти события вместе с миграционным кризисом имели два важных последствия. Первое: для обеспечения безопасности пришлось пойти на непопулярные ограничения естественных свобод граждан. Все эти бетонные блоки на входах в пешеходные зоны, камеры наблюдения и обыски в аэропортах - они не добавляют приятных ощущений. И второе: ветры перемен надули паруса у правых партий, обеспечивая им всё больший успех в каждых новых выборах. Либеральные ценности стали ставиться под сомнение. Сам Европейский Союз с его недостатком солидарности и отсутствием эффективной стратегии по выходу из миграционного кризиса при сохранении открытыми границ стал терять смысл.

На востоке континента в то же время созрел другого плана кризис. 18 марта 2014 года Путин объявил о присоединении Крыма. Это принесло обострение отношений с НАТО. Соседи России стали опасаться дальнейшей экспансии. Аннексия эта явилась следствием предшествовавших событий на Украине, когда Янукович отказался от ассоциации с ЕС (не без давления со стороны России, как предполагает автор), за что был свергнут во время Евромайдана (не без давления со стороны Запада). После этого вежливые люди захватили стратегические объекты в Крыму, включая Верховный Совет, который сразу после этого обратился за помощью к России. Россия ввела войска. Новая крымская власть объявила независимость и провела референдум, на котором якобы 97% голосовавших выступили за присоединение к РФ. Отношения с Западом немедленно испортились. Последовавшие со стороны Запада осуждения и санкции не смогли ничего изменить ни статуса-кво, ни поддержки политики руководства страны со стороны россиян. Даже Горбачёв заявил, что будь он на месте Путина - поступил был так же. Тем временем насилие распространилось на Донбасс, где пророссийские протесты эскалировали в вооружённый конфликт между сепаратистами, поддерживаемыми Россией людьми и оружием, и украинским правительством. Одним из трагичных эпизодов войны на Донбассе стало сбитие рейса MH17 (предположительно) сепаратистами, спутавшими его с украинским военным самолётом. Война эта, несмотря на многочисленные попытки, не прекратилась до сих пор, хоть и находится в полузатушенном состоянии. Раздробленная Украина не получила пропуск ни в НАТО, ни в ЕС, но и у России оказались связаны руки. Автор, задавшись вопросом, зачем Путин пошёл на всё это, в качестве наиболее вероятного ответа находит восстановление престижа и стремление к статусу великой державы, подпитанные также и "военным вмешательством" в Сирии. Такие основания, как стремление обезопасить свои рубежи, а также то, что "агрессия Путина" (так называется часть повествования) явилась реакцией на действия Запада, в голову автору не приходят, а если приходит, то он об этом не упоминает.

Книга заканчивается грустным для Кершоу описанием событий, ведущих к выходу Британии из Европейского Союза, когда Кэмерон, стремясь перетянуть избирателей от евроскептиков, пообещал организовать референдум по Брекзиту. Результаты этого референдума ошеломили многих: британцы проголосовали за независимость. Они не хотели продолжения иммиграции из Евросоюза, которая отнимала у них рабочие места и ложилась тяжёлой нагрузкой на систему соцобеспечения. Это был, конечно, шок. В том числе и для самого Евросоюза, которому предстояло теперь "искать свою душу" в поисках консолидации, столь необходимой сегодня.

Кризисы, кризисы, кризисы... До сих пор Европа с ними справлялась, но в полной мере не преодолевала. Будущее неопределённо. Либеральные и демократические ценности под угрозой, связи с США слабеют, и континент остаётся в хрупком состоянии. Автор заканчивает книгу знаком вопроса, ведь ответ ему неизвестен. Определённая доля пессимизма при этом вполне уместна: если уж сам Кершоу, являясь горячим сторонником либерализма, демократии и интеграции, признаёт, что состояние хрупкое. Нам остаётся сделать неизбежный вывод: ещё один серьёзный удар может разбить эту конструкцию. Хорошие времена кончаются, и, к сожалению, трудно найти поводов для оптимизма даже в трудах таких глобалистов, как наш автор.

В послесловии Ян напоминает читателю, что европейцы живут так мирно, свободно и благополучно, как никогда, хотя и не без проблем, вызываемым турбокапитализмом как следствием глобализации. Это стало возможным, благодаря Евросоюзу (ага-ага...), НАТО (тоже вряд ли - вот если вместо НАТO там стояло "США", тогда да) и гарантированному взаимному уничтожению (а вот это уже очень похоже на правду). Он приводит нам наиболее важные с его точки зрения тренды, формирующие будущее. И делает это, на мой взгляд, весьма грамотно. Приведу их кратенько:

- изменение климата и поиск чистых источников энергии;

- демография: продолжающееся старение населения и иммиграция с бедной перенаселённой периферии;

- неравенство в богатстве и доходах;

- рост индивидуализма и как следствие - снижение социальной сплочённости;

- автоматизация, делающия "лишними" всё нарастающие массы;

- проблема безопасности, перестающая быть национальной.

Чтобы справиться с этими внушительными проблемами, Европе нужно реформироваться. Определённые надежды в этом смысле автор связывает с ядром европейской интеграции - союзом Франции и Германии. Получится ли это - не уверен он сам. Ведь главная причина - она на ладони. Европейцы за все годы мирного благополучного существования так и не стали гражданами Европы, но так и остались французами, немцами, поляками и португальцами. Изменится ли это в будущем - автор оставляет вопрос открытым. Я понимаю его желание, чтобы так случилось, но оснований для этого я лично, увы, не вижу.

Заключительная глава у Кершоу вышла слабейшей из всех. Порой такое впечатление, будто читаешь агитку - столь же высокий уровень пропаганды и столь же низкий уровень анализа. Описание экономического кризиса сумбурно, в качестве причины скупо упоминается "жадность банкиров" (но не продажность политиков, обеспечивших поляну для развития потенциала этой жадности). При описании миграционного кризиса мало внимания уделяется его основной причине - полном гособеспечении прибывающих беженцев из "неблагополучных стран", к числу которых причислялись и Албания, и Косово, и Черногория, и Тунис, и Марокко. На самом ведь деле первая волна беженцев была именно с Балкан, потом подтянулась Северная Африка, и уж только за ними пошли азиаты из Турции. Мотивом этих мигрантов был вряд ли сбежать от преследований, а просто получить кусок хлеба и крышу над головой. Автор про это совсем не пишет, как не пишет о том, что это при поддержке и силами самих же европейских стран протекала "арабская весна", сброшен режим Каддафи в Ливии и началась сирийская война. Последним двум событиях в книге было выделено пара скупых строк, в то время, как на описание войны против терроризма в Ираке и Афганистане было истрачено более десятка страниц. Европейцы своими же действиями создали проблему беженцев с арабского Востока. Заварили кашу, а теперь морщатся, расхлёбывая.

Закрыта последняя страница. Книжка была в целом неплоха, но написана неровно. Пропаганда и однобокий взгляд на многие события снижают в целом благоприятное впечатление. Автор повествует о демократии и правах человека в международной политике, хотя в реальной политике об этих вещах заботятся в последнюю очередь. Своя шкура национальные интересы ближе к телу. Что ж, история, особенно недавняя, часто приносится в жертву политике. Ничего нового. И всё же были вещи, изложенные по-настоящему блестяще: нефтяной шок, перестройка, глобализация... Было интересно.

Продолжаем знакомиться с книгой британского историка Яна Кершоу "Американские горки".

Ссылки на предыдущие части: 1 2 3 4 5 6

Краткое содержание: война против терроризма втянула европейцев в опасные авантюры американцев. Глобализация принесла товарное изобилие и свободу передвижения, но заставила многих европейцев затянуть пояса вследствие роста неравенства. Европейский Союз натолкнулся на препятствия для своего расширения.

Новое тысячелетие дало о себе знать полным размахом глобализации, влияние которой на жизнь европейцев стало определяющим. По-настоящему новый век начался не 1 января, а 11 сентября 2001 года, когда самолёты, захваченные террористами-смертниками, были направлены в здания WTC, что привело к их обрушению и тысячам жертв. Девять дней спустя Буш-младший объявил о начале войны против терроризма. И хотя Бен Ладен заявил о непричастности к этим событиям, американцам было ясно, что в этом виновата "Аль-Каида". Потому было решено зачистить гнездо терроризма в стране, их укрывающей - Афганистане. Тони Блэр без колебаний заявил, что британцы станут плечом к плечу заокеанских друзей. Другие европейские страны были более осмотрительны, но тоже в большинстве своём заявили о поддержке и послали своих солдат. Россия тоже оказала помощь. И поначалу дела шли хорошо. Талибов быстро загнали в горы. Но не истребили. Война затянулась, и тянется до сих пор. Проблема была не только в том, что демократия на афганской почве плохо приживается, но и в том, что исламский терроризм носил не ограниченный, национальный характер, но был международным, децентрализованным. Плодами прогресса, такие как быстрая и надёжная связь, пользовались не только хорошие, но и плохие дяди. Лернейскую гидру терроризма стало труднее победить.

Второй акт борьбы против терроризма вызвал намного более неоднозначную реакцию, чем первый. Ещё до терактов 9/11 Пентагон запланировал войну против Ирака. При всей одиозности Саддама и его режима, правовых оснований для нападения на его страну не было. Автор говорит, что хотя "почти определённо" Буш и Блэр открыто не врали своим народам, говоря, что Ирак разрабатывает оружие массового поражения, тем не менее они ввели их в заблуждение. Далеко не все европейские страны поддержали эту войну. В оппозиции оказались Франция, Германия, Нидерланды и некоторые другие. Про Россию Ян предпочёл не писать, упомянув вскользь, что одобрения ООН ввиду позиции Франции и России тоже не было получено. 20 марта 2003 года началось вторжение "коалиции согласных". Победить иракскую армию оказалось нетрудно. Отловили и казнили самого Хусейна. Но гораздо труднее оказалось навести порядок после войны в стране, разделённой по религиозному признаку на шиитов и суннитов. Новые, более многочисленные теракты не заставили себя долго ждать. Если в 1996 году в мире их насчитали около 500, то в 2003 году их было 1800, а в 2005 - свыше 5000. Хотя львиная дола пришлась на сам Ближний Восток, оказались затронуты и европейские страны, главным образом Великобритания и Испания, правящим партиям которых пришлось уйти в оппозицию. Автор пишет о продолжающейся уязвимости Европы от "травм" Ближнего Востока, но это не помешало впоследствии напасть на Ливию. Впрочем, я забегаю вперёд.

Буш-младший, влезший в Афганистан и Ирак

Конец коммунизма (западные авторы называют социалистические страны коммунистическими, и потому в их книгах можно увидеть столь абсурдные выражения), под которым имеется в виду, конечно, уход коммунистов из власти, дал толчок глобализации. Считаю, что это довольно смелое предположение автора. На самом деле, толчок дало открытие рынков бывших соцстран, что, в принципе, возможно и при коммунистах. За примером ходить далеко не надо: Китай открылся и при коммунистах. Так или иначе, глобализация набирала свой ход. Потребителю стало возможно получать товар сходного качества по более дешёвой цене. Производителю - расширять свой рынок сбыта. Открытие рынков подстегнуло развитие транспортной инфраструктуры и логистики. Но не только движение товаров расширило свою географию. Снижение политических рисков позволило вкладывать средства в производство там, где это дешевле всего. В Европе это выразилось в нарастающей деиндустриализации и развитием сферы услуг. Услуги в принципе можно легко передать на сторону, и нулевые годы ознаменовались как раз взрывным ростом аутсорсинга, который носил не только горизонтальный, но и вертикальных характер: работы отдавались не только фирмам-партнёрам, но и с помощью замены наёмных работников фрилансерами, с которыми легче иметь дело, поскольку они не организованы в профсоюзы, а также не подпадают под многие положения трудового законодательства. Далее, замечу, что услуги растут медленнее товарного производства и при его сжатии сжимается база для развития сферы услуг тоже. Об это можно прочитать в девятой вещи Ха Джун Чхана .

Развитие средств связи дало серьёзный толчок экономике, существенно ускорив бизнес-процессы и увеличив гибкость производства. К интернету добавилось евро, устранившее валютные риски и ускорившее движение капитала. Автор вспомнил и существенное расширение авиаперевозок при одновременном удешевлении билетов. Помимо интернета, обеспечившего электронные билеты, существенный вклад внесло объединение рынков, на которых лоукостеры стали теснить традиционные авиакомпании.

В числе негативных последствий глобализации автор называет повсеместный рост социального неравенства. Богатые становятся богаче, бедные - беднее. Я не вижу здесь причинной связи, а Ян её не проясняет. Он говорит, что те, у кого больше способностей эксплуатировать финансовые рынки, получают высоких доход. Не знаю, о каких таких специальных способностях может идти речь. В совершенно иных условиях находится "новый пролетариат", занятый в разного рода схемах сомнительной занятости. Но позвольте, причём здесь глобализация? Все эти схемы стали возможными лишь благодаря изменению трудового законодательства, как стало возможным безудержное обогащение богатых после того, как для них, начиная с Рейгана и Тэтчер, стали снижать налоги. Автор обосновывает появление "нового пролетариата" притоком дешёвой рабочей силы вследствие глобализации. Вот здесь в какой-то мере он прав. Но всё же главным основанием для появления большого сегмента низкооплачиваемой занятости явилась конкуренция из Юго-Восточной Азии. Потому немцы  и решили либерализировать рынок труда, а также снизить пособия, чтобы сделать продукцию более конкурентноспособной на мировом рынке. Многими это преподносится как история успеха, хотя доля зарплат в многих продуктах невелика, и уж тем более не смогут в обозримом будущем немецкие зарплаты конкурировать с китайскими - слишком велика разница. Однако в пользу таких доводов говорит экономический успех Германии на фоне проблем во Франции и в Италии, где подобные законы продавить не получилось. Без сомнения следствием глобализации является рост крупного бизнеса, извлекающего пользу из расширения рынков и интернационализации.

Границы открылись не только для людей, товаров и услуг, но и для капитала. Горячие деньги стали гулять по миру в поисках выгодных вложений. Начатая Тэтчер либерализация сняла законодательные рамки, мешавшие спекуляциям, и процесс пошёл. Те, кто нажил по-быстрому капитал, получил возможность спрятать его от налогов в одном из многочисленных офшоров. Вот это, по моему мнению, и есть одна из главных причин роста неравенства. Наличие офшоров снижает возможности государства по налогообложению, которое по идее и должно заботиться о снижении неравенства. Социалисты во Франции подняли прогрессивную шкалу - Депардье взял ноги в руки и переселился в Россию. Раньше у него такой финт ушами не прошёл бы, а теперь - пожалуйста. Глобализация... Думаю, попытки "большой двадцатки" бороться с таким положением вещей обречены на провал до тех пор, пока остаётся свобода движения капиталов, а в свободе этой заинтересованы сильные мира сего.

Помимо социального, следствием глобализации стало и региональное неравенство. Неудивительно: в условиях объединения рынков и капиталы и прочие факторы производства концентрируются в местах наибольшей прибыльности, делая их ещё более прибыльными в процессе дальнейшего снижения издержек за счёт массового производства. Остальные регионы теряют доли на рынке и деиндустриализируются. Безработица в них растёт, самые способные уезжают, ещё более снижая привлекательность местности для инвестиций. В то время, как юг Германии, где делают Мерседесы и БМВ переживал бум, в бывшей ГДР остались чуть ли не одни пенсионеры. Так и в европейском масштабе. На Балканах работы нет - хорваты сотнями тысяч переселяются в Германию, как переселяются португальцы во Францию. Вот и получилось, что Британия продолжала терять свою промышленность, а богатая ресурсами Россия поднялась в условиях мирового сырьевого бума, особенно после того, как Путин заставил олигархов поделиться прибылями с государством.

Проблемы, вызванные глобализацией, Кершоу выделяет в три основные группы:

1. Рост конкуренции, давящий на зарплаты и усиливающий безработицу, а также вынуждающий страны снижать налоги. Многие называют этот процесс гонкой по нисходящей.

2. Миграция в богатые страны из бедных, ведущая к социальной напряжённости.

3. Угроза терроризма, выросшая после начала ближневосточных войн.

Европейские Социал-демократы, прежде всего Блэр и Шрёдер, взяв курс на сочетание социальной политики с неолиберализмом, потерпели поражение в таких условиях. Избиратель не простил им частичный демонтаж социальной системы и новых терактов и предпочёл выбрать "оригинал" - правых центристов, политика которых изначально была похоже на то, что делал тот же Шрёдер. Автор не упомянул, однако Францию, где такого процесса не произошло. Там шрёдерские реформы пытались провести другие партии, но натолкнулись на протесты населениния, и дело не было доведено до конца.

Проблема миграции первой встала в Британии, первой снявшей барьеры на пути рабочей силы. Туда после расширения ЕС на восток устремились миллионы граждан из бывших соцстран - благо, английский всюду в школах учат. Но главную порцию ненависти стали получать мусульмане, в больших количествах проживающие практически во всех индустриальных странах Севера Европы. Способствовал этому рост терроризма вследствие ближневосточных войн. В таких условиях дальнейшее расширение Европейского Союза стало под большим вопросом. Турция, ставшая кандидатом в 1999 году, так и не дождалась своей очереди. Евроконституция была провалена на референдумах. То, что пришло ей на замену - Лиссабонские договора - было слабее и явно недостаточно для формирования единой европейской политики.

Интеграции России в ЕС мешали, по словам автора, вопросы прав человека (нарушаемые во время военных действий в Чечне), а также политика Путина по возрождению имперских амбиций. Думаю, Россию и не собирались никогда брать в этот клуб - слишком велика, не говоря уже о том, что это противоречит американским интересам, активно лоббируемых в странах Европы. Хотя рост авторитаризма и показную демократию в России автор описывает с неодобрением, он не пишет, что тем же Великобритании и Германии не претило устраивать Путину блестящие приёмы во время его государственных визитов в эти страны. Шрёдер дружит с ним до сих пор, но стоило прийти к власти Меркель - и телевизионная картинка изменилась. Краткая оттепель в отношениях России и Германии закончилась. Оранжевая революция и революция роз увеличили скепсис и российского руководства касательно добрых намерений Запада. Правителям России меньше всего хотелось самим стать жертвой одной из подобных цветных революций.

Продолжаем знакомиться с книгой британского историка Яна Кершоу "Американские горки".

Ссылки на предыдущие части: 1 2 3 4 5

Краткое содержание: Девяностые годы явились в Европе переходным периодом. Надежды многих на скорый поворот к лучшему после демонтажа власти коммунистов в Восточной Европе не оправдались. Экономики почти всех без исключения постсоциалистических стран рухнули. В Югославии бушевали жуткие национальные конфликты. В то же время на Западе набирала ход евроинтеграция.

Начало югославских войн было положено, по словам автора, речью главного сербского коммуниста Милошевича в Косово 24 апреля 1987 года, когда он сказал сербам, притесняемым там албанским большинством, что они находятся на своей земле, и что никому не позволено их бить. Конфликтный потенциал в Югославии продолжал существовать ещё с конца Второй мировой, когда из вооружённой борьбы усташей, четников и коммунистов победителями вышли последние. Тито своим авторитетом служил гарантом порядка, но все мы смертны, и в восьмидесятых годах голову подняли националисты, которым некому уже было заткнуть рот. Положение было вызвано не только федеральным устройством государства, но и проживанием больших национальных меньшинств в республиках: в автономном Косово жили преимущественно албанцы, но и сербы тоже. В автономной Воеводине - венгры, на территории Хорватии. в Краине - сербы, и в Боснии и Герцеговине, наряду с мусульманами - сербы и хорваты.

Недовольство неудачами коммунистического правления выплеснулось в этнические конфликты. Провозглашением независимости Словении и Хорватии (быстро признанному Западной Европой во главе с объединённой Германией) начался распад СФРЮ. Словенцы быстро добились своего в десятидневной войне, а вот хорватов из Краины ЮНА выбила. Как оказалось, ненадолго.

Бывшая Югославия во время войны

Наиболее кровавые столкновения были в борьбе за Боснию. Ещё в самом начале Туджман с Милошевичем пытались по секрету договориться и разделить её на хорватскую и сербскую зоны, но вопрос краинских сербов их окончательно рассорил. Независимость Боснии и Герцеговины была моментально признана Европой, но не сербами и хорватами, проживающими в ней. Сербы, хорваты и мусульмане воевали друг против друга. И хотя каждая сторона конфликта отметилась зверствами, больше других, по словам автора, "отличились" в этом сербы, которым сопутствовал и больший военный успех. После ликвидации мусульманского Сребреницы они вырезали восемь тысяч мужчин, попавших в плен. После этого Запад начал согласованно пытаться покончить с конфликтом. Американцы стали угрожать начать поставки вооружений мусульманам, которые к тому же объединились с хорватами. Милошевичу пришлось под давлением западных стран прекратить поддержку боснийских сербов во главе с Караджичем. Параллельно Хорватия, перевооружившись, зачистила от сербов Краину и другие области на своей территории. В ноябре 1995 года в Дейтоне были подписаны соглашения о прекращении огна и о разделе Боснии и Герцеговины на сербскую и хорватско-мусульманскую части в пропорции 49:51, но при сохранении единства страны. Соглашение, при всех его недостатках, соблюдается до сих пор.

В Косово всё, однако, только начиналось. Там в 1998 году албанцы подняли вооружённое восстание, подпитанное разграбленными военными складами в Албании. Югославская армия начала его давить. Запад, принявший после Боснии руководством к действию доктрину гуманитарных интервенций в защиту прав угнетаемых, отреагировал бомбардировками НАТО, начиная с 24 марта 1999 года. Отсутствие мандата ООН поставило под вопрос законность таких действий, но союзники по НАТО были непреклонны. Немцы, сравнивая преступления сербов в Косово с гитлеровскими, давили на мораль. Англичане рассуждали об опасности умиротворения диктаторов. Вследствие бомбардировок Милошевичу пришлось пойти на условия натовцев, разместивших в Косово свои войска, а через год он пал жертвой одной из цветных революций, получившей название бульдозерной, умерев в 2006 году в Гааге в течение процесса над ним. В 2008 году парламент Косово заявил о независимости, которая, по словам автора, нашла международное признание.

Главным уроком югославских войн стало то, что право сильного - работает. И хотя европейцы предпочли забыть ужасные картины трансляций с мест событий, с иллюзией, что после конца системы социализма в Европе будут царить мир и согласие, было покончено.

Кершоу пишет о югославских событиях со всей предвзятостью, присущей западным (и российским либеральным) СМИ, освещавшими те события. Начало конфликтов он связывает с Милошевичем, ни разу не являвшимся сепаратистом, в то время, как сепаратизм открыл ящик Пандоры. Сами конфликты обосновываются недостатками социалистического строя, а не стремлением местных национальных элит получить свою вотчину в пользование. Называются цифры жертв среди мусульман и албанцев, но не говорится про сербских жертвах. Говорится про перевооружение армии Хорватии, но выносится за скобки, на чьи деньги и чьим оружием. Про то, что НАТО бомбило сербов в Боснии, вообще не упоминается! Называются сроки наказания Караджича и Младича, но не хорватских или мусульманских преступников. И главное: он пытается создать у читателя иллюзию, что Запад действовал объективно, между тем как с самого начала он встал на сторону сепаратистов: словенцев, хорватов, мусульман и косовских албанцев, что вынудило даже ельцинскую Россию "прибрать к рукам" сербов (выражение беру из статьи Шпигеля тех лет). Именно те события дали понять многим, что холодная война - была не против коммунистов, а против России.

Жители других стран Восточной Европы хоть и жили в мире, но в полную меру испили горькую пилюлю нищеты и лишений. Процесс перехода к рыночной экономике после смерти социализма быль трудным, особенно из-за того, что методом перехода было выбрано бескомпромиссное снижение роли государства, что вызвало остановки предприятий, массовые увольнения и бедность. Я бы в числе главных причин невзгод назвал и открытие рынков стран товарам с Запада, а также конкуренцию с западными товарами на территории СНГ - традиционном рынке сбыта. Бывшим странам "народной демократии", однако, существенно помогла деньгами Европа Западная, а также МВФ. Польше даже простили долги вследствие её "размера и стратегической важности", а также потому, что она служила своего рода витриной для шоковой терапии. И где-то после середины девяностых бывшие соцстраны стали потихоньку выкарабкиваться и догонять Запад, с которым они начали теснее сходиться в силу культурного обмена и свободы передвижения. Прага, Варшава, Будапешт стали процветающими европейскими столицами, блеск которых, однако, оттенялся нищетой и заброшенностью глубинки.

Странам СНГ, таких как Украина, Молдова, Беларусь и Украина, дорога к Западу была закрыта. Автор объясняет это отсутствием базы государственного регулирования коммерческой экономикой, слабой инфраструктурой и слабой привлекательностью для иностранных инвестиций. Ну и, конечно, отсутствием демократических традиций, ага. Ну а что в Польшу и других многие миллиарды вливали, а в СНГ нет - это не столь важно, чтобы об этом упомянуть. Много где на постсоветском пространстве на фоне тяжёлого экономического положения наметилось движение в сторону сильной исполнительной власти с президентом во главе. В Беларуси был Лукашенко, на Украине Кучма. А в России Ельцин без сентиментов расправился с парламентом, расстреляв Белый дом из танков. Автор уделил этому событию две скромные строчки, упомянув кратко про кровопролитие. Девяностые вошли в историю страны массовой бедностью, разгулом преступности и грабительской приватизацией. Разрушение экономики свидетельствовало не в пользу ельцинских либеральных реформ, и неудивительно, что народ всё больше стал тосковать по старым временам с их сильной рукой. Ельцин оставил после себя преемника, который одним из первых своих постановлений обеспечил неприкосновенность первого президента РФ. Преемник этот взялся за дело ещё до того, начав вторую Чеченскую войну (о первой Кершоу не упоминает), и злые языки поговаривают, что взрывы домов в 1999 году были делом рук КГБ, формировавшим таким образом народную поддержку этой войне. В итоге во главе страны стал очередной сильный правитель, не имевших недостатков Ельцина, в числе которых автор называет пьянство. Здесь, пожалуй, он прав на все сто. Помню, в 1989 году был раз на митинге в Лужниках, которые проводила оппозиция во время Съезда народных депутатов. И там как раз появился этот бухой оппозиционер и стал фамильярно разлагольствовать на трибуне заплетающимся языком. И чего, думал я тогда, в этом алкаше нашли...

При всех различиях переходного периода, дороги назад ни в одной из постсоциалистических стран больше не было, хотя и экономика была не ахти, и коррупция, созревшая ещё при коммунистах, цвела буйным цветом. При том, что демократия продолжала существовать, смена правительств была частым явлением. В погоне за симпатиями недовольного электората многие политики стали прибегать и к правореакционным лозунгам. Старый добрый нацизм, поболтавшись на задворках истории и сменив причёску, снова стал находить место в умах людей.

В то время, как восточноевропейцы резали страны и друг друга на части, Европа Западная наращивала интеграцию. 7 февраля 1992 года 12 стран-членов ЕЭС подписали Маастрихтские соглашения, положившие начало Европейскому Союзу как новому суверенному субъекту. Сами страны при этом не перестали существовать, но что-то из своей суверенности (правовая, социальная, внешняя политики) планировалось отдать в созданный "общак", т.е. наднациональные органы. Союз экономический принимал черты политического. Однако далеко не все граждане были готовы на это. Датчане прокатили первоначальный текст договора на референдуме, и его пришлось "прихорашивать", т.е. снижать градус интеграции. Лишь с небольшим перевесом прошли референдумы во Франции и в Великобритании. Было ясно, что народы не хотят сдавать безоглядно сдавать свою независимость. Зачем же нужно было делать это политикам? Франция хотела, связав объединённую Германию в большом союзе, избежать доминирования той в европейской политике. Германия видела в отмене преград для движения капитала и товаров расширение рынков сбыта для своих концернов, а также шансы вступить в конкуренцию с США на мировой арене. Но даже среди немцев, больше других заинтересованных в новом Союзе, были недовольные, не желающие расставаться с немецкой маркой. Говорили, что сначала должен быть политический союз, и уж только потом - валютный. Идти на это - подразумевало определённый риск. Почему же они решились? У автора я не нашёл объяснения, но предположу, что введение общей валюты позволило набить карманы тем, кто извлекал из него пользу, и прежде всего это касается крупных банков, которые теперь могли ссужать по всей Европе и быстро выдёргивать капитал из одних мест, вставляя в другие, большее прибыльные. Так, или иначе, всё постепенно улеглось-устоялось, договор вступил в силу в 1993 году, в 1999 году ввели безналичный, а в 2002 - и наличный евро. Голоса скептиков утонули в благоприятной экономической конъюнктуре: в конце девяностых был хороший, здоровый рост.

Воля к дальнейшей интеграции нашла своё применение в расширении ЕС за пределы исторического ядра. Не достигнув достаточной глубины интеграции, Европейский Союз начал интегрироваться в горизонтальном направлении. Болезненные воспоминания об авторитарных режимах межвоенного периода подстегнули политиков ускорить принятие решений во избежание повторения истории. Были получены заявки от Финляндии, Швеции, Норвегии и Австрии, а 1994 году уже и от Венгрии. Процесс пошёл.

Не сказать, что политика западных стран в девяностые годы характеризовалась спокойствием. Объединённой Германии ещё долго икалась проглоченная ГДР. Христиан-демократы во главе с Колем проиграли выборы, и на смену им пришли социал-демократы со Шрёдером. Италию сотрясали коррупционные скандалы, положившие конец старым и произведшие на свет совершенно новые партии, пытавшиеся ловить рыбку в мутной воде. В числе их и была Forza Italia с Сильвио Берлускони во главе. Во Франции, пострадавшей от немецких проблем, правящая партия тоже потеряла доверие избирателей, только на этот раз это были социалисты, передавшие власть консерваторам с Шираком во главе. На туманном Альбионе объединение Германии тоже неслабо аукнулось: Соросу с компанией удалось обрушить фунт после того, как немцы были вынуждены поднять процентные ставки после объединения. Я описывал это здесь В этих условиях тори пришлось уйти, на смену пришли лейбористы с Тони Блэром. Он взял новый экономический курс: не повышая налоги и не отменяя проведённую Тэтчер либерализацию экономики, стал наращивать социалку. В условиях хорошей конъюнктуры это прокатило (поначалу). Подобным занимался и Шрёдер в Германии.

Если сравнивать эту политику с тем, чем исторически занимались социал-демократы, то можно констатировать существенное их смещение вправо, в сторону центра. Можно, конечно, морочить голову избирателю, что это в его же интересах, но лишь ограниченное время. Потом станет ясно, что в таком качестве соцдеки не сильно отличаются от других центристских партий, тех же христиан-демократов. Почему тогда голосовать за них, а не за "оригинал"? Результат мы видим сегодня в повсеместном падении популярности этих партий. Впрочем, этих рассуждений в книге не было, я додумал там, где остановился автор. Автор пишет о том, что консерватизм уступал дорогу левым партиям, проводящим некий "третий курс".

Упадок коммунистических партий не означал, что протестный электорат, а именно беднота, станет голосовать за партии власти. Коммунисты скомпроментировали себя - народ стал голосовать за правых, за Ле Пена во Франции или Хайдера в Австрии.

После определённых разочарований и краха надежд на немедленное улучшение жизни в связи падением железного занавеса, жизнь европейцев к концу девяностых стала подавать больше повода к оптимизму. Повод к этому давало и снижение градуса напряжённости на мировой арене (ядерное разоружение, наказание Саддама за Кувейт, арабо-израильские договорённости). На рубеже тысячелетий будущее внушало надежды. Но появились риски, которые могли вполне его омрачить. Главным из них была набиравшая размах глобализация. Европейцы не могли больше существовать самодостаточно, но зависели от событий, происходящих на всей планете. Так мягко, полунамёками автор говорит нам о зависимости их от политики мирового гегемона - Соединённых Штатов Америки.

Продолжаем знакомиться с книгой британского историка Яна Кершоу "Американские горки".

Ссылки на предыдущие части: 1  2  3  4

Краткое содержание: Горбачёв, начав коммунистом, а закончив "рыночником", демонтировал социализм в Европе, окончил холодную войну и принёс свободу гражданам СССР, который этого всего не выдержал и развалился. Мир перестал быть биполярным, коммунисты сошли с арены.

Над Восточной Европой поднялся ветер перемен. И раздул его всего один человек, оказавшийся на вершине пирамиды власти в СССР - Михаил Сергеевич Горбачёв Тогда, в 1985 году, он и сам не мог себе представить, во что превратится его страна, да и многие другие страны, всего несколько лет спустя. Наверх, в Политбюро, его вытащил Андропов, который тоже пытался что-то изменить. Он подкупал своей энергичностью и убедительными речами, и потому после смерти Черненко он стал безальтернативным кандидатом на пост генсека. Будучи избранным, он оказался окружённым консерваторами. Нелегко было что-то сделать в таком окружении, однако и у консерваторов не было чёткого представления, куда двигаться. Положение в стране было не ахти. Низкая рентабельность производства, бюджетный дефицит, стагнирующее сельское хозяйство на фоне заоблачных военных расходов - всё это было использовано Горбачёвым в качестве аргументов за проведение реформ внутри страны и новый курс на договорённости с американцами во внешней политике. Ему удалось со временем окружить себя союзниками, в числе которых были Лигачёв, Яковлев, Рыжков и Ельцин, а также отправить на пенсию или на не имеющие реального влияния должности своих оппонентов.

Проблема была в том, что у него самого не было плана. По идее, ему надо было начинать с экономики, но как раз в этой области поначалу было сделано совсем немного. Было намерение ослабить централизованное планирование - но не было конкретной поэтапной программы достижения этого. Он учился сам по ходу проведения реформ, и в конце концов пришёл к выводу, что экономические реформы должны сопровождаться политическими. Определённо, Дэн Сяопин вполне мог думать о Горбачёве, как об идиоте, a тот в свою очередь считал политику китайцев легкомысленной. Время их рассудило. А тогда, в 1988 году у Михаил Сергеевича сложилось мнение, что советская система должна быть полностью переделана. Пошли речи о рыночном социализме. На самом деле слово "рынок" - было заменителем слова "капитализм". Горбачёв сознательно пошёл на слом социализма в СССР, имея образцом правление социал-демократов в буржуазных демократиях скандинавских стран. Думаю, вряд ли он до этого дошёл своим умом. Советников навроде Раисы Максимовны или Черняева у него хватало. Вот так с течением времени стремления улучшить советскую экономику переросли в желание радикально изменить политическую систему, с надеждой, что "рынок" всех накормит.

Чернобыльская катастрофа убедила его в том, что во всём виновата старая система. В этом я и с автором, и с Горбачёвым не могу согласиться. Страна хорошо справилась с преодолением последствий аварии. Просто всё познаётся в сравнении. Об этом стало ясно лишь спустя годы, когда перед глазами всего мира случилась авария в Фукусиме. В числе конкретных действий Михаила Сергеевича - политика гласности и закон о государственном предприятии вводивший децентрализацию и элементы демократии. Благие намерения, о который позитивно отзывается и Кершоу, вымостили, по моему мнению, дорогу в ад. Гласность не только позволила пролить свет на недостатки, но и открыла дорогу антисоветской и националистической агитации, а экономические законы, хоть и создали частный сектор,  за короткий срок разрушили советскую экономику, не произведя на свет полноценной замены.

На международной арене Горбачёв стал быстро себе находить друзей на Западе. С Тэтчер он познакомился ещё в 1984 году, и та заметила после встречи, что с ним можно иметь дело. Автор пишет, что доброжелательные отношения у него завязались и с Рейганом, начиная с Женевской встречи 1985 года, хоть поначалу ни о чём договориться не получалось (американцы не шли на компромиссы), и лишь на третьем саммите был подписан договор о РСМД.

В то время, как дела в родной стране пошли вразнос (население стояло в очередях - спасибо премьеру Рыжкову), что выразилось и в де-факто поражении ортодоксальных коммунистов на выборах в Совет Народных Депутатов в 1988 году, Михаил Сергеевич уже не видел пути назад, сталкиваясь с нарастающей критикой дома и продолжая феерить за рубежом, останавливая кортежи и выбегая на улицы говорить с толпой. Партнёрам по социалистическому лагерю он дал понять, что доктрина Брежнева, оправдывающая военное вмешательство заботой о сохранении социализма, ушла в прошлое. Политика перестройки не нравилась руководству стран "народной демократии". Чаушеску, заставивший свой народ мёрзнуть в квартирах зимой, чтобы расплатиться по западным долгам, прямо-таки поссорился с Горбачёвым в 1987 году. Другие лидеры были не в восторге от того, что их оставляют беззащитными перед потенцильной и реальной оппозицией в стране. Особенно это касалось Венгрии и Польши, где просматривалось наличие гражданского общества (я бы скорее сказал, что у  них часть элиты не теряла связи с Западом). Дела в экономике и у них не шли на поправку, и правители этих стран нехотя стали разрешать участие оппозиции в политической жизни страны, надеясь в целом сохранить власть коммунистов. Они ошиблись. В целом нежелание Горбачёва "держать" соцстраны быстро ввергнуло весь советский блок в кризис и привело правление коммунистов в Европе к концу. Автор ставит ему в заслугу, что радикальные преобразования случились относительно бескровно. На мой взгляд, это служит слабым утешением на фоне бедствий, в который он вверг миллионы. Несомненно, старая система нуждалась в реформировании или даже сломе. Но сделано было это опрометчиво и без головы, за что мы расплачиваемся до сих пор. Опыт дальневосточных товарищей говорит нам, что руководить страной нужно продуманно и потихоньку. Когда течёт крыша - не нужно сразу же ломать стены, а для начала хотя бы заделать дыры в ней.

На Западе и лидеры, и публика встречали Михаила Сергеевичасо всё возрастающим восторгом. Им нравился улыбчивый, открытый и словоохотливый лидер страны Советов, но ещё больше нравилось то, что жуткая угроза всеуничтожающей войны исчезала на глазах по мере разрушения социалистического лагеря и ядерного разоружения. Тем более, что и Тэтчер с Митерраном, и Коль не были высокого мнения об американской программе "Звёздных войн". Но даже самые ярые антикоммунисты не ожидали, что всё изменится так быстро.

Начиная с 1989 года, события стали выходить из-под контроля. Спутники СССР стали сходить с орбиты. Тон задали поляки, где Солидарность превратилась из профсоюза в партию, выигравшую первые свободные выборы в сейм. Польская республика перестала быть "народной" в результате переименования страны. Коммунисты самораспустились, чтобы переучредиться под именем социал-демократов. Ярузельскому, организовавшему весь это процесс и не допустившему кровопролития, пришлось всё же досрочно уйти с поста президента, который получил на волне популизма Лех Валенса. Новая власть стала лечить экономику шоковой терапией. В Венгрии сценарий был похож. На правящих коммунистов давили набравшие силу неправительственные организации. Проводились массовые митинги, переговоры с опрозицией, потом свободные выборы. Коммунисты переучредились в социалистов, Венгерская Народная Республика. Вот только шоковой терапии у них не было: МВФ и Западная Германии вовремя перезаняли денег для выплаты долгов. Кстати, Польше Запад в девяностых тоже здорово помог деньгами, иначе они бы и не выплыли. Не знаю, напишет ли ниже об этом автор. Западные немцы дали денег венграм не просто так: те открыли свою границу с Австрией, и этой дырой стали пользоваться тысячи восточных немцев, уезжая в ФРГ в качестве беженцев.

Свою специфику имели события в ГДР, где не было организованной оппозиции. Демонстрации начинались после церковных проповедей. Власти стали было их жестко разгонять, но из Москвы было приказано кровь не проливать. Венгерское окно, пробившее брешь в Берлинской стене, попытались закрыть, запретив выезд в ЧССР без визы, но народу это не понравилось, и запрет долго не продержался. 9 ноября правительство приняло постановление об отмене ограничений на поездки в ФРГ и Западный Берлин. Постановление вступало в силу на следующий день, но пресс-секретарь не разобрался в тексте, и сказал журналистам на пресс-конференции, что можно ехать прямо сейчас. Ну народ и повалил в Западный Берлин. А пограничники-то не в курсе! Они поначалу сопротивлялись, потом пытались штампы ставить в паспорта, ну и наконец просто сдались перед напором толпы, ломившейся посмотреть на богатую жизнь за стеной. Кстати, каждому свежепришедшему соотечественнику давали по сотне дойчмарок, которые те тратили в ближайших супермаркетах. Вот это-то событие отмечается теперь ежегодно как падение Берлинской стены, а как раз в эти дни сейчас помпезно отмечают его тридцатилетие. С того дня судьба ГДР шла по наклонной. Свободные выборы, переучреждение компартии - выше я уже про такое писал. Массовые демонстрации в ЧССР заставили и там коммунистов исправлять конституцию, стирая из неё их руководящую роль. Угрозы забастовок положили конец на потугах старого руководства сохранить свою власть. Президентом избрали диссидента Вацлава Гавела, недавно выпущенного из тюрьмы. В Болгарии протесты не были столь широки, и коммунистам, перекрасившись, удалось сохранить власть под новой вывеской. Во всех этих странах смена власти прошла бескровно, потому что коммунисты во-первых, не стали за неё мёртвой хваткой держаться, а во-вторых, поняли, что на помощь СССР надеяться не стоит. Но была одна страна, где и на СССР не очень-то надеялись, и власть была "махровая". Я имею в виду Румынию. Там режим был устранён в результате заговора, который сегодня тоже освещают, как революцию. Фронт Национального Спасения по-быстрому приговорил и расстрелял Чаушеску и его жену. По всей стране в перестрелках погибло около десятка тысяч человек. Переход к демократической системе в Румынии длился несколько лет.

При всей массовости этих событий мне трудно отделаться от мысли, что это были всецело спонтанные протесты народных масс. Оппозиция была организована, а это всегда стоит приличных денег. Надо ведь печатать газеты, листовки, нанимать транспорт, распространять агитацию и т.д. Не думаю, что неправительственные организации делали всё за свои кровные членские взносы. Конечно, без иностранной помощи не обошлось. В конце концов после отмены доктрины Брежнева получилось так, как опасался сам Брежнев в 1968 году - режимы пали один за другим, как костяшки домино. Значимую роль сыграла надежда простых граждан достичь сравнимый с Западом уровень материального благополучия. Захотели изобилия и супермаркетов, забыв, что так хорошо, как на Западе, они никогда и не жили вообще.

Однако было ещё одно событие, выбивающееся общей картины: ГДР была поглощена ФРГ. Берлинскую стену снесли, свободные выборы провели - но ведь это не имеет ничего общего с прекращением существования государства. Объединение немцев было, однако, не только в их собственных руках, но зависело от позиции держав-победительниц во Второй мировой войне. На встречах с Бушем Горбачёв упирался, отказываясь согласиться на членство объединённой Германии в НАТО. Но время шло, и по мере ухудшения положения в самом Советском Союзе он становился всё более сговорчивым, согласившись в конце концов на продвижение границы НАТО на восток до Польши, выторговав взамен количественное ограничение Бундесвера, а также отказ Германии от обладания ядерным, химическим и бактериологическим оружие. И деньги на обустройство выводимых военных. И ещё кредиты, ставшими необходимыми в условиях развала советской экономики. 15 миллиардов немецких марок - такой была цена роста угрозы безопасности страны на долгие годы. Коль, вероятно, потирал руки, видя как дёшево обошлось ему немецкое единство. Восточногерманские выборы в марте 1990 года положили конец надеждам многих местных коммунистов на новый, осовремененный социализм. Победу одержали новосозданные по западным лекалам христиан-демократы, обещающие быстрое введение западноевропейской марки по весьма выгодному для восточных немцев курсу 1:1. Разумеется, все понимали, что какой шаг подразумевался следующим. Новое руководство страны быстро дало зелёный свет на поглощение. Опьянённые резким удорожанием своих сбережений, бывшие граждане ГДР лишь потом заметили, что, получая выросшую в реальном выражении зарплату, они удорожают себестоимость своей продукции настолько, что её никто больше не возьмёт, тем более, что традиционный рынок сбыта в СССР уже практически был потерян. Ведь производительность труда по-прежнему отставала от западной. За короткое время миллионы бывших "гэдээровцев" стали безработными. Но эти проблемы выносила (и выносит до сих пор) на плечах уже вся Германия, ставшая 3 октября 1990 года единой страной.

Ну вот мы и добрались до развала Союза. За годы перестройки Горбачёв нажил себе врагов и  среде ортодоксальных коммунистов, и среди внезапно народившихся демократов с Ельциным во главе, не простившим Горбачёву своего смещения. На фоне жуткого дефицита товаров в 1990 году многие граждане РСФСР стали связывать надежды на улучшение именно с Ельциным. Ну а многие граждане союзных республик стали надеяться на то, что жизнь станет лучше только после отделения от Союза. Сепаратизм поднял голову и расцвёл буйным цветом не только в республиках Прибалтики, но и в Грузии, и на Украине. Литва объявила в одностороннем порядке свою независимость ещё в марте 1989 года. В Вильнюс отправили было танки, но потом отозвали, заменив их экономической блокадой. В Средней Азии тоже было неспокойно: узбеки начали резать турок-месхетинцев. Начались столкновения между армянами и азербайджанцами. Вдобавок ко всем этим бедам стали бастовать шахтёры Кузбасса и Донбасса, ещё больше ухудшая экономическое положение. В 1990 году вслед за Вильнюсом независимости стали требовать Рига и Таллинн. Даже Россия и Украина приняли свои декларации о независимости, не обращая, однако внимание на несоответствие их текущему членству республик в СССР. Когда в Прибалтику в 1991 году ввели войска, они были встречены там широкими протестами. Ельцин публично встал на сторону прибалтов, а Горбачёв не решился на окончательное силовое подавление сепаратизма в Прибалтике. Позиция его становилась всё более шаткой, с ним всё меньше считались. Ещё в апреле 1990 года он добился многопартийности и упразднения поста генсека, заблаговременно перескочив на новый пост Президента СССР.  Но параллельно Ельцин стал председателем Верховного Совета РСФСР. Россия сразу стала меньше платить во всё скудеющий союзный бюджет. Его команда экономистов-советников ориентировалась на неолиберализм и свободный рынок, и не в последнюю очередь - на помощь Запада. Надежды эти были тщетны, но это стало ясно лишь потом. А тогда, после павловского повышения цен, население (прежде всего москвичи) верило, что Ельцин и его команда приведут страну к лучшему и выходило на массовые акции поддержки. А Горбачёв надеялся на новый Союзный Договор, который должны были подписать 20 августа 1991 года. Этого не случилось, потому что за пару дней до того состоялся путч ГКЧП. Заговорщики верно поняли, что новый договор положил бы конец старому Союзу. Они блокировали Горбачёва, уехавшего в отпуск и объявили всей стране о возвращении старых порядков. Однако организован заговор был из рук вон плохо. Не блокировали связь, не арестовали ни Ельцина, ни тех, кто был лоялен Горбачёву, а командовать военными доверили вообще Павлу Грачёву, который не входил в число сторонников ГКЧП. Напротив, реакция Ельцина была смелой и решительной. В условиях, когда военные стали отказываться исполнять приказы, Янаев сотоварищи пошли сдаваться. Горбачёв, выйдя вроде бы победителем, реально остался проигравшим: речи о новом Союзном Договоре уже и быть не могло. 23 августа Ельцин запретил КПСС. Начался парад суверенитетов остальных союзных республик. Референдум о независимости Украины 1 декабря забил последний гвоздь в союзный гроб. 8 декабря был организован СНГ, но это уже была не страна, а лишь средство для смягчения фантомных болей для многих простых граждан, которых просто одурачили. Горбачёв ушёл с поста под Новый 1992 год, не устав повторять, что его реформы были оправданы и исторически необходимы. Был разрушен тоталитаризм и открыта дорога к демократии и либеральным свободам, окончена холодная война. Месидж был тепло принят на Западе, но не у себя в стране. Ценой этого всего стали массовое обеднение и капитуляция во внешней политике.

Это был исторический момент. Здание, выстроенное Лениным и его соратниками в упорной и кровопролитной борьбе, обещало грядущую утопию, построенную на равенстве и справедливости. А теперь оно тихо сдулось, потому что было построено на гигантской машине принуждения. В европейских странах, имеющих свою культуру, свои общества, она прижилась плохо, и как только Горбачёв снял советский "зажим", всё сразу развалилось.

Консерваторы на Западе праздновали победу в холодной войне. Либералы тоже не лили слёз. Но большинство не проявляло радости, помимо облегчения, вызванного прекращением угрозы войны. А выдающийся британский историк Эрик Хобсбаум провидчески заметил, что в числе проигравших оказались не только бывшие граждане СССР, но и бедняки всего мира. Уже тогда многие осознавали, что эра противостояния двух систем закончилась. Фукуяма заявил в этом смысле о своего рода конце истории - триумфе либеральной демократии (последовавшие события убедили нас, что он ошибался). Европейский железный занавес ушёл, континент больше не был разделён надвое. Вместо этого наметилось разделение на четыре группы: классический Запад, страны-осколки СССР, и бывшие соцстраны, разделившиеся на северную и южную группы. Отдельным следствием развала был конец апартеида в Южной Африке. Коммуниста Манделу выпустили из тюрьмы и позволили стать президентом, зная, что на помощь СССР ему уже надеяться нечего. Как не на что уже было надеятся ни африканским друзьям Союза, ни Фиделю Кастро. Мир стал однополярным на продолжительное время. Американские неоконы, отпраздновав победу, потирали руки от возможности править миров в одиночку. Наступил Pax Americana.

Надо сказать, Ян очень неплохо рассказал о том времени. Я то и дело ловил себя на мысли, что да, так и было. Сказывается, что он был очевидцем многих событий. Он верно подметил, что Советская власть пала из-за того, что была построена на принуждении. Если попытаться развить его мысль, то можно прийти к выводу, что принуждение было необходимо ввиду того, что люди думали и действовали чаще по своим эгоистическим мотивам, нежели во благо всего общества, как это требовал кодекс строителя коммунизма. Главное, чего не удалось добиться при строительстве нового общества - это воспитать нового человека. Разруха в головах привела с течением времени к разрухе в стране. Потому, если мы хотим что-то хорошее в нашей жизни построить - нужно начинать с воспитания своих детей. А лучше всего это делать своим личным примером. Начинать надо с самих себя.

Продолжаем знакомиться с книгой британского историка Яна Кершоу "Американские горки".

Ссылки на предыдущие части: 1 2 3

Как известно, экономика влияет на историю и наоборот. Наглядным образом это было проявилось в семидесятых годах. Нефтяной шок в результате эмбарго арабских стран подрезал крылья экономикам европейцев. Темпы роста упали, кое-где даже в минус. Но надо сказать, что и до 1973 года экономику уже трясло. Бреттон-Вудская система с её привязкой мировых валют к доллару затрещала по швам и стала историей уже в 1971 году. Неудивительно: доверие к доллару на фоне роста торгового дефицита США, вызванного ростом социальных и военных расходов, падало, и многие уже требовали не бумажку, но звонкую монету, то есть слитки. Французские фрегаты грузились золотом в гавани Нью-Йорка. Впрочем, про падение доверия к доллару Ян пишет вскользь, говоря главным образом о том, что жёсткие межвалютные курсы плохо отражали экономические реалии. На самом деле эти курсы потихоньку корректировались, конечно. Привязка курса имеет серьёзное преимущество: она снижает валютные риски, и европейские страны не просто так вошли в валютный союз и ввели евро годы спустя. Но вернёмся в начало семидесятых. Я не нашёл у Яна внятного объяснения причин нарастающих проблем. Что ясно: появились проблемы с избыточным ростом денежной массы. Доллар падал в цене вместе с импортом, потому у европейских предприятий упал сбыт.

Государства начали бороться с угрозой кризиса проверенным кейнсианским способом: печатать деньги. И не добились роста производительности. Всё ушло на зарплаты и пособия, особенно в тех странах, где после бунтов 1968 года разрослась социалка: в Италии и Франции. Ну а где рост денежной массы не сопровождается ростом производства - там весь этот рост уйдёт в инфляцию. Так и получилось. А уж когда нефть подорожала в разы - тогда никто не обрадовался. Все реагировали по-разному, координированный ответ на действия арабских членов ОПЕК не получился. Для Советского Союза же нефтяной кризис был бальзамом на душу. Пролился неожиданный золотой дождь, который позволил закрыть глаза на неувязки в экономике и дал пожить стране в своё удовольствие в застойные семидесятые. Своим партнёрам по соцлагерю отпускная цена на нефть тоже была поднята, хотя и не настолько, насколько выросли мировые цены. Но и этого хватило для того, чтобы у тех не сошлись бюджеты. И им пришлось залезать в долги западноевропейским банкам. За семидесятые-восьмидесятые долги Венгрии выросли в 18 раз, Польши - в 20, ГДР - в 40. Ничего хорошего это не сулило.

Воскресный запрет автотранспорта в Западной Германии

Когда нефть дорожает (при нефтяном шоке - вчетверо), дорожают и все прочие продукты, ведь энергия нужна для любого производства. Разумеется, покупатель будет вынужден от чего-то отказаться. У кого-то упадёт сбыт, и неизбежно ему придётся сокращать производство, увольняя при этом работников. В капиталистических странах так и произошло: безработица резко скакнула. Скакнуло и число забастовок. Тем, кого не сократили, пришлось платить больше зарплат, но этот рост съедался инфляцией. Получившееся сочетание экономической стагнации и инфляции сталоло для экономистов громом среди ясного неба: ведь они думали, что, напечатав денег, можно хотя бы избежать массовых увольнений. Не получилось. Феномен назвали стагфляцией. Британии в таких условиях пришлось унижаться и пойти по миру с протянутой рукой просить МВФ о кредите, чтобы свести концы с концами. Положение ухудшилось после второго нефтяного шока, когда в 1979 году случилась революция в Иране, а затем и ирано-иракская война. Избрание Маргарет Тэтчер премьер-министром Великобритании послужило поворотным пунктом. Её политика провозгласила начало неолиберализма с контролем инфляции, сокращением госрасходов и вообще влияния государства. В 1980 году в США президентом стал Рейган, который делал в принципе то же самое за одним исключением: он не жалел денег на военку, и в результате долги США пробили потолок. Мы знаем из дальнейшего хода истории, что тот потолок был не последним, но начало было положено.

Народам Европы пришлось несладко в новых условиях. Люди теряли работу и пособия и с трудом сводили концы с концами. Кершоу пишет, что хуже пришлось соцстранам, и причиной называет "негибкость" социалистической экономики, не уточняя, что главная негибкость состоит в том, что при социализме людей не лишают работы, перекладывая убытки на плечи государства. Но государству тоже надо сводить концы с концами, и потому оно добирает недостающие средства одним из двух способов - либо влезть в долги, либо поднять цены. Где тонко - там и рвётся, и первым рваться стало в Польше, у которой и долги в 8 раз за 5 лет выросли. Цены на еду подняли в полтора раза и выше. Населению это не понравилось, и начались сначала неорганизованные забастовки, а затем появился знаменитый профсоюз "Солидарность", получивший среди всего прочего существенную поддержку ЦРУ. А тут ещё поляка выбрали новым римским папой, и Иоанн Павел Второй стал раз за разом наведываться на родину, собирая огромные толпы во время своих визитов.

Иоанн Павел II в Варшаве в 1979 году

Польские коммунисты, а также их партнёры по соцлагерю, были встревожены взрывоопасным положением вещей. Пошли разговоры о новом военном вмешательстве со стороны СССР. Мне один знакомый поляк рассказывал, что на территории Польши уже были советские военные части, замаскированные под Войско Польское. Но поляки справились сами. Новый лидер генерал страны Войцех Ярузельский закрутил гайки, объявив военное положение и запретив "Солидарность".

В Западной Европе разные страны были затронуты кризисом по-разному. Крепкая немецкая экономика лишь пошатнулась, выиграв от роста экспорта тем же арабам, значительно разбогатевшим в семидесятые. А вот французам и итальянцам пришлось резать социалку и вообще затягивать пояса. Всей Европе пришлось в какой-то мере заниматься тем, чем занималась Тэтчер в Великобритании, но лишь в какой-то мере, в целом сохраняя важную роль государства в экономике. Голый неолиберализм не прошёл, но и попытка Миттерана откатить время и действовать по заветам Кейса в начале восьмидесятых с треском провалилась и убедила другие страны, что нужно жить по средствам. Правительства почти повсюду поправели, и даже Скандинавию не обошёл этот процесс. Наиболее ярко процесс протекал, конечно, в Великобритании. У Тэтчер, надо сказать, поначалу ничего не получалось, но через пару-тройку лет положение стало налаживаться. Ей удалось поднять свой рейтинг успешной войной за Фолкленды - по выражению автора "последнее ура" колониализма, а также очень здорово помогла начавшаяся добыча нефти в Северном море. Выборы 1983 годы были выиграны с лёгкостью, и уж потом Маргарет серьёзно взялась за главное, по её мнению, препятствие на пути к британскому величию - сильные профсоюзы. В условиях новой политики с её девизом "выживает сильнейший" угольная отрасль была обречена в силу своей  слабой конкурентноспособности: и шахты выработаны, и шахтёры получают больше, чем у конкурентов. Попытка горняков бастовать против дальнейшего закрытия шахт встретила жёсткий отпор готовому на конфликт правительства, заблаговременно создавшего запас угля. Шахтёров били дубинками и арестовывали многими тысячами. Пробастовав год и ничего не добившись, они вернулись в забои. Политика Тэтчер расколола страну. Не каждый смог разделить тезис о том, что он - кузнец своего счастья. Ведь если у кого-то не получается - он, выходит, сам виноват, так ему и надо. Спустя годы, думаю, можно констатировать, что ориентация на "невидимую руку рынка" и частную собственность оставила в Великобритании по большому счёту лишь одну конкурентноспособную отрасль - финансовую. Да и по всей Западной Европе стали умирать целые отрасли производства, прежде всего энерго- и материалоёмкие, которые не смогли уже диктовать свои условия на мировом рынке. Появление зелёного движения, заставившего капиталистов выделять средства на экологию, ускорил этот процесс. Начался подъём сферы услуг.

Автор на уровне полунамёков про "международные условия", ограничивающие возможности национальных правительств, даёт нам идею, в каком направлении думать: эти условия, а именно конкуренция на мировых рынках - вот что принесло проблемы европейским производителям. Семидесятые годы стали свидетелем торгового триумфа Японии и других азиатских тигров, подвинувших и Европу, и США на рынках. Южнокорейские металлурги и судостроители заставили закрываться заводы Круппа и бастовать Гданьские судоверфи. Глобализация набирала свой ход.

Семидесятые годы ознаменовались уходом с политической арены авторитарных режимов Греции, Португалии и Испании. Греческие чёрные полковники дискредитировали себя неудавшейся попыткой присоединить Кипр, что кончилось вводом турецких войск на север острова и фактическим расколом страны. Португальцы, терявшие деньги и жизни своих парней в своих всё-ещё-колониях: Мозамбике, Анголе и Гвинее-Бисау, покончили с авторитаризмом революцией и чередой путчей. А испанцы дождались смерти Франко, оставившего после себя Хуана-Карлоса. На похороны Франко приехал один лишь Пиночет, которого в свою очередь не пригласили на коронацию Хуана-Карлоса четыре дня спустя, и куда съехались все остальные. Во всех трёх странах в конце концов установились демократические режимы. Все три страны стали членами НАТО и ЕС. В числе причин смены режимов в этих странах автор называет общественное и культурное давление со стороны населения. Мне трудно судить, но, думаю, ближе к истине будет предположить, что главную роль послужила поддержка элит, и даже порой самих военных. В Испании, например, дело решило то, что сам новый король в критический момент встал на сторону демократических сил. Элиты почувствовали, куда дует ветер и поставили на евроинтеграцию, т.е. на расширение рынков сбыта своей сельхозпродукции и на развитие туризма. Разумеется, на членство в ЕЭС у авторитаризм с его ставкой на автаркию надежд не питал.

Начавшаяся в отношениях Восток-Запад разрядка не получила развития. Большую роль в этом сыграл ввод советских войск в Афганистан в 1979 году. Уже подписанный президентом договор ОСВ-2 не был ратифицирован, были наложены первые санкции, и даже московской Олимпиаде был объявлен бойкот. Но, думаю, нельзя валить всё на то решение советского руководства. Не последнюю роль играла и решимость американских политиков на возобновление конфронтации с их стратегией обескровить Союз экономически путём втягивания его в гонку вооружений. Теперь мы знаем, что стратегия эта была выбрана верно. Но это станет ясно лишь потом. А пока после череды смертей кремлёвских старцев править страной был выдвинут Горбачёв Михаил Сергеевич, с которым партийное руководство, да и чего греха таить, и советский народ, связывали большие надежды.

Продолжаем знакомиться с книгой Яна Кершоу "Американские горки".

Ссылки на предыдущие части: 1 2

Краткое содержание: и Запад, и Восток в 1968 году буянили, но всё устаканилось.

Прошло два десятка лет после окончания войны. Выросло новое поколение бэби-бумеров. Росло оно в новых условиях ослабевшей дисциплины и уже со своими ценностями, к числу которых не обязательно относились повиновение и долг. Очень многих тянуло учиться в университете, и государство их принимало. Но была проблема: аудитории и общежития не были рассчитаны на столь большое число студентов, и это выразилось в незавидных условиях учёбы и проживания, а также нехватке профессоров, которые в свою очередь смотрели на студентов чаще всего с пренебрежением, свысока. Молодые люди, выросшие в атмосфере свободы и благополучия, стали протестовать против не всегда уместной дисциплины, основанной на старых порядках. Эти протесты так и остались бы локальным явлением, если бы на них не наложилась эскалация войны во Вьетнаме, с которой были согласны не только молодые американцы, но и в большой массе их европейские ровесники.. В результате такие страны, как Италия, Франция и ФРГ, оказались захлёстнуты волнами протестов 1968 года. Это был скорее мятеж, чем революция: действия были чаще спонтанны и без чётких целей. Протестующим не нравился местный порядок, и они хотели ни много, ни мало, а положить конец капитализму. Тон задавали коммунисты местного разлива, а именно троцкисты с маоистами, а также анархисты.

В Италии после жестоких столкновений с полицией студенты стали призывать к солидарности рабочий класс, подтянулись профсоюзы. Вся страна стала бастовать. Власти постепенно пошли на уступки, нарастив социалку и облегчив условия труда, и протесты постепенно сошли на нет. Те, кто остались недовольны, ударились в левый и правый террор. В ФРГ и Западном Берлине молодёжь поднялась после убийства одного из студентов на демонстрации протеста против приезда иранского шаха. Они требовали в числе всего прочего, национализации всесильного медиа-концерна Шпрингер. Но западные немцы ограничились одними лишь студентами с далёкими от масс лозунгами критики всей системы. Движение предсказуемо захлебнулось, не выдержав прессования со стороны государства и оставив после себя, как и в Италии, террористов в качестве неприятного послевкусия.

Протесты студентов и молодёжи против Шпрингера.

Во Франции студентов, построивших баррикады в защиту своих товарищей, выступавших за совместное проживание полов в одном общежитии и критиковавших авторитарные университетские порядки, жёстко разогнала полиция. Мужество студентов нашло отклик в сердцах рабочих, и страну потрясли массовые забастовки. Движение пошло на убыль после объявления де Голлем новых выборов. Пойдя на некоторые уступки, система устояла.

В целом, поколение шестидесятников привнесло свежий ветер в европейскую политику, сдвинув систему влево и приведя в ряде стран к власти социал-демократов. При новом канцлере из социал-демократов Вилли Брандте Западная Германия пошла на улучшение отношений со своими восточными соседями, признав послевоенные границ. На этом позитивном фоне Брежнев с Никсоном начали разрядку. Подули тёплые ветра, но, как оказалось, ненадолго.

Беспорядки в Париже в 1968 году

Слома старого капиталистического порядка не произошло, да и, думаю, не могло произойти. Протестовать против самих основ своего благополучия может лишь лишённый жизненного опыта вчерашний школьник. Выйдя из университетских ворот, большинство вчерашних протестантов влилось в систему, став её послушными винтиками и не помышляя больше об "упразднении боссов". Троцкистко-анархистские фантазии уделом маргиналов. Сексуальная революция, наркотики - всё это, спустя годы, потеряло свой былой шарм перед лицом угрозы СПИДа и государственных репрессий. Но идеи свободы, они не умерли. Многие вчерашние бунтовщики пошли в учителя, в массы, и приложили руку к созданию зелёных и прочих левых партий. И вот уже сегодня их духовные наследники продолжают общее дело, достигая всё больших успехов в поощрении сексуальной свободы и легализации наркотиков.

В странах "народной демократии" на восток от железного занавеса 68-й год тоже был неспокоен. Первое, что приходит на ум при этом - это, конечно, Пражская весна, хотя у неё были отголоски в Польше, где в марте буйствовали студенты (не нашедшие, врочем, отклика у других групп населения) и даже в ГДР. В ЧССР всё начали тоже студенты, недовольные условиями в общежитиях и вышедшие протестовать в конце 1967 года. Движение в сторону реформ там, однако, нашло поддержку не только среди всего общества, но и в руководстве страны, где сталиниста Новотного сменил сторонник реформ Дубчек. Изначальной целью было не ввести капитализм, а привнести больше элементов демократии в социализм. В апреле 1968 года принял программу действий по строительству "социализма с человеческим лицом". Первое, с чего начали - это отмена цензуры. Помню, подобно начинал и Горбачёв с его гласностью. Ослабевание власти коммунистов было замечено в Москве. В июле чехословацкое руководство предупредили, что тем нужно положить конец "контрреволюции". В начале августа Брежнев потребовал от Дубчека восстановить цензуру и вообще навести порядок в партии. Думаю, чехам могли позволить всё, но только не выход из Варшавского Договора и русофобию, что встало уже тогда на повестку дня. Не получив ожидаемой реакции, СССР вместе с другими странами-соседями Чехословакии ввёл войска числом до полумиллиона.

Чехи и словаки значительного сопротевления не оказали. 26 августа пражское руководство приняло советский ультиматум. Братские отношения были восстановлены. Так появилась на свет доктрина Брежнева, предполагающая совместные международные обязательства для защиты соцстран от сил контрреволюции. После Пражской весны западноевропейское левое движение предпочло дистанцироваться от советской модели социализма как примера для подражания. Им было лучше, чтобы их била дубинками своя милиция, а не давили танками чужие танки.

Положение в других соцстранах было всяко-разно, но в целом без серьёзных эксцессов, если не считать беспорядков в 1970 году в Польше, приведших к отставке Гомулки. В двух словах можно сказать: там, где руководство страны сделало инвестиции в перспективные отрасли экономики, это принесло прибыль и благополучие. Это касается прежде всего Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Югославии и ГДР. Там же, где это не удалось - в Румынии, Польше, Албании - там пришлось давить народное недовольство и залезать в долги. В Югославии стал поднимать голову хорватский сепаратизм, Румыния старалась шагать не в ногу со всеми (хоть и в ту же сторону), демонстрируя таким образом свою независимость, а албанцы прозябали, разорвав связи с европейскими соседями и ориентируясь на далёких китайцев.

Продолжаем знакомиться с книгой Яна Кершоу "Американские горки".

Ссылка на предыдущую часть

Краткое содержание: после смерти Сталина и некоторой турбулентности в странах соцлагеря установилась долговременная стабильность, основанная на устойчивом экономическом росте. Росла вся Европа, в обществах было достигнуто неслыханное благосостояние. Послевоенное развитие сопровождалось миграциями, расширением торговли и европейской интеграцией. Европейцы предпочитали не вспоминать о неприятных моментах прошлого, а думать о будущем. Рок-н-ролл, телевизор, стиральная машина и противозачаточная таблетка, войдя в повседневный быт, изменили и ценности европейцев.

В очередной главе автор обратился к событиям, происходившим по "нашу" сторону железного занавеса. Власть коммунистов автор описывает не иначе, как "зажим", который, то сжимаясь, то расслабляясь в ходе истории, держал в повиновении население стран. Сталин в своё время очень туго затянул его в СССР, а после его смерти зажим несколько расслабили. После окончания войны западные районы Советского Союза лежали в развалинах. Одних бездомных насчитывалось свыше 25 миллионов. Но восстановление хозяйства шло бурными темпами, хотя и в условиях жёсткой дисциплины. Победивший Берию в борьбе за власть после смерти Сталина Хрущёв, начиная с ХХ съезда партии, занялся разоблачением и преодолением последствий культа личности. Это, конечно, был шоком для советских людей, когда в момент исчезли статуи и портреты, были переименованы улицы и города. Во внутрипартийной политике он шёл по стопам своего предшественника, расставляя своих людей на важных должностях, что помогло ему отбить мятеж "антипартийной" группы Молотова, Маленкова и Кагановича. С культом Сталина, его методами управления страной было покончено. Зажим медленно разжимался. Экономика росла темпами, опережающими Западную Европу (автор избегает сравнивать СССР с Западной Европой в плане роста, но не забывает упомянуть о благосостоянии, т.е. СССР рос быстрее, но уровень жизни всё ещё не дотягивал до европейского). Баланс правления Хрущёва был отягощён его ошибками в сельском хозяйстве, как то поспешным и необдуманным освоением целинных земель или повсеместным внедрением кукурузы. Его оппонентам в партии не понравилось и импульсивное поведение на международной арене, как то стучание башмаком по столу в ООН (на самом деле это миф - он не стучал, а положил его на стол) и потеря лица в Карибском кризисе. На смену ему в 1964 году пришло трио Брежнев-Подгорный-Косыгин, разделившее верховную власть в стране. Они не стали возвращать сталинский произвол с его ночными арестами и приговорами "троек", но и не дали зажиму разжиматься дальше. С хрущёвской оттепелью было покончено. Открытая критика системы жёстко преследовалась, инакомыслие как минимум не поощрялось. Жаль, что автор говорит о нашей стране, выбирая преимущественно негатив, но тут уж удивляться не приходится.

Страны социалистического лагера не были одним монолитным целым. Югославия шла своим путём после того, как Тито отказался безоговорочно подчиниться Сталину. Социализм там имел свою специфику, выражавшуюся в том, что коммунисты не занимались централизованным планированием, позволяя предприятиям более-менее самостоятельно осуществлять свою деятельность. Экономика росла двузначным процентом, и немалую роль в этом сыграла финансовая помощь США, пытавшихся глубже вбить клин между Югославией и СССР. Отмечая успехи югославской модели, автор напоминает, что и там система базировалась на принуждении. В Румынии, Болгарии и Албании зажим оставался твёрдо сжат: тамошние режимы жёстко держали ситуацию под контролем, не забывая "вычищать" несогласных сталинскими методами. То же можно сказать и о Чехословакии пятидесятых.

Но были и страны, в которых социалистическому порядку был брошен вызов. Так было в ГДР, где разногласия в партийном руководстве дали повод к восстанию 1953 года, которое было легко подавлено советскими танками. Последствиями этого восстания были не только репрессии, но и снижение норм выработки (против повышения которых и восставали), а также увеличение инвестиций на потребление, что позволило облегчить жизнь населению. И после прекращения курса на единую нейтральную Германию и строительства Берлинской стены у Москвы не было более преданного союзника, чем ГДР. После того, как 1955 году подписали Варшавский договор, казалось бы, ситуация в соцлагере окончательно устананилась, но тут грянул Двадцатый съезд КПСС, и поляки, а за ними и венгры, решились бунтовать. Полякам Хрущёв пошёл на уступки, отозвав маршала Рокоссовского с поста министра обороны ПНР, в свою очередь их руководитель Гомулка самостоятельно восстановил порядок. Сговорчивость Хрущёва была вызвана обострением ситуации в Венгрии, которая и до того была не на высоте из-за кризиса в экономике (замечу, что венгры платили репарации) и сопротивления коллективизации и индустриализации. Бунтовщики требовали среди всего прочего вывода советских войск и свободных выборов - того, чего СССР никак не мог обеспечить без угрозы своей безопасности. Венгры, в отличие от немцев, не устрашились простой демонстрации советской военной мощи и стали сопротивляться после ввода войск, что выразилось в двадцати с лишним тысячах пострадавших в течение трёх дней подавления мятежа. Ну и репрессии, которые, будучи поначалу весьма жёсткими, постепенно сошли на нет. Международному престижу системы социализма был нанесён ощутимый удар. Коммунисты в Западной Европе массово расставались с партбилетами. Руководство Советского Союза учло уроки восстаний, позволив своим западным сателлитам развивать производство ширпотреба и разрешив ослабить роль централизованного планирования. Уже после пражской весны система социализма вошла в равновесие, не сталкиваясь с серьёзными вызовами, но и не угрожая политическим системам на Западе.

Неудивительно: Западная Европа в первые послевоенные десятилетия пережила взрывной рост экономики и благосостояния. В числе причин, его вызвавших, автор перечисляет "естественное" восстановление разрушенного хозяйства, внедрение инноваций, появившихся во время войны, выросшая роль государства с его инфраструктурными проектами и перераспределением доходов в пользу беднейших слоёв населения. Всё это благотворно действовало на экономику, порождая своего рода добродетельный круг. Но главным фактором было расширение международной торговли. К сожалению, Ян не говорит нам о причинах этого процесса, упоминая лишь "либерализацию", сопровождавшую принятие плана Маршала. На самом деле открытие рынков - процесс субъективный, он базируется на конкретных политических решениях. В ходе войны Британия вынуждена была открыть рынки своих колоний взамен на помощь США. В процессе послевоенного противостояния Советам Штаты решили "прикормить" Западную Европу, формируя в то же время политический союз. Результатом такого решения было открытие своего рынка для европейских товаров, а также предоставление жизненно необходимого капитала для инвестиций в производство. Крушение мировой системы колониализма позволило свободно торговать уже в планетарных масштабах. В таких условиях, особенно немецкая экономика пережила чудеса роста: ведь из-за недостатка колоний и рынков сбыта немцы и начинали мировые войны, а теперь они это и получили. Технологическое преимущество, квалифицированная рабочая сила и обильный поток американского капитала выдвинули Германию в ряды мировых экономических лидеров, "задвинув" одновременно бывшую мировую державу Британию, получившую весьма скромный рост. Рост в Восточной Европе был не столь высок, как в Западной, но тем не менее достаточно внушителен. Кершоу сравнивает при этом ВВП на душу населения. Советские учебники, как я помню, сравнивали промышленное производство, и здесь цифры роста были в пользу Восточного блока. Факт, благосостояние населения было выше на Западе, но оно ведь всегда было выше, в том числе до войны. Далее, не будем забывать, что при социализме главное внимание уделялось развитию тяжёлой индустрии, а не ширпотребу, что имело причиной повышение обороноспособности страны. Не забываем, что свирепствовала гонка вооружений, развязанная США. И если Западную Европу Штаты взяли под свой ядерный зонтик, позволив своим союзникам по НАТО расслабиться, то СССР не мог быть столь великодушен, что выразилось в том, что страны социалистического лагеря были вынуждены производить пушек вместо масла.

Хорошие времена сопровождались трудовыми миграциями из села в город и из аграрных стран и областей - в промышленно развитые. Турки, югославы и восточные немцы переселялись в Западную Германию, алжирцы и марокканцы - во Францию. В метрополии прибывало население бывших колоний. Роста хватило всем, в том числе самым низам общества. Социальные программы и прогрессивное налогообложение позволили населению облегчённо вздохнуть и положили начало того, что мы называем обществом потребления. Исчезли трущобы на окраинах городов, началась массовая автомобилизация, появился массовый туризм. В политической сфере происходила постепенная интеграция Западной Европы, толчок которой дали США, вынудившие Францию пересмотреть своё отношение к Германии как к вечному сопернику. Европа виделась Штатами в качестве антисоветского бастиона, и потому стратегический интерес был в том, чтобы этот бастион был единым. Интерес Франции был в её доминировании в ЕЭС, включавшим в себя ещё ФРГ, Бенилюкс и Италию, и последующих интеграционных образованиях, потому де Голль не позволял англичанам вступать, когда они в свою очередь "дозрели" до этого. И только в семидесятых годах, обеспокоенные "восточной" политикой западногерманского лидера Вилли Брандта, французы дали "зелёный" свет на принятие в ЕЭС новых членов, и в первую очередь Британии. Англичане, однако, остались в "полусоединённом" состоянии после своего вступления, главным образом ввиду того, что очень многие там не видели себя частью Европы.

В культурном плане континент хотя и смотрел в будущее, тем не менее не мог отделаться от памяти недавнего прошлого. В литературе превалировало чувство отчаяния и фаталистического идеализма, в философии - экзистенциализм (не говоря, конечно, о марксизме). Наряду с Брехтом, умы европейцев будоражили Камю, Сартр и Оруэлл. Кершоу приводит интересный перечень "слепых пятен" в отношении разных стран к своему недавнему прошлому. В социалистических странах фашизм виделся главным образом как неизбежное следствие хищного капиталистического империализма, а не как расовая теория с антисемитизмом в сути, что, по словам автора "признали последующие поколения". Действительно, могу подтвердить, что в Германии в настоящее время национал-социалистическое прошлое видится в основном через призму уничтожения евреев, а остальные деяния находятся в тени. Поставлено много памятников жертвам Холокоста, в настоящее время планируют поставить памятник польским жертвам. Голоса тех, кто выступает за увековечение памяти всех без исключения жертв нацизма, не доходят до умов принимающих решения. Но вернёмся к слепым пятнам. Кершоу пишет про умалчивание про антифашистов-некоммунистов на восток от железного занавеса (по правде говоря, однако, наиболее способными бойцами были именно коммунисты). Франция предпочла закрыть глаза на своих коллаборантов, составлявших существенную часть общества, прославляя в то же время своё Сопротивление. Италия принижала ключевую роль коммунистов в своём антифашистском движении. Западные немцы превозносили (и превозносят сейчас) "другую Германию", действия которой выразились в покушении группы офицеров на Гитлера в 1944 году. Нацизм виделся, таким образом, "злым" отклонением от позитивного немецкого курса истории. Это напоминает мне высказывание современного лидера партии AfD о "птичьем помёте на славной истории Германии". Справедливости ради следует вспомнить о появлении исследования Фрица Фишера, вызвавшего в шестидесятые годы серьёзные споры в немецком обществе. Этот историк обосновывал, что и Первая мировая война велась немцами за мировое господство. Англичале видели в прошлой борьбе главным образом свою борьбу плечом к плечу с союзниками из США, превознося героя Черчилля, лишь годы спустя постепенно подходя к мысли, что и Британия внесла свой вклад в развязывание войны.

Простых людей, однако, мало интересовали философские дискурсы. Массовая культура пережила революцию в музыке, принесённую из-за океана рок-н-роллом с его новыми ритмами, экспериментами и инструментами. Эта революция не признавала государственных и возрастных границ, она распространилась по всей Европе и нашла себе поклонников всех возрастов. В квартиры внесли Его Величество телевизор, который изменил под себя семейный досуг и заставил уйти на второй план кино с театром. Рост материального благополучия заставил медленно, но уверенно измениться всю систему ценностей современного человека. Расселение социально сплочённых трущоб в отдельные квартиры и пенсионное обеспечение не требовали более от людей взаимопомощи и преждей сплочённости. Перестали в массовом порядке ходить в церковь, несмотря на её попытки удержать прихожан, не так активно участвовали в профсоюзной деятельности. Снижение военных расходов снизило роль и военно-патриотического воспитания. Молодые люди получили возможность прохождения альтернативной службы. Изобретение противозачаточных таблеток дало возможность девушке самой контролировать, когда и от кого она будет иметь детей и положило начало сексуальной революции. К этому я бы добавил прогресс бытовой техники, существенно увеличивший время для досуга и позволивший женщинам активно включаться в социальную жизнь, служа одним из оснований для эмансипации. Все эти изменения были весьма глубокими и важными, они происходили повсеместно, медленно, но верно, по мере смены поколений. Однако многим молодым людям этого темпа было недостаточно. Они предпочли бунтовать против родительских норм. Что из этого вышло - узнаем в следующей части.