Серия «Съедобная экономика»

Бразильцы мешают лайм в водку. Алкоголя у них – залейся. Ещё в Великую Депрессию Бразилия столкнулась с дефицитом топлива, который она стала «лечить» этанолом. Потом вернулась дешёвая нефть, но после нефтяного шока 1973 года тема снова встала в полный рост. Подтянулись с новыми моторами автопроизводители. Были взлёты и падения. Но и сегодня спирт обеспечивает 15% энергетических потребностей страны. Этанол – биотопливо. Его мы делаем, по сути, из солнечной энергии. Это – одно из комплекса решений проблемы изменения климата. Но лишь одно. Нужны ещё.

Во-первых, нужны новые технологии. Альтернативные источники энергии, улавливание углекислого газа и т.д. Снизить энергопотребление в промышленности. Адаптироваться к уже происходящим изменениям климата. Во-вторых, нужно изменить стиль жизни: меньше перемещаться, улучшить энергоэффективность. И в-третьих, изменить пищевые привычки (меньше мяса и больше сезонной еды).

Всем этим должны согласованно заниматься мировые правительства. Они должны продвигать зелёные технологии и в богатых, и в бедных странах. Кто не может себе их позволить – тому помочь. В любом случае, без соответствующих налогов и субсидий не обойтись. Цингу победил британский Королевский флот, а современные проблемы победят большие решительные действия правительств.

--------------------------------

Звучит благородно, но на практике ключевой проблемой остаётся согласие многих стран на принимаемые меры. Легко написать, как автор: «изменить» привычки. Но трудно на самом деле меньше ездить, меньше есть и больше мёрзнуть. Изменение климата – с нами. К нему нужно привыкать. И, конечно, стараться ограничить. Главное при этом – не переборщить с ценой.

Специи

Автор признаётся, что в молодости корил своих предков за то, что они не пользовались широким арсеналом специй, делающих нашу пищу богатой ощущениями. Потом поостыл, рассудив, что гвоздичное дерево не растёт в Корее. Оно не растёт и в Европе, но там его продукт очень ценили. Ценили и другие специи, и потому вкладывали гигантские суммы в экспедиции на Восток. Мореплавание в те годы было далеко не самым безопасным занятием. Гигантское вложение могло легко разорить инвестора, который отвечал за него и домом, и кровом. И личной свободой.

Решение было найдено в виде ограниченной ответственности в пределах уставного фонда. Так начались британская и голландская Ост-Индские компании. Колонизация стала частным делом. И очень успешным притом. Это сегодня ОО в порядке вещей, а четыреста лет назад это была привилегия, дарованная короной. Многие, в том числе Адам Смит, относились к идее со скептицизмом, не одобряя «азартную игру» с чужими деньгами. Тем не менее, это оказалось замечательным средством мобилизации капитала. Настолько замечательным, что на заре индустриализации из привилегии сделали право.

Прошли столетия. Ограниченная ответственность стала бременем в свете дерегулирования мировых финансов. Акционер сегодня буквально играет с огромными суммами, подвергая мировую экономику риску кризиса. Он не смотрит на долгосрочные перспективы своего вложения. Вложился, снял прибыль, свалил. Полсотни лет назад среднее время держания акции в Великобритании составляло пять лет. Сегодня – меньше года. Потакая акционеру, руководства компаний занимаются обратным выкупом акции и прочими фокусами, чтобы почище выдоить предприятие. В таких условиях заниматься долгосрочным инвестированием становится всё труднее.

Настало время для реформ в этой области. Среди предложений автора – привязать право голоса к сроку владения акцией, ограничить права акционера в пользу других заинтересованных сторон (работников, поставщиков, местных общин), а также подрезать крылья акционерам в законодательном плане (усилить финансовое регулирование).

Клубника

В строгом ботаническом смысле клубника – не ягода, в отличие от баклажана или огурца. Но для большинства из нас она остаётся главным воплощением этого понятия. Мы любим клубнику в свежем и консервированном виде, бросаем варенье в чай (так говорит про русских автор) и начиняем ею всякие вкусности.

Но собирать её – то ещё «удовольствие». Нагибаться-разгибаться десять часов в день – тяжкий труд, для которого богатые страны завозят иностранную рабочую силу. Давно бы придумали комбайн, но это непростая задача – разыскать спелую ягоду среди листьев и сорвать её так, чтобы не раздавить. И всё же прогресс идёт вперёд. Не за горами время появления коммерческих роботов, способных справиться с этой задачей. Что уж говорить, когда искусственный интеллект готов оставить не у дел целые профессии, начиная с шофёра и заканчивая журналистом.

Потеря рабочих мест по причине автоматизации – неразлучный спутник капитализма. Бизнес-пресса десятилетиями морщила нос в ответ на жалобы синих воротничков. Но теперь под угрозой воротнички белого цвета, и тон изменился. Журналюги почуяли, что без них могут обойтись.

Автор не видит причин для паники. История эта длится уже два с половиной столетия, и ничего, мы по-прежнему трудоустроены в большинстве своём. Станет меньше сборщиков клубники, зато больше операторов комбайнов. С удешевлением продукта вырастет спрос и понадобится нарастить выпуск, так что теоретически операторов завтра может быть больше, чем сборщиков сегодня. Рабочие места могут создаваться в смежных отраслях. Например, интернет обанкротил многие бюро путешествий, но обеспечил доходом владельцев недвижимости в курортных областях. А главное – автоматизация повышает производительность труда. Будет общественный доход – можно будет создать рабочие места там, где робот всё ещё не справляется и там, где они нужны. Например, в уходе за больными и престарелыми.

В свете вышесказанного невозможно знать заранее, приведёт ли автоматизация к массовой безработице. До сей поры не привела, и это обнадёживает. Многие скажут, что сейчас – совсем другая история. Но, оглянувшись назад, придётся констатировать: мы не можем предвидеть даже ближайшее будущее, в котором фантастическая техника станет обыденным делом.

Но, конечно, потери рабочих мест в отраслях из-за автоматизации – реальны. Чтобы сгладить стресс, государство должно вкладываться в переобучение и платить пособия тем, кому не повезло иметь не ту профессию. Ну и трудоустраивать их там, куда не добрались роботы, конечно.

---------------------------------------------

Не стоит закрывать глаза на неудобные факты. До индустриализации рабочие руки были в дефиците. Сегодня во всех странах есть безработица. Особенно там, где происходит деиндустриализация. Там, где производить стало невыгодно. Да, большинство ещё трудоустроено. Но посмотрите на доходы трудящихся – по ним не скажешь, что на их труд большой спрос. И всё же я, подобно автору, смотрю в будущее с оптимизмом. Главное, что обнадёживает – это рост производительности труда. Если меньшее число работников может обеспечить тот же продукт – дело лишь в его перераспределении. По той же причине не стоит бояться и старения населения. Будет общественный продукт – будут и пенсии.

Шоколад

Шоколад в Европу привезли испанцы, и они же приучили к нему европейцев, выбросив из рецепта перец и добавив сахар. Новый продукт пришёлся по душе, и его пили с удовольствием. Да, пили, потому что он был жидким. Излюбленной добавкой было молоко. А вот в твёрдом виде сделать молочный шоколад не получалось. Прорыва добился Генри Нестле, основатель одноимённой компании. Он в вместе со своим партнёром по бизнесу стал мешать какао не с жидким молоком, а с молочным порошком собственного изобретения. Через четыре года ещё одна швейцарская фирма Lindt & Sprngli изобрела конширование, и мы получили шоколад в нынешнем виде. А Швейцария стала синонимом хорошего шоколада.

Сегодня эта страна превозноситься многими как модель постиндустриальной экономики, зарабатывающей деньги экспортом услуг. Постиндустриальный дискурс, зародившийся полвека назад, говорит о том, что по мере роста благосостояния люди станут покупать больше услуг, чем товаров. Ну не хлебом единым жив человек, в конце концов. Постепенно промышленное производство начинает замещаться индустрией услуг. Когда начался промышленный взлёт Китая, апологеты постиндустриализма стали вещать о вывозе «низких» технологий в страны с низкими зарплатами, в то время, как золотой миллиард концентрируется на «высоких» услугах, за которыми будущее: финансы, IT, консалтинг. При этом нахваливали именно Швейцарию и Сингапур. Были страны (Индия, Руанда), которые в это поверили и попытались сразу перескочить в экономику услуг, минуя индустриализацию.

Проблема в том, что Швейцария на самом деле – самая индустриализированная страна в мире, если учесть размер её населения. Оно понятно, что у них есть мощные банки, но кроме этого, есть и что-то ещё. И это что-то ещё обеспечивает своим технологическим экспортом благосостояние страны. Этот экспорт не так заметен потому, что он сбывается в основном компаниям, а не физическим лицам: машины, высокоточное оборудование, химические продукты…

Деиндустриализация многих стран Запада вызвана на самом деле изменениями не в спросе, а в производительности. Люди платят больше за услуги потому, что они не дешевеют так быстро, как товары. Потому что производительность труда товарного производства быстрее растёт. В то же время способность производить промтовары остаётся решающим фактором, влияющим на благосостояние страны. Многие из высокопроизводительных услуг, включая финансы, транспорт и инжиниринг, вообще не могут существовать без производящего сектора, являющегося их главным потребителем. Более того, промышленное производство продолжает оставаться главным источником инноваций. Даже в Британии и США, где оно даёт всего лишь 10% общего выпуска экономики, на него приходится 60-70% НИОКР. Именно по этим странам потеря деиндустриализация ударила больнее всего. Они пренебрегали развитием промышленности в пользу банковского сектора и стали пожинать плоды, начиная с кризиса 2008 года, после которого значительного роста так и не достигли. Когда случилась пандемия, это стало видно всем. Люди сидят по домам, реальная экономика стагнирует, а на бирже фейерверк невиданных рекордов.

Не давайте себя одурачить, даже если единственный потребляемый вами швейцарский продукт – это шоколад. Швейцарцы зарабатывают не столько финансами и туризмом, сколько своим умом: изобретая и производя что-то новое. Одним из примеров успешной инновации и является любимый нами шоколад. Вера же в постиндустриальное общество в лучшем случае вводит в заблуждение, а в худшем – причиняет вред.

--------------------------------------------

Если выбросить политику из предпоследней части, то была бы отличная книга, очень похожая на «23 вещи», с парой новых тем. Однако в этом случае было бы мало смысла заниматься её написанием. Вставки про еду привлекают обывателя, но политика сделала книгу похожей на агитку. Жаль.

С экономической точки зрения базовый набор страховок обойдётся обществу дешевле, если их станет предлагать государство вместо частника. Это ясно видно на примере Соединённых Штатов, которые тратят на здравоохранение на 40% больше, чем ближайший их преследователь из пула богатых стран. Штаты, несмотря на эти траты, имеют худшие показатели здоровья при сравнении с этим пулом. Одной из важнейших причин этого является фрагментация системы здравоохранения.

Социалка имеет массу других преимуществ. Она делает экономику более динамичной, поскольку уменьшает страх людей перед новыми технологиями и производственными практиками. Неудивительно, что системы социального страхования продолжают развиваться, несмотря на нападки неолибералов.

----------------------------------------------

К сожалению, автор не указал на недостатки социалки. Главным из которых является её стоимость. Она должна быть по карману, иначе придётся влезать в долги и/или печатать деньги. Красноречивым примером расточительности является Греция, которая, пожив, как люди, пару десятков лет, застряла примерно на то же время в своём развитии. Старая истина – жить по средствам. Ею пренебрегают в наше время слишком многие страны, считающиеся развитыми и богатыми. Рано или поздно всем придётся расплачиваться. Благосостояние родителей будет скомпенсировано бедностью детей. Как в Греции.

Курица

Индусы не едят говядину. Мусульмане и евреи не едят свинину. Корейцы не едят баранину. Но все едят курятину. Не удивляет, что она входит в меню многих авиакомпаний. Особенно «куриной» славой пользовался Аэрофлот. Когда один из индийских знакомых автора когда-то летел в Дели через Москву, он получил тоже курятину. Что его не обрадовало, потому что он был вегетарианец. Он попросил что-нибудь более подходящее, на что ему ответили, что Аэрофлот – социалистическая авиакомпания, а при социализме все равны. Никакого спецобслуживания.

Если все равны, это не значит, что всем нужно одно и то же. Конечно, есть какие-то базовые вещи вроде тепла, воды и воздуха. Но если подняться немного выше, выяснится, что наши потребности начинают существенно расходиться. Даже простой белый хлеб не все переваривают. Или возьмём площадь туалета, которая для женщин должна быть больше. Там где она такая же – неизбежны очереди. Явная несправедливость.

Касательно равенства, свои слепые пятна имеют и так называемые рыночники. Они пеняют на уравниловку при социализме, говоря о низкой заинтересованности тех, кто делает непропорционально большой вклад в экономику – начиная с изобретателей и заканчивая нейрохирургами. Потому нужно заботиться не о равных доходах, а о равных возможностях. Чтобы каждый мог стать нейрохирургом или инвестиционным банкиром. Раньше, когда в университет лишь бы кого не брали, это было серьёзной проблемой. Теперь же формальные причины устранены. Но до равенства возможностей всё ещё далеко. Имеется дискриминация по половому, расовому и другим признакам. Эта дискриминация носит порой добровольный характер, когда, например, девушка не идёт учиться на инженера, а подаётся в социологи. Это тоже несправедливо.

Даже если представить себе общество по-настоящему равных возможностей, это тоже будет несправедливо. У кого-то могут мозги не работать по причине плохого питания в детстве, например. Мало иметь равные возможности, нужно ещё иметь равные способности воспользоваться этими возможностями. Для этого важно обеспечить всем детям условия для нормального развития. Автор заключает о необходимости высокой степени равенства результатов. Что можно достичь регулированием рынков. Например, путём защиты среднего и мелкого бизнеса. Другой эффективный способ достижения равенства – перераспределение благ социальной системой государства.

-----------------------------------

Вот так незаметно автор перешёл от детского развития к «равенству результатов», потенциально оправдывающего любую уравниловку. И делающего жизнь тунеядца осмысленной. Не добился успеха в жизни, пропил состояние – виновато общество, которое не обеспечило равенство твоего результата. Пусть теперь платит пособие. Нет уж. Общество может обеспечить тебе образование и бесплатные обеды в школе. Но и ты должен прикладывать усилия и усердно учиться. Однако никто не будет стараться, зная, что на выходе получишь не намного больше, чем и без стараний. Никто не станет развивать своих детей, если поверит в то, что это несправедливо по отношению к тем, кого не развивают. Те, кто выросли в обществе единой школьной программы, бесплатных школьных завтраков и высшего образования знают, что разные результаты вызваны чаще не разными способностями, а разной мотивацией. Когда-то мотивацию обеспечивала религия или идеология. Теперь уже нет. Но во все века сильнейшим мотиватором служил потенциальный материальный успех. Материальный стимул неистребим. Что бы ни говорили поборники «новой» справедливости.

Перец чили

Горечь чили – это, по сути, не вкус, а боль. Боль без причинения вреда. Перец действует напрямую на рецепторы, обманывая наш мозг. Как-то автор с другом был в сычуаньском ресторане, которые славятся своей острой едой. У них в меню острота блюд была показана числом перчиков в шкале количеством до пяти. Друг был не большой любитель острого, и потому взял блюдо с нулём перчиков. Оказалось – острое... Официантка объяснила, что это не ошибка: ноль – не означает, что перца нет вообще. Просто его минимальное (но не нулевое) количество.

По тому же принципу – хоть и есть, но не считаем – учитывается (а вернее, не учитывается) домашний труд домохозяйств для своего же блага при подсчёте ВВП. Что не оплачено – то не считаем, таков принцип. Это неверно. Таким образом, недооценивается вклад женщин в экономику. При этом страдают сами женщины, недополучая пенсионный стаж, например. Но даже если труд оплачен, он всё равно бывает недооценен. Это мы могли видеть в прошлую пандемию. Похлопали пару недель врачам и санитарам – и ладно. А они продолжают трудиться и получать не всегда адекватную зарплату.

Одной из причин недооценки труда является дискриминация по половому признаку. На низкооплачиваемых должностях в детских садах, домах престарелых и в уборке помещений трудятся в основном женщины. Им не только платят меньше, чем мужчинам на схожей работе (пруфов нет), но и меньше, чем получали бы мужчины со схожими способностями в мужском коллективе. Ещё одна причина – рынок, который работает по принципу «один доллар – один голос». Между тем общественная потребность в определённом труде может превышать рыночную стоимость. Вспомним ту же пандемию. Хоть рынок имеет свои преимущества (сбор информации для работы экономики, стимул для роста производительности), в работах по уходу нужно что-то менять.

Нужно перестать думать, что рынок всё оценит по справедливости. А также что уход – женская профессия. Далее, нужно открывать традиционно мужские профессии женщинам и бороться с расовой дискриминацией. И всё это цементировать изменениями в системе соцобеспечения государства.

------------------------------------------------

Весь раздел, посвящённый общественной жизни у автора – скорее политика, чем экономика. Ха-Джун здесь вдосталь пользуется аргументами левого лагеря, не заморачиваясь их критикой. И даже откровенную липу перенимает (про более низкую зарплату у женщин на той же должности, например). Если речь идёт об адекватной оценке общественно полезного труда, то причём здесь открытие доступа женщин к традиционно мужским профессиям? А расовая дискриминация? Это – не экономика. Это чистая политика.

Кстати о зернах. Вернее, о хлебных законах, Corn Laws. Когда-то вокруг них было сломано немало копий. Те, кто желал отменить пошлины на ввозимое зерно, утверждали, что дешёвая еда позволит снизить издержки производства и продвинуть экономику в целом, хоть прибыли фермеров и пострадают. В Парламенте образовалась Лига против хлебных законов. От себя добавлю, что их точку зрения пропагандировал (и продолжает этим заниматься) свежесозданный журнал The Economist. Они одержали победу. Свобода торговли зашагала по планете. Правда, шагала эта свобода не так уж свободно. Молодые государства Латинской Америки получили её навязанной крупными европейскими державами. Они не могли произвольно устанавливать значительные пошлины на импорт. Который был в основном европейским, естественно. Подобные неравные договоры были навязаны и другим странам: Османской империи, Сиаму, Персии, Китаю... В то же время в континентальной Европе и Штатах протекционизм был в порядке вещей.

Всё это уже в прошлом. Последние неравные договоры истекли в 1950 году. Но, несмотря на косметику, суть вещей в мировой торговле остаётся прежней: сильные страны формируют торговые отношения в своих интересах. ВТО допускает протекционизм в агробизнесе (в котором сильны бедные страны) и ратует за свободный рынок в товарах высокого передела (где рулят гегемоны). Подобных перекосов – сколько угодно. Не снимешь пошлины – не видать кредитов от МВФ. А чтобы это не выглядело плохо в глазах прогрессивного человечества, академики, пресса (журнал The Economist в первых рядах) и западные мозговые центры хором уговаривают элиты развивающихся стран, что свобода торговли – для их же блага. Под свободой при этом имеется в виду лишь немногое – свобода международных торговцев не облагаться налогами и пошлинами местными правительствами «несвободных» стран. Которые оказались лишены права определять своё будущее вследствие колониализма и неравных договоров. Не всё то золото, что блестит. Не всякая свобода хороша.

Бананы

Родина бананов – Юго-Восточная Азия. В процессе доместикации они утратили вместе с семенами возможность воспроизводиться естественным путём. И вот уже несколько тысяч лет распространением бананов (черенками) занимается человек. За это время бананы перебрались через Индийский океан, так что когда португальские работорговцы стали возить живой товар в Новый Свет, они кормили этот товар в основном рисом и бананами. На новом месте рабы имели возможность высадить что-то на выделенном куске земли, и те часто прибегали к этой не требующей тщательного ухода, но продуктивной культуре.

Продукт этот скоропортящийся, потому большого экспортного потенциала он не имел. Поначалу. Но с изобретением рефрижератора дело приняло сразу другой оборот. Американские компании United Fruit Company (которая известна нам под именем Chiquita), и Standard Fruit Company (Dole) сразу взяли быка за рога и организовали гигантские плантации в Латинской Америке и на Карибах. Экономика таких стран, как Гондурас, Куба, Коста-Рика, Эквадор, Колумбия, стала служить интересам этих фирм. Они скупали там всё подряд: железные дороги, электростанции, почту, телеграф, телефон (так было в Гондурасе). Кто контролирует экономику, тот контролирует и политику, конечно. Банановые компании, имеющие свою полицию и таможню, не были исключением, скупая политиков и избавляясь от неугодных правительств. В более серьёзных случаях страну могли окупировать американские морские пехотинцы для «наведения порядка». Печальную известность приобрела банановая бойня в Колумбии в 1928 году, известная нам по знаменитому роману Маркеса Сто лет одиночества.

Теперь-то вы знаете, что такое на самом деле банановая республика из романа О.Генри? Пустив козла транснациональную компанию в огород, не оберёшься беды. Есть, конечно, шанс основать совершенно новую индустрию у себя в стране. Интел, например, запустил свой завод на Коста-Рике, самой настоящей банановой республике. Новая индустрия может привезти новые технологии и техники управления. Разве плохо? Ключевое слово здесь – «может». Преимущества ТНК – всего лишь потенциальные. Дело может кончиться тупой отвёрточной сборкой без возможности приобретения ценных знаний. ТНК может вообще завезти своих рабочих, как это часто делают китайцы. Результатом может быть появление изолированных анклавов, которые двигают вперёд их владельцев, но не экономику страны-хозяина. Подобную ситуацию можно наблюдать на Филиппинах.

Решением этой проблемы может быть регулирование деятельности ТНК. Хотите делать у нас бизнес? Организуйте совместное предприятие с кем-нибудь из местных, в котором получите 50%. Такое можно увидеть, например, в Китае. Далее, можно ограничить патентные выплаты, выставить требования к локализации определённого процента компонентов. Так делали Южная Корея, Япония, Тайвань и Финляндия. Как результат, эти страны могут похвастаться сегодня современной и успешной промышленностью. Даже сравнительно либеральные страны вроде Ирландии или Сингапура нельзя назвать пассивными в этом отношении. Их правительства целенаправленно выходили на ТНК и предоставляли им льготы, а не ждали, пока придёт буржуин из-за бугра. Одним словом, ТНК подобны банану: за ними нужен уход, чтобы не выросла «экономика анклавов» или того хуже – банановая республика.

Кока-Кола

Известно, что своё название напиток получил по двум главным компонентам – листьями коки (дававшим кокаин) и ореху колы (кофеин). Ни тех, ни других уже в составе нет. Хотя не так: ни кокаина, ни ореха колы там уже нет. Орех заменили просто кофеином, а листья коки всё ещё присутствуют в «обезвреженном» виде.

Высоко в Андах листья коки всё ещё популярны среди местных жителей в качестве тонизирующей жвачки. Автор утверждает, что в таком виде кока ни вызывает зависимость, ни приносит вреда здоровью. Многие там выращивают коку для себя. Выращивал коку и знаменитый президент Боливии Эво Моралес. Он пришёл к власти на волне протестов против Вашингтонского консенсуса – политики рыночной либерализации, приватизации и демонтажа государственного контроля, ставшей популярной в девяностые годы. Название политика получила по местоположению организаций, продвигавших этот «консенсус» - МВФ, Казначейство США и Всемирного банка.

Моралес начал с национализации ключевых индустрий и повышения налогов для разработчиков минеральных ресурсов. Многие экономисты пророчили коллапс по причине столь вопиющего пренебрежения рыночными принципами. Но ничего страшного не произошло. Наоборот, рост экономики ускорился с 0,5% в год до Моралеса до 3% при нём.

Боливия не одна в таком тренде. Примерно в это же время левые правительства пришли к власти в ряде латиноамериканских стран: Бразилии, Аргентине, Эквадоре, Уругвае, Венесуэле. Подобный процесс стали называть pink tide - «розовый прилив». Не все были такие радикалы, как Мадуро, но работали в схожем направлении. И со схожими результатами, принеся большее равенство и быстрейший экономический рост. Правда, не всё было гладко: страны эти остались на сырьевой игле. А надо было развивать перерабатывающую промышленность. Пока цены на сырьё, разогреваемые китайским ростом, были высокие, всё шло, как по маслу. А потом они попадали, и стали валиться левые правительства. Тем не менее, это не означало возврата неолиберальной рыночной повестки. Аргентина, Боливия и теперь уже Бразилия снова управляются левыми. К розовому приливу присоединились Мексика, Перу, Колумбия и даже оплот неолиберализма Чили.

Розовый прилив малозаметен в Азии, где Вашингтонский консенсус не соблюдался столь строго. Африканские страны, хоть и пострадали больше других, не могли столь открыто рвать со старыми практиками: слишком зависимы они от западных доноров. Но и там растёт осознание важной роли государственного регулирования. Неолиберализм не работал и на своей родине – в богатых странах Запада. Начиная с восьмидесятых, эти страны растут медленнее, в них усиливается неравенство и всё чаще случаются кризисы.

Но наиболее серьёзно пострадали от неолиберализма развивающиеся страны, которым эта политика совершенно не подходит. Нельзя вырастить у себя сильную промышленность, не оградив её сперва от иностранной конкуренции. Успех Кока-Колы говорит нам о том, что для успеха продукта нужен довольный в массе своей потребитель.

----------------------------------------

Выбрали левых – и рост ускорился. Автор подразумевает причинность. А может, это совпадение на фоне сырьевого бума? Не зря же они столкнулись с проблемами после его окончания. На этот счёт у него отговорка – надо было заниматься промышленностью. Как будто, они ею не занимались. Имелся, конечно, в виду любимый автором протекционизм. Но тогда причём здесь левые? Этим инструментом может пользоваться любое правительство. Огорчительно видеть подобные подтасовки со стороны столь уважаемого профессора.

Рыба эта послужила в своё время основой экономического бума Перу. Но не по причине её экспорта. А в переработанном виде. Её переработали в гуано морские птицы, питающиеся анчоусами из богатых вод течения Гумбольдта. Гуано - прекрасное органическое удобрение. Причём оно не так воняет, и может использоваться для производства пороха. Девятнадцатый век был бумом гуано, все стали его искать, а США приняли специальный закон, разрешающий своим гражданам захватывать необитаемые острова в Тихом океане. Гуановый экспорт Перу продлился, однако, всего тридцать лет. Не хватило залежей на весь мир. Потом обнаружили селитру, которой было больше. Но залежи селитры были отжаты Чили в Селитряной войне. Начавшийся этим период благоденствия Чили долго не продлился. Фриц Габер и Карл Бош научились доставать азот буквально из воздуха. Это было весьма своевременно в преддверии Первой мировой. Короче, двадцатые-тридцатые годы прошлого века стали временем чилийского заката. Экспорт селитры за десяток лет рухнул втрое.

Подобных примеров - несть числа. Немецкие химики обанкротили и производителей кармина - когда-то основы экономики Гватемалы и индиго, которым кормились многие индусы. В двадцатом веке настала очередь Малайзии с её каучуком. В принципе, чтобы разорить конкурента, не обязательно изобретать искусственный аналог. Достаточно научиться делать дешевле. Малайзия выперла с рынка каучука в своё время Бразилию, откуда каучук родом. Англичане вывезли тайком саженцы деревьев и высадили их в похожем климате в одной из своих колоний. Сегодня бразильский кофе подпирает вьетнамский. Логика капитализма неумолима. Рыба ищет где глубже, а буржуин - где дешевле.

Отсюда мораль 1: технологии позволяют превзойти природные ограничения. Кто бы мог подумать, что крошечная Голландия встанет на второе место в мировом агроэкспорте после США?И мораль 2: устойчивое повышение благосостояния должно опираться на индустриализацию. Заводы и фабрики обеспечат своей продукцией не только тебя, но и детей, и внуков.

Креветки

Излишне рассказывать о вкусе креветок. Их популярность приводит к массовому сокращению расчищаемых под креветковые фермы мангровых лесов, площадь которых сократилась за прошлые три десятилетия на 20%. Страдает экология. Почему бы не начать есть насекомых, которые являются родственниками ракообразных? Но нет, очень многим противно.

Многим, но не всем. Автор, будучи школьником, не прочь был по дороге из школы взять кулёчек жареных шелковичных червей с лотка торговца. Тогда, в семидесятых, шёлк был важной статьёй экспорта Южной Кореи, а личинки были бросовым отходом. Лидером на рынке шёлка была Япония. Но японцы захотели большего. Они хотели производить сталь, автомобили, суда, электронику. Однако честной конкуренцией они не могли побить европейцев и американцев даже на своём рынке. Выход: протекционизм. Иностранного производителя стали давить пошлинами, своему помогать льготными кредитами и прочими плюшками.

Критиков такой политики хватало уже тогда. Они справедливо полагали, что поощряется неэффективный производитель Но история показала, что производитель способен со временем повысить свою эффективность. Для этого нужно, конечно, как следует потрудиться. Инвестировать в оборудование, в рабочую силу, в науку. Не у всех получается. Но у японцев получилось вырастить у себя промышленность мирового класса. Не было бы защиты своего производителя - не было бы и шанса.

Этот так называемый "детский аргумент" был придуман, кстати не ими. А первым министром финансов США, Гамильтоном, которого мы имеем возможность лицезреть на любой десятидолларовой банкноте. Да, да. Сегодняшние апологеты свободного рынка США и Британия добились своей промышленной гегемонии во многом именно благодаря защите своего производителя. И не только они. За редким исключением (Нидерланды, Швейцария) все современные промышленные гиганты встали на ноги при помощи ограничению импорта. Важно при этом не переборщить с защитой своего производителя. А то разжиреет и не станет развиваться.

Макароны

Больше всех дошиков в мире едят корейцы - 79 раз в год в среднем. Там популярны и другие виды блюд из макарон, которые автор любовно перечислил в своём повествовании. Но при всей их любви макароны там встречаются в двух формах - вермишель и лапша. Каково же было удивление автора, когда он попал в Италию и увидел все эти ракушки, спиральки, бабочки... Производитель премиум-бренда даже нанял знаменитого дизайнера Джорджетто Джуджаро, чтобы тот разработал ultimate-версию. У него получилось вот это вот:

Да уж, в автомобилях у него лучше выходило. VW Гольф, Пассат, Джетта, Ауди 80, Фиат Панда, Пунто, многие элитные модели и концепт-кары... И Hyundai Pony.

Корейцы раскошелились на Джуджаро в надежде пробиться на мировой рынок. Hyundai Motor Company (HMC) начали в шестидесятых с партнёрства с Фордом и сборки его автомобилей в конце восьмидесятых. Потом партнёрство было разорвано, а на рынок вышел маленький хэтчбек нарисованный Джуджаро. В июне 1976 года вся нация ликовала, когда удалось поставить первую партию (из пяти машин) на экспорт в Эквадор. В 1986 модель Excel уже прекрасно продавалась в США. В 2009 они стали делать больше автомобилей, чем Форд, ещё шесть лет спустя за кормой осталась Дженерал Моторс.

В чём секрет их успеха? Кто-то скажет, что у них были гениальные основатели, и окажется прав. Чон Джу-ён с братом долго развивали компанию прибылями из других ветвей (в основном строительного) бизнеса, прежде чем она стала приносить деньги. Только этого бы не хватило, не будь мотивированных рабочих и инженеров, не покладающих рук в труде и освоении нового. Не будь правительства, забанившего автоимпорт пошлинами, а потом заставившего HMC заняться разработкой собственных моделей угрозой отозвать лицензию. Примеров смены профиля бизнеса в мире предостаточно: Samsung, LG, Toyota, Mitsubishi, Nokia... И все они, даже американские гиганты, подтверждают общее правило: крупный бизнес - не дело одиночек-индивидуалистов, вопреки легендам. Это дело огромных коллективов, которое очень часто не обходится и без государственной поддержки.

Морковь

Изначально она была белого цвета – такая растёт в Афганистане, откуда она родом. Оранжевый цвет ей придали голландские селекционеры в семнадцатом веке. Говорят, что голландцы продвигали таким образом свой национальных цвет. Впрочем, надёжных свидетельств насчёт этого нет. Оранжевая морковка снабжает нас каротином, из которого мы получаем витамин А. И это хорошо.

В мире есть огромное количество людей, которым даже морковка не по карману. Они едят в основном простые злаки, например рис. Для них группа учёных разработала золотой рис с добавкой гена, синтезирующего каротин. Этот рис получился тоже оранжевого цвета. Разработали – и продали гиганту биотеха Syngenta. Пошли упрёки – как так, отдали такое благое начинание в руки жадных до прибыли буржуинов. Учёные оправдывались тем, что для того, чтобы заняться распространением самому, не хватает многих ключевых патентов.

Что есть, то есть: простому смертному иметь дело с патентами в наше время трудно. Зачем вообще существуют патенты? Они поощряют создание новых знаний. Зачем изобретать, если твоё изобретение тут же скопируют и лишат тебя доходов? А так – оно окупается. В период монополии, который он получает от государства, реально окупить расходы, понесённые при решении изобретательских задач. Однако это – палка о двух концах. Использование многих патентов для новых изобретений стало накладным.

Проблема эта – не нова. Уже в девятнадцатом веке швейная индустрия застряла в проблеме взаимосвязанных патентов. Выход был связан в создании патентного пула в 1856 году, которым смогли безвозмездно пользоваться его создатели. Подобными пулами пользовались и создатели технологий DVD и RFID. К сожалению, создавать патентный пул – весьма трудное мероприятие. Порой требуется давление правительства, чтобы заставить компании сотрудничать в этой области. Так сделало американское правительство сотню лет назад в авиапроме и полсотни – в полупроводниках.

Другими способами решить проблему может быть сокращение срока действия патентов или замена их разовым вознаграждением. Можно также принудительно снижать патентные сборы в особо важных случаях. Syngenta сама отказалась от коммерциализации золотого риса в 2001 году. В любом случае, с существующей системой надо что-то делать.